Октябрь 1599 года. Италия.
Знаете, как пахнет отличный сухой порох? Он пахнет смертью. Там, где палят пушки, мушкеты и аркебузы, всегда веет смертью. Когда штурму-ешь крепость, нет ни какой разницы, где она, и кто укрылся за стенами - мав-ры или такие же католики, как ты сам. Для солдата всё одинаково: сначала утренний холод и сырость, потом шум в ушах от быстрого бега, вонючая зе-лёная вода во рву, слёзы от едкого дыма, ступени штурмовой лестницы перед глазами и пятки, идущего впереди. Ле¬зешь через камни, мешки, бревна, тру-пы, рубишь, колешь, отбиваешь, падаешь, встаёшь. Шлем съезжает на бок, мешает, дешевый дрянной кли¬нок ломается, хватаешь, что попадается, ру-бишь, ломаешь, толкаешь, уворачиваешься. Лиц не видишь, не понимаешь ничего; где свои, где чу¬жие определяешь концом шпаги, Бог знает как. Душ-но, жарко, тяжко. Но хуже всего, если атака отбита, трубят отступление, и ты начинаешь пятиться обратно к стене, а они, не важно кто, лезут на тебя ото-всю¬ду. Дай Бог, если у стены еще стоит лестница, тогда можно спуститься вниз и, плюнув на пули, кипяток, смолу и камни, спасать свою шкуру вплавь.
В тот раз лестницы не было. Чёртовы итальянцы совсем озверели, они пёрли на меня стеной, а деваться было некуда, оставалось только пры-гать вниз, но там не было воды, одни скалы. Я уже сломал шпагу и ма¬хал ка-кой-то секирой, тяжелой как молот, но эта чёртова дура намертво застряла в груди громадного мужлана. Я дернул, он повалился прямо на меня, и я поле-тел вниз. Мелькнуло небо, стена, бойница, я ухватился за решетку и повис. Пальцы скользили по мокрым от дождя прутьям, я ис¬кал опоры, поднял го-лову, прямо надо мной накренился ковш с кипящей смолой и опрокинулся обратно. Я увидел протянутую руку и глупую рожу Дидье. Он выволок меня на стену.
- Жив? Цел?
Тут снова затрубили атаку, я схватил пустой ковш и влепил им ко¬му-то по черепу. Сзади опять приставили лестницу и наши полезли как муравьи на мёд. Но мы всё-таки отступили, и штурм отложили до утра.
Дождь лил уже третий день, кругом голые мокрые скалы, француз-ская армия раскинула лагерь на каменистых уступах вокруг крепости, едва прикрытых жалкими кустами. Всё уже давно промокло насквозь. Солдаты жили как водяные крысы. Мы с Дидье устроились чуть лучше — под усту-пом скалы было почти сухо, мы развели костерок, сушили плащи. Я пытался камнем выправить вмятину на кирасе, жутко мне мешав¬шую. Дидье доедал свои бобы и не переставал болтать.
Он радовался как ребенок.
- Нет, ты подумай, как я успел! Ты висел там, на стене, а они уже со-всем собрались полить тебя смолой. И тут я его бац по башке, он хлоп, и всю смолу на себя. Это ж надо!
- Ты молодец, не дал сварить старого друга. С меня выпивка.
- И побольше, побольше.
- Ладно. Давай спать, завтра опять поднимут на рассвете.
- Вот возьмем крепость, отоспишься на настоящей итальянской пе-рине.
- Чем их перина отличается от наших?
- Не скажи, их - мягче, уж я-то знаю. Ах, какая перинка у мадмуазель Бланш!
- Тебя послушать, так эта мадмуазель само совершенство. И поёт она, как соловей, и готовит, и шьёт, и молится, и всё остальное.
- О! А всё остальное, - Дидье мечтательно закатил глаза. - Это она умеет особенно хорошо! Когда я был у неё в последний раз, она показала мне одну штуку. Это нечто! Слушай, почему ты не заведёшь себе бабу?
- Мне хватает и тех, которым я плачу.
- Не, это совсем другое.
