Ты самая лучшая мама на свете!

          

Телефонный звонок  прозвучал  ночью  резко  и  оглушительно.  От  неожиданности  меня  даже  подбросило  с кровати, сердцебиение  сотрясало  тело.  Еще  не  проснувшийся  до  конца, с  закрытыми  глазами,  инстинктивно  бросился  я  к  телефонному  аппарату,  но  жена  первая   схватила  трубку.
– Да.. да … Слушаю,  слушаю… – заспанная,  тихо,  чтобы  не  разбудить  соседей, с  тревогой   отвечала  она  ночному  адресату. – Что  случилось,  Сережа?  Ничего?  А  почему  такая   спешка?  Ты  что-то  скрываешь… Нет?  Ну,  ладно…давай,   только  осторожно… Ждем,  – и  положила  трубку.
Было  ровно  два  часа  ночи.   Сон  прерван,  спать  уже  не  хотелось. Вернулась  с кухни  жена:
– Сережка  звонил  из  Москвы.  Я  ничего  не  поняла:  он  разговаривал  тихо, спешил.  Сказал,  что  сейчас   выезжает  домой,  в  Приозерск,  по  пути  утром  заедет  к  нам  и  все  объяснит. – А  что  надо  объяснять?  Что  случилось?  Почему  все  нужно  делать  ночью? – заводила  она  сама  себя  вопросами. – Игорь, что-то  случилось, сердце  мое  чувствует – что-то  неладное…– с  угасающей  надеждой  посмотрела  мне  в  глаза. – Не  дай,  Бог,   чего-нибудь  натворил,  влип  в  какую-нибудь  историю…
– Да  погоди  ты, – пытаюсь  успокоить  ее, –  голос-то,  голос  у  него – какой:  спокойный,  ровный  или  взволнованный?
– А  что  – голос:  говорил  вроде  спокойно,  но  приглушенно,  как  бы   остерегаясь.  Сказал,  что  все  спят,  они  с  матерью только  что    пришли  с  работы.  Наташа  рядом,  а он  не  хочет,  чтобы  мать  слышала,  о   чем  говорит  со  мной. Поэтому,  сказал,  заеду – все  объясню.  В  общем,  звонил  предупредить,  что  скоро  приедет…
– Ну,  и  что  же  тебя напугало  в  этом  звонке?  Какой-нибудь  сюрприз  приготовил  и  не  хочет,  чтоб  о  нем   знали  раньше  времени  те,  кому    не  положено  знать,  для  кого  он  приготовлен.
– Да,  я   знаю,  что  он – мастер  на  "сюрпризы", – со  вздохом  ответила   мне  жена,  беспокоясь  о  племяннике.
– Надеюсь,   это  хороший  сюрприз,  – сказал  я. – Давай  спать – от  ночи  осталось  всего  ничего, а  утром  на  работу, – и  я  нажал  на  выключатель.
Но  прерванный  сон  долго  не  возвращался.  Жена  вздыхала  в  темноте, ворочалась  с  боку на  бок,  разгоняя  дремотную  муть  моего  угасающего  сознания.    Когда  наконец  в доме  воцарилась  тишина,  наполненная  ровным  дыханием  спящих   людей,  настойчивый звонок  в  дверь  опять  поднял  нас   на  ноги.  На  пороге  стоял  улыбающийся  Сережа.
– Здравствуйте, тетя  Лида,  здравствуйте,  дядя  Игорь! – скороговоркой  выпалил  он.  –– Я не  буду  раздеваться – мне  уже  бежать  на  вокзал  к  электричке.
– Но,  может  ты   все – таки  объяснишь,  что  происходит? – с  напускной  строгостью,  но  более  с  нескрываемой  тревогой  пошла  в  наступление  жена. – Будишь  нас  в  два  часа  ночи,  в  шесть  утра  появляешься  на  пороге  и опять  куда-то  бежишь?  Что  случилось?  Почему  не  мог  сказать  по  телефону?  Что  скрываешь  от  матери? – завалила  она  его  вопросами.
– Подождите,  тетя  Лида,  сейчас  все   объясню, – попытался  слабо  отбиваться  племянник,  но   уже  сдаваясь  в  одном – снимая  сапоги  и  расстегивая куртку,  чтобы  пройти  на  кухню.
Пока  жена  разогревала  чай,  он  успел  выскочить  на балкон,  курнуть  раз  десять  и теперь,  чинно  устроившись  за  столом,  попытался  перехватить  инициативу:
– Дядя  Игорь,  как  у  Вас  дела?
– Ты  зубы-то  не  заговаривай,   это ты  – мастер!  Говори,   что   натворил?  Куда  бежишь?  К  чему  такая спешка?
