Весь прииск в кармане. Главы с 5 по 10

                Глава пятая
                1
Солнце уже поднялось над синеющими вдали отрогами Салаирского кряжа.  И даже опущенные стекла не спасали от жары в раскалившемся «Жигуленке» Лобова. Мой друг-детектив вел машину по дороге, которой грейдер не касался так же давно, как лезвие бритвы подбородка и щек прячущегося в таежке этапника, чья фотография теперь нагоняла жути на всех, кто имел на руках свежий номер «Криминального листка».
Лобов рулил, сняв с себя подмоченный прицельным выбросом струи синий с искрою пиджак, в кармане которого прятался портмоне с семейным снимком в целлулоидном окошечке.  Он остался в белой рубахе и галстуке, не спеша ослабить узел в присутствии дамы. Его мускулистая спина, перекрещенная плечевым ремнем кобуры, выглядела достаточно эффектно: рубаха прилипла к взмокшим лопаткам, отчего мышцы проступали особенно рельефно. Его боксерская шея, переходящая в коротко стриженный затылок, голова с плотно прижатыми ушами, внушали чувство уверенности; усилению этого чувства способствовали и сжатые на руле, задубевшие от тренировочных перешибаний трехсантиметровых досок кисти рук.
Пиджак Лобова, в боковые карманы которого как бы для балласта были насыпаны запасные патроны, этот медленно просыхающий после принятия несанкционированного душа тяжелый клифт с непорочным носовым платком и расческой из кедра в нагрудном кармане, этот лицедейски-гражданский прикид для создания иллюзии  с в о е г о   в   д о с к у   п а р н я  отдохновенно лежал, наброшенный на спинку сидения рядом с его хозяином, пока тот решительно вел машину, пугливо вздрагивающую на каждом булыжнике отвратительной гравийной дороги.
 Галина же угнездилась на заднем сидении рядом с Джоном Обольстителем и теперь имела возможность сравнивать двух боксеров, обладающих разными весовыми категориями и несоизмеримым стажем пребывания на ринге.
 Явно не в пользу Старого Джона была и оснащенность оружием. Вряд ли добавляло мне весу в глазах Галины и хилое дополнение к моему арсеналу в виде портативного плейера фирмы SANYO , хотя его и можно было в случае чего использовать в качестве кастета. Мало было толку в деле охмурения девушки и от дрянного блокнота с изображением глухаря на картонной обложке, который при сильном испуге мог пригодиться в качестве плохой туалетной бумаги. Как практически никакого подспорья в том же самом деле не предвиделось и от шариковой авторучки, хотя ее-то уж на самый худой случай, как рекомендуют специалисты по технике выживания в экстремальных ситуациях, просто сам бог велел втыкать в глаз антагониста, покушающегося на вашу жизнь. Единственное, чем я мог превзойти возможный объект Галининого внимания, так это багажом, обретенным в научке Томского университета, где Лобов тоже сиживал пятью годами позже, вникая в учебник по криминальной психологии и зубря латынь, но успевая при этом в отличие от меня регулярно посещать спортзал. Впрочем, вряд ли мой интеллектульный эн-зэ был преимуществом, так как с некоторых пор бронзовые мускулы впечатляют женщин куда больше, нежели чугунные зады.
Галина сидела рядом со мной, не проявляя интереса ни ко мне, ни к моему потенциальному сопернику в соревновании за обладание ее безупречно-стройным телом.
Волосы, задуваемые мне в лицо потоком врывающегося в открытые окна ветра были шаловливо-интимной деталью нашего сидения рядом в подпрыгивающей на ухабах, кряхтящей рессорами, побитой легковушке, штрихом, скрашивающим скуку передвижения по живописной местности, где кроме елок и пихт, норовящих влезть в окно хвойной лапою ничего не предвиделось.
Галина созерцала лесные чащи, цветущие альпийские луга и отлогие склоны, видимо, переживая насчет денег, помады и туши в косметичке. Но ей как будто бы было абсолютно все равно, что где-то за этими елками скрывается опасный рецидивист с автоматом.
Неожиданно из лесного мыска впереди вышли на дорогу двое в пятнисто-зеленых камуфляжах, заломленных на ухо беретах и шнурованных ботинках с длинными голенищами. У каждого в руках было по коротенькому бесприкладному автомату пресловутой системы Калашникова. На перекинутом через плечо ремешке у одного из воинов болталась портативная рация.
Притормозившись возле, Лобов вынул удостоверение, где в прямоугольничке три на четыре его лицо изображало совсем иную гримасу, нежели та, что была на цветном семейном фото в портмоне.
— Пока тихо, — козырнул камуфляж, возвращая удостоверение его хозяину.
— Вы движетесь в сторону прииска?
— Да, прочесываем местность, сжимая кольцо...
— Ну и хоть какие-то следы есть?
— Пока — нет. Хотя, как говорят зэки, — тайга большая, а бежать некуда. По той стороне гребня тоже движется цепь. Отыщем. Не мог он далеко убежать.
— А с вертолета ничего не заметили?
—Мы постоянно держим с ними связь. Пока только зафиксировано  скопление легковых машин у крайнего дома в Еловке. Да вот вас засекли.
— Насчет дома в Еловке можете не беспокоиться. Бабушка бизнес на травках делает. Грыжу заговаривает.
— А так больше — ничего...
                2
Панорама прииска, открывшаяся после того, как мы начали огибать нависшую над дорогой скалу, представляла собою разительный контраст оставленному позади ландшафту. Да и созданная работою воды и ветра экзотическая скала, на которую я и Галина невольно загляделись, эта величественная,  изваянная природой скульптурная композиция из синеватого, кое-где отблескивающего вкраплениями слюды камня, впечатляла не меньше.
Каменная нырялка, под которой никто не удосужился соорудить бассейн с водою, вполне бы могла сгодиться для сведения счетов с жизнью, уже отчаявшихся уйти от погони грабителей.
Поглядывая на скалу, которую мы так долго и медленно объезжали, чтобы не свалиться в кювет, где тоже была ой-ей-ей какая круча, я прикидывал:  а не назвать ли мне мой материал каким-нибудь парафразом? Не подпустить ли так любимого главным редактором, этим хроническим алкоголиком, Чейза, чтобы подольститься по-мелкому? Не выдать ли чейзятинки на вечно неопохмеленную, страждущую душу? Не умилить ли описаниями  сурового приискового быта выходца из  краев, где за каждой елкой прячется на вышке или вертухай с овчаркой, или люто обрезающий гонорары зам? Не запараллелить ли, демонстрируя изощренный интеллектуальный цинизм не для средних умов, сбросившуюся со скалы на скакуне Марию Петрова-Сибирцева с совершившими аналогичный суицид жертвами американской мечты: двое настигнутых полицией молодых-красивых грабителя –Он и Она , взявшись за руки, кидаются в пропасть?   
 И когда прииск со всеми своими беспорядочными подробностями выглянул из-за кромки каменистого гребешка, как кошелек, ловко выдернутый двумя артистичными пальцами из кармана зеваки, я подумал, что очень бы даже недурственно выглядел на полосе заголовок «ВЕСЬ ПРИИСК В КАРМАНЕ».
— Почти как в Геленджике! — вырвалось у Галины, пресекшей мои полиграфические галлюцинации.— Такие же повороты на спуске! Это классно!
— Что! Страшно?! — осклабился Лобов в зеркальце над головою, рядом с которым туда-сюда моталась игрушечная обезьянка.
— А вот и нисколечко. Я высоты не боюсь. Вы что, думаете — если женщина, то и трусиха?
— Совсем не обязательно, — чего-то еще там комментировал сыщик, в то время как под нами был обрыв, по краю которого виляла едва отделявшая нас от него дорога с легкомысленными столбиками по кромке.
— Мужчины куда трусливее бывают, — охнула Галина от первого провала в воздушную яму.
— Бы-ы-вают, — согласился, вертанув рулем и уходя в следующее пике, Лобов, видимо, имея в виду меня, чувствующего себя на этом спуске впервые усевшимся в падающую вниз, каждую секунду готовую слететь с направляющих рельсов каталку-грохоталку на американских горках.
Бесспорно, неплох был для суицидных прыжков оставшийся позади утес.  Но пока за нами никто не гнался. Тем не менее у меня было такое чувство, что мы уже, наконец-то признавшись на всю оставшуюся вечность в любви друг другу, прыгнули и летим, чтобы красиво шмякнуться всем назло; падаем взявшись за руки, так как даже бесстрашная Галина, ойкнув, схватила меня за запястье?
Этим она немного прибавила мне уверенности в том, что не так уж безнадежны мои шансы в соперничестве с суперменистым Лобовым.
— Кла-а-а-а-с! — повторила Галина, подбодряя аса.
— Прямая дорога все же не такая крутая, — как бы не согласился я.
— А мне нравится крутизна! — осоловело рокотала она на той же гиперсексуальной ноте, прижавшись ко мне горячим бедром.
В боковое зеркальце было видно, как бешено вращающееся заднее колесо зависает над бездной, выбрасывая из-под себя на каждом повороте каскады щебня.
И этот каменистый козырек, под которым не было видно дна, и следующий, и следующий... Если учесть, что в багажнике громыхали две полные бензина канистры, то все же предпочтительнее  было упасть в океан, а не на каменные глыбы, гарантировавшие эффектный взрыв с фейерверком. Вообще-то прежде чем проделывать такой трюк, этот неисправимый каскадер Лобов, ухмыляющийся сейчас в зеркальце на пару с кривляющейся игрушечной  макакой, должен был высадить нас с Галиной. Да и зачем коверкать сюжет? В «Искателях приключений», в кабине самолета, зацепившегося за донный вырост атолла, сидел один скелет, а не три. Ну и пусть бы этого детектива областного масштаба объедали рыбы, облепляли устрицы...
До поселка старателей нужно было еще около четверти часа спускаться по извилистому серпантину, и поэтому прииск, на кровли бараков которого мы буквально падали, можно было довольно неплохо разглядеть. Лес по берегам голубенькой, отблескивающей на солнце речки, был сведен, что называется, под чистую. Склон следующей, поднимающейся за седловиной горы, был плешив и лишь по краю этой плеши зеленела луговина.
— Так где же здание, где стоял этот сейф? — заинтересовалась открывшейся панорамой Галина. Ей приходилось придерживать волосы, чтобы они не мешали смотреть. К тому же она изрядно напрягала голосовые связки, чтобы перекричать флейтовый посвист тормозов.
— Вон. В самой середине поселка. Серая шиферная крыша, — взялся я за роль гида, так как уже видел все это, правда, с другого боку, когда мы подъезжали к поселку старателей с Говорковым на милицейской "канарейке".
— Отсюда на дельтаплане как раз можно было бы спланировать на эту крышу, — крикнула девушка детективу-лихачу в ухо.
— А вы что — дельтапланеристка? — оживился Лобов.
—Да. У нас, правда, в институте нет своей секции. Но мне очень нравится -- летишь, паришь... Почти как во сне, в детстве, когда растешь.
                3
Сохраняя набранную на спуске скорость, мы подкатили к зданию конторы.  Среди других построек барачного типа оно выделялось лишь маленькой табличкой с надписью из поблескивающих золотистых буковок «ПРИИИСК ИМЕНИ В. И. ЛЕНИНА».
Выгрузившись с Лобовым из «Жигуля» и оставив Галину скучать на пару с пиджаком Лобова, из которого детектив не забыл извлечь и сунуть в карман брюк записную книжку с обложкой из фальшивого крокодила и огрызок карандаша, мы поднялись по деревянным ступеням в приисковую контору. За мощными, мореного дуба дверьми, как-то не вязавшимися с внешним обликом этого офиса, миновав приемную с хорошенькой секретаршей, мы обнаружили великолепно оборудованный кабинет главного золотопромышленника Ново-Туенгинска, чей коричневый «Мерседес» стоял на приколе возле крылечка.
 Матовая черная мебель. Мягкие кресла. Обширный стол. Ну и все такое, вместе с факсом, сотовым телефоном  и безжизненной прерией за окном, где при такой жаре не хватало только кактусов.
Стоило отворить двери, как Максим Петрович порывисто устремился нам навстречу, словно только и ожидал того момента, когда мы свалимся ему на голову.
— Мне уже звонил Анисимов. Характеризовал вас как мастера своего дела,—протянул Кругов руку вначале Лобову, а потом мне, но обращаясь, конечно же, не к асу-борзописцу, а к следователю облпрокуратуры.
— Вы считаете, что я смогу чем-нибудь помочь? — обменялся Лобов дежурным рукопожатием с потерпевшим.
— По крайней мере деньги не найдены. Сторож исчез. Нам нечем выдать аванс.
Кругов сидел за необъятным столом. Лобов — на цивильном, обтянутом черной кожей, сверкающем никелем подлокотников стуле на колесиках.  Я развалился в кресле. И пока они начинали разговор, блуждал взглядом по кабинету, незаслуженно пролистнутому мною в первое посещение, так как Говорков, видимо, счел эту страницу нашего сюжета не очень увлекательной. А между тем, как раз в кабинете директора прииска располагался тот самый музей старательской артели, о котором я уже слышал. Отстегнув металлическую пуговицу нагрудного кармана джинсовой куртки, пристроченного поверх того самого места, где с внутренней стороны упирался мушкою в ребро мой верный «Питон», я вынул свой убогонький блокнот с глухарем на картонной обложке, вечно подводящую меня шариковую ручку и вопросительно посмотрел на Лобова.
— Пишите, Сергей Юрьевич, это не противоречит процессуальным нормам,— принялся тот гнать привычную пургу.
—Но, если это допрос, я не буду давать показаний без адвоката, — слегка как-то пообвял Кругов.
— Это не допрос. Это задушевный разговор, — записал я в блокноте, экономя батарейки в диктофоне для  интервью с обличенным преступником.
Вооруженная ручкою рука механически водила по блокноту. А взгляд независимо от того изучал  вместительный шкаф у стены. С одной из его полок смотрели на меня два темно-коричневых, почти что уже беззубых черепа из той самой ямы, к которой мы наведывались с Говорковым. Тут же лежала и изъеденная ржавчиной кирка, видимо, и послужившая орудием.
Перехватив мой взгляд, Кругов стремительно среагировал и, улыбаясь, уже держал по черепу в каждой руке.
— Это интереснейшая, овеянная легендами история. Времена Екатерины. Видите теменные проломы?
Я взял один из черепов в руки и, гамлетизируя, заглянул вглубь зияющей пустотой дыры. Лобов скучал, вытянув ноги. Подлец даже не накинул пиджака поверх  белоснежной рубахи, уже просохшей от пота во время спуска с ветерком. И теперь, перетянутый плечевым ремнем, с кобурой, откуда выглядывал вороненый пистолет, смотрелся не сыщиком, а сущим рэкетиром.
— А вот это, — продолжил исторический экскурс Кругов, снимая с полки желтенький увесистый предмет замысловатой формы, — это самородок Мефистофель. Не сам самородок, конечно, а его копия, отлитая из свинца и покрашенная бронзовой краской. За этот самородок прииск, если я не ошибаюсь, в пятьдесят втором получил премию. Сам Берия распорядился.
Оставив на краю необъятного стола свои писчие принадлежности, я взял в свободную руку тяжеленькую копию самородка и, осмотрев это крючконосое чудо природы в профиль и анфас, дедуктивно примерил штуковину к дыре в древней черепушке, чем вызвал мартышкину улыбку на губах Лобова и принужденное напряжение на лице подзащитного,  отсутствие адвоката которого  должен был восполнять я. Однако столь разнесенное во времени соединение явно логически нестыкуемых предметов было заведомо абсурдно. И все же, прикидывал внутри меня какой-то демон, этой вот свинчаткой с острячком на боку вполне можно было при желании пустить кровь из темечка сторожа. Подойти, справившись о самочувствии, и со словами «Ну как, Фрол Петрович, дела?» — тюкнуть. Ну а потом, стерев кровь со свинчатки, положить ее на место.
— Максим Петрович, где вы были в ночь с седьмого на восьмое июля?  — подчеркнуто вежливо спросил Лобов, ослабляя узел на галстуке и глядя прямо в глаза Кругова.
«Клиент», словно желая отделить каменные плевела от золотых зерен, на манер коробейника держал в руках следующий экспонат музея — макет лотка старателя.
— Только что вернулся из Новосибирска в Ново-Туенгинск и отдыхал дома, —ответил золотопромышленник.
— Вас кто-нибудь видел, кроме водителя и жены? — взял Лобов со стола безделушку в виде крошечных спаренных флажков на подставке — российского и американского.
— Нет, никто, — тряхнул Кругов макетом старательского лотка, словно демонстрируя дореволюционную отсталость.
— Хорошо, — разглядывал кулак с побелевшими костяшками  Лобов, задействуя в голосе еще более вежливые интонации. — Алиби у вас не ахти...
-- Мне не нужно алиби. Я честный бизнесмен, — швырнул Кругов бутафорский лоток назад на полку. — А эти намеки... Ведь вы же серьезный человек... Убить сторожа! Собственные деньги из собственного сейфа утащить. Да я никогда газосварки-то в руках не держал. Я убежден, деньги закопаны где-нибудь рядом, под каким-нибудь деревом. Парни отпираются, а вы плохо ищите. Я уже дал объявление в «Ново-Туенгинских вестях», вот, посмотрите, — тряхнул Кругов перед носом у Лобова газеткой. — Неужели вы полагаете, что, обещая вознагараждение, я...
— Я ничего не полагаю, — невозмутимо принял Лобов из рук начальника прииска благоухающий типографской краской свежий номер районной прессы, не вникая в его содержание, сунул газету в карман брюк и продолжал вертеть в руке замысловатую подставочку с двумя флажками: российским — трехцветным и звездно-полосатым американским.  — Я накапливаю факты. А они не в вашу пользу.
— Как?! — чуть не взвизгнул Кругов. — Опять! Мало вам моих жалоб в генпрокуратуру? Ведь налоговая полиция, аудит ничего не доказали в отношении сокрытия доходов в особо крупных. Да и с незаконными валютными операциями ничего у вас не сходится...
— Ну чего вы так нервничаете? — крутил теперь Лобов в руках самую взаправдишную сувенирную ковбойскую шляпу из хорошего черного фетра; такие привозят почти все, кто бывает в Штатах.— Раз-зберемся...  Кстати, а кто у вас вторым сторожем? Ведь сторожа работают посменно?
— Да, конечно. Посменно. Вторым у нас Костя, фамилию не помню.  Его нам Завражнов порекомендовал.
— А-а! — извлек Лобов из своих голосовых связок загадочную ноту. — Завражнов! Знаем, знаем. Значит, этот самый Зав по кличке Завлаб у вас в качестве крыши?
— Я не знаю как вы называете таких людей на вашем профессиональном жаргоне. Он у нас официально оформлен как начальник службы безопасности.  Получает зарплату. И тоже должен был авансироваться из тех денег, которые находились в сейфе.
— А по руоповским учетам он проходит как уголовный авторитет.  Из тех, что без единой судимости покупают себе воровские титулы. Так где же он? — всячески стремился деморализовать противника Лобов.
— Звонил сегодня утром из Новосибирска. Вот-вот должен подъехать.  Да и неплохо бы. Это его работа. Вдруг рецидивист нападет! А у моего водителя ничего, кроме монтировки под сидением. Вот и у сторожей одна двустволка на двоих была.
— Понятно, — мял в руках широкополую шляпу Лобов.
Тем временем мой взгляд уперся в нечто напоминающее внушительный бивень мамонта.
          --Если вы интересуетесь,— опять обратился ко мне начальник прииска, увиливая от вопросов становящегося все более агрессивным Лобова, — то вот, взгляните... Клык тиранозавра, — указывал мой гид на заостренный обелиск в свободном от офисной мебели углу его кабинета рядом с креслом.  — Три года назад драга наткнулась на скелет
доисторического ящера. Приезжали археологи, собирали кости. Ну а вот этот резец оставили нам...
 Но я уже заинтересовался висящим на стене напротив шкафа-музея арбалетом.  Великолепная фирменная вещь из нержавеющей стали и пластика, имитирующего на прикладе благородный бук. Перехватив мой взгляд, Кругов снял арбалет со стены и протянул его мне.
— И стрелы есть? — полюбопытствовал я.
—Да. Самые настоящие. На расстоянии пяти метров стрела прошибает насквозь двухсантиметровую доску. Это подарок нашего американского компаньона господина Фуллера. Он с этим оружием охотился прошлой осенью...
— Ну а по чьей рекомендации вы приняли на работу Жомова? — прервал наши сторонние разговоры Лобов. И я вернул арбалет начальнику прииска, а тот повесил его назад на стену, рядом с чучелом глухаря.
— Жомова мы приняли по рекомендации главбуха Садыковой, — сказал Кругов, устраивая арбалет на стене рядом с нахохленной краснобровой птицей на веточке, искусно вделанной в лакированную дощечку.
— Ясно, — сказал Лобов.
Я не знаю — чего ему там было «ясно». Мне так ровным счетом — ничего.
— Ну а как тут у вас насчет уфо? — выстрелил я фирменным журналистским вопросом: все, кто с «лейкой» и блокнотом с шестидесятых годов бывал здесь, интересовались паранормальными явлениями.
— О-о! С паранормальными все нормально! — воспрянул Кругов. — Их наблюдают сторожа, приисковики и туристы. Тут у нас вот такой экспонатик имеется...
И Кругов, сачкуя от нарывистых вопросов Лобова, опять полез в шкаф и достал оттуда камешек с едва различимым изображением, создающим впечатление, словно коричневым, похожим на кусок коры камнем, полакомился жук-древоточец.
— Вот...
На плоской стороне этого обломка палеолита было изображено антропоморфное существо с антенной на голове. Антенна походила на воткнутую в лоб верхушкой маленькую рождественскую елочку без игрушек. На шлеме скафандра имелись кругленькие иллюминаторы.
— Тут такие рисунки повсюду. Особенно много их на скале, — напомнил Кругов о ландшафте за окном. Туристы их там отковыривают и растаскивают. Хотя это вандализм-- все- таки доисторическая культура. А вот это, — держал в руках следующий экспонат крепко взявшийся за восполнение моих знаний по истории родных мест эрудированный бизнесмен-золотопромышленник, — это ритуальные рога шамана. Оленьи рога. Из могилы. Тут когда-то олени водились. Могилу раскопали работяги еще при прежнем директоре. Случайно на кости наткнулись. Даже бугорка не было. Под нужник яму рыли возле общежития. Потом думали — золотых украшений полно будет, а нашли один амулет в форме черепа, вот этот бубен и рога...
Лобов зевнул, хмуро ожидая, когда эрудит закончит фразу.
— Ладно, господин Кругов! — завершил  допрос Лобов, так и обойдясь без помощи адвоката. — Пойдемте общаться с рабочими.
И он решительно шагнул к двери.
Вначале Кругов, а затем и я, было замешкавшийся у импровизированной музейной витрины с прикипевшей к ножнам ржавой шашкой, метнулись следом за грозным сыщиком. Мой подзащитный уже на крылечке, куда выскочила, как ошпаренная, услужливая секретарша, повествовал мне о том, как ковшом драги зацепило вот эту реликвию Гражданской войны.
               
