Снова я в семье Горевых. Тетя Стеня в слезах: только что получила телеграмму, умерла ее мать, старенькая бабушка Власиха, которую сын Петр забрал к себе в Туран месяц назад. Поехать на похороны тетя не могла. Но через неделю ее брат Петр Прохорович заехал к нам, причем не один, с новой семьей. Его направили к председателю колхоза в Торгалык, он бросил свою жену и семерых детей и едет с молодой женой Лушей и двумя ее детьми. Меня это совсем не расстраивало.
А в школе первые встречи огорчили меня: во–первых, не приехала из Уюка подруга Клава Лопатина. Окончили школу и разъехались Лариса Пахомова и Катя Манина. Сменились учителя. Лариса Семеновна родила дочку и сидела с ней дома, заменял ее по математике профессор Калюжный из Советского посольства. Он часто давал нам самостоятельные работы, а сам уходил по делам. Нам это не нравилось, ведь за 10-й класс предстоит сдавать госэкзамены.
На комбинате мы больше не работали, зато все чаще нас водили на стройплощадку, строители возводили стены первой тувинской средней школы, а мы помогали. Все так же "гоняли" нас по военному делу. Анна Ефимовна готовила свою группу к преподаванию немецкого языка. Иногда она приглашала всех к себе домой, мы помогали ей готовиться к выезду из Тувы, скоро ее родной Воронеж будет освобожден. По инструкции можно провозить через таможню такое–то количество одеял, простыней, юбок и так далее. Новые отрезы в ограниченном количестве. Мы шили наживульку юбки, из шелковых отрезов сшивали одеяла. Командированные учителя получали в Туве высокую зарплату, казалось бы, живи, работай. Но душа стремилась на родину. Об этом же говорила Верочка Гарш, историчка, рассказывая на уроках про свой замечательный Ленинград, про героизм ленинградцев. Вместе с ней все ходили смотреть киножурнал об освобождении Ленинграда от осады. Жутко было смотреть на жизнь людей в осажденном городе. Мне потом долго снились дети, везущие трупы на саночках...
Сколько людей загублено в этой проклятой войне! К концу 1943 года из моих родных, сражавшихся на фронте, не осталось ни одного в живых. Гибель дяди Петра Залуцкого осиротила шестерых детей, старшей Дусе было двенадцать. Большая семья Макаровых получила две похоронки. Дядя Семен Горев воевал всего четыре месяца, на плечах тети Стени пятеро деток. Погибли жизнерадостный дядя Сережа Зеленин и мой любимый братка Федя. « Слава защитникам, павшим в боях за Родину»- эту фразу часто повторяют в репродукторе, но на душе от этого не становится легче. И наша жизнь все труднее и труднее. Моя одежда износилась, каждый вечер что–нибудь штопаю, постеснялась у мамы попросить новое. У меня не было даже чулок, носила шаровары, заправленные в валенки.
Однажды к нам на урок математики пришла мать Маши Шустовой, работница советского посольства. Меня вызвали к доске решать, ростом я была мала, еле на цыпочках дотягивалась до верхнего края доски. Решила все, получила «отлично». А после урока наша гостья подошла ко мне:
- Зайди после уроков ко мне в посольство, Маша тебя проводит.
Я заволновалась, не зная, зачем вызывают. Но Татьяна Алексеевна, так звали Машину маму, встретила меня ласково, усадила возле себя, попросила рассказать о моей семье. Потом сказала: « Я заметила, что у тебя нет чулок». Она достала две пары поношенных чулок и подала мне. Я смущенно поблагодарила добрую женщину, чулки эти носила я до тех пор, пока не заработала на новые. Спасибо добрым людям.
Уходил трудный 1943 год. Мои подружки решили собраться на новогоднюю вечеринку у Ани Калинкиной, самой богатой из всех нас. Я сомневалась, идти, не идти? Но встретила в магазине Анину маму, она мне сказала:
-Что вы видите, кроме учебников да уроков? Приходи, потанцуете, отдохнете!
Мы с Катей Колодкиной пришли последними. За столом сидели Аня, ее сестра с подругой, Мария и трое наших одноклассников, два Гоши и Борис. Ребята принесли бутылку вина, выпили по рюмке за «то, чтобы новый год принес победу», я не пила. К чаю были вкусные картофельные пирожки. Потом слушали музыку, танцевали. Потом все проводили нас с Катей домой, еще раз желали друг другу всего доброго. Зимние каникулы длились всего три дня. Шел холодный январь, но в школе было не холодно, только как–то тревожно. Время от времени кто-то приходил в класс с заплаканными глазами, значит, беда. Мы стали ближе друг к другу, сочувствие и внимательное отношение облегчало, делало общим горе одного. У Кати вернулся с фронта двоюродный брат на костылях, без ноги. Его отец погиб, а мачеха не приняла инвалида, пришлось его взять дяде, Катиному отцу. Парень закатывал нервные истерики, Катя прибегала ко мне учить уроки. «Надо бы женить его, да кто пойдет за калеку». В конце января два десятых класса пригласили на торжественное собрание, посвященное проводам на фронт. Вот и дошла очередь до нас! За столом президиума, накрытого зеленым сукном с директорского стола, сидели директор школы, военком, наша классная и представители из посольства. Сначала говорил директор о патриотическом долге каждого из нас перед Родиной. Потом военком зачитал фамилии призываемых: Георгий Соловьев, Георгий Осипов, Борис Черкашин, из нашего класса, и трое ребят из другого.
