фото 2010 года
Н.М.Брандис и её дочери
ПАРАПСИХОЗ
Родители Юрки Когана вернулись в Ленинград в конце войны, весной сорок пятого. Отец, в те годы строил самолеты,в основном знаменитые ЯКи, на фронт его не взяли, "Ты нам тут нужен!", и вскоре, вместе с семьей и заводом, эвакуировали в Новосибирск. Тоже не сахар, того нет, сего нет, тесно жутко. Но не фронт, даже и сравнивать нечего. Ну, а когда вернулись, родился Юрка. Был он уже третьем мужичком, первые много старше, один на восемь лет, другой - на десять. Плюс дед с ними жил, папа, получилось много, маме приходилось крутиться целыми днями. Расписание у всех разное, надо накормить, проводить, встретить, а ещё магазины, готовка, стирка, бытовуха. Сорванцы ещё те, мальчишки уже большие, у среднего в школе проблемы, то дырка где-нибудь, то ранка или ещё что-то случится, всяко бывало. Юрка забот добавил и немало. Времена тяжелые, еды мало, одежды нет, денег нет, иди прокорми такую ораву. Мама работать не могла, на кого всё это бросишь, и всю жизнь об этом жалела. Общественница была большая, ответственный квартиросъёмщик (звучит!), в советы всякие входила, в общем самореализовалась.
Жили в обычной ленинградской коммуналке тех лет, громадный дом,пять этажей, большие и страшные подвал и чердак. Построен капитально,стены в три кирпича, парадные с атлантами, по периметру треугольник, фасадом на Матвеевскую улицу выходил, её переименовали потом в одного деятеля, а ещё позже, в самого бессмертного. Две другие стороны образовывали маленькие улочки, на месте стыка которых, был "козий двор", а на самом деле - небольшой пустырь, где сушили бельё, играли в домино, стол стоял для настольного тенниса, был "пыльник" - это место для футбола между гаражами. Много детей там выросло и Юрка часами с ними играл, кое-чему научился, в пинг-понг, футбол, а вот по крышам не бегал, не нравилось. А "козий двор" назвали потому что до того как в конце девятнадцатого века этот дом построили, там коз пасли. Кто это сейчас помнит, да и двора уже нет, дом недавно достроили и теперь это полный периметр треугольника, правда, стиль сохранили. На улицах лежал булыжник, по Матвееевской ходил трамвай, вернее два номера, третий и тридцать первый. Трамваи двухвагонные, громадные, грохот стоял ужасный. У них как раз часть окон комнаты туда выходили, да ещё второй этаж, да летом, когда всё открыто, ничего не слышно, можно даже орать, сколько раз проверяли.
В доходном доме было несколько царских, без кавычек, парадных входа,громадные, все из мрамора, со скульптурами, лестницы широченные, перила из красного дерева, как в хороших музеях. Черные лестницы гораздо скромнее и
предназначались в основном для хозяйственных работ, белье повесить на чердаке или принести чего-нибудь из подвала, чаще всего дрова для печки, детей выпускали в закрытый садик погулять.
Бывшая генеральская квартира, после войны 8 семей жило, человек двадцать, один туалет, бездействующая ванна, на кухне по столику с примусом, коридор длинный-длинный, дети на велосипедах катались. Вообще-то хорошая квартира для генерала была. Их комната, бывший танцевальный зал, аж на сорок метров светла и прекрасна. Угловая, два громадных итальянских окна высотой под два метра на фасадной стене и два окна такой же высоте, но в двое уже выходили на начало внутреннего дворика, дубовый паркет, Юрка на нем немало поработал.Все окна двойные, пока не было холодильников, зимой продукты между ставен хранили.
Очень красивая была и детская комната, с большим балконом, совершенно безопасным из-за черных чугунных решеток. Даже две комнаты для прислуги. Это надо такое придумать! Одна комната за детской для бонн всяких, а вторая, за кухней, для кухарского сословия. Ну ничего, при советской власти вместо бонны трое жили, а за кухней, то есть вход через кухню, тетка одна разместилась, 6 квадратных метров, окно во всю стенку, оно на Матвеевскую выходило, а стало быть на трамваи. Противоположная стена примыкала к туалету. Жила ... Человеком она была хорошим, тихая, интеллигентная, видимо где-то настрадалась, с Юриком маленьким играла, книжки читала, а потом пропала. Там сделали что-то типа кладовки общей, хранили всякую снедь, кто что хотел. Довольно дружно жили, хотя бывали и скандалы, но редко. Помогали друг другу, вместе горевали, вместе радовались. Во всяком случае, Юрка узнал что он какой-то не такой позже, уже в школе, в журнале у училки увидел, но особого значения этому не придал, как и много чему другому по малолетству.
Ну родился в Ленинграде, подумаешь?! Кто-то в Париже родился, в Бразилии или, например, на Береге слоновой кости. Это потом он уже будет гордиться, что коренной ленинградец, что в Эрмитаж греться ходил, в Петродворце сто раз был и много чего такого видел, о чём в справочниках и путеводителях написано, Потом, в 47 лет, уехав на землю обетованную, долго не мог забыть красот этого города, стати и чего-то особенного, что объяснить никак нельзя. Отметим также на полях, что в новой России всё вернулось на круги своя и теперь в бывшей коммуналке снова живет одна семья, а вместо домоуправления и детского садика сделали большое кафе "а ля Европа".
Юрка всегда любил потрепаться, но самое главное для него – быть в центре внимания. Тут приходило вдохновение, он начинал говорить и рассказывать, со смаком, со всякими подробностями, длинно, сложно, явно гордясь собой, что всё, это случилось с ним, а не с кем-нибудь ещё. Часто ему не верили, говорили: "Да ладно!", "Ну хватит!" или что-нибудь в этом роде. Так не верили, что один дед был купец первой гильдии, другой в царской армии много-много лет служил. Это при этаких именах и фамилиях, а особенно, отчествах. Они, и правда, сильно подкачали. По линии отца родословная шла корнями через Белосток, Польшу в Португалию, мамины папа и мама из Вильно, а как там их предки оказались неизвестно. Потом не верили, что он ни одного слова на идиш не знает. Какой там идиш в Ленинграде!? Ты только к синагоге подходишь, а тебя на фотку и на следующей день уже вопросы в деканате о любви к Родине и социализму.
Ну а пока маленький Юрочка впитывает основы общественного бытия, ходит хвостиком за старшими братьями. Надо сказать, возились они с ним немало, то на футбол возьмут, то метро посмотреть, в шахматы научили играть, ну цапались тоже, как без этого. За год, когда вождь всех народов умер, Юра в школу пошёл и в кружок шахматный записался в Дом Пионеров. Школа, как школа, близко от дома, но только для мальчиков, а девчонки учились на соседней улице, хотя знакомы были между собой, жили в одном доме или в соседних.
Довольно скоро стало ясно, что с терпением у Юрасика не очень и всякое там чистописание не его стиль. Особенно если перья надо менять, писать с нажимом, отчего чернильная линия то толще, то уже. Лучше на спортплощадку за школой, обязательно мяч, и уже неважно, ногой, рукой, играть, играть и играть. А если зрители появлялись, сил становилось гораздо больше и Юрке иногда казалось, что он не бегает, а летает, даже парит, выбирая лучшее решение и остановить его невозможно.
С уроками тоже не очень пошло. Потом Юрка оправдывался, что дескать, так сложилось, условия не очень, но это ерунда, его старший брат только из-за нежелания районного отдела образования не получил серебряную медаль. Дело в том, что танцзал в сорок квадратных метра поделили на части. Потолки были высоченные, почти три с половиной метра, лепнина в центре и по углам, перегородки сделали из двух слоёв фанеры, а между ними насыпали уголь. Но перегородки до потолка не доходили, примерно сантиметров на двадцать, пожарники не разрешали. Так все смеялись: "Ничего не видно, но всё слышно !".
В одной из комнат, которой досталось одно большое итальянское окно, спали родители и Юра на маленьком диванчике, на ночь его придвигали к родительской кровати, чтобы не упал. В другой, совсем маленькой, метров шесть,зато с двумя окнами, большим и маленьким обитали дедушка и старший брат, а в столовой, метров двадцать и с одним маленьким окном нашли место для среднего. Там стояли громадный буфет со всем на свете, пара солидных кресел, книжный шкаф и большой суконный диван с валиками. В одном из углов круглая печка и вокруг неё каждый год суета, купить хорошие дрова, но подешевле, береза, осина, пилили и кололи их сами, внизу в подвале. У каждого свой сарай, Юрке в подвале страшновато было, он рано начал маме помогать и быстро стал по линии дров главным. Ещё он с мамой на чердак ходил, там бельё сушили, тоже не самое лучшее место на свете, но мальчишка, страшно, а интересно.
