Другой мир. Книга 2

 Другой мир.
Книга 2.


Глава 1
Не взяли на борт.

Прошла неделя, как Дик, покинув бунгало в Африке, вернулся к себе во дворец. И с тех пор – ни единого звонка, ни единого письма, ничего – глухо. Друзья будто забыли о нем. Но Дик в это не верил, они не могли забыть, значит, рассуждал он, причина в другом, а в чем именно…
-Королю стало известно о том, что случилось в прошедшее полнолуние, ваше высочество.
Кто там лезет со своими предположениями? Ну конечно, Леонид, кто же ещё. Евнух, в чьи обязанности входило ещё и прислуживать ему, всегда находился начеку и угадывал любое его желание, любую его мысль, вот и сейчас он, как всегда, пришёл к нему на помощь, озвучив его опасения. Действительно, в минувшее полнолуние случилось нечто из ряда вон выходящее, а именно: будучи оборотнем, он  не просидел, как полагается, в специальной камере во дворце, а остался у друзей в бунгало. Разумеется, сделано было это из благих намерений – в королевстве герцог Лаевский готовил заговор против него, он заставил своего племянника одеть шкуру волка и убивать всех на территории Африки, чтобы подставить его. Он хотел, чтобы Дика в королевстве сочли невменяемым опасным чудовищем, и признали недееспособным – тогда после смерти короля Лаевский стал бы регентом, и смог править королевством. Чтобы изобличить врага, Дик   и остался в полнолуние – он хотел поймать живем настоящего убийцу, второго «оборотня».  Однако ни к чему хорошему это не привело – когда взошла луна,  он стал оборотнем, вырвался на свободу и  только благодаря чуду друзья остались живы, а главная улика, то, ради чего он решился на такой рискованный шаг – племянник Лаевского - погиб от его собственных зубов. И – всё. Он не смог доказать, что Лаевский к этому как-то причастен, потому что сам герцог всё отрицал, ну а мёртвый, истерзанный труп, на котором и плоти-то почти не осталось, не говоря уж о волчьем костюме – не смог ничего сказать. Да и сам Дик не спешил ничего никому доказывать в такой ситуации – ведь при дворе, кроме короля, Лаевского да ещё Леонида, никто не знал, что он  оборотень. И не в его интересах было рассказывать им это.
Вот чем закончилась та история, и, конечно, возвращаясь потом во дворец, Дик боялся, как отреагирует король. Конечно, монарх порадуется, что Дик остался в живых, что коварные планы Лаевского рассыпались в прах, но он же может и рассердится, что его сын рискнул подвергнуть себя  такой опасности – ведь его могли запросто убить, да и то, что его тайна оказалась под угрозой, королю тоже вряд ли пришлось по вкусу. Вот поэтому-то Дик сейчас и волновался – ему было известно, что король сердит на него, и кто знает, может быть, таким образом он решил наказать его? Кто знает. Вполне может быть, что король решил пресечь его дружбу с друзьями, лишив тех возможности контактировать с ним – через телефон, письма или  посредством личного визита. Да, вполне может быть и такое, тем более, что до сих пор никаких иных кар Дик от отца не видал, хотя те должны были бы появиться. Заодно, рассуждал он, король таким образом может лишить и ещё одну проблему – то, что он общается с чернью. Ведь его друзья – Константин, Андерсен и остальные – это не подданные королевства, не представители знать и даже не являются представителями элиты у себя в стране, это обычные люди среднего достатка.
Дик взглянул на слугу.
-Значит,   ты думаешь, что дело в этом? Что ж, не буду от тебя скрывать, я тоже полагаю, что причина молчания с их стороны именно в истории с полнолунием. Но, может быть, мы и ошибаемся с тобой?
-Считаете, что они могут просто сами не звонить, не писать? – догадался Леонид.
- Сам подумай: когда я уезжал от них, Константин, Дэнниел и Рой собирались уезжать – им вполне могло быть не до звонков и писем. Андерсен… с ним Грег, скорее всего, остался, и Герон с Михаэлем – тоже причина, чтобы не звонить.
-А для вас – причина, чтобы самому к ним наведаться? – улыбнулся евнух.
Дик усмехнулся.
-А почему бы и нет, Леонид? Если они не могли связаться со мной из-за короля, таким образом, мы это выясним, ну а если причина в них самих – что ж, сделаем доброе дело, напомню им о себе: уверен, они будут рады меня видеть.
Леонид с улыбкой покачал головой.  В самом деле, почему бы и нет? Тем более, что и временем они располагают, да и сам он не прочь свидеться с друзьями – Андерсен, Константин и остальные – это же не только друзья принца, но и его. И слуга улыбнулся наследнику.
-Приказать подать лошадей? – спросил он и через несколько минут они, в сопровождении четырех стражей, скакали к воротам, соединяющим волшебный город Альвер и Африку. А в половине второго Дик спешился около конюшни, и, приказав стражам остаться здесь, прошел в бунгало. Леонид последовал за ним. 
 В гостиной сидели, о чем-то задушевно болтая, двое мужчин, один постарше, другой помоложе. Заслышав шаги, оба повернулись в его сторону.
-Дик! – радостно воскликнул молодой человек, вскакивая с места.
-Добрый день, Константин, - улыбнулся юноше Дик и пожал протянутую ему руку.
-Тебя как сюда занесло? – улыбаясь, весело спрашивал Константин. – Мы и не ждали тебя.
-Я решил устроить вам сюрприз. Надеюсь, вы не против?
-Нет, конечно! – воскликнул тот. – Мы всегда рады тебя видеть! Как поживаешь, дружище?
-Отлично, - с улыбкой ответил Дик и пожал руку мужчине постарше. – Андерсен?
-Здравствуй, Дик, - приподнявшись в кресле, поздоровался с ним Андерсен. – Леонид…
После того, как руку пожали и подошедшему слуге, все четверо расселись в креслах (Леонид – разумеется, только после того, как Дик ему это разрешил кивком).
-Честно сказать, я не ожидал, что встречу вас здесь, Константин, - произнес Дик. - Я думал, что вы уедете, как только получите свои документы.
-Этого Дэн хотел, - усмехнулся юноша. – Мечтал усвистать, едва  ему только их в руки всучили.
-И уехал? – уточнил Дик.
-Да в том-то и дело, что нет.
Брови Дика взметнулись вверх. Почему? Неужели опять какие-то препятствия возникли? Какие же теперь?
-Да я и сам толком не знаю. Документы нам прислали, в полном порядке, замечу сразу, только едва нас Анд в порт привез, нас назад завернули. Короче, не взяли нас на борт, Дик.
Расстроенный Константин досадливо дернул плечами.
-Но этому должно быть какое-нибудь объяснение, - заметил Дик. – Вам объяснили, почему вас не взяли на борт?
-Нет. Да мы особо-то и не выясняли, Дик… ой, ладно, - поморщился Константин, - забудь ты про это. Может, оно и к лучшему, что никуда мы не попали – видишь, зато с тобой увиделись. Ну а что до порта, то…
-Я позабочусь, чтобы вы с Дэнниелом  смогли отплыть, - улыбнулся Дик, многозначительно переглянувшись со слугой; Леонид понимающе кивнул – он всё устроит.
Константин довольно усмехнулся.
-Всё-таки хорошо иметь такого влиятельного друга, - озорно подмигнул он Дику.
Дик мягко улыбнулся. Действительно, хорошо, он  с ним согласен. Только где Дэнниел? Ведь если они с Константином не смогли уплыть, то Дэнниел, наверное, остался здесь же, но Дик почему-то его тут не наблюдает. Его здесь нет? Он спросил об этом Константина – оказалось, Дэн здесь, просто он отдыхает наверху, у себя в комнате.
-Но это ведь только к лучшему, верно, Дик? – хмыкнул Константин.
Дик улыбнулся: в самом деле, Дэнниел ему был ни к чему.
-А кто-нибудь ещё с вами живёт или вы втроем тут? – поинтересовался он у приятеля.
-Нет, с нами ещё Грег живёт, ему же некуда деваться – вернее, это нам от него некуда деться. Ну ты же знаешь его характер: чуть что не по нем и трехэтажный мат с запусканием сапог тебе обеспечен. В последнем, кстати, он в последнее время преуспел: швыряется своим единственным башмаком так, что у меня уже башка трещит – ни разу, черт, не промахнется. К счастью, мы его видим редко: старина Грег целыми днями пропадает где-то в джунглях и является только к обеду и ужину, ну а завтракает он всегда один, до восхода солнца, так что нам и здесь повезло. Кстати, он и сейчас где-то бродит.
-А у тебя, похоже,  язык забродил? – донёсся из кухни злобный голос. – Ты чего это раскудахтался, кретин?
В гостиной никто ничего сказать не успел, как из кухни вышел сам владелец голоса – молодой парень весьма нагловатого вида, он скрестил руки на груди и плечом опершись о косяк двери, с насмешкой оглядел собравшихся. Роб Рой собственной персоной.
-О, ну надо же! – злорадно воскликнул он, заметив среди друзей Дика. – Какие люди! Вернее, какие звери! Слышь, ты, полуволк, ты зачем сюда явился? Тебя звали? А может, тебя из твоего вонючего королевства выгнали, а? Или сам слинял?  И что же на этот раз? 
Так и не дождавшись ответа, юноша насмешливо фыркнул и брался обратно на кухню. Дик проводил его холодным взглядом, а когда он скрылся, перевел взгляд  на Константина с Андерсеном.
-Я думал, что его здесь нет, - холодно произнес он. – Он тоже не смог уехать?
-Представь себе, тоже. Во повезло нам, а? –  Константин кисло усмехнулся, тряхнул головой, а потом весело прибавил: - Ладно, забудь ты про нас, проехали. Лучше давай, про себя рассказывай? Как ты там?  Ну, выкладывай!
С проблемой отъезда друзей он разберется  позже, а сейчас, в самом деле, нужно веселиться. Поэтому Дик с удовольствием пустился описывать свою жизнь во дворце. Друзья внимательно слушали его, изредка прерывая вопросами или веселыми замечаниями. Разумеется, они хотели знать все, и даже порывали распростись Леонида, но слуга, прекрасно понимавший, что времени у принца и так в обрез и что ему вряд бы самому наговориться с друзьями, тактично отказался от всяких ответов, сославшись, что ему нечего им поведать. Поэтому Дик наслаждался беседой с друзьями.
 В свою очередь, те были рады не меньше, в особенности Константин. Устав от общества мрачного и грубого Грега, язвы-Роя и беспечного весельчака, любителя денег Дэнниела, юноша с удовольствием общался теперь с принцем. Речи оборотня всегда вызывали в нем интерес – главным образом потому, что Дик, не смотря на то, что он приходился ему ровесником, говорил всегда на удивленье  красиво – складно, умно,  серьезно,  - так, как иной профессор не скажет. А уж про то, что в его голосе порой пробивались покровительственные повелительные нотки и говорить нечего – забавляло это Константина, совершенно не привыкшего, чтобы с ним так разговаривал его друг. Принц, ясное дело, принц! Сан многое определяет, и хотя подобная особенность, как уже было сказано, забавляла юношу, но порой он все же не мог удержаться от того, чтобы не подшутить над Диком. А то больно уж серьезен он порой – не друг, а прямо ботаник какой-то. И ещё в разговоре главный – все к нему прислушиваются. Нет, этого он не в силах терпеть и поэтому, когда Дик на минутку замолчал, он возьми и заведи разговор на ту тему, которую оборотень всегда обходил стороной – личную.
-Я вот всё спросить у тебя хочу, Дик: а на личном-то фронте у тебя как, а? Те же успехи, что и в делах?  - с самой лукавой физиономией спросил он. – А то про свои успехи  и неудачи на государственном уровне ты нам рассказываешь, а что у тебя там на домашнем уровне – как-то молчком. Может, поделишься информацией? Или нам это лучше у Лёнчика спросить? Что скажешь, Леонид?
«Что вам, молодой человек, лучше быть немножко посдержанней», - говорил улыбчивый взгляд евнуха. Сдержанней? Константина это только больше раззадорило.
-Так, Леонид молчит, - констатировал он, - значит, ответ за тобой, Дик! Давай, рассказывай, что там у тебя с дамами. Жениться ещё не надумал?
-Давайте сменим тему, Константин, - с улыбкой предложил принц.
Какой деликатный! Ну уж нет, он развяжет язык этому серьезному товарищу!
-А давай нет! Или ты стесняешься? А, наверное, у тебя  есть что скрывать, ну да ничего, сейчас мы всё…
Дик слушал его речи со сдержанной улыбкой, но Константин сердцем чуял – долго он не продержится, ещё немного и оборотень расколется, и чтобы ускорить этот момент, он хотел кольнуть друга острой шуткой, как почувствовал внушительный толчок в бок – Андерсен постарался. «Прекрати немедленно», - велел ему его сердитый взгляд.
Может, он бы его и не послушал, однако, потерев ушибленный бок, Константин заметил, что то же самое ему рекомендует сделать Леонид, причем настойчиво так рекомендует – с вежливой улыбкой. Два против одного – он оказался в меньшинстве. Пришлось уступить.
-А ну, да, -  поспешил он исправиться под взорами друзей, и  с наигранной веселостью добавил: -Так о чем будем говорить?
Андерсен с Леонидом довольно улыбнулись, и Дик – вот наглец, а! – тоже улыбнулся. Довольно. Эх, вот если б не эти двое, вот уж бы он ему показал! А то выставили его идиотом каким-то – а ещё друзья, называется. И чего ради? Ради каких-то приличий!  Смех, да и только.
Его всегда забавляла необходимость «соблюдать приличия», которой  страдали Андерсен и Леонид. Ну, подумаешь, захотел сказать Дику пару острых словечек –  ну что тут такого? Он же это другу говорит!  Ладно, с Леонидом  ему ещё всё было более-менее ясно – он слуга принца, чего уж там говорить – понятное дело, опасается лишний раз что-нибудь эдакое самому сказать при наследнике или другому разрешить это сделать. Константин это понимал и не осуждал евнуха.  Но Андерсен-то чего суетиться?! Он же не слуга этому оборотню, не подданный даже его королевства – чего, спрашивается, возникает? Не иначе,  как старина Анд воспринимает их Дика не как юношу, годящегося ему в сыновья, а как настоящего принца, умного и влиятельного.  Константин в душе смеялся –  проживай они веке так в девятнадцатом, подобное почтение было бы ещё уместно, но в двадцать первом? Соблюдать формальности общения с юнцом, годящемся тебе в сыновья, да ещёе тем, кто вообще-то твой друг, а в прошлом имел несчастье даже побывать рабом? Чудак, да и только. Ну да и пусть, так даже веселее, только Дик, Дик-то! Ведь все понимает, Константин это видел, понимает и – молчит! Вернее, воспринимает как должное. Хотя, признаться, Константин понимал и его и даже завидовал – что и говорить, чертовски приятно, наверное, быть принцем! Когда можно с одной стороны, непринужденно беседовать с человеком, а с другой – всегда знать, что в случае чего этот самый собеседник, будь он хоть втрое тебя старше и мудрее, в нужный момент заткнется и почтительно склонит голову. Да ещё другим посоветует.
Константин улыбнулся своим мыслям и  повернул голову, чтобы узнать, чем там занимаются его друзья. А те времени даром не теряли – Андерсен вовсю беседовал с Диком, а Леонид преспокойно читал книгу. Фыркнув, юноша тут же поспешил присоединиться к оборотню и его собеседнику.

За приятной беседой время летит незаметно, так что неудивительно, что Леониду пришлось напомнить Дику о необходимости возвращаться домой. Возвращаться, конечно, ему не хотелось, а при виде того, как не хочет, в свою очередь, с ним расставаться Константин – тем более. Ведь только-только приехал, они даже толком обсудить ничего не успели! Юноша даже начал подбивать его остаться, однако Дик сам сознавал необходимость своего присутствия  во дворце и потому с мягкой улыбкой отклонил заманчивое предложение друга.
-Ну смотри, - рассмеялся Константин, - тебе виднее. Только не говори потом, что мы тебя не предлагали!
-Не скажу, - с улыбкой пообещал Дик и  протянул руку Андерсену. – Я выясню, почему их отказываются брать на борт. Думаю, - поделился он своими предположениями, - это какое-то досадное недоразумение. Я пришлю Леонида, когда оно будет устранено.
-Идёт, - согласился Константин.
Дик пожал руку и ему, после чего поехал во дворец.


Глава 2
Исчезновение Роя.

Он отлично провёл время, общаясь с друзьями в бунгало,  попутно выяснив, что причиной их длительного молчания был не гнев короля (препятствий с его стороны как раз и не было, более того, монарх даже не рассердился на Дика за его поездку в Африку), а их собственные проблемы, которые затмили всё остальное. Включая его самого. Константин, Рой и Дэнниел не смогли отплыть из Африки. Но почему? Какое-то досадное недоразумение? Дик вполне мог счесть именно так, однако события последних месяцев его заставили усомниться в подобной версии. Слишком уж это походило на другую подобную «случайность» - невозможность получить этой троице свои документы во время каверз Лаевского. Ведь тогда, помнил Дик, они тоже не могли покинуть Африку – потому что это было ненужно герцогу, это мешало его планам и потому друзьям не выдавали соответствующие бумаги. Но теперь Лаевский изобличен, бумаги друзья получили и вроде как ничего не должно препятствовать их отбытию, а выходит всё почему-то иначе. Почему?
-Не переживайте так, ваше высочество, - посоветовал ему Леонид. – Я не думаю, что за этим кроется нечто дурное. Скорее всего, это действительно обыкновенное совпадение, маленькое досадное недоразумение. Такое, к сожаленью,  бывает.
А может, он и в самом деле зря волнуется? Недоразумения случаются, никто от них не застрахован, а что до намеренной задержке друзей в Африке, то он перебрал в уме всех своих врагов и так и не нашел, кому это может быть выгодно. Посему Дик окончательно успокоился и готов был забыть про историю с отъездом, как вдруг  через несколько дней Леонид сообщает ему, что звонил Андерсен с просьбой немедленно приехать. К чему такая спешка, что случилось – не объяснил, и хотя времени у Дика на подобные разъезды совсем не было, совесть и любопытство не позволили ему остаться равнодушным к просьбе друга, и он, гадая, что же такое приключилось, велел оседлать Леониду коней и через десять минут после звонка он уже вовсю скакал в сторону портала. А ещё через полтора часа он был у дверей бунгало.
-Добрый вечер, - поприветствовал он друзей. – Хотя судя по тому, что вы срочно попросили меня приехать сюда, я скорее склоняюсь к противоположной точке зрения. Однако приступим к делу. Вы просили меня приехать и вот я здесь, и я надеюсь, что приехал я не напрасно, что у вас действительно были веские причины позвать меня к себе, поскольку сами понимаете, у меня не так много времени, чтобы я мог срываться, бросать всё и приезжать сюда.
-Разумеется, мы понимаем, Дик, - произнес Андерсен, - поэтому просим прощения, если оторвали тебя от  дел, но поверь, у нас действительно были на то причины.
-И что это за причины? – спросил он. -  Что такое случилось, о чем вы не решились сообщить мне по телефону?
-Рой уехал, - сказал Андерсен.
Дик удивленно вскинул брови.
-Но разве это не то, чего вы так хотели?
Андерсен с Константином нервно переглянулись.
-Нет, это то, конечно, но понимаешь…  - Андерсен запнулся и совсем уж тревожно прибавил: - Дело в том, что он уехал и пропал.
-Уже семь дней как уехал, - подал голос Константин, - и с тех пор ни слуху, ни духу. Не звонит и не пишет. 
-И что в этом такого? Многие люди не считают нужным извещать своих родных о благополучном прибытии до пункта назначения, а уж такие как ваш Рой, на мой взгляд, вовсе не обременяют себя этой обязанностью.
-Э, нет, - возразил Константин, - ты Роя не знаешь. Он, конечно, сволочь та ещё, но вот чтобы уехать и  сообщить, как он там добирается – такого с ним ещё не бывало. Он  мне ещё в пути уже названивал, чтобы поделиться впечатлениями, ну или на худой конец, по мылу сообщения слал. Так что нет, что-то здесь не то. Знаешь, мне кажется, что он не добрался до Англии.
-Он в Англию собирался?
-Да, в Лондон.
Сначала Дик готов был  счесть своих друзей, мягко говоря, легкомысленными и простоватыми.  Потому что выдергивать его из дворца только ради того, что какой-то хам уехал и не дает о себе знать семь дней (не месяцев даже!) – ну очень странно. Так могут поступить либо наивные простодушные люди, с добрым сердцем, которые беспокоятся за всех и вся, только вот порой их беспокойство за других доводит до абсурда – как в этом случае: подумали о Рое, но не подумали о нем, Дике. Взяли и выдернули его из дворца, хотя могли просто сообщить все Леониду по телефону. Тем более, что никакой опасности для Роя не наблюдается. Так он считал и уже хотел мягко пожурить друзей и уехать,  как вдруг сам понял, что ситуация на самом деле не так проста. Нет, с друзьями все ясно – они легкомысленны, добры, всё это остается, этот момент Дик со счетов не скидывал, его другое волновало – недоразумение с невозможностью друзьям отбыть из Африки. Ведь ещё совсем недавно троица не могла покинуть бунгало, а теперь – пожалуйста,  Рой захотел и ухал. Уехал и пропал.  А что, если….
 Дик заложил руки за спину и минуту простоял молча, размышляя, после чего взглянул на друзей и произнес:
-Но почему вы всё-таки уверены, что с ним что-то случилось? Ведь прошло всего шесть дней. Он мог не позвонить вам, обидевшись на что-то… мог сам забыть про вас и поэтому не позвонить, или связи могло не оказаться… да мало ли  найдется причин, по которым человек не дал о себе знать. Откуда такая уверенность, что с ним обязательно что-то случилось?  Откуда вы взяли, что он не добрался до Лондона? Может быть, он как раз где-нибудь на пути к нему или уже там. Какие ещё у вас есть аргументы, которые бы указывали на то, что подобное поведение Роя необычно и что поэтому его следует искать? Вы можете привести мне ещё причины, на основании которых можно утверждать, что с ним что-то случилось и что он не добрался до своего Лондона?
Друзья не могли. А он не мог прямо отсюда выяснить, попал ли Рой в беду или с ним всё в порядке – у него же под рукой сейчас ничего нет! Вот если бы он был во дворце – другое дело.
-Но почему? – удивился Константин. – У тебя что, нет телефона, чтобы позвонить кому следует? Сделал бы пару звоночков нужным людям и всё…
Дик снисходительно улыбнулся – наивность этого юноши порой его поражала.
-В таких случаях, Константин, общаются с нужными людьми лично, а не прибегают  к помощи «звоночков».
-А, чтобы не прослушали? Не подслушали? – догадался тот, но тут же ляпнул: - А почему? Что такого в том, что кто-то узнает о том, что ты интересуешься Роем?
-Да в принципе, ничего особенного, - спокойно ответил Дик. – Просто если вашего Роя похитили, то как только злоумышленникам станет известно о том, что мы его ищем, первое, что они сделают – это постараются замести следы, запрятав его так, что мы, возможно, вообще лишимся возможности его когда-либо отыскать.
-Аааа, - смущенно улыбнулся Константин. – Тогда тебе действительно лучше ехать к себе во дворец.
-Именно это я и собираюсь сделать.
-Слушай, - Константин вдруг хитро прищурился, - а может, это твоих рук дело, а?
Он даже не понял сразу – о чем это Константин говорит. Тогда тот пояснил: Рой же ему всё время жизнь отравляет – что здесь, в бунгало, то когда Дик ещё у Далтонов в качестве раба жил – Рой над ним тогда здорово измывался. Так что ж, озорно сверкая глазами, подвел итог Константин, может, он решил ему отомстить? Взял и сам похитил его, чтобы проучить.
Дик пристально посмотрел на него. Он не скрывал того, что Рой вызывал в нем отвращение. Он испытывал к нему неприязнь с тех самых пор, когда ещё жил рабов у Далтонов – Дэнниел, Константин и Рой тогда унизили его, заставив съесть экскременты, а потом ещё какое-то время троица потешалась над ним, различными мелкими пакостями отравляя ему жизнь. Константин и Дэнниел, к их чести, скоро это прекратили, Константин даже раскаялся впоследствии и у Дика просил прощение, однако Рой ничуть не изменился. Напротив, когда дом Далтонов сгорел и троица поселилась в бунгало у Андерсена, он продолжал третировать его, и продолжает по сей день. Вернее, продолжал. Потому что его похитили, а – кто? Не он, конечно – Дик это ясно дал понять Константину своим холодным, серьезным взглядом.
-Ну, я  же только предположил, - с виноватой улыбкой пожал плечами тот. – Просто ну мало ли… ну а раз не ты, так не ты. А кто, ты не знаешь?
-Нет. У меня даже предположений не имеется.
-Ладно, тогда не будем тебя задерживать. Езжай в свой Альвер – может, там что-нибудь разузнаешь.
-Я пришлю Леонида, если что-нибудь будет известно, - кивнул он и хотел уж идти, как вдруг в голову ударила мысль: - Постойте. А вы не спрашивали у Дэнниела – может быть, он что-нибудь знает о Рое?
-Дэн? – Константин посмотрел на него таким взглядом, будто он спросил о безнадежно больном человеке. – Дик, наше Дэна интересует только одна вещь –  деньги. Хотя нет, ещё золото, алмазы. И вот как ты считаешь – разве Рой похож на того, кто может ему их предложить?  Или хотя бы поддержать разговор на эту тему?
Дик усмехнулся.
-Я всё понял, спасибо, Константин.
-Тогда давай, до встречи, - Константин протянул руку и он ее крепко пожал.
Пожал он руку и Андерсену.
-Предупредите меня, если Рой появится, - сказал он им напоследок и, дождавшись, пока друзья попрощаются со слугой, отправился в Альвер.
Во дворец  он прибыл уже ближе к обеду и сразу понял, во сколько ему обошлась эта отлучка из дома – со всех сторон к нему спешили встревоженные слуги.
-Ваше высочество, - дрожащим голосом звенел один, - вам три раза звонил граф Савский, он хочет узнать, как ему следует поступить  с восьмым пунктом четвертой статьи закона о социальных льготах…
-Ваше высочество, - тревожно перебивал другой, - вас ожидает в малой гостиной герцог Башенвейн, уже второй час…
-Ваше высочество, - пищал третий, но Дик его уже не слушал.
Резко остановившись у дверей, ведущих в его личные апартаменты, он обернулся к Леониду, спешащему следом за ним.
-Узнай, что там с Роем и как выяснишь, доложи мне, - приказал он слуге.
Евнух поклонился и растворился в толпе слуг, чьи горящие взоры устремились теперь на него.  Дела, дела, дела – все они предстали перед Диком разом, в виде десятка глаз. Десятка глаз своры голодных псов, готовых его растерзать. Борзые, готовые бросится на волка. К счастью для него, он – не волк, он оборотень – волк наполовину, а эти злые собаки -  всего лишь дела, которые можно разрешить. Только для этого придется поднапрячься.  Что он и делал до самого вечера, совершенно позабыв на этот срок о прошедшей встрече с друзьями и их просьбе узнать, куда пропал Рой. И уж конечно, он ни разу за время свой работы не вспомнил, что сам распорядился выяснить о местонахождении и причинах пропажи юноши. Однако, когда он направился из кабинета к себе в гостиную, то, увидев Леонида, недавние события тотчас всплыли в его памяти.
-Удалось что-нибудь выяснить?
- К сожалению, пока нет, - отрицательно покачал головой слуга. – Но я непременно сообщу вам, когда  появятся какие-нибудь новости.
-Хорошо, - кивнул он и отправился ужинать.
Надо сказать, судьба Роя его не очень тревожила, скорее, Дик сказал бы, что ему интересна непосредственно причина, по которой тот пропал, а если конкретней - не связана ли эта причина с недавней невозможностью юноши и его друзьям покинуть бунгало. Ему хотелось выяснить, прав ли он окажется в своих предположениях или же он ошибался. Что же до того, случилось ли с Роем что-то дурное, то Дик не испытывал особого волнения. Неприятный тип не приходился ему другом, скорее наоборот – так чего переживать?
Однако переживать ему всё-таки пришлось, и гораздо сильнее, чем он мог себе представить. А началось всё с того, что после ужина к нему зашел Леонид, причем лицо его могло соперничать по цвету с белыми бусами из слоновьей кости, висевшими у евнуха на шее. Леонид был напуган и Дик невольно встревожился сам – евнух никогда не пугался из-за пустяков, и никто не пугался до такой степени. Случилось что-то серьёзное. Неужели что-то с друзьями?
-На тебе лица нет, Леонид, - не желая верить в этот вариант и всячески его отметая, медленно произнес Дик. – Что-то случилось?
Леонид молчал.
-Леонид, не молчи. Я же вижу, ты что-то узнал и не хочешь мне говорить. Это касается Роя, да? С ним что-то случилось.
Молчит. Нет, не в Рое дело.
-Леонид! – потеряв терпенье,  строго окликнул он слугу.
Леонид взглянул на него и он едва удержался, чтобы не вздрогнуть: столько боли и ужаса было в глазах бедного евнуха.  Взглянув на своего господина, евнух тут же потупил взор.
-Что случилось, Леонид? – тихо, тревожно  спросил Дик.
В ответ евнух подошёл и молча вручил ему вскрытый конверт, который всё это время он держал в руках. Дик вынул таящаяся в нём письмо, развернул, взялся читать. И по мере чтения мышцы лица его напрягались, холод подкатывал к сердцу, окрашивая щеки в мертвенно-бледный цвет. Закончив чтение, он свернул пополам письмо и вскинул глаза на слугу.
-Когда? – только и спросил он.
-Сегодня вечером, - тихо ответил Леонид и ещё тише и безнадежней прибавил: - Вы не сможете ничего сделать, ваше высочество.


