Дорога к празднику (Юрий Сергеевич Павлов) / Проза.ру

Этой занимательной истории больше четверти века. Она произошла, когда я был молод – как раз в самом возрасте Христа, в меру силён, мечтал о многом, многое хотел узнать и увидеть, многого пытался достичь. Поскольку история связана с автомобилем, и он как бы выступает у меня одним из главных действующих лиц, нелишне, я думаю, поведать вначале о предыстории произошедшего.
А случилась она годом раньше, в один прекрасный июльский день, когда мы с супругой, как я уже сказал, сравнительно молодые и относительно сильные, а главное – азартные люди, с неуёмным желанием жить – широко и влюбленно, возвращались из леса с полными бидончиками земляники. Надо ли говорить о нашем настроении и чувствах, которые мы испытывали, вышагивая по обочине шоссе в сторону города? Ощущение праздника, которое является всегда от общения с природой, не покидало нас и в то время, когда мы ползали по земляничной поляне, густо сдобренной в тот год спелыми ягодами, и когда с высоты холма обозревали тёплые солнечные окрестности, бодро вышагивая к дому. А забрались мы от своего жилья на добрый десяток километров, преодолев это расстояние за считанные минуты на рейсовом автобусе. Водитель остановил нам машину «по требованию», прямо в лесу. А ягоды – вот они: сойди с обочины – и сразу у дороги, только не ленись! Да сколько их! Меньше трёх часов ушло у нас, чтобы заполнилась посуда, мы и устать даже не успели. Потому так легко и сноровисто возвращались домой.
Существует такое предубеждение: хорошее начало – так оно и пойдёт до конца. Не явился исключением и тот июльский день, иначе бы он так ярко не запомнился, хотя маленького испытания в виде дружного ливня с грозой во время двухчасового пути мы не миновали.
Дождь был такой напористый и обильный, что на нас не осталось ни одной сухой ниточки. Он так же неожиданно закончился, как и начался, и кругом, особенно от прогретого за день шоссе, пошло густое испарение.
В расписании автобусов был перерыв, а легковые машины проносились мимо, обдавая нас водянистой пылью. Вот тогда супруга, устав голосовать, и выдала пророческую фразу: «Когда куплю машину, тоже сажать никого не буду!»
На другой день, в понедельник, мы подали заявление в райисполком о постановке нас на очередь по приобретению легковушки. К слову сказать, когда мы через год разъезжали на собственном «Запорожце», я с удовольствием захватывал по пути мёрзнувших на обочинах дорог женщин с детишками и стариков, не взимая с них платы за проезд, кроме пожеланий здоровья, счастья и благополучия в наш адрес. Было просто приятно сделать кому-то добро, и только однажды такой порыв был не понят и вышел для меня боком, но это дело иного рода и о нём как-нибудь в другой раз.

2.

Сегодня шестое ноября – канун большого по тем временам, главного праздника страны – годовщины Октябрьской революции. Впереди четыре праздничных дня. Складывалось всегда так, что мы всей роднёй обычно уезжали на «октябрьскую» из большого города за сотню километров – в лесной посёлок, где чуть ли не через дом проживали то зятья, то сватья, то братья да сёстры моего тестя. Это его родина, там жива ещё его мать – бабушка моей жены. Я не был женат, но уже наслышан, как там щедро и радушно привечают гостей…
Ну что ж – в деревню – так в деревню! К тому времени я уже два месяца разъезжал на собственном автомобиле, проехав в общей сложности тысячи две километров. Ездил я осторожно: сказывалась некоторая неуверенность и отсутствие опыта. Потому сзади и спереди на стекле машины я наклеил по зелёному кленовому листочку, и это, я не раз убеждался в том, была не лишняя мера предосторожности. В начале моей шофёрской практики меня, как наверно и других начинающих, больше всего смущал встречный транспорт. Мне казалось, что при встрече с грузовиком я не смогу удержать машину на прямом отрезке шоссе, и меня, как магнитом, потянет по косой линии – к грузовику. Поэтому на общем совете, основываясь на моих доводах, решили ехать в соседний район не через областной центр с его оживлённым движением, а наикратчайшим по карте путём – межпоселковыми и внутрихозяйственными дорогами. Этот путь казался раза в три короче.
Тестя мы отправили на его родину ещё с утра – как посыльного – предупредить, что к вечеру приедем. Да и вправду сказать, ему бы и места не нашлось в машине, поскольку кроме меня – водителя, нас ещё подобралось шесть «гавриков», – все, за исключением моего свояка, – женщины и дети.
Часов до двух дня мы пробегали с Володей по заправкам и гаражам в поисках бензина, пока не нашли полканистры, купив «с рук», которого нам в один конец с лихвой хватит, а там видно будет. В те времена в каждом городе, кроме областного, каким бы крупным он не являлся, была всего одна автозаправочная станция, и бензин на ней отпускался строго по талонам, которые продавались в магазинах «Спорттовары», и были в наличии не всегда.
Ноябрьский день короток, особенно как в тот раз – хмурый и ветреный. Но отправляясь в неизведанный путь в два часа пополудни, мы надеялись за час-полтора преодолеть намеченное расстояние.
Итак, всемером: мы с женой, тёща, сестра жены с мужем и двое их ребятишек – дочка четырех лет и почти годовалый малыш бодро тронулись в неизвестный и загадочный путь. Мы были заряжены на праздник, ехали туда, где нас с теплом и любовью ждут. Машина наша была новая, бак заполнен бензином, багажник – всякой снедью    и гостинцами. Через пятнадцать минут, постояв под светофором, мы благополучно пересекли беспрестанно гудящую автостраду «Москва – Горький» и углубились в лесную сторону с мелькавшими изредка по сторонам небольшими деревеньками.
Миновав на трассе пост ГАИ, Володя (он сидел на переднем сидении рядом со мной, выполняя роль штурмана), извлёк прятавшуюся у него в ногах дочурку и водрузил к себе на колени. Сзади сидели три женщины с малышом на руках, который беспробудно спал с тех пор, как отъехали от дома, и я ему завидовал от всей души за отсутствие всяческих чувств и эмоций: уверенности и неуверенности, надежды и тревоги. Хотя это я почувствую потом. А сейчас я уверенно жму педаль газа, изящно поворачивая на поворотах рулевое колесо, плавно выходя из редких виражей. В машине тепло – работает бензиновый отопитель, слегка укачивает – дорога ровная, асфальтированная, уходящая далеко до поворота, серая лента. По бокам дороги подступившие вплотную березняки, густой тёмный ельник. Вверху серое осеннее небо. Ветер стих. Безмолвие и умиротворенность вокруг.
Мне приятно ощущать надежность машины, как бы сливаясь с ней в единый, чётко работающий механизм. Душу тепло обволакивает приятное чувство гордости, большой ответственности перед людьми, доверившимися мне, и я никак не могу, не имею права обмануть это доверие, которое основывается на надежности машины, а ещё более на мастерстве водителя. Мы молчим, но каждый в этот час думает, уверен, об одном: о предстоящей встрече с роднёй в жарко натопленной избе, за щедро сдобренном разносолами праздничным столом. А наши молодые жены, не ошибусь, ещё мечтают сегодня вспомнить молодость, успеть вечером в клуб, к подругам…
Мы уже около часа находимся в пути и в соразмерности со скоростью машины проехали не менее полсотни километров. По нашим расчетам мы уже должны подъезжать к Заболотью. И как по заказу, лес расступился, и вдалеке, на взгорке, среди запущенного поля, более похожего на заливной луг, показалось селение, при въезде в которое нам бросилась в глаза табличка «Заболотье».
Возбужденные столь необычной развязкой нашего дорожного сюжета, мы поначалу и не поняли, почему первым же строением посёлка оказался клуб, хотя, как помнится, он располагается посредине населённого пункта, у пруда. Конечно же, мы всегда въезжали вЗаболотье с парадной стороны – от Андреевского, по еловому коридору, посаженому лесоводом Тюрмером ещё в прошлом веке. А сейчас мы запросто могли въехать со стороны Дюкинского карьера, а не исключено, что и со стороны лесного кордона! Ведь Заболотье же?!
Нашу непрочную уверенность мгновенно рассеяла группа молодёжи, в основном парни, собравшаяся на широком крыльце заведения культуры, словоохотливая в этот час приближающегося праздника, начала которого, судя по их оживленным и раскрасневшимся лицам, они дожидаться не стали.
