Щелк!...Послышалось… тревожная дрема, словно испугавшись, ускользнула за грань чего-то желанного, мягкого и родного.
Щелк – щелк – щелк…Игорь открыл глаза и сон в секунду провалился – в глубину зрачков. У постели стоял сынишка, держа в руках черный пластмассовый пистолет. Сильная отцовская рука обхватила радостно визжащего мальчика и притянула к себе.
- Может быть. Может быть… До свидания. – Игорь положил трубку. Очередная глубокая затяжка царапнула воспаленное горло.
«Очень даже может быть». – повторил он хриплым, осунувшимся голосом, закрывая глаза от желания погрузиться в глубокий, ребяческий и сладкий сон… «…Мне тихо…мне спокойно…и истоки бытия разбег берут в моей душе…нет, я не верю в себя…ведь давно прошло уже…перегорело, сжалось, распылилось, метнулось в пропасть, кануло в забвенье…Не страшно мне уже нисколько…ни за кого и ни за что…Мне только тихо, грустно только…не верю больше ни во что…Я как подстреленный Есенин, упал в добрую, ласкающую землю, укрытый от себя листвой осенней…закрыв глаза, покою внемлю…Огонь! Да где же ты, лучистый? Куда ушел ты от меня?...Оставив лишь рассудок мглистый…Я не огонь…Я – тень огня…
- Ну что? Как??? – звонкий и встревоженный голос жены показался ему беспредельно далеким, словно он слышал его откуда-нибудь из Сан-Франциско в телефонную трубку.
- Все в порядке. Совсем скоро у меня будут новые люди.
Женщина лет тридцати, смуглая и нервная, бросила на Игоря взгляд полный любви и преданности. Женщина, готовая в любую минуту броситься в объятья мужа, чтобы утешить его, уберечь от неведомых, невероятных страданий, терзающих его сердце. Татьяна – одна из немногих людей, окружавших Игоря, про которых он говорил: «Не предаст». Она – друг, жена, мать его сына. Эта женщина – первый слушатель его новых стихов и песен, скромный собеседник бессонных ночей, его вторая половина… «Только бы у нее все было хорошо…Только бы Бог послал ей счастья…»
- Уйдешь? – спросила она, подняв брови, отчего на ее лбу появились морщины. Это умилило Игоря и он обнял ее. «…Зачем мне все это…Зачем мне сцена?...Танька! Уйду из этого дерьма, устроюсь водителем…буду с Таней и Игорьком больше времени проводить…готовить сам буду, жене платья покупать…».
- Уйду. – тихо произнес он, накидывая куртку, всеми силами стараясь спрятать неудержимое раздражение, которое в последнее время стало чаще проявляться.
…Пахнуло уличной свежестью. Небо затянуло серое полотно. Пасмурность всегда была ему по душе. Собирался дождь. Медленный размеренный шаг… «…асфальт – бесконечная черная пасть…языком раздвоенным лижет ноги прохожих…под гнетом Взгляда иду осторожно…боясь упасть…и грянул гром, словно выстрел в спину…дождь полил асфальт…и мир раскололся на две половины – на рай и на ад…
Дождь наконец зарядил. Словно пыль – слетела злость. Прилив сил одурманил его и он пнул что-то ногой. Консервная банка царапнула асфальт. Игорь сдерживал себя – ему хотелось бежать, кричать, смеяться.
Тальков окликнул человека, стоящего с авоськой у табачного киоска.
- Володь! Подь сюда! Подь!
Человек на секунду вспыхнул восторженным удивлением и развел руки в стороны, словно пытаясь жестами сказать «я тут не причем», и, опуская голову, пытаясь скрыть не свойственную его возрасту улыбку, подошел к Игорю.
- Поедем? – спросил Игорь.
- Поедем. – нерешительно ответил Владимир, еще не зная куда и зачем.
Поезд выстукивал себе по рельсам. За окном, над убегающей вдаль полосой леса, поливал дождь. Это лето не баловало москвичей. Нудная духота неустанно чередовалась с дождями. Владимир зарекался, уходя с работы, провести лето на своей даче. Холостяцкая жизнь позволяла ему менять решения в соответствии со своими внутренними порывами. Но погода и материальное положение распорядились иначе.