- Ты тратишь на ленты, конфеты и подарки куда больше чем я.
- Как ты не понимаешь, тут дело не в деньгах, а в том, что она сама этого хочет даже больше тебя, так и рвётся в бой.
- Теперь твоя Бланш воюет против тебя. Небось, тоже варит смолу, лечит тех, кого ты покалечил, и утешает, как может...
- Да ты! - Дидье ломанулся ко мне с кулаками. - Она меня любит! Понял?
- Брось, чего завёлся.
Я оттолкнул его, он повалился прямо на угли, обжёгся. Дурак он всё-таки! Верит, что там за укреплениями в осаждённой крепости его ждет, не дождётся любезная Бланш. И кой чёрт понёс её в Монмелиан, сидела бы в Париже, так нет, попёрлась к бабке за наследством. Теперь ей не видать ни наследства, ни милого Дидье. Завтра де Рони разнесёт стены, мы возьмем крепость, и солдаты вынесут всё, что только можно вынести. Хоть король и запретил мародёрство, да после такой осады кто об этом вспомнит. А жен-щины... Не хотел бы я быть бабой. Вряд ли Дидье найдет её первым.
Рыжий всё ещё петушился:
- Не смей так говорить о Бланке! Она верна мне, я знаю. Она - как я.
- И точно: оба длинные, рыжие и конопатые.
- Она красавица!
- Не хуже тебя.
Дидье надулся, похоже, надолго. Ну и, слава Богу, даст поспать. Но не тут-то было, он только сменил тему.
- Слушай, вот ты такой умный, в университете учился на богослов-ском факультете, растолкуй ты мне, кой чёрт мы штурмуем этот Монмелиан? Ведь ещё месяц назад туда можно было и так войти.
- Это тебе можно было, а короля Генриха IV туда не пускали и сей-час не пускают.
- Чего же он туда ломится?
- Так крепость-то его. Об этом сейчас все говорят. Вся эта война из-за того, что Габриэль д’Эстре умерла и король женится. Ему подыскали под¬ходящее приданое в шестьсот тысяч. Мария Медичи богата как сам Дья¬вол.
- А Монмелиан - то причём?
- Это лучшая крепость горбатого герцога Савойского, а сын Габри-эль был ему зятем. Герцог-то надеялся, что сын д’Эстре унаследует престол, пообещал Генриху Салюс и Бресс, теперь не отдаёт.
- Какая путаница, и как ты всё это понимаешь?!
- Мне интересно.
- Выходит, вся эта котовасия из-за юбки?
- Скорее из-за несметного приданого королевы Марии. Генрих же-нится не на ней, а на деньгах.
- Ну, говорю же, ты умный.
- Был бы умный, не мок бы здесь, учился бы себе и учился. А то из Сорбонны выгнали, денег не нажил, только и осталось идти в солдаты.
- И долго нам ещё воевать?
- Долго. Генрих IV воевать любит. Здесь разберётся, пошлёт в другое место.
- А…?
- Ещё одно слово, и я тебя прибью! Спи.
Дидье повозился и засопел, но спать нам не дали.
- Смирно!
Мы вскочили, как ошпаренные, перед офицерами. С нашим коман-диром был ещё один человек. Он был одет по последней парижской моде, очень элегантен и до крайности самоуверен. Я сразу узнал его. Это был сам министр финансов и начальник артиллерии господин де Рони. Это он приду-мал тащить на оса¬ду пушки. С ними мы ползли, как улитки, но крепости де Рони щелкал как орехи.
- У кого из вас невеста в крепости?
Я кивнул на Дидье, а тот только глаза выпучил.
- Значит, ты Жак Арно? - Обратился де Рони ко мне. - Мне тебя ре-комендовали. У меня заданье для вас двоих. Выполните, получите большой отпуск и день¬ги.
- Рады стараться, - выпалил Дидье, и ещё больше выпучил глаза. И за что его только бабы любят?