– Заболотье? Рядом с Андреевским? Нет, вы попали в другое Заболотье – нашего района. Вон там, за лесом, – указал парень рукой на другой конец посёлка, – начинается другой район. Там тоже есть Заболотье. Ехать надо через Языково, – с ударением на втором слоге произнёс молодой человек название населённого пункта, – это за лесом. Дальше – на Андреевское – километров пять, ну, а потом и ваше Заболотье. Да вы не бойтесь, – увидев наше разочарование, успокоил парень, – это недалече…
Наперебой они бросились разъяснять нам дорогу, каждый предлагая наиболее приемлемый на его взгляд вариант, из чего я пришел к выводу следовать всё-таки маршрутом, который указал нам первый парень.
– Ну, а как дорога –пробьёмся?
– Дорога?– он на секунду задумался, как бы представляя себе этот путь, и слегка пожал плечами: – А чего – дорога? – Нормальная…Правда, когда проедете половину леса, будет низинка, такая…не очень, но там есть объезд – проскочите! А так – после леса она снова пойдёт в гору, станет суше и – до самого Андреевского. А там – асфальт…
Мы попрощались. «До свиданьица! С праздничком! Счастливо!» – вразнобой прозвучал нам в напутствие нестройный хор голосов.

3

Мы снова в пути. Светло. Дорога чистая и ровная, недавно подсыпанная. Мелкий, ещё не заезженный колёсами грузовиков и тщательно укатанный щебень от сцепления с новой резиной автомобиля рождает сочный шуршащий звук, тепло ложащийся на душу шофёра. Ни колдобинки – впрямь, как белый асфальт. Это позволяет вести машину ровно, без рывков, на хорошей скорости.
Встревоженные было там, у клуба, мои пассажиры опять успокоились и примолкли. Однако и не прошло нескольких минут, как это часто бывает, снова оживленные, в приподнятом и предпраздничном настроении, мы, не сговариваясь друг с другом, одновременно решили сделать остановку, чтобы немножко поразмяться после полуторачасового пути и слегка перекусить. Торопясь в дорогу, времени дома себе на обед не позволили, прихватив еды изрядно в поездку.
Здесь, на широком сельском тракте, мы и устроили свою трапезу. Для этой цели хорошо подошёл капот машины, куда усадили проснувшегося к тому времени малыша – поближе к ветровому стеклу, а у ног его разложили свёртки, баночки и блюдца с салатами, бутербродами, пирожками и прочей снедью, с аппетитом употребляя её и запивая горячим чаем из термоса. Обступив машину полукругом, мы оживленно, порой перебивая друг друга, с хохотом и шутками представляли, как предстанем гурьбой пред очами бабушки и всей родни, немало удивив их тем, как дружно собрались и заявились на праздник, не убоявшись связать себя младенцем и четырёхлетней девочкой. Вот бабушке будет радость увидеть правнуков! Всего-то ещё полчаса пути – и дома!
Со стороны смотреть, можно было подумать, что весёлая кампания туристов или грибников (если б не позднее время года!) возвращаясь с природы, устроила последний перед городом привал. Так можно было подумать, если не брать во внимание наш вид – торжественный и праздничный.    Дети были разряжены в яркие болоневые комбинезончики. Не ударили в грязь лицом, одевшись со вкусом и в тон погоде и по сезону, женщины. Постарались не отстать от них и мы с Володей. Мы были в молодежных шляпах, при галстуках. На нём – удлинённая кожаная куртка, на мне – стройное светло-серое пальто в тёмную крапинку и с чёрной окантовкой по воротнику, отворотам, хлястику и клапанам карманов. В распахнутой одежде, с развевающимся шарфиком-кашне я выглядел элегантно и современно. Это ощущение молодости придавало силы и уверенность.
Спустя некоторое время, мы продолжили свой путь, с каждой минутой приближаясь к манящему теплу и уюту нашего конечного пункта. Дорога постепенно перешла в грунтовую, заметно сузилась, и мы теперь ехали по извилистому лесному коридору, между обочин, давно не очищаемых от кустарника, придорожные ветви которого чаще и чаще хлестали по бокам машины. Дорога шла под уклон, и её полотно опускалось еще ниже по сравнению с обочинами, корни деревьев, пеньки были на уровне моего лица. Складывалось впечатление, что мы едем по высохшему руслу реки – до такой степени была выезжена или смыта весенними половодьями проезжая часть дороги. Я уже давно сбросил скорость и тихонько пробирался на второй передаче между торчащих по бокам, словно скрюченные гигантские пальцы, корневищ старых, замшелых берёз. Настораживало то, что, в случае возникновения препятствия на пути, не было ни одного мало-мальски пологого бокового съезда, что лишало возможности объехать это препятствие. И ждать долго не пришлось…
Через сотню метров пути, когда мы, пробираясь по спуску, достигли его низшей отметки, и дорога пошла полого, а по её обочинам среди берёз замелькали рослые сосны, впереди блеснула вода… Не выключая двигатель, а лишь переведя его на холостые обороты, я, пока ещё не выходя из машины, через стекло оценивал обстановку. Передо мною блестела лужа шириною во всю дорогу и длиною метров десять. На противоположном конце из неё с небольшим подъёмом выходила твердая ровная дорога. Какова может быть её глубина? Что там на дне: яма? Бревно? Глубокие колеи с высокой серединой между ними, на которые можно запросто сесть брюхом машины?
В салоне стало тихо. Фосфорически светились часы, показывая 16.00. Скоро начнёт смеркаться. Мы переглянулись с Володей и, не говоря ни слова, выбрались из машины наружу.
– Не про это место говорил парень?– вопросительно глянул он на меня.
– Похоже, что да…
– Что делать будем?
– Не знаю, – пожал я плечами. – Разведать бы дно, да сапоги резиновые не взял. А разуваться…– меня аж передёрнуло от озноба.
– Топор-то хоть есть с лопатой?
Я утвердительно кивнул, погруженный в свои мысли, иначе бы догадался при упоминании о топоре срубить берёзовый кол, чтобы прощупать дно.
– Давай искать объезд, подкапываться, моститься, – предложил свояк.
Мы высадили народ, сложили в машину верхнюю одежду и принялись за работу. В лесу ещё было светло. Я срыл левую обочину дороги, поскольку слева мне казалось предпочтительнее обойти долгую лужу: и почва посуше, и лес пореже, и выезд снова на дорогу не такой крутой.
Володя тем временем натаскал валежника и сухостоя, нарубил кольев в самые низкие места дороги, чтобы сделать насколько возможно пологим въезд на левую обочину.
Сдав назад и резко вывернув влево, я попытался сходу перепрыгнуть обочину, но у меня с первой попытки не получилось. Напустив дыму и оглушив всех рёвом двигателя, я только до смерти напугал детей. Проснулся младший, дочь кричала, как сумасшедшая, когда отец сзади толкал ревущую машину, помогая ей одолеть подъём. Бабушка с внуком на руках утащила девочку подальше от машины. Сёстры молча стояли поодаль, не зная, чем помочь, и только младшая, наблюдая за происходящим, сдвинув брови и закрыв рот ладонью, тихонько качала головой. Когда я на время выключил двигатель, установилась глухая гнетущая тишина…
Наконец, с третьей попытки мне удалось вскарабкаться и перевалиться через крутую обочину. Не ослабляя напора, топя педаль газа, я двинулся было между деревьев обходить гиблое место, но вдруг почувствовал, что, чем сильнее давлю на газ, тем более стопорится машина, как будто кто-то крепко удерживает её за зад. И вот она встаёт и глохнет… Несколько безуспешных попыток и – ни с места. Глушу мотор и выбираюсь наружу. На моих глазах след, оставленный автомобилем, медленно заполняется водой, а сама машина на четверть колеса ушла передней осью в рыхлую, скрытую травой, болотную почву. Двигаться вперёд нет смысла. Быстро назад, пока ещё не затянуло полностью колею водой.
Володя быстро забутил пробитую нами дорогу, осталось только подмоститься под колёсами, что и сделали с помощью домкрата, поочерёдно поднимая то правую, то левую стороны автомобиля. Теперь, пятясь назад, не слететь бы с настила. Постоянно запуская двигатель, поскольку он с таким же завидным упрямством глохнул, я не заметил, как разрядил аккумулятор. К счастью, мы ещё успели выбраться на прежнюю дорогу, но теперь, когда он окончательно «сдох», завести машину можно было только «с толчка» или ждать, когда аккумулятор немного восстановит свою ёмкость.
