Счастье неговорливо - глава 11

Дмитрий Белый
Ф.И.О. автора: Белый Дмитрий Сергеевич.
Название произведения:   «Счастье неговорливо».
Жанр:   любовный роман/современная проза.
Объем:   8-мь авторских листов.


Посвящается K.S.


Аннотация:
    Главному герою книги через полтора года исполнится тридцать лет. Он живет в Москве. Его работа скучна и однообразна. Жизнь вяло, в полудреме проходит мимо. Внутри него - пустота. Он мечтает написать роман, но все попытки оказываются бесплодными. До того дня, когда он посмотрит тот самый фильм…
    Представленная вниманию читателя книга пропитана юмором, красивыми образами и самыми настоящими, неигрушечными чувствами. Прочитав роман до конца, вы узнаете, как важно порой сделать правильный выбор. Тем более, когда вариантов всего лишь два: найти или потерять.





Глава 11


     Моя новая жизнь с каждым днем нравилась мне все больше и больше.
     Я начал заниматься скалолазанием (циклическим уговорам Пети противостоять было невозможно). Во время занятий я часто соскальзывал со стены, на которую взбирался под неизменно насмешливым взглядом своего верного друга. Летел вниз… и нет, конечно, не разбивался. Иначе кто бы продолжал писать эти строки и надоедать вам своими откровениями? На небольшом расстоянии от пола я зависал на страховочном тросе и с трудом проглатывал столь невкусный Петин смех. Мой «друг» прямо-таки содрогался в хохотательном экстазе, опытный и уверенный в себе скалолаз, простите, ржал над неуклюжим новичком, но благодаря произошедшим во мне переменам я убеждал себя не злиться и вновь лез на стену. Когда мне удавалось проделать весь путь до конца, я смотрел на Петю с высоты потолка и, дразня, ехидно махал рукой.
     Но это еще не все! Неожиданно для самого себя я стал лепить вазы. Да, мне тоже сначала показалось, что это занятие не вполне мужское (хотя читал, что мастеров-мужчин, занимающихся лепкой из глины, довольно много). Но пробуя создать из пригодного материала некоторое подобие бронтозавра, я столкнулся лицом к лицу с одной обидной мыслью: «Лепить из глины динозавра – занятие, которое стоит порекомендовать еще не состоявшимся самоубийцам. К тому времени, когда они закончат сей креативный процесс им точно не придется вновь задумываться о насильственной смерти. Достаточно будет еще чуть-чуть подождать смерти естественной». Таким образом пара неудавшихся попыток привела меня к идее слепить вазу, а динозавры должны были немного подождать. Хотя с другой стороны они же вымерли. Зачем их вообще было лепить-то? Неудачников.
     И я закупал в детских магазинах уже готовую для опытов глину и лепил: мял тягучий материал руками, удалял лишний специальным приспособлением - стеком, присоединял мелкие детали к крупному телу будущей вазы, сглаживал глиняную поверхность, заделывал мелкие трещинки шликером и мокрой поролоновой губкой, высушивал готовое изделие в течение двух недель и напоследок обжигал его на костре в том же самом лесу, рядом с моим домом (надеюсь, вы не донесете на меня в милицию). Вазы, пережившие все этапы изготовления (а уцелевших было немного), я раскрашивал масляными красками. Получалось очень импрессионично.
     Мое поведение на работе подверглось столь же разительным переменам. Дело в том, что во время плановых совещаний я стал намного активнее высказывать свою точку зрения на те или иные внутрифирменные проблемы. Вновь обретенный энтузиазм наполнял меня беспредельной уверенностью. Не все мои замечания нравились директору, а поэтому мы стали частенько спорить и ругаться с ним. Он не увольнял меня, наверное, все-таки ценил, ведь мы проработали вместе целых пять лет. Да и к тому же не всем моим мыслям он откручивал бошки: огрызался, спорил до последнего, но иногда всё же соглашался со мной. Не словесно, нет. Я только случайно через некоторое время узнавал то от одного сотрудника нашей фирмы, то от другого, что Николай Михайлович, мол, сделал то или не сделал это, что никто от него подобного не ожидал, а результаты оказались первосортными.