Глава 3.
Desine sperare qui hic intras.

После ухода Дика Андерсен приготовил ужин, за что Константин торжественно возвёл его – не в шеф-повара, как следовало ожидать, а – в палачи.
-Ты убийца, Анд, - самым веселым тоном заявил он, покачиваясь на табурете и разглядывая предложенное кушанье – жареное куриное бедро, недожаренное с одной стороны и пережаренное с другой.  – Я серьезно! Сначала ты убил бедную птицу Заметь, не просто убил, а зарезал самым жестоким образом, полоснув ей холодным ножом по горлу. Затем у тебя хватило наглости прелестную даму раздеть, выщипав ей перья – кстати, - вставил он, ткнув вилкой в обуглившийся остов пера, - не до конца. Но даже это тебя не удовлетворило, ты решил пойти дальше,  садист, ты вспорол ей брюхо. Да-да, именно так! Я свидетель, ты разделался с ней…
-Константин, может хватит уже, а? – тоскливо вопросил Андерсен.
Он имел на это полное право, причём не только потому, что грех хаять чужое творенье, если сам ничего не делал, и не потому даже, что Константин здесь гость, нет. Дело в том, что   бедный Андерсен с полчаса собирался с духом, чтобы отловить пернатую, затем ещё час  сидел, склонившись, над ней с занесенным лезвием, а когда душа пеструшки, расправив крылья, взяла курс на небеса, едва не разрыдался. В виду такой предыстории, подобный разговор Константина смотрелся со стороны весьма курьезно, тем более, что юноша сам старался придать своему голосу как можно более трагикомичный  тон. Только Андерсен всё равно не смеялся – он всё ещё жалел убиенную им курицу и к тому же, находился в расстроенных чувствах, что смерть оказалась напрасной, потому что приготовленная курица была фактически несъедобна.
-Ты либо ешь, либо уходи, - сказал он юноше, в надежде, впрочем, что предпочтет первое.
Однако Константин, потыкав ещё раз засохшую чёрную кожу, и убедившись, что кусок листового железа выглядит куда аппетитней и даже может статься, окажется более съедобным, ухмыльнулся.
-Тогда я выберу второе. Тем более, что нашему Дэну твоя стряпня пришлась по вкусу. Верно, Дэн?
Дэн лишь сдавленно промычал, тщетно пытаясь вызволить свои зубы из куриной тушки. Горе-повар зарделся и поспешил на помощь жертве своего искусства, а Константин весело рассмеялся.
-Ладно, не переживай так. Главное, что мы не отравились, а ведь могли, наверное, а? – и он вновь дал волю смеху, но тут же замолчал.
Стук в дверь заставил его это сделать.
Константин прекратил крутиться на табурете и переглянулся с друзьями.
-Кто-то ждёт гостей?
-Нет, - ответил Андерсен, сам в удивлении глядя в гостиную.
-Дэн?
Дэн отрицательно замотал головой. Константин соскочил со своего места.
-Ну что, тогда пошли, узнаем, кто это к нам решил пожаловать… слушай, Анд, может, это по твою душу куриные родственники, а?
Он снова прыснул смехом. Рассмеялся и Дэнниел и даже Андерсен едва заметно улыбнулся.
-А где Дэн? – подходя к двери, поинтересовался он, заметив, что юноши нет рядом с ними.
-Остался за столом уничтожать грудинку, - сообщил Константин и, обернувшись в сторону кухни, прокричал: - Эй, Дэн! Не ешь всю, оставь мне кусочек!.. Анд, ну давай, поторопись, он же и впрямь нам ничего не оставит.
Андерсен и сам рад был поскорей разделаться с незваными гостями. Он открыл дверь. Незваным гостем оказался мужчина, одетый в светлую рубашку, заправленную в светлые штаны, которые, в свою очередь, оказались заправлены в высокие сапоги. Довольно простой наряд, вполне подходящий для местного климата, а так же – климата Альвера, откуда мужчина и прибыл, потому что за его спиной стояли стражи. Восемь воинов в чёрно-красной форме, делающей их почти незаметными на фоне темноты  вечера,  с мечами у пояса.  У мечей были золотые рукоятки и длинные прямые клинки, немного расширяющиеся к концу. Идеальное оружие для воина – лёгкое, изящное, острое, как бритва.  Не дожидаясь приглашения, мужчина вошел в гостиную, и его свита последовала за ним, вытянувшись в две шеренги.
-Дэнниел Далтон и Константин Кейн?  - по-деловому сухо вопросил незнакомец у остолбеневших друзей.
- Эээ… - протянул  с натянутой улыбкой Константин, разглядывая внушительные фигуры стражей. – Да… вернее, нет.
Незнакомец нахмурился, и Андерсен поспешил объясниться:
- Он – Константин, а я не Далтон Дэнниел, я Андерсен. А что вам, собственно, нужно?
- Нас прислали за двумя молодыми людьми, Далтоном и Кейном, они должны проехать с нами.
-И куда это мы должны проехать? – полюбопытствовал Константин.
- Вас это не касается, - сурово отрезал незнакомец и приказал: - На выход!
Удивленный такой бесцеремонностью, а ещё больше – самоуверенностью незваного гостя, Константин тихо шепнул Андерсену:
-Как думаешь, кто это такие?
-Может быть, от Дика? – предположил тот, сам с опаской взирая на воинов. – Но Дик же говорил, что пришлёт Леонида…
-Думаешь, это по поводу Роя? – Константин с сомнением проехался взглядом по стражам и кисло ухмыльнулся. – Знаешь, что-то непохоже, что эти гаврики хотят устроить нам с ним встречу.
-Живей! – рявкнул незнакомец, сердясь за задержку.
-Да погодите вы, сейчас! – раздраженно крикнул Константин и снова зашептал Андерсену: - Ну так что, как думаешь, идти мне с ними?
-Да… да, наверное… - промямлил Андерсен без особой уверенности.
-«Наверное»! – хмыкнул Константин. – Можно подумать, что у меня есть выбор…
-Слушай, - теперь уже Андерсен вовсю включил свою логику, - я не вижу здесь ничего такого. По крайней мере, пока. Сам подумай: зачем из Альвера за вами ещё могли прислать? Наверняка, Дик нашёл Роя и хочет, чтобы вы к нему приехали – вы же его самые близкие друзья. Вот и прислал за вами.
-Стражей, да? – ехидно заметил юноша, которому всё не верилось, что для таких случаев за людьми присылают подобный эскорт.
-Ну мало ли…
Пока они раздумывали, незнакомец окончательно потерял терпение и бросил короткое приказанье, и сразу от концов шеренг отделились по стражу, они подскочили к Константину, положили руки на его плечи.
-Эй! Я сам! – запротестовал тот. –  Слышите? Руки убрали! Я сам пойду!
Незнакомец, похоже, ему поверил, потому что дал знак и воины руки опустили, но – не отошли.
-Где второй? – спросил командир.
-Дэн? – уточнил Константин. – Так он на кухне. Я позову его, - и он дернулся туда, но незнакомец опередил его.
Короткий приказ – и двое воинов вошли в кухню и выволокли оттуда упирающегося, ничего не понимающего Дэнниела.
-На выход, - вновь приказал незнакомец и первый вышел из дома.
Дэнниела поволокли следом.  Он упирался, возмущался, и Константин, боясь, как бы этот дуралей не надел глупостей, крикнул ему:
-Дэн, всё в порядке! Так надо! Иди за ними и не ори!
-Да куда меня ведут? – заверещал тот.
-К Рою! – крикнул он и сам поспешил на выход, потому что грозные стражи уже хотели вытолкнуть его силой.
На улице их уже ждали – две кареты с наглухо завешенными окнами. Роя втолкнули в первую, Константина повели ко второй, и когда дверь отварилась, на веранду выскочил Андерсен и с криком «Эй, подождите, я с вами!» - бросился ко второй карете. Стражи, часть из которых успела запрыгнуть на запятки, хотели отогнать его, но он тут же скороговоркой пояснил, что тоже хочет ехать, что он тоже хочет видеть Роя и ему разрешили плюхнуться на мягкое сиденье. Андерсен и Константин, таким образом, оказались рядом, что немного успокаивало их обоих, поскольку остальная обстановка к обычной весёлой поездке не располагала.  Особенно нервничал Константин – он недоверчиво косился на сопровождающих, что ехали вместе с ними – двух стражей, и подозрительно поглядывал на закрытые наглухо окна кареты.
-Ты не находишь, -  наконец, не выдержав, прошептал он Андерсену, наклонившись к его уху, - что наши спутники выглядят слишком уж мрачновато?
Андерсен не ответил.
-Не нравится мне всё это, - обеспокоенно продолжал шептать Константин, косясь на стражей. – Ты только взгляни на их рожи – прямо как у бульдогов -  разве таких  посылают за друзьями? И окна завешены…
-Наверное, не хотят, чтобы нас заметили, - пожал плечами Андерсен и пояснил: - Ты же знаешь, если Рой во дворце, то там вряд ли кто-то захочет, чтобы мы лишний раз светились. Мы же не герцоги и не графы. Отсюда и занавески на окнах.
-А по-моему, - не унимался юноша, - занавески повесели не чтобы нас не увидели, а чтобы мы не увидели. Куда нас везут. 
Он сказал это с особым зловещим оттенком, чтобы Андерсен как следует прочувствовал всю опасность их положения, однако этого и не требовалось – Андерсен и сам тревожился, только вида не подавал. Поскольку если разобраться – вся эта ситуация и впрямь казалась какой-то странной. Но наученный опытом, он понимал, что в любом случае, возмущаться и пугаться сейчас бесполезно, и самое лучшее, что они могут сделать – это постараться успокоится. Тем более, что может статься и так, что всё обойдется.  Ну вдруг они и в самом деле едут к Рою? И чем дольше они ехали, тем сильнее он себя успокаивал, уверяя, что всё будет хорошо, пока сам в это не поверил и не повеселел. А глядя на него настроение поднялось и у Константина – с зловещих замечаний он перешел на шутливые замечания, комментируя теперь уже в самых ярких и смешных красках происходящее.  Неожиданно карета  остановилась. 
-Вылезайте! – скомандовал из темноты всё тот же незнакомец, очевидно, ехавший в другой карете.
Константин с Андерсеном выбрались наружу, и тут же к ним подошел Дэнниел. Озираясь по сторонам, он пытался понять, куда его привезли, однако сделать этого он не успел – всю троицу тут же подвели к какому-то входу и велели идти туда. Константин пошёл первым, Андерсен вторым, а Дэнниел побрел третьим – по узкой каменной лестнице, винтом уходящей куда-то вниз. Возглавлял их всё тот же незнакомец, он держал в руках фонарь, а замыкали колонну стражи, и все молчали. Константин сначала старательно смотрел под ноги, боясь поскользнуться и упасть, а потом, когда привык к гладким ступеням, позволил себе поглазеть по сторонам, и не зря. Потому что лестница уводила их не вглубь помещения, а вглубь какой-то пещеры, потому что стенами оказался чёрно-серый камень. Было чему изумится и встревожиться, тем более, что ему никогда прежде не доводилось бывать в подобных местах. Поэтому чем ниже они спускались, тем сильней росло беспокойство Константина, пробужденное этой необычной картиной. Что же касается Андерсена, то он, напротив, успокоился – он вспомнил о катакомбах под дворцом, в которых однажды он побывал, там запирали во время полнолуния Дика и эта пещера удивительно походила на то место. Вернее, спуск туда был почти в точно таким же – та же винтовая лестница, каменные ступени. Может быть, Дик ждет их внизу вместе с Роем, а такая таинственность  оттого, что он не желает, чтобы при дворе знали, что он общается с чернью? Его догадки прервались вместе с окончанием лестницы – спустившись с последней ступеньки, друзья оказались в небольшой пещере, освещённой факелами, торчащими из стен. 
Константин первый начал озираться. Слева у стены он заметил деревянный стол с двумя табуретами. Напротив него виднелась железная дверь, охраняемая двумя стражами – очевидно, она вела в другую пещеру.  Справа – тоннель, ничем не освещённый, и потому особенно заманчивый и одновременно с тем – пугающий. Да и вообще здесь всё выглядело как-то пугающе.
-Что-то не нравится мне здесь, - шепнул он Андерсену. – Может, уйдём, пока не поздно?
- Константин Кейн и Дэнниел Далтон?
Грозный голос принадлежал тому самому незнакомцу, что распоряжался ещё в гостиной Андерсена. Он стоял в стороне, у входа в тоннель, и когда молодые люди обернулись на свои имена, приказал:
-Раздеться всем до пояса!
-А это-то ещё зачем? – недоверчиво протянул Константин и глянул на Андерсена: – Как думаешь, для чего это?
И,  не дожидаясь ответа, обратился к незнакомцу:
-Слушайте, я не хочу. Нельзя ли обойтись без…
-Раздеться я сказал! – рявкнул незнакомец да так, что Константин побоялся ослушаться.
Он стянул с себя рубашку.
-Разуться, - последовал следующий приказ.
Прошипев под нос ругательство, Константин снял и ботинки.
-Носки тоже.
-Слушай, - недовольно проклокотал он Андерсену, исполняя и этот приказ, - ты по-прежнему веришь, что нас привезли к Рою? Или к Дику?
-Может быть, вас хотят отвести в бассейн? – предположил тот. - У Дика есть бассейн, он пригласил меня как-то к себе и я там искупался. Может быть, и вас перед тем, как отвести к Рою, хотят отвести к нему? Ну а он как раз в это время купается, вот и просят раздеться. Не будешь же ты купаться в одежде.
-А почему раздеться велели до пояса? Или это такая мода – купаться в штанах? Да, кстати, и почему только мы?
Андерсен сам не знал, однако хотел сказать парню что-нибудь в утешенье, как вдруг из коридора вышел человек, едва бросив взгляд на одежду которого, Андерсен понял, что он здесь – главный.  Белый короткий мундир с золотыми пуговицами, сверкающими в свете огня, на плечах – эполеты, ноги скрыты чёрными брюками и чёрными, до блеска начищенными ботинками. Военный,  только шпаги не хватает, подумал Андерсен, глядя на лицо этого мужчины. А тот, едва войдя, сразу впился взглядом в столпившихся кучкой друзей. Острый глаз тут же выделил среди молодых людей ни по росту, ни по возрасту не ровнявшегося им Андерсена. Чёрные  брови гневно сдвинулись.
-Это ещё кто?
Незнакомец, что привез их сюда, забормотал что-то, пытаясь объяснить, но обладатель белого мундира жестко оборвал его, кивнув в сторону Андерсена:
-Убрать!
Двое стражей тотчас подскочили к Андерсену и повлекли его обратно к  лестнице. Дэнниел растерянно взирал на всё это, толком не успев понять, что происходит, зато Константин сразу пришёл в себя. Поняв, что его друга хотят увести – считай, бросить его одного с Дэном в этом странном месте и ещё более странными людьми, он испугался. Ему совсем не хотелось оставаться здесь, да ещё одному! 
-Постойте! Он с нами! – закричал он и бросился следом, но был схвачен.
-Константин! – теперь уже закричал обернувшийся Андерсен, испугавшийся за юношу.
Только толку-то! Проклятые стражи не отпустили ни его, ни Константина, и юноша, понимая, что сопротивленье бесполезно, прекратил борьбу.
-Ладно, - как можно спокойнее сказал он Андерсену, - не переживай за нас,  иди с ними.
Сказал, а у самого сердце ёкнуло, когда Андерсен скрылся за поворотом лестницы. Но дело было сделано, и ему ничего не оставалось, как повернуться лицом к стражам.
-Ну и что дальше? – спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.
-Сюда, - ему указали в сторону тоннеля.
Сюда так сюда. Оглянувшись, чтобы проверить, идёт ли за ним Дэн, он послушно побрёл за своим провожатым. Шаг в темноту – и что-то лязгнуло у его щиколоток, взяв их в холодное кольцо. От холода он инстинктивно дёрнулся в сторону, только тот не пропал, зато он ощутил тяжесть и послышался звон. Цепи! Глянув вниз, Константин увидел, что ему на ноги одели оковы!
-Эй! - возмущенно закричал он заросшему жирному типу, поднявшемуся с колен – тому, что, очевидно, и наградил его таким украшением. – Что происходит?!
Вместо ответа противный боров достал откуда-то ещё одну цепь, а двое стражей схватили его руки, вытянули их, снова звон – и его руки тоже оказались закованы! Тут уж самообладание окончательно покинуло Константина.
-Вы что делаете! – завопил он, вцепившись одной рукой в цепь и пытаясь снять с себя оковы. – Снимите немедленно! Слышите?!
Осознав, что дело дрянь, что его никто не собирается пускать, а, напротив, его куда-то тащат, он взялся отбиваться от своих пленителей. Двинул плечом одного, саданул локтём другого, увидел, что трое амбалов завладели перепуганным, вопящим Дэнниелом – и продравшись к нему сквозь массу обряженных в чёрное тел, ногами ударил стражей.
-Дэн, беги!  – крикнул он из последних сил другу и начал отбиваться от своих нападающих.
Он сумел нанести пару ударов стражам, прежде вцепились в него мёртвой хваткой и поволокли к железной двери. Ещё не зная, что его там ждёт, он начал упираться, только как упираться, когда ноги босы, а под ногами – острые камни! Ступни будто попали на тёрку –  при малейшей попытке упереться в землю, острые камни впились в кожу, грозя пропороть ему подошвы. Вскрикнув теперь уже от боли, Константин прекратил упираться и вот железная дверь оказалась перед его лицом. Перепуганный, понимая, что ещё мгновенье – и его утащат туда,  он оглянулся и увидел, как за ним ведут брыкающегося Дэнниела. Вспыльчивый, нервный, тощий юноша бросал дикие взгляды по сторонам, отчаянно кричал и звал на помощь. Тем временем железная дверь распахнулась и Константин открыл рот от изумления.
Перед ним предстала необъятных размеров пещера,  сплошь усеянная людьми: грязные мужчины с засаленными волосами и длинными косматыми бородами, ползали по каменным горам, выпирающим подобно зубьям из дна пещеры, и долбили кирками твердую породу. Их были десятки, нет, сотни – измождённые, тощие, они все были скованы по рукам и ногам точно такими же цепями, которыми только что наградили его самого. При этом часть несчастных оказалась ещё и прикована к месту своей работы длинными цепями – за щиколотку. И всюду, то там, то тут, стояли стражи – мрачные воины в чёрно-красных одеждах, держащих в одной руке копье, а вторую положив на рукоять меча. Они зорко следили за происходящим, тогда как мимо них сновали надсмотрщики – одетые коричневые кафтаны и вооруженные бичами, они следили за тем, чтобы скованные мужчины не отлынивали от работы и вытягивали по спине тех, кто работал слишком медленно.
Ад. Ничего более подходящего на ум Константину не пришло, когда он увидел такую картину. Настоящий ад, где люди медленно умирают от изнурительной работы, недостатка света, пищи, воды и сна. Место, куда лучше не попадать, потому что назад отсюда не выбраться или иначе desine sperare qui hic intras. И сразу, едва он всё это увидел, едва до него дошло, куда он попал, необъятных размеров страх, ужас возник в его душе, однако предпринять что-либо он не успел – его потащили внутрь этой преисподни. 
-Нет! –истошно закричал он, вновь начав упираться, позабыв даже про острые камни: тут не до ног, когда могут покалечиться не только ноги!
-Это ошибка! Я шел к Дику, принцу Альвера! Я Константин, Константин Кейн!
Он думал, что услышав его имя или фамилию, стражи одумаются, что его отпустят – ведь не могли же при дворе не знать о друге принца! Тем более ему казалось невероятным, что его могут заключить в такое кошмарное место. За что?! По какой причине? Стражи этого не объясняли. Не реагируя на имя наследника, ни на его дружбу с ним, ни на его фамилию вообще, они подтащили его к каменной горе и, взяв цепь, один конец которой был вбит за скобу в породу, а другой свободно болтался, повалили его и приковали за щиколотку. Едва это было проделано, стражи отступили – их место занял надсмотрщик.  Нависший над ним, он бичом указал на породу:
-За работу!
Покрывшийся испариной, Константин задрожал и приподнялся.
-Вы не поняли, это оши…
Ожёгший щёку бич заставил его замолчать.  Константин вскрикнул, схватился за щёку и с пылающими глазами уставился на надсмотрщика.
 -За работу, - прорычал тот и замахнулся снова.
В глазах оскорблённого юноши сверкнул мятежный огонь. Потянувшись за киркой, он стиснул рукоять и сделал вид, что заносит её над породой, а в самый последний момент  с воинственными кличем направил орудие против врага.  Надсмотрщик успел отскочить, а кирка, звякнув, выскользнула из его рук и заскакала вниз по склону. Он попытался ёё поймать, бросившись следом, но лишь оцарапал себе живот. Жалобно звякнув, кирка оказалась вне пределах его досягаемости, отлетев от подножия горы на пару метров. А его лицо накрыла чёрная тень. Константин обернулся и увидел перекошенное от злобы лицо надсмотрщика. Яростно закричав, он бросился на него снова, но на полпути его сбил с ног мощный удар в живот, а когда он попытался вцепиться хотя бы в ноги, удары посыпались просто градом – на спину, бока, голову, и от одного из них он потерял сознание.