                Глава шестая
                1
Да, вот здесь. На этом самом месте, как следовало из версии автора «Чертовой Пади». В этой самой горной долине, где сливаются воедино, как души любящих, две речки, и произошло.
Здесь, под утесом, носящим имя Алтын-Ата, как предрек узкоглазый, плосколицый шаман Ай-Хусхун, камлая и бия в бубен.
Оставив за спиною сдвоенные сувенирные флажки и ковбойскую шляпу на матовом черном столе, секретаршу со стреноженными узкой мини-юбчонкой ляжками, курящую Галину, проводившую нас длинным взглядом с заднего сидения лобовской колымаги и спящего на руле круговского «Мерса» геркулеса, — мы устремились в ту сторону, где гудела и грохотала, перелопачивая кубометры грунта, приисковая драга.
Возглавлял эту делегацию сам Лобов. С решимостью шагающего экскаватора, спешащего нарыть побольше фактов, он устремлялся на путеводный гул, туда, где за склонами отвалов породы угадывалась ползучая фабрика по перемывке, перетряске и просеиванию родной почвы сквозь разнокалиберные решета.
Замечу, что в отличие от меня Лобов культивировал в себе патриота. На стене его кабинета на улице Каменской, что в стеклянной свечке напротив бани, магазина «Макошь» и строящегося костела, наряду с календарем, с которого на допрашиваемых взирал Игорь Тальков, висела репродукция  картины Константина Васильева. На ней был изображен седовласый славянин со свечою в одной руке и с плетью, оседланной филином, — в другой. Ландшафт на этой картине удивительно напоминал своей хвойной угрюмостью окрестности Елового Гребня.  Лобов считал, что филин, сжимающий когтями кнут, символизирует проницательный нордический ум, а плеть — самоограничение и силу воли. Рядом с этой репродукцией, приобретенной сыщиком на передвижной выставке попавшего под электричку художника, размещался плакатик с разветвленной генеалогией династии Романовых. Кроме того, Лобов как профессионал вырезал из газет все, что там печаталось о трагедии в подвале Ипатьевского дома, строил версии относительно давних трагических событий и, в сущности, был бессознательным монархистом.
Вероятно, Галина, дымившая сейчас сигареткой в салоне «Жигуля», могла узреть в группе, шествующей по краю насыпи нечто вроде изображенной другим знаменитым художником композиции, где Петр Великий, обдуваемый балтийским ветром, стремительно вымеряет державными ходулями набережную Невы, а следом за ним семенит, придерживая треуголы, обремененная буклями париков свита.
— Вот на этом самом месте,— перекрикивая нарастающий грохот, склонился к моему уху едва поспевающий за скороходом Кругов. — Вот тут где-то она их и перестреляла. Двоих уложила наповал — и на коня. Пока спохватились— она уже была во-о-он там...
 С высоты отвалов Кругов указывал в проем между горками, где мы вчера проезжали с Говорковым на милицейском «бобике». Золотопромышленник пересказывал сюжет «Чертовой Пади» с читательской и кинозрительской наивностью, не приличествующей солидному бизнесмену, отождествляя вымыслы и сценарные ходы Петрова-Сибирцева  и Николкова-Началовского с исторической достоверностью.
— Она — на коня, а они — кинулись, а у всех коней подпруги перерезаны. Ну а без седел...
Мы бежали, едва поспевая за Лобовым, не удосужившимся даже заглянуть в первую очередь на место происшествия — в бухгалтерию. И по мере того, как из-за навалов породы вырисовывались очертания драги, эпическая картина, рисуемая Круговым, разворачивалась перед моим взором настолько явственно, будто я находился в панорамном кинотеатре на Новом Арбате.
Я живо представил себя молодым, возложившим ладони на круп необъезженной барышни-крестьянки кадетом. «Машенька! Неужели?» — сорвалось с моих губ, благородно-породистых, как у молодого Стриженова. И тут-то юная лазутчица, носившая офицерам в кринке парное, подернувшееся толстым слоем сливок молоко, заголяет ляжки, задрав подол обманным жестом притворного желания, и прямо из междуножья выхватывает подвешенный там на сыромятном ремешке от шлеи "шпалер" неимоверного калибра. И вот падает не успевший еще обзавестись супружескими рогами молодой Оболенин-олень с истекающей кармином дырою в мундире. А на дорогом сукне, рядом с расползающимся кровавым пятном, покачивается Георгиевский крестик. И вот уже голубые-голубые, стриженовские, ничего не понимая, угасая, провожают вскакивающую в седло бестию, казавшуюся рыцарю Дульсинеей. Да и верный кадет-Санчо, ринувшийся было ухватить за узду вороного, падает, сраженный второю пулею.
                2
Всходя по шаткому трапу на утробно урчащую понтонную посудину драги, мы смогли убедиться, что приисковым начальством в лице Кругова приняты достаточные меры для того, чтобы разыскиваемый теперь с земли и с воздуха беглый этапник чего доброго не проник в святая святых.
Он не мог этого сделать, не наткнувшись на автоматную очередь или пистолетный выстрел, ни с суши, ни с воды: по всему периметру плавсредства маячило несколько камуфляжников.  По замысловатому лабиринту лесенок и переходов,  под и над которыми скрежетали ленты транспортеров с проходящим последовательные этапы переработки золотоносным грунтом, мы вслед за Круговым двигались по этому монстроподобному  сооружению.
— Вот здесь, — кричал на ухо мне и Лобову попеременно наш экскурсовод,— начинается основная очистка. Вот это — завалочный люк. Это барабанный грохот подчерпакового уловителя. А вот это колосниковый грохот.
Грохота здесь действительно было много. Донный песок и каменья, среди которых я как-то не узрел излучающих блики самородков с куриное или хотя бы с голубиное яйцо, падали, валились, текли по подвижным лентам, подталкиваемые скребками проваливались в дыры решет. К моему разочарованию прибавилась еще одна неприятность: развернув блокнот, в тускловатом свете лампочек, спрятанных в стеклянные вылупленные колпаки под вибрирующим потолком, я не обнаружил в нем записей, сделанных в кабинете. На страничках имелись лишь плохо различимые продавы шарикового стержня. Понимая, что и с плеером при таком тарараме делать нечего, я вынул стержень  и взялся его продувать, как это делают мальчишки, вставляющие  соломинки в анальное отверстие лягушки, чтобы надуть  земноводное.
— Нет, они нормально вкалывали, но потом прогуляли, — крикнул в ответ на вопрос Лобова один из работяг, раздетых по пояс и обряженных в гидрокостюмы на помочах. Он стоял возле промывочного рештака и отбрасывал крупные камешки в желобок, называемый, как я выяснил потом,  «хвостовой колодой».
Один за одним рабочие, не прекращая выделывать руками привычные монотонные движения, кричали что-то на ухо Лобову. Ничего не было слышно. Так что мне нечего было и записывать. Увидев мои мучения со стержнем, Кругов услужливо выхватил из кармана пиджака неплохую импортную ручку разового пользования. Он продолжал кричать мне в ухо,  объясняя предназначение механизма, разглядываемого мною с дотошностью  любознательного экскурсанта. Я только и успевал  записывать в блокнот замысловатые профессионализмы.
Выходя под дулами бдительных камуфляжников из сумрачного, едва-едва освещенного кое-где недостающими лампочками чрева драги, я так толком и не понял — откуда после всех этих перемолов, перетрясок и перемывок берется мелкий, почти как пыль, желтый элемент таблицы Менделеева. Зато мне стало совершенно очевидно, что два десятка в сырости и грохоте пребывающих по десять-двенадцать часов в сутки мужиков — весьма взрывоопасное соединение.
Сходя с трапа назад на образованный отвалами породы мысок, и дожидаясь, когда нас догонит отдающий какие-то распоряжения Кругов, я удивлялся Лобову, нисколько не расстроенному кошмарным количеством возможных подозреваемых.
— Тут надо вэцэ привлекать, чтобы проверить всю эту братву, — пессимистично поведал я моему спутнику свои соображения.
— Да. Половина из этих мужичков судима. Другие доведены до грани невыплатой денег. К тому же — это наемный контингент. Прииск, по сути дела, принадлежит двум людям — Кругову и его соакционеру Биллу Фуллеру. Что ты хочешь! Колымная артель! Публика весьма разношерстная. От бывших интеллигентов до завязавших уголовников.
— Все они в ту ночь были на прииске и никто их не запирал  в общаге на амбарный замок! Значит, каждый из них мог  стать соучастником. Грабануть нувориша — благородное дело.   Выдергу в руки, пацанов этих — вперед...  Мальчиков для битья из них сделали. А сами деньги припрятали и поделят их, когда все успокоится.
—Вы делаете успехи, маэстро! — раскачивая шаткие мостки, двигался Лобов впереди, слегка полуобернувшись, так что он мог видеть и меня, и поотставшего совладельца прииска, и драгу. — Но, во-первых, эти деньги они и без того бы получили. Во-вторых, в ту ночь, если я не ошибаюсь, отдыхала другая смена. И потом, тут вот такая весьма любопытная деталь выяснилась -- бригадир рассказал. Один из мужиков, как раз отдыхавший в ту ночь, встал часа в два помочиться и слышал со стороны конторы что-то вроде двух приглушенных выстрелов. Но не придал этому значения. Общага-то совсем на другом конце поселка, да драга всю ночь тарахтит — тут хоть под ухом стреляй. На это, думаю, и расчет был. Ведь и как подъезжала машина — никто не слышал...  Спят-то после таких трудов в мертвяка. Ну а насчет компьютера, так все данные на рабочих и служащих прииска уже давно запрошены. Идет проверка...
                3
Образуя небольшие оползни, тревожа срывающиеся вниз камешки, по склону отвала на нас бежал участковый Саламбек Кайсынов. Последний отрезок этого спуска он преодолел, не жалея мышиных с алым кантом галифе, на манер того, как в свое время Суворов преодолевал Альпы.
— Товарищ следователь, — выдохнул он, отряхивая штаны и поправляя кобуру на сбившейся набок портупее. — Там в заброшенном бараке...  Ага!
— Что? Труп? — похолодел взглядом Лобов.
— Нет! Не труп. Одежда зэка. Матрас... Я ничего трогать не стал...
—Ждите меня в бухгалтерии, — бросил подошедшему Кругову Лобов.— Мы мигом...
По тропе, проделанной задницей участкового, мы ринулись штурмовать склон отвала. Где встояка, где на четвереньках. Но когда мы оказались на вершине, выяснилось:  для того чтобы добраться до барака, нужно преодолеть еще два таких гребня.
Прежде чем скатываться в следующую ложбину вслед за Лобовым, я задержался на плоской, вполне пригодной для посадок УФО вершине отвала. Мое внимание опять привлекла обрывистая скала, над склоном горы, по которому, петляя, мы спускались на прииск. В лучах солнца она блестела, словно отливая золотом: Алтын-Ата, в переводе с местного  тюркского наречия означает — Золотой Отец.
— Красиво? — поймал мой взгляд нагнавший меня и, не смотря на свой приличный возраст, нисколько не запыхавшийся  участковый. — У нас тут не соскучишься. Ага! На днях здесь один герой прыгнул с этой скалы с парашютом. Зрелище было! Старатели как раз обедали в столовой. Так повыбегали смотреть, как он парил. Весь в черном, и в пластмассовом шлеме. И шлем тоже черный. Обычный мотоциклетный шлем, но разрисован!
Увы, без парашюта, мы рухнули вслед за Лобовым в следующий провал.
Съехав тем же древним гарибальдийским способом в еще одну ложбину и слегка поотстав от Лобова и неутомимого участкового, я чуть было не попал под колеса громыхнувшей на меня хлебовозки. Я шарахнулся в сторону.  Но на меня, как бы стремясь настигнуть хлебовозку, выскочила «Тойота».  В лицо мчались хорошо видные сквозь лобовое  стекло черные очки, седые волосы, саркастическая ухмылка  жестких губ. Я еще раз едва успел отпрянуть. Машина  прошуршала мимо — и все утонуло в клубах пыли.
К тому времени, когда мы спустились к искомому объекту, рубаха Лобова из белой успела обратиться в серую, галстук он сорвал с шеи и сунул в карман.
— Вот в эти двери, — пропыхтел  подзапыхавшийся  участковый.
Мы шагнули в пахнущий мышами и сыростью полумрак. Окна заброшенного строения были забиты досками.
— Здесь, когда на прииске семьями жили, детский сад был, — пояснил Кайсынов, указывая на кабинки  с дверками, разрисованными ягодкой, ведерком и зайчиком.
Мы двигались по переоборудованному под дошкольное детское учреждение типично гулаговскому сооружению барачного типа. Поселки, подобные этому, образовывались в шестидесятых просто. Убирали колючую проволоку, вышки, разгораживали бараки на отдельные секции и -- живите, свободные граждане! Кое-где под ноги нам попадали — то кукла с оторванной башкой, то безногий Крокодил Гена из пластика. Солнце, узкими лучами врывающееся через сикось-накось набитые доски, позволяло разглядеть и нечто изображенное местным Пиросмани на стене зала, служившего столовой. Усатый таракан-тараканище наводил трепет на слонов, бегемотов и жирафов, чем, видимо, способствовал более обильному отделению слюны у приисковых детей.
— Здесь уже лет пять, как все брошено. Порастащили оборудование, а были и столы, и стульчики, и раскладушки. Потом стыдил, у кого видел, а што толку? Нет у людей совести, — жаловался на тяжелую жизнь участкового Саламбек Кайсынов.
— Вот, смотрите! — сказал он. — Вот его вещи.  Ага!
И тут в полумраке, едва пронизанном проникающим сквозь щели светом, мы увидели матрац,  зэковскую робу и разбросанный по полу некриминальный хлам.
— А ну-ка, отойди! — с угрозой в голосе отодвинул меня от заколоченного окна Лобов.
Ударом ноги, натренированной на выламывании дверей, он в один прием вышиб доски закрывавшие доступ солнцу и свежему воздуху. В свете дня мы кроме всего прочего узрели здесь же два стоптанных кирзовых ботинка с въевшейся в швы цементной пылью, порожнюю бутылку из-под  водки, пустую консервную банку с изображением рыбки, попавшей в сеть траулера, куски рваных газет и надпись на стене «МЕНТЫ ПОЗОРНЫЕ Я ВАС ДОСТАНУ!».
— Похоже, пыжи набивал! — осторожно сказал ничуть не потревоженный угрожающей надписью Старый Кондор, держа в когтях обрывок газеты.
— Саламбек Сулейменович, а вы не помните, какое ружье было у Фрола Жомова? Ну с которым он охранял объект, — прищурился Лобов.
— Ну как не помнить?! Я его сколько раз в руках держал, проверял регистрационные документы. Двустволка бескурковая... Ага!
— И еще, — шевельнул ботинком консервную банку Лобов. — Вопрос интимного свойства. Ну, вы понимаете. Что из себя представляет бухгалтер Джамиля Садыкова?
— Хорошая женщина. Умница.
— Да я не о том! Замужем она или нет? Тут мне один работяга из тех, что на драге, рассказал...
— А-а! Про ее роман с фермером из Еловки? Так об этом все знают, кроме его жены.Садыкова и Гнедых когда-то в Еловском колхозе работали. Он завгаром, а она —  в бухгалтерии. А уж потом уйти ей пришлось.  Деревня все же.
— Как вы думаете — Садыкова и Гнедых могли вступить в сговор с целью хищения, а парней использовать для исполнения черновой работы?
— Не знаю, — задумался участковый  Кайсынов, словно всерьез озабоченный мудрый вождь гуронов Старый Кондор. — Сейчас не знаешь, от кого чего ожидать.  Все с ума посходили.
— Значит, теоретически возможно? У Гнедых нет твердого алиби: в ту ночь его не было дома. Говорит, был на покосе. Это далеко от прииска?
— Нет, рядом. На той стороне Туенги, на опушке. Джамиля туда наведывается, сам видел, как он садил ее в машину, проезжая через поселок...
— Ясно! — бухнул Лобов и, отвернувшись от нас со  Старым Кондором, резко двинул было на выход, но как бы  нечаянно подняв голову, остановился.
— А это что такое? — ткнул он пальцем в правый верхний угол, где зияла квадратная дыра.
— Это люк на чердак. Типовой. Такие во всех здешних бараках имеются, — беспристрастно ответил Кайсынов.
— И что? Такой люк имеется и в помещении бухгалтерии?—слегка  подвозбудился Лобов.
— Должен быть — куда ему деваться. Заколочен, наверно. Да я тут уже все обшарил, товарищ следователь. Пусто на чердаке, никаких следов...
— Это интересно, — сказал Лобов, отнюдь не намереваясь лезть в зияющий над нашими головами чернотою прямоугольник и проверять — все ли там обшарил Кайсынов или нет. Похоже, ему просто не терпелось убедиться в том, что подобный люк имеется и в аналогичном строении, откуда уперли деньги.
                4
Перевалив еще пару рукотворных барханов, мы оказались в небольшом проулке, где стояли в ряд три барака. Это были помещения общежитий. В стороне от них мозолил глаза крашенный известкой холодный туалет, обозначавший место, где была разрыта могила шамана, чей бубен теперь украшал этнографическую коллекцию начальника прииска. В совокупности  с нужником дощато-засыпные халабуды представляли собой  настоящий музей под открытым небом, так как оставались  совершенно неизменными со времен ГУЛАГа.
Войдя в один из корпусов, мы увидели нагроможденные в два этажа  койки. Правда, эти два этажа составляли скорее дань традиции. Половина барака вообще пустовала и была завалена матрацами и разобранными  кроватями.
Стены украшали календари с бугристо-рельефными грудами культуристских мышц и обнаженными фотомоделями. Телевизор гремел в углу иностранной речью, гнусавя синхронным русским переводом. Некоторые из старателей, отдыхающих после смены, спали. Другие смотрели видик. Третьи играли в домино.
-- Николай Костромин, — представился бригадир, глядя вполглаза на экран, вполглаза на Лобова. — Они каждый день мотались на своем размалеванном мотоцикле домой и этим окончательно меня достали, — оторвался он от телевизора, на экране которого двое в черных масках и обтягивающих трико такого же цвета, лезли по вентиляционному ходу в банк. — Каждый раз опаздывали. Ну я их и перевел на транспортер породоотвала. Там, конечно, заработок поменьше.
Осматриваясь, я не увидел здесь ни гантелей, ни гирь, ни велоэргометра, хотя половину барака вполне можно было оборудовать под спортзал.
На экране двое уже проломили стену клозета и тянули шланги портативной газосварки в образовавшуюся брешь. Замысловатая железка, вставленная туда, где должна была сработать какая-то релюшка в сигнализации, — и путь к сейфу свободен.
— Я их не мог понять. Чего им надо?! Они коммерсанты. А здесь — бичи. Знаешь что такое бич? Бывший интеллигентный человек, — грохнул костяшкой о стол в проходе между койками голый, в одних трусах, мужик. За  этим столом, сминая задами байковые одеяла, сидели еще трое.
Двое в черном протянули газосварку и зажгли горелку. Она вспыхнула красивым синеватым пламенем, заостренным на конце на манер колонковой кисточки обмакнутой в флуоресцентную оранжевую краску. Один из грабителей устало стянул с головы маску и, достав сигарету, прикурил от пламени.  Заполнив паузу в нашем разговоре многозначительным молчанием, кинограбитель раскурил сигарету и, красиво пустив дымок в подтверждение абсолютной невозмутимости, — принялся резать бок сейфа.
— В ту ночь вы все отдыхали после смены и были здесь?
— Да, конечно, — ответил бригадир.— Где еще нам быть? Тут пойти некуда. Вот только телек. И все...
Он был подозрительно похож на киношного грозу сейфов. Глядя на него, я невольно ловил себя на том, что нынешний преступник отнюдь не классический тип, подтверждающий верность теории Ламброзо, с узким лбом и носом картофелиной.  Он красив, интеллигентен, часто неплохо образован, обладает аналитическим мышлением и умеет продумать все детали преступного замысла.
— Я тут выходил ночью, — сказал второй доминошник в подтверждение того, что уже слышал Лобов в грохочущей драге от одного из работяг.
— И что? — коварно насторожился Лобов, не делая подсказок и ловя чутким ухом малейшие расхождения в показаниях свидетелей, которые явно пока что не могли договориться о том, как облапошить легавого.
— Кажется, кто-то стрелял. Хотя, я не уверен. Драга грохотала.  Спросонья я был. Но вроде бы, слышны были два хлопка.
— Ага, — автоматически сказал своё коронное словечко Старый Кондор. Он же — участковый Кайсынов.
 — И больше никто ничего добавить не может? — обвел Лобов взглядом мускулы и ню на стене, голые торсы, согбенные над домино и остановился на торчащей из-под замызганненького байкового одеяльца ступне с оттопыренным большим пальцем, увенчанным копытообразным желтым ногтем.
— А чего добавишь? — шевельнулся палец. — Проспали... И куда смотрела служба безопасности? Давно пора сделать, как раньше было, — обнести все колючей проволокой, поставить вышки. Автоматчиков на них. Овчарок пустить по периметру.
 На экране завершили возиться с дырой в стенке бронированной махины для хранения драгоценностей и купюр. Заглянув в дыру, красавчик-грабитель убедился в том, что денег нет, но, похоже, это его нисколько не огорчило.
— Ну их! — не выдержал бригадир такого свинства, огорчившись не в пример кинозвезде, и нажал кнопку пульта. — Следствие не может дознаться! Да дали бы их мне, у меня бы они заговорили...
Это были его последние слова, догнавшие нас на выходе вслед за тем, как мигнул радужной вспышкой экран и двое в черных масках и трико провалились в непроницаемую для глаз черноту.
                Глава седьмая
                1
Начальник прииска Кругов и бухгалтер Джамиля Садыкова поджидали нас, стоя на крылечке барака, с одной стороны переоборудованного под бухгалтерию, с другой — под столовую. Участковый Кайсынов, следовавший за нами на место происшествия, чуть-чуть не доходя до крыльца, где в ожидании проницательных сыщиков стояло приисковое начальство,  потянул Лобова за локоть и как-то нерешительно  сказал:
— Товарищ следователь. Я тут вот это подобрал, когда уже уехала следственная бригада. Не стал оставлять на месте. Ага! Их бы все равно затоптали.Сомневался я. Думал -- случайные бумажки. Они возле двери валялись…
И он вытащил из кармана галифе два рваных куска от газет и расправил их на ладони. С одного клочка на меня смотрел глаз искомого нами беглеца-этапника. С другого морщились в садистской ухмылке его готовые произнести сакраментальную фразу про «ментов позорных» губы. Форма клочков смутно напоминала о дырах вырванных в газете, которую Кайсынов подобрал в детском саду и, не смотря на проявленное Лобовым равнодушие,  сунул в карман. Теперь он вынул печатный орган из своих широких штанин и дедуктивно примерял мятые бумажные кругляшки к  дыркам.
— Пыжи! — сказал Кайсынов-следопыт. — Вот здесь, около крыльца подобрал, в лебеде. Выходит, тут стреляли из ружья, а не в бору по рябчикам!
— Вы сделали правильные выводы! Передадите находку в райотдел с подробным протоколированием — как и чего, а заодно и в детском саду с понятыми побывать надо, — как-то безразлично отреагировал Лобов на довольно любопытную улику, напрочь отметавшую версию Говоркова о выдерге, обрушенной на голову сторожа.
Мне понятны были внутренние терзания Кайсынова, сразу не вынувшего пыжи из кармана еще тогда, когда мы затаптывали улики в детском саду. Без сомнений --  края рваной газеты и этих клочков совпали бы. Но Старому Кондору не хотелось подставлять свое насочинявшее безумных версий начальство. Оставалось загадкой – почему  столь небрежно отнесся к такой важной улике Лобов? Неужели из-за своей заскорузлой нелюбви к СМИ?

