РАЗНЫЕ СРОКИ.
«Свет вошел в это тело, наверное, слишком поздно. Оно уже успело значительно поистрепаться. На лице проявились морщины, волосы поредели, где-то внизу живота ощущались признаки хронического воспаления. Да еще к тому же мешало брюшко, выпирающее своим желудочным мозгом, который с маниакальным упрямством цеплялся за накопление в теле материи любого вида. Эта «материальная» энергия имела низкие вибрации и была несовершенна. Но желудочный мозг как старьевщик не хотел расставаться с ней за «просто так». И каждый раз, видя накрытые столы и витрины продуктовых магазинов, он утробно верещал, требуя пищи.
Желудочный мозг нарастил над телом сгущено-серый энерго-кокон. В кокон Свет мог заходить только тонким лучом-пальцем, тщетно пытаясь расковырять его плотную оболочку. В своей болотной неподвижности потоков кокон был просто обречен на одряхление.
Оболочка лопнула сама, когда это болото начало распирать от газов гниения. Внешне все выглядело достаточно благопристойно. Визуально этих метаново-пропановых газов не было видно, и на молекулярном уровне они практически не проявились. А вот в энергетической проекции восприятия излучения этих газов взорвали болото изнутри.
В материальной, причинно-следственной проекции, изменения начались с какой-то мелочи - укуса клеща. И затем проявились частичным параличом по левой стороне.
Зло, страх, раздражение от беспомощности- все это выплеснулось наружу мощной волной, и только тогда в это тело смог войти Свет. Его вхождение в тело было сродни вхождению мастеровитого человека в старую, запущенную квартиру. Требовалось время на создание стратегических планов, выброса тряпья и хламья, чему продолжал отчаянно сопротивляться желудочный мозг. Головному же мозгу было все равно кому служить Свету или желудку...»
-Странно, откуда у меня все эти словесные мысли, - устало думал Святослав, поднимаясь в лифте на девятый этаж своей квартиры.
Лифт дребезжал, поскрипывал, неся свое немытое нутро на высоту этажей. Святослав где-то читал или слышал, что в человеке могут уживаться разные личности, одна из которых связана с желудком, другая с головой, третья с сердцем. В принципе, он понимал, что очень поздно пришел к тому, что головной мозг вовсе не является создателем новых знаний, он просто переводит на понятный язык ту информацию, которая приходит в сердце из космоса. Где-то у основания сердечной артерии крепится маленький кремниевый шарик, который может принимать в себя знания обо всей Вселенной. Истина в сердце, а вовсе не в голове, как учили его родители с детства.
Его так и звали в детстве - Светик. А потом, когда он вырос и стал Святославом, он начал забывать, что в его имени крылся такой замечательный корень.
Свет... Когда в него зашел Свет, то Святослав легко и радостно принял его. Свет принес ему облегчение от страданий, а затем и почти полное выздоровление.
Тогда после злополучной прогулки по лесу он провалялся в больничной постели почти полтора месяца. Маленький коричневый клещ редкого вида впился как раз под левым соском, словно хотел проникнуть в сердце и уничтожить его. Температура, озноб, потеря сознания, судороги. Его ощущения тогда были похожи на ощущения корабля, попавшего в шторм, погружающегося на дно, снова всплывающего, просто ждущего того, когда же кончится эта болтанка. Он выжил, вопреки прогнозам врачей, хотя какие могут быть прогнозы? Именно сейчас, когда в мире творится что-то не совсем понятное. И главное, все делают вид, будто ничего не происходит и все остается по-прежнему. А прежнего то давно уже и нет. И нет даже четкой границы между тем, старым и этим новым бытием. Просто теперь все выглядит в мире не так, как раньше. Хотя внешне все нормально. Те же самые магазины, дома, города... Музыка? Вот, пожалуй, музыка немного изменилась. Даже попса приутихла со своими любовными историями, даже они теперь поют о внутриутробном мире, о поздних и ранних.