– В  общем,  тетя  Лида,   Вы  с  дядей  Игорем  должны  приехать  к  нам  в  Приозерск   в  субботу  после  обеда.  Я  вам позвоню   точно  во  сколько,  но  наверное,  часам  к  четырем.  Я  вас  буду  ждать  в  кафе  "Рябинушка" – знаете  такое – в  центре,  у  кинотеатра  "Космос"?  Московские  тоже  приедут,  но  сначала  заедут  к  вам. В  Приозерске  к  нам  домой  заходить  не  нужно  ни  в  коем  случае. Если  приедете  рано,  переждите  время  на  вокзале.  Если  в  эти  дни   вам  будет  звонить  мама,  ничего  ей  о  поездке  своей  и  о  том,  что  я  был  у  вас,  не  говорите,  а  в   субботу  вообще  до   четырех  постарайтесь  не  брать  трубку  городского  и  не  отвечать  ей  по  "мобильнику".
– Да  ведь  она  будет  волноваться! – встряла  жена. – что  она   подумает, если  мы  в  выходной  день  не  отвечаем  на  мобильные  звонки, тем  более,   что  этого  условия,  как ты  говоришь,  надо  придерживаться  всем  нам, – я  имею  ввиду  московских – твою  сестру   с мужем. Куда  может  запропаститься  сразу  вся  родня  во  всех  городах  в  субботний  день?  Это  тебя  не  смущает?   И  я  не  знаю  главного – что  ты  задумал?!
– Тетя  Лида,  не  беспокойтесь!  Ничего  такого,  о  чем  Вы  думаете,  я  не  задумал.  Просто  секрет  такой, – он  хитровато  усмехнулся, – сюрприз  хороший  для  мамы.  А  в  общем, и  для  вас  всех  тоже…       
– Уж  не  надумал  ли  ты,  Сережа, жениться? – уже  немного  успокаиваясь  и  удивленно  приподняв  брови,  произнесла  жена.
– Неплохо  бы  погулять  на  свадьбе – давно  не  гуляли…– вставил  и  я  свое  слово.
– Да  нет, тетя  Лида,   рано  мне  еще…
– А  я   обрадовалась –  наконец-то!  С  невестой  твоей  познакомлюсь…, – продолжала  разыгрывать  она  племянника.
– Может  и  познакомитесь,  тетя  Лида, – в  тон  ей  уклончиво  ответил  Сергей. – Я  ведь  вам  всего  плана  и  не  раскрываю.  Главное,  чтоб  ничего  не  узнала  мама  и  не  увидела   вас  всех   раньше  положенного  времени  в  Приозерске.  И  еще,  тетя  Лида,  скажите  вашей  Иринке,  чтоб  тоже  пока  не  звонила  маме  и  не  отвечала  в  субботу  на  ее   звонки,   если  они  будут.
–Ну,  напустил  туману… – опять  вставил  я  слово. – Дай,  Бог,   чтоб  от  твоего "сюрприза"  никого  "кондратий"  не  хватил. Мы  ведь  сейчас  в  том  возрасте, когда  исключаются   резкие  "телодвижения"..  Усек?
– Не  беспокойтесь,  тетя  Лида,  дядя  Игорь, – все  будет  нормально.  Вам   понравится.
– Какой  ты  уверенный!  И  что-то  уж  больно  весел, молодой  человек, – вижу  радость  из  тебя  так  и  рвется  наружу,  как  из  ребенка, а  ведь – за  двадцать?!  И  все  не  наигрался?
– Тетя  Лид,  не  беспокойтесь, – все  будет  нормально, – еще  раз  заверил  он. Просто  я   не  могу  вам  сейчас  всего  сказать  – так  надо.  Не  обижайтесь,  пожалуйста, – горячился  он.   
– Ну,  смотри,  Сережа,   не  начуди  только… Чего  удумал… –уже  успокаиваясь,  ободренная  его  заверениями,  скорее  для  порядка  произнесла  жена.
– Еще,  забыл  сказать,  тетя  Лида: в Москву  сегодня  не  звоните  никому – там  мама,   и  они  могут  проговориться.  Завтра  она  поедет  домой,  в  Приозерск,  и  если  заедет  к  вам,  тоже  не  говорите, что  я  заезжал. 
Он  быстро  попрощался   и,   загадочно  улыбаясь, выскочил  из  квартиры.  Минуту  спустя  жена  помахала  ему  с  балкона,   и  он  уехал,  а  мы  стали  не  спеша  собираться  на  работу:  ложиться  спать смысла  уже  не  было – за  окном  вовсю  занимался  робкий  мартовский  рассвет.

2.

Ночной звонок  не  случайно  взбудоражил  жену,   лишив  ее  на  какое-то  время  равновесия  и  покоя – основания  для  этого  были.  Я  не  скажу,   что  в  детстве Сережа  рос  проблемным  ребенком,   сводящим  с  ума  родителей,  добавлявшим  им  головной   боли  и  без  того  в  непростой  жизни.  Напротив,  это  был  на  загляденье  привлекательный  мальчик  и  в  раннем  возрасте, и  когда  учился  в  школе,   да  и  позднее – в  парнях.  Общительный,  добрый,  открытый, он  никогда  не  оставался  один – всегда  был  окружен   шумной  ватагой  друзей,  гоняющих  ли  мяч  во  дворе,  бегущих  ли  искупаться к  озеру.