Глава 4.
Преступление и наказание.

Когда Константин пришел в себя, всё его тело ломило, будто по нему проехался поезд. Застонав, он пошевелился, разлепил глаза и увидел всю ту же страшную картину, что до своего оглушения: истуканы-стражи, крикливые надсмотрщики, мелькающие бичи и грязные, оборванные люди, карабкающиеся по каменистым склонам и долбящие породу. И он сам, в цепях, прикованный, лежит на склоне небольшой такой же горы, а рядом с ним валяется деревянная корзина и кирка. Константин застонал и закрыл глаза: нет, он не хотел это видеть, только не это. Внезапно сквозь чёрноту опущенных век он услышал знакомый голос – тонкие всхлипывания и причитания. Дэн! Константин открыл глаза, повернул голову и увидел своего друга –Дэнниел, в шагах пяти от него, сидя  на корточках, киркой долбил породу.  Успевший запачкаться, со взъерошенными волосами, он то и дело потирал рукой спину, на нежной коже которой красовались несколько розоватых полос – следы от бича.
-Дэн! – вырвалось у Константина.
Услышав свое имя, Дэнниел поднял на него покрасневшие глаза – они были полны ужаса.
-Константин! – шёпотом воскликнул он чуть не плача. – Я думал, тебя убили!
-Нет, только побили, - он потёр рукой ноющий затылок и огляделся. – Господи, где мы?
-Я не знаю! – плаксиво отозвался друг. – Меня притащили вслед за собой, дали кирку, сказали – не буду работать, забьют!
-Но за что? За что нас сюда бросили? Кто нас сюда приказал бросить?
-Я не знаю, ничего не знаю! – ещё отчаянней отвечал Дэнниел. – Я пытался узнать, а они сразу – бить. Я не хочу здесь оставаться, Константин, слышишь? Я хочу домой! Я не…
Вскрикнув от неожиданно обувшегося на него бича, Дэнниел застонал и схватившись за кирку, скорей взялся молотить по каменной горе. Тем временем Константин, увидев, что надсмотрщик, наказав его друга, приближается теперь к нему, решил не испытывать судьбу и взяв кирку, в свою очередь тоже начал долбить породу.
Он не знал, сколько он просидел, работая  киркой – часов у него не было, здесь их тоже не наблюдалось.  Может быть, час, может быть, два, а может, целый день? С непривычки от подобной работы на  его ладонях появились мозоли, кожа покраснела, и руки болели от частого маханья тяжелой киркой. Про ноги и говорить нечего – острые камни впивались в ступни, и он тщетно искал место, где было бы поглаже и поровнее. Вдобавок, от постоянного сиденья полулежа, когда он, завалившись на бок и вытянув  одну ногу, поджимая другую, пытался удержаться в такой позе и что-то отковырять своим инструментом, ломило и сами ноги, и поясницу. А  отдыха всё нет и нет – надсмотрщики по-прежнему ходят по пещере, и, завидев, что он не то, чтобы бросил свой инструмент, а хотя бы сбавил темп работы, безжалостно стегали его по спине. Спина! Константин стонал – так вот для чего тогда ему велели снять рубашку! Чтобы не портить одежду, а сразу  бить по голой коже! И как больно бить! После нескольких ударов бичом на его нежной коже вспухли багровые полосы, а после одного особенно сильного даже проступила кровь. Проклятые надсмотрщики не жалели сил для удара. Но когда же конец, когда?  Глаза смыкались, хотелось спать – может быть, он уже и работает ночью?
Боммм. Боммм. Два гулких удара внезапно раздались где-то сбоку, эхом прокатившись по каменоломне, и почти сразу раздался облегченный вздох – как будто  вся каменоломня вздохнула, а потом лязг-лязг-лязг. Константин сначала не понял, а остановившись и осмотревшись, увидел: рабочие побросали свои орудия и повалились на камни. Отбой. Испустив схожий облегчённый вздох, он перевернулся на спину и вытянул гудящие ноги. Лежать на острых голых камнях было неудобно, больно – он застонал и попытался принять более удобную позу, при которой было бы не так больно – напрасно. Как ни ляг, где ни ляг – кругом одни острые камни. Пока он укладывался, подошел надсмотрщик в сопровождении двух рабов (теперь Константин рабочих иначе и не называл). Один нёс медный чан, другой – деревянную корзину. Оба остановились напротив него, и надсмотрщик, запустив руку в корзину, выудил оттуда щербатую деревянную миску и швырнул её Константину. Изловчившись, он поймал посудину, а в следующий миг надсмотрщик зачерпнул корцом воду из чана и наполнил миску. Как вовремя! В горле Константина пекло и он скорей поднёс миску к губам, отхлебнул – и закашлял. Вода оказалась тёплой и имела к тому же тошнотворный тухлый вкус.  Но если это питье, что же тогда корзине? Еда? Что за еда? Что-то серое стукнуло о камни. Отставив миску, он поднял с камней  лепёшку, хотя лепёшкой это испеченное изделие назвать было сложно – тонкое, как блин, маленькое и совершенно чёрствое. Но Константин, и без того оставшийся голодным из-за стряпни Андерсена, теперь, после столь тяжелой работы, оголодал ещё больше и рискнул откусить кусок – кто знает, может быть, этот сухарь окажется вкусным? Ничего подобного. Чёрствая лепёшка оказалась на редкость отвратительной – ему оставалось только гадать, из чего её испекли. Ну уж явно не из пшеницы! Из комбикорма, скорее всего, или ещё чего похуже. Он погрыз её без особого энтузиазма и кинул на камни – всё-таки голод не до такой степени осаждал его, чтобы он стал есть подобную дрянь. К тому же, Константина не покидала надежда, что всё, что с ним сейчас происходит – его работа здесь, удары бича, скудная пища – не более чем чья-то ошибка. Досадное недоразумение.
Только ошибка почему-то затянулось, поскольку наступил следующий день и всё повторилось, с той лишь разницей, что работать теперь пришлось не какой-то вечер, а целые сутки. Какие муки за этот срок испытал несчастный Константин! Всё время в цепях, без обуви и спецовки, он вынужден был долбить тяжелой киркой каменную гору без права на пятиминутный отдых. Ни минуты, ни секунды, нельзя даже сбавить темп работы, а он часто сбавлял, потому что уставал, потому что руки начинали болеть и глаза не могли больше смотреть на один и тот же цвет – чёрно-серый цвет ненавистного камня. Он сбавлял темп и тут же свистели бичи. Удар, другой, третий – от первых он вскрикивал, начинал работать быстрее, а потом, когда понял, что бьют и просто так, ни за что, он лишь продолжал дальше долбить киркой камень. Минута  за минутой, час за часом – и так до самого обеда, пока дважды не ударили в гонг. А там – всё та же лепёшка, ковш противной воды и меньше пяти минут на этот более чем скудный обед, после которого – снова за работу. И так до трёх ударов гонга, до глубокого вечера.
Так прошёл ещё один день, за ним последовал другой, третий, четвёртый… не менялось ничего. Совершенно ничего и не было ни малейшего намёка, что что-то изменится.  Однако Константин не сдавался, он не хотел, он боялся сдаваться, боялся поверить, что это – навсегда. Ведь так не может быть, так быть не должно, что он – ещё недавно весёлый, живёт у друга, развлекается, не делая себе ни в чём отказа, а теперь – сидит здесь, понурый, прикованный цепью, долбит породу и получает удары бичом. И он ждал, он надеялся, что вот-вот за ним придут  и заберут отсюда – ведь кто-то же должен о нём вспомнить, тот же Андерсен, например. Он же видел, как их сюда уводили – Константин думал, что пару дней без вестей тот перетерпит, но на третий, не увидев его с Дэном,  непременно отправится их искать. Сначала сам, потом может Дика подключить. Дик – ещё одна причина не унывать, ведь Дик наверняка тоже будет его искать! А если начнёт, то непременно найдёт, он же принц, он богат и у него такие связи! Нет, отчаиваться нельзя и Константин пытался себя ободрить, только шли дни, а никто за ним не приходил, ни за ним, ни за Дэном. И постепенно в душе Константина росло сомненье, что это когда-нибудь кончится. Может быть, начинал думать он, про него забыли? Или подумали, что он умер? Или сообщили, что он умер? А может, его вообще нарочно сюда отправили, но – кто и почему? За что? За какие такие грехи? Сначала он не понимал, он просто представить не мог, за что его могли сюда упрятать: он перебрал в уме все свои прегрешенья, но ни нашёл ни единого, за который его могли бы так сурово покарать. Тогда в поисках ответа он стал присматриваться к другим узникам, в надежде узнать, за какие преступленья сюда угодили они – возможно, их вина укажет ему тот свой грех, который он в себе проглядел? И Константин стал изучать своих соседей – он рассматривал их (расспрашивать не мог – за разговоры во время работы стегали бичом прямо по губам), вглядывался в лица, прислушивался к ночным разговорам – пусто. Он не знал этих людей, впервые их видел, как, впрочем, и они его.  А дни всё текли, текли… Константин не знал, когда именно он потерял счёт дням. Просто однажды всё слилось для него воедино – прошлое, настоящее, будущее. Не стало ничего этого, осталось только одно – бесконечная мука, не было даже различия дня и ночи – потому что солнце сюда не проникало, а на время сна фонари и факелы не тушили.  Бежать, бороться? Константин на примерах своих сокамерников видел, чем это кончается – здоровенный мужчина однажды ночью каким-то немыслимым образом смог перебить оковы у себя на ногах так, что этого не заметили ни стражи, ни надсмотрщики. Он кинулся бежать по откосу, а через пару минут раздался его истошный вопль – один из стражей метнул копье и пробил ему ногу. Но на этом несчастья бедняги не закончились – к нему подбежали надсмотрщики и принялись хлестать беглеца бичами. После порки мужчина целые сутки хрипел и стонал, а к вечеру его труп утащили, предварительно выстрелив в голову – чтобы знать наверняка, что раб умер, а не симулировал смерть.
Нет, отсюда не сбежать. Не стоит даже пытаться. Только работать, работать, работать. И Константин работал, с каждым новым ударом гонга становясь всё менее похожим на себя – от скудной пищи он исхудал, тонкие штаны, не рассчитанные на ползанье по острым камням, износились, ободрались и висели грязными лохмотьями. Мыться и бриться здесь было негде,  в результате тело обросло грязной коркой, оно постоянно чесалось, источая зловоние,  а в спутанных сальных волосах и отросшей бороде завелись вши. Эти маленькие противные насекомые причиняли ему своими укусами не меньше боли, чем страшные раны, которые усыпали его плечи и спину – надсмотрщики не знали жалости и били так, что оставляли за коже кровавые полосы. Вкупе с грязью подобное наказание превращалось в сущую пытку –  в раны попадал песок, они нагнаивались, доставляя ему и огромные мучения. Однако даже если ранам удавалось затянуться, то новые удары бича вспарывали их подобно ножу, и боль возвращалась, причём с удвоенной силой, и не было ни малейшей возможности её заглушить. Это творилось с локтями и спиной, а что же с ногами? Константин ободрал себе о проклятые камни все колени, карабкаясь по камням, ступни от хождения по подобной местности и вовсе утратили всякую чувствительности, чего не скажешь о ладонях.  От длительного собиранья острых камней и работой киркой на них вздулись огромные пузыри, которые лопались при малейшем прикосновении и впоследствии нещадно болели.
Константин из утонченного красивого юноши превратился в  тощее, грязное, сплошь покрытое болячками существо, мало похожее на человека. Он сам себе опротивел. Он сам сознавал, что превратился в какое-то животное, какую-то больную грязную тварь, у которой остались чисто животные желание: поесть, попить и отдохнуть.  Даже не помыться, не привести себя в порядок – поесть и попить. Он никогда не ел досыта, всегда ходил голодным, причём не просто голодным, а очень голодным. Так что когда ему бросали лепёшку, от которой он некогда воротил нос, он съедал её  моментально. Лепёшка! Константин с горькой улыбкой вспоминал, как перед тем, как угодить сюда, он отверг пережаренную курицу Андерсена – сейчас бы он ни за что не позволил бы подобное кощунство. О, вернуть бы тот светлый миг! Он съел бы её с кожей, вместе со всеми жилками и разгрыз бы кость – лишь бы дали, но курицы не было. И он мог лишь вздыхать и грезить о подобной роскоши, и он грезил, он мечтал о том, как однажды отлично поест – всего, чего пожелает.  Впрочем, были у него фантазии и иного толка – он порой воображал, что камни, которые он бьёт своим инструментов – это проклятые надсмотрщики. Эта мысль согревала его душу, придавала его работе хоть какое-то удовольствие, позволяя выплёскивать накопившуюся в себе злобу. И однажды, долбя киркой каменистый склон, и воображая, что это – туша вон того жирного надсмотрщика, и что мелкие камешки, разлетающиеся прочь от каждого удара киркой – это брызги крови его палача, он услышал за спиной знакомый голос. Брань, тихую, полную злобы  брань Саймона, надсмотрщика у Дэнниела Далтона!
Не веря своим ушам, Константин оглянулся – так и есть, Саймон, заведующий поставкой наркотиков! Тот самый, что в прошлом следил, чтобы смертоносный товар был загружен в нужном количестве и доставлен покупателю в целости и сохранности. Саймон, надсмотрщик Далтонов! Как давно это было!  Далтоны занимались сбытом и продажей наркотиков, привлекая для фасовки товара негров, но потом негры подняли бунт – по приказу герцога Лаевского, сам дом сожгли и всё предприятие развалилось. Константин, Дэнниел, Рой и один из надсмотрщиков – Олег чудом выжили и переселились к Андерсену, стали там жить, а остальные подались кто куда. Константин не знал ничего об их участи, он почти забыл об их существовании, а сейчас, увидев надсмотрщика, он всё вспомнил. Но не мог поверить, что задира и силач Саймон, хитрый и изворотливый тип, окажется здесь, что он будет катить тачку, груженную осколками камня – точно такой же грязный, как он, с исполосованной спиной, почти голый, с неописуемым страданием на лице…
Саймон, надсмотрщик, заведующий поставкой наркотиков… значит, он за наркотики сидит здесь! Только он, или кто-то ещё?  Саймона не окликнешь, не спросишь – уже ушел, покачивая тачкой. Но Константину хотелось узнать, есть ли кто-то ещё из надсмотрщиков. Быстро оглядевшись и удостоверившись, что надсмотрщиков поблизости нет, он спустился со склона и вытянув шею, посмотрел по сторонам. Так и есть! Надсмотрщики из владений Далтона, следящие за упаковкой наркотиков, работали то там, то сям – кто добил кирками каменные глыбы, кто в корзины и тележки собирал и развозил осколки, и все грязные, тощ…
Внезапно перед Константином возник надсмотрщик. Свирепый цербер этого ада, он, завидев, что раб отлынивает от работы, пришёл в ярость и замахнулся бичом.
-Нет, - вскрикнул Константин, скорее инстинктивно, чем осознанно, но это его не спасло.
Жестокий удар рукоятью бича свалил его с ног, а затем посыпались удары на спину самим бичом. Он хотел встать, чтобы вернуться к работе, но его снова сбили с ног и удары посыпались на его спину…


… где он? Он слышит громкие крики чертей – они кричат, орут на страшном, непонятном ему языке. Стук, скрежет, лязг, грохот и - слышит голос, полный ужаса:
-Господи… Константин! Что они с ним сделали? Константин…
Он разлепил глаза, увидел склонившихся над ним двух ангелов… ангелов, прилетевшим в преисподнюю и вытащивших его оттуда… потому что спину не жжёт больше бич. Да, он не жжёт больше спину, его не секут… и кирки нет… и ничего нет, только – отдых, отдых и два ангела с человеческими лицами. Человеческими, похожими на…
-Леонид! – простонал Константин.
-Лежите, лежите, - по-отечески нежно отвечал Леонид, - не вставайте… всё хорошо…
Не вставать? Хорошо, действительно, всё – хорошо, отлично… он лежал, лежал на боку не шевелясь – он не знал сколько, да это и не важно. Ничего не важно, главное, что он – лежит. И ничего не делает, ничего…
Постепенно  сознание его прояснялось, Константин начал различать предметы, и вскоре понял, что он – в той самой пещере, где в последний раз виделся с Андерсеном. И что сам Андерсен тоже здесь, стоит, склонившись над ним. Здесь! Значит, его не бросили, его всё-таки нашли и спасли!
-Вы… вы пришли, - едва ворочая языком, прошептал он. – Я… я думал, вы никогда не придёте…
Ему хотелось плакать, но слёз, этой солёной жидкости, не было. Нечего было тратить, напротив, хотелось лишь получить – жидкости, как можно больше, потому что во рту всё горело, пекло. Константин закашлял и измученными глазами повел кругом, пока не уцепился взором за корзину с едой – стояла там, за спинами друзей. Хлеб, жареное и копчёное мясо, и фрукты, и среди всего этого изобилия – фляга с водой, водой… внезапно фляга очутилась у его рта.
-Пейте, - это Леонид протянул.
Он припал к фляге и жадными глотками осушил ее наполовину. В глотке перестало гореть. Константин с облегчением вздохнул,  как Леонид ему что-то всунул в руки.  Что же он ему подал? Константин взглянул. Мясо. Господи! Настоящее мясо! После постоянной кормёжки одними лишь лепёшками из комбикорма, он не мог поверить, что всё это происходит с ним, что это не сон, не фантазия, а – реальность. Константин смотрел на кусок, мял его пальцами, вдыхал пряный запах, пытаясь привыкнуть, пытаясь поверить своему счастью, а когда он понял, когда привык – у него задрожали губы и солёная капля, блестя, выкатилась из уголка его глаз.  Опомнившись, Константин утер ее грязной рукой и взглянув на друзей, задрожал и  потупил взор – до того ему было невыносимо осознавать, во что он превратился. Грязный, вшивый, замученный, плачущий при виде еды… и этот полный сострадания  и ужаса взор Андерсена, который сейчас смотрит на него… и сострадание на лице Леонида… Он задрожал, затрясся.
-Не надо, всё хорошо, - услышал он над собой всё тот же, ободряющий мягкий голос евнуха.  – Ешьте…
Слабо улыбнувшись, Константин вновь взглянул на мясо  – и в следующий миг вцепился в него зубами. Он кромсал, рвал его, словно дикий зверь, глотая куски почти не жуя, пока не подавился. Закашлял.
-Не так быстро, - промолвил Леонид.
Константин видел его глаза, его и Андерсена – у обоих они были полны сострадания. В носу снова предательски защипало, к горлу подкатился ком. Константин отвернулся. Он  даже съел два или три куска, но потом не выдержал – и слёзы хлынули из его глаз.
- Это Дик, да? – сотрясаясь всем телом,  прошептал он. – Дик меня сюда отправил?
-Нет, нет! – спешно ответил евнух. – Что вы, нет! Напротив, Дик  меня сюда и послал – что помочь вам!
-Но если не он, то…
-Это король. После той истории с полнолунием, королю стало известно не только о заговоре, он узнал всё и о вас – о том, что вы, Дэнниел и Рой что вы остались живы после пожара. Монарх разгневался и решил покарать вас за унижения, которые некогда из-за вас пережил принц.
Евнух говорил, тогда как какой-то мужчина-  очевидно, лекарь, занимался его ранами, обрабатывая их каким-то раствором и смазывая мазью. А Константин слушал, глядел то на этого лекаря, то на евнуха,  понимая и не понимая, что происходит и что говорится. Ему залечивают раны,  принц простил, король не простил… он пытался переварить эту информацию, но организм, истощённый голодом и измученный работой, отказывался соображать. И только слёзы ужаса, боли и бессилия текли по его грязным щекам. Тем временем Леонид продолжал:
-Монарх велел вычислить так же остальных, причастных к тому, что принц стал рабом и работал на Далтонов, в результате чего помимо вас с Дэнниелом в каменоломни  отправились все остальные надсмотрщики, оставшиеся в живых после бунта и пожара.  Их всех разыскали и отправили сюда почти одновременно с вами.
-Вас подстричь?
Кто это спросил? А, лекарь, держит в руках ножницы – очевидно, хочет подстричь его лохмы.  Но у него уже не было сил отвечать. На помощь пришёл Леонид – он  ответил за него, знаком велев приступать к работе. И в воздухе тонко зазвенел металл – чик-чик-чик, чик-чик-чик. Волосы гроздями падали на пол, но Константин не глядел на них. Он лежит, он сыт, его не бьют, рядом с ним друзья – вот что было главное. Самое главное, самое приятное, самое радостное.
-Всё будет хорошо, - ласково улыбался Андерсен, и Константин слабо улыбнулся ему в ответ.
Он ему верил. И в этот счастливый миг железная дверь отварилась, в проёме показались стражи. Одного их вида достаточно было, чтобы Константин пришёл в ужас.
-Стражи? Зачем они пришли?  Они что, хотят забрать меня обратно?! Андерсен, Леонид, я…. я думал, что вы… я не хочу, я не хочу туда! Пожалуйста, Леонид…
Минуту назад юноша был уверен, что все его муки позади, а теперь над ним вновь нависла угроза возвращения в преисподнюю. Его забила дрожь.
-Пожалуйста, не волнуйтесь, - успокаивающе заговорил Леонид, тогда как у самого глаза – жалостные, сочувствующие, полные боли…
-Нет! – дико вскричал Константин и бешено глянул на Андерсена: - Сделай что-нибудь! Андерсен!  Я не хочу туда!
-Леонид, - перепугано заговорил теперь Андерсен, - я думал, что мы заберём его отсюда. Ты же не хочешь…
-Я очень сожалею, Андерсен, и мне очень жалко вас, Константин, - печально произнес евнух, - но я не могу ничем помочь. Принцу и так с трудом удалось добиться того, чтобы мне дозволили хотя бы на пять минут увидеться с вами – самому принцу, как видите, не разрешили этого сделать.  И ещё больших трудов ему стоило разрешить вам, Андерсен, присутствовать на этой встрече, потому что монарх на это согласия не давал.
-Так значит, - выдавил из себя побледневший Константин, - меня… меня сейчас отправят…
Его чудовищное предположение подтвердили стражи, стиснувшие ему руки и потащившие его к железной двери.
-Нет, – взмолился он и отчаянным взором вцепился в друзей. – Леонид, не давай им этого сделать. Пожалуйста, Леонид! Андерсен!
-Константин!
Он увидел, как Андерсен бросился на выручку, однако двое других стражей схватили его. Вот уже и дверь открыта,  его вовлекают в каменоломни… прежде, чем дверь захлопнулась, отрезав его от друзей, Константин в ужасе успел бросить последний взгляд на друзей – и увидел их лица: перепугано-взволнованное, беспомощное – Андерсена, и грустное, ободряющее – Леонида.
-Держитесь, Константин! – прокричал ему евнух. – Мы постараемся вытащить вас отсюда!
И дверь закрылась.


Глава 4.
Человек с хлыстом.