В это время к переоборудованному бараку подъехала грузовая машина и, развернувшись к нам задним бортом, остановилась возле входа в столовую.  Это была точная копия того, что я видел в милицейском  дворе.
Тощий водитель в кепке спрыгнул с подножки и принялся  отпирать задний борт.
Лобов заинтересовался появлением бортовушки. Он вынул из кармана брюк записную книжку и, на ходу записывая в нее номер машины огрызком карандаша, подошел к шоферу. Я последовал за ним.
— Следователь областной прокуратуры Константин Лобов. Один вопрос...
— Лукин моя фамилия, Петр. Я слушаю, — с напряжением в  голосе вытянулся по швам шоферик, прекратив манипуляции с  бортовыми фиксаторами.
— Скажите, где вы оставляете машину на ночь?
— Да вот здесь, возле столовой и оставляю. Тут сторожа приглядывают.
— Значит, и в ночь ограбления машина была здесь?
— Где ж ей еще быть?
— Вы не замечали никаких изменений в кабине?  Утром, когда на работу пришли.
— Нет.
— Может быть, провода зажигания были замкнуты напрямую? Ну там спички вставлены в скважину для ключа зажигания?
— Нет, такого не было.
— Ночевали вы в общежитии, конечно? — уже явно перебирал норму в один вопрос Лобов.
— Как все. Домой, в Ново-Туенгинск езжу, только на выходные...
— Ну, спасибо, — завершил Лобов, и шофер снова принялся за кузов.
—Вы мне только скажите, — обратился Лобов к дородной, облаченной в грязненький, забывший о первозданной белизне халатик поварихе, помогавшей водителю, — у вас чердачные окна не заколочены?
 —Да нет вроде бы. А на што их заколачивать?
— А люк на чердак?
— В столовой нет никакого люка. Может, в бухгалтерии?
          -- Ясно,— сказал Лобов, подойдя к валявшейся в лебеде и конопле возле крыльца длинной деревянной лестнице. И вдруг, стремительно повернувшись на месте, направился к крылечку  бухгалтерии. В невеселых размышлениях о том, что, обкурившись конопли, которая тут буйствовала повсюду в симбиозе с крапивой и другими небесполезными травами, любой мог  решиться на грабеж и убийство, я не спешил следовать за разыгрывающим суперсыщика Лобовым. Из джунглевых травяных зарослей   выбежала и дружелюбно завиляла хвостом уже известная нам дворняга. Шагнув в травяную чащу и спугнув рой мух, я наткнулся на опрокинутый мангал и сильно обглоданную голову с завитыми бараньими рогами. Перевернув находку носком ботинка, я увидел во лбу овна зияющий пролом.
Оставив, как мне показалось, не имеющую отношения к делу находку, я двинулся вслед за Лобовым к крылечку. Взбежав на крыльцо, сыщик не стал осматривать ни доски ступенек, где еще должны были  сохраняться пятна разбрызганных мозгов сторожа, ни баллоны с ацетиленом,  хотя они все еще лежали здесь в том же беспорядке. Возле дверей возился столяр, помещая отодранный с мясом шкворень на прежнее место. Ему помогал молоденький коренастый паренек с панковой стрижкой.
— Здравствуй, Костыль, — с ехидно-вежливой фамильярностью поприветствовал паренька мой детектив. — Трудимся на благо Родины? А я-то думал — какой-такой Костя из команды Завлаба, а это вот кто... Значит, работенка — поближе к деньжатам, к золотишку? Где же босс?
— В городе где-то. Но не надо со мной воспитательной работы проводить, — набычился тезка Лобова по кличке Костыль. — Я свое оттарабанил и завязал. Вы же знаете, Константин Викторович. Из мокрых дел мне можно пришить только заколотого на днях барана. Купили тут у фермера. Приезжал шеф с ребятами – шашлык делали…
— И все равно — странно как-то, Костя, получается. Опять нас судьба свела. Как бы тебе снова не влететь. В прошлый-то раз тоже вроде бы ты не при чем был, а оказалось...
— Завязал я. Да и машинально это тогда у меня вышло, с этими телесными повреждениями. Вы же знаете — у меня нога в ударе жуткой силы.
— Знаю, знаю, Костыль. Кунг-фу! Фу-ты, ну-ты! Школа Завражного. Но тут покруче раздробленной челюсти будет  дело. Что думаешь о нем? Не хочешь помочь следствию?
— Чем?
— Ну, к примеру, скажи — вы подменялись с Жомовым сменами?
— Всяко было. Бывало и подменялись. Иногда он просил, потому что ему надо было подработать на сенокосе. Cыну передачки на зону слал. Просил меня ребятам маляву передать. Болеет он у него. В тюремной больничке тэбэцэ лечит.
— А в ту ночь, когда ограбили бухгалтерию, — кто должен был дежурить по графику?
— В ту ночь он дежурил вместо меня.
— Это точно?
— Можете проверить по журналу дежурств. Там у нас все сместилось на один день после того, как я неделю назад в Новосибирск ездил и не успел вернуться.
— Смотри, Костыль, а то выйдет, что сам на себя наговариваешь. Может, тебе кто-то чего предлагал? Но ты честный — не стал ввязываться?
Щербатый столяр внимательно следил за разговором, прекратив возиться со шкворнем. Костыль молчал. Тем временем я сделал небольшое открытие:  кроме навесных замков во входных дверях, дверях кассы и бухгалтерии были предусмотрены и врезные. Столяру хватало работы, чтобы все это, растерзанное фомкой, отремонтировать.
Тут, переступая через ящик с инструментом, из-за многострадальных дверей бухгалтерии появилась главбух Садыкова.
С галантной улыбкой на губах Лобов подступился к бухгалтерше, которая ответила на его ухаживания кокетливым блеском нагловатых глазок.
— У меня к вам есть два вопроса, и я не хотел бы задавать их в присутствии других, — играл, но не переигрывал мой доблестный спутник.
— Мы можем с вами поговорить в бухгалтерии.
— Да, конечно же, в бухгалтерии.
Они скрылись за дверьми. Ее услужливо прикрыл за ними  щербозубый плотник, набор выдерг и молотков в переносном  ящике которого наводили на мысль, что и он тоже мог...
Мы с Круговым вышли на крыльцо.
— Скажите, Максим Петрович, — нарушил я невольную паузу, чтобы получить ответ на волновавший меня с самого начала вопрос, — а могли бы грабители покуситься не на деньги, а на золото?
— Ну, теоретически это, видимо, возможно. Но практически, я думаю, исключено. В съемку, куда я вас не провел, потому что она заперта, можно войти, только имея два ключа, и зная два разных шифра к наборным замкам.
— Эта съемка где-то в помещении драги?
— Да, там. К тому же намытое золото хранится в специальном контейнере.  А на нем тоже наборный замок. Один ключ у мастера, который является представителем аффинажного завода, другой -- у меня. Так что, для того, чтобы добраться до ящичка — нужно два человека, а чтобы совершить ограбление этим двум людям, то есть мне и мастеру, необходимо договориться. Кстати, вот познакомьтесь, Леонид Александрович Каргополов, мастер...
Лысоватый мужчина с пристальным, тяжеловатым, словно изучающим меня взглядом старого осторожного койота, протянул мне руку для приветствия.
— Леонид Александрович, — с улыбкой обратился к как бы случайно подошедшему сюда Каргополову Кругов, — вот, господин журналист спрашивает: возможно ли украсть с прииска золото, а не деньги. Ну чтобы, значит, — грабители в масках, с автоматами... Правильно я вас понял?
— Примерно так.
— А что? — ответил Каргополов. — Ничего невозможного я здесь не вижу. Если среди охраны появится дельный лидер, и он сможет взять нас с Максимом Петровичем в оборот, организовать маленькое восстание среди рабочих, а они вечно недовольны, то почему бы и нет...
— Ну а по пути с прииска, когда золото везут в город, возможно такое?
— Чтобы осуществить такое ограбление, нужно немного оружия и много мужества. Потому что придется ввязаться в небольшой бой с сопровождающей охраной и инкассаторами. Все-таки четверо вооруженных, хорошо обученных ребят. И потом расковырять контейнер не так-то просто. А унести далеко тоже сложно -- тяжеленький он.
— Ну а деньги, когда их на прииск везут, тоже так же строго охраняются?  — хотелось мне рассеять все свои сомнения.
— Нет, тут обычное инкассаторское сопровождение. Но тоже двое с оружием — кто сунется? Разве что какой-нибудь камикадзе...
— Золото можно красть  гораздо проще, — вклинился в разговор безмолвствовавший до этого участковый Кайсынов. — К чему вся эта помпа с ограблением?! Вы вот не помните, а  я знал работавшего на прииске передовика производства. Ему даже орден Ленина присвоили, а потом оказалось... Поймали его в городе, золото сдавал зубному врачу. Ага! Оказывается, он десять лет выносил крупицы золота и мелкие самородки в заднем проходе. Отлучался в туалет и там... Это в шестидесятых было. А когда здесь лагерь был, и на некоторых шурфах женщины работали, так они во влагалища самородки заталкивали. Но на выходе сидела охранница в резиновой перчатке и прошаривала их. Это называлось у них «запустить козла»...
— Ну сейчас у нас все проще, — подметил Кругов. — Не нужно где попало пальцами ковыряться. Обыкновенная просветка на наличие металла. Как в аэропорту. Все видно на экране, хоть ты его проглоти, этот самородок.
— А случалось, что глотали?
—Сколько угодно, — кивнул Старый Кондор, на голове которого, как мне в который раз показалось, была не фуражка, а головной убор индейского вождя. — Проглотят, а потом ждут, когда он выйдет наружу. Ага! Но тут в поселке, даже и такое скрыть невозможно было. Видно же, что вдруг человек в город засобирался, забота у него появилась, золотишко сбыть. Я сколько раз изымал у таких похищенное. Двадцать пять лет уж участковым на прииске...
— Одни напасти на нас! — вздохнул Кругов по поводу совсем уже иных проблем. — Не одно -- так другое. Наш американский партнер Билл Фуллер выражает недоумение. Похоже, мы не умеем жить по международным нормам. Вот вы журналист, ответьте мне, в какой стране дерут такие бешеные налоги, как в нашей? А рэкет! Ведь бизнесмену без охранника нельзя появиться на улице. В доме своем сидишь и думаешь...
Этот его весьма банальный пассаж прервал противно заверещавший мобильник.  Сунув руку во внутренний карман пиджака, предприниматель поднес к уху сотовый телефон.
— Да, Кругов слушает. Да, здесь... Ведет допрос бухгалтера... Если есть такая необходимость, передам... Но я все же не телефонист.
В дверях появился кончивший уединенную беседу с бухгалтершей Лобов.  Ему тут же и было вручено средство мобильной связи со словами о том, что звонит из райотдела сам Анисимов.
— Что вы сказали?! — рявкнул в трубку Лобов, словно ему заехали в лоб. — Труп на дороге? Женщина лет сорока недалеко от того места, где задержали парней? Брюнетка? Голова проломлена и выдерга рядом? Проскользнул? Двигается в сторну Новосибирска?  Какой рецидивист?! Его вещи я только что видел в бывшем детском саду. Со стороны Ново-Туенгинска все оцеплено,  с воздуха ведет наблюдение вертолет. Он не мог так быстро. Движется в другом направлении? Он что, вам не докладывает? Да нет - не этапник, а летчик! Какая бычья кровь?! В каком кузове грузовика?! Моток  липкой ленты? Нашли, но промолчали? Какие мозги барана? Какая собака голову по крыльцу таскала? Вы что там, охренели!? Думали — сойдется? Ведь это же фальсификация материалов следствия! Как вы могли без заключения экспертизы строить версии?  Что? Не слышу!
Нарастающий в вышине гул вдруг, словно кто-то, рассердившись на всех нас, грозно рыкнул из поднебесья, резко перешел в громовые раскаты.  В подтверждение слов Лобова о бдительном слежении с воздуха, над нашими головами  загрохотал вертолет, и все потонуло в  шумах: к гулу драги добавился удаляющийся рокот вертолетного  двигателя. Лобов что-то орал в трубку, но вряд  ли кто-либо его слышал.
Пока Лобов докрикивал в телефон, шофер доразгружал фляги и ящики с продуктами. По их количеству было видно, какая свора голодных, не получивших аванса мужиков готова разорвать на клочки любого, на кого падет подозрение.
— Может быть, отобедаете?! — проявил азиатское гостеприимство Кругов.
— В следующий раз!
                2
Не прошло и пяти минут, как упаковавшись в лобовский «Жигуленок» в прежнем составе — Лобов, Галя и я, — мы форсировали обратную дорогу, ломанувшись уже не по объездной через Еловку, а напрямую. Если можно назвать прямой дорогу, постоянно петляющую по склону,  где с одного боку поросшая тайгой гора, по другую — извилистая речка под насыпью.
В памяти еще держалась картинка, которую увидел я, обернувшись на прощание. Разворачивающееся в поле зрения от резкого виража машины здание бухгалтерии-столовой. Стоящие на крылечке, словно для группового снимка на память, быстро уменьшающиеся фигурки главбуха, директора прииска, горного мастера, участкового, столяра и сторожа Кости.
Лобов, выжимающий из своей дребезжалки все возможное, был хмур. Хмурость его была понятна. Только что Анисимов сообщил ему весьма пикантную новость: на взятом из кузова фермерского «газона» отщепе доски оказалась кровь отнюдь не человеческая, а скотская. От такого скотства можно было засмуреть. Ну, и еще один труп...
У Галины, вольготно расположившейся на заднем сидении, как видно, наоборот было совсем неплохое настроение. Несмотря на то, что косметичка с деньгами и студенческим по-прежнему оставались «в розыске» и это «дело»  все явственней обращалось в «темняк». Ведь не было никаких гарантий, что пропажа спокойно дожидается хозяйку в гостиничном номере. Что хмурая гостиничная мегера, обнаружив пропажу, не примется рисовать на своем обесцвеченном годами лице чувственные губы, а заодно и степешку прикарманит, коварно утопив Галинин студенческий в сортирной жиже, куда синяя птичка с золочеными буковками на крылышках порхнет через вонючее очко.
— Может быть, перекусим? Время обеденное, — подала голос Галина, протягивая нам с Лобовым по сэндвичу из хлеба, сала и порезанного пластиками яйца вкрутую. Все это она изготовила, дожидаясь нас в машине, употребив время с пользой. Правда, одним из этих самых сэндвичей ей пришлось угостить водителя начальника прииска. Он тут же и запеленговал нашу попутчицу, пока мы путешествовали по гулаговскому заповеднику.
Уничтожив по три бутерброда, мы запили их козьим молоком. Его я глотал из бутылки, с благодарностью вспоминая рогатое существо возле забора домика Галиной тети.
Лобов поглощал пищу, ведя машину одной рукой. На втором бутерброде он прервал молчание, чтобы сообщить мне о версии отпавшей, как перезревшие рога оленя.
— Вот так, маэстро, в кузове-то никакого трупа Жомова никто не возил! Насочиняли Говорков с Анисимовым! А я-то балбес еще подумал — чего это Мария, фермерская жена, про телка, свалившегося в овраг лепит?  Вот этого телка кровь и есть. Зарезали и свезли на базар! Вот ведь какая тут зоотехния! Н-да! И с мозгами сторожа на крылечке—не срослось. Слыхал—чё Костыль лопотал? Про барана, купленного у знатного овцевода Гнедых, про шашлык? Собачка голову барана грызла, по крылечку ее елозила – вот и мозги. Так что все предварительные версии отпадают…
Он сделал паузу, притормаживая перед опасной канавой и продолжил совсем ни к селу ни к городу:
— Между прочим, чердачный люк над столом Садыковой не заколочен...
—Почему ж тогда ребята ломанулись через двери? — совсем по-ватсоновски вставил я.
— А вот! Но кто-то же загодя повыдергивал гвозди. А они там были!  Были, маэстро! В этом я смог убедиться пока беседовал с Садыковой. Да еще этот моток клейкой ленты! О нем мне Анисимов ничего не  доложил. Думал, все сойдется. Вот мухлевщик!
— Доложил — не доложил... Что это меняет?
— А то, что эту ленту кто-то бросил на крыльце. Стал бы я возиться — рот заклеивать, если бы мне нужно  было убить одним ударом, — вживаясь в роль убийцы, рассуждал Лобов.
Солнце пекло нещадно. Оно стояло в безоблачном небе так высоко, что даже ели и пихты по бокам дороги почти не отбрасывали тени. Загерметизировать окна в такой душегубке, значило бы попросту задохнуться. Но стоило опустить стекла, как вместе со свежей струей воздуха в салон устремились мошки, комарье и пауты. Это вносило в наше путешествие некоторый дискомфорт. Так что уже не очень хотелось ломать и без того раскалывающуюся от жары голову над тем, почему Слава и Коля проникли в кассу через двери со шкворнями и замками, а не через открытое чердачное окно и люк в бухгалтерии? Почему они не воспользовались для того, чтобы проникнуть в кассу этим путем, словно специально приготовленной кем-то лестницей? Я не знал – огорчаться или радоваться тому, что предварительные версии оказались туфтой, и выдерга теперь существовала сама по себе без какой-либо  логической связи с головой Жомова, а возможная причастность ее к голове бараньей, конечно же, не интересовала Лобова, потому что он пока что еще не вступил в общество защиты животных. За машиной тянулся длинный шлейф пыли, будто это был глюкоидный дымок из набитой коноплей сигареты или дымный хвост вспыхнувшей в багажнике канистры с бензином. Одну из запасных канистр Лобов, дозаправляя топливный бак, уже опустошил перед тем, как нам трогаться с прииска. И все бы ничего с этим пыльным шлейфом, от которого мы убегали со скоростью, заставлявшей зашкаливать стрелку на спидометре, если бы не вынужденные замедления на поворотах; в подобных ситуациях мы оказывались окутанными серым пыльным облаком.  Пыль лезла в нос, в горло, в рот. От нее не было спасения. Не проехали мы и пяти километров, как белая рубаха Лобова из серой кое-где стала почти черной. Продолжая рулить одной рукой, он, несмотря на присутствие дамы, содрал ее с себя и сунул в  бардачок, оставшись голым до пояса, если не считать  того, что спину  по-прежнему стягивал плечевой ремень с кобурой.  По спинной ложбине Лобова стекала грязная потная струйка.
— Ты не помнишь, в Ново-Туенгинске ездит кто-нибудь на иномарках типа «Тойота-Карина», «Мерседес», «Ниссан-Леопард»?  Ну, на «длинненьких», как сказала бабка Евдокия? — прервал молчание Лобов, продолжая глядеть на дорогу.
— Да подвозил меня тут один... А что?
— Не дает мне покоя эта иномарка, виденная возле Еловки в ночь с седьмого на восьмое бабусей-травницей. У начальника прииска примерно такая. Да и алиби его  пока не проверено. Но чего бы ему переться посреди  ночи в поселок? — рассуждал вслух Лобов.
Я невольно вспомнил про рассказ Вали о тех двух иномарках, что подъезжали утром к ее дому, после того уже, как парни умчались на мотоцикле, пересчитав деньги, которых оказалось в рюкзаке не так уж и много. Правда, ни Анисимов, ни Говорков, ни даже мой кореш Лобов не доложили мне о том, сколько же было их, изъятых у грабителей.  Все-таки тайна следствия! Но и я в свою очередь пока не спешил сообщать Лобову о визите рэкетиров в шпальный домик, так как с Валентиной было оговорено о конфиденциальности информации. Да и интересно было, как профессиональный сыщик станет добывать недостающие сведения. А в том, что он их, уже чуящий след, добудет, я не сомневался.
Момент взятия следа! Лопоухий коккер, метеля травку ушами и «штанишками» на мохнатых лапах, принюхивается, виляя купированным хвостом, его влажный чуткий нос улавливает мельчайшие молекулы запаха — и вдруг!
Из-за поворота, стремительно мчась навстречу, наезжала на нас «Тойота-Карина» цвета зеленый металлик. Мне показалось, что сейчас она вляпается в нас лоб в лоб, произойдет жуткий взрыв, бензобаки и канистра в багажнике воспламенятся, и в этом факеле нам, не имеющим возможности срочно выбраться наружу из-за заклинивших дверей, придется поджариваться в обнимку с нашей красавицей Галиной. Самое главное, что Лобов как будто и не желал сворачивать, намереваясь протаранить иномарку, повторив тем самым подвиг Гастелло в несколько иной интерпретации.
Не доезжая каких-нибудь нескольких метров до места возможной катастрофы, встречная машина вильнула. Мелькнули угрюмо сжатые полноватые губы, квадратная челюсть, черные очки — и иномарку вынесло на обочину.   Лобов в свою очередь осадил «Жигуленка» и, резко ударив по тормозам, вдавил в середину руля пипку сигнала, словно хотел распугать в округе все зверье.
Оглянувшись, я увидел сквозь пелену пыли, что и иномарка тоже остановилась. Галина проявила интерес к создавшейся ситуации резким поворотом головы в сторону пронесшейся мимо нашего потонувшего в пыльных клубах батискафа торпеды, сопроводив это движение излюбленным английским ругательством. Лобов с нарочитой неспешностью вынул из кобуры «Макарова» и, передернув затвор, вернул пистолет назад в кожаные ножны. Отвернувшись от окна, Галина  наблюдала за его манипуляциями, как завороженная.  Надев поверх голого тела пиджак, Лобов буркнул:
— Сидите здесь...
Галина проводила его расширенными зрачками. Хлопнув дверцей, Лобов направился в сторону иномарки. Пока оседала пыль, я, приоткрыв дверцу «Жигуля» и сунув руку за пазуху, положил ладонь на успокаительно-прохладную ручкоять револьвера. В те несколько секунд, пока появившийся из дверей иномарки громила, уже отчетливо видный сквозь почти осевшую пыль, шел навстречу Лобову, а Лобов шел навстречу ему, я невольно вспомнил о посетителе в черных очках, о котором рассказала мне Валентина. Я словно увидел его, выходящего из иномарки возле шпального домика и поднимающегося по ступенькам. Но не это было главным в моих интуитивных проблесках. Хотя с интуицией все так непросто! Глядя на сближающихся на дороге Лобова и идущего ему навстречу шкафообразного дядю, несмотря на жару одетого в костюм, я почему-то вспомнил про черного короля из изысканной коробки с шахматами в комнате Славы и Коли.
Да, я словно увидел эту шахматную фигуру, лежащую в углублении из малинового бархата.  Изящную, почти что идеально отлитую из пластмассы с претензией на слоновую кость. Хотя, кто его знает, может быть, это все уже потом, в обратном порядке так вычислилось. С этой интуицией такие же непростые дела, как и с вещими снами, которые вспоминаются настолько навязчиво задним числом, когда уже что-то произошло. А ведь в то же время могло присниться или примерещиться сколько угодно другой ерунды, никогда ничего не предвещавшей и не собиравшейся сбываться.
Как бы там ни было, но когда Лобов и громила остановились друг напротив друга, словно вот-вот готовые обменяться сокрушительными ударами в челюсти, или, выхватив пистолеты, продырявить оппонента на месте, Черный Король выпрыгнул из раззявившей пасть шахматной коробки и, вырастая до человеческих размеров,  шагнул сквозь стену леса и предшествующих событий. Остальные шахматные фигуры,  приобретая формы камуфляжников, рабочих прииска, сторожа Кости,  фермера Гнедых, последовали за Черным Королем.
                3
Я тряхнул головою, поняв что в столь ответственный момент мною овладевает дрема. Не выспался я все же этой ночью со своими эротическими телеснами.  А может, просто от перенапряга и перегрева крыша поехала. Шкаф в костюме и в черных очках и Лобов в пиджаке на голое тело стояли друг напротив друга метрах в десяти от нас. Работали незаглушенные моторы двух машин, поэтому вопросов Лобова я не слышал, а то что говорил громила, доносилось в виде обрывочных фраз.
— ...Какая женщина на дороге... Ты што, Костя... Я никогда на мокряк не пойду... Мне и так хватает на жизнь и на шлюх... Костя, я сам, если его достану, собственными руками — этого бегунчика...  Нет, Костя, ты подумай, на что мне такие головняки... Я и так неплохо имею, ты же знаешь... Ладно. Понял... После прииска — к тебе. Потолкуем... Да никуда я не собираюсь сматываться, нужны мне эти Штаты вместе с господином Фуллером...
— Ладно, Завлаб, поезжай к Кругову, — полуобернувшись  ко мне, зло бросил Лобов. Его рука была в левом кармане пиджака и, видимо, играла спрятанными там наручниками. — Но мы с тобой не прощаемся.
— Костя, ты только не делай поспешных выводов.
Эти последние реплики я услышал отчетливо. Как и отчетливо увидел лицо Лобова, превратившееся в жесткую непроницаемую маску. В такие минуты он особенно походил на бесподобного Клинта Иствуда и его неустрашимых героев.
— Я же сказал, сиди и не высовывайся! — рявкнул, увидев мою торчащую из-за открытой дверцы башку, Клинт Иствуд на Старого Джо, несмотря на присутствие дамы.
Бухнувшись на сидение рядом с Джоном Метким Глазом, Лобов вынул из кобуры пистолет и, поставив табельное оружие на предохранитель, сунул его на прежнее место. Затем он снял машину с ручника. Джон Меткий Глаз тоже отпустил прохладную рукоять «Питона» и вынул свою блудливую ручонку из кармана.
— Кто это? — выдохнула Галина в ухо Лобову.
— Да так! Один старый знакомый. Вместе в «Динамо» тренируемся.  Начальник службы безопасности прииска, приехал убийцу ловить,  с грабителями разборки наводить.
— Так ведь их же уже посадили.
— Посадили. Да вот только тех ли? — так газанул Лобов, что стрелка спидометра зашкалила за все мыслимые пределы.
Мысли мои тоже зашкаливали. Версии одна безумнее другой вращались в голове со скоростью бешено вертящихся колес драндулета, все больше и больше сокращавшего расстояние между нами и трупом женщины лет сорока на дороге из Ново-Туенгинска в Новосибирск. И я отдавал себе отчет, что если только этот металлолом не развалится по пути, через час мы должны будем неминуемо присоединиться к следователю Говоркову, подполковнику Анисимову и экспертам районного масштаба, тщательно обследующим труп. Я придремывал, наверстывая упущенное ночью с Галиной, и в этой полудреме мне неясно было — почему следователь Лобов взял и вот так отпустил подобру-поздорову уголовного авторитета Завлаба, выскочившего на нас как раз с той стороны, где теперь лежало бездыханное тело бедной женщины. И даже в багажник его иномарки не заглянул. А вдруг там спрятано что-нибудь окровавленное, чем выдерги обтирают! Или сама выдерга?  И почему это представитель правоохранительных органов тренируется в одном спортивном комплексе с проходящим по учетам РУОПа авторитетом?  И отчего это они с ним на «ты»?
В мрачных медитациях о всеохватности мафии и коррупции, я вернулся мыслями к истории этих мест. И, подпрыгивая на ухабах, изумлялся крепости исторически значимых ягодиц красной партизанки Марии, вынужденной этой же дорогой убегать от преследователей быстрым аллюром на резвом скакуне. Да и каково было преследователям без седел, ведь подпруги лазутчица предусмотрительно перерезала!
Глаза мои слипались, и мне уже слышалось убаюкивающее камлание плосколицего, так похожего на участкового Кайсынова, шамана Ай-Хусхуна; , мерно бьющего в бубен над кадетом Оболениным, из которого, как воочию видел шаман, вышел дух в виде золоторогого оленя и, скача по воздуху, направился, высекая искры из-под копыт, к утесу Алтын-Ата. И из тел двух других молоденьких кадетов, сраженных пулей партизанки, выскочили золотистые, как солнечный луч, зверьки — быстрый бурундук и юркий соболь.  И когда достигнув Алтын-Аты, они играли на плоской его вершине, что опять -таки видел шаман, погоня настигла партизанку Марию. И мне, сотрясаемому в грозящей разукомплектоваться  легковухе, оставалось лишь тосковать по поводу того, что не только золотоносный грунт, но и заветные легенды переработаны, перемыты и утилизированы всепожирающей драгой прошедших здесь до меня писак и кинодраматургов,  мне осталось лишь пресная пыль отвалов. Скучная, однообразная порода.
Пока что не у кого было брать интервью, но мной овладело безотчетное репортерское беспокойство и, сунув руку в боковой карман куртки, я решил проверить готовность моего плейера к записи. Ведь вскоре мы должны были оказаться у места совсем свежего происшествия и неплохо было бы, опережая других, записать заявление Анисимова или Лобова для прессы: что за труп, какие рабочие версии? Потом, конечно, надо будет канителиться, отзванивая в редакцию. Умолять поставить на первую полосу. А в ответ скажут: ну что за труп, у нас тут и в городе этих трупов под каждым кустом, в каждом канализационном коллекторе! Да не какая-нибудь там банальная тетка. А расчлененные. Голова отдельно.  Руки отдельно. А иногда и уши — в розницу. Вынув плейер, я обнаружил, что он весь залит липкой гадостью, означавшей, что вытекли гребаные китайские батарейки.
Выколупав эту дрянь из магнитофона, я вышвырнул батарейки в окно и, протирая блок питания вырванной из блокнота бумажкой, предался размышлениям о заголовке и композиции будущего материала. На месте предыдущего варианта заголовка перед мысленным моим, так сказать, взором явилось броское: «ЗАГАДКА АЛТЫН-АТЫ». Пошло, конечно. И чересчур этнографично.  Лучше бы уж назвать «ТАЙНА СТАРОГО КОНДОРА», придать всему этому шарм юморески, изобразить участкового в головном уборе вождя гуронов ну и так далее... Чушь, понятно. Все бы вам ерничать, Сергей Юрьевич, а тут дело се-е-рьезное! Михал Михалыч Смирный не потерпит всяких там аллюзий и легенд о проклятости места. Ему подавай информативно-документальный стиль. Достоверные факты и настоящие, ни на одну букву не искаженные фамилии. Ну и пару цифр для украшения.
Они вот там сейчас сидят всем шалманом, за бутылочкой подмигивающего «Распутина», под портретом Жоржа Сименона с трубкой и играют в спичечную коробушку. А тут... Какая-то насекомая падла ползет по грязной шее, ворот собственной рубахи пропотел, как портянка пехотинца после двадцатипятикилометрового марш-броска, батарейки гикнулись, Галина не любит.
— Мальчики! — прервала мои мысли Галина, — а зачем нам мчаться на опознание какого-то трупа? Не лучше ли свернуть с дороги и поискать деньги под первым попавшимся деревом? Лопата у вас есть?
— В багажнике, — буркнул Лобов.
— Ну вот. Откопаем деньги и поделим. Или нет: лучше закопаем в огороде у моей тети под кустом крыжовника. У нее есть такой старинный кованый сундук. А когда все уймется — откопаем. А?
Невозмутимый, как вождь апачей, Лобов крутил баранку. Макака у зеркальца заднего обзора вытанцовывала, кривляясь.
— Вы не то ищете, детектив Лобов! — озвучивала Галина эту кукольную пантомиму. — Нужно искать карту. Должна быть карта!  Обязательно должна быть! А на карте — крестик.
— Девушка, если бы у меня была такая карта, я бы сделал на ней крестик в том месте, где находится ваша сумка. Дедуктивным методом я пришел к выводу, что косметичка со стипендией — там.
— Это ничего не меняет, — продолжало строить гримасы хорошенькое личико в зеркальце рядом с раскачивающейся туда-сюда в конвульсивном хохоте макакой.
— Стипендию я выдам вам на чаевые. И папины гроши — к ним.  Ну он ладно — ученый-аграрник, но вы-то! Только круглые дураки будут собирать трупы по дорогам, если у них есть лопата, а где-то рядом зарыт клад. Трупов полно в анатомке, а деньги на дороге не валяются.  Даже этот увалень-телохранитель начальника  прииска намеревался сегодня вечерком взять в руки  кирку и... Он приглашал меня присоединиться к нему,  обещал пай и кругосветный круиз.
Девица разрезвилась не на шутку.
Оказывается, не так уж беспробудно спал на руле хозяйского «мерса» громила-водитель. И за угощением бутербродами неугомонная следопытка Галина кое-что успела-таки разведать.
Впрочем, о том, что изъята только часть денег, предприимчивая студентка могла прочесть еще в криминальной хронике газеты, которую читала ее соседка по сидению в автобусе. У меня не укладывалось в голове: как такая хрупкая девушка проявила столько изобретательности, чтоб оказаться в самом эпицентре расследования. Грешным делом я даже заподозрил ее в том, что ее ночной визит в мою комнату был продиктован все тем же повышенным интересом к пригрезившемуся ей кладу. Отдайся  она Лобову, чтобы за ласками склонить его к поиску денег, а не дурацких улик, фактов и алиби, — я бы не удивился.
— Дайте мне вашу лопату и остановите здесь!
Казалось, Галина была готова выброситься из мчащейся машины.
— Возьмите! — съехидничал Лобов. — Я верю, вам повезет.  Но вам одной столько денег на себе не унести. Телега понадобится.  Представьте себя запряженной в подводу.
— Тупица!
— Ого! Кстати, может быть, вы не будете нарываться на криминал, и вас устроит несколько меньшая сумма? Скажем, вот такая...
И Лобов, полуобернувшись, протянул Галине газету с заголовком, набранным крупным шрифтом:«НАШЕДШЕМУ ДЕНЬГИ ГАРАНТИРУЕТСЯ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ В 10 МИЛЛИОНОВ».
Это была подаренная Круговым дотошному сыщику свежая "районка".
— Ну вот! Я же говорила, что надо спешить. Завтра пол-Ново-Туенгинска, включая Еловку и соседние деревни, будут рыть по всему пути от прииска до места, где поймали парней! Мы можем опоздать.
Галина отбросила газету и, откинувшись на спинку сидения, сверлила взглядом набыченный затылок Лобова.
Лобов молчал, выжимая из машины все возможное.
Как раз в этот момент так тряхнуло и так занесло жестянку на колесах в бок, что в мозгу мелькнуло: кажется, все! Провихлявшись  из стороны в сторону на стремительно сжевываемой резине  еще метров сто, мы встали колом.
                Глава восьмая
                1
Зависший на краю крутой каменистой осыпи драндулет, видимо, вполне мог сойти за чудом удерживающийся на краю рифа самолет из моего любимого кина.
Срочно выгрузившись на безопасную сторону, мы с Лобовым, под наблюдением Галины, отодвинули утратившую прежний сиреневый цвет машину от обрыва.
— Отдыхайте! — сказал Лобов, открывая багажник и вынимая оттуда запаску и домкрат.
Через минуту он крутил гайки и возился с колесами, не жалея своего парадно-выходного клифта. Галина сломила пихтовую ветвь и отмахивалась ею от паутов и гнуса. Я огляделся и, узнав место невдалеке от Чертовой Пади, где останавливал милицейского «бобика» Говорков, решил, что неплохо было бы нырнуть в речушку-девчушку, журчащую внизу за зелеными хвойными ветками.
Сделав несколько шагов по насыпи, я увидел выглянувшую из-за деревьев синюю палатку и курящийся возле нее дымком костерок. Обернувшись, я не упустил из виду, что Галина, яростно хлеща себя веткой, следует за мною. Этого Старому Джону Обольстителю и надо было. Заманить в лес, а там... Но совершить любовный акт, снедаемым таким количеством насекомых, было бы подвигом, несравнимым с решимостью белых гвардейцев настигнуть партизанку Машеньку. Резвыми  ногами, словно мальчонка-братец Марии, вместе с ней внедрившийся в колчаковскую банду, и поспешающий по объездной дороге сообщить своим о том, что за сестрицей — погоня, я сбегал к манящей внизу воде.
Джону Меткому Глазу совсем не светило быть съеденным насекомыми, и поэтому, не стесняясь не очень-то конкурентоспособной по сравнению с лобовской бронзой мускулов мышечной массы, я бодро скинул с себя все свое походно-будничное облачение и  булькнулся в воду.  Вынырнув на поверхность норовистой речушки, я увидел, как мелькнули розовенькими сосками грудки Галины — и в одних бикини, следуя за мной и спасаясь от жужжаще-жалящих гадов, она взметнула каскады брызг. Вот тут, казалось бы, и должно было начаться то, о чем хмуро томится всякий ковбой, поглядывая на хорошенькую девушку.  Но, увы, за нашими водными процедурами уже наблюдал третий.
Безработный физик Макс Веденеев нависал над нами одетый по полной выкладке и в резиновых сапогах, словно истукан Кирова в натуральную величину в одноименном парке, пугающий вечерами влюбленных на скамейках. Пьедесталом для Макса служил внушительный  камень-валун. Держа в одной руке телескопическое пластиковое удилище  спиннинга, а в другой снизку серебристо-голубоватых рыбин, турист  лыбился.
— Вы мне тут, господа, всех хариусов распугали.
Ведь знал же я, знал, еще в автобусе чуяло ретивое — этот тип начнет ехидничать над моими забросами крючка с мушкой перед хорошеньким ротиком рыбки, что плескалась рядом, демонстрируя сквозь прозрачную воду великолепие спины, бедер и ягодиц.
— Ну и как клев? — сделал отвлекающий маневр Джон Коварный Ум. Ему, увертливому, совсем не хотелось в данный момент обмениваться дурацкими, ничего не значащими вопросами. А тем более выглядеть неадекватно возомнившим, что леска уже согнула удилище, мушка, еще трепещущая лапками, свеженькая, только что зудевшая возле уха, заглочена и надо не прозевать с подсаком, чтобы русалка, наяда, сирена чего доброго не отсекла жилу под самый карабин и не скрылась в пучине навсегда.
— Клев в норме! — потряс Макс трофеем. — Приглашаю на уху!
И, гремя бахилами по камням, он направился к костерку.
Джон Хитрый Разум наивно полагал, что прелестница будет стыдливо прятаться в текучем водном хрустале, пока рыбачок не повернется к ней спиной.  Словно нарочно изображая переохлаждение этим самым горным, кристально-чистым,  она высунулась из воды и, демонстрируя скатывающиеся с кончиков сосков капли, вышла на берег, чуть ли не столкнувшись с не шибко удачливым последователем дела академика Лаврентьева.
— Не желаете ли помочь с ушицей? — отступил в сторону Макс.
— Еще как желаю! — промурлыкала практически голая Галина, и екнувшее сердце Джона уловило в этом хищном восклицании  двойной смысл. Словно подсказка ревнивому сердцу,  будто команда к действию, под стопою на скользком дне круглилась, холодя и щекоча, железяка. Пришлось нырнуть. Вынырнув, я обнаружил, что нашаренная мною среди осклизлых камешков штуковина была ни чем иным, как выдергой.
С нею, родимой, едва забравшись свободной от находки рукою в рукав рубахи, не опасаясь, что ниже пояса мне все отъедят зловредные насекомые, я ринулся, сбивая ноги, к свисающему  с откоса "Жигуленку" Лобова, словно залежавшийся  на дне глубоководной впадины неуклюжий пучеглазый краб.
— Ну давай ее сюда, — совершенно равнодушно взял столь важный вещдок в руки Лобов и, даже не осмотрев его, принялся бортовать вовремя принесенным металлоломом спустившую запаску.
— А царапины, царапины! Ты же наделаешь новых! — вцепился я в так и не найденную всем районным отделением, но отысканную мною улику, как краб в синюшного трупака.
— Да ладно тебе! Я монтировку в гараже впопыхах оставил,  а тут...
Я не выпускал холодного металла.
— Лобов, я тебя не понимаю! Ты детектив или мелкий коррупционер, связавшийся с мафиози? Ты же следы уничтожишь! И этого, Завлаба отпустил...
— Ты чё, Сережа?! Перегрелся? Дай ты выдергу-то. Чё с нее толку?  Ну кинули ее в речку для самоуспокоения, так што с того? — урезонивал он меня, никак не парировав мои гнусные подозрения насчет порочащих связей с уголовным авторитетом.
— Ладно, — сдался я, отдавая себе отчет в том, что мы все же в разных весовых категориях и, если он меня отоварит этой железякой за «коррупционера» и «связь с мафией», то сенсационного материала может и не появиться.
Вынутый Лобовым из запаски черный презерватив для обитавших миллиона три назад в этих местах рептилий, грозный зуб одного из представителей которых подняла на- гора драга, оказывается, сопрел и уже ни для чего не годился.
 Выскочившая из-за поворота машина с надписью ХЛЕБ, вывела Лобова из тщетной борьбы с никуда не годной резиной.
— Я за вами вернусь! — вспрыгнув на подножку, направлявшегося в Ново-Туенгинск хлебовоза, крикнул Лобов.
И его поглотило пыльное облако.
                2
Когда я спустился вниз, Галина сидела у костра рядом с Максом и на ее коленях была разостлана карта. На карте имелся крестик.
— Вот тут в прошлом году на поляне палаточный городок стоял, — сказал, ткнув в крестик пальцем, Макс. Они так увлеклись, что не слышали, как я подошел. Перед этим я, конечно, не забыл облачиться в свои джинсовые доспехи и проверить наличие столь легкомысленно брошенного мною кольта. Но никакой беглый этапник им не овладел, а Веденеев был больше увлечен паранормальными явлениями и ухой.
— Так вот, все, кто жил в этом палаточном городке, ровно год назад видели, — говорил Веденеев, помешивая заструганной палочкой в котелке. — Где-то между часом и двумя ночи над поляной опустился объект постоянно трансформирующейся формы и, наведя луч на одну из палаток, поднял на борт спящих парня и девушку.
— А как остальные могли видеть?! — высказала недоумение Галина.  — Ведь они же тоже все, наверное, спали в палатках.
— Спали. Но все видели один и тот же сон.
— Галина, — присел я у костерка, кладя к ногам моей попутчицы предусмотрительно прихваченную из салона обезжизненного автомобиля сумку со съестным,— «жигуль» восстановить не удалось.  Лобов умчался на хлебовозе... Похоже, мы застряли...
— Ну застряли, так застряли! Так даже интереснее...
— Уха готова! — сообщил снимающий пробу Макс. — Кстати, — облизал он ложку. — Опять мишка приходил и я открыл ему банку сгущенки. Косолапый уволок ее на поляну. Потом долго еще там пыхтел и фыркал. Я его как раз с поляны спугнул, когда сюда спускался.  Рыл он там чего-то...
Насытившись и наслушавшись про смышленого забавника-медведя,  про профессора Казначеева, про цивилизации, находящиеся на грани полевых частиц и твердой материи с вполне естественной для них способностью переходить из одного состояния в другое, Галина затуманилась взором и начала переходить в какое-то еще не изученное уфологами состояние.
Прикончив две тарелки ухи и остатки козьего молока, она как ни в чем не бывало вынула из сумки расконспирированную Лобовым косметичку и нарисовала на совсем ставшим детским после купания личике хищные губы и нагловатые глаза.
Выданная нам Веденеевым антикомариная смазка позволила отвлечься от надоедливого гнуса и шнырявшей перед лицом наживки для ловли хариусов.
— Корреспондент Коломейцев, — обволакивая меня осоловелыми, почти пропела Галина, — пойдем, нарвем букетик.
Все это было иррационально. Паранормально. Внеземно. Рядом сидел мужчина, почти что юноша, который, правда, сняв суперменские очки, подслеповато щурился и заставлял вспомнить про феминистскую поговорку, перековерканную на мужской лад: то, что сзади выглядело пионером, несмотря на тщательную выбритость и мелкость черт, спереди вполне походило если не на пенсионера, то по крайней мере не на мужчину, способного тягаться со мной на возрастной шкале; и все же на женский взгляд оно виднее-- какой из коней борозды не попортит. Моя непредсказуемая попутчица, как видно, пока не намеревалась менять коней на этой галактической переправе. Сухощавенький, столь мальчиково выглядящий шестидесятник, кхекнув и задрав напичканную премудростями тензорного исчисления голову к небесам, пошел полоскать котелок, а мы...
Оставляя позади все опасения Старого Джона в том, что ввиду более перспективного соперника девица элементарно может срубить клиента с хвоста, тиранозаврица уводила своего покорного рептила в девонские чащи, где по усыпанным огромными цветами вечнозеленым деревьям сновали с пестика на чашелистик громадные стрекозы и подмигивали радужными крылышками из кляссера на моем столе, в моей однокомнатной на пятом, такие бабочки, каких никогда не видывал даже сам Набокофф.
Вот и поляна. Вот и цветы.
— Ты знаешь, Коломейцев, что сюда из Еловки есть прямая тропа?  И бабка Евдокия собирает здесь свои колдовские травы?
— Буду знать.
—А ты знаешь, Сережа, — щекочет она меня травинкой в ложбинке, — что по рассказам бабки Евдокии на этой поляне встретились шаман Ай-Хусхун и знахарка Марфа, бабка бабки Евдокии?
Ну зачем мне все это знать, если мы уже лежим. Если трава примята.  Волосы расстрепаны по ромашкам. Пальцы воюют с молниями и пуговицами.  По губам снует верткой змейкой горячий язык.
Он, конечно, этот шаман, облаченный в оленьи шкуры, с оленьими рогами-антеннами на голове и с амулетом в виде черепа-самородка  на шее крадется за Марфушей, наклоняющейся за травками. Он, забыв про поиски золотого корешка, заходит сзади и, настигнув маралуху-Марфу, рвет одежду на ней и на себе. И в священном экстазе оленьего гона покидает свое тело.  Но мне никак нельзя вот так вот сразу и уподобляться.
Вначале мы должны перейти по казначеевским законам из материального состояния в корпускулярное, смешаться как два облака, как два цветочных запаха над этой поляной. Потом мы должны со скоростью в один «ой» перелететь на другую планету, пользуясь лишь междометиями.  И уже на этой бредберевской планете сбросить с себя скафандры.
— Ты знаешь, Коломейцев, я к своему стыду тебя хочу, как корова ...
Вот-вот. Этот самый новый стандарт поведения. Распространенный.  Ну ведь, в самом деле, зачем было партизанке Машеньке вот так-то?  Не лучше ли было — на том же коне вдвоем с Оболениным, георгиевским кавалером, вот сюда, на эту заветную, и здесь. Здесь —  в белые ромашки, в синие колокольчики...
Пусть сейчас Лобов рассматривает форму пролома на голове распластанной на обочине брюнетки и созерцает ее разбрызганные мозги, прилипшие к выдерге, а я лучше буду разглядывать вот эти эрректирующие от прикосновения пальцев соски, а вместо жесткого металла выдерги ощущать ладонями шелковистость Галининых ягодиц.
Все! Мотоциклист отбросил ненужную теперь  приманочную пачку «Marlboro», его мотоцикл утонул по самые никелированные рога руля в цветущем лугу.
— Давай, Коломейцев, давай, не останавливайся!
Ну что ж, пускай скрадывает нас здесь, запрятавшийся за кустами со съемочной группой Николков-Началовский. Ничего, что в объективе жужжащей на всю катушку кинокамеры, заряженной пленкой фирмы «Свема», оператор видит прижавшиеся к моим щекам лодыжки и ступни Галины, покачивающиеся в танцевальном шаманском трансе над венчиком замысловатого цветка, в котором копошится и ворочается неутомимый трудяга-шмель. Пусть он поперемещает линию отсъема пониже — туда, где впились в мою спину коготки нетерпеливых пальчиков. Пусть он поскользит еще ниже — туда, где бедро, напрягаясь и покрываясь чувственными пупырышками, трется о бедро. Пусть он наконец, слегка обогнув это живое препятствие, заглянет туда. Хотя, нет — это уже из другой фильмы...
— Кончай! —  выдохнула Галина экстатичным ртом.
Дубль был снят, и ликующий помреж мчался на перекладных с гремучими коробками пленки на «Мосфильм», чтобы там, проявив, вырезать из уже одобренной художественным советом полнометражки ляжки актрисы и, выбрасывая их в мусорную корзину, вклеивать ляжки Галины, но Мария-Галина жаждала следующего дубля, готовая к натиску следующего насильника и навряд ли бы утомилась, если бы даже подоспела подмога с мальцом-брательником. Подмога все не подоспевала, и поэтому чудесным образом ожившему Оболенину опять приходилось справляться одному. Не смотря на сочащуюся сукровицей дырку в кителе.
— Признайся, Коломейцев, у тебя в Новосибе жена и пятеро детишек?
—Нет, у меня однокомнатная башня из слоновой кости на пятом этаже, где нет ничего, кроме ложа аскета и письменного стола с пишущей машинкой.
— Й-я хочу быть с тобой! Я так хочу быть с тобой! — почти пропела она словами из «Наутилуса Помпилиуса».
Я, конечно, умолчал о том, что эта однокомнатная морская раковина, вполне пригодная для совокупления двух нежных моллюсков, образовалась после длительных манипуляций с обменом, после того как моя супруга-тележурналистка с коммерческого канала, похожая на Катрин Денев, нашла наконец-то своего Алена Делона. Околосорокалетнего. И с пистолетом. И поэтому, даже несмотря на так и не подоспевшую подмогу, я вполне готов был каждую ночь совершать на простывшем от жены ложе то же самое, что совершили нагнавшие Машеньку-партизанку беляки, а затем и в качестве подмоги нагрянувшие партизаны. Я согласился бы все это проделывать дважды в день, лишь бы окрыленному набрасываться на клавиши печатной машинки на столе рядом с моей койкой, во имя того, чтобы перегреметь на той машинке самого Петрова-Сибирцева.
               