Он,  как  и  его  сестра,  появился  на  свет  раньше  наших  детей, и  мы  с  Лидой  души  не  чаяли  в  нем,  при   любом  случае, по  разным  поводам, а  часто  и  без  того  и  другого баловали  племянника вниманием, гостинцами  и  всякой  всячиной. Белолицый  и  светловолосый,  в  кудряшках,  этот  крепышок  почти  до  самой  школы  катался  на  моей  шее, в  то  время  как  его  отец  отдыхал  от  своих  слишком  шумных  детей.  Он  отсиживал  моей  супруге  колени,   когда  она  "тютюшкала"  его,  разучивая  "Ладушки, ладушки!.."  и  "Гуси, гуси –  га-га-га!…"  Но  время  летит,  мы  стареем,   а  дети  вырастают,  взрослеют.  Наступают  дни – жизнь  ставит  их  на  крыло,  и  важно, очень  важно, – хватит  ли  сил  у  питомца,  подхваченного  струей  воздушного  потока  подняться  к  небесам,   чтобы  парить  долго, широко,  свободно,   или  яростный  вихрь  сразу  обломает  ему  слабые  крылья,  закружит  над  землей,  швыряя  от  одного  края  к  другому.  Не  зря  народная    мудрость  гласит: "Маленькие  детки – маленькие  заботы,  большие  дети – большие  заботы".
Первый  "звоночек"  прозвенел  лет  пять  назад.  Однажды  поздно  вечером  позвонила  нам  Наталья  из  Москвы.  О  чем  она  говорила  с  сестрой,  я  не  прислушивался,  но  понял,  что  что-то  случилось.  Лида  положила  трубку  и  долго  молчала,  расстроенная,  глядя  перед  собой  в  пол.  Я  ее  не  торопил    расспросами – посчитает  нужным,   скажет  сама.
– Сережка  запорол  учебу…
– Наташа  сказала?   Откуда  она   знает? – задал  я  глупый  вопрос.
– Муж  позвонил  ей  из  дома,  а  ему  сообщили  из  техникума.  Надо  ехать…
Храня  слабую  надежду, что  сестра  очень  строго  подходит  к  учебе  сына  и  возможно  сгущает  краски,   жена  набрала  Приозерск  и  поговорила  со  своей  матерью.  По  словам  тещи  действительно  оказалось,  что  внук  забросил  учебу,  ее  не  слушает,  домой  приходит  очень  поздно,   а  иногда  и  не  ночует  вовсе.
Выехавшая  наутро  в  Приозерск  супруга  быстро  разыскала  учебное  заведение  и,  к  счастью,  оказавшегося  в  это  время  на  занятиях племянника,  устроив  ему  прямо  там  "Варфоломеевскую  ночь".
– Видел  бы  ты, – рассказывала  она  мне, – как  он  летал  от  меня  к  стенке,  как  мячик. – Эх,  дала  ему  жару! Разредила  немного  ему  волосы,  откуда  только  сила  взялась!  А  он  хорохорится,   делает  вид, что  ничего  не  происходит,  а  сам  все  по  сторонам – не  увидел  бы  кто,  как  я  его…На  до – л –го   запомнит:  аж  весь   красными  пятнами  пошел!  Не   жалко,  говорю,  тебе  моего   резаного  сердца, хочешь,  чтоб  и  у  матери  такое  же  было?  Что  ты,  стервец,  ей  с  бабушкой  души-то  рвешь?   Думаю, – перевела  она  дух, – дошло  до  него.  Не  могло  не  дойти,  если  уж  только  вместо  сердца  камень.  Только  когда  оно  успело  в  него  превратиться? Самое  плохое, – озабоченно  продолжала  она, – запорол  было  техникум  не  от  того,  что  тупой,  а  из-за  многочисленных  пропусков  занятий,  которые  допускал  не  от  лени   и  бесконечного  лежания  на  диване,  а  по  причине  постоянного  болтания  на  улице,  торчания  во  дворах  и  подъездах  со  своими  новыми  дружками,  которые, как  мне  сказали,   "не  ахти" – некоторых  собираются  отчислять  из  техникума.  Вот… – подвела  она  грустный  итог.
Но, как  и  следовало  ожидать,   он  быстро  взялся  за  ум  и  очень  скоро  устранил  пробелы  в  учебе.  А  месяц  спустя,   он  приехал  ко  мне  в  выходной день,  и  мы  с  ним  у  меня  на  работе,  изрядно  повозившись  на  компьютере  и  ксероксе  оформили  по  всем  правилам  его  дипломную  работу,  которую  он  вскоре  успешно  защитил.