А в принципе, что такого страшного? Ну, сбились чуть-чуть биологические часы. Ну, стали рождаться дети в разные сроки. Он сам, наверное, из таких предвестников, когда-то и он родился шестимесячным. Хотя этот срок считается допустимым, и за ним не установили наблюдение, так просто для порядка поставили на учет у терапевта. А вот четырех-трехмесячных из больниц подолгу не отпускали, хотя они были вполне жизнеспособны. И самое странное, что внешне они были вполне сформировавшимися младенцами без жабр, перепонок и всяких других атавизмов. За ранними следили, а потом перестали, потому что их стало рождаться слишком много, впрочем, как и тех, кто сидел в материнской утробе и десять месяцев и больше.
Ранние и поздние дети. Чем-то ведь они отличались друг от друга? Говорили, что ранние умирают раньше, а поздние живут дольше. Но проверить это пока было невозможно. Потому что все эта чехарда началась не так давно, и поздние и ранние еще не достигли возраста своей дряхлости, чтобы можно было делать статистически радикальные выводы. А, впрочем, никто и не знал точно, когда это началось. Только так, примерно. Сначала были единичные случаи, а потом все чаще и чаще, все раньше и раньше или наоборот позже и позже.
Он сам когда-то был знаком с одной молоденькой девушкой из поздних. Она была худенькая, пугливая и неуверенная в себе. Она ему нравилась слегка, отвлеченно. А потом он узнал, что она встречается с его другом. И друг тоже был из поздних. Он родился на три месяца позже положенного срока. Вот он не был пугливым. Как раз наоборот, он был очень спокойным, и рассудительным сверх меры. На все он имел свою непоколебимую точку зрения. Скажем так, он был правильным. Он и женился на этой тоже почти правильной девушке, которая молчаливо соглашалась со всеми его догмами. Пришло время, и она родила ему одномесячного ребенка. Легко и просто.
Это был мальчик с ручками, ножками и со всеми другими деталями. От обычных младенцев его отличало то, что он легко умещался на ладони. И они тряслись над ним, боясь его потерять в самом буквальном смысле этого слова. В крошечный ротик этого ребенка не помещался сосок матери, и она сцеживала молоко в крохотную бутылочку. Но, кажется, мальчик не ел, и непонятно отчего он набирал вес. Потом этот мальчик вырос и стал таким же, как и все ребенком. Во всяком случае, внешне. И в школе он учился довольно хорошо. Но его отец отчего-то выглядел измученным. Он словно бы все время помнил об этой неправильности, которая нанесла разрушительный удар его догмам. Хотя в этом событии был некоторый положительный момент - рождение одномесячного сына сбило с него спесь, и он перестал поучать других людей о том, как правильно жить.
Кто-то пытался вести статистику, каких детей больше рождается поздних или ранних. Вроде бы, все сходились во мнении, что ранних, а поздние.... Они так и сидели еще в материнских чревах, словно затаившись, законсервировавшись. Ходили слухи про некоторых женщин, которые носили в своих животах детей по нескольку лет, а если им пытались сделать операции, то вроде бы дети умирали. Но опять же это были только слухи.
Поздние дети особо никого не беспокоили, они обычно рождались нормальных размеров. А вот ранние... В принципе, и к ним, к маленьким, начинали постепенно привыкать. Женщины даже находили некоторую прелесть в том обстоятельстве, что теперь такие дети не особо портили фигуру, не было осложнений при родах. Да и сами роды протекали почти безболезненно, и можно было рожать на дому. Не сказать, что это особо радовало медиков и, именно они начали придумывать всякие пугалки и страшилки.
Но люди привыкли и к этому, они привыкли ко всему привыкать. Многие ранние в сознательном возрасте соглашались на исследования, но в них не находили никаких генетических изменений. И вот в этом то и крылась загвоздка. Значит, кроме генов фенотипом человека управляло что-то еще?
Сейчас Святослав знал ответ на этот вопрос. И он не просто знал его, он видел. С тех пор как он стал отождествлять себя со Светом или, точнее сказать, с тех пор как он понял, что он и есть Свет. Он даже не понял, а вспомнил это. Он вспомнил то, о чем забыл почти на всю жизнь. Всю жизнь он шел за потребностями тела, вовлеченного в серые энергетические поля-потоки. Всю жизнь он пытался быть кем-то, и только сейчас он стал самим собой.
