Южный берег Крыма -- это густая зелень, густо-синее море с сизо-седыми гребнями волн, пляж, сплошь устланный загорелыми телами, раскаленная галька. Стоявшие рядами вплотную друг другу серые шершавые деревянные лежаки, приходилось занимать уже с раннего утра. Тесно было и в море, особенно у берега, люди купались, плавали совсем близко друг от друга, на расстоянии вытянутой руки. Удавалось побывать и на малообжитых участках пляжа в Симеизе, в Голубом заливе, усесться за большими валунами и там часами читать или заниматься рукоделием...
Коктебель запомнился предгорьем Кара-Дага, выжженным рыжим, поросшим колючками, и небольшими теплыми морскими бухточками с разноцветной рыже-розовой галькой. Там собирали сердолики, искали плоские камни с дырочкой посредине -- "куриного бога" -- амулет на счастье. В Крыму было множество достопримечательностей: в Коктебеле -- дом-музей Максимилиана Волошина, в Феодосии -- картинная галерея певца морской стихии Ивана Айвазовского, в Ялте -- Ливадийский дворец, дом-музей Чехова... Все это и сейчас живо в памяти. В Алупке на фоне величественной вершины горы Ай-Петри - строгий серый Воронцовский дворец в английском стиле. Во дворце были светлые парадные залы, натертый до блеска узорчатый паркет, белоснежные скульптуры, картинная галерея. Оттуда спускались к морю по ухоженным и пахнущим лавром аллеям парка, среди кипарисов, пальм и благоухающих роз. Парк в Алупке был большой с множеством живописных уголков; в тени деревьев, в большом пруду медленно и торжественно плавали черные лебеди.
В Ялте я любила бродить по рынку, там всего было в изобилии: зелень, овощи, сочные груши дюшес, бархатистые румяные персики, виноград дамские пальчики, кроваво-красные гранаты. Фрукты отправляли домой по почте в фанерных ящичках. В ресторанах, в ларьках и просто на открытых площадках с аппетитом ели шашлыки, люля-кебаб, купаты. Пили дешевое легкое вино из бочек "в разлив". По сухим, каменистым улицам Ялты шли в гору или под гору, мимо серых старинных южных особняков и маленьких выбеленных домиков. Из-за заборов свисали ветви инжира со зрелыми сладкими плодами, виноградные грозди. Пахло жареной рыбой, чесноком: в маленьких двориках под открытым небом готовили еду. Август и сентябрь были излюбленным временем в Крыму, дни все еще были солнечными, а вечера уже прохладными, и море начинало штормить, становилось темно-серым, свинцовым, какого-то килечного цвета. Вечерняя Ялта, если глядеть на нее сверху, с горы, напоминала огромную, сверкающую огнями, рождественскую елку.
На Черноморском побережье Кавказа -- в Сочи, Гаграх до поздней осени было знойно и влажно, то и дело шли дожди, обрушиваясь водопадом, сплошной водяной стеной. Вдоль берегов Черного моря курсировали большие роскошные по тем временам пассажирские теплоходы, конфискованные у Германии. Их прежние названия - "Адольф Гитлер", "Герман Геринг" исчезли и вместо них появились "Победа", "Россия", "Украина", "Грузия". Они были элегантно отделаны изнутри под дуб, бело-золотые и темно-коричневые, с комфортабельными каютами, просторными палубами, плавательными бассейнами. В ресторанах теплоходов столики были постоянно заняты, в дверях стояла очередь. Мне запомнилась теплая южная ночь на палубе: за бортом таинственная глубина моря, небо темное в звездах, и звучит негромкая музыка -- кто-то в просторном салоне на белом рояле играет полонез Огинского...
Теплоходы шли из Батуми в Одессу. Одесса - гостеприимная, по-женски привлекательная и близкая, так колоритно описанная Паустовским, Бабелем, Багрицким, Катаевым - со знакомыми названиями Дерибасовская, Соборная площадь, Малая Арнаутская, кафе Фанкони, гостиницы "Лондонская", "Красная". Здание оперного театра , как утверждали одесситы, "красивейшее в мире". Вблизи морского порта располагалась знаменитая музыкальная школа имени Петра Столярского - "школа имени мине", как называл ее основатель. Таблички на стенах одесских домов извещали: "Дамский парикмахер. Крупные локоны", "Плиссе-гофре - за углом". Какой-то одесский хохмач придумал и такой текст рекламы:
Если хочешь сил моральных и физических сберечь,
Пейте соков натуральных, укрепляет грудь и плеч!
На Куяльнике, большом лимане под Одессой, вблизи знаменитых катакомб, располагалась старинная кирпичная грязелечебница. Лиманные грязи были целебными, вода в лимане соленая до горечи. Специфические одесские морские пляжи, особый колорит южного города с открытой жизнью на улице, перед домами, в тени акаций. Яркие, красивые, нарядно одетые женщины, великолепный одесский акцент, напевные интонации, радостное приветствие "Ой, здрасьте!" Одесса обладала особой аурой, той, о которой пел Леонид Утесов певец Черного моря, Одессы:
Есть город, который я вижу во сне,
О, если б вы знали, как дорог,
У Чёрного моря явившийся мне,
В цветущих акациях город...
Песню "Ты одессит, Мишка, а это значит, что не страшны тебе ни горе, ни беда...", а заодно и чье-то залихватское "Мишка-Мишка, где твоя улыбка?" исполняли во всех ресторанах страны. Вообще, все связанное тогда с Одессой было легким, музыкальным, поэтическим, юмористическим. Коренные одесситы с гордостью и мягким плутовством утверждали: "в Одессе есть таких вещей, которых нет ни в одних других городов..." И это было правдой. Непревзойденной была одесская оперетта, ее солист Михаил Водяной. На Привозе - знаменитом одесском рынке - огромный выбор всевозможной рыбы: гигантский белоснежный палтус, связки бычков, тюлька, скумбрия, кефаль... Там же продавали заграничную одежду и обувь, старые вещи, всевозможные мелочи. Торговки громко расхваливали свой товар, зазывали покупателей, обращаясь к женщинам "мамочка", "дамочка"...
Впервые я попала в Одессу в начале пятидесятых прошлого века. Там, в центре города, в прохладных темноватых квартирах, выделенных из старых больших коммуналок жили многочисленные родственники моего первого мужа, коренные, потомственные одесситы. Начищенная до блеска темная мебель, широкие диваны с валиками, на стенах немецкие ковры с оленями, на буфете и полочках множество фарфоровых и металлических безделушек. Принимали гостеприимно, с достоинством, еду подавали на добротной посуде, как правило, икру из баклажан - "синеньких", сладкие перцы, фаршированные морковью и помидорами, жареную скумбрию, кефаль. Я побывала и на шумной одесской свадьбе. Было много смеха, шуток, были музыка и пляски. В моде был танец «молдаванеска», и я с радостью его тогда осваивала.
А когда полвека спустя я по воле случая попала в квартиру одесситов в Квинсе ( Нью Йорк), то неожиданно ощутила ту, давнюю ауру приморского чуда – Одессы. Фарфоровые безделушки на полочках, особое одесское гостеприимство, интонации…