А время шло… Сгущались сумерки. Становилось прохладно. Мы снова забрались в машину, где всем вместе как никак было теплее, чем в темнеющем ноябрьском лесу. Отопитель не включался – не хватало мощности источника электропитания. По этой же причине я не включал свет. В оцепеневшей тишине и окончательно померкшем дневном свете продолжала светлеть полоска неба над дорогой. Пока малыш спал и видел добрые сны. В тепле пригрелась и задремала его сестрёнка. Но это сейчас… это пока… А когда наступит ночь, и они проснутся… Мне стало жутко от мысли, что может стать с грудничком в холодном чёрном ночном лесу, и липкая испарина мгновенно выступила на лбу…

4

Прошло около часа. И когда уже безразличие и отчаяние стало постепенно овладевать нами, я вдруг случайно в зеркале заднего вида боковым зрением увидел мелькнувший на мгновение какой-то слабый проблеск. Показалось? Искорка? Светлячок? – Откуда?! Видение повторилось с ещё большей силой, словно неведомый луч осветил салон и погас. Я отчётливо увидел напряженные лица моих пассажиров, и в тот же миг до нас явственно донёсся отдаленный гул работающего мотора. Сомнений не было: сзади нас машина – первая сегодня за всё время нашего пути! Вот уже лучи её фар ощупывают нас, и там наверняка нас заметили. Бог дал шанс! Не упустить!
Мы с Володей выбрались из успевшего нагреться салона и замерли в ожидании.
Грузовик остановился в нескольких метрах. Громыхнули двери. Нас обступило несколько человек.
– Что случилось? – по праву старшего спросил водитель.
– Заглохли… Аккумулятор сел.
– Трос есть? Понятно…Давай верёвку – в кузове, – кивком головы послал он одного из напарников к машине. К этому времени из «Запорожца» выбрались женщины. Интуитивно почувствовав своё спасение, они, перебивая друг друга, запричитали в голос:
– Мужчины! Миленькие! Вытащите нас отсюда! С нами маленькие дети… Пожалуйста!
      – Пятёрку дадите? – с верёвкой в руках, как бы в раздумье, остановился мужчина перед нашей машиной.
Я кивнул головой.
      – Дадим, дадим!—скороговоркой выпалила младшая сестра, словно боясь, что они передумают.
      – Шесть, – попытался поправить товарища напарник, изрядно дохнув на меня «свежаком».
      – Хватит и пяти, – отрубил водитель, более трезвый изо всех работников. Он пошел за руль, чтобы объехать по обочине нашу машину, а приятелю приказал крепить верёвку к передку нашего автомобиля.
         Вот, кажется, всё готово. Пробный рывок, мы ощущаем толчок, но остаёмся на месте, и свободный конец верёвки летит к заднему борту грузовика. Вторая попытка тоже заканчивается неудачей.
      – Ты за чего цепляешь? – орёт шофёр на собутыльника. – За нижнюю трубу передней подвески цепляй!
         Гвалт и возня, ругань и крики пьяных мужиков разбудили младенца и девочку, прикорнувших, пока мы стояли. Снова плач, снова слёзы, увещевания и убаюкивания – голова готова разорваться от напряжения. Наконец, кажется, всё надежно закреплено. Шофёр грузовика даёт мне последние наставления. Его слегка мотает.
      – Врубай вторую, а как тронемся и заведётся машина, переходи на «нейтралку». Только не забудь вытянуть подсос, а то заглохнешь. На работающем двигателе зарядится аккумулятор – это уже дело! Понял?
      На этот раз всё получилось, как надо: верёвка натянулась, мы тронулись, и, когда я отпустил педаль сцепления, сразу почувствовал, как будто моя машина споткнулась обо что-то невидимое и после этого легко побежала за грузовиком, отчего верёвка сразу ослабела и провисла, а затем легла на дорогу. Я понял, что догоняю грузовик, быстро выключил скорость, не забыв при этом вытянуть рычажок «воздушки». Двигатель заработал на средних оборотах, пошёл заряд батареи, сразу стал ярче свет из-под фар, запустился в работу отопитель. Но уже нужды в подогреве не было. От нахлынувшего и ещё не сошедшего напряжения мы не только согрелись, позабыв на время о пробиравшем нас холоде, но и мгновенно взмокли, как будто только что вышли из парной. В салоне сразу стало хоть и оживленнее, но спокойней и уверенней. Снова, в который раз, появилась угасшая было надежда благополучно прибыть к месту назначения хоть и с запозданием, но в целостности и сохранности.
Вот лучами фар я высветил нашу обидчицу, причину последних мытарств – долгую лужу, в которую уже полностью вошёл грузовик, и её взбудораженные воды, отхлынув от его задних колёс, ударили прибоем в лоб моей машины, волнами пошли с боков, плескаясь о дверцы. Я ощутил твёрдое и ровное дно водоёма и скоро вслед за машиной, карабкающейся на песчаный бугор, был вытянут из него, не заглотав в салон и капли водички! Мы переглянулись с Володей и дружно рассмеялись.
– Ну вот, а ты боялся! – на что я только вздохнул…
А между тем лес не кончался, а дорога опять становилась всё хуже и хуже… После песчаного бугра за лужей она снова пошла вниз. Вместо наезженного полотна она представляла из себя песчаную кашу с продольными желобами. Господи! Да это же след от трелёвки хлыстов! Где-то недавно мы проскочили, не заметив в волнении и суматохе, боковой съезд на нашу дорогу с лесозаготовительной делянки, после которого нам тащиться по разбитому лесовозами и тракторами коридору, назвать который хоть и лесной, но дорогой, можно было только с большой натяжкой.
Но страшное началось чуть позже. Путь на выезде из леса был до такой степени изуродован тяжёлым транспортом, что проехать по нему не только легковушке, но и грузовику представлялось непростой задачей, и если бы не съезды вправо и влево, бессчетное количество всевозможных объездов – ночевать бы нам в этом лесу, хотя до ближайшего населённого пункта и оставалось рукой подать – каких-нибудь пару километров.
Но, как я уже оговорился, эти объезды могли нас спасти от ночлега в лесу, одновременно могли и угробить. Всё чаще стали попадаться утерянные при транспортировке хлысты и брёвна, всевозможные дрова и вывороченные пни, объезжая которые, я нет-нет да и налетал на них, обдирая днище и рвя машину. И когда наш «тягач» вдруг резко тормозил перед невидимым нам препятствием, и мы начинали угрожающе с ним сближаться, я вынужден был постоянно включать и выключать скорость, тормозя двигателем. Я заметил, что передняя машина ведёт себя как-то странно: то резко останавливается, то рвёт с места, и все эти толчки передаются нам, отчего верёвка между нами постоянно то провисает, то натягивается, как струна. А вскоре и вовсе начался «горный слалом»: по обе стороны разбитой до невозможности дороги пошли небольшие, но очень крутые объезды, такие крутые, что нашей длинной верёвки хватало, когда грузовик выходил из поворота, а мы в него только входили. И если бы я не успевал лавировать между высоченными и толстыми соснами, выкручивая яростно из стороны в сторону рулевое колесо, нас бы потащило по прямой – на деревья. А плоскость дороги в середине объезда была наклонена к центру настолько опасно, что только чудо, сниспосланное свыше, не дало нам при рывке грузовика лечь на бок, а может быть и перевернуться на крышу…
Нервы каждого из нас натянулись до предела – это передалось детям: поднялся рёв и крики, заглушавшие всё – бабушкину молитву, причитания наших жён, их душераздирающие вопли.
А грузовик всё поддавал жару. В один из таких моментов Володя не выдержал:
– Тормози! Они же вусмерть пьяные – убьют! – вцепился он мне в плечо.
Я рывком нажал на педаль, и у меня всё похолодело внутри и как будто что-то опустилось, задрожали ноги, путая педали.
– Нет тормозов…– прохрипел я.
– Сигналь!
– Нет сигнала…– продавливал я напрасно клаксон.
– Фарами!
– Слабоват свет…не увидят!...
Я заметил боковым зрением, как он схватился руками за голову, сильно сжал её и простонал. И в это время что-то произошло. Машина дёрнулась и пошла ровно, так ровно, что я снова стал ощущать её – её податливость и зависимость от меня. Газ – и она ускоряет ход, сброс – замедляет темп. Никто её не дёргает и не стопорит, в то время как впереди всё удаляются от нас красные сигнальные огни грузовика.