Такие  совместные  труды  сближают  людей  и  незнакомых,  а  если  они  были  привязаны  друг  к  другу  много  лет,  радость  общения  сильнее  вдвойне.  Конечно,  с  возрастом  привязанность  взрослеющих  детей  к  взрослым  ослабевает,   случается,  что  они  в  какой-то  момент  стесняются  своих  стареющих  родителей,  не  говоря  о  дальней  родне.  Но  этого  нельзя  сказать  о  наших  с  Сергеем  отношениях. Да,  мы  теперь  встречаемся  реже,  по  случаю,  но  каждое  такое  прикосновение  родных  душ  не  утратило  у  нас  интереса  друг  к  другу  и  не   убавило  сердечной  и  душевной   теплоты,  выражающейся  сейчас  уже  не  в  сюсюканье  и  баловстве,  а  в   трогательной  заботе,  откровенности  и  причастности.
Вот  так  и  в  этот  раз  мы  нашли  время  поговорить  по  душам,  доверить  друг  другу  свои  секреты,  раскрыться  друг  перед  другом  в  какой-то  новой, доселе  неизвестной,  ипостаси.  И  эти  минуты  откровения  и  доверия убеждали  нас  в  том, что  много  в  человеке  наносного,  под  которым,   если  копнуть  глубже,  лежит  то  настоящее,  что  и  называется  его  сутью.
В  те  дни  тяжелая  болезнь   сразила  самого  дорогого  мне  человека, о  чем  я  поведал  Сергею.  Он  близко  к  сердцу  принял  мою  душевную  боль,  проникся  ею,  может  быть  в  тот  момент  впервые  крепко  задумался  о  жизни.  Я  не  помню,  что  он  сказал  мне  тогда,  говорил  ли  вообще,  но  запомнилось,  как  на  обратном  пути,  после  выполненной  работы,  мы   заехали  к  нам  на дачу  набрать  поспевающей  клубники:  в  Приозерск  –  в  качестве  гостинца  и  мне –  для  больной  матери.  И  он,   не  особенно  заботясь  о  наполнении  своей  посудины,  то  и  дело  подскакивал  ко  мне  с  разных  сторон,  протягивая  самые  крупные  и  самые  спелые  ягоды: "Вот,  дядя  Игорь – мамочке!  Еще – держите!" Меня  это  очень  тронуло.
Его  душа  обнажалась  в  своей  еще  детской  незащищенности  передо  мною  в  наших  походах  в  лес.  И  вымокали  мы  до  нитки  под  дождем, и  попадали  в  грозу,   но  всегда  возвращались  с  удачей,   причем,  чаще  она  улыбалась  ему,  а  не  мне.  Стоило  мне  нагнуться,  как  он  тут  же  появлялся  рядом  и  спрашивал:  "Дядя  Игорь,  нашли  что-нибудь?  Белый? – и  тут  же  около  меня  срезал  еще  несколько  крепких,  но  поменьше,  боровиков.  Я  уже  старался  не   афишировать  удачные  моменты  "тихой  охоты",  но  и  он  в  это  время  больше  занимался  не  выискиванием  грибов,  а  наблюдением  за  мной.  Вот  этим  и  объяснялось,  почему  его  корзина  с  грибами  была  увесистей,  а  ведро  с  ягодами  полнее.  Наблюдая  в   свою  очередь  за  ним,  я  неожиданно  заметил,   что  как  бы  он  не  пасся  рядом,   трижды  за  день   исчезал  на  какое-то  время  из  моего  поля  зрения  и  даже  не  откликался  на  голос. А  когда   снова появился неожиданно  рядом,  и  мы   одновременно  нагнулись  было  срезать  один  и  тот  же  гриб,   я  чутко  уловил  в  лиственно-хвойном  лесном  настое  присутствие  постороннего  запаха… – табака.  Тогда  я  ему  ничего  не  сказал.  Может  и  напрасно…  И  когда  Наталья  вскоре  посетовала,  что  сын, кажется,   украдкой  покуривает,  и  отец  заметил,   что  у  него  стали  пропадать  сигареты,  я  и  подтвердил  ее  опасения,  вспомнив  недавний  случай  в  лесу.
Мне  нравилось,  что  он – азартный  человек,  это  роднило  нас. Одно  время  он  начал  писать  стихи,  но  быстро, к  сожалению,  бросил  это  увлечение.  Несколько  его  стихотворений  я  читал,   их  не  запомнил,  но  осталось   светлое  воспоминание  от  того,  что  он  их  посвящал  маме.
