Визжали женщины, и пахло спиртным

Дмитрий Верендеев
Глава из повести «Увеселительный вояж в Антипаюту»

День выдался очень жаркий. В воздухе стояла небывалая духота, и опалённая земля дышала зноем. Петровичу стало ужасно грустно, грудь у него разрывалась, душу томило от какой-то неизъяснимой страшной тоски – то ли оттого, что он переводился в другую организацию, оставив работу на трассе газопровода, то ли от стремительно уходящей молодости… И в этот момент его осенила гениальная идея: путешествие! Вояж на 70-ую параллель, в Антипаюту!

Каждая вылазка за Полярный круг таила в себе элемент рискованного и волнующего приключения, так как путешествие проходило по воде. А он любил море с необузданной страстью. Побросав в рюкзак нехитрые свои пожитки, Петрович снова сорвался с якоря.

Вечером 20 июля 1989 года из Надыма вылетел в Салехард. С тихой радостью пришёл он на речной вокзал, где узнал расписание теплохода «Механик Калашников» по маршруту: Салехард – Аксарка – Новый Порт – Мыс Каменный – Антипаюта – Тазовский. К счастью, ждать ему придётся недолго, завтра в 19.00 первый рейс, а дальше – с интервалом в 6 дней.

Довольный, он вышел на улицу. Внизу тускло поблескивал Полуй. С косогора река казалась неподвижной и оттого ещё более притягательной. Отблески заката рдели на домах, небесный пожар угасал, и ночь, не спеша, простирала над землёй свои тени. Воздух был напоён комариным звоном и духотой. Ему хотелось присесть и долго-долго любоваться рекой, молча, поклоняясь Природе в её творениях. Пьянящее дыхание моря туманило голову.

«Плохо, что спиртного не успел взять, везде «сухой закон», а в Паюте тем более его не найдёшь. Завтра куплю», – рассуждал Петрович, отгоняя руками назойливых комаров. Поездка на теплоходе будила в нём радость, невообразимый восторг свободы. И повод есть: намедни из Паюты друг его Василий Салиндер сообщил, что свояченица Аннушка вышла замуж после загадочного исчезновения её мужа, с которым Петрович дружил, и каждый год во время отпуска его навещал. Вместе они охотились, ловили осетров, нельму, пыжьян и щёкур (семейство сиговых). «Жаль, что нет теперь в живых АСа», – искренне переживал Петрович.

Он спустился по широким ступенькам крутой лестницы причала к реке, которая шумно катила к берегу волны, и они разбивались о каменистые выступы, подобно людским мечтам. С Оби тянуло дымом рыбацких костров, отдалённые гудки теплоходов и самоходных барж звучали в ночи. К пристани подъезжали на легковых машинах, некоторые мужики подходили к шоферам и покупали спиртное за бешеные деньги, потому что в магазинах невозможно было его купить – шла ожесточённая борьба с пьянством.

Стояли белые ночи, на улице круглые сутки было светло. Петрович любил осматривать города на рассвете, пока нет людей, пока не вышли на улицы толпы усталых, обозлённых женщин и мужчин, шныряющих из одного пустого магазина в другой в поисках продуктов питания и спиртного. Пройдя по улице Республики до гостиницы «Ямал» и обратно, он подошёл к винному магазину возле остановки автобуса на территории пристани. Магазин работал с 10 часов утра, ждать оставалось ещё три часа. Присел Петрович на ступеньки винной лавки, достал из рюкзака сухой паёк, перекусил, прислонился к двери и заснул.

Проснулся от шума, от громкого разговора. Незаметно образовалась очередь, подходили люди и занимали место. Петрович и ещё несколько человек стояли на ступеньках лестницы. Ровно в 10 часов утра по-хозяйски уверенно и с небрежным превосходством неожиданно для всех появились блатные, которые проталкивались вперёд, минуя страждущих. Они суетливо шарили глазами по длинной цепочке очереди.