– Верёвка оборвалась, – только и выдохнул я, но эти слова, несмотря на рёв и вопли, услышали и поняли все и даже младенец, пока ещё всхлипывающий, но уже примолкший и дербянящий соску, теребя при этом свесившуюся бабушкину седую прядь.
– Слава богу! – только и смогла произнести супруга.
– Мать-царица небесная, заступница наша, услышала молитву мою…– выдохнула тёща.
А машина уже благополучно выползла из последнего объезда и возвратилась на дорогу, которая резко пошла в гору, выровнялась и расширилась, и я понял, что мы выезжаем из леса.
Действительно, на горе в километре от нас показались огни деревни. Никто нигде нас не ждал. Машина словно пропала. Да и была ли она? Не приснилось ли всё это нам в кошмарном сне?
Я жал на газ, раскочегарив машину до такой степени, что, казалось, она сейчас выпустит крылья и взлетит. Я, словно не надеясь больше на неё, последним усилием пытался, если заглохнет двигатель, докатиться до населённого пункта накатом.
Но уже ничего этого не потребовалось. Около семи часов вечера (я успел бросить взгляд на светящийся циферблат электронных часов) мы въехали в село – мелькнула недалеко от обочины деревянная церковь, где напротив её, в самом центре, у клуба, ярко освещенного фонарями, на виду большой толпы гуляющей молодежи опять заглохли на середине огромной лужи. Я сгоряча открыл было дверцу, но, почувствовав хлынувшую в салон воду, успел её быстро захлопнуть. От толпы отделилась группа парней и двинулась к нам, на ходу выкрикивая разные советы и пожелания. Но я и сам знал, что делать. Попробовав завести машину, я понял бесполезность этой затеи: выпускающая труба глушителя хлебнула воды и сейчас находилась ниже её уровня поверхности. Дай, бог, если успел зарядиться аккумулятор! Я включил скорость и короткими поворотами ключа в замке зажигания – так, мелкими шажками – по полметра, допрыгал до сухого места, окончательно разрядив аккумулятор. Дальше помогли ребята, выкатив машину на бугор под столб с фонарём.
Один из них– явно лидер, молча протянул руку, как будто мы с ним знакомы сто лет, коротко буркнув:
– Открывай капот!
– Чара, двигатель у неё сзади, – подсказал кто-то из толпы.
Он молча, одним движением руки показал подвинуть машину вперёд, чтобы свет фонаря перешёл на задний отсек, где находится мотор.
– Трамблёр где? – с видом знатока осведомился он у меня. Я пожал плечами, не понимая, что ему требуется.
– Зажигание… – опять подсказал кто-то.
– Распределитель зажигания? – догадался я. – Вот! – и указал на пластмассовую крышку детали, из которой выходили пять красных проводов высокого напряжения.
Он проверил посадку проводов в «трамблёре», ловко орудуя руками и при этом не вынимая сигареты изо рта, дым от которой мешал ему и выедал глаза, отчего ему приходилось щуриться и смешно морщить щёку. Проверив посадку центрального провода от трамблёра к катушке зажигания, он что-то невнятно пробормотал – вроде, как мне показалось: «Дело было не в бобине…», на что один остряк услужливо подсказал ему окончание этой народной пословицы под дружный хохот весёлой кампании.
– Включай зажигание! – коротко бросил «старшой». Стартёр с трудом вращал коленвал.
– Не схватывает, – заключил он. – Наверное «закоротило».
– А ты проверь, Чара, есть ли искра у него?– подсказал кто-то из кампании, сделав ударение на последнем слоге в слове «искра».
– Искра в баллон ушла! – резюмировал всё тот же остряк из толпы.
Попросив не выключать зажигание, «главный специалист» снял крышку трамблёра и при помощи заводной ручки, которую он в своей манере обозвал «кривым стартёром», отчего я не сразу понял, чего ему нужно, раза три провернул коленвал, чтобы убедиться в отсутствии «искры».
Он задумался, толпа молчала, не зная, что подсказать. Видимо, я сделал для себя вывод, что, действительно, судя по употребляемым терминам, он был единственным из присутствующих профессиональным автомобилистом – шофёром или слесарем при совхозном гараже. Он не спеша обошёл машину, заглянул в салон и сильно удивился:
– Сколько вас туда набилось… Куда ехать?
– В Заболотье…
– А к кому? У меня там родни и знакомых навалом.
– К Ивановым едем: Римма, Юрий Иванович…
– Юрий Иваныч?!– враз оживился он. – Друганы мы! – хлопнул он меня по плечу. – Привет ему от Чары – он знает! – заулыбался парень.
Окружившие машину подростки после этих слов с усилившейся теплотой и добродушием взирали на нас, как на инопланетян, появившихся неожиданно с тёмного неба в их, богом забытом, селе.
– Это другой разговор! Юрий Иваныч! – какая встреча! – качал головой Чара.
Пользуясь случаем, наблюдавшие с затаённым дыханием за разговором наши женщины, выбравшись наружу, постарались ульстить души собравшихся соглядатаев, вызвать у них сострадание и милосердие:
– Мальчики! Пожалуйста, дети у нас малые в машине, – начала давить на чувства Володина Ира, – помогите нам… Юрий Иваныч ждёт, Римма, бабушка…
– Нет вопросов…– решительно двинулся Чара к мотору, но я остановил его:
– Знаете, сейчас в этих условиях машину мы не отремонтируем, а ехать позарез нужно, – на что он успел вставить своё «Ясно дело» и согласно кивнуть головой. – Поэтому, – продолжил я, – лучшее, в чём только вы можете помочь, – выделил я голосом «только вы» – это завести машину «с толчка». Вон вас сколько народу! Помогите, – просящее посмотрел я ему в глаза и шагнул к своему шофёрскому месту.
По его команде машину дружно облепили со всех сторон, где только можно было к ней протолкнуться.
– Врубай вторую…сцепление не отпускай, пока не разгонимся.
Я включил зажигание, машина под дружным напором легко сдвинулась с места и покатилась, убыстряя ход.
– Давай! – услышал я в тот момент, когда и сам уже ослабил нажим на педаль сцепления, одновременно поддав газу. Машина дернулась, взревела, рванулась вперёд, оставив позади себя толпу запыхавшейся молодёжи.
– Юра, посигналь им за помощь,– попросила Ира в порыве чувств, но видно вспомнила, что мы уж как часа два лишены такой возможности…
– Надо же, какие хорошие ребята попались, – словно в ответ на наши мысли в тон сестре сказала супруга, на что моя тёща к репликам дочерей добавила свою:
– Дай, бог, им здоровья!
Мы уже выехали за околицу села и, поднявшись на бугор, начали спуск к лесу, за которым, километрах в пяти, крупный посёлок городского типа – Андреевское. А от него и до Заболотья рукой подать. Дорога была ровная, не разбитая, но и не наезженная. Песок всё глубже и глубже топил колёса машины, тормозил её бег и в какой-то момент, когда я не успел сделать перегазовку, переходя на пониженную передачу, машина заглохла. Сердце упало. Опустились руки…
– Чёрт! – ударил я кулаками по «баранке». В машине воцарилось гробовое молчание. Я попытался запустить двигатель, но безуспешно.
– Оставь, не мучай аккумулятор, – без особого энтузиазма в голосе посоветовал Володя. – Выключи и фары. Давай попробуем толкнуть.
Вчетвером, в том числе и я – мы попытались сдвинуть машину, чтобы мне потом запрыгнуть на ходу, включить скорость, а затем отпустить сцепление, но в глубоком песке мы продвинули её не дальше метра и с такой скоростью, что мечтать о запуске мотора было так же нереально, как и слетать на луну.