С  удочкой  на  берегу  водоема,  на  моховых  ягодных  болотцах  и  в  грибных  чащах  он  выговаривался  передо  мною,  рассказывал  о  том,  о  чем  бы    не  смог  поведать  ни  матери, ни  отцу.  И  я  с  облегчением  приходил  к  выводу,  что  его  детская  жизнь,  не  менее  увлекательная  и  разнообразная, чем  моя,  счастливо  миновала  роковые  стечения  обстоятельств  и  перешла  в  стадию  не  менее  увлекательную  и  не  менее  опасную – в  пору  юношеского  возмужания.  Удачно  отпрыгав  на  ходу  с  товарняков   в  снег  и  без  увечий  накатавшись  в  прицепку  к  машинам,  безопасно  накупавшись  в  незнакомых  водоемах  и  набегавшись  по  хрустящему  и  неокрепшему  льду,  он,  беззащитный  и  доверчивый,  шагнул  в  новую  жизнь,  рискуя  напороться  то  на  иглу  наркомана,  то  на  бандитский  нож  или  глупую  пулю.
Худо-бедно  он  закончил  техникум,  имел  на  руках  диплом  специалиста,  и  мать  забрала  его   под  крыло  в  Москву,  устроив  к  себе  на  работу  в  престижный   ресторан.  Теперь  он  был   у  нее  на  виду,  работал  с  интересом,  его   хвалили.  Зарабатывал  хорошо,  но  денег  не жалел,  тратил  их  в  дело  и  не  в дело,  в  основном  на  подарки  родным  и  друзьям.  Вроде  все  шло  хорошо,  и  беспокоиться  было  не  о  чем.  Но  материнское  сердце  не    обманешь.  Видный  парень,   доверчивый  и  простодушный, открытый  и  ранимый,  при  деньгах,   один,  не  связанный  по-хорошему  с  порядочной  девушкой,  а  наоборот,  окруженный  со  всех  сторон  праздно  шатающимися  дружками,  он  изматывал  ночами  материнское  сердце,  вселив  в  него  неуверенность  и  тревогу,  которые,  как  угли  тлели в  груди, вызывая  сосущую  боль  под  ложечкой.  Особенно   эта  боль  вспыхивала,  когда  он,   заработав  выходные  дни  и  получив  зарплату,  уезжал  в  Приозерск.   А  там  часто  случалось  так,  что   по  приезде  заходил  домой  поздороваться  с  отцом,  перекусить   с  дороги  и  исчезал,   появляясь  только  накануне  отъезда  в  Москву,  отсыпаться  перед  дорогой. В  противном  случае  получалось,  как  в  анекдоте:  один  раз, оправившись  в  столицу  на  ленинградском  поезде,  проснулся  в  Бологом,  откуда  целый  день  с  пересадками  через  Тверь  на  электричках,  без  денег, возвращался  в  Москву.  В  другой  раз,   следуя  на  выходные  в  Приозерск,  проснулся  только  в  Нижнем  Новгороде.
После  таких  его  выходных  Наталья  долго  еще  украдкой  присматривалась  к  его  венам  на  руках,  принюхивалась,  но  ничего  подозрительного  вроде  не  находила.  Однажды  она  позвонила  нам  сообщить,  что  Сергея  в  Приозерске  избили.  Кто,   за  что – неизвестно. Пришел  под  утро  с  резаной   или  рваной  щекой,  в  ссадинах  и  кровоподтеках,  трезвый.  Что  произошло – ничего  не  рассказывает, только  посмеивается: ничего  страшного,  все  нормально.  Так  и  не  добились  от  него  никаких  толков.
В  другой   раз  отец  пожаловался,  что  все  выходные,  вместо  того,  чтобы  помочь  по  хозяйству,  сын  прокатался  на  чьей-то  "Волге":  видел  их – заезжали  шумной  компанией  набрать  еды  и  опять  укатили  на  несколько  дней  и  ночей. 
– Хоть  бы  девушка  какая  серьезная  у  него  появилась  да   вправила  бы  ему  мозги,  – вздыхала  всякий  раз  Наталья,  заезжая  к  нам   по  пути  в  Приозерск. – Сломает  где-нибудь,   дурачок,  раньше  времени  башку  себе,  не  доживешь  с  ним  спокойно,   уйдешь  раньше времени  в  могилу.  Ее  поддерживала  мать,  моя  теща,  которая  с  прошлой  зимы  жила  у  нас  с  Лидой.
