Г л а в а 15
Новый год мы встречали в доме Эркина. Он жил в отдельном доме на территории одного из многочисленных госпиталей, в котором он и работал. В квартире было три спальни, зал, кухня и две туалетные комнаты, в одной из которых стояла ванна. Вокруг дома был огромный двор с узкими въездными воротами, Сашиной «мишенью». Единственный недостаток этого дома – редкая изгородь и отсутствие прочного забора, из-за чего подойти к окнам и дверям, не прилагая никаких усилий, мог кто угодно, в том числе и воры. Эркин все порывался обнести двор забором из привычных для Замбии шлакоблоков, но так и не сделал задуманного по причине своей лени. А скорей, просто не захотел тратиться.
По возвращении из отпуска Эркин застал у себя в доме целую «пожарную команду» гостей и, придя в неописуемую ярость, стал орать на своих «родственников» сумасшедшим голосом, одновременно помогая «выносить» на улицу их вещи. Его «красавица» оставалась на месте и ехать уже никуда не собиралась. Деньги «на Америку» были успешно расфурыканы, и она продолжила свой рэкет. Эркин громко клацал зубами, но поделать с ней ничего не мог. Тем временем приближалось новогоднее торжество, и их обоюдная вражда постепенно притупилась. Во всяком случае, прилюдно.
На празднование собралась вся уже устоявшаяся компания: он сам со своей «любимой» Чарити, Саша с Моникой, Павел с Элеонорой и я в гордом одиночестве, но не менее оживленный и веселый. «Великолепная семерка».
У себя дома мы привыкли ко всему, что называется предновогодней суетой. Заранее решаются и обговариваются все гастрономические мелочи, кто и чем будет занят, когда начинаем и до которого часа сидим, и прочее. Настроение всегда приподнятое. Заблаговременно заготавливаются хлопушки, серпантин, бенгальские свечи, китайские петарды и многозарядные ракеты. В углу, как водится, стоит наряженная елка. В холодильнике - припасенное «Шампанское». Собираются часа за два-три до Нового года. Лихорадочно поглядывают на часы, бросая нескромные взгляды на красиво расставленные на столе бутылки. Кто-то утыкается в телевизор, благо в этот вечер всегда есть что посмотреть. Мужчины курят на кухне, заодно вдыхая обычные ароматы этого помещения и мешая женщинам делать завершающий мазок на очередном кулинарном шедевре, в связи с чем мужскую половину вскоре выгоняют в лоджию или на балкон. Мужчинам, как правило, только этого и надо, потому что там, по инициативе хозяина дома, но по секрету от женщин, начинаются ранние проводы Старого года. Осторожно, чтобы они не видели и не слышали, и стараясь растянуть свои возможности до главной минуты, беззвучно кивают бокалами друг другу. Правда, для женщин это секретом вовсе и не является. Но они молчат. Новый год. Так мы привыкли.
Уже мало кто помнит, что сама елка с ее нарядом называлась когда-то «рождественской». А за празднованием этой даты следовали рождественские каникулы. И для детей, и для взрослых. И мне сдается, что это звучало как-то более торжественно и уютно, чем наши «зимние каникулы».
Трудно настроить себя на новогоднюю волну, когда на дворе душная жара и светит яркое солнце. Или гроза с молниями и теплыми ливнями. Кругом бушует отмытая дождями зелень. Все вокруг усыпано яркими цветами. Птицы распевают свои многоголосые песни. Зиму слегка напоминает только воронье карканье, но здесь его слышишь круглый год, поэтому уже и не воспринимаешь. И люди ходят хоть и в непривычной для нас, но летней одежде, прикрываясь зонтами то от солнца, то от дождя. По краям дорог и во дворах огромные, почти не просыхающие в этот период, лужи. Петарды и прочие пукалки в магазинах уже не продают, все истрачено на празднование Рождества. «Шампанское» может быть где-то еще и есть, но никто не знает - где. Здесь празднуется Рождество Христово. Новый год – не праздник, просто день 1 января объявлен нерабочим.
Наше торжество было традиционным со скидкой на местные особенности. Без елки, без пиротехнических брызг и грохота, без замусоривания квартиры конфетти и обрывками серпантина, без хлопанья пробок от «шампанского» под бой курантов, без поздравительной речи президента страны и следовавшего за ней гимна. Но ровно в 12 по ташкентскому, потом по московскому, а потом уже и по лусакскому времени мы стоя поднимали бокалы с джином-тоником, красным греческим вином, водкой или бренди, в зависимости от личного вкуса и пристрастия каждого, и орали:
- С Новым годом!!!
Тень привычного, но настроение создавалось. Единственное, что чуть охлаждало и отрывало от воспоминаний, это присутствие трех черных дам, которые были не в состоянии понять, почему мы празднуем Рождество сейчас, а не шесть дней назад со всеми вместе. Им, конечно, как могли, объяснили, но они эти аргументы логичными не сочли.
Танцевали в основном они. Мы с Эркином уже не марисы лиепы, но потрясти (в прямом смысле) чем-нибудь еще можем. Павел – трезвый человек (не в прямом смысле), он принципиальный противник танцев, их смысл ему непонятен. Саше приходилось отдуваться за всех, но периодически вскакивали и мы с Эркином.
Ровно в 3.42 по местному времени в моих часах опять отлетела очередная риска и заклинила стрелки. Саша поутру вызвался выручить меня из беды. У него в Лусаке есть знакомый часовщик, для которого такая работа – баловство. Цену за ремонт он назовет потом. Я снял и отдал Саше свои часы, предупредив его, что врач без часов беспомощен.
Около месяца я опять, как и много лет назад, считал пульс у больных «на глазок». Саша говорил, что его знакомый мастер загружен до макушки. Странно, в Ташкенте такая работа отнимала ровно три минуты. Однажды под вечер Саша приехал и церемонно преподнес мне мои собственные часы. Они шли. «Баловство» часового мастера вместе с истраченным на «обмывание» обошлось мне в стоимость двух новых часов. Умные люди обычно заранее интересуются своими будущими затратами. Если бы я относился к этой категории, я бы просто пошел и купил другие уже на следующий день.
Утром я обнаружил, что та же самая риска, отлетев, вновь заклинила стрелки ровно в то же самое время и в том же самом месте, где она сидела в прошлый раз. Как будто какая-то фантастическая машина времени вдруг перенесла меня назад в новогоднюю ночь. Я позвонил Саше и на близком ему строительном диалекте высказал свою точку зрения на то, что представляет из себя он сам и его знакомый «баловник». Саша приехал ко мне на работу и вновь забрал часы. Когда через пару недель он привез их снова, все было в порядке, если не считать, что риска была явно от других часов. Платить я отказался. И правильно сделал, потому что на следующий день часы намертво встали уже без помощи всяких рисок. Просто из принципа: «А вот, накось, выкуси!». Они пролежали у меня в шкафу больше полугода, после чего я их просто отправил в мусорный бак. Мистика с часами продолжалась.