Святослав поднимался в лифте что-то уж слишком долго. Он усмехнулся своему нетерпению, и лифт тут же остановился. Как оказалось, всего лишь на пятом этаже. В лифт зашла женщина в домашнем халате под бурой шерстяной кофтой. Под мышкой у нее была зажата яркая рекламная газета.
-Вы наверх?- спросила она учительским голосом.
Он только кивнул, невольно погружаясь в поток ее незамысловатых мыслей о еде и о новых тапочках, постарался привычно отыскать присутствие Света в ее энергетике. В сером коконе едва угадывался слабый огонек, похожий на дрожащее пламя свечи. Святослав улыбнулся ему, раздвигая для него пространство. Щеки женщины разрумянились, она поправила волосы рукой, словно застеснявшись своего неприглядного вида. Лифт, наконец, остановился.
Квартира Святослава была на самом последнем этаже, выше находилась только дверь на техэтаж. Приятно было думать о том, что над его головой никто не ходит. Квартира, конечно, была так себе, без ремонта, да к тому же еще набитая всякими ненужными вещами.
Зайдя в комнату, Святослав привычно удивился своему прошлому боязливому и недальновидному «я». В шкафу висели костюмы, абсолютно безвкусные, сейчас он бы ни за что не купил такие. Каждый раз он собирался отнести их вниз к подъездной двери, на подарки бомжам и каждый раз « прошлое я» противно верещало в его животе о том, что этого нельзя делать. Оно распускало свои крохотные ручонки ребенка. Этот неразвитый энергетический младенец был настолько реален, что иногда Святослав ощущал в своем в животе мешок вроде матки, в котором сидит этот ребенок, не желающий рождаться. И не просто поздний ребенок, а пожизненный.
Свет зашел в тело Святослава, но ребенок остался, цепляясь за память прошлого, отягощенного какими-то дорогими телу эмоциями. Святослав вместе с ним вспоминал что-то, ощущая вроде бы тепло, но оно было какое-то чужое. Оно грело его, как позднее осеннее солнце греет лес. Чужие друг-другу лес и солнце.
Вот, кажется, в этом костюме, он сдавал экзамены в институт. А в том пошел на свидание со своей будущей женой. А в этом сером он встречал ее из роддома. Вроде бы тогда пахло свежими почками. Или деревья еще не распустились? Но точно было ветрено.
Он взял тогда сверток из рук жены, и это мгновение казалось волшебным, в нем было что-то неподвластное расчету. Один плюс один получался тоже один, кто-то другой, пришедший свыше.
Сын был непохож на Святослава, и родился он почти вовремя. Он был обычным ребенком без отклонений. Переболел, правда, некоторыми детскими болезнями, а в остальном особых хлопот не доставлял, и голова у него всегда работала хорошо, и выучился он сам, без посторонней помощи...
От семейной жизни у Святослава остались укороченные воспоминания. Помнится, ему всегда докучал быт. Квартира казалась тесной даже после того, как сын вырос и уехал учиться в другой город. А жена Лидия... Имя сейчас словно чужое... Она всегда страдала от отсутствия всяких разных вещей, от вечной неустроенности дешевых стен, обклеенных бумажными обоями. И потом была размолвка с женой, несколько нелепых романов. Он метался, пытаясь следовать каким-то принципам, правилам, идущим вразрез с желаниями. Кажется, он страдал. Страдал так, как может страдать спящий человек от неприятного сновидения. А оно и есть сновидение, это серое поле Ментала, диктующее, шепчущее всякие страхи, сомнения с одной единственной только целью - присосаться к человеку и пить, пить из него энергию-силу через эти открытые серые двери страха и сомнения.
Вот так почти всю жизнь он и проспал, подчиняясь этому коллективному полю, хотя вроде бы он и видел себя отдельной личностью. Но это было только внешнее отделение от других. Он просто был куском этой серой массы. Боже мой, как смешно. Сейчас ничего этого нет. Нет этих мыслей, страстей, разъедающих тело. Сейчас есть только квартира, окно, упирающееся в горизонт, заставленный домами. А потом не будет ни этого окна, ни горизонта. Природа приготовилась к рывку, и это очевидно.