                3
Очнувшись — я не понял. Мне опять было непонятно. Произошло ли все предыдущее наяву или... Я лежал в палатке, смутно припоминая, как еще засветло возвращались  мы с Галиной с лужайки, взявшись за руки. Как Джон Неутомимый то брал ее на руки, кружа, то опускал наземь. Как, не обращая внимания на уфолога Веденеева, сычом высиживавшего у костерка с задранной к небу головою, без стука ввалились мы в его палатку и там продолжили.
Обшарив в кромешной тьме место рядом с собою, я не обнаружил Галины.  Мелькнула мысль о беглом этапнике с автоматом. О женском трупе, который уже, наверное, осмотрел  Лобов. Рука нырнула в карман за револьвером, но  не нащупала там рукояти. Выскочив из палатки, я чуть не наткнулся на Галину.
— Нашла! Нашла! — приплясывала она, счастливая, в свете костра.  В одной руке у нее была лопата, в другой несколько продолговатых прямоугольных штучек, при ближайшем рассмотрении оказавшихся тремя толстенькими пачками пятидесятитысячных купюр. Ручка моего «Питона» торчала из-за пояса Галининых брюк.
— Это деньги! Коломейцев! Там медведь разрыл. Я одна не уволоку.  Мешок тяжелый, будто в него камней навалили. И темно уже.
Из тумана, окутавшего реку, палатку и все вокруг, вынырнул Макс с биноклем в руках.
— Видимость нулевая! — сказал он. — А ведь они могут появиться в любую минуту. Тогда тоже был туман...
По его отрешенному от радостей Галины виду, я понял, что кладоискательница, бросив меня, отрубившегося, в палатке, отнюдь не намереваясь делиться с кем-либо паями вознаграждения, прихватила карту с крестиком, поднялась к доставившему нас сюда «Жигулю» и, взяв лопату, пошла копать туда, где год назад происходили паранормальные явления.
— Очнись, Коломейцев! Пятьдесят миллионов* у нас в кармане! Мы мотанем с тобой на Кипр, на Гавайи! На Остров Сокровищ. А там откопаем сундук, полный пиастров... Помнишь у Стивенсона — скелет пирата, указывающий направление к кладу? А сейчас нам нужен фонарик. Идем, пока нас не опередил шоферюга-нахалюга, предлагавший мне в качестве ложа заднее сидение «Мерседеса» начальника прииска.