- Вы должны пробраться внутрь крепости, - продолжал министр, - так, чтобы вас никто не заметил. Пусть женщина вас спрячет, там вы найдете Поля Катона и передадите ему деньги. Он должен дать вам точный план кре-пости, как можно быстрее вам необходимо доставить план мне.
- Как же мы попадём в крепость? - спросил Дидье.
- Это ваша забота, два человека, не армия. Вы должны быть там зав-тра утром. Я даю вам ночь, чтобы отдохнуть и подумать. Вот деньги.
Едва офицеры ушли, Дидье тут же пристал с расспросами:
- Откуда они знают про Бланш? Почему выбрали нас? Кто этот вто-рой? 3ачем план?
- Это просто де Рони не хочет палить впустую по скалам, лучше все-го знать, где у них порох. В Шамбоньере он сделал также. Взорвал башню с порохо¬вым складом, и замок сдался.
- Как они узнали, что у меня невеста?
- Ты сам кричишь об этом на каждом шагу.
- Да, точно. А ты уже знаешь, как попасть в крепость?
- Понятия не имею. Завтра придумаю.
Дидье глубоко задумался, и мне, наконец, удалось заснуть. На рас-свете нам приказали выступать. Мы присоединились к своему пол¬ку и вме-сте со всеми полезли на стену. Всё едва не кончилось в самом начале. Мы как тараканы ползли вверх, но лестница ото¬шла от стены и рухнула вместе с нами на камни. Кто был наверху - разби¬лись в лепешку, к счастью, мы были ещё у самой земли и успели спрыгнуть. Подбежали другие солдаты, вместо погибших, лестницу снова пос¬тавили, и я полез первым, Дидье за мной. Я то-ропился, как мог, чёртова лестница опять качалась и не доставала до края стены. Я подтянулся, пе¬ревалил через край и кубарем скатился под ноги итальянцу, он упал. Я сунул нож ему в бок, он захрипел, пытался меня при-душить, но я его сбросил с себя. Дидье заполз на стену, и отчаянно махал ка-кой-то палкой, круша все вокруг.
- Падай, падай, дурак! - кричал я ему, но он не слышал.
К счастью этот олух споткнулся, и свалился рядом со мной, чуть не убив своей дубиной.
- Лежи не шевелись. Ты мёртвый.
- Да помню. Чёрт, не могу так лежать, рёбра зашиб.
- Терпи, дурень.
В густом утреннем тумане ничего не было видно. Нас не заметили. Как только наши протрубили отступление, и защитники со стен поплелись зализывать раны, мы поднялись, набросили длинные плащи, и, стараясь не попадаться никому на глаза, подались за ними. Люди брели в тумане как при-зраки, черные от пороха и гари, в рваных плащах, с орудием в руках, мрач-ные, сутулые. Мы слились с толпою. Крепость сильно пострадала от бомбар-дировки. Мы свер¬нули куда-то в туман. Здесь было совсем темно, хоть глаз выколи, но Дидье уверено шёл вперёд. Он бывал здесь ещё до осады. Перед низкой дверью он всё же остановился в сомнении.
- Кажется здесь.
Перекрестился и осторожно постучал. В доме мёртвая тишина. Ди-дье по¬стучал ещё. Тихо.
- Была, не была!
Я бухнул в дверь кулаком. Наверху, в окне мелькнула свеча, что-то заскрипело, заворочалось внутри.
- Кто там? - спросил противный старушечий голос.
- Это её бабка, - обрадовался Дидье. - Та, что должна оставить день-ги. Никак не помрёт, зараза.
- Кто там? - повторила старуха.
- Откройте, добрая женщина, мы только что из боя. Нам нужна по-мощь. - Я го¬ворил первое, что пришло в голову. Не думал я, что придется общаться со старухой.
Дверь чуть приоткрылась, старуха подняла свечу и уставилась на нас из щели.
- Кто, говоришь?
- Мы защищаем крепость, нам нужна ваша помощь, - эта карга уже меня раздражала.
- Домой иди, - велела она и закрыла дверь.
- Нам некуда идти, - взмолился Дидье так проникновенно, что дверь снов приоткрылась.
- А что ж дома?