В столовой стоял большой стол, на нем всякая домашняя утварь, кастрюли, тарелки, хлебница, почти всегда кто-то ел. В тоже время это был стол для уроков, загибалась клеенка, каждый раз по-разному, в зависимости от количества и размеров кастрюлек и посуды, и вперед, с нажимом или без. Не очень это дело Юрка любил, завидовал знакомым мальчишкам со своими столами, а у некоторых даже свои комнаты были.
По мальчиковым делам его не обижали. С главными хулиганами он в футбол-баскетбол гонял, играл хорошо, его за это уважали, был рослый, в 3-4 классах даже самым высоким считался, ну и защита была, сначала братья старшие, потом сосед по квартире, все об этом знали, не связывались, а он сам не задирался. Юрка очень любил участвовать в разных соревнованиях, в основном по баскетболу. То между классами, чемпионат школы, первенство района. Где-то в шестом классе даже на город вышли. В те дни Юрка плохо спал, собирался загодя, у него был маленький фибровый чемоданчик, форму гладил, кеды вьетнамские (папа из Москвы привозил) хранились в отдельном мешочке. Провалились, поддержки в школе никакой, тренер чуть постарше игроков. Ничего просто так не бывает, но Юрку в "Динамо" звали, а студентом он за сборную института играл, правда за третью команду, расти быстро перестал и был низковат среди гигантов.
С шахматами нелепо получилось. Мальчик начал играть рано, подавал надежды, разряды поднимались, но тут на Юркину голову пришёл в кружок будущий чемпион мира, он тогда во Дворце пионеров на Фонтанке тренировался. Будущий чемпион был всего лет на пять старше, но уже сеансы одновременной игры давал. Ну и у них тоже, чего-то там рассказал, варианты показал, а на закуску – сеанс, человек на сорок. Юра играл-играл, а потом решил, что если у такого сильного шахматиста убрать, как бы нечаянно, с доски ладью, она в углу, на краю доски стоит, мастер и так выиграет у семилетки. Будущий чемпион заметил пропажу, сказал тренеру, тот Юрку домой послал. После этого случая подающий надежды в кружок больше не ходил, хотя родителям звонили, уговаривали, талант пропадает. Юра не соглашался, только мяч гонял всё больше и больше. А в шахматы с соседом, вечерами, ночами на кухне, наблатыкался прилично, всю жизнь их любил и готов был играть всегда, везде и с кем угодно, но остался любителем.
К шахматам мы ещё вернемся, а пока третий класс, соединили мужские и женские школы. В Юркиной душе вспыхнул пожар, он разгорался и ослабевал по мере развития или недоразвития отношений с прекрасной половиной, но горел всегда, ярко, сильно, подавляя многое другое и прежде всего желание учиться. Юрка фантазировал и фантомировал, строил планы, бегал на свидания, в кино, в парк у "Планетария", когда было холодно по музеям бродили, благо их в городе сколько хочешь, от Русского до музея Связи. Переживал сильно, любит, не любит, в школе на талантах вылезал. Особенно не ладилось с литературой, читал Юрка много, но не то, что учителям надо, "Библиотечка приключений" до дыр, Мопассан, Жюль Верн, а школьные задания ну ни как, даже сами вопросы раздражали , что хотел сказать классик тем-то и тем-то? Выкручивался, тройки ставили, и так продолжалось до девятого класса, когда в жизни Юрки все переменилось, резко и вдруг и со всех сторон.
Дело в том, что очередной генеральный секретарь решил изменить систему приёма в высшие учебные заведения. У родителей детей с не такими фамилиями (хотя некоторые маскировались, редко успешно) это был смысл жизни, одно из главных событий, как же не такой и без диплома, несчастный случай. По новым правилам абитуриентов разбивали на потоки, в одном, ребята с производственным стажем, не меньше двух лет, или после службы в армии, таких единицы, в другом, выпускники школ на общих основаниях. Кроме того, в школах добавили ещё один учебный год, одиннадцатый класс. Идея понятна, давайте ребята на заводы, рабочих рук не хватает. Теперь производственники-армейцы могли на одни тройки сдать приёмные экзамены, а у выпускников школ конкурс страшный.
Был ещё один определяющий для мальчиков фактор, если ВУЗ с военной Кафедрой, в армию не берут, за время учебы сделают из тебя лейтенанта, а дальше по желанию, хочешь иди в генералы или в запас. Большинство не таких в армию не хотели и рвались в эти ВУЗы, но не везде даже документы принимали, строго проверяли благонадёжность и в далеком будущем оказались правы, глупо для врагов кадры готовить.
Были известны несколько ленинградских ВУЗов с военными кафедрами, где можно было попробовать поступить более-менее на общих основаниях. Хотя и там далеко от объективности. Препоны в самых неожиданных местах ставили, ловили на мелочах. Старший брат Юрки хотел морским офицером стать, но 1952 год, самый разгар травли, плоскостопие нашли. Он подал документы в ВУЗ, где потом и Юрка учился, так на экзамене по устной математике его держали у доски 9 часов, даже не подходили. Он молодец, выдержал, четверку получил. На сочинениях часто валили, любимый приемчик, не раскрыта тема.
Вот и решили Юркины родители, что он пойдет работать, учиться будет в вечерней школе, а перед экзаменами возьмут преподавателей, его натаскают, всё на год раньше получится. Папа изголился, а было это совсем не просто, мальчишка ещё без паспорта, по закону работать нельзя, подал просьбу, мол материальное положение тяжелое, он один работает, семья большая, остальные иждивенцы, и получил разрешение. Так что после восьмого класса Юра знал, что с сентября пойдёт работать на телевизионный завод на Васильевском острове, в самом его конце на Голодае, и три дня в неделю продолжит образование в вечерней школе. Ну пока каникулы, почти три месяца.
"Лето – это маленькая жизнь !", так поёт любимый Юркин бард и он с ним согласен и за это любит. А может быть наоборот, любит за то, что бард поёт как Юрка думает. Неважно, только это правда, лето, каникулы, по многим причинам и достаточно долго, пока не стали жить с женой отдельно от родителей, сильно отличались от других времен года. Хотя и потом тоже было различие, приходилось жить на два дома и в этом свои заморочки. Самое главное, что летом снимали дачи, кто, где, как, всё по-разному, Ленинград пустел, вокзалы трещали, но дети должны летом жить на воздухе.
Юркины родители это дело страшно не любили, у семьи свои проблемы, в том числе материальные, но выбора нет и вот уже замороченный глава семейства, голодный и усталый вместе с любимым сыночком в поисках комнаты с минимальными удобствами, за приемлемую плату, и, что крайне важно, в приличном месте. Сиё значит, что в поселке должны быть продуктовые магазины, в магазинах летом усиленное снабжение, если ходить раз пять в день, постоять в очередях, можно основное купить, а уж если сильно повезет, деликатесы, лакомства, фрукты. Такие места известны, в основном, с вокзала который рядом с броневиком. Почти каждый год снимали в разных местах, и вот, после окончания восьмого класса, сняли пару комнат у дальних родственников Юркиного отца, в Комарово.
Название этого поселка в другой песне воспето, другим певцом, но места действительно дивные, природа, северная красота. До войны часть Финляндии, от Выборга до Белоострова, но кто-то решил, что так неправильно, заплатил жизнью десятков тысяч солдат и готово, можно на дачу ехать. Там до сих пор остатки линии Маннергейма в лесах сохранились, проволоки колючей много. Комарово, это посёлок на берегу Финского залива, Щучье озеро, среди лесов, само очарованье. Юрка всегда удивлялся, оттяпали лакомый кусок и немаленький, всё коренное население убежало, все всё знают и тишина, все молчат. А в других местах похожая ситуация, крик, "аннексия, захватчики, беженцы !". Как тут насчёт морали, пусть объяснят, не дождался.
Довольно быстро аннексеры поняли, а может быть и раньше знали, какие сокровища ещё им в руки попали и разумно распорядившись превратили Комарово в элитный посёлок. Там жили ученые с именами, всемирно известные писатели и поэты, ведущие артисты лучших театров Северной Пальмиры, подпольные миллионеры и знаменитые спортсмены, всех не упомянешь. Чуть в стороне, Академгородок, где можно было на каждый дом мемориальную доску вешать. Как ни странно, это кооператив, может первый в Союзе, а председатель – Нобелевский лауреат. Где-то в конце восьмидесятых годов Юркину жену попросили годовую проверку финансов, ревизию, в кооперативе сделать. Так они вдвоём и подписывали документы, академик и Юркина жена.
Он очень веселился по этому поводу, в компаниях рассказывал, это был его конек, ждал момента, когда выпили уже хорошо, и так голову морочил, что некоторые думали, что Нобель - знакомый их семьи, а другие, особенно женщины, возмущались, что мужики опять обманули, академик всё себе захапал.