Снова изнуряющая работа до полного изнеможения, снова голод, побои. Всё тоже самое, тот же ад, только с той небольшой разницей, что после встречи с друзьями Константин воспрянул духом. Значит, про него всё-таки не забыли! О нём помнят и его пытаются вызволить отсюда! Возможно, даже освободят, но – когда? Они не сказали, и неизвестность страшила его: кто знает, сколько король может держать зло на него? Неделю, месяц, год, всю жизнь?  Если всю жизнь, то Константин, хоть и понимал, что король явно старше его, то шансов, что после его смерти он останется в живых и Дик сможет его освободить – практически нет, потому что он наверняка к тому времени умрёт сам от этих нечеловеческих условий.
Нечеловеческие условия. Константин, вновь и вновь вспоминая свой гнусный поступок – унижение оборотня, когда он с дружками заставил Дика съесть навоз,  и соотнося это со своим теперешним положением, пытался понять человека, отдавшего приказ заточить его здесь. Король, отец Дика, он приказал его сюда поместить – считай, обрёк его на верную гибель, и за что? За то, что он с дружками когда-то накормил его сына? Но то дело прошлое, к тому же, он раскаялся, и Дик его простил… но пусть, пусть король держит на него зло – Константин мог понять его: всё-таки больно, наверное, когда знаешь, что над твоим сыном издевалась троица каких-то придурков. Поэтому он допускал, что король имеет право его наказать, имеет право его покарать, но зачем именно так, так жестоко, зачем? И, развивая эту мысль, он думал о том, что если с ним и Дэном так жестоко обошлись, то какая же участь постигла Роя? Константин не видел его в каменоломнях, однако догадывался, что парню наверняка не лучше, чем ему, а скорее, даже в тысячу крат хуже – потому что он был главным мучителем Дика, причем не только в прошлом, но и недавнем настоящем – взять хотя бы приезд Дика из дворца к Анду: как он тогда его честил, как оскорблял. Ох, тяжело ему, наверное, сейчас, погано, думал Константин, хотя, по правде, ему сложно было представить, что кому-то сейчас может быть хуже, чем ему. Бедняга! После короткого свидания с друзьями он взбодрился, у него появилась надежда на скорое избавление от каторжной работы, но – ненадолго. Он мог размышлять о поступке короля, о том, когда его спасут, что он будет делать после этого, и этим утешаться, но лишь до той поры, пока голод, побои и адский труд не потянули его назад, в болото отчаяния и ужаса. И потянули гораздо скорее, чем он ожидал – очень скоро свидание, которое грело его душу, обернулось ему во вред: мысль о вкусной  нормальной еды, которую он попробовал тогда, рождали в его голове ненависть к существующему режиму, и главным образом, голоду. Он осознавал весь ужас своего положения и не мог не придти в отчаяние от мысли, что всё может быть иначе, что он может питаться хорошо, только ему этого – не дают. А мысли об отдыхе? Как не придти в ярость оттого, что ты совсем недавно лежал, ничего не делал, болтал с друзьями, а теперь – снова в преисподне, где тебя неустанного секут, не давая ни минуты отдыха? Константин вновь и вновь вспоминал те счастливые минуты, когда он лежал перед друзьями, и горестно вздыхал – вернуть бы то время назад! Хоть на миг, на минуточку прилечь, отдохнуть… но отдыхать нельзя, нужно работать.
И он работал и с каждым новым ударом гонга всё менее верил,  что он вырвется отсюда живым. Встреча с друзьями – светлое пятнышко, потонуло во мраке. Будто и не было ничего. А всё потому, что встреча лишь вызывала боль, а то хорошее, что было – всё равно затиралось: лица друзей стали таять в его воспоминаниях, он постепенно забывал, как они выглядят, забывал голоса, забывал, что именно они говорили и делали. Кто-то его кормил, поил? Но он голоден, постоянно голоден – как можно поверить, когда ты так голоден, всегда голоден, что недавно ты был сыт? А не имея возможности прилечь отдохнуть – что ты лежал, общался с друзьями? Ему когда-то залечили раны, но надсмотрщики своими бичами разбили в кровь ему спину, так что от манипуляций лекаря не осталось и следа – спина по-прежнему болела, и новые следы от бича лишь прибавлялись. Волосы, борода? Волосы снова отросли, но он сообразил – оторвал кусок ткани от того, что осталось от его штанов, и повязал полоску себе на голову. Теперь его лохмы хоть не лезли в глаза. Хотя, может, это лишь к худшему? Ведь когда он дробит камни, песок летит в разные стороны и попадает в них, а раньше – волосы хоть от пыли защищали…  а ещё – борода. Щетина росла как на дрожжах, но он приспособился её сбривать – срезал острым осколком камня. Кожу, правда, при этой варварской процедуре он резал частенько, однако всё же лучше так, чем вообще никак.
Муки, его обрекли на медленную смерть, и вопрос лишь в том, как долго он продержится. Константин тащил плетёную корзину, гружёную осколками камней. Корзина была широкая и неглубокая, однако очень тяжелая, а всё потому, что камни были мелкие – с горошину, но их было много – лежали аж с горкой, и попробуй наложи меньше! Надсмотрщики сразу схватятся за бичи. Вот и приходится надрываться. Но как тяжело! Работать киркой, пожалуй, легче – хоть тяжести на себе таскать не нужно, знай, долби себе камень, а тут… Цепи на руках покачивались при ходьбе, и сам Константин покачивался вместе с ними.  В животе всё скрутило от голода,  нестерпимо хотелось пить, а ещё больше – завалиться и не вставать. Господи, чего бы он сейчас не дал за пятиминутный отдых!  Но отдыха ему никто не предлагал, и останавливаться было нельзя -   остановится и надсмотрщик огреет его бичом.  А ему бы хоть на минутку присесть, прилечь – ноги уже не двигаются от… его толкнули. Константин обернулся – Дэнниел.
- Дэн, ты что?
- Я… я не могу больше…
Его друг, следовавший сзади с точно такой же ношей, поставив корзину, сам прислонился к скале  и закрыл глаза.  Бедняга Дэн! Константин видел, как день за днём его друг медленно умирает в этом аду. И без того не отличавшийся крепким здоровьем, Дэнниел растерял последние его крохи в проклятой каменоломне. Изнурительная работа, голод и побои сделали своё чёрное дело. Поэтому если первые дни Дэн возмущался, требовал, чтобы его выпустили отсюда, то теперь он затих, он почти не разговаривал – даже с ним, Константином. А если говорил, то – испуганно. Он стал очень пугливым. В последние же дни он и говорить почти перестал – видно, сил уже совсем не хватало. Константин сглотнул.
- Ну ты что… держись, скоро придём… давай, уже немного осталось…Дэн… Дэн, вставай, ну? Давай, Дэн, или ты хочешь, что б эти звери увидели тебя и забили?
Дэн тихо застонал, отлепился от скалы и взял корзину.
- Вот так, - одобрил Константин.  – Давай, тут совсем немного осталось. Скоро дойдём.
Но дойдут они не скоро – он это знал, и потому удивился, когда слева чёрным сверкнуло пятно – зияющая дыра в скале, коридор, куда нужно свернуть, чтобы высыпать камни. Константин не поверил своим глазам – привал, так скоро?  Он свернул туда, Дэн – как привязанный – за ним.
- Дошли, да? - Константин глядел по сторонам – почему-то ему казалось, что коридор был не тот. Но стены вроде те же – каменные, только вот коридор какой-то длинный и тёмный. И пол – гладкий. Холодный и гладкий, хотя раньше всегда был шершавым и острым.  Но что это? Впереди слабо горит огонёк.
- Дэн, - не оборачиваясь, негромко сказал он другу, инстинктивно двинувшись при этом на свет, - мы, кажется, не туда свернули...
Огонь манил его к себе. Пламя в абсолютной чёрноте действовало как магнит. Ему непременно хотелось узнать, что же это такое. Сверчок? Заброшенный фонарь? Что?  Крохотная точка всё увеличивалась в размерах – с каждым его шагом, и чем ближе она становилась, тем светлее становилось вокруг, пока с очередным продвижением он не увидел нечто.  Шагах в десяти, впереди, за столом восседал мужчина. Он был  одет совсем не так, как надсмотрщики. Высокие  чёрные сапоги, белоснежные брюки плотно облегали ноги, на теле – рубашка, а в руках – хлыст, которым обычно всадники погоняют лошадей. Наездник, причём, судя по новой, с иголочки, одежде – наездник весьма богатый. На руках вон, дорогие часы. А сзади него стоял ещё один – одет несколько проще, это заметно, ухмыляется, в руках – зелёное яблоко. Только кто он? Кто эти двое? Человек с хлыстом сидел за столом, на котором стояла свеча. Пламя от неё освещало небольшое пространство вокруг, в котором и находился он, его странный спутник. Сам же Константин стоял на той линии, где мрак соприкасался с этим светом. Щурясь от света, ставшего непривычным после тьмы тоннеля, он пытался рассмотреть этих двоих. Те же смотрели на него, что  ещё больше смутило Константина…
Бах! 
Константин обернулся – Дэнниел, идущий всё это время за ним, как собачонка, не выдержал. Силы оставили его и бедняга, потеряв сознание, рухнул на пол. Корзина упала, камни рассыпались по плитам.
- Дэн!
Забыв о тех двоих, Константин бросился к другу.
- Дэн, что с тобой? Дэн? Дэн, вставай!
Поставив  свою корзину около друга,  Константин склонился над ним, затормошил его. Он хлопал Дэнниела по щекам, тряс его, и – о счастье! – Дэнниел открыл глаза. Захлопал ими удивлённо, точно спросонок.
- Дэн! – обрадовано выдохнул Константин.
- Что… что со мной? – тихо пробормотал тот в ответ. – Почему я лежу?...
- Потом объясню.  Давай, поднимайся. Сможешь встать?
- Да, кажется…
Константин  встал с колена, захватив с плит свою корзину. Дэнниел тоже начал подниматься.
 -А… кто эти люди? – поднявшись, вдруг спросил уставившись на парочку за его спиной.
- Это, - Константин обернулся и тут раздалась ругань.
Надсмотрщик! Один из надсмотрщиков зашёл в тоннель,  и увидел что рабы забрели не туда, куда следует.  Мало того – один из них просыпал камни!  В глазах Дэнниела отразился ужас, потому что он знал, что ждёт тех рабов, которые рассыпают камни. Их подвергают порке. Жестокой порке. А её он может и не выдержать. Потому что слишком измучен. Это же понял и Константин. Сообразил даже раньше, чем сам Дэнниел, и в следующее мгновенье он поднял с плит свою корзину и всунул её в руки другу. После чего раздалась ругань и перед ними предстал страж. Он не видел того, что случилось, он видел лишь то, что один из рабов держит полную корзину, а корзина второго валяется подле. Глаза блюстителя порядка свирепо сверкнули. Плечом оттолкнув Дэнниела,  надсмотрщик двинулся к нему. Нет! Побледнев, Константин попятился назад – шаг, другой, третий... бегом! Развернувшись,  он бросился наутёк от надсмотрщика, но цепи, проклятые цепи на его ногах натянулись. Звонко звякнули звенья и он растянулся на каменных плитах. Не помня себя от ужаса, перепуганный Константин пополз прочь, пока не уткнулся лбом в чьи-то сапоги. Сапоги?  Незнакомец с хлыстом, ну конечно! Как же он мог забыть про него! Это в его ноги он сейчас уткнулся. Теперь ему точно конец. Но лучше уж быть высеченным им, чем злобным надсмотрщиком! Константин в страхе сжался в комок, закрыл руками голову и зажмурил глаза, готовясь принять удар.
Только удар почему-то не последовал.  Зато под щекой у него что-то пошевелилось – сапог! Обладатель обуви, в которую он уткнулся, пошевелил носком сапога, а в следующую секунду на его шее  затанцевал кончик хлыста – под весёлое цоканье языком.  Константин приподнял локоть и опасливо оглянулся. Странно. Надсмотрщик исчез. Его не было. Ушёл? И Дэнниела не было. А, наверное, надсмотрщик погнал его на работу, догадался Константин. Но если он ушёл, значит, его не тронут? Ему нечего опасаться? В этот самый счастливый миг над головой юноши снова раздалось цоканье. Успевший позабыть про незнакомца, Константин  вздёрнул голову и увидел миловидное лицо с умным, приятным взглядом и лёгкой улыбкой на устах. Но за время пребывания в каменоломнях Константин разучился верить улыбкам – он знал, что улыбаться люди могут и перед тем, как жестоко кого-то избить. Кто знает, может, и этот с ним так поступит? И Константин шарахнулся от него, как от чумы, потеряв при этом с головы свою «бандану» - тряпичную полоску, дырявую и грязную, ею бы даже бомжи погнушались.  Однако в каменоломнях любой ошметок ткани являлся дефицитом, и он не мог позволить себе подобного расточительства – бросить элемент своего наряда, и он  тут же выбросил вперёд руку, чтобы схватить ее, забрать. Завидев это,  мужчина, стоящий подле человека с хлыстом, схватил прислонённую к стене палку, подскочил к нему и с размаху ударил по плечу.  Как топором по ветке – с такой силой, что от удара Константин  застонал, рухнул ничком, а затем  поскорей отполз от этого монстра.  Там, в углу, он затравленным взглядом посмотрел на незнакомцев, не зная, чего ещё от них ожидать. Может быть, ему влетит снова? На лице мужчины с дубиной было написано удовлетворение, он явно остался доволен своим ударом. Наверное, счёл, что  выполнил свой долг, защитив своего господина.  Но вот господин, человек с хлыстом, неодобрительно поцокал языком.
-Не очень красиво с вашей стороны, граф, - заметил он, разглядывая Константина.  – Так ударить бедного юношу… не удивлюсь, если вы раздробили своим ударом ему кости.
-Я всего лишь хотел защитить вас, ваше величество, - поспешил объяснить свой поступок граф, причём в голосе его Константин  отчётливо услышал виноватые нотки. - Он мог причинить вам вред, государь.
-Этот несчастный?  Нордок, если у меня всё в порядке со зрением, то бедный юноша  всего-навсего хотел забрать свой головной убор, а никак не напасть. Тем более на того, кто только что спас его от плетей.
С этими словами монарх, по-прежнему не сводящий с Константина глаз, с лёгкой улыбкой подцепил кончиком своего хлыста повязку юноши и бросил её. Повязка упала к ногам Константина и он подобрал её. Монарх усмехнулся.
-Запомните, Нордок: не следует бить того, кто ищет у тебя защиты, - властным назидательным тоном промолвил король, -  и уж тем более того, кто лежит на земле.  К тому же, я не думаю, что этот молодой человек вообще мог иметь цель вцепиться в горло кому-нибудь из нас: посмотрите на него повнимательней, Нордок –  он  весь в грязи, в лохмотьях, едва держится на ногах от усталости и такой худой, что я даже отсюда могу пересчитать его рёбра. Уверяю вас, Нордок, в данной ситуации этому юноше скорее приглянулось бы ваше яблоко, чем наши с вами глотки. Сами посудите – он же глаз с него не сводит!
Слушавший монарха, Константин не знал, что и думать – то ли король его защищает перед графом, то ли смеётся над ним. Однако, когда повелитель упомянул про яблоко, он счёл, что то и другое, поскольку он в самом деле сейчас смотрел на яблоко. Смущенный замечанием короля, Константин отвёл взор от манящего его зелёного плода, а граф сладко улыбнулся.
-В самом деле, похоже, оно ему приглянулось. Надо же, я  не думал, что так выйдет, ваше величество. Я приберёг его для себя, хотел съесть по дороге, но передумал. Я же не виноват, что мне расхотелось.
Король усмехнулся.
- Вот что, Нордок: отдайте бедняге это яблоко. Надо же вам как-то загладить свои вину перед ним за незаслуженный удар.
 Не сходя с места, граф кинул яблоко – оно упало на каменные плиты и покатилось к юноше.  Константин спешно поджал  грязные ноги, оперся правой рукой о холодные плиты, кое-как приподнялся, и поддерживающий себя в таком полусидящем положении рукой, уставился сначала на стукнувшееся о его колени яблоко, затем – на короля и его спутника. Зря он это сделал – его взгляд, очевидно, навёл графа на какую-то мысль, потому что  глаза Нордока  коварно сверкнули. Ядовито улыбаясь, граф  вдруг подошёл к Константину и  протянул ему перочинный нож.  Для того, чтобы он смог разрезать яблоко на части, вырезать семечки, возможно, отчистить кожуру и съесть по дольке.  Только голодный не нуждается в соблюдении подобных правил приличия, которые лишь тормозят процесс поглощения пищи, ровно как и всякие инструменты вроде этого ножа. И граф это знал – Константин понял это по его гадкой улыбке. Граф сделал это нарочно, чтобы посмеяться над ним. Чтобы посмотреть, с какой жадностью раб набросится на яблоко, не смотря на наличие ножа. А ему ведь и впрямь этого так хотелось! Но и доставлять удовольствие этому типу таким зрелищем он не желал. Так что же делать? Не есть? Но есть хочется, да и глупо отказываться. Съесть, как подобает? Но Константин не мог поручиться за себя, что он, почувствовав вкус яблока, не вцепится в него и не сожрёт в один миг, позабыв обо всех правилах приличия. Проклятье! Чтобы он не решил – всё равно будет выглядеть смешно, да он уже смешон и жалок! Константин почувствовал себя мышью, загнанной в угол. Что делать? В его положении ему оставалось одно – мучительно краснеть.
- Нордок, хватит вам издеваться над беднягой. Оставьте его в покое.
Граф слегка поклонился и отступил, однако он не мог утерпеть, чтобы ещё раз не кольнуть раба, и потому с усмешкой заметил:
- Он не ест, ваше величество.
- Думаю, на его месте вы бы тоже отказались, Нордок, – с холодом промолвил монарх. – Если, конечно, ещё сохранили хоть каплю самоуважения. Вы сначала ударили беднягу, а потом вздумали  ещё и поглумиться над ним – не удивительно, что юноша предпочитает теперь молчать и ничего не делать. Кстати, кто он? Как его имя?
- К сожалению,  я не могу вам этого сказать, ваше величество. Я расслышал лишь имя его друга  - если не ошибаюсь, второго звали Дэном. По крайней мере, он так назвал его.
-Дэном? – король улыбнулся. – Дэн. Дэн – это ведь сокращенно от Дэнниел, не так ли?
-Я полагаю, так, - подтвердил граф.
-Дэнниел, - король вдруг лукаво прищурился. - Постойте-ка, а не те ли это двое, за которыми я велел послать, Нордок? Помните, ту парочку: одного звали Дэнниелом, а второго…
- Константином, - подсказал граф.
- В таком случае, если ушедшего звали Дэнниелом, то перед нами Константин, - заключил король и оба с улыбкой уставились на Константина.   – Как думаете, Нордок, нам повезло?
- Это можно проверить, ваше величество. Эй, ты! Назови своё имя!
Но Константин скорей бы умер, чем вымолвил хоть слово. Тогда король с усмешкой кивнул графу и тот  направился к юноше. Если бы мог, Константин убежал. Но усталость оказалась сильнее его, и всё, что ему удалось – это подползти  к стене и упереться в неё плечом прежде, чем острые глаза графа вопьются в его лицо. Несколько секунд пристального изучения и…
-Он самый, ваше величество, - почтительно отозвался граф.
Так вот он какой, отец оборотня, отец его друга, Дика! Константин представлял его совсем иным – сухим, церемонным тираном, чья жестокость читалась бы даже на лице, деспотом, шагу не желающем сделать без многочисленной свиты.  Но реальность оказалось иной – король был полон сил, у него было приветливое лицо, умный, проницательный взгляд и приятный ласковый голос. Властный, но – приятный. И это человек, который повелел бросить его в каменоломни! Человек, которому он, сам не осознавая, некогда причинил боль, поглумившись над его сыном! Поражённый, Константин сидел, прислонившись плечом к стене и измученными глазами смотрел на короля. Ему было невыносимо стыдно – за то, что он когда-то глумился на Диком, за то, что над ним сейчас насмехался граф, за то, что он сам сейчас почти лежит перед королём, полуголый, грязный, голодный, спасённый им от бессердечного надсмотрщика. Лучше бы этот надсмотрщик тогда избил его!  Тогда не пришлось бы сейчас сидеть, сгорая  от стыда. Меж тем усталость усиливалась  –  его веки постепенно смыкались, голова клонилась на бок… Константин напрягал зрение – ему не хватало, только впасть в беспамятство перед монархом! но потрясённый организм отказывался его слушаться, он жаждал отдыха. Приятное лицо короля задрожало, зашаталось, улыбка поехала в сторону, сузились глаза и… Боль. Глухая боль головой о что-то твёрдое и холодное в полной темноте и чей-то голос сверху:
-Кажется, он потерял сознание, ваше величество.
Величество? Значит, он ещё жив? Он ещё в каменоломнях.
-Осторожней, ваше величество,  у него могут быть вши.
Опять этот голос, до чего он противен… но что это? Резкий, нестерпимый запах – в тысячу раз противней голоса, ударил ему в нос. В горле сразу запершило, слёзы брызнули точно из пульверизатора. Закашляв, Константин согнулся пополам и поскорей разлепил глаза. С лёгкой улыбкой на губах, монарх смотрел на него, держа перед его лицом открытый флакончик с какой-то жидкостью.  Убедившись, что несчастный пришел в себя, он выпрямился.
-Нордок, - окликнул он графа.
-Я здесь, ваше величество, - живо отозвался тот.
И  человек с хлыстом отдал приказ на непонятном ему языке – вероятно, божественном.


Глава 5.
Во дворце.