- В нашу казарму попало ядро, половина полка погибла, остальным велели расселяться самим. Не прогоняйте нас! Мы всю ночь дрались, не пе-редох¬нули, я ранен, истекаю кровью, - вдохновенно врал Дидье.
Он так скулил, что тронул сердце этого привидения, и мы вошли в дом. Дидье повис на мне, изображая смертельно раненного. Свеча едва осве-щала узкий коридор и лестницу. Там появился ещё один огонёк, и наконец-то вошла Бланш. В этот момент она мне показалась даже красивой. Она вся за¬вернулась во что-то белое, огненные волосы рассыпались по плечам, тон¬кими пальцами она торопливо убирала от лица всё время падавшую прядь, ещё сонное личико было прелестно.
- Бабушка, что-то случилось?
- Эти люди пришли спать, постели им в дальней комнате, - отрезала старуха и прошаркала куда-то в темноту.
Бланш уставилась на нас, Рыжий сразу выпрямился, подавил возгла-сы и замер.
- Откуда вы? – выдавила Бланш.
- Мадмуазель, мы вынуждены просить у вас помощи, нам необходи-мо укрыться, чтобы нас не схватили, - я не знал, что ей сказать, так и не при-думал. Это невеста Дидье, пусть он и объясняет. А он все молчал.
- Он ранен? - озабочено спросила Бланш, подходя к нам.
- Нет, нет, всё в порядке.
- Идём, - скомандовала она.
Мы послушно двинулись за ней по лестнице. Пока она быстро раста-п¬ливала камин и собирала на стол, мы сидели в полном молчании, как два идиота. Только выпив вина, Дидье пришёл в себя.
- Ты рада мне, Бланш? - спросил он, глупо улыбаясь.
- Всё так странно, неожиданно, я так испугалась. За вами гнались?
- Нет, что ты, голубка моя. Никто за нами не гнался. Да мы и не де-лали ничего дурного.
- О, господи, как вы меня напугали, - выдохнула она. - Посреди ночи, не¬весть откуда. Вы же были там...
- А теперь здесь, - хихикнул Дидье. - Я пришёл сказать тебе, что я ушёл от Генриха, теперь вот женюсь на тебе, и будем жить вдвоем.
Странное объяснение, но она поверила. Стоит позвать женщину под венец, и она перестает думать. Бланш бросилась обнимать Дидье, це¬ловала и тискала его, смеялась и щебетала, как она счастлива, как она ждала этого. Они тут же решили, что у них будет много детей, до¬мик в деревне и цветы под окном. Они так шумели, что старуха не про¬снулась только чудом. Нако-нец Бланш утащила его в свою комнату, и я с наслаждением растянулся на мягкой перине.
Когда стемнело, я тихонько вышел и отправился искать Катона, бы-ло совсем тихо, пушки молчали, похоже, за стенами ждали нашего воз¬вращения, крепость затаилась. Даже птицы чирикали в полголоса, в сумерках всё казалось таким мирным. Я шел наугад, надеясь у кого-нибудь спросить про Катона. Так выбрел я на небольшую площадь, обычную для таких кре-постей. Только в самом центре возвышалось безобразное сооружение. Я по-дошёл ближе. Конечно, я понял что это. Трудно не уз¬нать виселицу: две бал-ки, да перекладина. Эту дрянь украшал синий труп какого-то тучного челове-ка. Отвратное зрелище. Всё же меня по¬тянуло прочесть табличку у него на груди. Грубая надпись гласила:
"Поль Катон - предатель и продажная сволочь!"
Я присел, будто меня по башке стукнули. Ужасно захотелось бежать со всех ног, куда глаза глядят и деньги, что нёс этому пузатому, выбросить! Я быстро зашагал обратно, подальше от этого чёрного язы¬ка и вытаращенных глаз. Как бы вам понравилось найти в таком виде человека, к которому вы пришли? Мне это совсем не понравилось! Признаюсь, я с трудом взял себя в руки и обдумал, что делать дальше. Деньги я решил отдать Дидье и Бланш на свадьбу. Всё равно теперь никто не узнает, что я их не отдал. Пусть они воз-вращаются в Париж, я передохну и вернусь к де Рони, кое-что я и сам видел. Рыжий пусть остаётся с невестой, совру что-нибудь. Ну, а если Генрих возь-мет Монмелиан с боем и отдаст на разграбление, они сумеют постоять за се-бя. И от этой мысли мне как-то потеплело.
