Сказка о вороне и заколдованной девушке
То ли было, то ли не было. Жила да была в селеньи одном, недалёком от нашего, девица по имени Зоря, Зорюшка. Умница да раскрасавица, рукодельница да искуссница. Всё спорится у ней, всё получается, за что ни возьмётся: полотно наткать, ложку расписать, блины напечь, вышивкой рубаху изукрасить, песню заводную заголосить, да и многое другое умела. И уже помолвлена была она с таким же пригожим да искуссным в делах да ремёслах молодцем – под стать ей - Радославом, Радонюшкой, - как она ласково называла суженого своего.
В соседях у Зорюшки была подружка её, Подгляда. Родились в один день и дружили сызмальства. На людях обнимала и целовала Зорюшку соседушка, слова ласковущие говорила, хвалила всячески. Но горько, люто завидовала подруженьке, камень чёрный за пазухой держала: и жениха Зорюшкиного себе хотела, уменья и красоту подружкины затмить мечтала, хотя и сама не дурна собой была, пригожа, умна и рукодельна. Да вот сердце тёмное, завистливое, горделивое получила по роду своему вороньему. Ненависть тайная к дружке прочно засела в сердце завистницы.
В один день, солнечный и добрый, Радослав подарил ненаглядной своей подарочек чудный: гребень серебряный - в знак того, что подготовка к свадьбе полным ходом идёт и не за горами уже событие это радостное. Как узнала про подарочек тот Подгляда, решила действовать быстро и решительно, чтобы счастье Зорюшкино себе присвоить, на её место встать и самой замуж выйти за Радослава. А саму Зорьку ненавистную извести да изрочить.
По роду вороньему своему была Подгляда настоящей колдуньей, волшбой чёрной владела, от бабки родной Кнышихи полученной в наследство тёмное. Ни разу пока не пользовалась завистница приёмами колдовскими, но сейчас решила: пора начинать. Обернулась вороной-перевёртышем - большой, иссиня-чёрной, какими бывают только колдуньи, и с громким, жутким карканьем перелетела из своего двора во двор Зорюшки. Подмахнула к удивленной подружке, и, пока та соображала - что за птица, откуда взялась, - быстро выхватила скрюченными птичьими пальцами из волос девициных гребень серебряный, милым подаренный, и полетела прочь. Зорюшка вслед кинулась. Ворона к лесу, что на окраине селения, полетела. Следы путает, в глубь лесную заводит подруженьку, скрипуче смеётся, злорадно. Зорюшка бежит, не отставая, - понимает, что нельзя отдать вороне подарок суженого – знак, ох, и недобрый это!
Полдня гналась за хищницей бедняжка, и вот, когда совсем уже выбилась из сил, прислонившись к дереву, ворона кинулась о земь и превратилась в воробья малого, который тут же улетел, скрылся с глаз прочь. А Зоряна устало оглянулась вокруг: лес густой и древний, и будто бы вовсе мир не здешний тут, а какой-то мрачный, неживой, враждебный, чародейный. Закручинилась беглянка, затосковала, прижалась всем телом к дереву и вдруг почувствовала, как сковывает её сила неведомая, трещат её суставчики, иссушиваются, истончаются. Больно, страшно. Что-то меняется в ней невозможно, невообразимо. Стало так жутко Зорюшке, что потеряла сознание своё девичье. А как пришла в себя – скована вся: ни шеи повернуть не может, ни рукой-ногой пошевелить. Глаза немного скосила на руки и ноги – а там….. ветки трухлявые да сухие, - того гляди обломятся да в прах рассыпятся. Заплакать хотела горько-прегорько, да слёзы из глаз деревянных не текут. Так и осталась девица стоять в лесу деревцем чародейным, изроченным, немощным.
А тем временем подруга коварная воробьём юрким залетела в Зорюшкин двор. Ударился воробей о земь и превратился образом плоти в Зорюшку. А душа-то Подглядина осталась.
На днях свадьба должна была быть Зорюшки и Радослава. Ждёт не дождётся Подглядка лютая дня этого, глазищами сверкает от радости, одёвы перебирает да приданое в сундуки складывает. А вместо себя на двор к родителям двойницу свою отправила полубесплотную, чтобы никто ничего не заподозрил. Заморочила и Зорюшкиных родителей, и своих.