И  так  всегда,  встретившись,  четыре  женщины,  включая  мою  дочь,  а  когда  и  племянница – сестра  Сергея  заезжала  с  матерью  –то  и  впятером  на  кухне до  глубокой  ночи  устраивали  словесные  баталии,  промывая  косточки  сыну,  внуку,  племяннику  и  брату  в  одном  лице,  отчего  ему,  бедному,  наверно  громко  икалось  в  это  ночное  время  в  столице… 
Ради   объективности   следует  заметить,  что  сам  я  никогда  в  жизни  не  был  свидетелем  недостойного,  даже  мягче  скажем, – неправильного  поведения  Сергея,  где  бы  он  неучтиво  высказался  в  адрес  родителей  или  родных,  пришел  бы  с гулянья  в  непотребном  виде  и  во  многих  и  многих  других  ситуациях,   которые  ему  ставились  в  вину. Меня  всегда  удивлял  категоричный  тон  женского  судилища  и  тянуло  встрять  в  их  бесконечный  спор, но  чувствуя  в  своем  меньшинстве  бесполезность  затеи, я  набирался  терпения,   чтобы  смолчать,  не  дать  им  повода  махнуть  на  меня  рукой:  "Молчи, много  ты знаешь!  Все  вы  мужики  – одинаковые… Думаете  только  о  себе,  а  что  сердце  у  матери  рвется , – вам  и  хрен  по  дорожке…"
Чтобы  оторвать  его  от  сомнительной  компании,  увлечь  настоящим  мужским  делом,  купили  ему  автомобиль.  Он  быстро  и легко  научился  им  управлять,  сдал  на  права,  и  спустя  некоторое  время  свободно  разъезжал  на  нем  по  столице,  чего  не  скажешь  о  Приозерске.  Стоило  ему  появиться  в  родных  краях  свободным  человеком  да  при  деньгах,  так  сразу  об  этом  узнавали  все  его  многочисленные  "друзья".  А  если  еще  и  с  машиной…
Дважды  мне  приходилось  "разруливать"  неприятную  ситуацию,   связанную  с  участием  племянника  в  дорожно-транспортных  происшествиях,  в  которых, к  счастью,   никто,   кроме  автомобиля,  не  страдал.
В  то  время  как  "женсовет"   бранил  его,   я  вспоминал,   как  он  неожиданно  появился  в  больничной  палате  Бакулевского  института  с  огромным  букетом  синих  цветов  и  неприподъемной  сумкой  фруктов:
– Нате,  тетя  Лида,  кушайте  и  поправляйтесь, –  и  все  женщины  в палате,  стараясь  незаметно:  кто  подправил  прическу  рукой,  кто  огладил  халатик  на  себе,  кто,  отвернувшись  с  зеркальцем  к  окну,  подрисовал  себе  что-то  на  лице.  И  в  сумрачной  палате,  только  что  покинутой  лучами  заходящего  солнца,   снова  на  короткое  время  посветлело…

3

Операция  по  скрытой  переброске  участников  загадочного  мероприятия  началась  накануне  назначенного  дня.  В  пятницу  вечером  к  нам  приехали  из  столицы племянница  с  мужем  и  пятилетней  дочкой – часть  большой  семьи,   вынужденной  уже  в  течение  нескольких  последних  лет  зарабатывать  на  хлеб  в  Москве.  Глава  этой  семьи :  мать,  бабушка  и  теща  в  одном  лице – еще  вчера  уехала  в  Приозерск  проведать  мужа,  на  которого  несколько  лет  назад  они  повесили  все  хлопотное  домашнее  хозяйство,   время  от  времени  навещая  его  и  снабжая  заработанными  в  столице  деньгами.  Сын  их, Сергей,  как  мы  уже  знаем,  два  дня   находился   дома,   в  Приозерске.  "Москвичам"  пришлось:  кому-то – отпрашиваться  на  работе,  кому-то – отрабатывать  заранее  или  меняться  сменами.  Нам  же  с  супругой   повезло  больше:  мы  эти  выходные  отдыхали,  и  только  дочь  была  вынуждена  "закалывать"  занятия  в  институте. Более  всего  предстоящей  поездке  к  деду  радовалась  внучка:  Маринка  все  уши  прожужжала  нам,  что  завтра  поедет  к  Бурану  и  повезет  ему  вкусную  косточку,  для  чего  наконец-то  за  долгое-долгое  время  съела  ко  всеобщей  радости  полную  тарелку  хорошо  сдобренного  мясом  куриного  супа.
Молодые  наши  гости  мало  в  чем  прояснили  загадочную  ситуацию  вокруг  завтрашней  поездки  в  Приозерск, но  зато  окончательно  заставили  мою  супругу  уверовать  в  хороший  исход  дела.
– Ничего  плохого  не  подумайте,  тетя  Лид, – насколько  я  поняла,   он  заказал  в  кафе  праздничный  ужин, а  вот по  какому  поводу – это  и  есть  сюрприз,  и  разгадать  его замысел  мы  пока  не  смогли,   и  он  молчит,  как   партизан – только  улыбается  да  хихикает.  Знаю,  что  в  последнее  время  он  усиленно  скапливал  деньги,  подменял  товарищей  на  работе, заработок  не  тратил  по  пустякам,  как  бывало  раньше. Видимо, готовился  заранее.
– Оль,  а  скажи,  – не  жениться  ли  он  надумал? Ну,  как  устроит   завтра  нам  смотрины  невесты?!
– Это  было  бы  неплохо,  тетя  Лид,  да  только   не  думаю,  что  так  и  будет,  по  его  виду  на  это  не  похоже.  Хотя,  я  знаю,   девушка  у  него есть  дома,  однажды  он  показывал  мне  ее.  Неплохая  девочка,  видная,  студентка…
Меня  больше  всего  радовало,   что  наши  гости  внесли  в  душу  супруги  покой  и   умиротворение,   она  отошла  от  забот,  раскрепостилась,  светясь  радушием  и  теплотой,  превратила  встречу  родных  и  близких  людей  в  праздничный  вечер  после  трудовой  недели.  Сегодня  гуляем,  а  завтра  Бог  даст…

4.