Шел девятый час вечера. Для поздней осени это, как ночь. И если бы не луна, которую я только что помянул, было бы так темно, хоть глаз коли! А сейчас под её светом тихо серебрились хорошо обозреваемые окрестности: запущенное поле, березняк, до которого мы не дотянули немного, рыхлая песчаная дорога. Было тепло и тихо, так тепло, что я ещё в лесу сбросил пальто, и оно покоилось сзади, на коленях жены. Тишина объяла, казалось, весь мир. В этот поздний час здесь, наедине с природой, как-то особенно обострённо воспринималось всё, от чего мы уехали, чего были лишены и до чего не смогли добраться: дом, близкие люди, уют… Да вот же они, близкие и родные, роднее кого на свете нет, рядом! Почему же тревожно на душе? Отчего замирает, как испуганная птица, сердце? В наших оставленных в городах квартирах – пустота и тоска. Наш дом сегодня – в Заболотье. Но так далеко до него и так близко! Теплом и уютом, наверное, там светятся окна жарко натопленного бабушкиного дома. Накрыт стол. И родственники, наверное, уже проглядели все глаза, поминутно выходя на крыльцо, вслушиваясь в тишину и вглядываясь в пугающую черноту леса, откуда выныривает дорога, приводящая к дому. Интересно, что будет через два часа? Где мы будем? Вспомню ли я в это время за щедро накрытым столом, в тёплой избе, сегодняшние наши приключения, как страшный сон, который надо побыстрее забыть? Или…
Нет, всё будет хорошо! Я это чувствую. Не может, не должно с нами ничего плохого случиться. Так уже было не раз…С кем-нибудь – да! Может быть… Но со мной? С нами… С детьми…– Это так противоестественно, несправедливо…
            И какое может быть крушенье,
            Если столько в поезде народу? –
пришли мне на ум прочитанные недавно строки Николая Рубцова. У нас всё будет хорошо, так хорошо, что со временем, забыв всё сопутствующее, отринув его, как несущественный элемент, в тёплом и светлом доме, за праздничным столом, мы, если и вспомним с улыбкой все наши злоключения, то я с нежностью в груди и теплотою на сердце снова представлю удивительно тихую и необычайно тёплую для поздней осени серебристую ночь на лоне природы. Одну из немногих, запомнившихся мне ночей моих молодых лет…
И в этот миг, когда я, любуясь перемигивающимися огнями покинутого нами села, раскуривал сигарету, словно два скрещенных луча прожектора скользнули вверху, опустившись затем долу.
– Что это? - одновременно спросили мы с Володей друг друга., встретившись глазами. Машина? Две? Луч мощного фонаря? Похоже, что машина… Донёсся невнятный гул.
Я приготовил шесть рублей – «долг платежом красен». Но приглядевшись внимательней, понял, что машин – две. Кто же это ещё может быть?
Скоро они заметили нас и остановились. Хлопнули дверцы. К нам подошли двое мужчин: один – в годах, а другой значительно моложе – наверное, мне ровесник, – решил я.
– Что случилось? – спросил старший.
– Заглохли… не заводится.
– Аккумулятор или…
– Скорее всего и то, и другое, – чётко отвечал я на вопросы опытного, как я определил, шофёра. – Аккумулятор почти «сдох» да ещё, наверное, «закоротило»…
– И чего делать?– без особого энтузиазма в голосе неизвестно кого – скорее всего самого себя – спросил старший. – Ничего мы тут не устраним… ночью, а мы торопимся – нам далеко ехать.
– А как далеко? – с неподдельным интересом спросил Володя.
Узнав, что они едут в стекольную «столицу» края, я воспрянул духом. Ведь это же по пути, хотя бы и до посёлка, а там по асфальту мы и сами доберёмся.
– Возьмите нас на буксир, – как-то робко и без особой надежды, чувствуя нежелание старшего возиться с нами, попросил я.
– Мы заплатим, мужчины. Возьмите нас хоть до Андреевского,– присоединилась к нам Ирина, вылезая из машины.
– Давай, захватим? – обратился младший к напарнику. – По пути ведь…
– Время! Нам ещё пилить и пилить. К полночи бы успеть!
– Давай…?
Старший задумался. И в этот момент – то ли Ира, выбираясь, зацепила, то ли бабушка разбудила специально, а может быть, сам проснулся – заплакал младенец. Молодой бросился к машине.
– Стой! Ты куда? – окликнул напарник. – Некогда возиться! Брось их – поехали!
Но тот уже выбросил из кузова трос, ловко спрыгнув, протянул его мне: «Крепи!», а сам, сев за руль и объехав обе машины, затормозил впереди меня.
Трос оказался толщиной в палец, очень гибкий и длинный, что было как нельзя кстати для машины, лишённой возможности тормозить – оставалось поле для маневра. Я удивительно ловко и легко продёрнул за трубу подвески петлю, завязанную на конце троса, пропустив через неё второй конец «галстука», заканчивающийся такой же петлей, и передал его нашему спасителю. При этом напарник молодого не помог нам ни словом, ни делом. Более того, он завёл машину, и я подумал, что бросит товарища. Но он выждал, пока мы не закрепили трос, пока ведущий не попытался проинструктировать ведомого, на что получил краткое: «Знаю», пока мы не тронулись – осторожно, внатяжку, – тогда только двинулся и он, замыкая нашу маленькую колонну.
Рассказывать, как мы проскочили эту небольшую дистанцию, необходимости нет, так как дорога в берёзовом перелеске по сравнению с тем, что мы уже видели и испытали, была, без натяжки сказать, идеальной: прямой, ровной и широкой. Здесь в полной мере подойдут слова наподобие прозвучавших в одном знаменитом фильме: «В этот день на фронтах ничего существенного не произошло. На отдельных участках происходили бои местного значения».
Водитель осторожно, я бы сказал, – бережно вёл машину, и это мы оценили вполне: дети снова приумолкли, женщины потихоньку «оттаивали» от пережитого, мы с Володей впервые за весь день спокойно сосредоточились на дороге.
Маленькая неприятность случилась потом. Расступился лес – впереди, буквально метрах в трёхстах, открылся посёлок – улица сияющих огнями пятиэтажек. Колёса с облегчением ощутили асфальт, и теперь, казалось бы, ехать так да ехать до самого дома, но наш совместный путь подошёл к концу.
Проехав центральную улицу посёлка, наверное единственную такую во всём населённом пункте, мы выкатились на окраинную площадь, где дорога раздваивалась на два равнозначных рукава: прямо – на муромскую трассу, направо – в Заболотье.
Я узнал это место, автобусную остановку, где последний раз – год назад, сойдя с автобуса, поджидали крытую «летучку» Юрия Ивановича, на которой он должен был нас подобрать до Заболотья. Стоит только взять пробы почвы и пыли с площадки, и, если есть такие современные приборы, а я уверен, что они есть, то не составит труда определить в них множество микрочастиц стёсанных наших каблуков и подошв.
Когда передняя машина начала притормаживать, чтобы резко не останавливаться, я понял, что всё равно не смогу погасить скорость и пошёл на объезд справа настолько, насколько это позволял длинный трос. Он натянулся, развернул машину боком, и я услышал неприятный скрежещущий звук по дну багажник , и как будто что-то обломилось.
Наш спаситель легко отсоединил трос от своей машины, но другой его конец при остановке так затянулся на удавку, что освободить его не удавалось никаким образом.
– Брось ты его на …., – нервничал старший, не стесняясь в выражениях. – На кой … ты связался со всем этим? – распалялся он всё больше и больше.
– Ну ведь дети же маленькие! – слабо защищался напарник.
– Мужчина, оставьте трос, никуда он не пропадёт, – вмешалась в разговор Ирина. – Вы ведь часто тут ездите?
– И правда, – подключился и я. – Мы завтра не спеша освободим его и оставим у Ивановых: у Риммы или Юрия Ивановича. Их в Заболотье знают все. Они в карьере работают: она – начальником смены, он – водителем «БелАЗа». Запомните: «Ивановы».
Мы сердечно поблагодарили молодого, от денег он отказался. Его напарник давно уже сидел в машине и нервничал, подавая сигнал за сигналом. Они тронулись, и я подумал: а не к таким ли малышам едет наш спаситель, увидев в наших маленьких пассажирах своих детей? Дай, бог, ему здоровья и доброго пути!
Как случилось потом, за тросом так никто и не заехал. Обошлись ли без него, найдя другой, отпала ли необходимость в нём у хозяина, случилось ли чего с ним – нам неведомо, и гадать не будем… Через два года, будучи опять в Заболотье, забрал я его себе, и служит он мне уже третий десяток лет, напоминая о событиях того далёкого позднего осеннего вечера. А сейчас мы его аккуратно собрали в охапку и поместили в багажник. Долго он катался у меня в полной боевой готовности, привязанный одним концом к машине, пока не исчезла в этом необходимость: зарядили аккумулятор, установили момент зажигания, отремонтировали «тормоза».
Освободив полностью машину от пассажиров, чтобы было легче её разогнать на ровном шоссе, мы вчетвером, как атланты, крепко упёрлись ногами в асфальт, а плечами и руками в бока и задние углы машины, покатили её к последнему на сегодня пристанищу – в Заболотье.
