Сон Элеоноры или повесть о царственных узниках

         

С вечера до поздней ночи я писала стихи. Слова ложились свободно на белый лист бумаги. Но это были не просто слова. Это были слова – кони, слова – мучители, слова – птицы. Жизнь моя была похожа на фильм, очень красивый и жестокий роман.
Помню себя девушкой, воскресшей в реальность из какого-то сюрреалистического сна. Помню площадь, переполненную тьмой народа. В центре этой площади меня пытали инквизиторы. Сначала взяли копье, чтобы пронзить им мое тело, потом длинное приспособление похожее на ложку и выскребли им все мои внутренности. Я лежала в луже крови и смотрела вверх. И чем больше меня пытали, тем красивее и утонченнее я становилась. Эту девушку звали Элеонора. И этой девушкой была я. Когда сон закончился, и наступило тяжелое для поэтов утро, я достала из шкафа свою черную мантию, чтобы ненадолго облачиться в нее до работы. Занавешанные темные окна и зажженные лампады создавали имитацию ночи. Так начиналась моя молитва… «Господи, дай мне познать тебя! Дай мне силы преодолеть все трудности и испытания. Позволь мне приблизиться к Тебе и познать Твою безграничную и всепобеждающую любовь…». Потом я переодеваюсь в обычную одежду и бегу работать почтальоном.
Один священник после подробной исповеди сказал мне, что я нахожусь в прелести. Я и сама это прекрасно знала. Во мне много всякой гордости, лжи и эгоизма. Но в то же время на дне моей гордости кроется смирение…
Я всегда жила и пребывала в трагичном состоянии грешности и одиночества. Только «Кирие, элейсон» было моим девизом. В Церковь я ходила крайне редко. Но меня там все знали как прельщенную метущуюся девицу.
Я любила читать «декадентскую мадонну», «сатанессу» Зинаиду Гиппиус, Пьера Теяра де Шардена, Елизавету Кузьмину-Караваеву.

К моему окну каждый день прилетал голубь. Он садился на подоконник, поджимая под себя больную лапку, и ждал, когда я ему брошу семян и поговорю с ним на птичьем языке:
 - Здравствуй, Элеонора! – говорил он.
 - Здравствуй, мой больной Птах, - отвечала я. – Еще там на площади переполненной тьмой народа, ты прилетал утешать меня…Не покидай меня и теперь, когда мне больно уже не физически, а морально, когда мои мучители не инквизиторы, а мои собственные мысли…
Голубь уделял мне обычно только час своего времени. Потом улетал в неизвестном направлении.
Иногда в моем сознании возникала та самая площадь, на которой меня пытали. Я помнила все – запах, цвет неба, яркое палящее солнце. Помню, как с меня содрали нательный крест и связывали мне руки. Обезумевшие люди вокруг кричали : «Так ее! Так! Еще! Еще!». Кровожадная толпа требовала зрелищ. Она, сливаясь в общую массу, превращалась в огромного зверя с красными глазами, предвкушающего агонию своей жертвы. Я понимала, что сплю. Также я понимала, что ни одна моя мысль, ни одна с болью выкуренная мной сигарета не останется впустую. То есть все, что я делаю и делала – не забыто у Бога. Тем более, что девушка по имени Элеонора была не равнодушна к узникам, которые были на «кровавой» площади до нее. Это были Царственные Узники. Надзиратели – Голощекин и Белобородов несколько раз в неделю приходили производить обход. Также их сопровождал палач по имени Яков Юровский. Так продолжалось целый месяц – май и первая половина июня. Все узники площади помещались в подвалах и зданиях близ этой «кровавой» арены Истории. Элеонору держали в подвале дома, где были помещены Царственные Узники. И я это помнила, когда проснулась и шла на работу в потертом кожаном плаще и берете цвета индиго. И так мне захотелось (прямо сегодня) совершить революцию на этой «кровавой» площади. Прямо там – в моем сне и сознании. Кстати, берет цвета индиго я связала, когда находилась в заточении. И там же познакомилась с больным Птахом. И еще тогда, когда Царственные страстотерпцы не были прославлены, я созерцала святость святого семейства…
Кажется, был ноябрь месяц, четырнадцатое число, когда состоялась свадьба двух любящих людей – Николая и Александры. Царь, наверное, испытывал смущение и страх перед таинством девства. Царица, возможно, была бледна и грустна… Ее предчувствия сбывались – она въехала в Петербург вслед за гробом отца будущего мужа. Свадьба Царицы была продолжением похорон, только ее одели в белое. Но она спокойно сказала возлюбленному: «Эта жизнь закончится и мы встретимся вновь в другом мире и останемся вместе навечно…»
Торжество сменялось скорбями, праздники – буднями, но все же каждый прожитый день, каждый месяц и год был Историей, которая светилась в памяти Элеоноры:
14 мая 1896 года в Успенском соборе состоялось коронование на царство. 18 мая на Ходынском поле случилось народное гулянье, где раздавалась бесплатная еда и сладости. Две тысячи человек из-за давки погибло. Стая людей продолжала ходить по трупам. Благоверный Царь назван был тогда «Князем Ходынским».
…И дальше – появилась роковая цифра «семнадцать».
17 октября произошло крушение поезда в Борках, когда Николай чудом остался жив.
17 января – неудачное выступление в русском обществе.
17 октября 1905 года наступил конец Самодержавия и издан Манифест о первой русской конституции.
17 декабря погиб Григорий Распутин.
1918 год – конец Царской империи.
17 июля Царскую Семью расстреляли – состоялась «кровавая» коронация.
……………………………………………………………………………………
… Гостеприимно разворачивающаяся плоскость письменного стола зовет меня к писательскому труду. «Ну, вкуси…Вкуси бессонных ночей и творческих мук! Садись за меня и работай» - говорит мне стол. Что я и делаю теперь уже частенько…

(2008)