Война. Память об отце

               
               
                Мои первые воспоминания.

   Принято считать, что мы, поколение детей, чьё детство выпало на   послевоенные  годы, росли без отцов. Но это не совсем так.
Конечно же, у нас понятие « отец»  было скорее символом.Но это был символ,  который сопровождал нас всю жизнь. Даже сейчас, когда мы сами стали старые,  хочется  воскресить их образ. Ведь отец и мать это люди,  которым  в первую очередь суждено сделать из нас то, что мы есть.

   Я помню свою  какую-то глупую выходку в молодости. Мама ругала меня, объясняла, как отвратительно всё, что я сделала,  и не могла найти слов.
  Нам всем в молодости кажутся назидания взрослых устаревшей "моралистикой", и, кажется,  вот де они не понимают наших молодёжных запросов. Мама говорила, кричала,  обещала выпороть,  а  потом,  иссякнув, махнула рукой и тихо сказала: «отцу за тебя было бы стыдно».
        Мне кажется, именно тогда, я  поняла, что отец рядом.
               

Мои первые воспоминания расплывчаты.   Это было просто счастливое, обыкновенное детство.
  Ярко помню, как волнуется мама. Должен приехать отец.
Он должен вернуться из экспедиции.  Мама  возбуждена, она в который раз убирает дома. Мы с братом  нарядные, трижды причёсанные,  веселые. Появляется  папа.  Мы его почти забыли, его дома не было больше года. Он был  на Севере. Я об этом доложила  всем,  хотя не понимаю, что это такое. Вот брат понимает он старше меня на три года.
   Мы по примеру мамы, бросаемся к отцу, нам кажется, он слишком  долго обнимает маму. Брат висит у него на руке, а я обхватила двумя руками папину ногу.  Впечатление  очень неожиданное, совершенно не похожее на всё, что я видела раньше, я даже испугалась. Меня ведь до той поры окружали одни женщины, но в дальнейшем, стоило папе сесть, я торопилась занять место на папиной  ноге. Возмущению брата, конечно же, не было предела. Он делал мне страшные глаза, а папа гладил меня по голове, и я была недосягаема.
 
   Проходит несколько дней.
   Папа отпускает маму с соседками в кино и остаётся с нами, со всеми детьми из нашей коммунальной квартиры. Говорит, что это то о чём он мечтал в долгую полярную ночь. Возвращаются из кино довольные  мамы,-  дети в полном порядке. Спокойно спят  в своих кроватках.

 И ещё помню, как мы вешаем на двери нашего подъезда объявление:
      ДЕТИ ПРИХОДИТЕ СМОТРЕТЬ КИНО!
В квартире №38 на 5 этаже можно посмотреть кино:
"Три поросёнка", "Федорино горе", "Айболит".  Приходите!!!

   Папа, улыбаясь, пропускает детей.  Потом показывает кино.Он сам собрал Волшебный фонарь и читает на разные голоса  сказку.  Все смеются.
Детей много, сидим на сдвинутых стульях. Я самая маленькая и всем мешаю.

    Потом детский сад в Кронштадте.
 Моряки, моряки. Красивые, в бескозырках с развевающимися ленточками.
Свинцовое море, ветер.Все квартиры не закрываются.
Когда меня спрашивают: «Кем ты хочешь  быть?», отвечаю: «Моряком»
Где-то понимаю, что, к сожалению, я девочка – но даже подумать иначе было бы предательство. Мне об этом никто, никогда не говорил, каким образом это попало в мою детскую голову, не знаю.


                Другое детство.
  Мы возвращаемся с мамой, после гибели папы в сентябре 1944г. в Ленинград
До конца войны остаётся около 8 месяцев.Брата тоже нет.Он умер в Блокадном Ленинграде в 43 году. Теперь мы с мамой только вдвоём. Мама не плачет только тогда,  когда смотрит на меня.
Я встречала за свою жизнь людей,  которых  от нестерпимого  горя спасло присутствие детей.  Думаю, с моей мамой это было именно так.

   Я помню, в первые дни в школе, я, придя,  домой, рассказала маме, что сегодня нам в классе, всем у кого погибли отцы, давали подарки, и все остальные дети нам завидовали…Не помню, что было в этом подарке, но помню глаза мамы. Они были очень грустные, но на губах её было какое то подобие улыбки, как будто она старалась не спугнуть эту глупую детскую  радость.
   И ещё, я думаю, что счастье, хоть и не долгое  которое выпадает на долю женщин, способно на всю оставшуюся жизнь защитить её и её детей от гибели.
 Нам  всем, прежде всего, надо знать,  что же такое -   когда  хорошо?