Рядом с железнодорожной станцией обкомовская дача, в пол улицы, домов пять или шесть старой постройки, деревянные, забор, высотой метра три, зеленый, всё ухожено, порядок, но никого не видно. Юрка часто мимо проходил, по нескольку раз в день, никогда даже машины не заезжали. Из достопримечательностей – кладбище, где нашли покой и мировые знаменитости, а ещё Дом отдыха актеров, всесоюзный.
Родственник Юркиного папы был адвокат, довольно известный, а, судя по даче, очень успешный. Громадный участок, большой дом с паровым отоплением, вещь по тем временам крайне редкая, рядом одноэтажное строение из трёх комнат для дачников. Там тоже была вода, газ, достаточно цивильно и не безмерно дорого. Напротив, дача народного артиста, он всегда царей и профессоров играл, Паганеля, например. Утречком Юрка обязательно ходил ему рукой помахать:
-Доброе утро! Как дела?
Потом всем рассказывал. В Комарово жили много лет, сначала с родителями, потом свою дочку возили и через неё много с кем познакомились. Но это первый год, и Юрка отправился на стадион и в дом отдыха искать приятелей.
В доме отдыха он увидел двух пареньков, играющих в настольный теннис. Юрка сел рядом, посмотрел немножко, потом попросился в игру, его приняли и стали знакомиться. Оказалось, ребята его ровесники, тоже после восьмого класса, двоюродные братья, Ленька и Алик. Понятно дело, в теннис Юрка играл получше, сказались многочасовые тренировки на "козьем дворе", но нашлось много чего общего, и всё лето они провели вместе. Дружба продолжалась и в Ленинграде, жили ребята на Исаакиевской площади, учились в знаменитой 239 школе с колоннами, около самого собора. Учились оба хорошо, даже очень, но за Ленькой родители строго следили, занимался он каждый день, даже летом, так он даже на Олимпиады попадал. У Алика семья точная копия Юркиной, только вместо старшего брата – сестра, тоже одна большая комната на всех.
Дружили они так. Все на велосипедах, всегда и везде, с утра пляж, там в центре высокая мачта с флагом стояла, и был такой понт, велосипеды к ней ставить, вправо и влево, вплотную друг к другу. Ребят много приходило, бывало, что много десятков велосипедов стояло. Приходили, приезжали не только из Комарово, из соседних поселков, даже из города, место очень популярное. Собирались часам к одиннадцати, раньше холодновато.
Пляж требует особого описания. Песчаные холмы, нанесенные ветром, дюны, огромные камни-валуны по берегу Финского залива, зачастую такие плоские, что ребятишки по ним бегали, а взрослые себе места для загорания на них устраивали. Кстати, кой какой народец, Юрка с ними, умудрялись приобрести такой загар, что многие, побывавшие на югах, им завидовали. Кидали что-нибудь на песок, он сказочно чистый, песчинки одна к одной, сосновая гряда отделяет пляж от шоссе, за ней магазины, в том числе со всякими вкусностями, какая-то обособленность, интим что ли, и за работу.
Первым делом играли в карты, преферанс. Сначала дружная троица тренировалась между собой, повышала квалификацию. Потихоньку характеры стали проявляться, Алик играл рискованно и резковато, но мог и обмануть, Ленька пытался всё рассчитать и разложить по полочкам, но это карты, прикуп, сюрпризы бывают, а Юра самый реалист, по ситуации. Но силы были примерно равны и ребята к концу лета уже мало кому уступали, даже более взрослым. Играли долго, часами, перерывы только, чтобы искупаться, с девочками конечно, или поиграть в мяч. Справедливости ради надо отметить, что купание в Финском заливе не очень, мелко, надо долго идти, чтобы плавать можно, а в дни, когда отлив так можно аж до Кронштадта добрести. Но освежает, особенно, когда три, четыре часика на солнышке за картами посидишь, то очень освежает.
В Комарово был патент, Юрка, конечно, говорил, что они придумали, а может так оно и было, на такую странную игру в мяч. Из песка делали холмики, втыкали в них ветки с листвой, это ворота, играть можно руками и ногами, можно толкаться, подножки, подсечки, но не драться. Команды человек по пять, шесть носились по пляжу с редким азартом сметая всё и вся на своем пути кидая и поддавая мяч. Алик с Юркой выделялись. Алик мертво стоял, не давая никому приблизится к их воротам, всех укладывал, а Юрка, дитя спортплощадок легко забивал, забрасывал голы. Самый счастливый момент после такой игры оказаться в воде, бегом, пешком, ползком, только скорее, скорей смыть пот, песок, который уже как будто у тебя внутри.
Другие ребята тоже в основном приходили компаниями, обычно кто жил рядом, с тем, как раньше говорили, и водились. Скоро уже все знали друг друга, болтали без устали, трепались, соревновались в остроумии, очаровывали барышень. Обычная история, молодежь 14-15 лет, обычные развлечения, но у многих ребят были звучные фамилии. Кино посмотришь – режиссер Димкин отец. Идёшь, песенку напеваешь – композитор вчера вечером на Любку ругался из-за того, что поздно вернулась. У этого папа академик, у того мама народная, а у некоторых и папа и мама, даже дедушка, сплошные знаменитости. Не сильно, по возрасту, на это внимание обращали, пусть лучше голы забивают, но все-таки витало . По их домам не очень ходили, а Юрка как-то признался, что эту компанию обыгрывать в карты особенно приятно.
Часам к трём расходились, точнее разъезжались, по домам на поедание, а через часик, полтора снова сидели вместе, в какой-нибудь беседке, за картами, снова удивляя друг друга вариантами и раскладами. Больше всего Юрка любил вечерние прогулки, где-то после семи вечера. Июнь особенно, часть июля вечера светлые, от Комарово в обе стороны между железной дорогой и лесом идут асфальтовые дорожки, они не широкие, машины редко ездят, дорожки длиной километров пять, когда темнеет зажигается освещение, идеально для велопрогулок. Едешь вдоль леса, воздух пить можно, сосновый бор, муравейники большие-большие, как это только умудряются, ежиков много, белки прыгают, электрички мимо несутся с рёвом, скорость высокая, на ракету похоже, на колесиках, или на торпеду. Тут поневоле романтиком станешь.
О чём только не говорили: вся троица детективы любила, а тогда в этом жанре очень моден был швейцарский писатель, он лихо всякие неожиданные повороты придумывал, так ребята экспертизу делали, есть у него ошибки или нет, друг друга проверяли, кто лучше помнит, до мелочей. Часто девчонок приглашали, тут уж начинался выпендрёж полный. Ленька, он самый смазливый был и очень языкатый, хотя вредный, Юрка с Аликом не поддавались, тоже ёрничали вовсю. Так смеяться можно только по молодости, до дрыжиков, до болей в животе. Спорили о кино и авангарде, о космосе и о девчонках, о родителях и братьях, обо всём на свете, Аксенова любили, он как будто про них писал. Но сколько Юра помнил, никогда пошлости не было, грань не переходили. С другими мальчишками да, случалось, а с Ленькой и Аликом никогда, словно договорились. Значит чем-то похожи были, может поэтому и подружились.
Годика три-четыре дружили крепко, потом девушки их растащили, по норкам спрятали, да и жизнь по- своему распорядилась. Ленька первый на Запад собрался, сразу после университета, много лет в отказе был, жил на посылки, работать не давали, а милиционеры ловили как тунеядца. В Штатах полным профессором стал, он математик, алгебраист, две дочки.Алик – крупный конструктор, но развернуться не дали, не такой всё таки, он на Востоке, сын экскурсовод известный.
Об Юрке отдельно, он как раз на завод работать пошёл. Направили его в механическую мастерскую, которая кварцевый цех обслуживала. В цеху одни девчонки, их было так много, что долго он даже лиц не мог разобрать, все в белых халатиках, но ходить в цех любил, ему там было хорошо и приятно. Работа разная, то почини, то это. У Юрки руки были хорошие, он много чего умел, проявилось коммунальное воспитание, но сверлить или фрезеровать на станках не доводилось, а работать на токарном и подавно. Много чему парнишка там научился и всегда вспоминал эти два года без сожаления, особенно радовался, когда пенсию по старости оформлял, очень годочки для стажа пригодились. Нелегко было, завод начинал работу рано, в полвосьмого, ехать далеко, в шесть надо встать, Юрка всегда долго собирался. Мама его очень жалела, вставала с ним, даже раньше, кормила тщательно и обильно, но говорить с Юрой в такую рань запрещалось, он молча уходил, словно с укором, все ещё спят, а я уже поперся.