Спортивный разворот плеч, твёрдые стриженые затылки. Они, как насекомые, первыми появляются на каждом малость обжитом месте, по каким-то таинственным признакам сбиваются в стаи и начинают утверждать свои сволочные порядки и лагерные привилегии. И чем больше разброда и неустойчивости в людском устройстве, тем вольготнее они себя чувствуют. Такие подонки встречаются и в Надыме, и в Салехарде, и в других населённых пунктах.

Впервые на Крайнем Севере лицом к лицу столкнулся Петрович с таким хладнокровным цинизмом и тупой жестокостью. Подбородок алчно выставлен вперёд, ноздри раздуты, словно у оленя. «Дорогу, а ну, дорогу, шваль поганая!» – кричал передний и замахнулся кулаком на Петровича, который стоял первым в очереди.

Петрович был собран, как солдат перед боем, неуловимо быстро уклонился и резким, коротким ударом правой влепил ему мощный боковой (хук). Треснула челюсть, звякнули зубы, и повалился наземь стриженый затылок. Второго Петрович уложил прямым ударом в челюсть.

Дружки оттащили нокаутированных в сторону и трусливо кричали в отместку: «За это заплатишь, боксёр недоделанный!»

Открылся магазин, Петрович зашёл первым. В продаже были вино красное и киргизский спирт этиловый плодовый крепостью 96,4% по цене 21 руб. 70 коп. На руки давали по две бутылки спирта, и Петровичу пришлось искать людей, кому требовалось не больше одной бутылки. Такие люди нашлись, и купил он 16 бутылок.

В шесть часов вечера объявили посадку на теплоход. На пристани царила суматоха. Такая предотъездная атмосфера нравилась Петровичу, наполняя его душу ожиданием приключений.

Милиционеры проверяли паспорта, северную прописку и чтобы на штампе в обязательном порядке была отметка «ЗП» – зона пропусков. А народ на теплоход прёт, как рыба в Паюте, потому что это самый дешёвый вид транспорта на Севере, здесь много курсантов, студентов из вузов, техникумов и училищ, которые после окончания курса специально  ждут первый теплоход, не имея возможности полететь самолётом из-за отсутствия денег.

Петрович смотрел на толпу, прислушивался к нестройному хору голосов, заглядывал в лица женщин, с любопытством наблюдал, как тяжело волокут мужики и бабы огромные баулы, и чувствовал, что при виде всего этого в душе его волной поднимается какое-то ещё неизведанное тёплое чувство. На лицах многих из них можно было прочесть те же беспокойство и неуверенность, что мучили его.

Петровичу досталась двухместная каюта. Попутчиком оказался студент 1-го курса Тюменского мединститута Валерий из Антипаюты.

Наконец раздался гудок теплохода, протяжный, зазывный, тронулся лайнер и громко зазвучал марш «Прощание славянки», покрывая все остальные звуки вокруг. И понеслась тревожная мелодия (в армии она служила демобилизованным маршем для воинов) по течению реки, по высоким волнам к Карскому морю…

Положив свои вещи в каюту, Петрович вышел на палубу, и вместе с другими пассажирами смотрел на берег, на провожающих. Вскоре теплоход вышел в реку Обь и взял курс строго на север. Петрович вспомнил морскую традицию, вытащил из кармана целую горсть монет и далеко забросил их в реку, чтобы задобрить море на предстоящую поездку. Вдоль берега реки колыхались рыбацкие костры, стояли одинокие чумы.

В крови Петровича ещё не улеглось весёлое возбуждение от мелодии любимого им с армейских времён марша «Прощание славянки». Поездка по морю будила в нём радость, невообразимый восторг свободы. Долго простоял Петрович на палубе, пристально вглядываясь вдаль, и всё думал, как же большевики хотели повернуть вот эту широководную реку Обь в обратную сторону – на юг, и что было бы с людьми, как бы они жили?

Было уже поздно, теплоход мчал сквозь ночь на полной скорости. Влажный морской воздух становился холоднее, и Петрович со все большей остротой ощущал, что его старая жизнь остаётся далеко позади и начинается новая. Вдруг вспомнилось босоногое детство; отрочество с косой в руках на колхозном лугу; как он шёл за плугом, радуясь запаху свежевспаханной земли вокруг ветряной мельницы своей деревни Вторые Ялдры; стреноженные кони за рекой Цивиль возле деревни Бреняши… Предав забвению ошибки прошлых лет, он теперь мог просто наслаждаться своими похождениями той эпохи.

