Была весна, и почки распускались,
И бешенство не капало из глаз;
В наивнейших грехах пред небом каясь,
Любим любимой, счастлив без прикрас,
Я был уж обречён...
Про весну и почки - брехня. Тогда был Новый Год на носу. Мы целовались взасос и лапали друг друга за попки прямо в троллейбусе, возле замороженного окна, среди отводящих укоризненные взоры среднестатистических граждан. Она была девственницей. Я - не очень. Мы только что решили, наконец, переспать. Это будет красиво, мы так решили: с шампанским, шоколадками и тяжёлым блюзом. Мы шептали в уши друг другу жаркую чепуху. Она меня называла "Серёжа", Я её - "Леночка". Пассажиры троллейбуса трясли губами в намёке на ухмылку. Пиво бродило средь наших извилин, заставляя шататься мир вокруг. И всё у меня было, как у коня, и даже пошевеливалось само собой. Леночка стиснула "всё" ласковыми пальчиками. Взгляды пассажиров застучали по нам и мимо, как пули пьяных снайперов... Чёртовы небеса, щща кончу!
Она отпрянула. Отодвинулась, отвернулась, сжав поручень теми пальцами, которыми...
"Ты чо, ну, ты чо?" - прильнул я к ней.
Она отстранила меня, шепнув, что мы-де в транспорте, в общественном, и негоже, мол, это самое, нда, блин...
Всё обвяло, яйца заболели. Пиво хлынуло из мозгов прямо в мочевой пузырь, и захотел я по малой нужде. Сильно захотел, мягко говоря. Пузырь раздулся, как новогодний шарик. Скорчился я перед Леночкой, а вокруг - троллейбус. Ох, ты ж, ё-моё! Беда.
Двери распахнулись, и я выбросился на морозец, как десантник из вертолёта над вражеской территорией. Приземлился, побежал, лавируя между пешеходами в поисках подворотни. Нашёл! Ширинка была расстёгнута… - ещё когда десантировался. Оружие к бою! Огонь!.. По серому бетону расплылось пятно, пыхнуло густым паром. Из нутра вырвался торжествующий вопль-стон. А сзади - Пятнистые. Влип, десантник: подворотня-то оказалась аккурат напротив вольеров для индивидуумов, портретами своих личностей выпирающих за рамки традиционных устоев общественного жития-бытия.
В зарешёченном "допроснике" у меня как-то легко и вольно завязалась с двумя волосатыми оборотнями дискуссия о преимуществах и привилегиях животных перед человеком.
"Ты, зёма, не юли! - рычали они весело. - Кошке можно ссыкать? Можно! А тебе - хрен! Стало быть, животное лучше тебя, ежели её моча не оскорбительна для общества? Ась?"
"Блин!.. - махнул я. - Дык ведь это... Да!"
"Ур-р-ра!" - взвыли мы хором.
От них разило анашой, свободой и смертью. Чем больше - не разобрать. А в тёмном углу копошилось что-то, копошилось-копошилось да и выдало на-гора:
"Человек - есть животное тоже".
"Кто спорит?! - заорали мы. - Ты кто, зёма, как тя кличут?!"
"Витёк", - пробурчало из угла.
"Витёк?" - переспросили мы.
"Вовчик... или..." - буркнуло оттуда.
"Джиг!" - представился один волосатый.
"Жаба!" - хмыкнул второй.
"Лис! - кивнул я и спросил в тёмный угол: - А по жизни ты кто, Витёк или Вовчик?"
"Реставратор я... Распятого и всех его подельников это... раставрирую..."
"Удачи тебе!!!" - взвыли мы страшно.
Потом нас помутузили спец-дубинками и отпустили. И был рок-н-ролл на горле тишины; шмаль-дурь-дрянь курилась; развязные девочки присаживались на колени, жаркой влагой промокали их трусики; сивуха текла рекой, дымился кофе, тлели сигары; чуть не до визга взмывали к потолку споры о том о сём... Потом - блюстители в дверь, и понеслось...