К знакомой двери я подошел уже успокоившись. Старуха открыла мне дверь и велела передать Бланш, что идёт к соседке. От её скучного го¬лоса и таких мирных слов я почувствовал себя действительно дома, в полной безопасности. Голубков я решил не тревожить и сразу пошёл в свою комнату в надежде найти там остатки завтрака. Я подошёл к столу, взял кусок ветчи-ны, но услышал из угла странную возню. Полог на крова¬ти был плотно за-дёрнут, и я решил, что голубки сменили комнату. Я спо¬койно продолжал есть, но звук был больно странный, и раздавался из чулана, я запил ветчину вином и решился посмотреть, что там такое. Я отодвинул задвижку, дверца распахнулась и из крошечной каморки, как пробка из бутылки вылетел Ди-дье. Он махал руками и кричал:
- Она заперла меня в этом гробу! Я бы вынес эту дверь одним уда-ром, но там даже не размахнёшься. Чертова баба! Вообще, все бабы стервы, дуры и предатели!
- Говори толком, что случилось?
Я хотел было продолжить свой ужин, но от его слов у меня кусок в горло не полез.
- Она пошла сдавать нас итальянцам, я уверен.
- Почему? 3ачем?
- Я ей всё рассказал. Всё: зачем мы сюда пришли, как, и что должны сде¬лать.
- И ты сказал, что рисковал жизнью не ради нее?!
- Ну да.
- Какой же ты дурак! Какого чёрта ты это сделал?
- Если я на ней женюсь, то ничего не должен скрывать. Она должна была понять меня, если любит.
- Как можно любить такого идиота?! Ты точно знаешь, что она нас продаст?
- Когда я ей рассказал, она сразу выбежала из комнаты, потом верну-лась и засунула меня в чулан. Я и понять ничего не успел.
- Надо уходить. Быстрее!
- Куда?
- К чёрту! Скорее!
В дверях мы столкнулись с растрёпанной, запыхавшейся Бланш. Она бро¬силась Дидье на шею.
- Прости, прости меня! Всё я виновата, заставила тебя рассказать, а бабка всё слышала, я сразу поняла. Я не знала, что делать, побежала за ней, подумала, что ты уедешь, тебя схватят, прости, я не хотела в чулан, там пыль, но как тебя удержать, - она волновалась и торопилась. – А бабка успела, она всё им пересказала, всё! Сейчас здесь будут солдаты! Быстрее! Я вас спрячу!
Мы бегом спустились по лестнице, но путь нам преградили солдаты. Я выхватил шпагу, Дидье схватил скамейку, мы ринулись на пролом. Бланш грохнулась в обморок. Я убил ближайшего из солдат, Дидье с размаху кинул скамью так, что они расступились, мы пытались прорваться. Но нас окружи-ли. Как ни быстро я наносил удары, как ни уворачивался от клинков, как ни сосредоточился, но потерял секунду, когда увидел, что Дидье мертв. Удар по запястью, и моя шпага валяется на полу, чу¬жая сталь упирается в глотку.
Суд был скорый, военный. Зачитали обвинение. Неправдоподобно толс¬тый дворянин, презрительно морщась, приказал старухе повторить, что она знает. Костлявая ведьма прошамкала в точности всю нашу историю. Дворя¬нин продемонстрировал судьям кошелёк с деньгами. Судья откашлялся и зачитал приговор.
Меня отвели во внутренний двор, велели встать к стене. Да, ещё предложили завязать глаза. Чушь какая! Я отказался, к чему эти дет¬ские игры в жмурки. Четырёх солдат построили напротив.
- Заряжай! Целься!
И меня расстреляли.