- А также, - сказал военком, - мы удовлетворили просьбу Галины Калмыковой об отправке ее добровольцем на фронт. Этим сообщением мы были ошарашены: единственная дочь в семье, изнеженная, несколько заносчивая Галя - и добровольцем! Она вышла к президиуму, белое лицо, черные вьющиеся волосы, в нарядном темно-синем костюме.
- Друзья, я никому не говорила о своем намерении, не знала, что решит военкомат. Благодарю Вас, товарищ полковник, я оправдаю доверие.
Александра Федоровна взяла ее за руку и усадила рядом с собой. Потом выступали, говорили короткие, но страстные речи, желали победы. Но до дня Победы дожили только Георгий Соловьев и наша Гала. Прощание с друзьями было волнующим, договаривались не плакать, но все плакали. Борис сказал: «Друзья, я еще стану профессором, я буду учить ваших детей и внуков». Он подарил свой красивый, доставшийся от отца портфель Геннадию Березикову:
- Не огорчайся, Гена, что ты не с нами. Председатели сумонов нужны Туве, и мой портфель тебе кстати.
После отъезда ребят в классе стало пусто и неуютно. Геннадий сидел один, рядом с собой он клал на парту черный портфель. Девочки возмутились: « Гена, перестань травить наши души, не носи портфель хотя бы до первого письма». Теперь выяснилось, кто в кого был влюблен, кто больше страдает. А для меня они просто были хорошими, нашенскими ребятами. Без парней нам тяжелее стало работать на стройплощадке, военрук напоминал нам, что и до остальных может дойти очередь, что тяжело в учении – легко в бою. 23-го февраля пришло первое письмо от Георгия Осипова. Он писал, что в учебной роте, что скоро на фронт, что всех нас помнит, любит и целует. Больше на класс не было ни одного письма, видно, не до нас было этим славным ребятам, отдавшим жизнь за свободу отчизны.
Закончилась третья четверть. Анна Ефимовна сообщила нам график проведения нами открытых уроков в 5-х,6-х и 7-х классах.
-После открытых уроков будут госэкзамены и присвоение профессии учителя – все это до 15 –го мая.
Вдруг мы спохватились, что у многих нет паспортов, а у меня не было даже свидетельства о рождении. Я сходила на заезжий двор колхозника и отправила маме записку. Через неделю мама Рая прислала документ из Бай-Хаакского паспортного стола, где с маминых слов было написано, что родилась 7-го ноября 1927 года. Выходит, что мне только в ноябре исполнится семнадцать? Но другого документа у меня не было, и позднее в двух паспортах была записана эта дата. Еще мама прислала мне на платье коричневой шерстяной ткани. Я была, конечно, рада, но сшить сама не могла, не было машинки. Катина мама согласилась сшить:
-Какой фасон выберешь?
-На ваше усмотрение.
Шила она по Катиным размерам, мы были одинаковые, но так как юбку раскроила по косой, то ткани хватило только на короткие рукава. Но все равно я была счастлива, в этом платье я проводила открытые уроки и потом сдавала все экзамены за десятый класс. Платье оказалось «счастливым», по всем предметам я получала «отлично», поэтому даже в жаркие дни я надевала его.
Все! Конец мучениям. Ура! Двадцать пятого июня был выпускной вечер, настроение у всех приподнятое и в то же время грустное; жаль расставаться с учителями и особенно с друзьями–одноклассниками. Распадался наш дружный коллектив. Что ждет нас впереди? В какие коллективы попадем?
Всем вручили аттестаты зрелости, но аттестаты особого образца и Почетные грамоты получили только двое – я и Галина Краснова из десятого «Б». Все наши меня поздравляли, а мне было как–то неловко, мне казалось, что все одинаково старались учиться. Танцевали на вечере под военный духовой оркестр. Ко мне подошел симпатичный мужчина средних лет, работник посольства:
-Отличница, потанцуем!
Я засмущалась, хотела отказаться, ведь под оркестр впервые танцую. Но он уже взял меня за руку и повел в круг. В конце танца он сказал, чтобы я зашла в посольство. Об этом же мне сказала Александра Федоровна.
-Зачем? - спросила я.
-По очень важному для тебя делу.