И он, вдыхая полной грудью морской воздух, и увидев чёрный массив посёлка Аксарка с зажжёнными вдали фонарями, понял, что ему никогда не вернуться к прошлой жизни. Он почувствовал, что в душу ему запала колдовская красота этой ночи. Вдруг в это время с шумом на палубу выбежали трое: молодая девушка лет 18, за ней Валера из его каюты и женщина лет под сорок. Парень гонялся за молоденькой юбкой, а женщина хватала его, якобы защищая девушку. Потом они исчезли из виду.

Через некоторое время Петрович зашёл в каюту и видит, как эти трое тискают друг друга, женщины визжат, пахло спиртным. Видимо, студент успел принять изрядную дозу, и это привело его в исключительно весёлое и шаловливое настроение. На лице у него, как у клоуна, блуждала постоянная улыбка. Женщины пытливо смотрели в суровое лицо Петровича, прорезанное слишком глубокими для его возраста складками, и он присел рядом с женщиной, которая постарше, протянул свою руку и проговорил:

«Я предлагаю знакомство, меня зовут Петрович, а как вас дразнят?»
«Наташа», – сказала молоденькая, опередив свою подругу, и засияла озорной улыбкой, легонько вложив свою ручку в «краб» Петровича. Было заметно, как вдруг в ней вспыхнул огонёк врождённого кокетства, тлеющий в крови всех женщин, и она начала постреливать в сторону Петровича бесовским глазом.

«Ольга Сергеевна, собственной персоной», – чуть позже представилась солидная дама с каштановыми волосами, уложенными по последней моде; на ней было чересчур много драгоценностей и косметики, а одежда была слишком кричащей, несмотря на вкрадчиво-обольстительный голос. От неё исходил жгучий жар здоровья, и ещё шло какое-то животное тепло. Блестящие рысьи глаза и треугольные ноздри беспрестанно играли.

Петровичу показалось, что она порочна до мозга костей, в глазах её огонь и хищно-утробный интерес. Он не верил глазам своим и путался в догадках, как муха в паутине: «Где мог выкопать этих дам неопытный студент из глухого посёлка? Что за способности такие у него?

А ведь женщины редко ошибаются в выборе партнёров для развлечения». Он вспомнил, сколько раз, бывало, отец читал ему нотации о порядочности в отношениях с женщинами. Однако и девчонки теперь тоже другие, совсем не те, что были раньше, в его молодости – четверть века назад.

Девушка смерила его взглядом. Она явно хотела завязать с ним разговор – это уж точно.
«Петрович, а Петрович, здесь можно курить?» – спросила она, лукаво щуря глаза.

«Да курите ради Бога, сколько душе угодно», – ответил он, а сам внимательно наблюдал за ней и всё думал: широко расставленные глаза женщины говорят о многом, губы у неё влажные и всегда почему-то раскрыты, рот большой и смазливый. Кажется, при «пошивке» этой женщины много времени и материала Природа уделила её губам.

Студент всё так же, как клоун, беззаботно улыбался и молча щупал рядом сидящую девушку, та не выдержала и пересела на диван Петровича. Ольге Сергеевне, видимо, такой ход пришёлся по душе, в кофейных пуговках её глаз заплясали хитроватые чертики, и направила она их в сторону студента, предложив:

«Валера, что ты всё хохочешь да хохочешь, давайте лучше выпьем за знакомство, так будет веселей!»

Тот достал из сумки большую, тёмно-коричневого цвета бутылку вина с африканским названием «Абу-Симбел», ливерную колбасу и пирожки с картошкой. Увидев всё это богатство перед собой, Ольга Сергеевна презрительно фыркнула: «Фу! Мы такое не употребляем! Подождите минутку, не открывайте эту вонючую бормотуху, я счас!» – сказала она и исчезла. Студент с довольным видом отправил бутылку обратно в сумку и заключил:
«На безрыбье и рак рыба, оно нам ещё как пригодится!»