«Запорожец» в этот раз завелся удивительно быстро и легко. Не переключая скорость, чтобы не заглохнуть, я, удерживая сцепление и одновременно поддавая газу, ждал, когда все снова усядутся на свои места, чтобы рвануться вперёд. И вот на первой передаче, со скоростью до сорока километров в час, а, значит, с рёвом реактивного самолёта мы за считанные минуты преодолели пятикилометровое расстояние. Приборы на приборной доске зашкаливало. Это была моя вторая грубейшая ошибка, но рисковать больше я не имел права!
Мы влетели в посёлок, когда ещё дружно светились окна большинства домов. Вот знакомый клуб, напротив – пруд, следующая улица – наша. Я уже не сомневался, что мы дотянем до дома, даже если в который раз за вечер заглохнет машина, докатимся, потому что въехали уже напрямую, спускаемся с горки и видим светящийся круг у нашего дома – вокруг столба с фонарём. Туда и въезжаем, за несколько метров от остановки выключив мотор – к палисаднику, под окна знакомого дома. Часы в это время показывают без четверти десять…
5
Мои трудовые будни в первый праздничный день начались с восходом солнца. Правда, если сделать два уточнения, это не так уж и рано. Во-первых, светает в ноябре довольно-таки поздновато, во-вторых, солнце в этот день, как и в предыдущий, так и не показалось. Тем не менее я быстро, без раскачки, вошел в рабочий ритм, несмотря на то, что накануне вечером, взбудораженные встречей с роднёй, взволнованные рассказами и пересказами дорожных приключений и переживаний, о которых говорили все взахлёб, перебивая друг друга, угомонились мы далеко за полночь. Причём, возбуждение это овладело всеми – как участниками «автопробега», так и неравнодушными болельщиками на другом конце пути – на финише. Безучастных не было, кроме нашего малыша-крепыша, и то, наверное, по причине ограниченности его лексикона, состоявшего на тот момент лишь из «мамы», «бабы» и «дай!».
Уже бодрствовала бабушка, ей помогала сноха Катерина. Топилась печь, вкусно пахло пирогами. Отказавшись от завтрака, чтобы не шуметь спозаранку, пока ещё большинство гостей спит, а более потому, чтобы не упустить время, я с тряпками и ведром горячей воды ушёл приводить машину в порядок.
Удручающая картина предстала моему взору, когда я обошёл кругом то, что ещё вчера называлось автомобилем. Грязная, непонятно какого цвета, забрызганная от колёс до крыши серо-белой кашей, машина вызывала жалкое чувство своей неухоженностью. Вдобавок ко всему, на одном креплении держался передний бампер, отсутствовал звуковой сигнал – он был вырван с корнем, и – о, боже! – я не обнаружил на машине номерного знака… Это было худшее, что могло быть: серьёзные проблемы с ГАИ мне были обеспечены!
Я заглянул с передка под машину и увидел два рваных конца бывшего тормозного шланга к левому колесу, оборванного, ещё, видимо, в лесу об лежащее на дороге бревно. А когда я распахнул дверцу, то был премного удивлён открывшейся моему взору картиной: весь салон по самые пороги был залит гашеной известью, невесть откуда здесь взявшейся. В эту сметану были впечатаны мои новые, из натуральной кожи, румынские перчатки, чей-то носовой платок, фантики от конфет.
Из состояния глубокой задумчивости меня вывел осторожный кашель, раздавшийся за спиной. Сзади стоял двоюродный брат моей жены – сын Юрия Ивановича – Александр. Потягивая сигарету, он сочувственно покачивал головой.
– Ну, чего?
– Самое скверное – потеряли «номер»…
– Где?
Я пожал плечами.
– Поехали искать.
– Давай через полчасика? Хоть отмою немного, а то и глаза не глядят на неё. Да и вода стынет…
– Ладно, приготовлю мотоцикл.

Минут через сорок, благодаря моим стараниям, машина, если смотреть на неё сзади и с боков, приняла прежний вид. Опять ласкала взгляд её глянцевая, цвета молодой листвы, поверхность. В распахнутые для просушки салона дверцы новой резиной чернели коврики, блестела пластмассовая обшивка. Душа снова располагалась к машине, внешне, казалось, не изменившейся совсем, несмотря на выпавшие на её долю испытания. Мою возрождающуюся симпатию к «другу семьи», с которым я успел сжиться за эти два месяца, подкрепил и вышедший нас проводить Юрий Иваныч.
– Эх, тёзка, – крякнул он, сгребая меня в охапку, – всё это –хреновина! Не то бывало. Сделаем – будет летать, как ласточка! Можешь не сомневаться…
На душе потеплело. Появилась некая уверенность, что всё образуется.
Я знал, что слово его не расходится с делом. Когда-то, лет десять назад, он удивил всех гостей на моей свадьбе, заявив: «Если обидишь Людочку – любимую племянницу – приеду на КрАЗе и весь дом разворочу!»
Прошло какое-то время. Возвращаюсь однажды после работы домой и не могу близко подъехать: стоит по всей ширине улицы этакая махина – и не объехать её, и не обойти. А на кухне уже Юрий Иванович, весёлый, за столом, и племянница любимая хлопочет около него: не знает, как угодить, чем угостить. «Дом приехал ломать?» – спрашиваю с порога. «Эх, тёзка! – рявкнул он и захрустел моими костями – вот медвежище проклятый! – Не за что пока ломать дом – пусть стоит! – захохотал он. – Завернул я, сделал маленький кружок километров в пятьдесят, вас проведать…»
А утром чуть свет завёл он свой «бронетанк» – и был таков!
Мотоцикл готов, поехали искать номерной знак. Пока дорога до Андреевского хорошая, разогнал племянник машину – того и гляди взлетит. Ветер свистит в ушах, волосы рвёт с головы, стужа пробивает, а ему хоть бы что! Какая устойчивость у мотоцикла – не четыре же колеса? На поворотах он берёт такой крен, что, не дай, бог, размажешься по дороге и костей не соберёшь. Не говорю уж о мозгах – мчимся без шлемов и другой какой-либо защитной амуниции. Чувствую, что передо мною похваляется он лихостью своею.
– Куда гонишь? – кричу ему из-за спины, – жить надоело? – А он ещё сильнее крутит ручку газа. «Вот, паразит, – думаю: специально…»
Молча терплю страх: будь что будет! Стараюсь не показывать вида, и он постепенно теряет ко мне интерес и сбрасывает скорость.
– Мы с тобой, – говорю ему, – в такой бешеной гонке номер-то на дороге и не разглядим…– Смеется:
– Его не здесь надо искать: около Языкова или вообще в лесу.
– Почему?
– Здесь дорога ровная – слететь не должен, а если и оторвался – давно уж подобрали: вон, сколько машин пролетает!
За Андреевским асфальт заканчивается, наши гонки – тоже. Едем помедленнее по песчаной дороге сквозь берёзовый лесок. Красота! А мы её вчера и не заметили в суматохе да в темноте.Да и сейчас не до неё – найти бы номер… Как на грех, установил его я на машину со специальной фанерной подставкой, с которой он вместе и слетел. Хорошо ещё, если он лежит кверху лицевой стороной, а если нет? Попробуй, разгляди на песчаной дороге фанерку такого же цвета! Что тогда?
Выехали из леса. На бугре – Языково с деревянной церковью. Вот проскочили место, где любовался я вчера серебристой лунной ночью. Здесь цеплялись последний раз на буксир – весь песок перепахан нашими ногами. Едем ещё медленнее, позади село – приближаемся к лесу, о котором, кроме кошмара и вспомнить нечего. Там мы номер точно не найдём! И вдруг – о, счастье! Есть бог на свете! Посредине дороги лежит белая пластинка с чёрными лакированными знаками: А 46-99 ВЛ. Миленький! – прижимаю номер к груди и готов расцеловать дощечку. Одной проблемой меньше! Справимся и с другими… Доброе начало дня! Назад, домой, быстрее!
Ещё издали, как только вылетели из-за поворота на нашу улицу, я увидел, что на брёвнах у дома сидят двое мужчин, покуривают. Лицом к ним – спиной к машине стоит Юрий Иванович, и по его жестикуляции нетрудно понять, что он что-то рассказывает внимательным собеседникам из своей богатой шофёрской жизни. Лихо тормозим.
– Нашли?! Ну, вот, а переживал напрасно. Куда бы он делся у нас? Кто нашёл – сюда бы и доставил. Здесь в посёлке все, как одна родня. Верно, мужики? – на что «старейшины» утвердительно кивнули и, поплевав на сигареты, не спеша поднялись с брёвен.