На заводе его не обижали, знали зачем он пришёл, да и работал Юра, как несовершеннолетний неполный день, сначала по четыре часа, потом по шесть. Кое что запомнилось. Один раз ему дали пломбы из свинца лить. Технология простая, в большую посудину, таз, ведро, кладут свинцовые бруски, ёмкость ставят на термопечь, нагревают до температуры плавления свинца, порядка 400 градусов, получается жидкое состояние, тогда приспособлением, похожим на джазве, разливаешь свинец в пресс-формы. Всё очень просто, но высочайшая температура, кипящий свинец, вредные испарения, рановато для малолеток, обошлось.
Ещё запомнилось, когда предложили спирт выпить. Кварцевый цех, всё производство на нём замешано, ты чего-нибудь починишь, тебе мензурку. В мастерской пили все, больше-меньше, чаще-реже, но все. И вот, однажды Юрку позвали в туалет и говорят: "На, пей!". Юра вообще-то вино не раз пробовал, даже коньяк, но чистый спирт, стакан!? Не смог, и так дышал и этак, но не смог. С тех пор он всегда запах спирта не переносил, никогда не пользовал, хотя возможности были и немалые. В один жизненный момент Юрка оказался хозяином двух бочек со спиртом, более 400 литров, но об этом в другой раз. Такое отношение к алкоголю ему сказалось и не раз. Кто с нами не пьёт, не наш человек, людей не уважает и в таком духе. А на самом деле, бывало, но дома, реже в гостях, любил даже.
Дочка один раз подвела. Они гуляли во дворе около дома, зима, Юрка замерз, позвал её домой, а она на весь двор:
- Да папа, пошли скорей домой ! Выпьешь, согреешься!
Как на работе у Юрки сложилось понятно, трудно, но не через край, но надо ещё в школу рабочей молодежи ходить, три раза в неделю. Там, в вечерней школе, Юрка неожиданно стал одним из лучших. Получилось это потому, что в школе по вечерам учились взрослые люди, по разным причинам не успевшие сделать этого вовремя. У многих дети, а у одного даже внуки, По их мнению Юрка щелкал логарифмы как орешки, говорил по-английски с бостонским акцентом, а его сочинения конкурировали с обоими Толстыми сразу. На самом деле в девятом классе он откровенно сачковал, а тут ещё случилась любовь, где всё остальное стало неким оформлением романа, действие которого происходило как в тумане, причём рассеивался он редко и ненадолго.
Как всегда у Юрки случилось вдруг, неожиданно и очень ярко. Нет, он на девочек давно поглядывал с видимым интересом. Его школьные приятели и он сам делили их так: эти для целований, а эти для любви, всё по-отдельности, как на обед. Тех, для целований, было много, ходили с ними по паркам, по садикам, по тёмным местам. Но до серьёзных дел не доходило, в те времена нравы всё же повыше рангом были, да информационного вала обо всём на свете, тоже. Только радио, черная, круглая картонка, там ничего такого, никогда. Позже и очень понемногу телевизоры, но и там всё выдержано и правильно, слово "интернет" не существовало Любовь тоже была, но в одну сторону, то ему Тамара нравилась, то Света, то ещё кто-нибудь. А заключалась любовь в том, что Вика с Лидой идут по улице, гуляют, а Юрка с приятелем, сзади, отставая метра на 3-4,плетутся или с горки ледяной девочка съезжает, а мальчик за ней пристраивается и, как бы невзначай, бултых в снег. При этом отношение партнерш к тебе тайна, да оно и так уж важно, главное быть рядом, прикоснуться, наглядеться. Такая вот любовь!
С Аллой Юрка учился в параллельных классах, он в "А", она в "Б". Алла перешла в их школу только в восьмом классе. В те древние времена в школе на переменках ходили парами, по кругу, как в фойе в театре, дежурный учитель даже с этажа не выпускал. Юрка сразу на Аллу внимание обратил, новенькая была необыкновенно хороша, хотя и небольшого роста, но ладная, всё на месте, лицо музейной красоты, прическа "бабетта", такая взбитая, вся ухоженная, разглаженная, куколка. Алла была такая, более того, её фамилия как у бессмертного псевдоним, даже черты лица немного похожи, скулы подчеркивали продолжительность татаро-монгольского ига. Юрка облизнулся и всё, о таких даже думать нечего, это не для него, нос ещё не дорос, а может быть и не дорастёт.
Вместе они проучились год, Юрка поглядывал, но заговорить не решался, потом попривык, ну есть красавица в школе и есть. Когда перешёл в вечернюю школу, приятелей поубавилось, у них свой режим и другие задачи, на футбол силенок не хватало, уроки, как всегда, побоку, появилось свободное время. И тут он решился, где-то раздобыл телефон и вот:
- Здравствуйте! Можно с Аллой поговорить?
- Это я.
- Алла, привет ! Это Юра Коган.
- Кто?!
- Юра Коган, мы с тобой в одной школе учились, я "А", а ты "Б".
После долгого молчания:
- Не может быть, что это ты звонишь, кто-то меня разыгрывает!
- Да нет, это же я, Юрка, правда. Давай встретимся, погуляем, хочешь в кино пойдем?
- Ты меня обманываешь!
Только через полчаса Юрка добился обещания на свидание, с условием, что если это будет не он, Алла всё отменит. Они встретились у Дома мод, поплелись на Каменный остров, и их накрыла любовь, большая, чистая, яркая, дышать страшно, чтоб не спугнуть. Их было трое, Алла, Юрка, Ленинград, со всеми его изысками, Петроградская сторона, театры и кино, проспекты и набережные, дождь и снег, бесконечные разговоры по телефону, ревность и обиды, поцелуи до умопомрачения, ворчание родителей. Юрка ходил счастливый и гордый, как же, рядом такая красавица, Алла стеснялась, жалась к нему. Не один Юрка видел, что Алла хорошенькая, оказалось, что и до него были поклонники, однажды, после долгих проводов, его поколотили, прилично. Юрку ничего не останавливало и любовь продолжалась до самого лета, а потом Алла пропала. Встретил он её, уже будучи женатым, под руку со своим бывшим одноклассником, её мужем. Прошли мимо молча, неловко было обоим. Но горело ярко, фейерверк, как только в пятнадцать бывает.
Десятый класс прошёл ровно, без вывертов, работа, школа, Ленька с Аликом, карты, новые увлечения, не более. Закончив школу и завершив работу на заводе, Юра стал готовится к экзаменам в институт. За школьно-рабочие годы у него дома произошло много изменений. Ещё в третьем классе деда не стало, болел он долго, тяжело и было очень страшно. Хоронили зимой, Юрка навсегда запомнил, земля мерзлая, тишина вокруг, снег падает, долбят и долбят. Для чего? Чтобы закопать....Старший брат женился и ушёл, своей семьей зажил, рядышком, на Кировском, тоже в коммуналке, размером ещё больше, средний в армию попал, редкий случай, но уж больно он ленивый был, все время читал и много спал, учиться тоже не любил.
К Юрке отошла маленькая комната, а там, кроме кровати, стоял письменный стол. Не стол, а мечта, на точенных ножках, справа и слева дверцы с львиными головами, по краям отделанный очень красиво, на большой столешнице стекло лежало. Юрка это стекло, когда в институте учился, много использовал для прибора такого, называется "дралоскоп". Для этого нужен раздвижной стол, делаешь зазор, чуть поменьше размера стекла, кладешь его, снизу, на полу, включаешь лампу, на стекло чертеж-прототип, сверху чистый лист ватмана и рисуй, черти что хочешь, всё видно, как в кино. По молодости лет Юрка много гвоздей в этот стол забил, но испортить до конца не сумел, может быть, не позволили, и теперь был бесконечно счастлив. Наконец у него своя комната, правда, дверь в неё не закрывалась, мешало кресло в столовой, но зато два окна, комната угловая, и свой стол. В нём проснулось что-то, захотелось, чтобы порядок на столе был, всякие бумажки под стекло, ничего лишнего. Родители наняли репетиторов, Юрка усердно занимался, задания выполнял, стал получать удовольствие от процесса, парень он был толковый, пробелы в образовании убрали и в августе 1962 года Юра Коган стал студентом технического ВУЗа с военной кафедрой.
На этом месте скажем читателю спасибо за терпение, с которым он добрался до столь важного в жизни Юрки события и, извинимся, за недостаточно четкие разъяснения политики партии и правительства по загону молодежи на производство. Поощрялась не только работа старшеклассников, студенты первого курса большинства ВУЗов должны были пройти производственную практику по профилю выбранной специальности. По-простому говоря, почти год отишачить на заводе, посмотреть воочию на то, что потом будут проектировать, исследовать, проверять и строить.