   Мы добирались домой в Ленинград. Воспоминания очень смутные.
Ехали как-то странно, что, наверное, нормально в военных условиях.
Сначала почему-то на барже с песком. Я играла на палубе. Пахло смолой, в маленьком  кубрике, где меня уложили спать тепло и уютно.  Окружающие люди (это были две женщины-матросы и мальчик) были к нам очень добры, но как-то старались не смотреть на маму.
 Потом ехали в товарном  вагоне,потом в поезде набитом солдатами.  Солдат было очень много.Они сидели внизу, на второй и даже на  третей полке.
  С удовольствием, ещё потеснившись, усадили нас с мамой. Я вызывала у них просто восторг.  Казалось, они не могли на меня наглядеться. Весть, что в вагоне едут женщина с ребёнком  быстро разнеслась по всему вагону. Видимо мы с мамой олицетворяли то,  что они хотели унести в своём сердце. Мама потом сказала мне, что их отправляют на фронт, туда, где был наш  папа. СРЕДИ НИХ НЕ БЫЛО РАНЕНЫХ.
  Помню, один дядя солдат подарил мне связку английских булавок.Мама сказала:  «Зачем? Там ведь может пригодиться»
«Ничего, пусть лучше  девочка играет»  И научил, как играть.
Можно было цеплять одну за другую,  получалась цепочка. Можно надеть на одну все. Можно на одну прицепить 3, а потом к каждой ещё по одной и т.п. Мы оба были в восторге. Я долго ему махала рукой.
Мне и сейчас хотелось бы ему сказать спасибо. Но он уж конечно далеко, далеко.

   Вот мы в Ленинграде. Мама почти бежит к нашему дому. Он стоит  большой,  серый, среди сплошь разрушенных домов. Я  с трудом  успеваю за мамой, она  даже не чувствует как тащит меня за собой. Мы буквально взлетаем на пятый этаж в нашу коммунальную квартиру.  Мама открывает комнату… и просто взвывает.   
Я бросаюсь к ней на шею и чувствую, что она не видит меня. Я  обнимаю её, мне кажется, она не может дышать и сейчас умрёт. Появляется соседка тётя Люся, потом ещё кто-то. Они возятся около мамы. Мне уже не так страшно. Помню только что все очень бледные, просто белые,  какие то.

   В свою коммунальную квартиру мы въехали за месяц до начала войны.
У нас  красивая,  большая комната (24 метра) Из окон  видна Нева.
   Наш дом - дом Полярников и папа получил ордер № 1, так как к тому времени был известным полярным исследователем и имел двоих детей.

   Когда мы вернулись с мамой домой, комната была почти пустой.  Только железная кровать с никелированными шариками,  обеденный стол, несколько стульев. В углу  не разобранные  после переезда чемоданы.  На столе лежали  инструменты -  рубанок, ножовка и что-то ещё. На полу стружки.  Записка для мамы: « Прости, не успел убрать, торопился сделать полку».

   Около стены стоял очень высокий, сделанный папой, стеллаж для книг, На нём несколько полок с книгами на морскую тематику.  Книги были подписаны отцом. В последствии в голодное время мама вынуждена была их продать.
Мы потом долго видели их появляющимися на полках книжных букинистических магазинов.
 А на  самом верху несколько книг  в прекрасных старинных переплётах.
Это были « Картинные галереи Европы», « История Первобытной культуры», Лев Толстой «Детство и отрочество», и  Ж.Верн « Открытие материка» изд. Вольф» с занимательными  гравюрами о необыкновенных путешествиях. Остальные полки были пусты, но со временем моя бедная мама покупала по одной книге и мы с трепетом приносили их домой, и ставили на папин стеллаж.

      Потом был День победы!
Мы стояли с мамой около окна и смотрели на салют. Все кричали, смеялись,  а мама то же улыбалась, а по её щекам текли слёзы. Я, конечно, не понимала,  как может человек, и плакать и улыбаться одновременно. Мне было тогда  6 лет, а маме в день гибели отца исполнилось тридцать.