– Командуй, Василий Петрович! – обратился Юрий Иванович к одному из них – мужчине лет шестидесяти, худощавому, седоватому, несуетливому, что вместе взятое с его аккуратностью являло некоторое благородство и вызывало симпатию. Хотя бы и потому лишь, что эти люди, несмотря на праздник, согласились помочь.
– Хозяин приехал, так и начнём, – произнёс Василий Петрович негромким голосом, чем ещё больше расположил к себе. В это мгновенье я так смотрел на него, как смотрит больной человек на своего врача, и ему кажется, что красивее его, добрее, он не встречал никого на свете…
– Как вас звать? Юра? Тёзки, значит, с дядькой своим… Доброе имя. Юрия Иваныча все здесь уважают…Ну, а меня звать Василием, дядей Васей – как лучше… Это – Николай, – кивком он указал на напарника. –Хороший слесарь, всю жизнь с машинами. Ничего, вылечим твою «зазнобушку» – на долгий век её хватит. Давай, мужики, на эстакаду её. Раз-два! – взяли!
Вчетвером мы легко сдвинули машину с места, развернули и покатили на ту сторону улицы, где, как раз напротив бабушкиных окон, располагалась невысокая деревянная эстакада. Закатили, закрепили, чтоб не съехала. Поначалу надо что-то решить с тормозами. Система разгерметизирована, тормозная жидкость вытекла. Хорошо ещё, что тормоза у меня, как определили «специалисты», раздельные: отдельно на задние и на передние колёса. Но сейчас не работает, ни тот, ни другой контур. Надо освобождаться от обрывков тормозного шланга.
Василий Петрович работает несуетно, степенно. Мы все у него «на подхвате», но он старается не замечать этого, не выпячивая свою главенствующую роль, не принижая опыт, значение каждого из нас.
Вот Юрий Иванович вынес из гаража целый ящик инструмента, поскольку моего, приложенного к автомобилю, явно не достаёт. Николая Василий Петрович послал к себе домой за тормозной жидкостью. Я тоже начеку, готовый выполнять его негромкие просьбы.
Обрывок шланга извлечён из левого колеса, а отверстие заглушено болтиком. Такой же, только чуть потолще, болт впрессован во второй обрывок шланга, выходящий из днища машины. Крепкой проволокой, неоднократно затянутой пассатижами, зафиксировано его мёртвое положение. Теперь можно заливать тормозную жидкость и прокачивать тормоза. В системе осталось три колеса, одно, как мы уже знаем, заглушено из-за отсутствия тормозного шланга.
К этому времени возвратился Николай с початой бутылкой тёмно-красной жидкости. Василий Петрович посмотрел её на свет и удовлетворённо кивнул головой:
– Хватит! Только имей ввиду, когда возвратишься домой, придётся промыть заново всю тормозную систему, потому что сейчас мы смешаем два разных сорта жидкости – БСК, а у тебя в машине…
– «Нева», – подсказал я, вспомнив прочитанные ранее характеристики машины из прилагающегося в комплекте к автомобилю пособия для ремонта.
– Вот именно – «Нева». Это более современное средство. Сейчас мы их смешаем, но это не так страшно, по крайней мере не страшней, чем совсем не заполненная ничем система. Понял? – Я кивнул.
– Давай в машину! Резко нажимай раз пять педаль тормоза, а на шестой не отпускай – держи, упершись в коврик, пока не крикну: «Жми!»
– Раз, два, три, четыре, пять, шесть! – считаю про себя.
– Отпускай… Качай! Держи! Отпускай… Качай! Держи. Отпускай…
С каждым разом при счёте «шесть» педаль становится всё туже и останавливается всё выше от пола и затем проваливается до коврика. Полчаса усилий – и я чувствую, что свободного хода у педали почти не остаётся. За поднятым капотом мне не видно никого, но я чувствую по командам Василия Петровича, что он задействовал все резервы: сам открывает-закрывает клапан тормозного цилиндра, выпуская воздух, Юрий Иванович доливает в бачок быстро уходящую жидкость, Николай возится у носа автомобиля, скрежеща ключами по металлу.
Наконец сбоку капота появляется озабоченное лицо Василия Петровича. Он даёт мне знак выбираться наружу.
– Тормоза мы тебе прокачали, до дома доедешь. Но имей ввиду, при любом торможении одновременно выкручивай руль влево, иначе машина улетит в кювет, поскольку левое колесо заблокировано и не тормозит. Понял, да? – И, видя, как я напрягся при этих словах, успокоил: Ничего страшного – привыкнешь… Поедешь поосторожнее. Перекур? – обвёл он взглядом бригаду, одновременно обстукивая себя по карманам. Я быстро изловчился протянуть свои – «городские», но Юрий Иванович презрительно махнул рукой и пустил по кругу пачку «Примы».
– Может, по стопочке, Василий Петрович? – кивнул он в сторону окна.
– Доделаем дела, – не согласился наш «бригадир».
Мы чинно устроились на невысоком штабеле тёса, запасённого для обшивки школы и уже посеревшего от дождей и времени. Напротив, в окне, за тюлевой занавеской угадывались мелькавшие тени: женщины накрывали на стол – праздник…
Мы любовались чистенькой новой машиной. Она обрела тормоза, стараниями Николая укреплён бампер, повешен номерной знак и сигнал, который он снял со своего «Беларуся».
Тишину нарушил Юрий Иванович:
– Я вот, помню, с Кандалакши из капитального ремонта гнал КрАЗ сюда, домой, – без тормозов и – ничего!,,
– Погоди! Как – «без тормозов»? – остановил его за руку Василий Петрович. – Это же невозможно?
– Хрен ли баять, – довольный улыбался Юрий Иванович, наблюдая, какое произвёл на нас впечатление. – Города я объезжал, по ночам стоял, а днём ехал и подгадывал под светофоры. То сброшу газ, пока горит красный, – подкатываюсь к нему, то при переключении на зелёный опять газану и перехожу на повышенную передачу. Ехать-то надо было.
– Это ты, как смертник, – вставил свою реплику Николай.
– А чего мне было бояться: я как на танке – высоко сижу. Это легковушки от меня в разные стороны шарахались..
– Силён ты, Юрий Иванович, – поддержал и я, сам не зная, какой смысл заключить в эти слова. Он понял их в прямом смысле:
– Силы не занимать. Я и сейчас медведя заломаю, – хохотнул он. – Я, тёзка, когда служил в Саратове, Волгу в «самоволке» переплывал туда и обратно. Знаешь, какая Волга под Саратовом? Вот так…
Помолчали.
– Вы где работаете? – почему-то обращаясь на «вы», спросил Василий Петрович. Его усталый пристальный взгляд глубоко западал в душу.
– В партийных органах, в райкоме… в пропаганде я работаю, – от неожиданного вопроса я заметно растерялся.
– Коллеги в некотором роде мы, – произнёс Василий Петрович.
Я вопросительно взглянул на него, но Юрий Иванович опередил:
– Петрович до недавнего времени, пока работал, был парторгом у нас на карьере. Раньше, как с Никифором, тоже Петровичем – отчимом моим, сойдутся, расспорятся – водой не разольёшь… Вспомнят войну, Сталина…Накурят, хоть топор вешай!
– Ладно, мужики, сидеть хорошо, а дело делать надо. Осталось – начать да кончить. Ну-ка, Юрий Иванович, Николай, – а вы, – это мне, – садитесь в машину, включайте зажигание и скорость. Толкнём её посильней с эстакады, заведём – послушаем мотор. Вытяните подсос– пусть поработает на средних оборотах…
Не прошло и пяти минут, как температура масла в двигателе поднялась к шестидесяти градусам, и на панели приборов заморгала красная лампочка аварийного давления в системе.
– Что бы это значило? – озадаченно произнёс Василий Петрович.– Не заметили, когда это у вас появилось?
– Вчера, в болоте – когда буксовали.
– Да… Может, масла маловато? Откройте капот.
Он вынул щуп из картера двигателя и недоуменно обвёл нас взглядом: «Дела…» – На кончике масляного щупа висела, готовая сорваться вниз, увесистая грязно-белая густая капля.
– Ничего не понимаю, – в раздумье произнёс Василий Петрович, – не масло, а сметана, словно вода в него попала. Но как она могла оказаться в моторе?
Я пожал плечами. Нам пришлось снова закатывать машину на эстакаду. Юрий Иванович вынес из сарая канистру с маслом.
– Только у меня «камазовское»,– предупредил он.