Итак, Юрка снова оказался на заводе, снова на Васильевском острове, на этот раз, на Косой линии. Завод-город строил корабли и пароходы, ранним утром толпа шла на работу, заполняя собой всю ширину улицы и расступаясь лишь для того, чтобы пропустить трамвай, из репродукторов звучала "Аве Мария" юного итальянца Робертино Лоретти, что делало ещё более странным присутствие Юрки и других студентов при этом сложном, многообразном и серьёзном деле. Им выдали робы из несгибаемой парусины, такие же варежки, пластмассовые каски и направили на стапель.
Суда бывают разные, маленькие, большие, а бывают громадные. На этом стапеле строили самый большой в мире танкер для перевозки нефти. От кормы нос видно с трудом, высотой с четырёхэтажный дом, танкер строили из 20-и миллиметров стали. Листы стали кромсали, резали, приваривали согласно чертежам,ц махина росла и росла и не было ей пределов. Теперь работа в кварцевом цеху казалась детским садиком, нужна была грубая физическая сила и выносливость, это не Юркины козыри, да и возрастом он был самым молоденьким, только-только 17 исполнилось. Ребята после армии легко справлялись, многие были из других городов, в общежитие жили, те, как правило, не маменькины сыночки, а таким как Юрка досталось. Зимой лютые морозы стояли долго, до – 30 доходило, руку на металл положишь – примерзает мгновенно, иногда контроль за собой теряли, как будто ты сам ледышка, кусок льда. Оказалось трудное это дело, строить корабли.
Вечерами учеба. Первый курс прошёл довольно гладко, хотя сразу пошли тяжелые дисциплины, начерталка и всё такоё, но вместе работали, вместе на лекции ходили, вместе к экзаменам готовились, письменный стол исправно помогал, и на 2-ой курс Юрка перешёл легко, даже стипендию заработал. После традиционного Комарово студент вернулся на Лоцманскую и начались нехорошие события, совсем нехорошие.
Юрка очень любил слова начинающиеся на пара: парамагнетизм, парапсихология, паратаксис и другие на них похожие. Однажды не поленился, полез в словарь иностранных слов, посмотреть, что это за пара, что за зверь и как её понимать. Удивление не имело границ, это про него, "нахождение рядом", а его всегда к кому-нибудь тянуло, "отклонение от чего-либо, нарушение чего-либо", это вообще десятка, точное попадание, вся его жизнь. Школу помните, ребята поспокойнее учатся себе, кто лучше, кто хуже, этот так не может, нужно любым способом отклониться, выделиться, нарушить. В вечерних школах малолеток мало было, тоже, наверное, отклонисты, пара, на заводе ни на кого не похож, не было там не таких, с девчонками всё любви до смерти искал. Вот и в институте Юрка сильно уклонился.
Институт был главным и лучшим учебным заведением по своему направлению, прекрасные преподаватели, некоторые члены комиссий ООН по всяким делам на морях-океанах, настоящая петербуржская профессура, с легко узнаваемыми и плохо произносимыми фамилиями, оборудование, лаборатории на хорошем уровне, учебный процесс налажен, своя газета. Славился ВУЗ и культурной жизнью, лучшие в городе вечера диксиленда, билетов не достать, команда КВН. Из его стен вышли народные артисты и певцы, великий клоун, много кого. Эту часть Юрка хорошо знал, оба старших брата там учились, часто с собой брали, со многими их сокурсниками знаком был, чем, естественно, пользовался, ведь некоторые теперь у него преподавали.
Погубило Юрку другое, он три года работал и учился, график плотный, как дурака не валяй, плотный, контроль жесткий, а тут СВОБОДА. Экзамены только в январе, где ты, что ты, по-сути, никому дела нет. Ну мама спросит иногда, реже папа, что-нибудь буркнешь. Лекционные залы большие, на курсе более ста человек, поди уследи, скажешь старосте, что тут и гуляй. Юрка и гулял, да не один. Тогда принято было около читального зала тусоваться, много студентов собиралось и быстро всё покатилось.
У Мишки, нового приятеля, сестра на первом курсе училась, подруг много, а самое главное, что их родители около девяти на работу уходили. Жили они недалеко от института, на одной из Подьяческих, отдельная квартира, 3 большие комнаты, рядом шашлычная у Никольского собора, на Майорова, чебуречная, вся компания ошивалась там. С бедной Юркиной головы крышу сорвало, отсутствовала она почти четыре года и что не занесло его в какую-нибудь опасную трясину, дело случая.
Что в Мишкиной квартире делали? В карты играли, в преферанс, пулю писали. Надо отдать Юрке должное, он быстро лучшим стал, карты откроет и тут же закрывает, запоминал мгновенно, считал варианты далеко и точно, в решающие моменты был король и всегда выигрывал. Всегда эти года ему не было в институте равных. Старше его, младше, приятели, приятели приятелей, он обыгрывал всех. Ну деньги небольшие, студенты, как-никак, ставки маленькие, но проблем с шашлычными, чебуречными не стало. Ничего такого Юрка раньше не знал, жили скромно, один раз папа его в ресторан водил в Летний садик, так он и сейчас об этом вспоминает. А тут их знают, обслуживают быстро, без обмана. В других комнатах девчонки ползали, чего делали неизвестно, но судя по результатам, тоже не конспекты переписывали.
Несмотря на такое гусарство, всякими правдами и неправдами, удалось сдать обе сессии, хотя перед преподавателями Юрке часто было стыдно. Он списывал с учебников, чужих конспектов, нагло, почти в открытую и умел, надо сказать, изложить материал, с которым недавно ознакомился впервые. Больше экзаменов досаждала текучка, лабораторные, рефераты, проекты, тысячи по английскому, военная кафедра.
А потом Юрка 3года учился на третьем курсе, нет не учился, мучился. Появилась девушка, подруга Мишкиной сестры, она жила по полгода одна, там веселились, подруга уже вопрос ребром ставила, какая учёба, еле ноги унёс. Его отчислили, за академическую неуспеваемость и пропуски занятий без уважительной причины. Папа забегал по серьёзным людям, восстановили с досдачей до следующей сессии. Нереально. Тут приятель из Военно-медицинской академии научил: есть таблетки для повышения давления, за час до приёма врача принял, 140-150 обеспечено. Приятель видно на лекции ходил исправно, сработало, ещё на год академку дали. Но, всё равно, через три года, за месяц до начала занятий, оставались 2 несданных экзамена и уже сопевший в спину военкомат. Временами Юрка думал, может быть это и есть выход из всего бардака, вот ведь брат отслужил, два года в Армении был, доволен вроде. Кроме всего прочего и как это не удивительно, Юрка очень жалел родителей, ему меньше всего на свете хотелось доставлять им неприятности, и таблетки для этого, но он запутался. Самое простое решение – иди, выучи, сдай. Он не мог, он разучился учится, он научился выкручиваться. Крах был неизбежен.
Юрка всегда любил маленьких детей, особенно в классически смешном возрасте от 2 до 5. В то лето с ними на даче в Комарово жила маленькая племянница. Юрка её очень баловал, много с ней играл, возился и всё такоё. В тот день у неё был день рождения, 5 лет, старший брат просил привести малышку в город и Юрка с радостью вызвался это сделать, у него самого были какие-то дела, настроение ужасное, уже оставалось меньше месяца до армии, шансов нет, не до природы и не до веселья.
Племянница благополучно была доставлена соскучившимся родителям, а Юрка поехал к приятелю, который работал и учился в другом институте, на Мойке, в то время он работал в приёмной комиссии. Кто-то кому-то что-то должен был отдать, вопрос утрясли, они сидели и болтали, когда дверь открылась и Юрке показалось, что появилось дополнительное освещение, но не простое, а какое-то с блестками, сверкающие. В дверном проёме стояла девушка, она что-то говорила, Юрка не слышал, он остолбенел, стоял с открытым ртом, по обыкновению пытаясь пошутить, но не мог, он ничего не понимал. Юрка знал, что такие девушки бывают, он даже видел одну такую, конечно в Комарово, но издали, а тут рядом, совсем близко, не может быть!
Девушка вошла в комнату, Юрка провёл рукой по глазам, словно хотел убедиться, что всё ли у него в порядке со здоровьем, может опять таблетки сказываются, и, наконец, разглядел её. Она была не такая в квадрате. Красива какой-то восточной красотою, прекрасно одета, всё в меру, высоченные каблучки на супермодных туфельках, какой-то пояс на талии, а на лице большими буквами написано, что добрая и без прибабахов. Юрка не ошибся.
Через час они втроём уже были в "Великане" на японском фильме, потом проводили Нелю домой, жила она Староневском, недалеко от Московского вокзала. Неля училась и работала там же, на Мойке, на лето перевели в приёмную комиссию, с ней было легко, просто, хотя баловали её в детстве достаточно, она много где бывала и много чего видела. Неля знала про не таких гораздо лучше и Юрка узнавал новые, едва знакомые раньше слова, которые их дети знают с пеленок. Но, конечно, больше говорил Юрка, он был парень видный, волосы ещё только начали выпадать, но одет очень скромно. Неля модница, многолетняя, уже с хорошим вкусом, с возможностями достать и купить. Она сверкала.
