У моей соседки по палате было некрасивое, но чем-то привлекательное лицо.Большие карие глаза, крупный нос, большой рот.Изредка улыбка очень изменяла её лицо:она хорошела и молодела. Чёлка и стрижка до середины щёк делала ее похожей на молодую Ахматову.Но читала она мне больше всего Пушкина.В свои 78 лет она поражала меня своей памятью.Будучи очень религиозной, она и библейские тексты знала во множестве.Маленькая, тоненькая в бархатном бордовом до пят халате на молнии, она казалась женщиной Серебряного века. Движения ее были вялыми, медленными, напоминающими замедленную съёмку немого кино.
Я вижу её хозяйкой литературного салона.Небольшую комнату отгораживают от внешнего мира тяжёлые шторы.На маленькои диванчике дремлет чёрный кот.Низкие кресла зовут утонуть и их объятьях.На ломберном столике в высокой вазе засыхают цветы . Со стен из полумрака проявляются , как переводные картинки, иконы и картины...
Мы подружились,как мне казалось. Вместе читали стихи, пели старинные романсы.Но, к сожалению, соседка очень рано
укладывалась спать, напившись снотворного.Она складывала ладошки под правую шёку и спала как маленькая девочка.Мой безостановочный кашель ей не мешал.Не возражала она и против того, чтобы до полуночи у моей кровати горела лампа.Я читала.
Очень часто звонил мобильный телефон.Но это не доставляло ей удовольствия. Со всеми она разговаривала довольно сухо и коротко.Так же она и принимала своих посетителей.Меня это несколько удивляло.Она же объясняла это своей депрессией. Возможно. Я не знала, от чего она лечилась.Во всяком случае мне удавалось её и расшевелить и рассмешить.И мне казалось,что наша дружба продолжится и за пределами больницы.Нам было интересно вместе.Но не случилось.Она ни разу не позвонила, и не обрадовалась моему звонку.Наверно
я к ней привязалась,а она-нет.Или просто-напросто ей не до меня. Так ведь бывает.И я это могу понять.