Вот уже скоро и май закончится, весна на подходе. Почему на подходе? Да потому, что в районах Крайнего Севера май – это ещё не настоящая весна, а так, только подобие её. Особенно если сравнивать с благословенной Украиной, откуда я год назад приехала в эти края. Пока для меня здесь всё в диковинку: и оленьи упряжки, на которых эвенки, коренные жители, выезжают из тайги, чтобы сдать в факторию добытую пушнину и дичь, а взамен запастись на полгода порохом, дробью, сахаром, солью, мукой, чаем. Да много чего требуется им в тайге! Кочуют по шесть месяцев, охотятся, рыбачат, пасут оленей…
Я, впервые увидев этот выезд, наверное, час стояла столбом с открытым ртом и глазами по блюдцу! Низкорослые, узкоглазые, с длинными чёрными блестящими косичками, эвенки были настолько непосредственны и естественны, без всяких там условностей, что мне показалось, будто я попала в какой-то иной, фантастический мир. Одетые в меховые, расшитые цветными ремешками и лоскутками парки, они даже в лютые морозы не носили шапок. Их у них просто не было. Если мороз зашкаливал за -40, тогда надевали на головы капюшоны, отороченные мехом белки, лисы, росомахи, соболя, песца…
На ногах красовались украшенные узорами из бисера унтайки, сшитые из лосин. Лосины – это кожа лося (или оленя?) с короткой, но густой шерстью, снятая с ног зверя. Эвенки в посёлок выезжали целыми семьями, с детьми, стариками, женщинами. В стойбище не оставался никто. На краю посёлка ставили чумы – вот тебе и стойбище! Поселковые дворняги с ума сходили от близости лесных жителей, лаяли непрерывно аж до визга, роняя клочья пены изо рта. А охотничьи собаки эвенков невозмутимо лежали, зарывшись в снег около чумов.
Эй, мадам, остановитесь! Вы же не об этом хотели!
Так вот, ранняя весна, эвенки уже давным-давно где-то в тайге кочуют. Лёд на речке прошёл, набухли почки на берёзах, вот-вот появятся маленькие липкие листики. Солнце пригревает с каждым днём всё жарче, снег почти растаял, только в распадках ещё можно набрести на укрытые прошлогодним листом и хвоей сугробы. Говорят, медведь поднялся из берлоги. И пошла рыба на нерест. Мужики ночей не спят, язя промышляют. А некоторые даже перемёты ставят поперёк реки на стерлядь! И попадается!
В тот вечер я готовила тексты к билетам по немецкому языку, так как вела иностранный язык в двух выпускных классах. 32 билета, значит, надо подобрать 32 отрывка из не знакомых ученикам текстов. Работа, скажу вам, хлопотная. Во-первых, текст должен быть не более ста десяти слов, во-вторых, связный по содержанию и, в-третьих, действительно не знакомый ученикам. Пришлось поднять старые газеты на немецком языке, которые я выписывала несколько лет подряд, раздаточный материал, собранный за все годы учёбы в университете, сборники текстов для факультативных занятий. Вообще-то моя специальность – русский язык и литература, но с правом преподавания иностранного языка. Вот и пришлось первый год вести в выпускных классах и русскую литературу, и немецкий.
В доме тепло, уютно, чистенько, комаров ещё нет, не досаждают. Работай да работай… Только… Вдруг зазвонил телефон. Я взяла трубку:
– Слушаю!
– Ты не слушай, а собирайся быстренько и дуй ко мне, – это меня так приветствовала моя подруга, а «по совместительству» – директор школы Людмила Анатольевна. – Дело есть, на сто рублей.
Люда немного старше меня, да и всё-таки директор! Но субординацию мы соблюдаем только в школе, а так, в жизни, сдружились. Наверное, сходство характеров, обе – Скорпионы.
Я знала, что Геннадий, муж Люды, уехал в командировку, Игорька, четырёхлетнего сынишку, попутно увёз на лето к бабушке в Краснодар. И Людмила кукует дома одна.
– Что за дело такое срочное? По телефону нельзя сказать? – Очень уж мне не хотелось на ночь глядя идти куда-то. Тем более что прибаливала немного, простыла, и сопли текли ручьями, дышать не могла.