В это время над нами – там, где над обрывом висела колымага, удерживаемая от падения домкратом, оперевшаяся на него, будто Сильвер на свой бутылкообразный костыль, что-то зарокотало. И в тумане замаячили подвижные -- то соединяющиеся, то разделяющиеся огни.

— Кажется, началось, — ухватился за бинокль Макс.
— Пойдем,— небрежно бросив пачки денег в раскрытую сумку, так что они чуть было не угодили в костер, потянула меня за край куртки Галина, не выпуская из свободной руки лопаты.
С одним фонариком на троих мы кинулись в сторону медленно опускающихся на поляну окруженных радужными ореолами огней. От них нас отделяли только силуэты нескольких стоявших по краю поляны пихт, теперь словно украшенных подвижной гирляндой разноцветных лампочек. Когда мы добежали до нижнего края альпийского луга, УФО зависло над нами, направляя вниз два голубоватых переливчатых луча.

— Сейчас будут возвращать тех двоих, которых забрали в прошлом году. Парня и девушку, — шепнул безработный физик, больно стукнув меня по спине биноклем, когда мы, будто по команде попадали в траву.

-----------------
*События этого романа происходили до дефолта 1998 года и нагрянувшей потом деноминации.




Выполняя его уфологический прогноз, в дымном луче появились  две фигурки, но без антенн на головах. Два силуэта, так напоминающие виденное в приисковом музее изображение на камне. Один из инопланетян походил на рослого мужчину, другой — на подростка. У одного из двигавшихся в нашу сторону пришельцев был в руках предмет, напоминавший лопату.  Скользнувший по головам пилотов НЛО луч высветил два круглых «иллюминатора» для глаз.
— Здесь уже кто-то рылся! — раздался приглушенный мужской голос, и тут же я понял, что на незнакомцах вовсе не скафандры, а черное, обтягивающее трико. А на головах не шлемы, а маски с круглыми прорезями для глаз. Да и на поляне, за их спинами, светила фарами обычная легковуха, а никакое не НЛО.

         Звякнула лопата.
— Деньги на месте, — сказал тот же голос. — До оружия не докопались.
В руках одного из склонившихся над ямой матово блеснул дулом автомат.  Подросток, так живо напомнивший мне фермерского сына, принял из рук мужчины ружье.
— Все! — сказал мужчина, взваливая на спину куль. — Поехали. 
В этот момент рядом со мной сверкнуло. Раздался грохот. Фигуры метнулись к машине. Короткой очередью в нашу сторону огрызнулся автомат — пули просвистели над головами. Зарокотал мотор, и машина начала пятиться, съезжая с поляны на дорогу. Стреляла Галина. Из моего револьвера.  И теперь она, полная решимости получить вознаграждение, приподнявшись на локтях, целилась в колеса. Лучи фар скользили по нам. Я схватил ее за руку.
— Пусти! — оскалилась она, словно в оргазме, и мне показалось, что она сейчас меня укусит. — Уйдут с деньгами...
Подуло ветерком, и газовое облачко выпущенное Галиной из «Питона», как видно, вернулось к стрелявшей. Мы дружно начали чихать и кашлять.  Глаза заливали слезы.
— Возьми свою пшикалку! — отшвырнула Галина газовый револьвер и стала растирать глаза, как обиженная девочка. Мне пришлось шарить по траве, чтобы вернуть свое оружие на полагающееся ему место.
Было слышно  как,  набирая обороты, стрекотал мотор машины, чьи огни, казавшиеся сквозь слезы красными, голубыми, зелеными, уходили ввысь, соединяясь и рассыпаясь, словно мы только что спугнули не бандитов, а представителей иных миров, искавших с нами контакта. Справившись со слезами раньше нас, явно озадаченный Макс стоял над ямой, обшаривая ее лучом фонаря.
— И чего это тут мишке так понравилось?
— Давайте копать! — ухватилась за лопату неугомонная Галина.  — Может быть, здесь было зарыто два мешка денег!
Энергичности этой миниатюрной женщины можно было только поражаться.
— Помогай! — вручила она мне вторую лопату, брошенную псевдоинопланетянами.
В две лопаты мы принялись за дело. Дело пошло хорошо. Земля подавалась.  И несмотря на то, что в грунте то и дело попадались камни, мы очень скоро углубились на три штыка, оказавшись в яме уже по плечи.
— Рой дальше! Видишь, грунт какой мягкий! Там что-то есть, — командовала Галина. Теперь она стояла у края канавы и лишь руководила земляными работами: для двоих кладоискателей траншея была слишком узка. Макс подсвечивал фонарем. Даванув на лопату в очередной раз, я выскочил из ямы, чуть не выблевав уху из хариусов,  тетины яйца, лучок, козье молоко и, зажав нос, перевел дух.
— Ну и вонища!
—Трупный запах!—как-то не очень взволнованно констатировала студентка-медичка. — Как в анатомке. Светите, Макс...
Отшатнувшись было от края вырытой нами в земле дыры, Макс посветил вниз. Со дна ямы торчала, словно желая ухватить кого-нибудь из нас и уволочь в преисподнюю, разбухшая рука со скрюченными пальцами.
               


