В ПУТИ

Людмила Козлова Кузнецова
Сегодня мне повезло – дали билет на второе место, значит, буду  сидеть почти рядом с водителем. Вольный обзор окрестностей через лобовое стекло,  асфальтовое полотно, убегающее вдаль, встречный поток автомобилей, сосновые и берёзовые  рощи, разрезанные гудящей трассой -  весь мир перед глазами. Но пока … пока мы движемся в  лабиринте тесных улиц – Красноармейский проспект, Комсомольский, Профинтерна,  Восьмого  Марта, куда-то налево, направо, вперёд и снова  направо. 
Незаметно и плавно  спускаемся  к  мосту через Обь. Идём в его тесных железных объятиях – с обеих сторон  многотонные фермы  ограждений, гул двухстороннего потока машин. Слева издалека видна оранжевая форменная куртка – прижавшись к  парапету,  действует деревянной лопатой  женщина. Она откидывает снег, прибитый ходом автомобилей   к границе проезжей части. Железный гул моста, разнокалиберный  ток машин, выхлопные газы  - всё это в  полуметре от её рук, ног, головы. 
Если мысленно перенестись в её тело, можно почувствовать неуют металлического плена – холод громадного сооружения и  рычащего, фыркающего  потока металла в телах машин. Женщина работает, медленно продвигаясь вдоль парапета. Автобус проходит мимо, оставляя её позади в клубах  снега и  пара. Мы удалились от моста, нас сопровождают иные картины – поля, покрытые снегом, кружевные березки на обочинах, а я всё не могу  стереть  из памяти этого оранжевого призрака с женским лицом и  деревянной лопатой наперевес. Это образ войны за выживание. Образ женский. 
Там, на этом  ледяном мосту,  никак не помещается  образ крепкого мужчины. Они, эти крепкие, где-то в других местах – в ресторанах, где отблески  огней играют в бокале вина. Они там – в  каменных дворцах с  тёплыми светящимися паркетами и резными окнами.  Они, кидая летучие стрелы Амура, садятся в лимузины рядом с поражёнными в самое сердце красавицами. Все крепкие мужчины живут где-то на юге, у моря,  в цветах магнолий и олеандров.
Автобус мчится дальше и дальше, преодолевая  напор встречного  ветра. Степной бродяга, ноябрьский ветер, свистит в каких-то неизвестных щелях, подвывая и  что-то выговаривая – похоже на  детский лепет на неведомом  языке. Порою кажется, что  этот мифический ребёнок  всё зовёт ту самую женщину, всё жалуется  на одиночество и  плачет о том, как ему не хватает её  надёжных рук и горячего сердца.  Образ  женщины на мосту и плач  ветра сливаются воедино  и разбиваются о лобовое стекло – оно  всё  в  слезах.  Слёзы  откатываются и откатываются, расплющиваясь  и  размазываясь по сторонам.  Россия, Сибирь, ХХI век.