Константин лежал ничком на постели, в то время как лекарь – представительный мужчина в белом халате, склонившись над ним, смазывал, посыпал, подтирал и залеплял его многочисленные раны.  Подобное занятие длилось уже с четверть часа, что не могло не сказаться на самочувствии пациента – мало того, что процедура врачевания носила болезненный характер, так она ещё и растянулась на столь длительный срок. А лежать долго в одном положении, да ещё когда голова у тебя завёрнута на бок, согласитесь, неприятно. Поэтому неудивительно, что  Константин, дабы не впасть в уныние, старался развлекать себя как мог, сначала рассматривая убогую обстановку крохотной комнатушки, где его разместили, потом – прислушиваясь к тому, что происходит за дверьми. Но главным образом его спасал всё же Андерсен, ободряющий юношу уже одним своим присутствием здесь. Сердобольный мужчина примчался  к Константину, едва только узнал, что его доставили из каменоломни, и находился с ним рядом все те три дня, пока истерзанного беднягу сначала отмывали от грязи и насекомых, а затем лечили. Вот и сейчас он сидит напротив его постели, наблюдая, как врач закончит обработку его ран. На лице Андерсена читался ужас.
-Всё могло быть гораздо хуже, поверьте, - заметил Леонид, увидев его взгляд. – Далеко немногие, попав в каменоломню, имеют возможность выбраться оттуда живым.
-Слыхал? –  усмехнулся Константин. – Я счастливчик.
Тут он увидел, что врач складывает в саквояж свои инструменты.
-Всё? – обрадовался о больной.
-На настоящий момент – да, - со всей серьёзностью ответил врач. – Однако не спешите радоваться, молодой человек:  раны  у вас, скажем прямо, не из лёгких, так что лечение предстоит длительное. Поэтому я советую вам не питать иллюзий по поводу скорого выздоровления, и ни в коем случае не пытаться прежде времени нарушать предписанный вам режим. Это может плохо для вас закончится. Вы проследите за тем, чтобы он пил назначенное ему лекарство и соблюдал режим, - обратился врач к Андерсену.
-Да, да, конечно, - поспешил уверить его тот.
-В таком случае, всего хорошего, - врач прихватил свой саквояж. – Я заглянул к вам вечером, молодой человек.
С этими словами он направился к выходу, но едва он успел дойти до двери, как та распахнулась без его помощи и на пороге показался Дик. Врач почтительно посторонился:
-Ваше высочество…
Дик кивнул ему, вошёл в комнату, а когда врач вышел, Леонид прикрыл дверь. Константин с трудом дождался этого счастливого мгновенья, а потом радостно воскликнул:
- Дик!
- Добрый день, Константин, - улыбнулся Дик, проходя к больному другу и присаживаясь на табурет, поданный всё тем же предупредительным Леонидом. – Леонид только сегодня утром сообщил мне, что вы здесь и что вас можно видеть – иначе, разумеется, я навестил бы вас раньше. Ну как вы?
-Да жив, как видишь, - бодро ответил тот – насколько это было возможно в его состоянии.
-Это хорошо, - улыбнулся наследник и взглянул на спину друга.
Конечно, после манипуляций врача спина выглядела не так страшно – из-за мазей, порошков и бинтов нельзя было разглядеть следы от бича, оставленные надсмотрщиком, однако всё равно Константин являл собой жалкое зрелище. Тем более, что пострадала не только спина, но ещё и плечи, руки (в ссадинах, порезах, волдырях и нарывах), ноги  (та же картина).
-Наверное, я похож на зебру? – кисло усмехнулся Константин.
Дик повернулся к нему и он увидел серьёзное лицо своего друга. Ещё бы, это же Дик! Наследник понимал всю серьёзность положения, в котором он оказался – отсюда и его серьёзность. А сочувствие – конечно, оно есть, но Дик не желал им расстраивать друга и потому ободряюще улыбнулся ему.
-Немного.
-Раны заживут, Константин, - утешил Андерсен.
-Только шрамы остаться, да? – бледно улыбнулся  Константин и кивком указал Дику на заботливого друга: - Вот, уже какие сутки от меня не отходит. Как и твой лекарь – это ведь ты его подослал, верно? Твой доктор? Ну вот, он наравне с ним надо мной и печётся. А что, неплохо, экономлю на сиделке, - пошутил он, озорно подмигнув принцу: - Правда, эта сиделка вредина ещё та. Что твой лекаришка укажет – то он делает, как работ… кстати, а где это я нахожусь-то? А, Дик?
-Во дворце, - ответил оборотень, с улыбкой слушавший забавную болтовню друга.
-Да? – недоверчиво протянул Константин и было от чего.
На дворцовые покои его каморка совсем не тянула. Крохотная комнатка, без единого окна, с одной-единственной кроватью, на которой лежал он и двумя табуретками, на котором сидел Андерсен и Дик – вот и вся мебель. Даже третьей табуретки для Леонида не нашлось, отчего слуга вынужден стоять около стенки. А стены-то, стены! Никаких ни картин, ни зеркал, ничегошеньки! Голые стены и дешёвыми коричневыми обоями.  И одна лампочка на потолке – в качестве единственного источника освещёния. Обозрев всё это «великолепие», Константин перевёл взор на друга.
-Во дворце, говоришь? – спросил он. – Дик, ты извини, конечно, но эта комната скорее похожа на чулан, чем на роскошные покои.
-Так оно и есть, - улыбнулся Дик, - это чулан. Бывший, правда – его освободили специально для вас.
-Какой ты гостеприимный! – саркастически протянул юноша. -  Прямо не знаю, как выразить тебе мою признательность! Какая просторная комната,  прекрасная мебель, а какой чудесный вид из окна… Дик,  ты в спичечном коробке гостей ещё не пробовал размещать? А что, попробуй – глядишь, многие оценят номер, где тесно, душно и темно…
-Это не я распорядился, Константин, - на этот раз Дик не смеялся вместе с ним.  - Вас приказал сюда доставить мой отец, это он велел поместить вас здесь.
-Твой отец?
С тех пор, как он попал сюда, он ни разу не вспоминал ни про монарха, ни те обстоятельства, при которых ему довелось его увидеть. Зато теперь  - вспомнил. Ужасные каменоломни с безжалостными надсмотрщиками, и он – грязный, голодный, избитый, униженно ищущий спасения у ног короля…  Король. Константин сглотнул: он вспомнил взгляд короля. Взгляд, который невозможно забыть: умный, строгий.  Взгляд человека, привыкшего повелевать, и вместе с тем – насмешливо-снисходительный.   Почти ласковый.  Бледный, как полотно, Константин с трудом выдавил из себя:
-Ему… ему что-то нужно от меня?
- Я не знаю, - ответил Дик. - Вашу доставку сюда мотивировали тем, что к Андерсену вас везти опасно. Слуги сказали, что вы слишком истощены и изувечены, вы могли не доехать. К тому же, вы нуждались в квалифицированной медицинской помощи. Поэтому король распорядился поместить вас во дворце.   На первый взгляд, в таком ответе нет ничего подозрительного, по словам Леонида вы и в самом деле выглядели не лучшим образом и нуждались в соответствующей помощи.  Однако, как вы сами недавно заметили,   вам предоставили не лучшее помещёние. Поэтому нужно предполагать, что  всё-таки  какие-то планы на ваш счёт у моего отца есть.
- Интересно только, какие, - дрогнувшим голосом, промолвил Константин.
Дик улыбнулся.
- Не беспокойтесь. В любом случае, я не думаю, что вас ждёт что-то ужасное.
- Ну да, - пробормотал несчастный юноша, - что-то более ужасное, чем каменоломни, мне как-то и представить себе трудно.
- Вот видите. Всё не так уж плохо. Не беспокойтесь, Константин, всё будет хорошо.
Ему бы такую уверенность! Константин вздохнул, опустился на подушки и тут его как прострелило. Так, что на затылке аж пот выступил, вздёрнул голову:
-А Дэн? – встревожено воскликнул он.
Вспомнив о короле и каменоломнях, он теперь вдруг вспомнил и своего товарища по несчастью. Дэнниел находился вместе с ним в каменоломнях, но здесь, в этой каморке, его нет. Где он? Он что, остался там? Константин заметался взором по лицам: Дик, Леонид, Андерсен – они наверняка всё знают! Так где же его друг? Где Дэн?  Он остался там?
Дик ничего не ответил. Не ответил и Леонид. Молчал Андерсен.
-Дик, что с Дэном? – пугаясь этого молчания, вопросил Константин. – Он остался там, да? Остался?
Дик, Леонид и Андерсен переглянулись, после чего первый ответил:
-Король хотел забрать и его, но было уже поздно – пока король беседовал с вами, Дэнниел успел в очередной раз потерять сознание. Он неудачно упал, ударился виском о камень и умёр. Ему ничем не смогли помочь. Я сожалею, Константин.
Умер. Дэнниел умер. Его друг, его товарищ, тот, который был с ним все те дни, что он находился в каменоломнях – умер. И не от побоев даже. Не от голода. Не от тяжёлой работы. А просто потому, что неудачно упал. Он упал, и некому было его подхватить. А ведь если бы он, Константин, был рядом с ним в ту роковую минуту…
-Вы не виноваты, Константин, - точно читая его мысли, произнёс оборотень.
-Всего несколько минут, - невпопад произнёс Константин, - Дик, ему не хватило несколько минут. Если бы он продержался хотя бы десять минут, он был бы сейчас жив.
Оборотень ничего не ответил.
Константин тоже молчал. Долго молчал, а потом глухо спросил:
-А остальные? Я видел там надсмотрщиков – Саймон и остальные -  что с ними? Они… они выжили?
-Да, но они остались в каменоломнях.
-Остались? Почему? – поразился он.
-Они имели дело с наркотиками, - Дик нахмурился. – А король не любит тех, кто занимается  наркотиками. («И ты тоже», - добавил про себя юноша.) Это страшное орудие, которое  ломает слишком много жизней и делает несчастными слишком много семей, чтобы можно было простить тех, кто решил нажиться на нём. Ваши надсмотрщики – те, что уцелели после пожара, все были  каким-то образом причастны к распространению этой отравы. Поэтому они останутся в каменоломнях.
-До самой смерти? – содрогнулся Константин.
Дик кивнул.
-Ужасно, - тихо прошептал со своего места Андерсен. – Весь остаток жизни провести в таком аду… постой, а как же я? Ведь  не только Дэнниел с Константином и теми людьми были причастны к наркотикам и рабству Дика, я ведь тоже виноват. Я же работал на Далтонов, и именно я, между прочим, и привёл Дика туда. Да я по сути, главный виновник того, что Дик там оказался! Так почему же меня не тронули? – в удивленье воскликнул он.
-Да потому, что тебя наказывать, Анд,  - слабо улыбнулся Константин, - тоже самое, что казнить невинного ягнёнка. У тебя же на роже написано: сама доброта. Ты же всех и всё пожалеешь, даже Дика, вон, жалел, а то, что ты там оказался – так это вообще случайность, за которую сам раскаиваешься. Да и к наркоте ты отношения не имел – так только, видел, что ещё фасуют и отправляют, и – всё. Сам ничего не фасовал, никого не прикрывал, а даже возмущался, пока тебе не пригрозили, что пристрелят, если не заткнёшься. Я ведь прав, верно, Дик?
-Почти, - улыбнулся принц.
-А Грег? – вспомнил вдруг Константин. – Его тоже оставили…?
-Нет, его не оставили в каменоломнях, - ответил Дик. - Он вообще там не был.
-Не был? – изумился Константин. – Но почему?
-Король счёл, что он и так достаточно наказан.
-Чем? Тем, что остался калекой?
-Думаю, что да.


Глава 6.
Нежданный гость.

На  другое утро на пороге каморки показался врач, который обследовал больного, а затем – Леонид и  незнакомый Константину тип. Вероятно, один из слуг, правда – важных, судя по костюму.  Леонид и слуга. А Дика  нет. Это удивило Константина – он был уверен, что первым, кто переступит порог его каморки, окажется именно его друг, Дик.
- Эй, а где Дик? – поинтересовался он у Леонида. – Разве он не с тобой? Я думал, он…
Константин хотел сказать «я думал, он придёт ко мне, захочет меня навестить», но не успел – незнакомец, что стоял подле Леонида, вдруг нахмурился, а затем и вовсе сказал что-то евнуху: гневно и отрывисто. Глядя при этом на него, Константина. Не нужно особого ума, чтобы догадаться, что негодование незнакомца вызвали слова юноши, но что он такого сказал? Константин не понял, тогда как Леонид, похоже, понял это хорошо – выслушав своего спутника, он коротко ответил ему и тот, удовлетворённо кивнув, удалился.  Едва он скрылся, Леонид закрыл дверь и неодобрительно взглянул на больного. Константин виновато заёрзал.
- Похоже, я тут сморозил что-то не то, да? - улыбнулся он.
- Да уж, сморозили, - Леонид хоть и улыбнулся в ответ, но всё же остался суров.
- Да что такое-то? – не понял он. – Объясни! Что я такого сказал, что этот тип на меня так уставился? Я же всего лишь спросил, где Дик.
- Вот именно, вы спросили, где Дик.
- Ну да, а что в этом такого?
-Да ничего, собственно, кроме того, что вы поинтересовались о наследнике так, будто речь шла о вашем  близком знакомом.
- А он мне разве не… - и тут до него дошло. От своей догадки Константин на мгновенье замолк, а потом протянул: - Аааа…. кажется, я понял, в чём дело…
- Здесь всем известно, что вы только вернулись из каменоломни, и то лишь благодаря милости его величества. И после этого, находясь в его собственном доме, вы смеете упоминать о его сыне так, как его не осмеливаются называть даже самые знатные отпрыски Альвера? – Леонид мягко улыбался и Константин улыбнулся ему в ответ. Смущённо.
- Ну кто ж знал-то, что так выйдет, - пожал он плечами. -  И потом, может, я вообще не того Дика имел в виду. Дик же не один такое имя носит.
- Во дворце – один, - ответил евнух. -  Других людей, которые носили бы точно такое же имя, здесь дворце нет.
- Это людей, а оборотней? – лукаво произнёс юноша.
Евнух с укором улыбнулся.
- Очень смешно, - почти шёпотом проворчал он. 
- Да ладно, - беспечно отмахнулся довольный Константин, - никто ведь не услышит.
Впрочем, увидев уже суровое лицо евнуха, он пожелал о своей шутке.
- Я всё понял. Про то, что Дик оборотень – не упоминать и Дика Диком не называть. Кстати,  а как его теперь называть-то? 
Он догадывался, что двумя предложениями Леонид не ограничится, однако то, что ответ растянется на несколько часов, он совсем не ожидал. А всё потому, что одного «ваше высочество» оказалось мало. Во-первых, выяснилось, что  для начала нужно знать, при каких ситуациях Константин вообще имеет права обратиться к принцу. Во-вторых, юноше следовало знать, на какие темы можно общаться с принцем – Леонид перечислил их все, заодно заставив Константина выучить определённые фразы, которыми следовало начинать и заканчивать предложения. По ходу было дано пояснение о том, какие слова произносить нельзя – помимо ругательных слов и слов-паразитов.  Все эти мелочи позабавили юношу, поскольку он счёл, что эти «фильтры»  делают общение оборотня  не просто скучным, а пресным и сухим. Поскольку дворцовый этикет лишал человека главного – эмоций, чувств, индивидуальности, проявляющихся как в его жестах, мимике, так и в его манере общения. Ведь те же слова-паразиты, те же жаргонные словечки делают речь пёстрой, выделяют человека из толпы. То же самое касается и выбора тем для разговора – ну как можно говорить только на определённые темы, да ещё соблюдая все эти тонкости в предложениях – без мата, без словечек, зато обязательно с почтением и неизменным «ваше высочество» в хвосте? Смешно. И грустно одновременно – раз-другой, допустим, такое общение можно терпеть, но каково постоянно находиться в таком искусственном состоянии вежливости? Всё время быть вынужденным соблюдать приличия, рамки? Ведь Дику наверняка приходится придерживается схожих  рамок – не забывать, что он принц, и вести себя соответствующе. Нелегко, наверное, живётся бедняге, заключил Константин и взгрустнул уже о себе: вряд ли он сумеет во дворце нормально поговорить с ним, когда тут такие драконовские законы. Разве что окажутся наедине, только где и как? Когда юноша более-менее поправился и стал выходить из своей каморки, он обнаружил, что всюду, куда ни ступи – люди. Слуги сновали по коридорам и лестницам взад и вперёд, у каждой двери, в начале каждого нового коридора – грозные стражи. Прямо не дворец какой-то, а муравейник. Константин так и сказал об этом Леониду при ближайшей встрече, однако евнух на его слова лишь рассмеялся.
- Вы находитесь в левом крыле, на нижнем этаже, и соответственно, видите лишь слуг и стражей нижнего этажа.
- То есть, вы хотите сказать, это лишь половина? – поразился юноша.
- Не половина, это даже не треть и не четверть, вы видите лишь одну десятую всего обслуживающего персонала, и это исключая евнухов, наложниц, и внешней прислуги. К тому же, во дворце постоянно кто-то  наносит деловые визиты.
-  Небось, знатные птички? – усмехнулся Константин.
- Знатные, - подтвердил евнух, и, поймав взор молодого парня, добавил: - Даже не мечтайте их увидеть.
- А что так? – озорно вопросил тот.
Понятное дело, евнух не ответил, лишь улыбнулся.
- Ну а если я всё же попытаюсь? – полюбопытствовал настырный юноша, хотя сам, пытаться, конечно, даже и не планировал.
- Не нужно, - ответил евнух.
- Ну а если?
- Я серьёзно, молодой человек, - теперь уже в голосе евнуха появились строгие нотки. – Не стоит. Я даже вот что вам скажу: постарайтесь лишний раз никуда не высовываться. Вам покажут, куда можно ходить – там и ходите, но только туда и никуда более.
- «За ворота не ходить, с людьми не говорить, делать вид, что невидимка», - тоненьким голоском передразнил евнуха Константин. – Так, что ли, себя вести?
- Желательно, - промолвил евнух, и юноша прыснул от смеха.
Как будто он сам этого не понимает! Ясное дело, Константин и не думал никуда соваться, в чём он с чистой совестью и заверил евнуха, но оказалось, что Леонид волновался не напрасно. Потому что, дав слово, Константин сдержать его не сумел. А всё произошло вовсе не нарочно. Просто этой же ночью он проснулся от того, что захотел в туалет. Где туалет, он знал: нужно было выйти из каморки, дважды свернуть направо, и там будет желанная дверца. И поскольку в туалет хотелось сильно, а до туалета почти рукой подать, да и в коридоре, как рассудил юноша, вряд ли кого в такой ранний час встретишь, то одеваться он не стал.  Только тапочки на ноги напялил и как был, в пижаме, вышел в коридор. В коридоре горела лишь треть бра, отчего там царил полумрак. И без того с трудом различающий что-то, полусонный Константин, со слипающимися глазами, по памяти побрел по ковровой дорожке.  Он знал, что где-то  справа находится  его коридор, и он должен туда свернуть. Он шёл, но коридора почему-то всё не видел. В туалет, меж тем, хотелось всё сильнее.
- Да где же ты, чёрт, - пробормотал юноша, и тут в него налетел какой-то парень.
Константин едва удержался на ногах – схватился за стенку, только тем и спасся.
- Слышь, ты, козёл! Смотри, куда прёшь! – заругался юноша.
Но обидчика уже и след простыл – тот нёсся куда-то по коридору. Ну и чёрт с ним – зато хоть коридор нашёл, утешился Константин, и, ругая слугу, свернул в коридор. Дошёл до ещё одного поворота, свернул, стал искать заветную дверцу, а её – нет. Должна была быть сразу, шагов через пять, а он все двадцать отшагал, а её – не видно. Недоумевая – может, ему это спросонок кажется? Он прошёл ещё вперед и увидел – пятно. Ещё один коридор.
- Но его тут быть не должно, - пробормотал Константин, - это я хорошо помню. Коридора здесь не….
Бах! На него налетел ещё слуга – из коридора справа, который он даже не заметил. Слуга, а за ним ещё и ещё, и – юноша не успел даже опомниться, как толпа слуг подхватила его и понесла по коридору. Он пытался выбиться из неё – напрасно. Спешащие слуги плотной рекой увлекали его всё дальше, не слушая его возмущённых воплей. Направо, налево, вверх, вниз – он только успевал замечать, как мелькают справа и слева коридоры, двери и лестницы. Когда он понял, чем ему это всё грозит, то активно заработал локтями и добился-таки того, что он выбрался в крайний левый ряд этого безумного потока, и когда слуги проходили мимо одного из коридоров, Константин шмыгнул туда, тогда как толпа понеслась дальше, по своим делам.  Однако выбраться из своего убежища юноша рискнул, лишь когда гул голосов затерялся где-то в лабиринтах переходов. Тогда он вышел в коридор и огляделся – никого. Ни души. Но где он сам-то? Константин не знал – коридор ему был не знаком. Что же делать? Идти назад? Или всё же искать туалет?
Константин подумал и выбрал второе. Только найти свою каморку оказалось не так-то просто – он свернул в один коридор, в другой, поднялся по лестнице – без толку. Все коридоры выглядели на одно лицо – одинаковые узорчатые ковры, одинаковые бра, даже количество зеркал на стенах. Как же ему найти свою каморку? Он начал вспоминать, куда сворачивала толпа. Налево, направо, вниз… нет, дальше по коридору… вот теперь налево… направо, опять направо, вниз… он сворачивал из коридора в коридор – сначала медленно, потом, по мере нарастания волнения – всё быстрее и быстрее. Потом побежал и вскоре, запыхавшийся, остановился на очередной развилке.
Заблудился. Запутался. И никого кругом, хоть тресни! Чёрт! Константин уже десять раз изругал себя, что выпал из потока тех слуг – пусть бы они увлекли его за собой, но потом бы они  где-то остановились! И наверняка заметили его, а он попросил бы их отвести его  к себе. Так нет же, решил выкарабкаться. Выкарабкался? Получай тепе… стойте! Константин вдруг увидел дверь и вспомнил: точно такая же дверь была на территории его каморки! Обрадованный, юноша подошёл к ней, открыл, вошёл, обернулся, чтобы закрыть дверь и – замер. Потому что около двери стоял человек. Сурового вида мужчина с белыми бусами из слоновьей кости на шее, и кольцом в ухе, грозно смотрел на него в упор. Евнух. И совсем не Леонид. И взгляд этого евнуха с каждой секундой становился всё мрачнее. Назад, за дверь! Сглотнув, Константин медленно попятился – шаг, другой, третий… резкий гневный крик евнуха, этого цепного кобеля, сторожившего дверь, стегнул его, точно бичом. Отбросив остаток храбрости, Константин бросился по коридору, преследуемый разъяренным воплем скопца. Влево, вправо – он бежал, куда глаза глядят, пока не споткнулся обо что-то.  Упал, растянувшись на полу. Поднял голову – ноги. Справа. И слева. Поднялся глазами выше – евнух! И ещё один евнух! Справа и слева. И ещё один – сзади. Смотрят на него – с суровым изумлением.  Константин медленно поднялся, отряхнулся – и тут евнух, что отрез путь назад, вдруг двинулся на него.
- Эээ, - глупо улыбнувшись, протянул побледневший юноша. – Привет… будем знакомиться?
Евнух молчал, продолжая напирать.
- Нет? – Константин глянул вправо, влево – всюду евнухи, и взгляды их почему-то совсем не вызывают доверия…
Юноша попятился вдоль стенки, но чем дальше он шёл, тем больше становилось евнухов – за его спиной и напротив коридоры сменились дверями. Десятки, сотни дверей, ведущих в крохотные комнатушки, часть из них была распахнута и оттуда с удивлением на него глядели их владельцы – евнухи. Здесь были и совсем молодые парни, ему ровесники, и люди постарше, и даже  пожилые евнухи. Евнухи чёрноволосые, русоволосые, с зелеными и синими глазами, с женоподобными лицами и лицами, ещё не утративших  мужские очертания. Все – разные, но у всех на шее висели одинаковые белые бусы из слоновьей кости и – кольцо с голубым камнем в ухе.
- Ух ты... сколько ж вас тут, молодцов-то, - сорвалось с губ Константина, однако насмешливая усмешка вскоре пропала.
Потому что чем дальше он углублялся, тем свирепее становились физиономии скопцов – удивление сменялось раздражением и гневом: евнухи были сердиты, что какой-то чужак посмел  забраться в их владенья, потревожить их покой. А когда он произнёс эту злополучную фразу, евнухи, хоть явно и не понимавшие ни слова, по его насмешливому тону и взгляду поняли смысл его фразы. И, похоже, сказанное им пришлось совсем не по вкусу – те евнухи, что преследовали его, явно рассвирепели. Вдобавок, из комнат стали выходить ещё евнухи. А потом путь с другого конца коридора ему отрезала другая толпа  стражей сераля. Они взяли бедного Константина в кольцо.
- Привет, - улыбнулся он ближайшему из них, но улыбка тут же пропала, потому что взаимной радости у оппонента не он увидел.
- Похоже, я вам не нравлюсь, да? – запинаясь, пролепетал Константин, кидая растерянные взгляды по сторонам. – Мешаю? Так я заблудился… я здесь случайно… слышите… эй, я…меня здесь кто-нибудь понимает?..
Он говорил, а лица евнухов лишь мрачнели. Пропал! Константин затравленно заметался в этом кольце скопцов: ему совсем не хотелось стать одним из них! А судя по всему, именно это евнухи и желали сделать. Если, конечно, они вообще хотели оставить его в живых, а они, похоже, не хотели. Они хотели уничтожить чужака, вторгшегося в их владенья.
- Нет… Слушайте, не надо… я… я всё объясню… чёрт, да что же это… кто-нибудь… люди, эй… по… пом…поммм… помо…помо…
- Константин! – раздался вдруг громкий голос, а следом показался и его обладатель – Леонид.
Толпа евнухов расступилась, пропустив его вперёд.
- Леонид! – Константин едва не бросился ему в объятия – до того его напугала толпа скопцов. – Как вы вовремя!
- Да уж догадываюсь, - проворчал тот, оглядывая евнухов, недобро глазеющих на чужака. – Что вы здесь делаете?
-Я… да ничего, собственно… я… я заблудился, а они…
- Идёмте со мной.
С какой радостью Константин согласился на это предложение! Он последовал за Леонидом, и молчал до того момента, пока жилища евнухов не исчезли за дверью.
- Уфф, - облегчённо выдохнул юноша и его рот сам собою растянулся в довольной улыбке.
- Какое облегчение, не правда ли? – улыбнулся его спутник.
- Не то слово! – воскликнул Константин. – Они меня чуть не разорвали!
Леонид усмехнулся.
- Хотя, - тут же добавил озорной парень, - я испытаю ещё большее облегчение, если вы меня кое-куда сводите.
На лице Леонида появилось недоумение.
-Туалет, - ответил Константин. – Я ж потому и заблудился, что в заветную кабинку попасть хотел, и сейчас хочу… так что, если можно…
Он не договорил – Леонид, остановившись, рукой толкнул дверь и перед Константином предстала туалетная комната. После её посещёния парень заметно повеселел и стал ещё разговорчивее.
- Так куда-то это меня занесло? Я ведь правильно понял, я в гости к вашим товарищам по службе угодил?
- Причём оказались вы незваным гостем, - уточнил евнух.
- Ну, всё-таки они могли быть со мной и повежливее, - возразил тот. – Хотя, должно быть, они в принципе не любят чужих, что не удивительно…
-  Учитывая их профессию?
- И не только: жилищные условия как-то тоже, знаешь ли, восторга не вызывают. По крайней мере, у меня. Я видел их комнаты, Леонид, - пояснил Константин. –  По сравнению с ними моя – само совершенство! Хотя, быть может, я чего-то и не понимаю, и им нравится такое жильё – ну, типа ничего лишнего и всё такое…
- Чем меньше площадь и меньше она заставлена вещами, тем проще её убирать, - пожал плечами Леонид.
- Так они сами их и убирают?- Константин скривился, а Леонид заулыбался.
-Похоже, вы совсем разочаровались в нашей профессии.
- Вообще-то, - разоткровенничался Константин, - если уж говорить о профессии, связанной с какими бы то ни было лишениями, то я желал бы, чтобы находясь на подобной должности, я, по крайней мере, был  бы избавлен от других неудобств.
-Терпеть лишения, но за соответствующую цену?
- А почему бы и нет? Работать евнухом, но зато отлично питаться, жить в роскошной квартире, иметь хорошее положение, и… чтобы ещё, а! Прилично получать.  Кстати, а сколько вы получаете? Если не секрет, конечно. На жизнь-то хватает?
-Хватает, - засмеялся Леонид.
- Ну а сколько? – допытывался раззадоренный  Константин. – Я в налоговую не стукну, честно… а? ну так сколько?
- А вы что же, хотите к нам на работу устроиться? – в свою очередь, с улыбкой спросил евнух.
Константин рассмеялся – конечно, нет. Ни за какие коврижки!
- Вот ваша комната, - с улыбкой произнёс Леонид, открыв дверь.