                Глава девятая

                1

— Ну и что вы тут нарыли? — раздался наигранно-бодрый голос Лобова.  — Еще одна могила шамана?
За рытьем ямы мы не услышали, как с дороги подрулила на поляну иномарка, чьи фары теперь высвечивали нас из тумана. Детектив областного масштаба был в пиджаке на босое тело, с пистолетом в руке и с портативной военной рацией, болтающейся на ремешке на шее. Рядом с ним стоял начальник приисковой службы безопасности Завражный, он же -- проходящий по руоповским учетам уголовный авторитет Завлаб. В могучих руках он сжимал арбалет с натянутой тетивой — подарок Кругову от Билла Фуллера.
— Здесь труп, — оповестила следователя о находке Галина. — Мишка рылся. А денежки уехали...
Послышался гул со стороны дороги. В тумане замаячили фары. На поляну вылетел милицейский «бобик» и встал как вкопанный у края ямы. Из машины высыпали Говорков, Анисимов, два милиционера и три камуфляжника с автоматами.
— Ну и душок! — не выдержал тлетворного духа один камуфляжник.
Анисимов и Говорков подозрительно косились на нас.
— Где же иномарка, за которой мы гнались от развилки? — тут же бомбанул Лобова вопросом милицейский начальник.
— Похоже, она только что была здесь, — светил Лобов в яму фонариком Макса. Оттуда грозила его уцепить скрюченная рука.
— Их было двое. Они забрали деньги. А перед этим мишка тут пачки таскал по кустам, — лезла с показаниями Галина, хотя никто ее к этому не понуждал.
-- Что там? Труп? — напирал на Лобова Анисимов.  Задетая его неуклюжим сапогом порожняя банка из-под  сгущенки громыхнула вниз. — Труп никуда не убежит,  а эти двое на иномарке,  они же опять скроются. Надо догонять!
— Далеко не уйдут, — сказал Лобов. — Дороги перекрыты. Не выпуская из рук пистолета, он взял рацию и, нажав на клавишу передачи, сказал:
— Ольха, Ольха, я Калина. Нахожусь в квадрате четыре. Объект проследовал в сторону прииска. Квадрат пять...
Скользнув  суперменски-невидящим вглядом по звездному небу, сыщик отнял рацию от лица.
— Вынимайте труп, — обратился он к Говоркову, милиционерам и камуфляжникам. — Попробуем опознать...
Говорков полез в могилу с лопатой и, ковырнув там несколько раз, крикнул: 
— Это Жомов. Смерть не красит, но сапоги и пиджак — его.  Зубы металлические. Он...
Отдуваясь, Говорков выбрался из ямы, и туда спрыгнули двое милиционеров.  Довольно ловко они извлекли труп и уложили его на бугорок свежей земли.  Вонь усилилась. Покойник, к стыду Говоркова, автора версии о всесокрушающей выдерге, отнюдь не зиял проломом на темени. И все же  выглядел жутковато. На одутловатом лице мертвеца застыл оскал, тускло посвечивали металлические зубы.  Мутные глаза были открыты. Волосы всклочены. На черном заношенном пиджаке рядом с орденскими планками было различимо небольшое углубление.
— Огнестрельная рана, — поднялся с колен, отряхивая штаны, Лобов; ему нипочем была ни трупная вонь, ни словно бы норовящая ухватить его за край пиджака торчащая рука.
Подойдя к краю ямы и осветив ее, он решительно сказал:
— Копайте дальше. Это, я думаю, не все...
Через минуту-другую рядом с первым трупом лежал второй. Он был нисколько не симпатичней первого. Лысая голова с отечным лицом наводила на мысль о том, что предыдущий труп был захоронен в братской могиле с неплохо сохранившимся неандерталом. Этот снежный человек был одет в коротковатые, не по росту брюки, куцый свитерок и исполинские кеды. Задрав рукав свитера, не брезгающий ничем Лобов, посветил фонариком и, что-то там увидав, сказал, стремительно поднимаясь с корточек:
 — Татуировка в виде русалки со щитом и мечом. Это Манаенков...
Треск веток в кустах заставил Лобова взять пистолет на изготовку.  Милиционеры и камуфляжники вскинули стволы автоматов. Говорков выхватил свое залежавшееся в кобуре табельное оружие. Завражный поднял арбалет, из которого, грозно поблескивая, выглядывал наконечник стрелы. Даже Анисимов и тот наставил в темноту что-то весьма внушительное, сжимаемое им той же рукой и с той же решительностью, с какой он, видимо, сжимал бедра своей рыжеволосой подруги в моменты разлива огненного тока в позвоночнике. Я тоже ухватился за свой бум-пистоль. Галина взяла лопату наперевес, поскольку револьвер после ее легкомысленной пальбы я у нее забрал. И только безобидный Макс не имел при себе ничего, кроме оптического прибора для наблюдения за пришельцами.
Треск приближался. Все напряглись.
И тут на освещенном фарами пространстве, словно на арене цирка, появился косолапый. Он сделал несколько нерешительных шагов к могиле. Остановился, потянул воздух влажным носом, блаженно заревел. Видно, трупный запах был ему весьма по душе. И, вполне возможно, он не разрыл могилу прежде времени, поджидая, когда мясо будет полностью готово к употреблению.
Два лакомых кусочка лежали на свежевырытой земле.
                2
Оставив Анисимова с милиционерами и Максом отпугивать от трупов обитателя Красной книги пустопорожней пальбой и биноклем, мы с Лобовым и Галиной, не забывшей прихватить с собой дорожную суму, — неслись в иномарке, за рулем которой сидел Завлаб. Курс был взят в ту сторону, где растворилась в темноте иномарка с мешком денег и двумя беглецами, обряженными в маски, вооруженными автоматом и ружьем. Сзади, слегка от нас отстав, зудел, надрываясь «волговским» движком, милицейский «уазик» с Говорковым за рулем и тремя камуфляжниками с «акаэмами»...
— Ольха, Ольха! Я Калина, — взялся за рацию Лобов. — Направляемся за объектом. Есть ли сведения о машине, движущейся в сторону прииска?
В рации затрещало и оттуда раздался металлический голос:

— Хорошо вижу объект. Идет с включенными фарами. Вижу вас за двумя поворотами. Скоро повисните на хвосте.
Выглянув в окно, я увидел сквозь клочья не столь густого на этой высоте тумана красные сигнальные огни вертолета и различил рокот его движка в вышине.
— Ну вот! — отложил рацию Лобов. — Будем готовиться к захвату. Вам, молодые люди, — обернулся он, — придется посидеть в машине.
Молчаливый Завлаб выжимал из мотора иномарки все возможное. Огни милицейского «бобика» в зеркальце заднего обзора начали отставать и гаснуть и наконец совсем исчезли из виду. Туман рассеялся. Видимость  была прекрасная. Звездное небо. Рдяные огни, словно поводырь ведущего нас по трассе вертолета, чей рокот внушал уверенность в успехе погони. Совершенное отсутствие гнуса. Выскочив из-за очередного поворота, мы увидели перед собой покачивающиеся и подпрыгивающие малиновые «габариты» улепетывающей от нас машины.
— Давай, Саша, жми! — подбодрил Лобов теплым голосом Завлаба, убеждая в том, что с этим авторитетом у него не такие уж плохие отношения.  Маячившая жарким огоньком в руке Лобова сигарета полетела за окно.  Мы висели на хвосте.
Передернув затвор пистолета, Лобов высунулся из мчащейся машины. Держа пистолет двумя руками и посылая пули одну за одной, он высадил всю обойму по колесам вилявшей впереди иномарки.
— Низко берешь, Костя! — прокомментировал безрезультатные действия Лобова Завлаб, продолжая погоню.
Габаритные огни машины скрылись за поворотом. Обогнув этот замысловатый поворот, мы долбанули носом поставленный поперек дорги «Ниссан-Леопард».  Да так, что если бы не проворство, с каким Завражный сбросил газ и затормозил — догорать бы нам на дне обрыва среди кучи металлолома из двух иномарок.
— Ольха, Ольха, объект покинул машину, — сообщил по рации Лобов и без лишних комментариев двинулся в темноту с перезаряженным «макаровым» на изготовку и погромыхивающими в кармане наручниками.  Следом устремился Завлаб с арбалетом.
Вопреки инструкции Лобова, Галина и я последовали за ними.
— Вон они! — сказала Галина мне, сжимавшему в руке свою пшикалку, как изволила выразиться моя спутница.
Ясное звездное небо довольно неплохо освещало склон горы.  В вышине кружили красные огни глухо тарахтящего вертолета.  С дороги было отлично видно, как  двое карабкаются вверх. У одного из них была хорошо различима заплечная  поклажа. Несмотря на тяжесть ноши он постоянно подавал руку подростку,  помогая ему карабкаться по крутым уступам. Следом, осыпая на нас камни,  двигались Лобов и Завлаб. И если бы они успели нагнать беглецов до  начинающегося невдалеке леса, то на этом все было покончено. Но открытое место закончилось довольно быстро, Лобов не стрелял, видимо, надеясь взять преступников живьем. А Завражный без команды Лобова никогда бы не разрядил своего арбалета, к которому у него имелось еще несколько стрел в вычурном колчане на перекинутом через плечо ремне. Достигнув половины открытого, усеянного обломками некогда рухнувшей здесь скалы пространства, Лобов и Завлаб остановились в нерешительности, потеряв убегавших из виду.
— Я знаю здесь тропу короче, — потянула меня за руку Галина.  — Я, кажется, догадываюсь — куда они бегут.
Следуя за Галиной, я погрузился в почти что кромешный мрак леса. Никакой тропы я под ногами не ощущал. Казалось, что девушка тянет меня в горы, как того друга из песни Высоцкого, ради чистого абстрактного риска:  мой «газик» был просто смехотворен против автомата и двустволки.  Выносливость Галины меня удивляла. Слегка присмотревшись к темноте, я предложил ей поднести сумку, но она наотрез отказалась доверить мне свою поклажу, где, я знал, — кроме косметички, имелось еще три-четыре пачки купюр, взятых из отрытого мешка  с деньгами. Не  так уж и много, чтобы не доверить Джону Верное Сердце. От дурацкого револьвера, который приходилось держать начеку, ломило в плече: игрушка словно бы налилась свинцом. А Галине хоть бы что! Передвигаясь как можно тише по этой самой укороченной тропе, мы то и дело останавливались и прислушивались. Лобова с Завлабом мы потеряли из виду.
                3
Треск в кустах заставил меня вздрогнуть. Галина приложила палец к губам. Демонстрируя бесстрашие, Джон Меткий Глаз навел на кусты свой верный кольт и сделал шаг вперед. И чуть не столкнулся нос к носу с мишкой. Его морда по сравнению с виденной четверть часа назад на большем отдалении выразительной звериной физиономией косолапого показалась мне в ярком свете звезд безжизненной. Уставившиеся на меня глаза тускло светили стеклянным блеском. Медведь поднялся во весь рост, совсем по-человечески встав на задние лапы, и оскалился, отнюдь не напомнив мне в этот ответственный момент о продеваемых в рукава веревочках, которыми можно приводить в движение пасть маскарадного костюма для розыгрышей на Масленицу.
Я взвел курок «Питона» и, несмотря на то что на медведей в этих местах охота запрещена, выстрелил в охальника, шляющегося по ночам по склонам гор.
Отступив, медведь чихнул совсем по-человечески, затряс головою, схватился за нее лапами. И движением делающего харакири проведя лапищей по животу, сбросил с себя шкуру. Передо мной опять, теперь уже на более близком расстоянии, стоял мужчина в черной маске и обтягивающем трико. Если бы не выполнившая защитную роль морда медвежьей шкуры, а о том, откуда она взялась здесь, я смутно догадывался, — беглец был бы сражен газовым облаком, а так... Вывернувшись из своего наряда, он выхватил из кустов автомат и мешок и с проворством ящерицы бросился бежать ввысь по тропе.
— Ты его чуть не уложил! — восторженно прижалась ко мне Галина.  Но я не разделял ее восторга, так как понимал — злодею, вырядившемуся под Фантомаса, просто жалко на меня патроны тратить.
Настигнувшие нас Лобов с Завражным выглядели бодрыми и грозными.
— Вот маскарад! Сказочка про Машеньку и Медведя! — пнул Лобов медвежью шкуру. — Где они?
— Там! — показала Галина на раздваивающуюся тропу. — Один влево побежал, а другого мы потеряли из виду. Может, он по правой ринулся? Тропы наверху сходятся!
Устремившийся было ввысь Лобов притормозил и, пропустив вперед Завлаба с арбалетом, спросил:
— Твой «газик», конечно, с расточенным дулом? Шестой калибр?
— Разумеется!
— Ну тогда возьми патронов с пулями. Будешь помощником от общественности! 
И он сыпанул мне горсть «цацек» в подставленную ладонь.
Повышвыривав в кусты газовые фитюльки, я нашпиговал барабанное брюхо «Питона» настоящими, боевыми шестого калибра.
— Вы двигайтесь по правой! А мы — по левой! — скомандовал Лобов, направляя нас по тропе, где вроде бы никого и не должно было быть. С заряженным боевыми револьвером ко мне пришло второе дыхание. Я ломанулся в еловую чащу, прокладывая путь Галине, неутомимо волокущей сумку.
Только ступили мы на едва различимую тропу, как рядом грохнул ружейный выстрел. Сверкнул огонь. Дробины застучали по хвое и стволам, заставив убавить прыти. Стреляли сверху и довольно прицельно. Бесстрашно взведя курок, я ринулся на выстрел. Несколько десятков метров мы карабкались в абсолютной тишине, слыша прерывистое дыхание друг друга. Затем слева раздалась короткая автоматная очередь. Потом выстрел из пистолета, бабахнувшего так, что по горам прокатилось эхо. И внезапно наступила тишина. Вскарабкавшись на каменистый уступ и подав руку Галине, я увидел, что мы достигли плосковатой вершины гребня. На фоне светающего у горизонта звездного неба от нас улепетывала, убегая по гребню, фигура подростка, опять так сильно напомнившая мне о пришельцах. Беглец передвигался легко и грациозно, в его правой руке отчетливо видно было ружье с болтающимся ремнем. Стройная, словно вырезанная из черной бумаги фигура.  Тут же снизу и сбоку появилась вторая, такая же черная, как не осыпавшаяся от долгого употребления копирка, более крупная фигура с мешком и бесприкладным автоматом. Они бежали в сторону скалистого утеса, мимо которого мы проезжали днем. Собственно, мы находились практически на его вершине.  До обрыва оставалось метров двадцать — двадцать пять извилистой, словно по гребню остроконечной крыши, протоптанной тропы. На нашем пути был каменный выступ. За него один за одним и юркнули двое. На полминуты я потерял их из виду. Обогнув выступ, я увидел их стоящими на краю обрыва. Впереди было только звездное, светающее у горизонта небо. Огни вертолета куда-то пропали. Забегая сбоку, с револьвером начеку, я увидел у двоих за плечами нечто вроде системы жизнеобеспечения астронавтов. Оружие и у одного, и у другого свисало на грудь. Тот, что выглядел взрослым мужчиной, в одной руке держал мешок, в другой — какую-то трепещущую на ветру косыночку. Подросток, как бы повторяя его движения, тоже манипулировал с белым платочком, словно намереваясь помахать им нам на прощание.
— Прыгай! — скомандовал первый, оборачиваясь ко мне вырезанными в маске глазницами. И я увидел что и на том и на другом надеты мотоциклетные шлемы. Распластавшая перепончатые крылья летучая мышь скалилась...
«Неужели они прыгнут?» — мелькнуло у меня, вспомнившего — откуда взялись эти шлемы.
Повинуясь команде, подросток с силой оттолкнулся от края обрыва, и пока я, оторопев от такого оборота событий, смотрел в поглотившую его головокружительную темноту, вслед за ним то же самое проделал и второй.
— Во цирк! — чуть не столкнул меня вдогонку за преследуемыми налетевший на меня сбоку Лобов. Следом из-за каменистого уступа появился Завлаб с арбалетом. И наконец Галина, поотставшая, но решительно продолжавшая тащить сумку на плече.
— Что, еще два трупа? — пытаясь хоть что-то разглядеть на дне обрыва, сунул я кольт во внутренний карман. — Неужели суицид?
— Да какие трупы?! Ты гляди! — ткнул Лобов «Макаровым» в пустоту звездного неба. На фоне предрассветной полосы над горизонтом, над горным хребтом, я увидел, как два силуэта в скафандрах и с антеннами, напоминавшими воткнутую в лоб новогоднюю елку над головами, уплывали от нас, уносимые неведомой силой. Но это только на миг мне так показалось, на мгновение закралась такая сумасшедшая мысль, что эти брякнувшиеся внизу о глыбы герои перешли, по Казначееву, из материального состояния в астральное и вот теперь... Конечно, я был не слепой и видел даже без бинокля Веденеева, что поднимаемые воздушным потоком из остывшей за ночь долины, от нас удаляются, красиво планируя на двух парапланах, все те же двое. Стропы я и принял за “усики” антенн, столь странно похожих на головные украшения существ с наскального рисунка.
— Не надо, Саша, — опустил Лобов рукою арбалет Завражного. -- Здесь охота запрещена. Пусть полетают. Возьмем их с вертолета. И устало присев на выложенные пирамидкой камни, под которыми, видимо, и были спрятаны парашюты и каски, стал вызывать вертолет.
Вертолет обрушился на нас сзади и сверху. И чуть не смахивая со скалы поднятыми винтом вихрями, завис рядом. Без промедлений мы загрузились в кабину. Когда я последним забирался в железную стрекозу, парапланеристы уже  начинали снижаться к горизонту, ограниченному волнообразным  горным хребтом.
— Вот вам еще одна улика, — не преминул сообщить Говорков, перекрикивая грохот вертолетного мотора. — Этот номер лежал в багажнике брошенной на дороге иномарки. Точь-в-точь такой же номер у грузовика, что возит на прииск продукты. Выходит, и шофер замешан...
Лобов молчал, зорко глядя вниз сквозь стекло кабины. Он подсказывал летчику, где лучше приземлиться, крича ему что-то прямо в ухо.
Под нами проплыли погруженные в полумрак крыши приисковых бараков, кратеры отвалов, светящаяся отраженными в воде огнями драга. Парапланеристов не было видно. И вдруг что-то мелькнуло на той стороне реки, пересекая световой луч включенных  вертолетных фар.
Сделав крутой вираж, вертолет падал на поляну. Воздушными завихрениями от лопастей разметало стоящий в сторонке стожок. Лобов выпал из дверей, не дожидаясь, когда шасси коснуться земли. За ним последовал Завлаб.  За Завлабом — я. Остальные подзадержались. Запутавшись ногами в стропах парашюта, я повалился наземь. Жахнул выстрел. Огрызнулся короткой очередью автомат. Выпутав ноги из силков, я, особо не надеясь на дыхалку, добежал до края поляны, где из кустов отблескивали  отраженным светом бампер, стекла и выключенные фары знакомой мне “ Тойоты”. Тут я увидел, как Лобов защелкивает наручники на запястьях все еще остающегося в маске мужчины.
Завлаб без арбалета, брошенного на время у его властно расставленных на ширину плеч ног, выворачивал руку подростку. Я подбежал совсем близко. И когда свободной рукой подросток сорвал с головы маску, из-под нее выплеснулась наружу волна черных волос. Конечно же, я не мог не узнать этой женщины. Она смотрела на меня с нескрываемым презрением. Теперь ей нечего было терять и поэтому незачем притворяться. На ее руках щелкнули «браслеты» во всем предусмотрительного начальника службы безопасности прииска.
Пока Лобов возился с оружием и деньгами, Завлаб нагнулся за арбалето
м и, вынув из средневекового оружия так и не понадобившуюся стрелу, сунул ее в колчан, выглядящий на этом могучем шкафу излишеством шаловливого Амура.
От разметанного стожка, рядом с которым стоял крытый сеном и теперь почти совершенно оголившийся шалаш из жердей, на середину лужайки вышла главбух Джамиля Садыкова в сопровождении фермера Гнедых, свято блюдущего подписку о невыезде. Как бы стыдясь чего-то, главбух одергивала юбку, а фермер судорожно искал пуговицы на расстегнутой рубашке.
С ними было все ясно. А вот кто же был он, примерещившийся мне Черным Королем, пока дреманул я в машине... Неужели... И подойдя вплотную к этому пришельцу, к этому человеку-медведю, человеку--летучей мыши, я, на правах представителя общественности, сорвал с него маску...
                Глава десятая
                1
Сидя на одном стуле и сложив ноги на второй, мой сосед по люксовому номеру смотрел футбольный матч. Голый торс Константина Лобова более не стягивал плечевой ремень. Кобура с оттягивающим ее пистолетом отдохновенно свешивалась со спинки стула. Потерявшую человеческий облик рубаху суперсыщик отдал для стирки гостиничной тете, забыв то же самое сделать со смердящими носками.
Отхлебнув из баночки  импортного пивка, Лобов неожиданно вскочил с обеих стульев и заорал:
—Го-о-о-л! Наши забили гол!
Он радовался, как ребенок. Но я не мог разделить этой его непосредственной радости. К своему стыду, в отличие от газетных спортивных комментаторов, я с тех пор, как ушли из футбола Пеле, Горинча и Яшин, не различаю ни команд, ни звездных игроков. Этого нельзя сказать о Лобове. Если по телеку транслировался какой-то ответственный матч, то он набирал консервированного пива и, опустошая баночку за баночкой, балдел.
За гостиничным окном разгоралось утро. Позади была бессонная ночь — нам с Лобовым еще пришлось доставить Галину к тете в Еловку, а задержанных определить в ИВС, но сна — ни в одном глазу.
В двенадцать должен был отправляться автобус в Новосибирск. Я собирал сумку. Собственно, и собирать-то было нечего: кинул на дно безжизненный плейер, исчирканный непонятными каракулями блокнот, только-только начатую книжку с ковбоем на обложке. Яйца в холодильнике,  конечно же, протухли, так как экономная гостиничная хозяюшка отключила электроэнергию.  Прогулявшись до деревянного строения во дворе гостиницы с очком в полу и выбросив их, я  крепко пожалел, что у меня нет в наличии ни одной пачки из изъятого мешка денег, которые я бы ни за что не стал кидать в раззявленный проруб гальюна. С такой упаковочкой банкнот я спокойно смог бы штурмануть "Скалу" или хотя бы магазин рядом. Я вернулся в номер. Мысли мои на голодный желудок путались и сбивались. Я не мог соединить в стройную сюжетную линию впечатления этих двух суток и начал донимать Лобова вопросами.
Вначале он, увлеченный перемещениями бегающих по экрану фигурок, отнекивался.  Но как только в трансляции зарядили получасовую рекламную паузу, окончательно опустил ноги со стула, чем заметно уменьшил расстояние от моего носа до благоухающих носков, и , отхлебнув из банки пива, начал:
— Тебе действительно повезло. Этот Рашид — экземплярчик редкостный.  Хотя не только он. Вообще-то это ограбление могло произойти как минимум трижды, а то и четырежды. Но об этом потом. А вначале — о Рашиде. Так все спланировать! И ведь несудимый. Недаром — шахматист...
— Да. Шахматы-то я видел! Почти что антиквариат.
— Вот-вот. Он и всех людей, вовлеченных так или иначе в это ограбление, в том числе и нас с тобой, не грабивших, а только бегавших за ним, мысленно расставлял на шахматной доске, словно это пешки какие! Вот тут-то он и просчитался. Шахматист! Ему исполнители нужны были. И он их нашел — Славу и Колю. Ребят, конечно, надо было увлечь,  иначе бы они не пошли на такое...
В это время в скважине заскрежетал ключ, и в дверях появилась строгая тетя.
— Можно я у вас пол помою? А то ведь с тех пор, как тут...
— Помойте, помойте, — одобрительно кивнул Лобов.
—Теперь уж и не знаю — што на кого думать, — мазнула шваброй посреди комнаты сердобольная. — Вишь как с  той женщиной из соседнего номера обернулось. А ведь какая молодая! Подъехал лихач на иномарке, подхватил — и на те. Труп на дороге.
— Вы мойте. Мойте, -- словно рекламируя «Балтику», в очередной раз припал к баночке Лобов.
Слова женщины вызвали в моем воображении быстро сменяющиеся картинки: непроницаемая соседка Галины, покачивающаяся в кресле автобуса; чернявая красавица, стрельнувшая в нас жгучим взглядом, когда мы проходили мимо открытых дверей, устремляясь на прииск; бездыханное тело, труп с зияющей на голове раной — в морге, куда сводил меня Лобов на невеселые смотрины.
— Кто же такая — эта женщина из соседнего номера? — спросил я Лобова, когда тетя с тряпкой и шваброй  удалилась.
— О! Это целый роман! Молодой, начинающий коммерсант. И  работница прилавка со стажем. Уже немного преуспевшая в бизнесе.
— Ну и чем она ему насолила?
— Он задолжал. Занял у нее, а она... В общем, не в этом дело. Она, я думаю, его любила и примчалась сюда чисто из ревности. Он же соблазнил Валину маму, чтобы организовать ограбление, а потом, втянув в это дело впечатлительную Валю, бежать с ней... Мол, если не скроешься, все одно -- повяжут и посадят...
— Неужели — любовь?
— Она, злодейка! Но давай все по порядку. Я уже говорил, что это ограбление могло произойти трижды или даже четырежды... Не один Рашид планировал, я думаю. Но начнем с него, Рашида Щербакова, весьма талантливого сына простых родителей. Мать — татарка. Отец — русский.  Пока он отсиживается в ИВС, но уже дает показания. Ребята из  областного следственного отдела   кой-какие справки навели.
Не обращая внимания на рекламу, предлагающую поразить боль двойною стрелою  «Солпадеина», Лобов сошел со стула и бросил свое мощное тело на гостиничную коечку. Подоткнув под голову подушку и вскрыв  следующую баночку пива, он продолжил:
— В школе Рашид учился на отлично. С детства увлекся шахматами — научил отец, а потом занимался в городском Доме пионеров. Вместе с тем был неплохо сложен физически...
 Лобов распрямился и сел на койке, словно демонстрируя рельефной мускулатурой торса, насколько одарен был от природы задержанный.
— Когда Рашид поступил в НИИГАиК, мечтая стать геологоразведчиком, он увлекся туризмом, альпинизмом, прыжками с парашютом и сплавами по горным рекам. В НИИГАиКе он был чересчур заметным студентом, делал  большие успехи, его оставили на кафедре. Он быстро окончил аспирантуру, защитился, стал преподавать. И, видимо, затем защитил бы докторскую, женился на студентке моложе его лет на двадцать пять и был бы благообразным представителем советской профессуры...
Лобов снова откинулся на подушку и устало закрыл глаза,  словно заснув на мгновение или сосредотачиваясь, и тут же,  очнувшись, неестественно выкатил белки и продолжал пародийно-трагически:
--Начавшиеся перемены все сломали. Эх! Представь, Коломейцев, ну с чего бы железному кандидату в профессора подаваться в коммерсанты!?  A! Вот о чем вы, журналисты, ни слова! Просрали державу! Демократы...  Ну на кой бы ему этот Фонд молодежной инициативы, когда бы стабильный оклад! А? То-то! Молчишь! Вот с этого фонда все и началось. Ну да ладно, фарцу мелкую, спекуляцию видеокассетами  опустим. НИИГАиК, как тебе известно, — напротив Ленинского рынка. Там Рашид сходится с перекупщицей Софьей Захаровой. Все просто — грузчиком на жизнь подрабатывал, а она его заметила... Теперь Софья — в морге. Но тогда! Женщина  на пять лет старше Рашида страстно влюбляется в парня атлетического сложения. Красавца. У него — голова. У нее — опыт торгового работника, связи на рынке. Да и капитал на счетах в различных коммерческих банках кой-какой. Рашид быстро проходит у Софьи школу ученичества, бросает преподавательскую деятельность и из простого челнока (несколько раз мотался в Китай с чартерами, организованными «ТРАНСКОРОМ») он становится скупщиком-оптовиком.