Утром я надела свое шерстяное платье и отправилась в посольство. В этом маленьком здании на берегу Енисея я была несколько раз: то Шустова меня приглашала, то на советском паспорте печать нужно было поставить, иногда Калюжному относила наши тетради с самостоятельными работами на проверку – он мне поручал. Но зачем сейчас вызывают? Я волновалась. В кабинете , куда меня проводили, сидел тот самый человек, с которым я танцевала. Он усадил меня на стул, расспросил про мою семью, про мои планы на будущее. Я объяснила, что давно мечтала стать учительницей, буду работать и помогать маме. Он внимательно выслушал меня и сказал: «Чтобы стать настоящей учительницей, нужно закончить институт». Ваш аттестат дает вам право поступления в институт без экзаменов. Мы хотим направить вас на учебу за счет государства в Иркутск.
-Я не знаю, -ответила я, растерявшись.
-Посоветуйтесь с мамой, через неделю зайдете ко мне.
Опять передо мной стал вопрос: как быть? Мои подружки обрадовались, уговаривали, не раздумывая, соглашаться. А как я маме об этом скажу? Ведь я так мечтала поскорее начать работать, чтобы помогать ей.
Мама Рая восприняла мое сообщение спокойно, видимо, она привыкла обходиться без меня.
-Был бы отец дома, он сам бы решил.
И больше она ничего не сказала. Вдруг предложила:
-Я завтра решила в доме побелить, найди для себя кисть, вот и будет твоя помощь.
С утра мы начали побелку, Шима с Агнеей моют окна, чистят кастрюли, чайники, чтобы все в доме блестело. Мама Рая по своей довоенной привычке затянула песню, мы подпеваем, так веселее работать. Зашла тетя Маня Зеленина:
-Услышала песни, думала у вас гулянка в честь нашей учительницы.
Мы крепко расцеловались, и потом, отложив кисти, долго беседовали.
-Молодец, крестница, - хвалит меня тетя.
А мама жалуется:
-Одежонки у нее нет, хоть в институт ехать, хоть учительствовать, три школьных платья!
-С миру по нитке соберем, я ей кое-что сошью,- говорит тетя.
Пришла тетя Мария Залуцкая, высказала свое мнение:
-Я, конечно, не понимаю, что к чему, но если за государственный счет посылают, значит так лучше. Нельзя поперек дороги становиться, - заключила она.
В общем решили, чтобы я ехала в Иркутск становиться настоящей учительницей. Ровно через неделю я иду в посольство, там еще четыре девушки из предыдущих выпусков. Алю Казанцеву я знала, она уже год проучилась в институте иностранных языков за государственный счет, ей там нравилось, охотно делилась с нами своими впечатлениями. На сегодня ее тоже пригласили в посольство. С нами беседовал сам посол:
-Товарищ Тока только что вернулся из Москвы с сессии Верховного Совета СССР. Он привез интересную новость, пока это секрет. Но Туву ждут огромные преобразования, и поэтому за государственный счет больше никого не будем учить.
И он начал уговаривать нас, что Туве нужны квалифицированные кадры, чтобы мы ехали учиться за свой счет.
Конечно, Аля Казанцева поедет за свой счет, ее папа – главный инженер –строитель. А у меня какой «счет»? Ни гроша в кармане, хорошо, что колхозников возят бесплатно. Честно говоря, я даже обрадовалась, что так получилось, и сразу пошла в Министерство образования. В отделе кадров мне напечатали приказ о моем назначении учительницей немецкого языка в Шагонарскую семилетнюю школу с 15 июля 1944 года.
-Поставьте печать у министра.
В кабинете министра сидел Калюжный:
-А, моя помощница! - сказал он.
Министр поставил печать.
-Ну, если профессору помогала, то будем надеяться, что из нее выйдет хороший педагог. -Желаю успехов, - и он пожал мне руку.
Калюжный тоже пожал мне руку, я вдруг почувствовала теплоту его души.
-Постараюсь, -заверила я.
В отделе кадров предупредили, что 15-го будет коллективная отправка, чтобы не опаздывала. Как на крыльях помчалась я на заезжий двор и домой. Мама обрадовалась такому исходу дела. Она достала мне из сундука синий плащ, зеленую с цветами шаль и ботинки-полусапожки с длинной шнуровкой. Тетя Маня сшила мне синий шерстяной «френчик» - пиджачок без подкладки, юбку из дяди-Сережиных брюк. Еще она дала мне два метра батиста на блузку и подарила новое байковое покрывало в желтую клетку, я очень обрадовалась таким подаркам и благодарила сердечно любимую тетю. Теперь мне казалось, у меня все есть, все уложила в мой сундучок, прихватила с собой старые валенки – ведь опять на целый год уезжаю. Явилась в назначенный срок, но нам дали работу с документами. Пять дней мы разбирали, подшивали, сортировали документы, готовили для сдачи в архив. 20 июля на грузовой машине молодые учителя выехали из Кызыла 10-12 тувинцев и тувинок и мы с Тоней Катаевой. Тоня, учительница начальных классов, уже третий год работает в Шагонарской школе, мы как-то быстро нашли общий язык. Шагонар мне понравился, компактные прямые улочки райцентра тянулись вдоль Енисея. Наша школа в центре. Прямо в школе были маленькие квартирки для учителей, моя комната была рядом с Тониной. Из нашего коридора дверь вела в школьный зал. Здесь мне начинать новую главу моей жизни.