Глава 7.
Прекрасно  сыгранный спектакль.

Дик заглянул к Константину лишь спустя неделю. Его приход пришёлся на обед, однако  застал он юношу не за столом, а в постели.
- Кажется, я не вовремя? Может быть, мне стоит уйти? – сразу предложил тактичный оборотень.
- Ты что! – воскликнул Константин. – Нет, конечно! Заходи, присаживайся. Я как раз собирался вставать.
Дик отыскал табурет и уселся.
- Удивлён, что я до сих пор в постели? - тут же догадался Константин.
- Раньше вы себе этого не позволяли, - заметил Дик.
- Просто я научился ценить сон. Знаешь, Дик, -  Константин поднялся с постели и прошёлся по комнатушке, остановившись у стола.  - После пребывания в каменоломнях я стал иначе смотреть на некоторые вещи. Например, такие, как сон. Отдых. Еда. Питьё. Странное дело, ведь я никогда раньше не задумывался о таких вещах. Я ел, спал, пил, отдыхал – но я никогда не задумывался всерьёз, насколько всё это важно и ценно. Наверное, потому, что  всё это у меня было, более того, я знал, что у меня это не только есть, было, но что это будет.
Константин изменился. Он говорил, но  говорил совершенно несвойственным ему серьёзным тоном, тогда как при этом в голосе его сквозил смех. Но это был горький смех. А когда он смотрел на стол, то в глаза его горел не тот беспечный огонь веселья, который наблюдался в нём ранее. Вместо этого в его очах стояла печаль.
- Я вставал рано утром, а ложился поздно вечером, порой даже – ночью, и всё потому, что я знал:  в любом случае, сон от меня никуда не денется. Я не выспался ночью, но смогу поспать днём. А еда? Я никогда не задумывался о ней – я ел утром, днём, вечером, иногда мог вообще не есть, более того, я даже иногда не мог вспомнить, что я ел. Однако я всегда знал, что это будет вкусно, и что еда будет. Тоже самое касается всякой выпивки – я тянул в рот то, что мне нравилось, не особенно задумываясь о том, когда именно мне это следует принять. Я знал лишь одно: это будет, и это будет мне нравится. Нравится и будет. Я был уверен в этом, Дик. Ну а с отдыхом вообще песня – я не ценил его, совсем никак. Напротив, я считал, что я бедный, измученный, и именно отдыха мне и не хватает.
- А теперь вы думаете иначе?
- Иначе! – Константин резко рассмеялся и тут же умолк. С его лица пропали последние капли веселья. – Так, в каменоломнях, многое начинаешь видеть иначе. Когда тебя будят ни свет ни заря ударом бича, и когда ты долбишь породу киркой без  малейшей передышки, даже на минуту – потому что за это тебя бьют; когда тебя бьют  просто для того, чтобы ты быстрей работал, хотя быстрее уже невозможно;  когда всё тело болит от ран,  а голова кружится от голода; когда тебя шатает, точно пьяного,  когда руки сбиваешь до кровавых пузырей и каждый сустав ноет так, что порой кажется, было бы лучше, если бы тебя убили – тогда приходит оно. Понимание.  Настоящее понимание этих слов: «еда», «работа», «усталость», «отдых». И осознание, что всё это у меня было, только я этого не ценил. Не понимал, как здорово то, что тебя не бьют, не заставляют долбить киркой породу – вот он отдых, Дик! Там, в каменоломнях, я частенько вспоминал свою жизнь и знаешь, как мне хотелось вернуть назад минувшие дни! Любой день, с любой ситуацией на выбор, самой ужасной – потому что паршивее, чем в каменоломнях, мне не было никогда. И все дни, что были прежде, казались мне раем там. Раем, который я потерял, оказавшись в аду.  Там даже помыться было негде, Дик! А еда? Я никогда не знал, что можно радоваться чёрствой лепёшке из комбикорма – лепёшке, к которой в иное время я бы, наверное, я бы постыдился бы скормить крысам. На её фоне, Дик все мои предыдущие претензии к еде выглядели столь нелепыми, что горько было вспоминать об этом…
Константин замолчал, и вдруг чему-то усмехнулся, подошёл к кровати и улёгся на неё.
- Теперь всё иначе, Дик. Теперь я понимаю, что значит «еда», «сон», «усталость» и «отдых». В особенности отдых и сон. В каменоломнях я спал прямо на камнях, я проваливался в сон без сновидений, но даже им насладиться не удавалось – не знаю, через сколько нас будили, но я никогда не высыпался. Нисколько.
- А теперь вы наверстываете упущенное? – впервые  за время рассказа друга Дик улыбнулся.
- Да! – со смехом отозвался Константин и с блаженной улыбкой откинулся на подушки. – Ты не представляешь, как это здорово – спать, сколько хочется, и понимать, что не нужно вставать и работать, что тебя никто не побьёт… первое время я тут спал, наверное, сутками напролёт. Да и теперь стараюсь не упускать возможность и если хочется – позволяю себе прилечь и заснуть.
-Значит, пребывание в каменоломнях всё же  пошло вам на пользу? – с лёгкой улыбкой на губах, подвёл итог его речи оборотень. – Вы научились ценить и сон, и еду…
-…и отдых, и многое другое, Дик, - улыбнулся Константин, а потом вдруг совсем невесело прибавил: - ты долго не приходил. Занят был, да? Вместо тебя приходил Леонид. В один из своих приходов он сказал, что Дэна уже похоронили. Где-то у вас, в Коэре. Это правда?
Дик кивнул.
-Я думал, что мне дадут с ним попрощаться.
-Вы долго поправлялись, Константин, и Андерсен вместе с Грегом решили, что откладывать похороны до вашего выздоровления – не лучшая затея. Он инее хотели, чтобы тело более недели оставалось непреданным земле и они похоронили его без вас.
Константин вздохнул. Он не успел проститься с Дэном в последние минуты его жизни, а теперь его лишили возможности с ним попрощаться перед отправкой на тот свет. Дик оставил его одного – наедине со своими мыслями, и весь остаток дня Константин думал о Дэне.
Хорошее настроение к нему вернулось лишь на следующий день. Тогда же Дик вновь заглянул к нему.
- Я хочу предложить вам пройтись, - после приветствия произнёс оборотень.
При слове «пройтись» на лицо Константина набежало облачко.
-Навестить Дэна? – спросил он.
-Нет, - возразил оборотень, - на его могилу вы сходите позже. Я хочу предложить вам сходить в другое место.
-А я думал – к нему, - разочарованно протянул Константин, но тут же тряхнул головой и улыбнулся. Плохо, но улыбнулся. – И чего это со мной? Уже и говорю, точно покойник. Если так пойдёт и дальше, то я, чего доброго, сам стану трупом. Нет уж. Жизнь продолжается, Дик, и вечно скорбеть я не стану. Надеюсь, Дэн не обидится.
-Я уверен, что нет, Константин.
-Так что ты хотел мне предложить? Прогуляться по парку, чтобы развеяться?
- Не совсем: мой отец желает вас видеть. Он и Нордок ждут вас  у него в кабинете.
-Твой отец? – дрогнувшим голосом переспросил Константин.
- Вы не хотите.
Констатация факта, не вопрос. И судя по глазам оборотня, тот догадывался, почему он не хочет видеть  короля.
- Отказаться нельзя, Константин. К сожалению.
Сказал – как гвоздь вбил. В крышку его гроба. Побледневший, Константин с минуту сверлил очами спинку стула, затем медленно перевёл взгляд на оборотня.
-Вы не хотите с ним видеться, потому что считаете, что не задержи он вас, вы были бы рядом с Дэнниелом и тот остался бы жив?
-Не только поэтому, - Константин густо покраснел.
-Понимаю, сказал Дик.
-Понимаешь? – удивился он.
-Вам стыдно, - оборотень смотрел ему прямо в глаза.
Константин покраснел ещё гуще.
-Я? Нет! С чего ты решил? – торопливо ответил он. – Чего мне его стыдится? Уж если на то пошло, это он должен меня стыдится! За то, что упёк меня в каменоломни! Меня и Дэна, который из-за него же и погиб!
-И всё-таки вам стыдно, Константин.
Константин хотел было возразить, но, поймав взор Дика, улыбнулся.
-Ну хорошо, да, стыдно! – сознался он. – А тебе было бы не стыдно вновь увить того, кто видел тебя…
Оборвав себя на полуслове, он смущённо потупил взор. Оборотень улыбнулся.
-Он тебе рассказал подробности нашей с ним встречи? – пробурчал Константин.
Оборотень кивнул. Константин выругался, после чего встал с кровати.
-Ладно, идём уж к твоему Люциферу. Кстати, не удивляйся, если я ему сверну шею!
-Ему или Нордоку? – едва заметно улыбаясь, спросил принц, и Константин заругавшись и засмеявшись одновременно, шутливо оттолкнул друга от двери и первый вышел в коридор.
Проклятый Нордок! Окажись Константин один на один с королём, он вряд ли бы сейчас так стыдился своей с ним встречи. Наедине он бы, наверное, злился на него – за то, что тот упёк в каменоломни, за то, что Дэн умер, но вместе с Нордоком не было и речи настроится на серьёзный лад. Нордок будет смеяться над ним, да и монарх… Константин вспоминал этот властный, и в то же время полный иронии, взгляд… ну уж нет! Константин твёрдо решил про себя, что он постарается не обращать внимания на выпады Нордока – насколько это будет возможным, конечно. Он будет вести себя спокойно, так, как будто они прежде и не встречались. Спокойно и уверенно. Тогда всё пройдёт хорошо. Да, всё непременно будет хорошо, тем более что, успокаивал себя Константин, он пойдёт к королю не один, вместе с ним будет Дик, а при Дике проклятый граф вряд ли осмелится слишком рьяно цепляться к нему. Да, всё будет хорошо, ему не стоит так волноваться, рассуждал Константин. Убеждение себя в благополучном исходе привело к тому, что он сам поверил в  него и по дороге даже повеселел и начал расспрашивать Дика о своих слушателях. В частности, он поинтересовался, почему именно Нордок, а не Лаевский, оказался вместе с королём в каменоломнях, и теперь он же будет выслушивать его? Разве не Лаевскому принадлежит это место?  Или, после того случая с полнолунием, герцога отдалили от двора? Король узнал, что это он хотел выставить Дика чудовищем, и отстранил его от дел, а свободное место занял Нордок?
- Вы угадали, Константин. Именно так и обстоят дела.
- Надо же!  - ухмыльнулся Константин. - Значит, порой и крупной рыбе сносят голову? А как новенький? Судя по моему опыту – выжимает из своей должности всё, что может? С чего бы вдруг?
- Ему не хватает опыта, и он это чувствует.
- Сам понимает, что сел на шаткий стульчик?
Константина чрезвычайно позабавила ситуация, в которой очутился его враг. Оказывается, и у него есть слабое место! Нордок угодил на место Лаевского, но его место столь же зыбко, как и рябь на воде! А всё потому, что он действует хуже – не смотря на то, что герцог старше его, методы Лаевского больше устраивали короля и двор. Лаевский всегда знал, когда, а главное – как следует поступать, он знал, кому и что нужно сказать, какой момент для этого больше подходит. И он осторожен, очень осторожен и хитёр. По сравнению с ним, Нордок – одно недоразумение. Может, он что-то и смыслит в своей должности, однако он действует более грубо, он порывист и прямолинеен. Такой как он вряд ли продержится долго при короле, заключил Константин. Не пройдёт и нескольких месяцев, как ему подыщут замену. Может быть, им станет тот же Лаевский. А что, это будет совсем не удивительно, думал юноша – при его-то уме и изворотливости, герцог живо найдёт способ вернуться под солнце.
Пока он размышлял над участью графа и герцога,  Дик привёл его к дверям, охраняемым двумя стражами. Рослые воины в чёрно-красных мундирах стояли, не шелохнувшись, и непроницаемым взором смотрели вперёд. У каждого в правой руке находилась алебарда, украшенная алой бархатной  кистью, левую же они держали на рукояти меча. Красиво, но – несовременно, отметил про себя Константин. Где металлоискатели? Где бронежилеты? Автомат Калашников, на худой конец? Их же убрать – раз плюнуть. Пара выстрелов из любого плохонького пистолета, и проход – открыт. Однако ему не понадобился пистолет, чтобы попасть внутрь. Стоило только им приблизиться, как откуда-то сбоку выскочило двое слуг, а может, они и прежде находились неподалёку, да Константин их не заметил. Не в этом суть – главное, что эти двое мужчин схватились за ручки и распахнули двери. Дик пошёл вперёд, а следом за ним – и Константин. И как только они оказались внутри, двери за ними закрыли.
Кабинет короля оказался вовсе не роскошным, огромным залом, который рисовало воображение Константина. Вместо этого перед юношей предстала маленькая комната, без единого окна, и к тому же  весьма скудно обставленная:  у противоположной стены находился стол с креслом,  боком к нему впереди стояла пара диванов  – очевидно, предназначенные для гостей, вдоль остальных стен стояли шкафы, а с потолка свисала люстра. Ничего лишнего, только самое необходимое. Впрочем, Константина поразило даже не эта обстановка, а кое-что иное – король. Его не было. Здесь вообще никого не было. Ни единого человека.
- Не понял, - произнёс Константин. – Это что получается – актёры вышли на сцену, а зрителей нет? Аууу! Есть тут кто живой?.. Дик,  мне кажется, или тут никого нет?
- Похоже, так оно и есть, - невозмутимо отозвался оборотень.
- И?..
- Нужно подождать. Думаю, он скоро подойдёт.
- А, ну раз так, то мы подождём, - пожал плечами парень, и, пользуясь отсутствием хозяина, решил как следует осмотреться.
В первую очередь, он прошёл в центр кабинета и оттуда покидал взгляды по сторонам, после чего его рот растянула ироничная улыбка.
- Придерживается аскетического образа жизни? Дик, тут даже окна нет! Он что, решил сэкономить на  стеклопакетах? Или за стенкой открывается вид на кладбище? А?.. боже, тут даже телика нет. А что в шкафах? Н-да, печально, печально… хотя, диванчики кажутся очень даже ничего. Проверим? – и, не дожидаясь на то разрешения, юноша с ходу плюхнулся на один из диванов. – А что, совсем неплохо, - одобрительно произнёс он,  трогая толстую кожаную обивку. – Мягко, удобно. Натуральная кожа, поди? Часом, не человеческая, а?.. ты гляди! А это ещё кто? Дик!
Последние слова  Константина относились к  белоснежной ангорской кошке, появившейся из-за стола. Породистое животное, сверкая золотым медальоном,  подошло к нему, и тут же приковало к себе его внимание.
- Киска! Ну надо же! Ты что это, кисюля, сидела всё это время под столом и подслушивала? Нехорошо! – парень нагнулся и погладил кошку – та не протестовала. – Охраняешь тут кабинет, да? – продолжил он общаться с новой знакомой. - Слышь, а ты ничего – вон, какую шерсть отрастила! Длинная, мягкая, белая – Дик, глянь, ни пятнышка! Кисюга, а тебя тут лелеют, видать – смотри, даже ошейник нацепили и медальон навесили. Золотой небось, а?... Дик, ну чего ты там встал в дверях? Давай, иди сюда – смотри, какую я тут кошку нашёл – это ж картина, а не кошка.
Но в тот момент, когда Дик сделал шаг навстречу к своему другу, кошка,  прежде смирно стоящая подле Константина, вдруг обернулась к оборотню и издала зловещее шипение.
- Вот чёрт! – Константин вздрогнул и испуганно дёрнулся в сторону. – Эй, ты чего это, крошка? Чего это с тобой? Не по нраву пришёлся мой друг? Дик, гляди, у неё аж шерсть былом встала! И глаза так и горят – того и гляди в тебя вцепится! Интересно, с чего это она вдруг на тебя так? Ты ей что, в прошлом на хвост наступил?.. Эй, да успокойся уже! –  с досадой приказал он кошке, и та послушно замолчала, даже её шерсть улеглась, однако на оборотня она по-прежнему смотрела недобрым взглядом.
И тут до него дошло. Ну конечно! Как же он сразу не догадался! Дик, он же оборотень, а иными словами – волк наполовину, а кошка, она…
- Я смотрю, эта Мурка тебя обожает.  Что, кроткое создание чует твою натуру, и это её несколько смущает, а?
Получив в ответ многозначительное молчание и лёгкую улыбку, Константин от души расхохотался.
- Ну и ну! Значит, передо мной – уникальный индикатор! Называется «выявитель волков»! Кстати, а как её вообще зовут? У неё же должна быть какая-то кличка.
Может, на медальоне написано? Константин взял кошку на руки, и был слегка разочарован, когда не увидел надписи на медальоне. Золотая пластина оказалась девственно-чиста. Впрочем, столь же скупым на слова оказалась и её владелица – Константин вдруг только сейчас заметил, что кошка не произнесла ни звука, если не считать шипения, адресованного оборотню. Она молчала. Даже не мурлыкнула ни разу, что не могло не задеть юношу – уж кошка-то могла отблагодарить его чем-нибудь за то, что он её гладит! Так почему бы ей не помурлыкать ему? А она – не мурлычит. Больше того, Константин мог поклясться, что кошка сидит у него у него на коленях с самым что ни на есть надменным видом!  По крайней мере, её молчание, её равнодушный взгляд и поза свидетельствовали именно об этом. Он её гладит, держит на коленях, но лишь потому, что кошка позволяет ему это.
- Ишь, важная какая! – с досадой отозвался он. - Эй, Мурка, а ты та ещё штучка, оказывается.  Я тебя чешу, значит, глажу, а ты мне и песенку спеть не хочешь?  Дик, ну ты только  погляди на неё -  сидит с таким видом, будто одолжение мне делает! Конечно, куда уж тебе мне своё имя сообщить – ты до такого не снизойдёшь, нет. Погоди, а может, ты знаешь её кличку?  - внезапно  обратился он к оборотню. - Знаешь, наверняка знаешь! По глазам вижу, что знаешь! Так как зовут кисюлю?
- Её зовут Арабелла.
Властный, и в то же время ласковый голос прозвучал не сбоку, где стоял Дик, а сзади, за диваном. Голос, уже знакомый ему… Константин моментально обернулся.
Перед ним стоял король. Улыбаясь, монарх с интересом смотрел на него. А за его спиной, придерживая шкаф, на деле оказавшийся дверцей, скрывающей потайной ход, гаденько ухмылялся Нордок.  От неожиданной встречи Константин потерял дар речи, и вместо того, чтобы вскочить и поприветствовать короля, сидел на диване и пялился на него.  И лишь спустя минуту он опомнился и вскочил с места, но даже теперь он всё ещё не до конца пришёл в себя, потому что вместо приветствия он промолвил:
- А, так это ваша?  - имея в виду кошку, разумеется.
Спросил – и тут же мысленно изругал себя. Ну и осёл! Конечно, кошка принадлежала королю. И как он, кретин, сразу об этом не догадался! Кабинет короля, так чьей же ещё, как не его,  быть кошке?! Ну осёл, сущий осёл!
Однако монарх, если и счёл вопрос неуместным, лишь улыбнулся и утвердительно кивнул. При этом белая кошка, которую Константин прихватил, резко сорвавшись с места, выскользнула у него из рук и мягко приземлилась на пол, а затем направилась к своему хозяину. В отличие от юноши, кошка обрадовалась появлению короля, потому что взгляд её, и даже сама походка, переменилась. К Константину она подходила неохотно, скорее из любопытства, а к королю она подошла с явным удовольствием, и подойдя, в знак приветствия, потёрлась шеей о его ногу.  На эти короткие мгновенья Константин был избавлен от пристального взора короля, однако взор монарха не долго оставался прикован к своей любимице. Минута – и его взгляд снова устремлён на смущённого Константина. Не бойся Константин показаться смешным, он бы с удовольствием сейчас покинул кабинет – до того неловко ему было от  столь пристального внимания к своей персоне. Нет, нужно было всё же остаться у себя, нужно было…
- Добрый вечер, ваше величество, - голос Дика прозвучал совершенно неожиданно для Константина. Всё это время оборотень стоял около дверей, и ни словом, ни жестом не выдал своего присутствия, из-за чего Константин даже позабыл, что тот находится в кабинете.
- Добрый, сударь, -   отозвался  король, с улыбкой взглянув на сына. – Что же вы стоите в проходе? Присаживайтесь. Вы тоже, - кивнул он Константину и  сам, пройдя за стол, уселся на кресле.
 Следом за ним последовали граф с кошкой,  но поскольку первому не предложили присесть, то Нордок остался стоять за спиной короля. Что касается кошки, то белоснежная Арабелла, приблизившись к столу, с лёгкостью запрыгнула к королю на колени. Очевидно,  присутствие кошки было для короля привычным, поскольку тот не только не подумал согнать её, но сразу протянул  к ней свою руку и принялся почёсывать её за ушами. И о чудо! На те же самые ласки, которые ей совсем недавно дарил юноша, гордое создание теперь отвечала нежнейшим мурлыканьем.  Вот, что значит – хозяин. Константин с интересом наблюдал, как кошка, испытывая, по-видимому, настоящее блаженство, прикрывала то один глаз, то другой, то оба сразу, пока не вспомнил  о короле. Вспомнил и взглянул на него – монарх всё с той же властно-ласковой улыбкой смотрел на него. То есть пока он сам наблюдал за кошкой, наблюдали за ним самим. С интересом. «Как кошка за мышкой», - невольно подумалось юноше, и он смутился, отвёл взор. Константин никогда особенно не  любил, чтобы его рассматривали в упор, тем более – так рассматривали. В такие минуты ему казалось, что он – ничто иное, как очередная  игрушка, забава кого-то весьма могущественного, кого-то, кто развлекается таким образом – наблюдая за такими, как он.  И сейчас больше, чем когда-либо, ситуация походила именно под это его представление. Король обладал неоспоримым могуществом, и вне сомнения, он сейчас развлекался, пригласив его сюда. Пока, правда, всё его развлечение сводилось к разглядыванию, но что будет дальше?
- Кажется, я вас смущаю? – с улыбкой спросил его король.
- Нет, что вы, ваше величество,  - покраснев, выпалил Константин, но, чувствуя, что словам его явно не хватает правдивости, тут же прибавил: - Если бы вы меня смущали, я бы ушёл.
Ну и чушь! Лучше бы он совсем ничего не сказал! Константин готов был откусить себе язык, однако он пожалел о своих словах ещё больше,  когда столкнулся с взглядом Нордока. Стоящий за спиной короля, граф коварно улыбнулся и сладко произнёс:
- Я полагаю, ваше величество,  что мысленно он и так уже за дверью.
- В самом деле? – промолвил король, с интересом наблюдающий за мучениями Константина. – А мне кажется, что он всё же с нами.
- В любом случае, - резонно заметил граф, - ему здесь всё же лучше, чем в каменоломнях.
- В этом я с вами согласен, граф, - не спуская с Константина пытливых глаз, сказал король. – Хотя, наверное, лучше спросить этого у него самого. Заодно и выясним его имя, ведь, насколько мне помнится, он тогда так и не назвал себя. Да и сейчас отчего-то не исправил эту ошибку. Ну что, молодой человек, может быть, всё же окажите нам честь и назовёте себя?
И пока Константин молчал, пытаясь придти в себя и решиться на какой-либо ответ, взор короля обратился на Дика.
- Поскольку ваш друг молчит – я  всё же думаю, - сверкнув очами, вставил монарх, - что это от лишней скромности, может быть, вы поведаете нам его имя, сударь? Он же ваш друг, я не ошибся?
- Нет, вы, как всегда, правы, - спокойно произнёс Дик и Константин даже позавидовал ему: вот это выдержка у человека!  - Он мой друг.
- В таком случае, что же вы молчите?  Представьте нам своего скромного друга.
- Это Константин Кейн, ваше величество.
- Так-то лучше.  Но я надеюсь, что впредь ваш друг  станет сам отвечать на мои вопросы. Потому как хоть я и  склонен полагать, что вы вполне способы не хуже вашего друга ответить на задаваемые мной вопросы, однако,  мне всё же интереснее будет услышать ответ из его уст, нежели из ваших. Надеюсь, вы не станете лишать меня этого удовольствия?
- Нет, ваше величество.
- Отлично. Ну что, молодой человек, - обратился король теперь уже к Константину, - вам предоставили возможность без переводчика побеседовать со мною. Вы ни о чём не желаете меня спросить? Или, быть может, самому мне что-нибудь поведать?
«Хочу, - хмуро подумал Константин. – Спросить, когда закончится это представление».  Но озвучить свои мысли было бы верхом безрассудства, поэтому он промолчал.
- Молчите? Что ж, тогда придётся вас расспросить. Как думаете, Нордок, о чём бы нам таком спросить этого милого юношу?
- Я думаю, ваше  величество,  - проворковал граф, - что вам следует справиться о здоровье молодого человека, а то, помнится, ещё совсем недавно вы застали его не в лучшем состоянии.
По губам короля снова пробежала улыбка.
- Как же, как же, помню. Молодой человек тогда являл не самое лучше зрелище, однако сейчас, - он окинул взглядом Константина с головы до ног, - мне кажется, он выглядит гораздо лучше. Надо полагать, вам стало лучше, юноша? Как ваше здоровье?
- Спасибо, - нервно сглотнув,  быстро ответил Константин, - я в порядке, ваше величество.
- А что с руками?
Зоркость графа, похоже, ничуть не уступала его язвительности. Находясь за спиной короля, он увидел, во что превратились нежные руки Константина за время пребывания в каменоломнях: их покрывали страшные мозоли, а так же множество ссадин и царапин. Что и говорить, работа киркой и собирание острых камней не прошла даром. Первое желание Константина было сунуть руки в карманы, но поскольку их у него не нашлось, он обхватил одной рукой костяшки другой. Конечно, ссадины и царапины это видеть графу не помешало, но зато хоть мозоли не видны.
- Это… ничего, - запинаясь, ответил он. – Просто потрудился… немного.
- Кстати о труде: вы ведь так и не сообщили нам, понравилось ли вам в каменоломнях. А то в нашу первую встречу вы с нами так и не поделились впечатлениями от пребывания этом месте, так может, сейчас поделитесь? Вам понравилось в каменоломнях, юноша?
Больше всего он боялся именно этого вопроса и менее всего он желал на него отвечать. Хотя бы потому, что он не знал, как именно ему следует ответить. Если бы не король, Константин с радостью соврал бы графу, сказав, что да, очень, несомненно – лишь бы тот отвязался от него, однако при монархе он сказать такого не мог. Кто знает, может, услышав такой ответ, король возьмёт и отправит его туда снова? По принципу, «раз понравилось, так, пожалуйста, поживи там снова». Нет, так отвечать нельзя. Но и говорить правду он не спешил. Признаться, что ему было там плохо, просто невыносимо значило унизить себя перед этим противным гадом, а ему совсем не хотелось унижаться. Ни перед графом, ни, тем более, королём. Так что же делать? Константин в отчаянии взглянул на монарха – может быть, тому уже и не нужен ответ? Может, он не расслышал слова Нордока? Но король всё слышал. Почёсывая Арабеллу, он с нескрываемым любопытством смотрел на него в упор, ожидая, что же он скажет. Константин сглотнул.
 - Я нашёл их не самым приятным местом, ваше величество, - тщательно подбирая слова, медленно ответил он, глядя прямо в глаза повелителю Коэра. 
Король усмехнулся, но,  судя по всему, ему понравился ответ. Честный ответ. Зато граф коварно ухмылялся. Проклятый выскочка, с раздражением думал Константин. Едва успел заполучить должность, так давай  травить того, кто слабее! Ну а он, Константин, конечно, идеальная жертва. Лучше и не сыскать – какой-то плебей, даже не подданный этого королевства, совсем мальчишка – по сравнению с ним, да ещё успевший угодить в каменоломни.  Причём, графа, видимо, не смущает, что Константин  - друг принца, друг Дика, а ведь король это подчеркнул. Или, по крайней мере, установил это в ходе беседы. Как не останавливает графа и то, что сам Дик присутствует при их разговоре. Присутствует?
Внезапно Константину всё стало ясно. Не для того, чтобы посмотреть, как Нордок будет над ним издеваться, король пригласил его сюда. По крайней мере, не только эту цель преследовал он, давая такой приказ – он проверяет этим Нордока! Вот в чём дело! Он хочет именно на такой встрече уяснить для себя, что тот собой представляет. И тут Константин вдруг вспомнил свой разговор с Диком, и слова оборотня: «ему не хватает опыта». Как верно подмечено! Нордоку точно не хватало опыта, подумал парень, иначе бы ты не цеплялся сейчас ко мне, как клещ. По крайней мере, не при короле, когда тот ясно дал понять в самом начале беседы, что он, Константин – друг Дика. С друзьями принца так себя не ведут, ой, не ведут. Некрасиво, Нордок, неосторожно. И уж тем более, неосторожно столь открыто нападать на друга принца при самом принце. Но граф не понимал своей ошибки. Его физиономия выражала торжество, он считал, что делает всё верно, унижая бывшего раба каменоломни, и ничуть не сомневался в этой своей правоте. Вот сейчас он задаст ещё один вопрос, а затем ещё – думая, что роет могилу ему, тогда как на деле выйдет – что себе. Король-то не скажет ему ни слова! И Дик тоже – теперь-то понятно, почему он молчит!
Открытие этой тайны, этой хитроумной дворцовой игры, развеселило Константина, да так, что он позабыл про свой страх и смущение – чего уж теперь смущаться, когда выяснилось, что гвоздь программы вовсе не он? И кого бояться? Теперь он вовсе не боялся графа,  напротив, видя, что его враг оступился, и сам король с наследником сейчас против него, Константин, который всё ещё не мог простить тому своего унижения, готов был добить его, растерзать на мелкие кусочки. Поэтому, когда монарх под выдуманным предлогом выставил графа за дверь,  на лице юноши появилась досадная гримаса.
- Эх, зря вы его отпустили, -  победно сияя, посетовал он.
- Эффектной концовки со скидыванием масок не хватает, да? –  понимающе улыбнулся король.
- Да! – глаза Константина мстительно блеснули.
- И я правильно предполагаю, вы сами бы её и обеспечили? – вкрадчиво поинтересовался монарх.
- Да я с радостью бы открыл глаза этому козлу! – не задумываясь, выпалил Константин. – А заодно высказал всё, что я о нём думаю.
- Ну что ж, - усмехнувшись, бросил монарх, - не будем лишать вас этой возможности.
Произнеся эти слова, он нажал кнопку у себя на столе, и когда на зов появился слуга, он коротко повелел:
- Позовите сюда Нордока.
Поклонившись, слуга с радостью отправился исполнять поручение, тогда как Константин встревожено взглянул на монарха.
- Ваше величество, а  зачем вы послали за Нордоком? – опасливо произнёс он.
- Ну как зачем, - весело ответил тот, - чтобы вы высказались. Ведь, насколько память мне не изменяет, это же вы только что жаждали его видеть – именно с тем, чтобы… как же сказали? Ах, да: «высказать всё, что о нём думаю», - процитировал король его собственные слова. – Так вот, я с радостью предоставляю вам эту возможность. Или вы уже расхотели откровенничать с милым графом?
Константин, представив, во что может вылиться подобные откровения, резко побледнел. При короле и принце, допустим, Нордок его не тронет, но стоит юноше покинуть стены дворца, как граф не замедлит ему отомстить. Глаза короля смеялись, и даже в очах Дика Константин заметил озорные искорки, из-за чего бледность сменилась румянцем.
- Звали, ваше величество? – это появился Нордок.
Константин стремительно взглянул на короля – в игривых очах повелителя читался один-единственный вопрос, звучавший коротко: «ну?».
Вот тогда-то он и понял, что Нордок -  всё же не единственный, над кем посмеялись здесь, и кто стал главным героем завязавшегося представления. Над ним, Константином, тоже посмеялись, и продолжают смеяться. Хотя, стоит отдать должное королю – мучить его он не стал, и отправил Нордока обратно за дверь.
- Ну? – насмешливо промолвил монарх. – Вы по-прежнему не хотите мне ничего сказать, юноша?
Конечно, он ждал благодарности, только вместо неё Константин, неловко улыбаясь, произнёс:
- Это… это было  нечестно!
- Да что вы говорите? – невинно промолвил король.
- И не только это, - дивясь самому себе, храбро добавил Константин, - вы… вы с самого начала знали, что так пойдёт. Ну, что он будет цепляться ко мне, а я…
- Вы продолжайте, продолжайте, - улыбаясь, подбодрил его монарх.
- Это было подло! – выпалил Константин и обиженно добавил: - Ну, его-то - понятное дело, но меня-то вы могли предупредить!
- Что вы, - прошелестел король, - в таком случае наша встреча потеряла бы половину своей прелести. Не так ли, сударь?
Он имел в виду Дика, только тот на это ничего не ответил, лишь улыбнулся. Константин пуще зарделся.
- Ну уж ты-то мог мне сказать! – с укором накинулся он на оборотня. – Тоже мне, друг, называется! Хоть бы намекнул, что ли. Дик, у тебя нет ни капли жалости! Ты же всё знал!
- Позвольте вас немного утешить, - вновь вмешался король, - он не знал ничего. Вашего друга я не посвятил в свой маленький план, хотя это и не снимает с него вины, поскольку он всё же догадался, что за комедия здесь происходит. Ведь так, сударь?
- Вы правы, ваше величество, - улыбнулся Дик. – Я догадался, но не сразу, - добавил он, глядя на возмущённого Константина, - а где-то в середине представления.
Как это обычно бывает, Константин вдруг переключил свое внимание на кошку, про которую позабыл король, занятый беседой с сыном. В последние минуты кошку, очевидно, стала мучить естественная нужда, потому что она спрыгнула с колен повелителя Коэра и стала расхаживать около его ног, то и дело поглядывая на закрытее двери. Она желала, чтобы её выпустили, но поскольку никто из присутствующих, включая её хозяина, не желал оказать ей подобную услугу, благородному животному не оставалось ничего, как прибегнуть к последнему способу –  громко, жалобно мяукнуть. Что Арабелла и проделала. Высказанную таким образом просьбу король не смог проигнорировать, и тотчас обратил на любимицу свой взор.
- Я могу помочь ей, ваше величество, промолвил Дик, и при этом глаза его опасно сверкнули.
Король это заметил.
- Боюсь, после вашей помощи, бедняжке будет ещё хуже, чем до неё, - с усмешкой промолвил он и отдал короткий приказ.
Двое стражей, охранявших двери, распахнули её и кошка тотчас  скрылась в коридоре.
- Вы тоже можете идти, - распорядился король.
- Пойдёмте, Константин, - позвал оборотень друга.
Константин моментально вскочил, как снова раздался холодный  голос монарха:
- Он останется здесь.
Здесь? Один на один с королём? Константин тревожно взглянул на друга – на лице оборотня так же обозначился вопрос.
- Хочу задать ему несколько вопросов, только и всего, - пояснил король, и с усмешкой прибавил: - Не бойтесь, я не съем вашего друга.