     За прошедшие несколько недель я успел не только полазить по отвесным стенам и поругаться с начальством, а научился готовить чиз-кейк (как прорецензировали мои друзья, «несравненный»), посетил десяток музыкальных концертов, обменял старую машину на новую (немцам из концерна BMW: «Привет!»). Я приобрел новейший синтезатор Korg, с трудом вместившийся в одну из комнат моей квартиры. На нем я сочинил несколько новых песен. Я написал парочку щегольских рассказов, поднял выручку компании и даже помирился с главным бухгалтером нашей фирмы Верой Степановной, с которой до этого нас связывали в полную силу натянутые отношения.
     Как же мне удавалось достигать успеха в порой абсолютно противоречащих друг другу сферах моей жизни, спросите вы? Не знаю. А был ли у меня выбор? Мне нужно было зарабатывать деньги, чтобы держаться на плаву, а еще лучше не просто держаться, а уверенно плыть на какой-нибудь носастой яхте. Плыть вперед, наслаждаясь свободой, и под недюжинными порывами ветра не капитулировать перед стихией, а издевательски чесать ее против шерсти, успевая при этом хоть разок да насмешливо щипнуть за мягкое место. Мои творческие изыскания происходили только на найденном то тут, то там островке свободного времени, островке, который стремительно уходил под воду и вынуждал меня плыть дальше в поисках следующего клочка земли. И я плыл, причаливал у очередного острова, размеры которого были сопоставимы с размером родинки на теле человека, вступал на жаркий песок, доходил до середины материка и присаживался на землю перед появлявшимся из ниоткуда ветвистым дубом. Дерево по обыкновению играло листвой в футбол при судействе всюду поспевавшего ветра. Я раскрывал блокнот и продолжал писать, а слова ложились на бумагу красивым и изысканным слогом. Дуб олицетворял собой мое вдохновение, и в тени его ветвей мне становилось легко писать, становилось легко болеть словами, их смыслом, смыслом гроздей из слов.
     Подобным образом проходили дни один за другим. И куда бы я ни шел, что бы ни делал, меня повсюду сопровождала она. Иногда я откидывался в кресле - кончик ручки у меня во рту - и думал о ней. Писал уже не чернилами, а мыслями и образами в голове. Она сидела на стуле, забросив одну ногу на другую, ее локоть опирался на стоящий рядышком стол, большой палец этой же руки поддерживал нежный подбородок, а указательный показывал куда-то вверх, в потолок. Другая ее рука покоилась на изящненькой коленке, спрятанной от прикосновений черной, полупрозрачной тканью колготок. Мини-юбка старательно скрывала бедра, а серая кофточка соприкасалась с кончиками волос, измалеванными в лунном свете (я представлял ее сидящей рядом с окном). Ее зеленые глаза смотрели на меня в упор, задавая немой вопрос, на который я не готов был дать ответа, но я не готов был жить дальше без взгляда этих фосфоресцирующих глаз. Да! На все вопросы у меня был только один вариант ответа. И руки ее шевеление или смешливый кивок ножки лишь разжигали мою страсть. Я тонул в зеленом. Нет, точнее так: тонул в околдовавших, сводящих меня с ума переливах зеленого.
С того момента как я «встретил» ее, прошло пять недель. Пять недель как родился новый человек, родился новый мир вокруг него. Ошметки старого разбросало по отдаленным отсекам моей памяти.
     Да! Вот, что я вам скажу. Жизнь полна смысла лишь тогда, когда ты занимаешься любимым делом, когда это столь важное дело в твоей жизни существует. Когда жизнь наполнена мечтами, и их нужно воплощать в реальность. Воплощать во что бы то ни стало. И когда в твоей жизни есть кто-то, при одной мысли о ком, ты забываешь, что по воде нельзя ходить. Прозябая в суете бесконечных дней, наполненных отсутствием смысла, лишь
необходимостью проснуться, поработать, убить время и уснуть, можно вычеркнуть себя со страниц книги жизни. Жизнь обожает наши зрелые, вдохновенные поступки, наши простые человеческие чувства, попытки взлететь и слезы, которыми уже можно было затопить весь этот мир. Но эти слезы лишь подтверждение того, что ты существуешь, что в твоей жизни есть вещи, которым ты вверил столь важный для себя смысл. И наша радость не имеет границ тогда, когда не имеет границ наше сердце. Да-да! Наш мир необъятен, но мы так мечтаем его обнять: обнять и понять, что смысл всех наших действий, наполненных смыслом, – это заключить в объятие.