В праздничный день надела платье нарядное, что Зорянушка с любовью для себя сшила - с узорами родовыми на полотне белёном самотканом. Надела убор головной свадебный, что подруженька вышивала нитками разноцветными, бусинами блестящими. Сапожки атласные белые на ноги натянула.
Тут и жених, ладный да пригожий, с гостями добрыми, принаряжеными во двор входят, и давай игры праздничные затевать, прибаутками сыпать, песни и потешки запевать, невестушку зазывать. Невестушка - очи долу, чтобы радость её злая жениху с гостями не выдалась, румянцем ярким прикрылась. Стыдлива да скромна стоит.
Одарины щедрые сватья провели: подарками рукодельными обменялись, да словами добрыми. И только сваты и гости хотели руки молодых соединить, откуда ни возьмись, оказались здесь уточка хроменькая, что Зорюшка пестовала-выхаживала, собачка молодая, что щенком девица в лесу подобрала, да жеребёночек серый – с самого его рождения добрая Зорюшка изухаживала да лелеяла детёныша-сиротку. Кинулись друзья на молодых, не дали рук соединить, с ног сбили, - переполох начался. Гром с неба грянул, молния сверкнула и прямо меж рук Радослава и самозванки пронеслась, в землю меж ними копьём огненным вошла. Гости ахнули, расступились, смолкли на миг, а потом зароптали: «Ой, и нехороший знак это, ой, и недобрый!!! Не бывать счастью в этой семье!!!» Сами же молодые упали в переполохе на землю. Стали подниматься да отряхиваться. В это время родители Радослава, глубоко почитавшие природные силы, богов древних, твёрдо изрекли: «Не бывать свадьбе этой! Нечисто здесь!» Взяли мОлодца под руки и силой увели со двора, да у него и воли сопротивляться в тот миг не было. Гости в сей же час тоже разошлись, будто и не было никого.
Такого позора не знала ни одна семья в селении. Родители Зорюшки с горя разболелись. Всё доченьку утешают. А та из дома не показывается да всё слезами обливается. Радослав же кручинился не меньше других, места себе не находил. На свадьбе всё произошло так неожиданно. Но кроме всего этого, а то и больше этого, душило его горькое, смутное чувство, что сильные перемены произошли в возлюбленной Зорюшке. Понял он это, когда пришли с гостями во двор к невестушке. Молодец почуял, что исходит от любушки что-то тёмное и нехорошее, будто не она это вовсе, - плохо ему рядом с ней стало. И даже показалось парню, что разлюбил он её, красавушку свою. И ругал, и корил себя. А что произошло, конечно, не мог понять, бедняга.
Подглядка же лютая в образе Зорюшки улучила момент, когда на дворе никого не было, и вознамерилась убить уточку, собачечку и жеребёночка. Но друзья ловко увернулись, сумели убежать от злой лже-хозяйки и спрятались в лесу.
Надумал Радослав наведаться к Зорюшке и ещё раз проверить, как всё получится. Зашёл во двор, а она навстречу выбегает, на грудь ему кидается. Нехорошо стало молодцу: и тошнит, и в сон клонит, и дурнота душевная наваливается, сердце болеть начинает. На суженую смотреть не может, воротит его с лица девицыного. Оттолкнул неприятную и прочь со двора побежал. Несколько раз так приходил молодец к девице своей и маета всегда одинаковая. Дома тоскует по ней, убивается, а в гости придёт – видеть не может. Подсказали ему Солнышко Красное, Ветер Буйный, Реченька Добрая: «Иди подальше, Радонюшка, из селения родного, поживи один некоторое время, не мучай себя. Всё устроится…»
И послушался молодец. Собрался быстро, попрощался с родителями, благословение их принял и зашагал прочь.
В лесу, что начинался на окраине села, встретил он друзей Зорюшкиных. Давай прыгать они вокруг него, веселиться. Спрашивает Радослав, почему не дали они соединиться им с любушкой, ведь она их лелеяла да ласкала? Отвечают животные на его вопрос лаем, кряканьем и ржаньем, но что именно говорят – не может понять толком, - в ту пору люди уже мало-помалу теряли способность слышать язык животных и птиц, ветра и воды, деревьев и трав… Ну, да ладно. Пошёл Радонюшка дальше, а уточка, собачка и жеребёнок за ним идут, не отстают. Подумал путник, что вместе им будет лучше, и дальше продолжали они путь вчетвером.