Глава 8.
Отблеск стали.

После того, как Дик ушёл, Константин избегал смотреть королю в глаза – слишком неловко он себя чувствовал, и вместо этого скользил взглядом где-то около него. Пока не услышал чуть насмешливый голос:
-Уже не так весело, правда?
Константин взглянул на короля – в глазах монарха плясали озорные огоньки. Константин смущённо улыбнулся.  Ему, конечно, было боязно сидеть здесь один на один с монархом, без Дика, кроме того, он испытывал и ужасное смущение. Но вряд  ли бы король так улыбался, задумай жестоко  покарать юношу, думал Константин, и это ободряло его. Ободряло его и то, как проявил себя король пару минут назад, до ухода оборотня -  тогда монарх показался Константину не таким уж и страшным, наоборот, у человека явно присутствовало чувство юмора. Король любил повеселиться.  Ему и сейчас явно доставляло удовольствие видеть перед собой смущённого юношу.
- Да,  ваше величество, - краснея и пытаясь подавить улыбку, ответил Константин.
Ему стало ещё неудобнее за этот хвост – «ваше величество». И зачем он это сказал? Ему совсем не давалась эта фраза, в его устах она звучала более чем нелепо. Наверное, оттого, что он совсем не был создан для жизни при дворе. Однако не произнести её он не мог – опасно, всё-таки. Нет, ну вы посмотрите, король усмехнулся. Наверное, ему тоже смешно. Интересно, а что ещё у него вызывает смех? И вообще, зачем он его здесь держит? Чтобы посмеяться над ним?
- Хочется узнать, зачем я вас здесь держу? – король будто читал его мысли.
- Ну, вообще-то, да,  ваше величество, - признался Константин.
-А сами вы не догадываетесь?
Коварный! Король явно знал, что он догадывается, поэтому и спросил. Тогда Константин решил плюнуть на всё и играть в открытую.
- Когда в твоей судьбе принимают такое… такое больше участие, - он слегка покраснел, припоминая каменоломни, -  трудно не догадаться, почему я сижу здесь.  Вы хотите поговорить о моей дальнейшей судьбе?
Смелое и даже вызывающее начало. Он даже позволил себе пропустить это неприятное ему «ваше величество», но насмешливо-строгий взор монарха разбил в дребезги всю его смелость и как уличённый  строгим учителем в ошибке школьник, Константин поспешно прибавил:
-Ваше величество.
И снова усмешка. Вот гад, а! Константин с досадой улыбался – смущённо. Ему не нравилось, когда его вот так вот «ловили». Интересно, долго он будет так забавляться? Меж тем монарх кивнул, словно ничего и не было:
-Верно. О вашей.
Константин напрягся – тон короля изменился, и что-то подсказывало, что теперь будет совсем не до шуток. Что же скажет король? Не нравился такой поворот дела, ох, совсем он ему не нравился. Вдобавок, этот взгляд короля – из насмешливого он стал стальным, холодная сталь сверлила теперь Константина.
- Вы знаете о существовании Коэра, вам известна так же тайна моего сына, и о причинах вашего пребывания в каменоломни мне, надеюсь, рассказывать вам не надо?
-Нет, ваше величество,  - Константин с трудом выдержал этот тяжелый взгляд.
- Прекрасно.
Прекрасно? Константина передёрнуло – пока он не видел ничего прекрасного. Напротив, у короля были все основания расправиться с ним. Отправить обратно в каменоломни, или убить –  мёртвые ведь лучше всех умеют хранить тайны. И они никогда никому не причинят вреда – в отличие от живых. Мысль о вреде  в очередной раз напомнила Константину о тех неприятностях, которые он некогда причинил оборотню. И о словах Леонида: «вы причинили боль и его величеству - тем, что осмелились унижать и мучить его сына». Боль. Он причинил боль королю и до сих пор не попросил за это прощение. Константин закусил губу и виновато взглянул на монарха.
-Я бы хотел извиниться перед вами, ваше величество, - после неловкого молчания, произнёс он. – Я сожалею, что всё так вышло с Диком.
Наверное, большей глупости придумать было нельзя. Он просит прощение у того, кто виновен в гибели Дэна. Но иначе Константин поступить не мог. Дэниела уже не вернёшь, а король… Константин не мог не признать, что тот имел все основания бросить в каменоломни его и Дэнниела. Потому что они всё-таки были виноваты. В том, что причинили страдания Дику.
Король смотрел на Константина странным, задумчивым взглядом. Теперь в нём не было ледяного холода, железной суровости. Повелитель Коэра  как будто пытался разгадать его, пытался понять, или уточнить что-то? Или…. Константин не мог понять точно – о чём именно в тот момент думал монарх, но точно одно – он думал о нём, Константине. И Константин снова смутился. Он потупил взор, но в следующий миг услышал голос своего собеседника:
-Знаете, что мне в вас нравится, Константин? То, что вы не лжёте.  Вы ни разу не солгали – ни мне, ни Нордоку, хотя я не сомневаюсь, что у вас было такое желание. Вы и сейчас не солгали мне – я вижу, что вы действительно раскаиваетесь в содеянном. Правда, при этом ваше раскаяние, ваша жалость – к Дику, ко мне (вы ведь сожалеете о том, что поглумившись над моим сыном, вы заставили переживать меня, не так ли?) – так вот, при всём этом ваше раскаяние не мешает вам меня не любить. Не так ли?
-Из-за вас погиб Дэнниел, - не зная, откуда в нём вдруг вспыхнула такая злоба, выпалил Константин.
Губы монарха сложились в тонкую ниточку.
-Наказание вышло слишком суровым? – насмешливо спросил он.
-Слишком суровым? Вы убили его!
-Тело, - небрежно бросил монарх, - всего лишь тело. Потому как души к тому времени в нём уже не осталось. Надеюсь, вы не будете со мной спорить, молодой человек?
-Не буду? – задыхаясь, переспросил Константин. – Дэн… Дэн действительно к тому моменту, как вы нас схватили и упекли в каменоломни вряд ли мог похвастать своим интеллектом… к тому моменту его больше всего интересовали деньги, он буквально помешался на них…
-Вот видите, вы и сами признаёте – он уже перестал быть похожим на того человека, которого вы когда-то знали, - оборвал его монарх. – А к тому времени, как мы с вами встретились в каменоломнях, я не ошибусь, если скажу, что у него и этой страсти не осталось. В нём ничего уже не осталось, молодой человек. Никаких интересов, даже этой упомянутой вами ранее безумной страсти к деньгам. Только инстинкты. Животные инстинкты.
-Да, потому что это вы его таким сделали! – рявкнул Константин. - Ваши стражи превратили его в животное!
-Причём весьма недалёкое животное, поскольку сами понимаете, на свете полно зверей, превосходящих вашего Дэнниела в умственных способностях.
-И Дик один из них, да?
Константин замолчал, ожидая чего угодно – яростного крика, приказа швырнуть его в каменоломню,  а король вместо этого рассмеялся. Очевидно, он оценил его шутку, и Константин, не смотря на весь свой гнев, тоже улыбнулся.
-Он не совсем зверь, если вы заметили, - небрежно заметил тем временем король.
-Я в курсе, - тряхнул головой Константин, - он оборотень.
-И вы, надеюсь, понимаете, что данную тайну нужно сохранять в секрете?
-Условие моей дальнейшей свободной жизни?
Король усмехнулся.
-Я всё понимаю, - произнёс Константин. - Я никому не скажу.
Суровый взгляд чёрных очей тут же указал ему на его ошибку, и он поспешил исправиться:
-Я никому не скажу, ваше величество.
- И о нашем мире тоже? – тут же последовал вопрос.
-Никому.
Опять ошибка.
-Ваше величество, - добавил Константин.
Король кинул, нажал кнопку у себя на столе и в дверях показался слуга. Король приказал ему позвать Дика, и вскоре оборотень предстал перед отцом и другом. Как кстати! Константин давно хотел увидеть Дика – во-первых, чтобы поделиться с ним историей беседы с его могущественным отцом, а во-вторых, юноше хотелось опрощаться с другом перед отбытием в Африку. Или Европу – Константин ещё точно не решил, куда он отправится.
Надо заметить, Дик пришёл не один – следом появился Леонид, неизменно сопровождающий своего молодого господина.  Дик остановился около Константина, однако король не спешил приглашать его присесть – ровно как и Леонида. Наверное, не хочет его сажать, потому что скоро придётся вставать, - решил Константин и почувствовал, как в душе становится ещё светлее. Он наконец-то скоро покинет эти стены! Его радость заметил оборотень и, в свою очередь, тоже, похоже, порадовался – за него, Константина. Понял, видать, что переговоры прошли успешно, но тут Константин услышал, как Дик спросил, о чём они здесь беседовали. Не понял, что ли? – усмехнулся про себя юноша. Или это чисто формальный вопрос?
- О вашем друге, - ответил с улыбкой меж тем король, - вернее, о его будущем.
-Вот как? И какое же будущее его ждёт? Вы пришли к какому-нибудь заключению?
Константин развеселился ещё больше – Дик улыбался, что подтверждало его догадку: парень задаёт формальные вопросы – ну чистая комедия! Хотя старается он неплохо –  никак по голосу не поймёшь, что интерес неподдельный! Вон с каким участием спрашивает!
-Да,  - монарх взглянул на Константина и улыбнулся; Константин едва от смеха не прыснул – и отец туда же! Вслед за сыном комедию ломает! – Мы тут переговорили с вашим другом и выяснили, что  молодой человек раскаивается в своих злодеяниях и желает искупить свою вину. Ну а путь искупления у рабов из каменоломни, как вы помните, сударь, один – жить во дворце и топить камины до конца своих дней. Так что порадуйтесь за вашего друга – он теперь не раб каменоломни, он теперь раб при дворце, будет топить у нас камины.
-ЧТО?! – вскричал Константин, едва не задохнувшись от изумления.
Он  даже вскочил – до того  оказался шокирован словами короля. Ведь ничто не предвещало такого конца! Он был уверен, что его отпустят домой! А теперь он слышит это! Остаться во дворце! Да ещё в статусе раба! Топильщика каминов!
Тем временем король взглянул на Дика с Леонидом и с улыбкой произнёс, глядя на него:
- Это он от радости. Не верит своему счастью. Ваш друг, сударь, просто ещё не научился сдерживать свои эмоции. Но я думаю, что это скоро пройдёт. Не так ли, молодой человек?
«Не верит своему счастью!» - Константина трясло от изумления и негодования. Так вот что означал этот озорной огонёк в глазах монарха! То оказался отблеск стали! Константин чувствовал себя обманутым, униженным и глубоко несчастным. Потому что стальные глаза смотрели сейчас на него, и эта сталь блестела. Король смеялся и велел ему подчинятся. А он ничего не мог поделать. Потому что это было опасно. И убитый Константин, с трудом выдавив улыбку,  послушно ответил этой стали:
-Да, ваше величество.


Глава 9.
Подслушанный разговор.

