В тот день шёл снег. Первый в этом году. Осторожно падали редкие снежинки на золотые листья клёна. Странно, но, несмотря на снег, светило солнце. Как-то по-особому ярко. Так бывает только поздней осенью, когда солнце как будто отдаёт последние силы зябнущей земле, готовясь уйти на покой, на долгую зиму. Воздух был прозрачным и хрупким, мне даже казалось, что он позванивал от нашего движения.
Мы сошли с троллейбуса на переполненную толкущимся народом остановку. Я крепко держала папу за руку. Вязаный шарф приятно щекотал подбородок, хотя я никогда не любила зиму за то, что нужно было надевать на себя бесконечное количество одежды. Мы пошли по длинной аллее. Корпус больницы, к которому мы направлялись, находился в глубине больничного парка. Я увлечённо зачерпывала сапожками золотые груды листвы, но папа одёрнул меня. Чтобы не портила обувь.
Родильный дом оказался пятиэтажным зданием, выкрашенным в солнечный жёлтый цвет. Сначала мы зашли в приёмный покой и передали с медсестрой пакет для мамы с драгоценными фруктами. Фрукты в октябре, которые и летом-то мы редко видели, казались мне просто чудом. Да, чудеса случаются каждый день. Потом мы снова вышли на улицу. Здание смотрело на нас десятками окон. За каким-то из них была сейчас мама.
И она выглянула из окна на третьем этаже. Закутанная в халат, бледная, но очень счастливая. Она что-то говорила, но мы её не слышали. Папа угадывал по губам и жестам, что же она говорит, задавая в свою очередь вопросы, которые угадывала мама. Эта загадочная игра продолжалась некоторое время. Потом мама вдруг оглянулась, махнула нам рукой и исчезла из окна. Я уже расстроилась, что мы опять должны уходить. И опять без мамы. Я стояла и размышляла, что без мамы очень сложно. Ведь папа совершенно не умеет заплетать мне косички. Хорошо, когда я ночевала у бабушки, тогда она заплетала мне утром в школу косички. Даже с пышными бантами. А у папы пока не получалось... И тут мама выглянула вновь. Она держала в руках непонятный белый свёрток. Когда она отогнула уголок одеяла, на свет показался маленький сморщенный носик. Я затаила дыхание, а папа... Он стоял совершенно ошалелый от радости и светился улыбкой. Такой радости на его лице я ещё никогда не видела. Я смотрела во все глаза на это маленькое, розовое личико и что-то пыталась понять. Какая-то мысль пыталась выкристаллизоваться в моём детском мозгу, но пока ещё не давалась в руки. Папа смеялся и плакал одновременно. Мама улыбалась сквозь слёзы. Но весь этот всплеск безумной радости был прерван недовольным плачем нового члена нашей семьи. Такой маленький, он уже устанавливал свои законы. Мама махнула нам в последний раз рукой и скрылась за занавеской.
Мы с папой брели обратно по золотой аллее в сторону остановки. Каждый погружённый в свои мысли. И в этот момент я поняла, я словила эту мысль, так упорно ускользающую от меня: теперь я была не одна. У меня появился брат. Павел. Пашка. Павлуша.