Шли, куда глаза глядят. День. Два. Три. На четвёртый пришли в чудной какой-то лес. Вроде и не горелый, но сухостоя много. Травы да цветы невиданные, диковинные, каких вокруг села их отродясь не было. Сел Радослав под деревцем, прислонился к нему. Хорошо здесь показалось - спокойно, уютно. И друзья тоже довольные, возбуждённые, радостные, к нему ластятся: уточка на руки запрыгнула, жеребёнок мордой тычется, собачка в лицо лизнуть норовит. Птички-невелички откуда-то стайкой прилетели, верещат-поют, вокруг хороводами летают. Да и родничок рядышком течёт, водица в нём вкусная, сладкая. Вот и решил Радонюшка остаться здесь, время некоторое побыть, успокоиться.
Топорик был у него. Знаючи да умеючи, избушечку малую срубил. С печкою да банькою. Для друзей комнатку отдельную соорудил. Так и стали жить здесь. Питался молодец грибами, ягодами, орехами, мёдом лесным, травами. Из злаков-дикороссов хлебец выпекал. На речке ближайшей рыбу ловил. Звери же сами кормились. ВырезАл из мягкого дерева Радонюшка фигурки забавные – духов лесных: лесовичков, грибников, моховиков, водяников, русалок. Делал ещё фигурки лесных обитателей: зайцев, белок. волков, медведей, птиц разных. Обереги родовые замысловатые ладно получались у него. Посуда с резьбой красивой легко делалась: чашки, плошки, половники. Даже прялки изготовлял. Думал, что добро это отнесёт потом на ярмарку. Не умел без дела обходиться парень. А о Зорюшке своей ненаглядной день и ночь думал, тосковал, добрые, сердечные мысли посылал сердцу её ежечасно. Чувствовал, что и девица его возлюбленная тоже свет сердца своего посылает ему.
Так прошло чуть меньше года. Перезимовали. Отвесенили. Лето красное в разгаре. Жеребёнок конём-красавцем стал. Уточка семейство завела - рядышком здесь, вокруг родничка, Радослав прудик малый соорудил. Избушечка вся заполнена поделками затейливыми Радонюшкиными. Он и телегу сподобился смастерить – коню сено свозить на зиму, да на ярмарку изделия свои доставлять.
Вот как-то ночью лёгонький стук в дверь почудился парню. Ни разу еще ничья человечья нога за всё время, как он здесь, не ступала рядом. Открыл Радослав дверь и обмер: стоит перед ним ладушка его ненаглядная, Зорюшка ясноокая. Глаза грустные-грустные, но улыбается, светится вся, руки к нему тянет. Он – к ней свои. Перешагнула через порог девица-красавица и кинулась на грудь суженому своему. Так хорошо им стало, будто солнышко засветило общее в груди у них. Год почти не видились. Ненарадуется Радонюшка: мила Зорюшка ему пуще прежнего, нет ни маеты, ни тошноты. Только разливается в сердце всё шире и шире Свет Несказанный.
Измиловал её всю, излюбил, от себя ни на шаг не отпускает. Говорит, в село вернёмся, свадьбу сыграем. А девица грустнее грустного в ответ ему.
- Не получится свадьбы у нас, Радонюшка милый. Заколдована ведь девица твоя любая. Помнишь деревце сухонькое справа от избушки своей? Я это….
- Бредишь ли ты, Зорюшка моя?
- Заколдовала меня подруженька Подгляда. Сама на моё место встала, хотелось ей в мужья тебя. Гребень, что ты подарил мне перед свадьбой, выкрала у меня, завела сюда, в зачарованный волшебный лес, и в деревце трухлявое превратила. Только одну ночь в году могу я снова стать сама собой. А как проклятье снять – не знаю. Если бы гребень вернуть, - можно было бы расколдоваться, но гребень Подгляда расплавила и расплав тот серебряный глубоко в землю зарыла, а вместе с тем гребнем и судьбу мою изрочила, изломала.
- Вон как! Теперь понимаю, почему меня воротило от… невесты. Но что же нам делать, Зорюшка моя милая?!
- Не знаю, ладонюшка мой…. Если хочешь, пусть всё будет так, как есть. Ты здесь, в избушке, будешь жить, я буду видеть тебя каждый день – и то радость, а раз в год буду превращаться в себя и приходить к тебе. Ведь понесла я сейчас. Через год приду к тебе с сыночком. Останется он у тебя. А ещё через год доченьку тебе рожу. Но вот беда, деревце, в котором я заключена, совсем старенькое, года три ему от силы жить осталось, вместе с ним погибну и я.