Крыша с Юркиной головы нашлась, она вернулась на своё законное место, там внутри что-то щелкнуло, повернулось, затарахтело и успокоилось. С того дня он никогда больше не играл в карты, ни разу. Через 3 дня Юрка сделал Неле предложение, они ещё даже не целовались. Удивление было большое, идиот какой-то, раньше у неё был романчик с Юркиным приятелем, но этот так напирал, она согласилась. Осенью Юра уехал на месяц лечиться, принятие таблеток сказалось, невеста получила 30 писем, по одному каждый день, на 3-4 листах убористого текста, какое уж тут сопротивление.
Через полгода – свадьба, у неё дома, шумно, пьяно, необыкновенно вкусно, родня с обеих сторон постаралась, три дня гуляли. Отремонтированная Юркина голова вспомнила как надо заниматься, он сдал экзамены, больше "выносов" не было, более того, он стал прилично учиться, всегда при стипендии, а в зачетной ведомости по окончании института приличный средний балл. Юрку взяли на работу в научно-исследовательский институт, НИИ, сокращенно.
Жили молодожёны в той самой маленькой комнате, где стол стоял, его выкинули, кровать тоже, а взамен купили диван раскладной, да радиолу на ножках, хочешь радио слушать - слушай, голос Америки по возможности, а можно музыку – ставь пластинку. Не очень, конечно, удобно, молодые, коммуналка, но или-или. Они захотели быть вместе и не за горами золотая свадьба.
Только через семь лет эта парочка получила возможность жить отдельно, по человечески, тут надо сказать повезло, сразу попали в престижный дом в хорошем районе, на Малой Охте. Неля работала теперь в Статистическом управлении, продолжая песенно, кино сравнения, это там, где начальником Алиса Фрейндлих была, тоже ихняя, комаровская, в вычислительном центре, и хотя была не на первых ролях, но стояла у истоков нынешнего хай-тека, была исполнительна и крайне ответственна, в наше время вполне могла бы быть кем-то не рядовым. Ешё у неё за плечами был техникум, диплом рентгенотехника, что тоже востребовано, но не срослось, они родили дочку, Лину.
Родилась она раньше срока, видимо Юркины гены, всё не так, маленького веса, её несколько месяцев укрепляли, холили и лелеяли в детской больнице у Смольного и только к Новому году ошалевшие родители получили ребёнка домой. Были созданы в полном смысле тепличные условия, в таких случаях очень важно поддерживать ровную, чуть больше нормальной, температуру. Неля уволилась и только, когда малышка выровнялась, стала работать, раз, два в неделю по вечерам в жилкооперативах, бухгалтером, благо вокруг их было много. От бывшего оболтуса не осталось и следа, но гены есть гены, и Юрка стал пара, но в другую сторону, сумасшедший папа. Чего он только не придумывал, они с дочкой строили дома, бесконечно читали, играли в школу, во врача, каждый день подарок, маленький, но каждый день, санки, горки зимой, летом велосипеды, папа разрешал всё. Дети их дома ждали момента, когда Юрка с Линой выходили гулять, как шелковые, делали то отчего ещё полминуты назад отказывались напрочь, и высыпали на улицу, уверенные, что будет весело, интересно и хорошо.
Юрка отработал в своём НИИ почти двадцать лет и на пике карьеры стал что-то типа начальства, номенклатура. Начиналось обычно, молодой специалист оказался в очень большом институте, в нем работало около 3 тысяч сотрудников. Народ там разное искал, кто-то диссертации строчил, кто-то карьеру делал, много откровенных бездельников было, поговорить приходили, не таких много и анти не таких хватало. Обычный советский оборонный институт, таких по Союзу сотни. Юрка, хоть теперь он правильный, на хорошем счету, сплошные премии и поощрения, шахматишки не забывал. Шахматистов в институте много было, в каждом отделении. Отделений - 15, а время обеденного перерыва сдвинуто по особому графику, чтобы не все сразу в столовую мчались. Так за день, часика 2-3 набиралось, бегали друг к другу, сначала у одного поиграют, потом у другого, позже кабинеты появились.
Особенностью Юркиной работу было лишь то, что приходилось часто в Москву ездить, в Министерство. Были и другие места, в Москве много чего размещено, но, в основном, в Министерство. Это тоже пара. Зачем ездили? Вызывали, у них, мол, работы много, надо помощь. Не всех вызывали, избранных, Юрка, конечно, в их числе. И каждый вызов это как наказание, жить негде, не хочется к родственникам и знакомым проситься, да и часто очень, бывало по 2 раза в неделю. Так старались за один день управиться, утром приехал, справку написал или утряс что-то, вечером обратно. Правда, с билетами отлажено было, прямо на работе получали в обе стороны, обязательно до 12 ночи надо было уехать, лишний день командировочный платили, "Красная стрела" уходила в 23-59, порядок. Бывало, что приедешь и зря, гуляй говорят. Благо, что Москва всегда Москва, красот полно, климат хороший, Юрка там себя хорошо чувствовал, снабжение на другом уровне, никогда он пустым не возвращался, только места знать надо. Министерство разместили на Садовом кольце, рядом площадь Восстания с высоткой (опять кино, но там артисты московские), Чистые пруды, несколько театров, там можно было отовариться, на Кутузовском, на Смоленке.
Один раз был уникальный случай, но он хорошо показывает идиотизм подобной системы работы. Юрку вызвали в очередной раз, причем персонально. Это были горбаческие времена, до 11 он болтался по Министерству, гадая, зачем он тут и когда уже можно смыться, его позвали, чиновник, который его вызвал, сказал негромким голосом:
«Юрий Ефимович, а не могли бы Вы пойти в магазин на Большом Каретном и постоять в очереди за водкой?»
Высшая степень доверия, чиновник, между прочим, немаленького уровня был. Зато Юрка всегда при тематике, одно и то же годами планировал, сопоставлял, исследовал. Десятки научных трудов имел, особо выставки хорошо организовывал, даже медаль заслужил.
Про себя, семью, тоже не забывал. Оформит командировку в Москву, билеты закажет, а сам дома сидит с дочкой своей ненаглядной. А в Москву Неля счастливая поехала, ей дома, ох, как надоело. Юркин знакомый командировку в Москве отметит, Неля по полной программе по магазинам выступит, вечером в театр сходит или в кино и все довольны. В отчёте за командировку Юрка напишет, что объёмы, сроки и этапы тематики согласованы, но никто и не проверял, главное билеты. Ещё и командировочные за 3 дня заплатят. Ну как это называется ? Парасоветик возможно.
Лина росла обычным ребенком, правда, в детсад не отдали, болела слишком часто. Около их дома были прогулочные группы с 9 до часа дня, на английском языке, туда она с 4-х лет и до школы и ходила. Совсем неспортивная девчонка, в бассейн не загнать, потому как вода мокрая. Летом в Комарово, хотя Неля рвалась куда-то на юг или в Прибалтику, но в итоге, всё равно, часть лета в Комарово. Теперь уже у Юркиных родственников снимали дачи на сезон по 3-4 семьи, съём-сдача проводился на конкурсной основе. Понятно дело, что все платили, но этого было недостаточно, учитывались потенциальные возможности дачников, кто, что может достать, сделать, обеспечить. Юрку, например, ценили за умелые руки, дрова наколоть, крышу или забор починить, с машиной повозиться. Только полевые и огородные работы он терпеть не мог, а так помогал по хозяйству как бедный родственник, хотя платил исправно. Соседи всегда были хорошие, отборные, то консерваторские, то профессора ВУЗов, их дети, разумеется. Один раз в комнате жил Герой Советского Союза, липовый, аферист ещё тот, но корочки были в порядке. Мировой мужик, душевный, мало таких по свету бродило. Он со своим орденом абсолютно всё без очереди получал, Лину очень любил, баловал, велосипед подарил.
В тот год, Лина уже в четвертый класс перешла, у них появились новые соседи, парасоседи. Глава семейства, Ирина Борисовна, её муж, писатель-фантаст недавно умер, переводчица с французского, очень известная переводчица, она перевела на русский многие детективы самого известного в этом жанре француза и много чего ещё. Её дочь пошла, побежала по маминым стопам и ничуть не уступала в профессиональном смысле, плюс к этому успела побывать замужем за сыном известного гроссмейстера, который любил говорить про себя, что он лучший шахматист среди музыкантов и лучший музыкант среди шахматистов. Когда вся советская шахматная система пыталась остановить американского вундеркинда, именно музыканту пришлось первым с ним встретиться. Помогали чем могли, куча тренеров, улучшили жилищные условия. Парарезультат, 6:0, в пользу американца. Гроссмейстера вызвали в Спорткомитет:
«Так, как Вы, мог выступить любой советский человек!»