Святослав поставил чайник на конфорку, открыл коробку с орехами, купленными на базаре у бабки с неожиданно - прозрачными глазами девушки. Опять перед ним возникло лицо жены. У нее тоже всегда были испуганные глаза девушки. У женщин обычно другие глаза, более умудренные жизнью, что ли.
- Почему же она побоялась родить еще хотя бы одного ребенка? Ведь у нас родился нормальный ребенок и другой был бы не хуже.
Он привычно зажмурился, и чувства понесли его к потокам пространства вариантов. Он не видел деталей. Были только ощущения и отдельные яркие кадры как в клипе, вехи-метки любви.
Он видел, как ведет за руку маленького сына, и тот поднимает на него глаза.... Ладонь теплая... А вокруг неуловимо прекрасный город, прячущийся в тени деревьев высоких и раскидистых. Город, в котором деревья главнее, чем дома. На стенах домов отпечатки теней от крон. Прикосновение свежего воздуха к лицу и ощущение безграничной веры в волшебное совершенство мира.
А потом в его руке оказалась рука девочки с большим бантом в светлых волосах. Пухлые губки, взгляд немного исподлобья. Так он себе и представлял свою не рожденную дочь. Несмотря на то, что она была ребенком, он ощущал ее мудрость, которую сам приобрел уже в зрелом возрасте. Он вел ее за руку, чтобы показать красоту этого мира. Она светилась, как и он легким ореолом, и лучи Света переплетались в ажурной тончайшей вязи пространства. Он опять видел, то, что знал.
Тот мир, в котором он живет – это мир детей. И совершенно не важно как, когда и откуда они появились. Все они были частичкой него, и в каждом тлел этот Свет, который он мог разжечь простым прикосновением любви. Серое поле Ментала вокруг начинало сгущаться в отдельные силуэты маленьких, серых, плачущих детей:
- И меня возьми за ручку. Я тоже хочу увидеть свет! И меня! И меня!
Грозный, всепожирающий Ментал выглядел просто капризным ребенком, изо всех сил, пытающимся вырасти. И Святослав улыбнулся ему ободрительно.
- Странное дело, я похож на вирус Света. Я пробуждаю Свет внутри людей. Экспансия... Вот она - долгожданная экспансия!
Он засмеялся счастливо и вышел на балкон. Сквозь щели старого остекления пробивался ветер. Он набрал номер телефона жены и послал смс
- Л. Я тебя л. Тв. С.
Он представил ее, подходящей к этому дому, он уже знал, что она не сердится. А разве можно было сердиться на Свет? Он видел, как светлым, теплым сиянием Свет заполняет ее изнутри. Входя в сердце, он растекается вместе с капиллярами и артериями по всему телу, отдавая ему необыкновенно радостную силу.
Эволюция... Совсем не важны размеры, каждой части Света. Важны размеры самого Света. И если все маленькое существо заполнено им, то оно уже готово родиться. Ему не нужны ни сохранность, ни защита, ни питание - все это ему дает Свет. Свет - это не только то, что внутри, но еще и то, что направлено во вне. Оно просто не может долго находиться внутри- оно должно выходить наружу. Так и должно было случиться. Ранние дети – это дети Света, хотя внешне они остаются детьми мам и пап.
И ему дано лицезреть мир, в который вошел Свет, и говорить о себе не «я», а «мы». Мы - это те, в которых Свет!
Так теперь и будет. Пока люди не готовы родиться, пока в них мало Света, они и не родятся, они попросту будут нежизнеспособны. Ведь в новом мире любви может выжить только человек Света…
Ветер был влажным, он нес запахи дождя с пасмурного легкого неба.
« И серый снег растает, уйдет в рассветный дым
И в птиц влетая стаю, ты станешь молодым…» Кто-то за стенкой включил музыку…
Из комнаты донесся резкий телефонный звонок. Святослав, с сожалением вернулся обратно, закрыв за собой балконную дверь.
-Слав, привет! Ты говорил, у тебя есть старые костюмы? Тут одна семейка нуждается.
Ему звонил старый приятель, который так и не перешел в разряд друзей. И сейчас Святослав ощутив, идущие от него легкое покалывание зависти и зуд любопытства, смог вытащить из его сознания даже несколько слов - мыслей типа:
-Почему он счастлив, он, наверное, знает какой-то секрет?