Опустила голову Зорюшка и слёзы закапали на грудь Радославу. Стал он Зорюшку по головушке гладить да слёзоньки ей утирать.
- Не кручинься, красавушка моя, девонька ненаглядная, не может быть, чтобы не было средства от колдовства лютого! За этот год постараюсь я вызнать всё, что можно. А через год буду ждать тебя здесь, забавушка моя.
- Возьми это зеркальце, любый мой. Досталось оно от прабабушки моей. Была та волхвуньей и ведуньей светлой. Напутствовала она меня так, что зеркальце это приносит большую удачу и помощь оказывает в трудную минуту: непростое оно - сила рода в нём и наговор, сотворённый силами Сварожьими.
Рано утром, на заре, вышла красавица из избушки и снова в деревце трухлявенькое превратилась. Радослав обнимает его нежно да ласково, но осыпается оно от прикосновений. Только и осталось парню взглядом и сердечным светом его добрить да нежить. Словами ласковыми услаждать.
Дня три так пробыл парень и стал в дорогу собираться. Нагрузил телегу изделиями своими славными. Уточке с семейством наказал рядом с деревцем быть. Коня, друга доброго своего, впряг в телегу и отправились они втроём - собачка с ними - на ярмарку.
Лес-то зачарованный был, посему дорогу неделю до ярмарки искали – плутали да блудили. А как вышли к месту да в торговый ряд встали, быстро товары ходовые и диковинные Радославовы разошлись. Мастер он искуссный был, неповторяемый.
А как выходить стал с ярмарки, преградил путь ему старичок чудный: взгляд лукавый, но добрый, борода чуть не до колен, на голове колпак из лоскутов разноцветных, через плечо сума перемётная.
- Купи у меня, добрый молодец, - специально для тебя припасено, - дудку-сладкоголосочку. Сама поёт и играет, сладкие песни выпевает. Твоим голосом вещать станет. Хитрющий это инструмент, супротив подлости и коварства равных нет ему – тем же самым подлейшеством отзывается, будто зеркалит.
- Зачем мне эта дудка, дедушко?
- Вижу, пригодится она тебе, парень. Со злом воевать идёшь.
- Может и прав ты, добрый человек. Сколь же стоит чудо твоё?
- А вот сколь выручил ты нонче на ярманке, столь и прошу.
- Знать, и взаправду пригодится дудка твоя, ежели просишь цену целого года трудов моих. Забирай плату, дедушко, давай сюда самогудочку.
На том и поладили. Забрал Радослав дудочку, неказистую с виду, и в суму свою положил.
И уже после встретил Радонюшка на выходе односелянина своего, Тихомира. Порассказал новости тот. Родители Радослава, братья да сёстры, - все в порядке. Невеста его бывшая, Зоряна, пропала в один день, будто исчезла. Родители её плОхи, нездоровы.
Радослав стал про Подгляду выспрашивать. Поведал Тихомир, что Подгляда стала к женихам чужим подбиваться: козни девИцам строит, парней хитростью завлекает. Только никто к ней всё равно не сватается, все нос воротят. Видать, навсегда одЕвится. Люди и не думали никогда, что Подгляда, оказывается, девка вздорная и наглая.
Попросил Радослав Тихомира передать по-тихонечку весточку от него родителям, а другим селянам не говорить, что виделись они здесь, на ярмарке. Сам же стороной поехал, лесом. Встал на опушке, где дом Подгляды как на ладони виден, лошадку распряг пастись, а сам стал смотреть, - когда молодая колдунья пойдёт куда-нибудь.
На второй день увидел парень, как Подгляда с лукошком в сторону леса направилась, - по грибы, видать. Спрятался за деревьями и стал следить за девицей, допуская зайти ей всё глубже в лес. Через некоторое время внезапно возник перед взором её Радослав, за руки схватил и в глаза ей смотрит, - пока не узнала его. Понятно, что сначала коварная подружка Зорюшкина испугалась, но когда узнала парня, успокоилась, улыбаться стала, глазками играть. Радослав же взглядом прожигает её, – трясёт уже Подглядку от этого его взгляда. Вырываться стала. Тут парень и спрашивает её, глядя ещё глубже в глаза: «Признайся, Подгляда, что ты Зорюшку сгубила! Ведай быстро, как избавить её от чар злых твоих, иначе худо тебе придётся, - вытрясу из тебя душу!»