Ольга Сергеевна принесла фигурную, тёмно-зелёную бутылку французского коньяка «Наполеон», две плитки шоколада «Сказки Пушкина» и несколько апельсинов.
В ходе разговора Петрович усёк, что Ольга Сергеевна находится в командировке в составе комиссии по проверке финансовой деятельности Тазовского рыбзавода, возможно, что на этом же теплоходе вернётся обратно. А Наташа, студентка 1-го курса Салехардского медучилища, едет в Новый Порт к родителям. Друг друга знают давно и едут в двухместной каюте.

Для пущей убедительности он решил проверить: «Думаю, я не потороплю события, – сказал он, – если поинтересуюсь, сколько же тебе лет, Наташа? Ведь недозрелый колос не жнут?»

Она бросила на него быстрый и глубокий взгляд, один из тех женских взглядов, которые огнём палят сердце мужчины, сбила пепел с сигареты длинным пурпурным ногтем, окинула его пристальным взглядом и неохотно промолвила:

«Достаточный для твоего возраста, а если хочешь, и твоего роста, можешь не сомневаться!»
Чем больше слушал он свою новую знакомую, тем объёмнее открывался перед ним мир, ему нравилась её непринуждённость, дружелюбие, смелость. Он увидел простодушные голубые глаза этой девушки, открытые и невинные, как у котёнка.

Петрович на секунду задумался, принимая какое-то мучительное решение.
А Ольга Сергеевна в это время искоса сверлила своего фаворита прищуренным взглядом, словно хотела просверлить его насквозь. Это был холодный, оценивающий взгляд опытной женщины. Тайная, короткая связь сорокалетней женщины с 17-летним «младенцем» приобретала для неё какую-то особую значимость, воспламеняла её влечение к этому парню, придавая ему неотразимую прелесть.

По его смущённому и растерянному виду женщина всем своим внезапно проснувшимся острым, изощрённым женским чутьём поняла, что он «лопух» и что за ним нужна «материнская забота». Нюх у женской души и на этот раз оказался безошибочен.

Петровичу стало беспокойно и смутно, точно он заблудился в дурном сне. Чтобы разрядить обстановку, он предложил выпить за любовь, остановив свой взгляд на тонкой талии Наташи, что ей бы и муравей позавидовал, и процитировал Есенина: «Пей и пой, моя подружка, на земле живут лишь раз!» Крепкий чужеземный коньяк, обжигая всё на пути, расслабляющей истомой подкатил к сердцу. Женщины выпили наполовину.

Движимая любопытством, которое, однажды пробудившись, уже не покидает женщину, Ольга Сергеевна вскоре увела Валеру. Студент покорился своей участи.

Наташа и Петрович остались одни. Маленький откидной столик с затенённой лампой (с радиоприёмником внутри) и спущенные шторы на окнах создавали атмосферу уюта и интимности, приглушая шум бьющихся о борт теплохода волн. Сбросив с себя лёгкую кофточку, Наташа потушила свет, забралась на диван, и потянула Петровича к себе.

«Такой поездки у меня в жизни не было, обними меня…», – шептала она, протягивая свои оголённые руки. Разумеется, Петрович уже не был тем прекрасным двадцатилетним юношей, но и на пятом десятке сохранил буйство карих глаз, румяные щёки и пышные волосы. Никогда в его голове мысли высшего порядка не переплетались так тесно с самой низкой, животной прозой, как в эту ночь.

И было почти забавно видеть эту строптивую и наглую на первый взгляд девушку так быстро и неожиданно укрощённой. «Быть может, они не первый раз с Ольгой Сергеевной совершают увеселительный вояж», – невольно возникло сомнение у Петровича. С виду вроде серьёзная девушка, при взгляде на неё являлась инстинктивная мысль: за этой никаких глупостей не водится, родители занимают высокие посты в округе.

«Да, никогда не разгадать душу женскую», – думал он про себя и крепко прижал к себе горячее упругое тело, подаренное ему самой Природой на одну ночь...

Продолжение см. http://www.proza.ru/2010/12/11/483