– Так, пять минут тебе на сборы и пять – на дорогу, – Людмила не стала слушать моих отговорок и положила трубку.
Жили мы на одной улице, по соседству, через несколько домов, и пяти минут мне вполне хватало, чтобы добежать до неё. А сборы? Да какие там сборы: сапоги натянула, куртку на плечи набросила – и готова! На это и двух минут достаточно.
Вышла на улицу, а там дождик накрапывает. «Ох, не могла ты по телефону своё дело объяснить или, в крайнем случае, и завтра в школе», – подумала я. Но пошла всё же. Просто так Люда дёргать не будет. Значит, и правда что-то срочное.
Людмила встретила меня на веранде. У порога стояло ведёрко, в котором плескалось с десяток тонких остроносых рыб. Таких я ещё не видела.
– Будем рыбу чушем есть. Сосед стерлядкой угостил, а я одна как-то не привыкла ужинать.
– И это ты меня из-за этого сорвала? И что значит – чушем? – я и в самом деле не знала, что это за «зверь».
– Увидишь сейчас. Проходи, раздевайся, – Люда взяла ведёрко с рыбками, зашла в дом, предварительно затолкав туда и меня. Сняв сапоги, куртку, я прошла в кухню и села за стол. Мы любили именно кухонные посиделки – уютно как-то, чайник под рукой, а зимой, так ещё и дрова в печке потрескивают. Красота!
Сегодня печка не топилась, конец мая всё же!
– Что рассопливилась? Считай, лето на дворе, а ты расквасилась. Сейчас вылечу, завтра будешь, как новая копеечка. – Люда принялась потрошить рыбу.
– Это и есть то срочное дело, о котором ты говорила? Так и до завтра подождало бы, – я немного злилась да и чувствовала себя не лучшим образом, немного познабливало, признак того, что температура поднимается.
– Не подождало бы, – слишком уж категорично заявила Людмила. И тут же, без всякого перехода, спросила: – Ты когда-нибудь стерлядку чушем ела?
– Да я её и не видела никогда, не то что ела, да вдобавок чушем! А как это – чушем? – любопытство всё-таки пересилило.
– Сейчас увидишь. И попробуешь. – ох, и хитра лиса! Знает, что от рыбы, причём любой, я не смогу отказаться. Ну, есть, есть грешок, люблю рыбу в любом виде: жареную, солёную, копчённую, из ухи… – Я две штучки уже приготовила, остальную сейчас заморозим, – подруга открыла холодильник, достала пластиковую бутылку с какой-то прозрачной жидкостью, из буфета – два стакана. На разделочной доске крупными кольцами порезала луковицу, из шкафчика вытащила солонку и молотый горький перец.
– А теперь смотри, как это чушем стерлядку едят, – достав из морозилки две рыбины, Люда одну из них положила на разделочную доску и быстрыми отточенными движениями настрогала целую кучку тоненьких янтарно-прозрачных пластинок.
– Я и так простыла, а ты меня ещё и мороженой рыбой лечить собираешься? Да к тому же она сырая! – я была ошарашена таким методом лечения. – Никогда не ела сырую рыбу, и не буду!
– Будешь! Только попробуй, а потом тебя за уши не оттащишь! А лечить буду проверенным лекарством. Вот, видишь? – Люда налила из бутылки по трети стакана. – Пей и не дыши! Да пей же, рыба тает! – прикрикнула она. Так как нос у меня был заложен, то никаких запахов я не ощущала. И выпила…
Даже если бы я захотела дышать после этого, то всё равно не смогла бы. Я просто задохнулась. В стакане был неразведённый спирт.
Людмила запихнула мне в рот пару ломтиков мороженой стерлядки, предварительно обмакнув её в соль и чуть-чуть поперчив. Я проглотила рыбу, не почувствовав никакого вкуса. Потом уже и сама толкала в рот и лук, и рыбу, и даже кусок пирога, который нашла в хлебнице…
Ночевала ту ночь я не дома – у Люды. Зато первый раз в жизни пила неразбавленный спирт, ела рыбу ЧУШЕМ! – и, как ни странно, выздоровела! Да, да, мою простуду как рукой сняло!