Пуще прежнего вырывается чёрная ведьма, кричит и визжит, бабку свою, Кнышиху покойную, кличет. Опомнилась, - колдовство чёрное своё применила, - в ворону превратилась. Но Радослав не выпускает её. Бьётся крылами пленница, хлещет его по рукам, в небо рвётся. И вдруг чувствует парень, что становится лёгким и совершенно другим: превратила его колдунья в такую же чёрную птицу и потащила за собой вверх.
Всё закружилось вокруг, завертелось, замелькало. Черное смешалось с белым. Закрутило Радослава, будто в водовороте, будто в воронку чёрную втянуло его. Завертело так, что света белого не осознавал. Очнулся – лежит на кочке чёрной болотной, в жиже липкой и мерзкой. Небо над головой серо-лиловое, вместо деревьев – стволы погнившие и чёрные, трава жухлая и серая. Ни птички, ни зверюшки, ни цветочка, ни облачка. И ворона-Подгляда куда-то исчезла, будто и не было её. Поднялся парень, выбрался из болота и, пошатываясь, пошёл наугад, куда ноги сами вели.
И привели ноги Радослава к месту наиболее мерзкому во всей этой местности: на краю вязкого, серого, гнилого болота, среди дурно пахнущих полураспавшихся коряг пряталась землянка, из окна которой еле пробивался свет гнилушки.
- Есть кто живой, эй!
- Не кричи, путник…
Из утлой землянки вылезла старая карга - мерзкое существо в плесени, тине и грязи. Смутно узнал в ней Радослав Кнышиху – Подглядину бабку. «Вот так встреча! Куда же попал я? Уж не в мир ли Нави перетащила меня Подгляда?!»
- Кнышиха, ты что ли это?
- Я, парень, я. Знаю, по какому делу ты здесь, красавчик. Только не видать тебе того, что хочешь ты. Не для того мы, род подглядинский, колдуем, чтобы кому ни вздумалось, могли колдовство наше одолеть.
- А это мы еще поглядим, бабка, в схватке сил навьих и явьих.
- И глядеть неча. Смотри вот сюда.
Колдунья подтолкнула парня к болотной жиже, и там, как на блюдечке, увидел он картину: рядом с Кнышихой - безобразный, серый старик-сморчок, подающий ей дырявый плащ и подобострастно заглядывающий ей в глаза.
Кнышиха безобразно захохотала.
- Узнаёшь? Это ты! Ты останешься здесь и будешь моим слугой, ты будешь прислуживать мне во всём. Станешь моим мужем и учеником. Я так хочу! Раз не захотел жениться на молодой да ладной внучке Подгляде, значит будешь моим. Все силы на моей стороне. Вот ещё, смотри.
Перед взором Радомира возникла сначала картинка, где увидел он свою ненаглядную Зорюшку в образе ветхого деревца. На его глазах деревце со стоном и скрипом разваливалось и трухой осыпалось на землю.
С силой ударил он по грязной болотной поверхности. Картинки исчезли, а из-под его кулака с мерзким кваканьем в разные стороны попрыгали чёрные жирные лягушки и жабы. Не дав Кнышихе опомниться, схватил он её за грязные космы, намотал их на руку и повернул старуху к себе лицом. Всё, что пришло ему сейчас на ум, это вонзить в её гнилые глаза свой негодующий взгляд, призывая богов светлых.
Закорчилась, запричитала Кнышиха. Стала изворачиваться, но крепко держал её Радослав. Превратилась она в вязкую липкую болотную струю и выскользнула из себя самой, оставив в руках мОлодца лишь свои безобразные космы. Исчезла из глаз и захохотало, заухало слева, - старуха как ни в чём ни бывало шла на него с другой стороны. И со всех сторон, откуда ни возьмись, такие же безобразные колдуньи стали окружать его. Наступают, хохочут, злыдни, беснуются. Того гляди, повяжут и заколдуют в корягу болотную, да на Кнышихе женят.
Достал из сумы Радослав зеркальце Зорюшкино, над головой поднял, чтобы свет из него шёл, как из окошка в другой мир, дудку чудную достал, к губам поднёс и загудела сама она голосом его, Радославовым, да только сладким-пресладким, вкрадчивым и трескучим, сливая слова в одно большое слово:
«Ох, и слова поёт-выдаёт дудка, - думал в это время Радослав, - в жизни бы до такого не додумался! Да ещё нахваливать этих нелюдей, - ни за что бы не стал!»