И то правда! Следующий муж, вообще находка, читал и говорил на 6-ти языках, русско-армянских кровей, интеллигент до мозга костей, ученый-археолог, профессор, писатель, жутко простой в быту, побывал в очень многих странах со своими экспедициями и черепками. Ну и, конечно, Патя, маленький любимец семейства и окружающих, теперешний владелец компьютерной фирмы в городке Лондон. Ирина Борисовна и её дочь, люди исключительно коммуникабельные, отзывчивые знали всех и вся и все знали их. Директор Эрмитажа, писатель-фронтовик его друг поэт, легкоузнаваемые артисты московских и ленинградских театров, другие прохожие раскланивались с ними, с Юркой, Нелей, как со старыми знакомыми, дети играли вместе, поздно вечером прибегали за Линой, Патя не идёт спать, пока она ему не помашет ручкой в окно.
Как и большинство таких академических семей, кашеварить они не очень умели, да и не любили, утром приходил мальчуган и заявлял, что пришёл завтракать, а профессор, поглощая Нелькины кулинарные изделия, тихо постанывал. В Ленинграде у них была квартира в писательском доме, на канале Грибоедова, у самого Спаса на крови. В том доме много известных жило, оттуда многих в своё время забрали. Колоссальных размеров, дом был в ужасном состоянии, на лестницах подпорки, чтобы потолок не рухнул. Большая квартира, вся в книгах, а ещё кот, профессорский, ещё тот кот, не в пример хозяину, нахальный. Временами было неизвестно кто для кого, кот для хозяина или наоборот, наверное, когда как.
Благодаря Ирине Борисовне у них появились дефицитные книжки, в основном детские, а бывая в Москве Юрка всегда ходил в известный театр на Арбате по контрамаркам. Неля с Линой пару раз даже дома побывали у их художественного руководителя, вот до чего дело дошло, прямо паратеатр. Юрке казалось, что это не семья, а коллективный волшебник. Когда-то они по телевизору видели, что есть в Лениздате кружок для юных поэтов и писателей, умерли прямо, как понравилось, глядишь и уже Лина с экрана свои стихи читает. По субботам в Эрмитаже детские группы по истории искусства, директор слово замолвил. Юрка с Нелей тоже старались, но уровень не тот, даже близко, по дому что-нибудь, пекла Неля хорошо, по мелочам. А так дружили, дни рождения, поездки, по магазинам часто вместе. Увы, кого уж нет, а кто далече ...
И вот, в один прекрасный день, в Комарово, Юрка сидел и играл в шахматы, приходил к нему артист из Музкомедии. Женщины занимались своими делами, но мешали, люди думают, часы тикают, а они отвлекают. Уровень, дескать, у вас не тот, слабоват, приличные шахматисты на скамейках не играют, да ещё в таком виде. Юрка злился, но терпел, откровенно говоря, он не очень-то и слушал, что говорят. Принципиальный, давний соперник, блиц, Юрка в данный момент времени проживал на шахматной доске. Вдруг через шахи, маты, вилки и связки до него донесся голос Ирины Борисовны:
- А что, Юра? Не хотели ли Вы съездить на матч на первенство мира по шахматам?!
Юра остановил часы, почему-то встал, в его голове замелькали какие-то кадры, он никак не мог расположить их по порядку, кое-как всё свинтилось и ситуация стала понятна. В Москве проходил очередной матч на первенство мира по шахматам между лучшими на ту пору гроссмейстерами. Оба достаточно молодые, бились жёстко, бескомпромиссно, за каждым стояли определенные силы, у каждого куча тренеров, секундантов, советчиков. Это был уже не первых их матч, результат всегда висел на волоске до последней партии, вокруг скандалы, интриги.
Юра с детства пристрастился следить за матчами на первенство мира. Ловил каждое слово, во всех газетах искал комментарии, намеки, как сыграли, как отложили, ему было ужасно интересно. К слову сказать, эти шахматные гении испокон веков не могли между собой договориться, спокойно сесть за шахматную доску и решить, кто самый сильный. Так и до сих пор, не всё зависит от шахматной силы. При Советах это была действительно народная игра, тучи шахматоозабоченных, профессионалов и любителей, просто болельщиков. Классический пример, когда чемпионом мира стал рижанин, его машину с сидящим чемпионом толпа несла на руках от вокзала до дома. А что творилось в Армении?! Юрка был ещё совсем маленьким, когда черное радио говорило:
- Добрый вечер, дорогие товарищи!
Мы начинаем репортаж из Москвы, из Колонного зала Дома Союзов.
Матч на первенство мира по шахматам продолжается.
У микрофона Наум Дымарский.
Диктовали и комментировали очередные ходы, Юрка записывал, пытался что-то понять на доске, было слышно дыхание зала, театральная тишина и, казалось, что никакой это не зал, не Москва даже, а над землёй летающая тарелка и внутри неё всё и происходит. На тарелки, как известно, билеты не продают и что они вообще бывают Юрка сомневался, ещё и потому что когда в Ленинграде бывали турниры или претендентские матчи, никакой возможности попасть туда у него не было. Так, на лекцию экс-чемпиона, претендента, видного комментатора, удавалось, не более.
Несомненно Юрка принадлежал к многочисленному и многоликому племени шахматистов, их во всём мире миллионы, и все они больны одной странной болезнью, симптомы которой нигде не описаны, их нет ни в одном справочнике. Каждый считает себя самым умным, каждый, даже если он проиграл, на это всегда есть причины, каждый что-то кому-то доказывает, при этом, чем выше мастерство, рейтинг, тем сильнее степень заражения, прямо пропорционально. Претендент – чемпиону, один гроссмейстер другому, новичок – ветерану, москвич – ленинградцу, венгр – немцу, слон – коню, ферзевый дебют –каталонскому началу, даже простая пешка, при определенных обстоятельствах, пытается доказать что-то самому Королю, список бесконечен. По этому параметру, Юрка, наконец-то, был как все, он тоже больной, он тоже доказывает, соседу, артисту, кому-то в НИИ, находятся места, находятся соперники.
- Ну, Юра, хотите?!
Юра молчал, он потерял возможность отвечать, единственное, что ему сейчас хотелось, растворится, спрятаться. Потом бы, он, конечно бы, сказал:
-Да, очень хочу, спасибо большое !
А сейчас не мог, неудобно было, что-то заклинило. Выручила Неля
- Чего его спрашивать, он и не мечтал даже !
Ирина Борисовна сказала дочке:
- Ты позвони Дарье, пусть попробует.
Юра снова сел ему стало ещё более тревожно. Он знал, кто такая Дарья, он даже ездил к ней пару раз. У неё была дочка, чуть постарше Лины. Дарья часто и надолго ездила за границу, привозила чемоданы детских вещей, половина которых почему-то переходило к Юркиной дочке, зачастую вещи были абсолютно новые. Бывая в Москве, он ездил их забирать.
Дарья была не просто Дарья, Дарьин папа был членом Политбюро. Что это такое – член Политбюро, объяснить крайне сложно. Тут важно не де-юре, а де-факто, и подходит строка из детского стихотворения:
- Кто знал, тот и звал ,а кто не знал, тот и не звал!
Член Политбюро мог всё, ну не как Бог, как ангел. Мог погубить, мог помиловать, мог поднять или унизить, наградить и выгнать, дать квартиру, машины, назначить, утвердить, послать, убрать, дальше, что фантазия подскажет. Вершина власти, единственный, кто мог противодействовать, другой член Политбюро. Между прочим, в этом матче за шахматную корону, так и было, у каждого свои покровители, именно на таком уровне.
Через пару дней Юрке сказали, что есть билет, на какую-то по номеру партию, на следующей неделе. Все оставшиеся дни Юрка смотрел на часы, был покладистым дома и готовился будто сам будет играть, да ещё решающую партию в жизни.
Командировка в Москву, как обычно, проблем не вызвала, "Красная стрела" тоже не подвела, в 8-30 Юрка шёл по Ленинградскому вокзалу с удовольствием подпевая репродуктору, встречали этот экспресс, в прямом смысле, с музыкой. Паракомандирочный, шахматист-любитель, немного авантюрист двинулся в сторону Олимпа.
Дарья просила заехать к ней после одиннадцати и Юрка для начала выполнил обязательную программу, съездил в магазины, в Детский Мир, отметил командировку, с приятелем сходили в пышечную у Курского вокзала и он двинулся в сторону Дарьи. Она жила в районе станции метро"Аэропорт", рядом стадион "Динамо", Петровский парк, место элитное, дома сталинской постройки, всё крепко, добротно, прочно. Дарьин дом из таких, в подъезде консьерж, видимо из органов. Куда, к кому, позвонил, проверил, пожалуйста, лифт направо.. В квартиру Юра не заходил, стеснялся, и получив очередной мешочек с вещами и заветный конверт, быстро ретировался.