Внезапно соскочив с кровати, Лобов принялся расхаживать с зажатой в руке баночкой пива, как Илья Константинов на фоне баррикад у Белого Дома.
— В это время удача улыбается ему, — отхлебнул Костя еще глоток, чтобы подбодрить себя на логические подвиги и даже, возможно, произвести небольшой переворот в криминалистике. — Он проворачивает несколько выгодных перепродаж товара в ближнее зарубежье, берет большой кредит в коммерческом банке, чтобы закупить еще большую партию товара и... — в голосе Лобова зазвучали нотки неизбывного трагизма, — капитально прогорает. Вникни, Коломейцев, какая тут метафизика! А! Это жизнь! Это драма!
— В чем драма-то?! Не тяни кота, Костя! В двенадцать автобус!  Потом придется по телефону информацию добирать!
— Инфор-ма-а-цию! По телефону! Да мне плевать на твою газету!  Захочу и — амба: тайна следствия! — передразнивая меня, тянул кишки инквизитор.
— Ну, Костя!
— Ладно! Ты, Коломейцев, пивка выпей и слушай, внимай, впитывай...
Он протянул мне, безденежному, баночку холодненького, консервированного и я вскрыл ее с нескрываемым удовольствием...
— Пей! С гонорара отдашь тем же! — съехидничал Лобов. — Так вот! А чартеры в Пекин прекращаются из-за того, что убиты президент и коммерческий директор турфирмы. Об этом деле ты писал. А это параллельный сюжет. Рейсы на Пекин отменены. Товара нет. Проценты набегают. Рашид — к Софье. Она, конечно, выручает, помогает ему погасить пятьдесят процентов ссуды, сняв часть денег со своих текущих счетов. Фирма у нее «Илона». Знаешь, как у Генри Миллера в «Тропике Рака»: Илона — одна из миллиона! Софья дает Рашиду денег, но назначает срок возврата долга на десятое июля. Любовь любовью, а капитал капиталом! Мухи, как говорится, отдельно от котлет. Значит — на девятое июля назначено, и в этот срок должно быть взыскано.
— Вот почему она в этот день появилась в Ново-Туенгинске!
— Да, и поэтому тоже твоя попутчица по автобусу примчалась сюда.  Причем без помпы! BMW в гараже оставила. Налегке прибыла. На разведку.  Инкогнито. Почуяло, видно, ретивое, что друг, отправившийся для большого бизнеса и присылавший ей открыточки с поцелуями, уже целует другую, а подбирается к третьей. Завяз он здесь, завяз... Да и для того, чтобы подготовить такую широкомасштабную операцию нужно было время.
— Вот-вот! Время, Костя, время! Ты бы ближе к сути.
— А вот это и есть самая суть! С-суть ему нужна! У вас в криминальной хронике только стрельба да трое неизвестных в масках. А ты пей пиво и слушай! Не уедешь на автобусе, я тебя на «Жигуле» оттартаю.  Ладно. Еще одно маленькое отступление. Очень важное, заметь, чтобы понять, почему такой интеллигентный мужик пустился во все тяжкие.  Прежде чем отправиться в эту дыру, Рашиду пришлось-таки познакомиться со службой безопасности Сибирского оптового банка. Контора солидная. Да еще из страховой компании бывшие гэбисты постращали. Помнишь, взрыв иномарки в Центральном районе на улице Ленина? Это была одна из иномарок Рашида. А всего их у него было три — одинаковые « Тойоты-Карины».  Крепко озадаченный взрывом машины, Рашид понял, что если он не  вернет долг — может повторить судьбу руководителей «ТРАНСКОРА».  И тогда он  начинает думать. Я полагаю, что когда будет чувствовать себя  получше, мне все же удастся узнать — какие выходы из положения  он искал и почему остановился именно на этом варианте. Итак,  за полмесяца до ограбления он прибывает в Ново-Туенгинск и знакомится  с продавщицей районного гастронома,  занимающейся  мелким бизнесом...
— С Валиной мамой?
— Да. С ней. И с парнями тоже. Рашиду, знавшему о прииске со студенческих лет, нужны были дополнительные сведения о прииске и исполнители его замысла. Спортсменов-сплавщиков, с кем спускался вниз по Туенге когда-то, увы, поразбросала судьба. А то бы — чем черт не шутит! Друзья дочери продавца райторга — Коля и Слава оказываются вполне подходящим «материалом». Ребята во всех отношениях положительные. Они, как выясняет Рашид, тоже мотались в Китай челноками. Но Рашиду остается неведомо, что парни, почти как и он, с обычной челночной розницы думали перескочить на мелкий опт, тоже влезли в долги, но не в банке, а среди своих, на барахолке. И им включили счетчик. Самое любопытное, что сроки долгов должны были истечь и у Рашида, и у Коли со Славой примерно в одно и то же время. И вот — Слава с Колей, жители Ново-Туенгинска, до этого промышлявшие исключительно мелким бизнесом, устраиваются на прииск, золото мыть. Вначале они хотели заработать деньги честным трудом. Навалились. Но опоздав из Новосибирска с очередной стрелки, попали в штрафники и поняли, что получат в бригаде не так много, чтобы рассчитаться и снова завести дело. Незадолго до этого начинаются их контакты с Рашидом. Надо просто понять, насколько быстро мог подчинить такой человек, как Рашид, неглупых в общем-то парней.
                2
Лобов сделал паузу и уселся на тумбочку, словно бессознательно стремясь соорудить для себя, великого, хоть какой-то пьедестал. Затем, в который раз отхлебнув из баночки импортного пива, он продолжил.
— Я уже говорил, — взмахнул он баночкой, выходя на пик вдохновения. — Ребят надо было увлечь.  Планируемое ограбление должно было выглядеть романтично и загадочно. Рашид все это организовал. Весь сценарий. С парашютами, машинами, погонями. С триумфом лихих гангстеров, всех обведших вокруг пальца.
Лобов сошел с пьедестала-тумбочки, вскрыл следующую баночку пива и снова бухнулся на койку.
Я лихорадочно курочил поспешно извлеченный из собранной уже сумки плейер: в руки шла крупная рыба — итоговая версия, экспромт дедуктивного гения! И чтобы в этоn ответственный момент взять и облажаться с техникой!  Этого бы я себе не простил. Засадив в блок питания свежие батарейки, я даванул на запись: алая лампочка оповестила — микрокассета крутится, звук улавливается микрофоном.
— Представь, — отхлебнул Лобов, не обращая внимания на мои манипуляции. — Ночь. Над прииском тишина... Когда в поселок старателей подвозят зарплату, а это бывает перед первым снегом, драга останавливается — и никакого грохота. И вот в безмолвном небе парят двое парапланеристов в черных трико и в масках с прорезями для глаз. А для пущего колорита еще и два мотоциклетных шлема с крылатыми вампирами на лбу. Впрочем, все это ты видел. Так вот... Два крылатых супермена летят  над прииском. Плащи вразлет – и этакими летучими мышами, бесшумно скользя и маневрируя. Они опускаются на крышу бухгалтерии-столовой. Для того чтобы совершить этот прыжок они доехали на иномарке до Чертовой Пади. Здесь обычно туристы ставят палатки.  Рашид, Слава и Коля оставляют иномарку на поляне, за  деревьями, поднимаются по тропе, где мы гнались за Рашидом  и Валентиной, на скалу и совершают первый подвиг мужества  и героизма. Прыгать должны были Рашид и Слава. В это время  Коля на взятой на прокат машине фермера Гнедых, с баллонами,  которые нужны парням якобы для того, чтобы сварить металлический гараж, мчится на всех парах в сторону прииска. Впрочем, нет. Баллоны — они здесь же, недалеко от Чертовой Gади выгрузили, а Коля катит на прииск налегке.  Деталь! — заостряет мое внимание вскинутым пальцем король улик и косвенных фактов.— Перед тем как выехать на дело, Коля и Слава закрашивают на кузове фермерского «газика» прежний номер и наносят через трафарет тот, что я списал с кузова точно такого же «газона». На этой бортовушке возят на прииск продукты. Таким образом перенумерованная машина снабжается еще и другим, изготовленным умельцем-Колей, металлическим номером.
— Уж не тем ли, что Говорков в иномарке нашел, а потом докапывался с ним до нас в вертолете?
— Тем самым.
— Ну а это-то еще зачем? — проверил я по двигающимся в специальном окошечке цифрам на колесиках миниатюрного счетчика — идет ли запись? Запись шла...
— Ты погоди! Не забегай вперед, — шевелил пальцами на ногах под носками, напоминающими о благовониях районного морга, Лобов. — Тут все очень хитро. Здесь целая шахматная партия. Ведь организатор — шахматист! Личность незаурядная. Кандидат наук. Ну там — геология, геодезия, картография. Так вот, все по плану. Спланировав со скалы вниз, вампиры опускаются на крышу. Они отбрасывают к черту  свои перепончатые крылья-парашюты, так как они больше не нужны — пусть остаются здесь в качестве улики. Милиция с ног собьется — искать диверсантов. Рашид со Славой через слуховое окно забираются на чердак, а с чердака — через люк, в бухгалтерию. Выдерга — с собою. Один нажим — и гвозди долой! Сторожа спят крепко, но не настолько, чтобы не услышать тарахтения машины. Поэтому Коля, остановившись у развилки при въезде на прииск, ждет сигнала. Слава и Коля обрушиваются через чердачное окно и люк на окопавшегося в бухгалтерии сторожа — будь то хоть Костя-Костыль, хоть Жомов, и связывают стража приисковых денег, в оторопи не успевшего схватить двустволку. Ну и, как в кино, заклеивают ему рот липкой лентой. Затем Рашид сигналит привязанным к поясу фонариком. Такой же и у Славы, в качестве снаряжения супермена, способного совершать подвиги с одним фонариком, без оружия. На сигнал фонарика подъезжает с выключенными фарами Коля. Ключами, нашаренными в кармане сторожа открываются врезные замки на входных дверях, дверях в бухгалтерию и в кассу. Нет, на двери в кассу еще и навесной. Два других навесных, амбарных, отпирать не требуется, так как они отдыхают вместе со сторожем. Затем Коля производит интересный трюк. Подогнав к крыльцу фермерскую машину, он ныряет за барак бухгалтерии-столовой, заводит машину, на которой возят на прииск продукты, и отгоняет ее в темноту к развилке. Не так уж сложно соединить пару проводков, даже если у тебя нет ключа зажигания. А Слава с Рашидом, предварительно посадив сторожа у окна, чтобы он видел, как все будет происходить, а главное, чтобы запомнил номер на кузове и тот, что у заднего колеса, в два фонарика светят на эти номера. Затем они скрываются в кассе и вытаскивают наружу сейф. Поднять двум спортивным парням этот засыпной кубик в центнер весом — раз плюнуть. Значит, укладывают они сейф в кузов, закрывают открытый перед этим борт. Коля, оставив приисковую машину у развилки, возвращается и са4     за руль фермерской бортовушки.  Потом, выключив фары и фонарики, все трое отъезжают до развилки на второй грузовой . Сторож слышит гул лишь одной отъезжающей машины. Той самой, чьи номера он только что видел крупным планом.
— Зачем все это? С машинами? С номерами? — подсел я поближе к Лобову, окончательно смирившись с невыносимым смрадом носков.
На экране телевизора опять забегали футболисты. Но детектив, мысленно погруженный в хитросплетения совсем иной игры, не реагировал.
— Все просто, Сережа! — хмыкнул он в чуть ли не засовываемый мною ему в рот плейер необыкновенно лирично. — Это элементарная подставка! Хотя и не такая уж элементарная. Доехав до развилки, Коля притормаживает, а Слава, выскочив из кузова фермерского «газона», садится за руль приискового грузовичка. Тут они разъезжаются в разные стороны. И хотя это все так замысловато выглядит, на самом деле происходит в считанные минуты. Давай смотреть, как этот план будет развиваться дальше.
Приподнявшись, Лобов взял со стола, словно дожидавшуюся такого случая, пачку Camel, коробок со спичками и, прикурив, принялся изображать движение автомашин, используя для имитации грузовиков пачку сигарет с изображением верблюда и спичечный коробок с этикеткой из серии «фауна», запечатлевшей лисицу. Макетом места действия он избрал, чтобы не подниматься с постели, свои бугристую, густо оволосенную грудь и живот. Надо было понимать, что левая мускулистая сторона его грудины изображала Еловый Гребень.  Правый сосок имитировал Еловку. Впадина прииска приходилась на живот, контора — на пуп, а драге соответствовало все то, что оставалось ниже пупа, по ту сторону ширинки и кожаного ремня с добротной пряжкой.  При такой дислокации отвалы отделенной от золота породы должны были попасть в правый карман брюк сыщика-гиганта.
— Вот, смотри! — дымя сигаретой и немного снижая тем самым пэдэка носочного запаха, двинул Лобов верблюда в объезд волосатого бугра — с одной стороны, а лисицу — с другой. — Два грузовика с одинаковыми номерами направляются один по прямой, другой по объездной дороге. Хотя прямая нисколько не короче объездной. Один грузовик мчится в сторону полянки возле Чертовой Пади. Другой — в сторону Еловки. И вот Рашид с Колей на полянке, где их дожидаются иномарка и баллоны с ацетиленом и кислородом. А Слава уже добрался до свертка на Еловку и, скажем, бросив на сидение машины три маски, карабкается по партизанской тропе через Еловый Гребень...
Лобов оставил верблюда и лисицу по краям левого бока грудины и, по-детски изображая двумя пальцами человечка, протопал от междумышечного ложка на середине груди через коричневатый сосок — к подмышке, где теперь замер спичечный коробок.
— Каких-нибудь десять-пятнадцать минут, — завершил переход уменьшенного до лилипутских размеров Славы Лобов, — и спортсмен на другой стороне гребня. На той же полянке, где Рашид с Колей, счастливые, успели вырезать в сейфе оконце и даже деньги не сожгли. В свете  фонариков все трое складывают пачки в рюкзак. Нет, в два или даже в три рюкзака.  Каждому по рюкзаку. Мечта! Забросив расковырянный сейф и баллоны в кузов перенумерованной фермерской бортовушки, — спускают ее с тормоза.  И она летит под откос, в глубокий омут. — Бульк — и нету...
Заталкивая спичечный коробок под мышку, Лобов демонстрирует, как машина валится в омут. Но тут же вынимает миниатюрный макет грузовика на волю, так как теперь этикеточная лисица должна символизировать иномарку.
— Рашид, Коля и Слава садятся в поджидавшую их все это время иномарку, — двигает забавник Костя лисицу в сторону ключицы, предусмотрительно объезжая плечо, — и газуют на всю катушку в сторону Ново-Туенгинска.  А миновав его — в сторону трассы Новосибирск-Бийск,  — довел Лобов коробушку с погромыхивающими в ней спичками до сонной артерии, обозначающей скоростное шоссе, где-то у правого уха переходящее в Чуйский тракт. — По дороге они пересчитывают деньги. По их подсчетам, где-то по сто миллионов каждому. И сразу же отдав Рашиду деньги за новую, словно из автосалона, иномарку, пересаживаются в месте выезда на трассу в другую «Тойоту-Карину», поджидающую в лесочке. Машины разъезжаются. Одна мчится в Бийск. Другая — в Новосибирск, — сгреб Лобов в кулачище и верблюда, и лисицу и бросил сигареты и спички на тумбочку.
— Грандиозный план! — сунул я плейер поближе к дымящей сигарете, не опасаясь, что горящий табак расплавит технику.
— И тем более грандиозный, — уронил на магнитофон приличный столбик обломившегося пепла источник информации, — что в этих двух машинах на выезде заключается еще один трюк. В случае погони, Рашид, я думаю, обещал взять на себя благородную роль увода «хвоста».  А деньги договаривались в таком случае затем поделить в Бийске, в условленном месте недалеко от вокзала.
— Ну а эти курбеты с грузовиком-то зачем? — почему-то кивнул я на верблюда среди египетских пирамид  на пачке сигарет.
— Э-э-э! Тут с одной стороны все задумано, чтобы романтики побольше напустить, с другой — чтобы сбить со следа спохватившуюся поутру милицию. Прикинь: приходят раненько на работу бухгалтер Садыкова и прочие. Все раскрыто. Сейфа с зарплатой нет. Сторож мычит связанный. Разлепили рот. Он первое, что называет, — номер машины. Садыкова звонит начальнику, начальник подымает участкового. Участковый звонит в район. И вдруг выясняется, что искомая машина торчит на свертке в Еловку с тремя гангстерскими масками в кабине. Тут же весь личный состав райотдела устремляется в Еловку. На прииске арестовывается участковым и едва-едва ограждается от суда линча водитель Петр Лукин.  Машина фермера лежит на дне омута, над которым когда-то проплывал на плоту из «кразовских» камер студент Рашид и в этом месте принял холодные ванны с подругою-студенткой. И все— ищи свищи. Пытай Лукина.  Лови диверсантов-парашютистов.
— Лихо.
— Лихо, ничего не скажешь. А главное -- как красиво! Ну ни дать ни взять гамбит Корчного.
— Что же помешало осуществить этот план? — спросил я и обнаружил, что цифровое колесико счетчика на плейере не крутится, красный глазок индикатора притух, а по ладони течет клейкая гадость. Опять поплыли китайские батарейки!
                3
— Да ты не суетись, Сережа! Это ведь все не для печати, — успокоил меня Лобов. — Это ведь все пока рабочая версия. Интуитивные проблески!  Ты спросил: что помешало осуществить Рашиду его план? А вот то же, что тебе помешало записать меня на пленку. Случайность. Как там у Шекспира?! Есть много, друг Горацио... Ну как там? — щелкнул он пальцами.
— Такого, что и не снилось вашим мудрецам! — пробурчал я, окончательно расстроенный подлыми батарейками.
— Вот-вот. Что и не снилось мудрецам! Перемудрил Рашид. В жизни-то все куда динамичней и непредсказуемее. И хотя, я думаю, он предусматривал некоторые варианты при другом развитии событий, он не предусмотрел, что взведенный им, образно говоря, курок сорвется с предохранителя и ударит по капсюлю гораздо раньше... Вернувшись со стрелки в городе и нарвавшись на недовольство бригады старателей с фактическим последующим увольнением, самолюбивые Слава и Коля завелись. Им захотелось наказать мужиков-артельщиков. И они решили действовать самостоятельно. Без Рашида. Пока он ездил в город за вторым, как он сказал им, парашютом, а на самом деле — к директрисе «Илоны», парни начали действовать. Собрались быстро. Иначе нельзя было. На них крепко наехали заимодавцы из группировки некоего Шилина по кличке Шило.
— Это те, что на двух иномарках к Валентине подъезжали, когда парней уже арестовали?
          -- Да. Тут, что называется, шила в мешке не утаишь. Шило назначил парням последний срок возврата долга на вечер восьмого. И условился ждать в шесть вечера на выезде из Ново-Туенгинска, на шоссе Новосибирск -- Бийск. И вот еще седьмого днем Коля со Славой смотались в Еловку на мотоцикле и пригнали от Гнедых грузовик со сварочными баллонами. Менять номера они не стали. Перекрашивать там... Да и металлический номер — в багажнике у Рашида валялся. Костюмы и маски они не решились надеть, чтобы не подумала чего Валя. А вот каски мотоциклетные и парашюты, которые хранили в гараже, припрятали  на Еловом Гребне, сгоняв  на мотоцыкле  к тому месту, с которого мы начинали карабкаться на гору.
--И на кой им это надо было? -- ни черта уже не понимал я в не постижимых моим умом  иррациональных действиях пареньков.
-- А чтобы в случае погони, был в запасе этот, придуманный Рашидом эффектный трюк. Возможно, как это ни покажется тебе странным, --желание  полетать на парашютах было для них столь же сильным мотивом, как и обладание деньгами. Одно слово—мальчишки!
А какой пацан не хотел бы быть сегодня  Бэтманом? Вспомни, как мы в фантомасов-то играли! К тому же и травки накануне курнули – здесь ее, конопли этой, хоть косой коси! Тут уж воображение и вовсе заработает! Так «чердак» снесет, что чердачный люк запросто превратиться в глюк.—По-ментовски ехидно скаламбурил Лобов. -- Такое кино в голове завертится! Сплошной Голливуд. Так что и приготовленную Рашидом под влиянием видео клейкую ленту  втихаря прихватили—она тоже лежала в гараже. Валя видела их сборы, но они убедили ее в том, что едут за металлом для гаража в Павино. Засветло еще они двинулись в сторону прииска. Свернули на полянку — переждать, обсудить детали. А когда стемнело, подрулили на прииск, выждав время, чтобы, как они рассчитывали, сторож уснул. Подъехав к прииску не услышанными, так как драга грохотала и гудела на всю катушку, они подкрались к бараку столовой-бухгалтерии.  И уже собирались было взобраться на чердак с помощью как будто специально подвернувшейся лестницы, как, посветив фонариком на двери, увидели амбарный замок. Ясно, что сторожа — нет.
А сторож Жомов в это время допивал в бывшем детском саду бутылку и дозакусывал консервами с беглым этапником Манаенковым. Манаенков обещал, что если ему удастся распотрошить сейф, то — все о’кей, сыну в тюремную больничку, через блатных-сердобольных, через держателей общака, он перешлет на необходимые лекарства. Колебался Жомов, но не устояло сердце отца... Вот тут–то и пригодилась газетка с сообщением о побеге рецидивиста для набивки патронов пыжами. Жомов не любил носить ружье заряженным. Был уверен, что и без того на прииск никто не полезет…
Лобов невидяще смотрел на телевизионных футболистов и словно экстрасенс какой, видящий на экране происходившее ночью восьмого июля в окрестностях приисковой кассы, вещал:
— Увидев замок, Слава и Коля действовали напористо и решительно. Отшвырнули ненужную липучку. Некому было рот заклеивать. Машина — к крыльцу. Задний борт — долой. Шкворни и запоры трещали под выдергой в руках Славы и падали один за одним. Вот и касса. Баллоны и горелку кинули в кассу в два счета. Недрогнувшей рукою Коля выжег в сейфе дыру. Деньги — в рюкзак. И вот — они уже, переведя дух, мчатся по прямой дороге обратно. Но, увы, Рашид, вернувшийся часов в двенадцать из Новосибирска от Софьи Захаровой, догадывается, что парни смотались на дело без него и, теряя хладнокровие, кидается на прииск по объездной. Он со своим математичным интеллектом тоже начинает действовать наобум. Импровизировать. Он выжимает из иномарки все возможное, но...
Пока он спускается вниз по серпантину, у крыльца бухгалтерии появляются пьяный сторож Жомов и беглый этапник Манаенков с автоматом конвойного и двустволкой отца подельника. Они ничего не могут понять: двери взломаны, денег в сейфе нет. В оторопи они замирают у сейфа. В этот момент, засовывая руку в вырезанное оконце, не верящий своим глазам, а точнее рукам, так как приходится действовать наощупь, обшаривая сейф изнутри, Манаенков отставляет двустволку в сторону... Проникнув через ни на какие гвозди не заколоченный люк, предварительно подставивший лестницу к крыше Рашид, решив, что парней опередили какие-то другие грабители, хватает хорошо заряженную двустволку и двумя выстрелами укладывает сначала дернувшегося было Манаенкова, потом Жомова. Убедившись в том, что денег нет, Рашид начинает действовать уже вне заготовленных заранее схем. Так как, планируя ограбление, никого убивать не собирался, хотя и делал возможные прикидки на тот случай, если кто-нибудь из ребят в горячке треснет сторожа выдергой по башке. На такой случай он присмотрел место на той же поляне, куда, кстати, собирался и деньги спрятать, если начнет происходить что-либо непредвиденное. И вот с двумя трупами, автоматом и двустволкой в «Тойоте-Карине», без копейки денег он доезжает до поляны. Сворачивая, он видит свежие следы от колес машины. Парни только что были здесь, чтобы выбросить выдергу-вещдок.  Рашид сваливает трупы в заранее выкопанную яму, о которой не знали ребята. Прибрасывает покойников землей — и без промедлений кидается в погоню. Он настигает Славу и Колю у развилки, где сходятся прямая и объездная дороги по пути на Ново-Туенгинск. Обгоняет. Тормозит.  И выходит на дорогу в черном трико, в маске, этаким терминатором с автоматом -- в одной, ружьем в другой руке.  Парни вроде и догадываются — кто это, но их обуревают сомнения: а вдруг это не Рашид, а еще кто-то? У Рашида не было автомата и ружья... Они отдают грозному, безмолвно командующему незнакомцу рюкзак с деньгами. Зная сумму долга парней, Рашид великодушно отсчитывает им мизерный процент и скрывается из виду. Вернувшись в Ново-Туенгинск, он успевает спрятать маску и трико в багажнике и как ни в чем не бывало встречает парней на пороге шпального домика возле кирзавода... Парни, приехав домой, кидаются, расстроенные, проверять наличие гангстерских костюмов в шкафу. Им и невдомек, что у Рашида имелся еще один — на всякий случай, а точнее для Вали, которую он намеревался ввести в игру немного позже, не посвящая в это Славу. Вот так…
Лобов смял об пол докуренную до фильтра сигарету и задумчиво уставился в потолок.
— Ну а зачем ему нужно было убивать эту… Ну которая примчалась к нему... Софью...
— Тут и психологизм, и игра зарвавшегося супермена. С одной стороны — она его достала ревностью — а он уже прочно положил глаз на Валю. С другой стороны — пролив кровь и заметавшись, он начал искать варианты выхода и не нашел ничего лучшего, чем прикончить свою подругу, инсценировав злодейство беглого этапника. Тем самым он рассчитывал оттянуть все силы поиска совсем в другую сторону. Ведь так оно и вышло.  Анисимов дал команду прочесать тайгу в другом направлении. Рашиду надо было, чтобы камуфляжники и мы с тобой ушли подальше от поляны, где в яме, поверх трупов он зарыл деньги. В общем,  ему удалось заставить Анисимова делать то, чего ему нужно было. И пока Анисимов стягивал все силы к трупу женщины на дороге, Рашид, напялив Валин седой парик и нацепив очки, перегонял вторую иномарку в лесок за прииском, возле фермерского покоса.
— И чуть было не придавил меня...
— И чуть было… Надоел ты ему, путаясь под ногами, ломая все его шахматные передвижки. Когда мы, после того,  как побывали в Еловке, ехали на прииск, он, я думаю, буквально  крался за нами на одной из своих "Тойот". Между нами только хлебовозка была. Поставив иномарку за покосом, он прошмыгнул в фургон хлебовозки и благополучно доехал на ней до Ново-Туенгинска. И то, что я ехал в кабине, возвращаясь в райцентр из-за поломки  “Жигулей”, помогло проскочить пост на развилке.
— Зачем ему нужно было отгонять за прииск вторую иномарку? Что ему мало взорванной в Новосибирске? Ведь приисковики бы раскурочили беспризорную машину в два счета!
— Ну он так долго не собирался держать ее в кустах. Он переставлял шахматные фигуры в своей игре. Ему нужна была машина, чтобы вместе с Валей и деньгами рвануть куда-нибудь в Среднюю Азию или поближе к китайской границе. Для этого и шкура медвежья понадобилась. Ее он рассчитывал использовать как отвлекающую уловку в случае погони.  И парашюты сгодились. А их — изначально было два. И то и другое Рашид заранее спрятал на Еловом Гребне, по пути предполагаемого маршрута...  Турист, альпинист, скалолаз, парапланерист -- в общем, супермен.
Лобов так и лежал на кровати, задрав воняющие ноги на  невысокую, отделанную коричневой текстурой спинку. Несмотря на то что по экрану все еще бегали футболисты, он так больше и не проявлял интереса к матчу. Потянувшись к висящему на спинке кровати пиджаку, он сунул руку во внутренний карман и вынул оттуда тощий бумажник. Из него он достал фотографию и стал рассматривать. Снимок был повернут ко мне тыльной непроницаемой стороной.
— Скорей бы домой, — грустно произнес он.— А то тут с этим вундеркиндом с кандидатской  диссертацией и тремя сто вторыми...
Не договорив, он уронил руку с фотографией и, отрубившись в богатырском сне, сотряс чуткие усики телеантенны сокрушительным храпом. С выпавшей на свежевымытый пол фотографии смотрел на меня умный, ушастый спаниель.  Я больше не мог выносить трупного запаха лобовских носков и, забросив сумку на плечо, покинул номер.
                Глава одиннадцатая
                1
На автобусной остановке недалеко от церкви было людно. Среди отправлявшихся в Новосибирск я увидел и некоторых из тех, с кем ехал сюда. Остальные были — новые. Глядя себе под ноги, я опять возвращался мыслями к событиям этих двух суток. Ощутимо было отсутствие Галины, ее неуемной активности и уверенности в себе. Затем мои мысли перескочили на происходившие ночью на вершине скалы. И опять я поразился женской решимости. Ведь Валентина, наверняка, любила Славу, но согласилась бежать с Рашидом, видимо, давшим ей понять, что если она не согласится на его предложение, ее заметут как соучастницу. В сущности, если по-хорошему разобраться, она была не только соучастницей, но и главным  организатором  ограбления на прииске. И Славе, и Рашиду деньги в конечном счете нужны были для того, чтобы добиться Валентины. И вряд ли Говорков сумеет дознаться — не она ли придумала и всю эту замысловатую комбинацию. Лобов сейчас, конечно, займется ремонтом своего драндулета, и ему будет не до того.
Под ноги слетела стайка воробьев. Я ковырнул в кармане семечек и бросил им.
Уснувший Лобов так и не объяснил мне, что же он имел в виду, говоря о том, что ограбление на прииске могло произойти четырежды. Ну ладно — Рашид с парнями и Валентиной могли сработать по двум сценариям.  Манаенков с Жомовым экспромтом решились на то, чтобы «снять» кассу, но получили по заряду из ружья. Кто четвертый-то сценарий мог разыграть? Бухгалтер Садыкова с фермером Гнедых? Фермер-отец и фермер-сын? Выведенные из терпения старатели? Кто же гвозди-то загодя в чердачном люке повыдергал? Чуяло мое сердце -- понаплел мне Лобов с три короба «для прессы», лишь бы отвязаться. Нагородил в этой «итоговой версии» такого, что Михал Михалыч Смирный как пить дать, мучась с похмела, завернет мне мое журналистское расследование со словами «неубедительно», «сырой материал», «поработай еще». А хуже того, молча, стравит мои муки творчества в корзину, с которой никто не ходит по грибочки, но где догнивают абортированные творения непризнанных акул пера. Может быть, рукописи и не горят, но их с успехом сжирают трупные черви. Понаврал мне Лобов с фонариками этими,  с тремя рюкзаками денег… Откуда он все это взял? Так бы и сказал, что ему нужна сбивающая преступников с толку версия в прессе, а на самом деле здесь сплошь — мафия и коррупция… Жомов и беглец-этапник  могли элементарно поубивать друг друга. Да и то, что Рашид тетку грохнул — бабушка надвое сказала. А откуда  узнал Лобов про планы парней и Рашида ? Экстрасенс хренов! Он -- что мысли их на расстоянии читал? При задержании Рашид  и наврать мог. Выдал заранее придуманную «заготовку». Да и парнишки давали показания под нажимом. Наговорили на себя — чего не было…Парапланеристы! Что ж делать из этого, похожего на их бэтмановские полеты вранья выводы? Или это издержки той самой веры следователя в запротоколированное путем очных ставок, которая  из агнца божьего маньяка сделать может? Лишь бы сходилось. Так вот и фабрикуются дела… А что если в ночь с седьмого на восьмое да и потом, пока мы искали трупы и гонялись за подозреваемыми, на прииске происходило что–нибудь паранормальное, в события как-то вмешались пришельцы, и какие бы версии мы ни строили – все это будет сущей чепухой? Ведь они элементарно могли морочать нас своими обычными штучками -- перенесением предметов в пространстве, голографическими иллюзиями, способностью дезориентировать людей  в пространстве и времени. Мысль о паранормальности всего происшедшего показалась мне интерсеной и, играя в лингвистическую магию, я начал жонглировать корнем  пара : пара-план, пара-докс, пара гнедых запряженных зарею, пара-нойя… Да, да! Парочка Ноев в уплывающем  в небеса ковчеге! Библейский сюжет. Как же!   