Наутро  Бог  дал  всем  проснуться отдохнувшими,  бодрыми и жизнерадостными.  В  кругу  моей,  резко  увеличившейся  за  счет  родных,  семьи  царило  оживление  с  элементами  некоторой   суматохи,  вызванной  ощущением  необычности  наступающего  дня. Теща,  как  всегда  вставшая  на  два  часа  раньше  всех,  долго  не  могла  отыскать  запропастившиеся  куда-то  чулки  и  теплую  кофту.  И  никакие  уговоры,   что  на  улице  настоящая  весна,  солнце  и  звучная  капель, и  можно  одеться  полегче,  на  нее  не  подействовали.  И  все  же  в  обед  мы  уже  тронулись  с  вокзала  на  электричке,  а  полтора  часа  спустя  по  переходному  мосту  через  железнодорожные  пути  вышли  на  привокзальную  площадь  Приозерска.
Стоял  солнечный  весенний  полдень.  Сверху  голубело  небо,  под  ногами  хлюпала  сплошная  каша  из  мокрого  снега  и  затаившейся  под  ним  воды.  Идти  было  трудно,   но  это  нисколько  не  смущало,  а  наоборот  радовало  Маринку:  только  было  отец  сообразил  посадить  ее  к  себе  на  шею,  как  выяснилось,   что  сапожки  ребенка  промочены  насквозь.  Надо  бы  домой,  в   тепло,  или  хотя  бы  поменять  ей  носки,  но  мы  были  связаны  так  обстоятельствами,  что  сделать  это  сейчас,  в  данный момент,  не  имели  возможности.  И  хотя  у нас  было  часа  полтора  времени,  мы  должны  были  строго  выполнять  условия:  не  заходить  домой,  не  объявляться  раньше,  не  двигаться  к  "месту  дислокации"  центральными  транспортными  магистралями.
Приозерск – город  не  областной,  но  второй  по  числу  жителей  в  губернии  и  все  же  представлялся  "большой  деревней",   где  все  друг  друга  знают,  и  было  бы   неразумно   испортить  все  дело,  попавшись  на  глаза  где-нибудь  на  центральной   улице  Наташе,  вышедшей  на   минутку  до  магазина.
Мы  позвонили  Сергею  и  доложили  о  прибытии  полным  числом,   без  потерь. Чувствовалось,  что  наш  "стратег"  обрадовался  этому,  еще  раз  подтвердил  жесткие  условия  нашего  поведения,  посетовав  Лидии (она  разговаривала  с  ним  по  телефону),  что  еле  удерживает  мать  от  поездки  в  Москву,  поскольку  она  беспокоится,  почему  не   отвечают  по  телефону  ни  дочь,  ни  зять.  Еще  он  поведал,  что  отец,   жалея  жену,  чуть  не  проговорился  ей  о  мероприятии,  из  чего  мы  сделали  вывод,   что  сын  все-таки  посвятил  его  в  тонкости  дела,  не  в  пример  нам,  которым  так  и  оставалось  только  догадываться,  а  что  же  все-таки  произойдет  сегодня   вечером?
Сережа,  как  мы поняли,  звонил  не  из  дома,  а  наверное  с  огорода,   пожелал  нам  достойно  продержаться  последний  час  и  поспешно,  не  прощаясь,   отключился,  видимо,  в  это  время  Наталья  вышла  на  крыльцо.
Худо-бедно  – час  мы  "убили"  и  без  четверти  четыре  были   около  кафе.  Мы  сразу  поняли,  что  предприятие  питания  закрыто  на  спецобслуживание – случайных  посетителей  заворачивали,  а  среди  тех,  кто  приглашен  и  уже   собрался   на  входе,  мы  увидели  старых  знакомых,   с  кем   встречались  в  последнее   время  на  свадьбах  и  похоронах  в  Приозерске.  Судя  по  тому,  что  среди  гостей  было  больше  Натальиных  школьных  подруг  и  друзей  ее  семьи,   можно  было  сделать  предположение,  что  таинственное  мероприятие  возможно  все-таки   посвящено  ей.
За  десять  минут  до  времени "Ч"  появился  главный  устроитель –– дирижер  праздника:  ничем  другим  грядущее  событие  не  назвать – богато  накрывались  соединенные  в  одну  линию  столы,   персон  на  двадцать,  в  углу, в  ведре  с  водой,  отдыхала  огромная  охапка  алых  роз.