А дудка-самогудка, знай, дело своё делает. Ведьмы безобразные мягко, как зачарованные, в танце кружатся, глаза закатили свои затуманенные, - в небо взгляд воткнули, на лицах - подобия улыбок. Парня уже не окружают, - наоборот подальше отходят.
А в это время из окошка-зеркальца Зорюшкиного лучик светлый пробился. Как запела самогудочка, лучик стал больше и ярче, разделился на много лучиков и каждый стал медленно обволакивать одну из колдуний, закручиваться коконом вокруг неё. А они-то не чувствуют этого, - разум их одурманен, упоён сладкой, приятной их черным душам, лестью. Окутали их лучики плотными коконами, и стали колдуньи таять, растворяться внутри этих светящихся мешочков, пока полностью не исчезли. А светящиеся коконы расстелились туманом по тёмному миру, и стало оттого немного светлее в нём, - свет забрежжил.
Остался Радослав один стоять посреди мира тёмного, среди болот и кочек. Только было задумался, как же выбраться отсюда, сразу же услышал внутри себя голос Зорюшки любимой: «Радонюшка, подними зеркальце над собою и направь лучик его на свою головушку.»
Сделал так Радослав. Поднырнул под лучик, который всё больше и больше становился, да и втянулся сам-весь быстренько в мир божий. Оказался там, где они с Подглядой сцепились. Не известно, сколько времени прошло, но конь с собачкой здесь были, обрадовались: давай ржать и лаять. Гладит их Радонюшка, прижимает к себе, - рад, что вернулся цел и невредим из ведьминского мира и друзей встретил тоже целыми и невридимыми.
Следов Подгляды не осталось, - даже корзинка её пропала. В селе заметно было какое-то волнение, оживлённое шевеление: люди выбегали из домов и бежали на поляну, где праздники проходили и хороводы парни с девками водили. Поспешили и наши друзья туда же.
В центре скопления поселян металось что-то тёмное. Приглядевшись, Радослав узнал Подгляду. Четверо парней пытались схватить её за руки и что-то отнять у неё. Она отбивалась с таким неистовством, будто вселилась в неё нечистая сила. Когда же всё-таки парни схватили её за руки, стала пуще вырываться и в конце концов превратилась в большую чёрную ворону. Народ ахнул. Селяне держали, не отпускали колдунью. Полетели в разные стороны чёрные перья. Cнова она человеческий облик приняла, глазами тёмными зыркает на всех – злобой испепелить хочет. Кто-то принёс крепкую сеть с частыми нитями. Накинули на Подгляду, скрутили, захомутали, связали верёвками.
Выступил вперёд Радослав, поклонился селянам, поздоровался.
- Здравствуй, люд добрый. Это я, Радослав, ваш односелянин. Поведайте, что натворила снова Подгляда?
Наперебой стали рассказывать сородичи о выходках колдуньи.
- Сегодня праздник. С утра собрались здесь молодцы да девицы вьюны вить - хороводы водить, подарки дарить, женихаться да невеститься.
- И Подгляда пришла на праздник, хотя уже никто и видеть её не хочет.
- Когда Яринке Руслан на голову стал надевать венок, подскочила Подглядка и сорвала венок с головы девушки, себе надела. Потом подбежала к Любославе и тоже сорвала венок и себе надела.
- И у Премилы венок сорвала – на себя надела.
- Будто ошалела, с ума сошла. Захохотала, заорала на всех, пуще собаки бешеной. Всех, говорит, заколдую, зачарую, всех изрочу…
Посмотрел Радослав на Подгляду пристально и жгуче и молвил.
- Скажи-ка, Подглядушка, кто изрочил и заколдовал Зорюшку мою? Кто отправил меня на смерть и погибель лютую, подлую в мир Навий к бабке своей, чёрной Кнышихе? Кто хотел зла всем селянам?