Мне надоело разглядывать воробьев, прыгающих под ногами в погоне за семечками, щедро отсыпаемыми мною из кармана. Галина тетя снабдила этой противокурительной заразой на всю дорогу. Переведя вслед за порхнувшими птицами взгляд на свежевыкрашенный зеленой краской купол церкви, я опять как бы увидел двоих в черном трико, стоящих на краю скалы.  То, что я принял за белые платочки, на самом деле было вытяжными парашютами.  Наверное, если бы это ограбление и бегство обдумывала Галина, она затащила бы на вершину пару дельтапланов. А ведь неплохо было бы, подумал я, кидая взлетающим и снова садящимся под ноги воробьям семечку, из-за которой они бросались в драку, — вот так оттолкнуться от края обрыва — и парить, парить, парить. Я ухмыльнулся, вспомнив про фанеру, ероплан и выражение «пора куплять». Видимо, совсем неплохо было бы парить на этом фанерном ероплане, имея при себе мешок с деньгами.
                2
Подошел автобус, спугнул чирикающих птах. Суетливые пассажиры спешили занять свои места. Но я не спешил вернуться в памятную по позавчерашней поездке жаровню.  Именно кухонное приспособление, называемое духовкой, более всего напоминал к двенадцати часам раскаленный солнцем салон «Икаруса».  Я топтался на месте, пропуская вперед энергичных тетенек с громадными сумками и напористых адидасников, радуясь тому, что могу еще хоть немного подышать свежим воздухом.
И тут я снова увидел ее. Галину. Она бежала к остановке вдоль церковной ограды. Счастливое лицо. Волосы — по ветру...
Водитель давно обилетил всех вошедших и вопросительно поглядывал на меня. С разгону Галина ухватила Старого Джона за шею, чмокнула его в заросшую шерстяную щеку и потянула меня в салон автобуса, бодая сумкой притормозившегося на ступеньках паренька. Водитель сигналил.
— Я с тобой!
Мы запрыгнули в салон. Захлопнулась дверца. Кивнув нам, бесстыдно счастливым, так и не обеличенным, в конец салона, и многозначительно подмигнув на тот счет, что сдерет с нас двойную таксу, водитель начал выруливать на трассу.
За окном мелькнули — церковь, здание милиции, гостиница. Стая воробьев, снявшись с церковного купола, пикировала за недоклеванными семечками. Отнюдь не привлекая чьего-либо внимания, мы пробирались туда, где на последнем сидении не было никого.
— Я хочу в твою однокомнатную на пятом этаже, специальный корреспондент Коломейцев, — прижалась ко мне Галина.
                3
Автобус уносил нас по шоссе мимо того поворота, где уже не лежало трупа соседки Галины по гостиничному номеру. Второй раз за двое суток я решил не разрушать своего мужественного имиджа неуместной болтовней.
— У меня для тебя сюрприз, — шепнула мне на ухо Галина с таким видом, с каким девушки сообщают своим соблазнителям о непредвиденной беременности.
Джон Старый-Старый насторожился.
— Смотри, — и, взгромоздив на колени баул, она потянула за молнию. В щель я увидел подрагивающие от быстрой езды по не очень ровной дороге пачки купюр. Не те две-три, что были в руках у Галины, когда она пританцовывала у костра, а внушительную кучу денег.
— Здесь чуть меньше двадцати миллионов, — хохотнула она. — Пока ты дрых, а Макс изучал паранормальные явления, я их перетаскала. Из ямы. За пазухой. На первый раз нам хватит. Пусть ищут! Я там пару пачек растрясла вокруг ямы и по кустам. Вроде как — мишка по лесу растащил. Денежки-то с душком...
Я глядел на деньги и тупо соображал о том, что вот эта девчонка переиграла всех-всех. Что вот этих «бисовых» денег никто никогда не хватится после того, как они побывали в раскуроченном сейфе, мешке грабителей и в могиле, в довершение разрытой медведем. По крайней мере смышленая Галина так сумела обставить версию с разбросавшем  купюры  по лесу мишкой, что комар носу не подточит. И как это она не забыла распотрошить пару пачек и, инсценируя мишкины проказы, насорить дензнаков по кустам! Деньги действительно подванивали. И почему бы косолапому не прикопать несколько десятков миллиончиков где-нибудь в некотором отдалении от поляны?
Я дернул молнию на себя, как делает это услужливый любовник, застегивая юбочку на хорошенькой попке после того, как вокруг измяты ромашки, колокольчики и другая трава. Смыкая края сумки с помощью скользящего по пластмассовым зубчикам бегунка, я закрыл пачки купюр от посторонних глаз: вдруг кому-то вздумается подсесть к нам на заднее сидение третьим?
Автобус уносил нас все дальше и дальше по прямому, как инверсионный след выстрела, шоссе. Галина спала у меня на плече. Старому Хитрому Джону ничего не оставалось, как, проверив наличие патронов в барабане верного кольта и надвинув на брови шляпу, тоже притвориться спящим.
               
                КОНЕЦ.

Продолжение  приключений   журналиста  Сергея Коломейцева и  детектива   Константина     Лобова читайте в следующем романе этой серии  «ОХОТНИКИ   ЗА ГОЛОВАМИ».