Сергей  хоть  все  так  же  улыбался  и  хмыкал,   чувствовалось,  что  был  взволнован  и  растроган. Поприветствовав  гостей,  он  о  чем-то  пошептался  с  барменом,   предупредил,  чтобы  мы,   выстроившись  на  крыльце  кафе, встречали  их  минут  через  десять  с  розами  в  руках,  и,  так  и  не  раскрыв  тайны, на  той  же  машине,  на  которой  и  приезжал,   укатил  за  родителями.
Через  десять  минут  он  не  приехал,  он  прибыл  позднее. Как  потом  станет  известно  из  его  же  рассказа,  ему  придется  открыть  матери  запасную  версию – помолвки  с  невестой,  иначе  Наталья  ни  в  какую  не  соглашалась  ехать  в  какое –то  кафе,  одеваться  для  этого  по-праздничному  и  наводить  полный  марафет,  включающий:  макияж,  маникюр,  педикюр,  укладку  волос  и  многое  другое,  в  чем  я  не  особо  разбираюсь. Хотя,  следует  заметить,  это  для   нее  было  не  обязательно:  она  и  так  чрезвычайно  красива  и  симпатична,  поскольку  относится  к  той  части  женщин,  для   которых  Творец  ничего  не  пожалел:  ни  стати,   ни  силы,  ни  ума,  ни  красоты.  Вдобавок   к  этому –у  нее  душа – открытая  и  добрая.  Но  это  так,   к  слову.
А  в  это  время  заинтригованные,  но  уже  кое   о  чем   догадывающиеся  женщины  с  цветами  в  руках,  выстроившись  вдоль  парапета  кафе,  ждали  виновников  торжества, и  вконец  заинтригованные  и  ни  о  чем   не  ведающие  мужчины  в  свою  очередь  нервно  курили  сигарету  за  сигаретой,  и   среди  этих  возбужденных  представителей  сильной  половины  был  и  я,  тоже  выкуривший  одну  штуку,  хотя  прошло  уже  более  двадцати  лет,  как   бросил  это  вредное  занятие.
Резкий  сигнал  автомобиля  мгновенно  навел  порядок  в  наших  уже  было  расстроившихся  рядах. Черная  "Волга",  на  которой  недавно  приезжал  "командующий  парадом",  с  зажженными  фарами  эффектно  причалила  к  входу. Сергей,  выскочив  из  машины,   ловко  откинул  заднюю  дверь  и,  элегантно  приняв  руку  матери,  помог  ей  выбраться  из  автомобиля.  С  другой  стороны  к  ним  уже  присоединился  довольный,  улыбающийся  и  нарядный  муж  и  он  же  – отец.
Машина  отъехала,  Наталья  подняла  глаза и ахнула.  Это  "Ах"!  было  написано  на  ее  испуганном  и  немного  растерянном  лице.  Мы  не  услышали  ее  восклицания,  поскольку  оно  потонуло  под  мощным  хором  голосов:  "По – здра –  вля – ем!  По – здрав – ля – ем!  Поз – драв – ля – ем!"
Она  стояла,  как  вкопанная  и  может  долго  бы  пребывала  в  таком  состоянии,  если  бы  не  сын  и  муж, взявшие  ее  под  локотки  и  подтолкнувшие  к  нам.  А  она  все  переводила  глаза  с  одного  на  другого,   с  тех,  кого  не  видела    с  год,   на  тех,   с  кем   встречалась  недавно,   и  не  могла  понять: сон  это  или   все  происходит   на  самом  деле.  Щеки  ее  покрылись  румянцем,  поднимаясь  на  крылечко  кафе,   она  принимала  розы,  охапка  которых   уже  возвышалась  на  ее  согнутой   руке,   и  не  могла  произнести  ни  слова,   чтобы  не  расплакаться,  не  нарушить  картину  наступавшего  праздника. 
Позднее,  когда  будет  разлито  по  бокалам  шампанское, и  с  лица  именинницы  одновременно  с  испугом  сойдет  и  растерянность,  и  лишь  останется  удивление – тем   мгновением  жизни,  к  которому  она  непроизвольно  стремилась,  которого  исподволь  ждала,  он,  этот ,  незаметно  для  нее  повзрослевший  юноша,  произнесет  по-детски  ласковые  слова: "Мамочка,  у  тебя  недавно  был  день  рождения,  и  этот  праздник  для   тебя!  Ты – самая  лучшая  мама  на  свете!..." – она  не  сдержит  слез  радости, которыми  заполнятся  ее  красивые  глаза,  и  судорожно  сглотнет  подступивший  к  горлу  и  мешающий  сказать  в  ответ  что-то  доброе,  комок.  И  одна  слеза,  выступив  из  переполненных  глаз,  подрожит-подрожит  на  ресницах  и  по  щеке,  оставляя  на  ней след,  побежит  к  подбородку,  с  которого,  повисев  мгновенье, упадет  на  стол,   и  этот   звук  услышат  все,   потому  что  в  уютном  зальчике,  где  затаили  дыхание  одновременно  два  десятка  человек,  так  тихо  еще  никогда  не  бывало…