Америка. Небольшой городишко изнывает под полуденным солнцем. Мы с Юлей медленно идём по улице и знакомимся с неказистой архитектурой города. Юля – архитектор с большими честолюбивыми амбициями, которыми обладают практически все архитекторы мира. Мы не заметили, как улица, по которой шли, перешла в переулок, а переулок – в тупик.
Переулок, населённый одними неграми, считался криминальным. Белым там делать нечего, белых там не любили. Мы с Юлей, ощутив на себе несколько пренебрежительно-заинтересованных взглядов чернокожих, трухнули. По спине между лопатками от страха потекла подленькая струйка пота, в горле пересохло, и появилось сильное ощущение жажды.
- Джон, что эти цыпочки тут ищут? – лениво, растягивая каждое слово, спросил самый толстый и чёрно-фиолетовый негр у высокого и тощего, - Может, поможем?
И оба расхохотались, наслаждаясь нашим страхом
Нам совсем не хотелось связываться с наглыми и разнузданными неграми, и мы с Юлей, не сговариваясь, развернулись на сто восемьдесят градусов и понеслись во весь опор, куда глаза глядят, только бы подальше от этого злачного места. За нами никто не гнался. Сегодня неграм из-за жары было лень развлекаться, и они удовлетворились только улюлюканьем в нашу спину.
Не знаю, как долго мы бежали, но остановились передохнуть и отдышаться около огромного современного здания. Это был концертный зал, в котором проходили музыкальные фестивали разных направлений в современной музыке. Купив в кассе оставшиеся два билета в противоположных концах концертного зала, мы вошли внутрь здания. В фойе театра полно народа. В основном среди публики были мужчины и женщины средних лет, хорошо и элегантно одетые.
Фойе театра освещено ярким солнечным светом, который лился со всех витражей и прозрачную кровлю. Мы поднимаемся по широкой лестнице, ступени которой сделаны из стекла, сквозь которые также льётся, непонятно откуда, солнечный свет.
Юля вошла в зрительный зал через правые двери, я – через левые. Само концертное действо не произвело на меня впечатления. На меня большее впечатление произвели оригинальные конструкции театра и необычная архитектура.
После представления, мы с Юлей встретились в фойе. Перекинулись впечатлением от увиденного и услышанного, и вышли из театра, немного прошли вперёд и свернули за угол. Взору открылись бескрайние поля желто-бежевого цвета, посреди которых пролегал овраг.
Жара набирала обороты, и Юля предложила спрыгнуть в овраг и идти по дну, который был покрыт тонким ледком. Мы не просто шли по льду, а скользили. Странно: кругом неимоверная жара, а на дне оврага – лёд. Мы шли до тех пор, пока не упёрлись в преграду. Надо было как-то выбираться из оврага. Лёд превратился в месиво из земли и талого снега, в котором вязли наши ноги.
На верху оврага стоит павильон, в котором продают мороженое. Продавец – американский еврей шестидесяти лет. Я снимаю с руки золотые часики, купленные ещё в Советском Союзе за двадцать долларов, и протягиваю ему. Глядя на ретро-часики, у продавца загораются лупатые хитрые глаза:
- Беру за триста долларов. Больше предложить не могу, - сильно картавя, сказал старый еврей.
Я не ожидала такой цены. Меня охватил азарт, и я решила продолжить торг:
- Нет! Ни за что!
- Четыреста долларов!
- Нет!
- Пятьсот!
На этой цифре я сломалась, боялась перегнуть палку.
- Ну, хорошо – берите за пятьсот, но с условием: отныне будете бесплатно кормить меня и Юлю мороженым.
Продавец кивнул в знак согласия. Протянул руку и помог нам выбраться из оврага.
Мы шли с Юлькой по задрыпанному американскому городу, с наслаждением ели мороженое и думали о том, что жизнь прекрасна и удивительна. В кармане похрустывали пятьсот долларов.