Святослав послал ему солнечный зайчик прямо в кремниевый шарик под сердцем. Шарик ожил, засветился, принимая волны Света из Вселенной. Поток зависти стал ослабевать, утих и зуд любопытства. Святослав увидел что-то похожее на полярное сияние. Трубка замолкла, пауза зависла на длинные полминуты, и приятель, слегка сбиваясь на волнение, выдал:
- Знаешь, давно хотел тебе сказать, да как-то все забывал. Я вот еще с детства мечтаю побродить по тундре. Ты как относишься к экстремальному отдыху? Может, составишь мне компанию?
- С удовольствием. Но не сейчас. Я хочу дома сделать ремонт, у меня Лидия возвращается.
- Лидия? Вы снова будете вместе?
- Мы и сейчас вместе.
- Ну, хорошо. Делай ремонт. Потом, как освободишься - звони.
- Постой, а костюмы?
- Какие костюмы?
- Мои старые костюмы Ты говорил, они кому-то нужны...
- Да, да. Костюмы... Я заеду на днях.
Приятель поспешно повесил трубку, словно боясь упустить то яркое, что вошло в него во время разговора.
Сияние искрилось и переливалось оттенками радуги, рождая в подсознании приятеля странное, завораживающее спокойствие. Это Святослав ощущал вместе с ним. Оно сейчас как вольтова дуга соединяло их души в нечто прекрасное и общее - имя которому Свет.
«Свет вошел в это тело слишком поздно. Оно уже успело к этому времени поистрепаться. Да и как тут не истрепаться, если оно служило пищей серому ментальному полю. Ментальное поле было полем всех желудочных мозгов, которые просили только одного- еды. Кроме материи едой для них была энергия притушенного Света. Яркий Свет имел слишком высокие вибрации любви, и Ментал всякими уловками преобразовывал его в энергию низких вибраций через все формы страха и раздражения. Желудочный мозг создал над телом серый энергококон. В кокон Свет мог заходить только тонким лучом. И Ментал, дрожа от нетерпения, пил ослабленный Свет, деформируемый страхом. А когда Свет вошел во все тело, оно перестало излучать страх, и тогда Менталу стало нечем питаться. И чем больше становилось людей Света, тем меньше оставалось пищи для Ментала. В конце-концов он съел самого себя».
- Когда-нибудь я расскажу эту сказку детям. И они даже не скажут, что это страшная сказка. Они ее просто перескажут по-другому:
« В одном мире жило много маленьких, сереньких деток и они очень хотели вырасти и стать светлыми и красивыми. Чтобы стать красивыми и светлыми, им надо было впустить в себя Свет. Но детям было страшно его в себя впускать, потому что он был слишком горячим, и мог сжечь их. Они закрывались от Света навесами и крышами, и тогда в них входила Тень. Она не давала им возможности вырасти, и дети плакали, не зная, что делать. И однажды один мальчик решил ради всех детей впустить в себя Свет, чтобы поговорить с ним и попросить его не быть таким горячим. Он вышел из-под крыш и навесов прямо в слепящие лучи с улыбкой отваги и решимости. Он приготовился сгореть, но Свет вошел в него ласковыми лучами, совсем не обжигая его. И мальчик тут же вырос и стал красивым. И, глядя на это, все серые дети выскочили навстречу Свету, и мир серых детей перестал существовать. Теперь это был новый, прекрасный мир детей Света»
- Похоже на сказку о Прометее, - подумал Святослав.
Он прислушался к своему желудку. Тот попросил чего-нибудь сладкого в утешение за костюмы, которые Святослав все-таки решил отдать. Чай, хлеб с маслом и с сахаром - больше ничего подходящего в своих запасах Святослав не нашел. Надо уже было приучать желудок к тому, чтобы он брал энергию не только из пищи, но и от Солнца.
- Взрослеть пора, маленький, - улыбнулся ему Святослав...
Солнце медленно скатывалось за горизонт, перекрытый домами. На небе зажигались первые звезды, они входили в зрачки, они проникали в тело своими лучами, пролетевшими сквозь немыслимые расстояния Вселенной.