Подгляда зарычала от злобы лютой. Тогда Радослав рассказал всё то, что случилось с Зорюшкой и с ним за последний год. Народ ахнул в один голос от этого рассказа. А потом Радоня достал из сумы дудочку-самогудку и поднёс к губам. Только раздались первые звуки, как Подгляда преобразилась: выпрямилась, отряхнулась, успокоилась и стала всем существом своим вслушиваться в пение волшебного инструмента. Дудка не выдала ни одного слова, только извлекала звуки, непонятные, странные, жужжаще-гудящие. Но под действием этих звуков Подгляда стала, как шёлковая: лицо её преобразилось, стало кротким, смиренным, она улыбнулась. Потом на лице молодой колдуньи появилось райское наслаждение. Верёвки, связывавшие её, сами собой ослабились, упали на землю, а она, как была в сети, плавно задвигалась, затанцевала, устремив глаза к небесам. В этот момент она была бы красива, если бы люди не знали прежде всех её подлостей. Радослав достал другой рукой волшебное зеркальце Зорюшки и направил свет его на Подгляду. И, танцуя свой замысловатый танец в плотном кругу селян, Подгляда заговорила, будто запела.
- Подруженьку мою, Зорюшку, может спасти только одно: если я сама встану на её место, стану трухлявым деревом. Я очень хочу стать трухлявым деревом и спасти Зорюшку. Не хочу быть колдуньей. Не хочу завидовать. Бабка моя, Кнышиха, родоночальница наша, исчезла из миров Явьих и Навьих в иномирье и превратилась, как и другие колдуньи, на много-много лет в чёрный камень. Я не хотела быть колдуньей, но очень много времени назад, когда я не была еще Подглядой, а была Добронегой и мир был еще прекрасней, чем теперь, я вдруг допустила в себе мысль, что у соседской девушки красивее лицо и стан и на неё чаще любуются люди. Мысль мелькнула и ушла, но этого было достаточно, чтобы тёмные силы подцепили меня и помогли мне дальше скатиться в зависть. Поэтому я и стала воплощаться в тёмном роду Кнышихи, которая хотела, чтобы тёмных людей в её роду было с каждым разом больше и больше, чтобы всё больше и больше их было на земле. На самом-то деле никакая она мне не бабка вовсе и род этот не мой. Мой род – это род Зорюшки, подруженьки моей, которая никогда ни к кому не допустила зависти.
Отведите меня к заколдованному деревцу, - я хочу искупить свой грех.
Изумлённые сельчане расступились. Радослав посадил Подгляду в телегу и они вместе с еще пятью парнями отправились в лес, гда стояло заколдованное деревце.
На этот раз дорога оказалась не долгой. Все они быстро достигли нужного места. Здесь всё оставалось по-прежнему. Радостно приветствовала их уточка со своим семейством. Весело и приветливо зажурчал ручеёк. Собачка счастливо с лаем запрыгала вокруг деревца-Зорюшки.
Подгляде помогли спуститься с телеги. Она робко подошла к трухлявому дереву. Слёзы показались из её глаз. Раскаявшаяся колдунья прижала свои ладони к осыпающейся коре, прижалась сама и зашептала какое-то заклинание, орошая кору своими горячими слезами.
На глазах у изумленных парней постепенно, частями, деревце стало превращаться в красавицу Зорюшку, а Подгляда – в трухлявое деревце. И вот, Зорюшка стала сама собой, да ещё краше прежнего, Подгляда же полностью превратилась в ветхое дерево.
Кинулась Зорюшка к Радославу, а он – к ней. Обнялись они и засмеялись от счастья. Обняла Зорюшка благодарно, с любовью и друзей своих: коня, собачку и уточку. Потом поклонились влюблённые белому свету на все четыре стороны с благодарностью за чудесное спасение. Когда же взор девицы упал на деревце, залилась она слезами сочувствия и сказывает.
- Не хочу, чтобы Подгляда мучилась, ведь она и так раскаялась. Трудно себе представить, какое это страдание - быть трухлявым деревом, которое того и гляди разрушится, да при этом ещё осознавать себя человеком.
- Подгляда должна искупить свою вину.
- Должна, конечно. Но ведь прощение – величайшее волшебство! Я прощаю тебя, Подглядушка! Стань снова собой!
Только произнесла это Зорюшка, как дерево рассыпалось и осталось лежать гнилой трухой на земле. Снова ахнули все в один голос. А сквозь горку сгнившей трухи стал пробиваться меленький, зелёный росточек осинки. Он быстро подрастал на глазах изумлённых людей и превратился в молодое, красивое деревце.
Фотография Автора (2010)
Собственно она и стала прототипом этой Сказки