– Ничего, пойдёт. Хорошо, что много его – сначала промоем двигатель, а уж потом зальём свеженького. «Камазовское-то» лучше – погуще, давление держать будет.
Слили мою «сметану», промыли мотор, заправили свежим маслом. Ещё раз «с толчка» завели машину.
– Вот теперь другое дело, – удовлетворённо произнёс Василий Петрович, вытирая тщательно ветошью руки. – И мотор стал работать чище, и давление выросло. Но будет время – покажитесь на станцию техобслуживания. Она у вас на гарантии? – кивнул он на машину. – Дело в том, что, подозреваю, вы её здорово вчера поднагрели и, думаю, провернули вкладыши – оттого и лампочка моргает.
– Ладно, соловья баснями не кормят. Выключай её. Пойдёмте, мужики, за стол, а то праздник-то скоро кончится, – загрёб всех своими лапищами Юрий Иванович.
Я остался один около машины, сославшись на то, что необходимо почистить мотор от грязи.
6
Отшумели праздники. Три дня пролетели, как один. Да и мне, честно сказать, было не до них. Назойливая мысль, что неминуемо приближается день и час отъезда, не давала мне покоя. Я уже знал, что ехать придётся по оживлённой трассе не менее двухсот километров ¬- через областной центр, на машине, которая не заводится с ключа и у которой заглушено, не тормозит переднее колесо, но ничего другого, лучшего, у меня не было. Как говорится, варианты исключались...
И вот он, день тот, настал. Как ни подгонял я своих выехать пораньше, засветло ¬- ничего не получилось. Родня долго не отпускала нас, и мои пассажиры никак не могли распрощаться с хлебосольными хозяевами. И только когда в поздних осенних сумерках засветились окна и зажглись на улицах фонари, заведённая опять «с толчка» и нагруженная под завязку машина тронулась в дальний путь.
В тот осенний вечер всё сложилось удачно, не в пример тому ¬-¬ накануне праздника. Не прошло и часа, как мы миновали областной центр, а выбравшись на пустую в этот час загородную автостраду, на всех парусах помчались к последнему на сегодня пристанищу ¬- туда, откуда три дня назад стартовали в неизвестный и рискованный путь.
Не доезжая километров пять до города, уверовав, что почти уже дома, мои пассажиры, как уговорились ¬- все в один голос заявили, что заедут в гости к Володиной сестре. Праздник продолжился далеко за полночь для всех измотавшихся за эти дни путешественников, кроме умаявшихся к этому часу детей и меня, строго соблюдающего режим шофёра. В два часа ночи мы заглушили машину во дворе нашего дома, оставшись с женой ночевать у родни, чтобы утром с первой электричкой двинуться к себе, в районный городишко, на работу.
      Пройдет некоторое время, и мы перегоним автомобиль к себе. У него, стараниями Володи и его многочисленных друзей, будет заменена сгоревшая электропроводка, отрегулировано зажигание, заряжен аккумулятор. Машина с полоборота заведётся в двадцатипятиградусный мороз, но неработающий бензиновый отопитель превратит нашу поездку ещё в одно серьёзное испытание, которое мы с трудом, но осилим. Мало того, что езда в промороженном автомобиле с опущенным боковым стеклом ¬- само по себе испытание, так к нему ещё прибавится и совершенное отсутствие какого-либо обзора из-за намёрзшего на лобовое стекло толстого слоя снега. Всё это вместе взятое сделает нашу поездку домой не менее экстремальной, чем предпринятый два месяца назад путь через леса и болота. Спасибо жене, всю дорогу ¬- все тридцать километров пути неустанно охранявшей протаявшее с пятикопеечную монету пятнышко, в которое я, как в смотровую щель танка или бронетранспортёра, в тот день видел больше, чем когда-либо. Я в который раз отвечал за жизнь самого дорогого для меня человека и ошибиться не имел никакого права.
      Недели через две после этого, уже ближе к Новому году, в таких же экстремальных условиях, в такой же сильный мороз, перегоню я машину в областной центр на капитальный ремонт.
      К счастью, не всё, что не так удачно началось, так же неудачно и должно закончиться. Дня за два до праздника, поздним вечером я перегонял домой полученную из ремонта машину. Я уже, можно сказать, вступил в новогодье. На душе было тепло и уютно. Всё позади: мы снова вместе ¬- я и машина. Она ещё послужит нам, несмотря на то, что перенесла «операцию на сердце»: ей был заменён коленвал, а вместе с ним и распределительный и балансировочный валы, не считая другую мелочь. Гарантийщик очень долго и серьёзно допытывался, что же произошло, но я твёрдо стоял на своём, отрицая всё и вся, пока он не махнул на меня рукой, оставшись при своём мнении, очень близком к истине. Но ремонт произвёл всё же по гарантии. Спасибо ему. Мы иногда встречаемся ¬-¬- раз в пять- десять лет и сразу узнаём друг друга: такое не забывается.
         А что касается моего «друга», ¬-¬- он жив и до сих пор и по праву занимает своё место в гараже. Выкинуть его оттуда было бы предательством с моей стороны, верхом неприличия. Он давно выработал свой моторесурс, стоит и ржавеет в гараже, занимает место, которое так необходимо мне, ну, хотя бы для хранения досок, которые уже много лет лежат штабелем на дачной кухне.
         Я уже давно езжу на другой машине, выстроил для неё гараж. И всё же...
      ...Мне вспоминается холодный день конца октября более чем двадцатилетней давности, когда я, как самую большую драгоценность, получил из рук нянечки в роддоме увесистый конверт с посапывающим внутри розовощёким милым созданием. Этот счастливый миг моей жизни разделили со мной многочисленные родные и друзья, с трудом разместившиеся в трёх машинах, на которых мы двинулись домой отмечать событие. Как ни упрашивали собравшиеся на торжество мою тёщу, завладевшую младенцем, сесть с ребёнком в комфортабельные и тёплые «Жигули» или хотя бы в «Москвич» (у меня в те дни опять, как на грех, не работала «печка» в машине), она непоколебимо стояла на своём: только с отцом! И тогда, взятая с двух сторон в конвой, эта машина везла самое дорогое, что у меня было на тот момент: малышку на бабушкиных руках и счастливую жену... И после этого у меня поднимется рука вытолкать автомобиль из гаража в ближайший овраг? «Музгарка стал стар, потерял нюх и ослеп, не в силах, как следует сторожить дом ¬-¬- Музгарку можно теперь и ногой пнуть?!»
            А сколько кирпича, досок и брёвен, сколько цемента, песка и бочек воды перевёз я на нём, когда строил дачу, а позднее ¬-¬- возводил большой крестьянский дом? Его шинами густо исполосованы и отутюжены многочисленные просёлочные и лесные дороги нашего района, где мы жили и работали с супругой в наши лучшие молодые годы...
            Сейчас мне всё чаще приходится в горячих спорах, особенно с молодёжью, защищать детище отечественного автопрома: «Жигули», «Лады», «Волги» перед угрозой экспансии зарубежного автомобилестроения. Да, наверное, иномарка надёжнее и комфортабельнее, долговечнее. Не знаю, не ездил... Но я знаю, что, если меня вполне удовлетворяют «Жигули» четвёртой модели одна тысяча девятьсот девяносто второго года выпуска, то новая «четвёрка» ¬-¬- предел моих желаний, и молодёжи этого никак не понять! Свихнулся дядька на старости лет! И невдомёк им, молодым, что этот «дядька» потому так говорит, что в лучшие свои годы ¬- долго, страшно долго ¬-¬- целые тринадцать лет (!) мотался по дорогам Владимирщины на тридцатисильном «Запорожце», намотав на диск спидометра почти два земных экватора. И не избалованный автомобильной роскошью и комфортом, привыкший думать за рулём, рисковать и экспериментировать, он не может принять позу стороннего наблюдателя, когда его роль сводится к нулю и ему не надо ничего изобретать, мыслить, думать, кроме того, что слепо подчиняться командам компьютера, навигатора и другой техники, которой под завязку начинена иномарка. К тому же ¬-¬- дорогое это удовольствие! Да и за державу обидно, вот и спорю...
            А может я и не прав, старею, вот и ворчу? А может и меня, как и весь автохлам прошлого, пора в утиль? Может и защищаю-то я не отживающие свой век лимузины, место которым давно освобождено в экспозиционных залах музеев, а свои молодые годы, счастливо протекавшие под ровный гул моторов и сочное шуршание резины этих раритетов?!
      Бог весть...