Выбираясь с Игорем на концерты, он мог позволить себе пару месяцев рыбалки. Вообще Тальков в этом отношении был честен – людей он никогда не обделял. Сам не раз оставался обобранным директорами и администраторами, но ребятам из группы платил хорошо, стараясь никого не обидеть. Прошло два месяца, как Тальков распустил очередной коллектив. С ребятами что-то ему не везло. Каждый был (естественно) со своим характером, гонором. Это еще Игорь терпел, но когда музыкант профанил в элементарной нотной грамоте, и окончательно гневался и был непреклонен – отправлял коллектив по домам.
«Каждый думает, прежде всего о себе, - говорил он – никто не думает об общем деле, соответственном общем настрое, песнях. Слава и деньги – это не цель группы, которую хочу создать я».
Володя пытался убедить его, что не стоит так слепо доверять людям и идеализировать их. Но Игорь и в этом был непреклонен. Каждый раз, обжигаясь снова и снова, он надеялся, искал профессионалов, а главное – единомышленников.
Владимир ехал с ним на этот раз не из-за денег, а по причине разыгравшейся грусти, слишком затянувшейся. Окликни его другой человек (пусть даже не знакомый) с предложением разделить его мрачный запой, он не задумываясь согласился бы.
«…Итак, едем в Астрахань…». Тальков там с кем-то договорился насчет концерта. Он, Владимир и Гоша – клавишник едут в Астрахань. Гоша был привязан к Игорю, как к другу, человеку с аналогичным мировоззрением. И Гоша нравился Талькову. Ему нравились смелые люди, пусть даже с налетом крайнего безразличия ко всему.
Дорогой не проронили ни слова. Курить выходили вместе. Разве только там, в тамбуре, обменивались мнениями о погоде – Игорь любил дождь.
Подъезжая к городу троица оживилась, так как у всех появилось естественное волнение перед предстоящим. Выходя из поезда, Игорь громко сказал, словно вздохнул: «Россия!».
Остановились в гостинице. Предстояла встреча с устроителями концерта. В городе уже появились плакаты: «Игорь Тальков. Чистые пруды».
Посетивший их администратор был грустен.
- Прошу прощения, - заискивающе произнес прыткий мужчина в свитере, средних лет, - Вы уверены, что зал будет заполнен?
«…Боится…боится, что лажанется…за деньги свои боится…»
- Почему нет? – бодро ответил Игорь, стараясь не показывать, что засомневался.
- Тысяча триста мест – это не мало!!!
- Успокойтесь! Вы не дискредитируете себя.
- Понимаете…Вы ведь меня понимаете!? Мы только начинаем дело и если народ не соберется…
- Успокойтесь! Посмотрим. – уверенно отчеканил Игорь и только ребята заметили в глазах своего друга тень отчаяния. Им захотелось силой выставить этого пугливого ханжу с приветливым оскалом зубов.
Да! Хороший настрой перед выступлением.
«… Да знают меня. Я уверен, что здесь меня знают…»
В день концерта, на удивление администраторам, был полный аншлаг. Билеты были расхватаны, как горячие пирожки. Зал был переполнен! Люди сидели не только на местах, но и на подмостках, стояли в проходах. Игорь облегченно вздохнул, как будто ждал именно этого. Он боялся сомнений. Они сбивали его с пути. Ему важно было знать, что он – Тальков и что Россия любит его.
В гримерку забежал тот испуганный ханжа – администратор:
- Игорь Владимирович! Почему вы назначили только один концерт??? Если бы вы назначили больше – сделали бы деньги себе и нам!
Отгуляли банкеты. Игорь щедро поделил заработанные деньги. Музыкантам решили показать город.
Гоша с Владимиром легче перенесли то, чем Игорь заболел надолго. То, что организаторы мило обозвали «экскурсией», для Талькова было ударом, выстрелом в душу.