Отойдя от дома на некоторое расстояние, он открыл конверт и прочёл
КОНЦЕРТНЫЙ ЗАЛ ИМЕНИ П. И. ЧАЙКОВСКОГО
П Р И Г Л А Ш Е Н И Е
на матч на первенство мира по шахматам, 14 партия
начало в 17 часов
станция метро "Маяковская"
ПРЕЗИДЕНТ МЕЖДУНАРОДНОЙ ФЕДЕРАЦИИ ШАХМАТ ФИДЕ
. М. КОМПОМАНЕС
,
То же самое было и на английском. В очередной раз порадовавшись необыкновенной удаче, Юрка отправился на вокзал, надо избавиться от мешка со шмотками, да из портфеля шли запахи, которые могли запросто отвлечь истинных любителей шахмат от предмета их страсти. Как оказалось позже, это был очень правильный, стратегический ход.
Всё равно, времени ещё было вдоволь, но Юрка решил поехать к часам четырём, чтобы освоиться, осмотреться, приготовиться и насладиться.
Концертный зал им. П.И.Чайковского расположен в самом центре Москвы, на улице М.Горького, сейчас снова Тверская. Юрка хорошо знал это место, метро "Маяковская", рядом Министерство, памятник поэту, ресторан "Пекин", театр "Сатиры", Ленком. Зал необычной формы, небольшой партер, три вместительных амфитеатра и два яруса балконов, вместимость 1500 мест, очень уютно.
Едва выйдя из метро, Юрка крайне удивился, несмотря на то, что до начала партии целый час, на улице Горького и площади Маяковского бушевала толпа, билетов даже не спрашивали, шумели, спорили, стараясь занять места, с которых видно огромную демонстрационную доску на театре "Сатиры". Там уже были сотни, а может и тысячи людей. Милиция удерживала порядок с трудом, а около концертного зала милиционеры стояли плечом к плечу полукругом, оставив в центре небольшой проход для билетовладельцев. С трудом пробившись для проверки наличия прав, Юрка показал своё приглашение, и его, без проблем, пропустили. То же самое и на входе в сам зал, точнее в фойе зала, без проблем.
В фойе народу было совсем мало, почти пусто, продавали шахматные книжки, яства кулинарные, бутерброды с черной и красной икрой, с осетриной, семгой , разнотвердыми колбасами, пирожные, соки. Похоже на столичные театральные фойе, да и по сути, это и был театр. Где-то через полчаса зрители стали прибывать, два международных гроссмейстера начали комментарий ранее сыгранных партий на демонстрационных досках, выставленных тут же, рядом, со всем этим великолепием.
Тут Юрка совершил ошибку. Поскольку в приглашении не было указано, ни ряд, ни место, он решил войти в зал пораньше, занять место поближе к сцене, не каждый день такое выпадает, он хотел насладиться вдоволь.Были ещё такие желающие, вход по центру зала, небольшая очередь. Его не пустили
- Вам не сюда, Вам налево.
Разомленный Юрка насторожился, немного расстроился, ну налево, так налево. Двое милиционеров попросили паспорт, Юрка в полуобмороке, но постовые взяли под козырёк и пропустили.
Он вошёл в зал и остолбенел. Слева от Юрки, буквально в двух метрах, на сцене, шахматный столик с фамилиями гроссмейстеров, играющих сегодня, в почтительном удалении, в глубине сцены, стол для судейской коллегии. Справа, до партера, отдельно друг от друга и от зрителей, ряд кресел, с табличками
ЧЕМПИОН МИРА
ПРЕТЕНДЕНТ НА ЗВАНИЕ ЧЕМПИОНА МИРА
В каждом ряду десять кресел, нигде никого не было, ни на сцене, ни на креслах команд, только где-то там, в партере и на ярусах рассаживались зрители.
Назад пути нет, Юрка, успев подумать, что шахматный Олимп он представлял себе несколько другим, решил занять место. Немного посомневавшись , Юрка уселся в команду чемпиона.
Положение было дурацким, ещё полчаса до начала партии, выйти он боялся, смотреть не на что, хорошо, хоть догадался в камеру хранения вещи сдать, позор на весь мир, тут как раз телевидение, корреспонденты щелкают, а его больше всех, больше некого.
Когда чемпион и претендент появились на сцене, весь зал встал, аплодируют, Юрка тоже, даже прослезился, это была и его минута, полторы тысячи приветствуют чемпионов, их имена уже в истории, а он рядом с ними, в их командах. Пускай он шахматист никакой, средне-слабый, он в двух метрах от них, в двух метрах от Олимпа, а не там на балконе, где и не видно ничего, значит и ему аплодируют. Помните, пара - это рядом.
Ровно в пять начали, руки пожали холодно, это сейчас они друзья, хотя такое в своих книжках пишут, уши вянут. Юрке скучно, рядом никого, великие ход сделают и к себе в комнату убегают, можно, правила такие. События на доске не развиваются, так прошёл час.
Ближе к шести кресла членов команд стали заполняться. В зале уже яблоку негде упасть, на улице толпы народа мерзнут, а эти не торопятся, дома всё просчитано, проанализировано, разложено по полочкам на десятки ходов вперёд.
Рядом с Юркой сел тренер чемпиона мира, он что-то читал и не обратил на соседа никого внимания. С другой стороны оказался гроссмейстер из Львова, достаточно известный и популярный. Юрка был тише воды и ниже травы. Вскоре все места вокруг были заняты, Юрка знал в лицо почти всех двадцать, экс-чемпионы мира, чемпионы Союза различных лет, телевидение и газеты делали своё дело, шахматам отводилось много места и времени. Наконец, чемпион и претендент стали чаще появляться на сцене, подолгу задумываясь.
Первым забил тревогу гроссмейстер из Львова. Он долго смотрел, смотрел на Юрку, пытаясь вспомнить где он его видел и при каких обстоятельствах. Отчаявшись, гросс стал делать знаки тренеру чемпиона. Дело в том, что после чемпионских матчей на Багио и в Мерано жутко боялись парапсихологов, шаманов разных, ходили разные байки о степени их влияния на шахматистов, чуть ли не гипноз, то одни фамилии называли, то другие, лучший американский гроссмейстер за все времена, тоже к этому руку приложил, а тут, новое незнакомое лицо.
Юрка вжался в кресло по "самое не могу" и смотрел на сцену не шевелясь, он даже моргнуть боялся. Атмосфера в зале имени Чайковского стала накаляться не на шутку. В начале партии всё это действо напоминало читальный зал в Публичной библиотеке, напряженная тишина, почтительное покашливание в кулачок, никакого движения. А тут в рядах представителей команд началось брожение. Заворочались головы, они наклонялись то в одну, то в другую сторону, гроссмейстеры пытались что-то сказать сидящим через несколько мест от них, началась тихая паника, парапсихоз.
Можно было подумать, что через пару ходов кто-то получит мат. Зрительский зал заметил, подхватил это броуновское движение, сначала партер, потом всё выше, пошло волнение, зал загудел. Пришлось подняться главному арбитру, минуты две он стоял с поднятой рукой, зал успокоился, удалось вернуть камерную тишину.
Пресс-атташе чемпиона и претендента в спешке вышли из зала, за ними Президент шахматной федерации, ещё какие-то люди. Юрка потом где-то читал, что обсуждение было бурным, все спрашивали кто это, чей человек, что за новенький, из какой команды? Друг другу не верили, знаем ваши штучки, мы тоже так можем, просто так не бывает, требовали специальной проверки а даже милиционеров трясли, как это произошло, что за билет или приглашение, но узнав кем оно подписано, приутихли.
Положение оставалось критическим и проигранным в отличие от положения на доске, почти ничего не изменилось, стороны маневрировали. Вернулись Юркины соседи, тренер перестал читать, гроссмейстер, наверное, что-то, наконец, вспомнил, команда претендента успокоилась, стало ясно, что принято решение.
Добил Юрку чемпион мира. Сделав очередной ход, он долго и внимательно смотрел на Юрку, всем своим видом давая понять, что он никого не боится, и его тоже, кем бы он там не был.
Юрка ушёл.
Уже в поезде, в последних известиях, он услышал, что эта партия была самой короткой в матче. Юрка ушёл за двадцать минут до её окончания.
"Красная стрела" пробиралась в ночи, жизнь продолжалась, затирая новыми событиями, несколько часов, когда Юрка был на Олимпе, почти на Олимпе.
Александр Рапопорт