Жили-были две сестры. Одну звали Елена Прекрасная, а вторую Женя Криворучко.
Жили-были да не одни, а с матушкой, только для одной она была маменькой, а для второй что ни на есть доброй мачехой.
Елена Прекрасная бывало усядется на золоченый стульчик, волосы золотые расчесывает да приговаривает: "Хороша Лена, да не для полена".
А Женя-то все по хозяйству хлопочет, то поленце в печь подбросит, то морковки в суп, то мачехе еще одну атласную подушечку под сытый бочок.
Матушке обычно, несмотря на то, что суп поспевал как раз к обеду, а дров уходило не меньше, чем на разогрев мартена, не спалось. "Что-то мне жарко, - разбрасывала она подушки по избе, - что-то мне холодно", - спохватывалась тут же. "Что-то мне жарко, - гусями крякали подушки, шмакаясь о стены, - что-то мне холодно"- и Женя снова терпеливо возвращала подушки на и под мягкое место.
"Ах, маменька, - не выдержала уже Елена Прекрасная, снимая волосы с гребня, едва успев в очередной раз отмахнуться от подушки, грозившей испортить ей прическу, - какого рожна вам надо?"
"Рожна!"- обрадовалась маменька. "Ну-ка, собирайся-ка, Евгения. Пойдешь в лес, принесешь мне рожна, да помягче, да заодно Ленуське дубовой коры надерешь на маску для волос, а то оне волосами весь дом засыпали, а им еще замуж выходить."
"Это все от авитаминоза, - обиделась на маменьку Елена, - суп у сестрицы получается больно не наваристый. Пусть еще зайца добудет на бульон, зайцы - они витаминные."
Вздохнула Женя и пошла, забытые еще в прошлом году в огороде, лыжи из снега откапывать.
Бежит Женя по тундре, а из-под снега только верхушки карликовых деревьев выглядывают. Ух намело! Как тут мачехе угодить, ни рожна не видать - не отличить по верхушкам - может дубы то, а может березы. Солнышко светит, да не греет, как-никак декабрь наступил в позапрошлую пятницу, да и светит оно с другой стороны земли. Мороз по пятам притоптывает, покряхтывает. Но Жене все нипочем, недаром она олимпийской чемпионкой по биатлону в прошлой жизни была - руки-то помнят, ноги-то бегут. А что винтовки нет, тоже не беда, уж если понадобится наметаной поленьями рукой Женя и лыжей в любую цель, да хоть в зайца, попадет, не промахнется.
Ан, глядь! Огонек вдалеке блестит! Подбежала Женя поближе - 12 мужиков в круг стоят, яму огромную в снегу разглядывают. А одеты-то кто во что горазд! Кто в бобровой шубе до пят, кто в косухе с заклепками, кто в косоворотке малиновой и каска набекрень, а один так вообще - в ластах!
"Нет, бригадир, - говорит тот, что в каске, - без троса мы его точно не вытащим".
"Это почему же, - вынырнул из тени и наклонился еще ниже над ямой усатый господин с черным зонтиком и в калошах, - а ну-ка посветите!".
Огонек подбежал к ногам господина и оказался зайцем со стоп-сигнальным фонарем. Женя тоже подошла поближе, заглядывая в яму, коса ее свесилась чуть ли не до дна и розовенькая ленточка затрепетала от чьего-то дыхания. В яме сидел новый русский вместе с белым мерседесом. Крыша мерседеса была изрядно помята оттого, что русский топтался по ней как медведь, у которого в берлоге отключили центральное отопление.
"Здравствуй девица-красавица!" - замахал голыми руками русский из последних сил.
Двенадцать пар глаз уставились на Женю, позабыв про трос и свои имена. Заяц скакал под ногами, сгорая от любопытства и сияя во все стороны фонарем. Женя выпрямилась чтобы отвесить низкий поклон по этикету, но вместо этого отвесила здоровенную оплеуху новому русскому, который, воспользовавшись необыкновенно удачными для него обстоятельствами, ухватился за косу в следствии чего и был выдернут из ямы, как спелая морковка. Русский от неожиданности упал на одно колено перед Женей и выдохнул: "Станьте моей Женей!"
Двенадцать пар глаз скромно потупились, а заяц заорал "Танцы, танцы!". И все закружились-завертелись, ноги в сапогах, туфлях, сандалиях и ластах замелькали в джиге, и Женя совсем потеряла голову, а когда нашла ее, то была уже в норковой шапке, а белый мерседес фыркал и гарцевал на пару с седоком где-то рядом.
Женя сняла шапку, разгладила ее руками на снегу, свернула за каким-то рожном в трубочку и отдала новому русскому, качая головой. После чего подхватила зайца под лапу и унеслась вслед за двеннадцатиоленьей упряжкой. Смех летел снежинками узорчатыми, блестел золотом-серебром новогодним.
А новый русский, выбравшись из леса, женился на Елене Прекрасной. Посадил дуб, построил тещу и новую печь, а жену заставил подстричься, уж очень ему не нравилось волосы из супа вылавливать.
Но это уже совсем другая история