Центр Астрахани напоминал городскую свалку. Это были трущобы, в которых жили люди. Все подумали, что Тальков будет заходить в эти дома и беседовать с жильцами. Его часто можно было увидеть в старых домах, общежитиях, за разговором с каким-нибудь стариком или вечно пьяным, усталым мужиком. Нередко он пел свои песни там – просто так, бесплатно. На этот раз Игорю чуть плохо не стало. Он захотел уйти, поскорее уйти с этого места, чувствуя самую страшную из душевных пыток – абсолютное, глухое бессилие. Организаторы коротко поведали ему о том, что здесь живут не бомжи, а обычные люди, старики…
- Они отказались съехать из своих домов, которые правительство собиралось снести. Теперь с ними воюют – отключают тепло, воду. Теперь вот – мусор сюда сваливают…
Игорь шел молча, шел, держа руки за спиной, словно он не прогуливался, а шел к яме – на расстрел. Администраторы тоже приуныли, ребята шли, низко опустив головы. Каждый чувствовал боль этих людей настолько, насколько был способен чувствовать. Дорога вдоль этих вонючих, полуразрушенных трущоб казалась Талькову бесконечной, без конца и края. Дорога в ад… Тут все увидели дряхлую старушку, которая стояла над помойкой и ковырялась в ней палкой, держа в руках авоську с пустыми бутылками. Игорь остановился и пристально посмотрел на нее. Старушка, видимо почувствовав его взгляд, обернулась. Уголки ее губ опустились еще ниже и глубокие морщины на лице нервно дернулись. Старушка опустила глаза, отвернулась, продолжая медленно и обреченно ковырять своей палкой в баке, на котором черной краской было написано: «Мы – сила». Игорь зашагал быстрее. Даже, можно сказать, бежал. «…старушонка маленькая…бедностью крещенная…заглядывая в мусорки, ступает, снегом окруженная. В морщинистой мордашке слезы тонут в трещинках, а на заплатанной рубашке ржавеет крестик…Седые волосы твои плелись когда-то в косы. Потухшие глаза твои красивы были и раскосы. Где видел их?...Быть может, в храме…Как много там распятых и повешенных, расстрелянных и проклятых узнаю…О, если бы я мог назвать вам ее имя…Да, вот она…идет в платочке синем – хромая и убогая Россия…
- Игорь Владимирович! – голос администратора был настолько искренним, что Гоша, находясь от всего увиденного в своеобразном трансе, чуть не разрыдался. – У нас здесь есть церковь. Когда-то она была очень красивой. Сейчас ее воссоздают.
- Хорошо-о… - произнес Игорь грудным голосом.
- Посмотрите, Игорь Владимирович?
Дойдя до руин храма, Тальков поинтересовался у организаторов, как называется церковь, в честь какой святыни она. Администраторы не знали. Тальков направился к рабочим – строителям, чтобы узнать, поговорить с ними.
«Б..дь!» - донеслась до его слуха часть разговора с центрального фасада, восстанавливаемого группой рабочих.
Гоша хотел плюнуть в сердцах, но Владимир, указав на церковь, остановил его порыв.
- Помнишь «Рублева» Тарковского? – спросил Георгия Игорь, - Помнишь тех каменотесов, строивших храм?
Владимир опустил голову, вспоминая этот фильм. Представились реально те каменотесы, вместо этих строителей, из фильма «Андрей Рублев», поглаживающие с любовью и молитвой камни, которые составят будущий Божий храм.
«…Так больно не бывает! Так больно – режут чувства. Ножом их! А они страдают во имя светлого искусства. Давление, удары и ожоги…А все им мало, сукам! Мне б еще большей испытать тревоги, чтобы не знал я скуки… Я не могу устать от боли. Я не могу устать от шока. И, чтобы пальцы до мозолей – играть, как будто ударяет током! Я не хочу Тебе убогой доли… Сволочи! Какие же они сволочи. Мусором – на людей! Дерьмом – в людей!!!».
Вернулись в гостиницу. За чаем говорили о чем-то. Владимиру хотелось выпить, Гоше – спать. Игорь, сказав, что смертельно устал, удалился к себе в отдельный номер. «…Темно…мне по душе тоска и боль… Одно в душе моей – на ране соль…»
Вот и наступил день отъезда из Астрахани. Ребята хорошо выспались, правда чувствовали страшную вялость. В комнату вошел Игорь. Лицо его сияло радостью, вдохновением и восторгом. Ребята удивленно посмотрели на Талькова, не скрывая крайнего любопытства. Владимир откашлялся и громко произнес:
- Доброе утречко, композитор!
- Откуда ты знаешь? – спросил Игорь радостно и звонко.
- Не терзай нас! Что с тобой??? – комично, умоляющим голосом выпендривался Гоша.
- Чаю хочу! Чай есть? – спросил Игорь.
Попили чай. Тальков взял в руки гитару.
- Песню написал. Песню!
- Понятно, что не мемуары! – вскричал Гоша – Показывай!
Игорь исполнил свою «Россию».
2003