Однажды, в начале июля, на крыше сарая сидели два совершенно рыжих воробьиных пугала и ели вишни.
- Эй, ты шего коштошки выплевываешь, балда? Это же шамое вкушное!
Левое пугало квакнуло от неожиданной мудрости правого. И робко предложило:
- Забирай мои.
- Шам глотай! А потом вот так делай! - Правое покрутило пузом, и косточки влажно застрекотали у него внутри. Подглядывающий из-за угла воробей заплакал от ужаса, но не улетел. И с замирающим сердцем наблюдал, как левое быстро затолкало в себя все выплюнутые косточки. Фу, гадость какая!
Но потом... потом эти два кошмарика стали крутить пузом по очереди: тыц-тыц, тыц-тыц-тыц, тыц-тыдыц-тыдыц-тыц-тыц... И лапы воробьиные сами, как заколдованные, пошли лунным шагом.
На третьем лунном шаге крыша кончилась и воробей упал. Прямо в объятия кота Заткнися, дремавшего кверху пузом средь лопухов. Заткнись открыл один глаз и не поверил... Потом открыл второй, но всё равно не поверил... Воробей отчаянно икнул и клюнул Заткнися в нос.
Чтобы окончательно не потерять в этой ситуации морду лица, бедный кот притворился, что он в обмороке. А воробей, ведомый непрерывным тыц-тыц, сделал четвертый лунный шаг. И пятый...
На пятом шаге коту стало до того щекотно, что он не выдержал - с лучшим из своих мявов Заткнись выпрыгнул из обморока и, как в гневе брошенная тряпка, взмыл на сарай. Тут уж пришло время и пугалам терять сознание.
Кот брезгливо тронул их по очереди лапой - и обморочные пугала щекотно, но приятно зашуршали, а в пузах у них весело зацокали подсохшие косточки.
Заткнись, обожавший классическую кошачью музыку, всегда считал, что в ней чего-то не хватает. И только сейчас он понял – чего.
Поудобней усевшись на хвост, он взял в каждую лапу по чучелу и...
- Мяяяяяяяяяяяяяв, тыц-тыц, моооу -мрр, тыц-тыц, - понеслось над сараем, ближайшими деревьями и двумя испуганно мигнувшими фонарями.
Воробей в лопухах опять зашуршал лунным шагом, мыши в подполе глухо завыли. В доме отворилось окно, и в нём показался я.
- Затк... - привычно затянул было я, но ритм зацепил и меня. И я лихо застучал вилкой и ножом по подоконнику, напрочь забыв об остывающем ужине.
Свозь стук и треск, сквозь шуршанье, вой и мяв пробилась ко мне мораль сей сказки, присела на плечо, послушала, вздохнула и улетела насовсем.