Внушительного вида слуга уверенно шёл по узкому, плутающему коридору, пока не остановился возле небольшой деревянной двери. На двери была вырезаны цифры. Константин прочёл их: «70». Слуга толкнул дверь и взору Константина предстала крохотная каморка. В ней не было окна, а из всей мебели присутствовал лишь кровать, маленький деревянный стол и табуретка. На табуретке лежала одежда – голубого цвета, а под табуреткой стояла обувь – тоже голубого цвета.
-Благодаря милости его величества, - раздался за спиной Константина равнодушно-холодный голос слуги, - отныне ты больше не раб каменоломни, ты раб дворца, который теперь  станет не только твоим местом работы, но и домом, поскольку дворец предоставляет тебе так же еду и кров. Ты будешь ночевать здесь, в этой комнате, причём приходить сюда ночевать ты можешь не только в дни своей работы, но так же и отпуска, если на то у тебя будет желание. Когда бы ты ни пришёл во дворец, ты всегда можешь найти здесь ночлег. То же самое касается и еды. Трижды в день, как и всем остальным топильщикам каминов, тебе будет предоставлена пища, и когда бы ты ни пришёл во дворец, знай – если ты придёшь к времени её подачи, ты её получишь. Разумеется, если к тому времени ты не совершишь преступление – тогда время на сон и пищу тебе предоставлены не будут, надеюсь, это понятно. Теперь о преступлениях. Помимо законов Коэра, которые обязаны соблюдать все подданные королевства, тебе дополнительно следует соблюдать ряд других правил, часть из которых я тебе сейчас назову. Первое правило заключается в том, что теперь тебе запрещается носить одежду и обувь, кроме той формы, которую ты видишь на стуле. Твоя форма – это не только твоя рабочая одежда, отныне это и твоя повседневная одежда, по ней каждый коэрец сможет понять, что перед ним не простой человек, а топильщик каминов – человек, в прошлом совершившей тяжкое преступление, а ныне – ставший на путь исправления. Ты должен всегда носить только эту форму, любая другая одежда и обувь – не зависимо от материала, из которого она сделала, цвета или фасона, теперь под запретом для тебя. Ты можешь приобретать её для друзей, но никогда не сможешь носить. За нарушение данного правила тебя подвергнут порке. Если попадёшься снова – тебя отправят в каменоломни. То же самое касается второго правила, заключающегося  исполнения обязанностей. Ты – не просто пильщик каминов при дворце, ты раб, преступник, чьё пребывание в должности топильщика каминов целиком и полностью будет зависеть от твоего поведения. Если ты будешь исполнять свои обязанности хорошо, тебя оставят при дворце, если нет – тебя изобьют, или, что более вероятно – сразу водворят обратно в каменоломни. Поэтому рекомендую тебе делать всё, что прикажет тебе твой начальник – Клод Бюжо и его помощники, с которыми ты познакомишься позднее. Исполнять всё и очень хорошо. Кроме того, помимо исполнения всех требований, к которым тебе предъявлять будут они, тебе следует так же с уважением относиться ко всем обитателям дворца. Запомни: любой слуга во дворце, пусть он занимает самую низшую должность, выше тебя по статусу, а это значит только одно – если тебе велят что-то сделать, ты должен это исполнить. О том, что тебя будут просить сделать нечто незаконное, можешь забыть  - здесь нет никому дела до топильщика каминов, в виду чего все просьбы, если они и будут озвучены, будут касаться только твоих обязанностей. И ещё: не позволяй себе никаких вольностей. Здесь, в коридоре топильщиков каминов,  ты можешь вести себя практически как угодно – сидеть хоть на полу, разглядывать каждую щель в стенах  и болтать с такими топильщиками каминов, как и ты. Однако, если то же самое ты сделаешь вне этого коридора, а его границы весьма различимы, тебе грозит порка. Потому что дворец – это не только твой дом, но и место твоей работы. За пределами данного коридора, на котором находятся все отведённые для вас помещения, вам надлежит только одно: исполнять свои обязанности. А это означает, что никаких прогулок «просто так» быть не должно. Если ты вышел из данного коридора – то выйти ты должен только с целью выполнить свою работу. Ты не имеешь права выходить, чтобы прогуляться, или посмотреть что-то. Запомни: дворец – не музей, и ты не имеешь права останавливаться, чтобы что-то рассмотреть. Или кого-то, даже если тебе очень сильно этого захочется. Король, принц, герцоги, графы, виконты, бароны – тебя никто не должен интересовать. Ты не должен смотреть на них или их апартаменты, не должен слушать их разговоры и уж тем более – вмешиваться в них.
Слуга говорил ещё много чего – Константин не запомнил даже, что именно, да он и не старался запоминать. Он и слушал-то его без особого внимания – точно так же, как и старшего каминщика – толстого мужика, который явился к нему, чтобы объяснить более подробно права и обязанности своему новому подчинённому. Константин и так утомился слушать слугу, а тут ещё этот боров надоедает. Из всего его длинного монолога Константин уловил только одно требование – то, что следует исполнить немедленно – переодеться. И он его выполнил, после чего, почувствовав вдруг неимоверную усталость – то ли от выслушивания своих новых начальников, то ли от всего приключившегося с ним за день – он, едва старший каминщик ушёл, завалился спать.
А утром он проснулся. От адского, садистского звона будильника. Заругавшись, Константин на автомате протянул руку, чтобы отключить его – и в следующую секунду получил плетью по кисти. Ударившим оказался никто иной как Клод Бужо, старший топильщик каминов, и, глядя на его жирную, злую физиономию, Константин понял, что с ним лучше не спорить.
Топильщик каминов. Константин догадывался, что данная должность – не та, которой следует завидовать, он понимал – она паршивая, но он и не думал – что настолько.  Взять хотя бы начало и конец работы. В виду того, что днём в Альвере жарко, в топке каминов нет нужды. Зато вечером, ночью и рано утром в комнатах прохладно и потребность в обогреве есть. Однако Константин не мог являться тогда, когда обитатели комнат просыпались или только готовились идти спать – комнаты и залы уже должны быть готовы к этому времени. А это означало только одно – ему нужно вставать раньше, чем встанут владельцы комнат и залов. В принципе, ничего страшного – камин затопить – дело пяти минут. Ну десять максимум, а уж на десять минут раньше встать можно. Только вот проблема заключалась в том, что топить приходилось ни один камин, и даже не два. А десятки. А это – время, к которому прибавлялось время, уходящее на то, чтобы дойти к этим комнатам. Ведь не все они располагались вдоль одного коридора или хотя бы этажа. Константин ходил с этажа на этаж, с коридора в коридор, спускался и поднимался по многочисленным лестницам. И топил камины. Для чего вставал не в семь утра, и даже не в шесть. Его поднимали в пять утра. Точнее, он вставал в пять, если не хотел, чтобы на него орал Бужо. А он орал, ругался и грозился сослать его в каменоломни, а туда Константин совсем не хотел попасть. В виду чего послушно заводил будильник на пять и,  грозя разорвать себе рот при зевке, спешил выполнять свои обязанности. К счастью, уже к 9 утра обычно он заканчивал топить камины, и мог отдыхать до самого вечера – когда в его услугах обитатели дворца вновь начинали нуждаться. Тогда он снова шёл и топил камины, держа в руке два серебряных ведра, в одном из которых лежал уголь, а во втором – поленья. А в некоторых случаях – ещё и щётка с совком – когда требовалось почистить каминную решётку и выгрести золу. После вечера у него вновь появлялся свободное время, но как он мог его провести? Выбор был достаточно ограничен, главным образом, в виду отсутствия каких-либо вещей - кроме одежды и обуви, которую ему выдавали – голубого цвета, с эмблемой в виде камина и двух кирок  - а так же постельного белья (тоже голубого и с той же эмблемой), кровати, стола, табуретки и будильника, в распоряжении Константина не было ровным счётом ничего. У него не было ни документов, ни денег, ни книг – вообще ничего. Разве что спички всегда лежали в ящике стола, да огарок свечи в подсвечнике – но это не в счёт. Чем же ему было заниматься? Гулять по дворцу запрещалось, и покидать его территорию – тоже («Только в отпуск»). Пообщаться? Опять же – не с кем. Герцоги, бароны, графы, да что там – с простыми слугами и то запрещалось перекидываться словечком. Оставались только такие же рабы, как и он. Топильщики каминов. Их набирали из каменоломни – тех, кто угодил туда за не особо тяжкие преступления – доносчиков, лжесвидетелей, злостных неплательщиков налогов и штрафов. Разумеется – тех, кто ещё в состоянии был работать и не утратил внешней привлекательности.
Для Константина такая компания оказалась сюрпризом. Он никак не ожидал, что в самом сердце королевства будут работать преступники, но потом до него дошла логика тех, кто набирал людей из каменоломни. А оказалась она проста: из каменоломни люди выходили морально сломленные, благодарные уже за то, что их вытащили из этого ада. Они готовы были на любую работу, и уж конечно, они и не помышляли теперь о преступлениях. В виду чего королевство убивало разом сразу несколько зайцев: оно получало рабочую силу, этой рабочей силы не требовалось платить деньги и эти люди, работая топильщиками каминов, одновременно доказывали эффективность работы каменоломни. Они подтверждали, что преступник, пройдя через каменоломни, выйдя оттуда, вставал на путь исправления, становясь до такой степени благонадёжным, что его не боятся устраивать на работу в доме самого короля.
 Конечно, сразу возникал резонный вопрос: если считалось, что преступник вставал на путь исправления, то почему же его делают рабом, а не свободным человеком? Однако ответ находился и на это - всё дело было в вине. Преступник, угодивший в каменоломни, совершил такие тяжкие преступления, что даже пройдя через каменоломни, никто не считал, что он полностью искупил свои грехи. Он лишь вставал на путь искупления, и завершить его мог, лишь работая до конца дней - бесплатно - на благо королевства. Вот поэтому тех, кого забирали из каменоломни, делали топильщиками каминов, присваивая одновременно выходцам статус раба. Рабы. И он один из них. Один из тех, кому удалось выжить в каменоломнях и кто теперь до конца жизни вынужден влачить жалкое существование во дворце. Константин сразу прочувствовал, как «славно» живётся топильщикам каминов здесь – когда вошёл в столовую.  На него тогда уставилось тридцать четыре пары глаз. Вся первая смена топильщиков каминов. Но никто с ним не поздоровался, никто не предложил ему присесть. Быстро взглянув на новенького, двадцать девять мужчин снова приступили к еде – они не хотели с ним заговаривать,  понимая, что новенький вряд ли горит желанием всё им поведать. Потому что хорошего в его рассказе вряд ли может что-то быть. А в самом деле – чем мог похвастать Константин? Все топильщики каминов понимали, что он угодил сюда за преступление – как и они, и не факт, что он захочет им рассказать – какое именно. Как вряд ли захочет рассказать, как он едва не умер в каменоломнях – от голода, побоев и непосильной работы. Ну а вспоминать, что было до преступления, до заточения в каменоломни – это всё вызывало болезненные воспоминания. Потому что это было счастливое прошлое, с которым покончено навсегда. А будущее… все топильщики каминов понимали, что ничего хорошего оно им не сулит. Как не сулит и новенькому. Константин раб, и рабом останется. При хорошем стечении обстоятельств – если не провинится. Поэтому они с ним не заговаривали, да и он молчал. Тем более, что свободного времени почти не оставалось – едва Константин успевал привести себя в порядок, поесть – как его гнали на работу.
Работа. Константин не мог не признать, что новая работа всё же лучше жизни в каменоломнях – здесь  его кормили лучше, здесь он мог принимать ежедневно душ, спать на постели, и бичами его не били (хотя и грозились). И поленья с глеем были явно легче камней. Да ещё и  его новая форма (хоть и паршивая, конечно) была явно лучше тех лохмотьев, которые он носил в каменоломнях. И всё-таки – всё-таки ему ненавистна была его новая должность. А всё потому, что он – раб. Раб! Что может быть более унизительным? Здесь никто не считался с ним, даже самый последний слуга во дворце был выше его по статусу и мог прикрикнуть на него – если пожелал. А уж о знатных господах и говорить не приходилось. Завидев на своём пути аристократа, он обязан был отойти в сторону и застыть на месте, склонив при этом голову. Он не должен был шевелиться, пока они не пройдут, а если когда-нибудь на его пути  появится король или принц, то он и вовсе обязан был, согласно правилам, опуститься на одно колено и склонить голову в знак уважения. Правда, ни того, ни другого Константину не доводилось видеть, зато знать встречалась ему ежедневно, и время от времени он то и дело вынужден был замирать на месте и принимать почтительную позу.  Причём, его злило, что он им оказывал почтение, а знати было на него наплевать. Его не окликали, его никогда ни о чём не просили, а когда он появлялся в комнате, чтобы приступить к своим обязанностям или замирал на месте, при виде их в коридоре или на лестнице – в его сторону даже не смотрели. Его просто не существовало для них. Константина это бесило. Его самолюбие, его гордость не могли простить такого наплевательского к себе отношения. Они относятся к нему как к пустому месту! Да что может быть хуже?!
Пожалуй, только подобное отношение к тебе друга. С того момента, как Константин покинул кабинет короля, он не видел Дика. Ни разу. Оборотень даже не прислал ему какой-нибудь записки, в которой значились бы слова ободрения, утешения, объяснения, когда этот ад закончится – хоть что-нибудь! Дик не прислал ничего. Даже Леонида, и того не прислал! Евнух не появлялся. Правда, Константин один раз попытался узнать, нельзя ли с ним как-нибудь встретиться, однако ему так ответили, что он забросил все попытки. Впрочем, не только из страха, сколько – из гордости. Не хотят? Ну и ладно! Обидно ему только было, до першения в горле обидно, что всё закончилось вот так – дурацкими каминами и этой робой.
Но постепенно даже обида глохла, наступало привыкание и следование навязанному ритму жизни, графику жизни, и он следовал: вставал, посещал уборную и ванную комнату (огромное помещение, где вместе с ним мылись одновременно шестьдесят девять мужчин-рабов), одевал свою голубую форму с эмблемой в виде камина и двух скрещенных кирок. Затем брал уголь, дрова, спички и шёл топить камины. Когда горючее заканчивалось – возвращался, снова наполнял вёдра и опять – бесконечный поход по коридорам, лестницам, залам и - растопка каминов. А когда надо – их чистка. И так до девяти утра, потом -  завтрак. После него появлялось свободное время – до ужина, после которого его вновь ждали камины, и только потом уже – сон.
В один из вечеров, Константин,  вернувшись в общую комнату за новой порцией угля, приготовился наполнить им ведро, как вошёл старший каминщик и велел ему отправляться наверх – нужно было срочно затопить камин чьих-то шикарных апартаментов. Константин даже не успел уточнить – чьих, и что это будет за апартаменты – спальня, гостиная, рабочий кабинет или что-то ещё. А впрочем, какая разница? На него ведь всё равно даже не взглянут – он войдёт тихо, как мышь, молча выполнит свою работу и уйдёт, будто его и не было. А может,  его даже и не пустят – часто бывало, что его отсылали в спальню какой-то капризной дамочке,  оставшейся переночевать во дворце после бала, и эта фифа не желала видеть у себя посторонних лиц. В таких случаях Константина не пускали внутрь, он лишь подходил к двери, у которой его уже ждал слуга. Этот слуга без лишний слов брал у него ведро, спички и уходил. А он  возвращался назад порожним. Может, и в этот раз будет так? Но так не оказалось. У дверей его никто не ждал, и Константин, вздохнув, вошёл внутрь. Внушительных размеров камин находился слева, недалеко от входа. Притворив за собой дверь, Константин подошёл к камину, опустился на колени, и стал класть поленья. Когда конструкция из дерева была готова, он скомкал кусок бумаги, запихал её в специально подготовленную выемку, достал коробок.
- Чирк, - внезапно услышал он у себя за спиной шутливый голос.
От неожиданности Константин выронил спичку и та, не успев ещё коснуться аспидно-чёрного бока картонной коробочки, шлёпнулась вниз, а её владелец стремительно обернулся.
- Дик! – в изумлении вырвалось у Константина.
Потому что перед ним, в самом деле, был Дик. Он сидел в кресле,  а за ним стоял верный Леонид.
- Нехорошо, Константин, - с улыбкой заметил между тем оборотень. -  Назвали наследника престола по имени… если внизу узнают, вам за это влетит.
-А ты первый и настучишь, да? – засмеялся юноша и с упрёком прибавил: - Ты напугал меня, шкура!
- Вот как? А я думал, вам понравится моя шутка, - в глазах принца так и прыгали озорные искорки.
- Дать бы тебе как следует! Давно следишь за мной?
-С того самого момента, как вы вошли.
-Ты знал, что я приду? Погоди, это ты, небось, меня сюда специально и вызвал, так?
Дик утвердительно кивнул:
-Но не затем, чтобы посмеяться.
-Да я уж догадываюсь! Предлог, чтобы увидеться?
-Ничего лучше я не мог придумать – все другие варианты, как вы сами понимаете, не подошли бы. Я не мог вас пригласить к себе просто так.
-А встретиться со мной тайком? – Константин сощурил глаза и пристально посмотрел на друга. – Что молчишь, а, шкура? Встретиться тайком ты же мог, верно? А не встретился – кишка тонка? Сдрейфил?
Он ожидал, что оборотень смутился, начнёт оправдываться, только ничего подобного не случилось. Дик спокойно ответил, что он не мог к нему придти – за ним следили. А когда Константин напомнил ему о другом варианте – записке, то и тут оборотень выкрутился, тем же ровным, невозмутимым голосом сказав, что записку он передать не могу. Потому что это так же было опасно. Как для Дика, так и для него, Константина. И Леонида он прислать не мог. А вызывать раньше не стал, потому что это так же вызвало подозрения – с чего бы это вдруг новичка посылают топить камин в апартаментах принца? Нет, требовалось выждать время, а затем – выбрать удобный момент, так что всё объяснимо. Но почему-то Константину легче от этого не стало, он нахмурился – всё-таки слишком долго его держали в неведении. Он нахмурился и почти сразу поежился, внезапно почувствовав холод – вечер превращался в ночь, и дворец постепенно остывал, превращаясь в ледник.
- Думаю, вам всё же следует вспомнить о  ваших обязанностях и  затопить камин, - промолвил Дик, поймав его взгляд.
- Какая у нас хорошая память! – ехидно отозвался на это Константин. – О моих обязанностях он вспомнил!
- Что делать, - улыбнулся Дик, - если невыполнение вашей работы влечёт за собой такие ну слишком уж ощутимые последствия. Кстати о работе: как она вам? Нравится?
Вот жук, а? Константин задул горящую спичку, которой только что поджёг дрова и медленно обернулся. А потом таким же медлительным голосом протянул:
- Как мне моя работа? Хочешь узнать, да? Жаждешь прямо?
Утвердительный кивок.
-А знаешь, ничего, - притворно-игривым тоном сообщил он. – Мне нравится. А что, это ж так классно – вставать в пять утра и, не позавтракав,  носится с ведром по коридорам. А какое удовольствие мне доставляет сама топка каминов – это же чудо, а не работа! Знаешь, она требует таких серьёзных умственных нагрузок, она так развивает мозг…. И то, что меня тут никто не замечает, потому что я, оказывается, раб, мне тоже очень нравится… Дик! – не утерпев, взорвался Константин. – Ну, ну что ты молчишь?! Может, объяснишь лучше, когда этот цирк закончится? Долго мне ещё тут камины топить?
- Вы не по адресу задаёте вопросы, Константин. Вам следует это спрашивать не у меня, а у моего отца, - Дик был невозмутим, как всегда.
- Твоего отца, да? – прошипел Константин и отвернулся.
- Я с ним уже поговорил и будет с меня, - помолчав, чуть слышно  произнёс он сквозь зубы.
Хотевший сказать многое, Константин не прибавил более ни слова – а что тут можно сказать? Был рабом каменоломни – теперь  топит камины во дворце. Что ж, и то неплохо – по крайней мере, хоть не бьют и кормят сносно. Интересно, а не скажи он тогда, что ему приглянулся Коэр – его бы тоже оставили при дворце? Скорее всего, размышлял Константин, нет. Его бы отправили обратно в каменоломни, или ещё куда подальше. Хотя Дик – когда Константин озвучил ему своё предположение – с ними не согласился. А Константин не особо-то и удивился – вряд ли сын согласится с тем, что его отец может поступить столь жестоким образом. А уж тем более такой сын,  как Дик.
Огонь, доселе слабо лизавший нижние поленья, теперь вовсю лакомился деревом, и Константину уже незачем было оставаться в покоях принца – о чём Леонид тактично сообщил юноше. Константину нужно было идти, если он не хочет, чтобы его застали здесь другие слуги или кто-то из знати. И тем и другим вряд ли понравится, что он тут околачивается, да  и работа его ещё не закончена – помимо камина в покоях оборотня есть же и другие,  которые Константину так  же нужно было затопить. Ему нужно идти. А Константин и сам рад был уйти –  хотя бы потому, что говорить с Диком уже было не о чем. По крайней мере, пока он не мог отыскать подходящей темы для беседы – ему не давало покоя его собственное ничтожное положение, в котором он оказался. Мысль о том, что он теперь раб во дворце, что он топит камины в доме Дика изводила Константина – ему было стыдно за самого себя. Ещё бы! Сначала – каменоломни, теперь вот – это…  Константин взял ведро и направился к выходу. Только уйти, ничего больше не сказав, всё равно не вышло – он задержался в дверях и, после лёгкой заминки, спросил, когда он сможет теперь снова увидеть Дика. Ответ был прост –  скорее всего, когда он, Константин, будет топить камины в кабинете, спальне или гостиной принца.
Вот так вот. Даже находясь в доме друга, он не сможет его видеть, когда захочет – потому что он тут раб. Да что там, Константин не был уверен, что он сможет видеть Дика столько, сколько потребуется – потому что наверняка времени  на их беседы будет у него ровно столько, сколько потребуется на то, чтобы затопить камин или подложить углей. Или золу выгрести… Понурый Константин уходил от Дика – их сегодняшняя встреча ясно дала ему понять, какое будущее его ожидает здесь. Он не сможет нормально общаться с Диком, вместо этого будет лишь работа, работа, и ещё раз работа. Бесконечная работа во дворце с мимолётными беседами – утром и вечером – с оборотнем. Впрочем, даже тут Константин ошибся – он смог каждое утро и вечер беседовать с Диком. Когда на следующий день ему велели затопить камин в гостиной принца, самого Дика там не оказалось, он застал его лишь вечером – когда вновь пришёл, чтобы протопить уже не только камин в гостиной, но и в других помещёниях, так же принадлежащих оборотню. Он затопил камин в трёх комнатах, и только в четвёртой увидел Дика. Да и то не сразу – Дик вошёл туда, когда он уже собрался уходить.
- Дик, ну наконец-то! – обрадовано воскликнул Константин. – Ты что, решил поиграть со мной в прятки? Чёрт, я тут уже, по-моему, весь этаж обошёл – где ты пропадал?
- Добрый вечер, Константин, рад вас видеть, - с дружеской улыбкой отвечал оборотень.
- «Рад!». Ты лучше скажи, где был-то? Утром я зашёл – тебя нет на месте, да и сейчас ты только появился.
- Вы намекаете на то, что я вас избегаю? – с коварной улыбкой вопросил Дик.
- Надо же, догадался! – покраснев, усмехнулся Константин. – Вообще-то да, приятель.
- Тогда я поспешу вас утешить – я  от вас вовсе не прячусь.
-Да ну?
- Да. Дело  в том, Константин, - голос Дика вновь скатился на уже известный ему серьёзный тон, - что вы должны понимать: у меня так же есть свои дела. Я не могу постоянно присутствовать  у себя в определённые часы утра и вечера, только потому, что знаю, что вы должны придти сюда.
 Константин покраснел и закусил губу. А чего он, в принципе, от него ожидал? Какого ответа? Нет, Дик всё верно сказал, это не просто не догадался. Не подумал. И теперь выглядит как последний дурак, причём даже ещё хуже – потому что смущается своей недогадливости. Тьфу ты! По счастью, Дик, заметив, какой неприятный осадок оставило после себя его замечание, исправил ситуацию, для чего в шутливой форме посоветовал Константину вместо того, чтобы горевать из-за редких часов свиданий, наслаждаться другим – свой собственной работой. Получать удовольствие, ведь дворец, как он заметил, полон тайн и загадок, а разве Константин не хотел бы к ним приобщиться? Впрочем, здесь Дик допустил явный промах, с усмешкой отметил про себя Константин – потому что ровным счётом никаких тайн, загадок ему за время  своей службы не встречалось. В его работе не было ничего интересного, вообще – ни на грамм. То была монотонная, скучная работа. Так что Дик ошибался, как, впрочем, и король – если уж тот, назначая его каминщиком, считал, что работа  будет полной тайн и загадок.
Так думал Константин, однако в конце недели кое-что заставило его пересмотреть свои взгляды. Это случилось вечером – он затопил к тому времени все камины, и уже собирался идти спать, как вдруг ему приказали идти на второй этаж. Да не куда-нибудь, а к чёрту на рога – Константин миновал  целую анфиладу, затем прошёл десятками узких коридорчиков, и, наконец, поднялся по трём лестницам, прежде чем нашёл его – нулевой кабинет. То было небольшая, уютная комната, никому не принадлежащая – образно выражаясь. Потому что все комнаты дворца кому-то принадлежали – королю, Дику,  какие-то помещёния были закреплены за конкретными лицами (гостями), какие-то принадлежали обслуживающему персоналу. А  эта – никому. В неё мог заходить любой, только никто этого не делал. Король, Дик и гости – потому что комната располагалась в неудобном месте, а слуги – потому что у них было слишком мало времени, чтобы рассиживать в таких помещениях. Так что комната пустовала и Константин даже удивился, чего это его послали сюда – зачем топить комнату, в которой никто не живёт? И даже не собирается сюда заходить? Но он ошибся – когда он вошёл, в комнате горел свет, а в кресле сидел молодой человек. По дорогому, с иголочки костюму, Константин сразу распознал в нём одного из представителей знать, а по лицу – когда этот фраер повернулся на звук открывающейся двери – узнал в нём графа Милтона. Только вот в отличие от него, граф не спешил кого-то узнавать. Изумление на его лице сменилось лёгкой досадой, однако молодой человек ничего не сказал и отвернулся, очевидно, тут же забыв про появление  слуги. А значит, можно исполнить свои обязанности и Константин, притворив дверь, направился к камину. В нём он обнаружил грязную решётку и много, очень много сажи и головешки, что исключало возможность немедленного закладывания дров. Камин прежде следовало вычистить, что Константин и стал делать. Отыскав сбоку совок, он выгреб первый раз золу, и,  так как её оказалось полным-полно, приготовился выгрести второй, как дверь отварилась и в комнату вошёл ещё один представитель знати. Граф Леман. Как и Милтон, он был примерно того же возраста, что и сам Константин, только, в отличие от своего влиятельного знакомого, он выглядел каким-то настороженным. Он бегло оглянулся, словно опасался погони, а когда закрыл дверь – тотчас отыскал взором Милтона и подошёл к нему.
Оба заговорили между собой на французском, однако Константин, по счастью, ещё не до конца забыл этот язык и смог разобрать, о чём шла речь.
- Ты едва не опоздал, - глянув на часы, с укором сказал Милтон.
- Мне не стоило вовсе сюда приходить, - Леман хотел пройти к креслам, но тут его взор наткнулся на Константина.
- Что он здесь делает? – прошипел Леман. – Ты же говорил, что здесь никого не будет, я…
- Успокойся, Леман, это всего лишь раб, - Милтон так же глянул в сторону Константина – юноша сделал вид, что его больше всего на свете интересует каминная сажа.
Но если Милтон поверил такому притворству, то Леман продолжал коситься на Константина.
- Он зашёл сюда, чтобы вычистить камин, - продолжал Милтон.  – И я не думаю, что его интересует что-то, кроме него.
- А наш разговор? Он может подслушать.
- Он? Ты думаешь, что он знает французский? – Милтон рассмеялся. – Боже, Леман, ты что, забыл, кто топит камины во дворце? Это же раб из каменоломни!  Неужели ты думаешь, что рабы знают французский?
Когда говорят полушёпотом в твоём присутствии, это всегда вызывает интерес. Значит, от тебя хотят что-то скрыть. Не хотят, чтобы ты это слышал. Или кто-то ещё. В любом случае, одно содержание их разговора говорит о том, что эти двое что-то скрывают, и потому Константин зацепил сажи на самом кончике, и стал вытягивать совок гораздо тише и медленнее, чем следовало. Он  делал это нарочно, чтобы остаться тут подольше и услышать весь разговор. Он притворился занятым, и такая предосторожность не оказалась лишней – Леман то и дело поглядывал в его сторону. Только теперь уже не из-за того, что герцог подозревал Константина в чём-то, а потому, что благородному юноше был неприятен сам факт присутствия Константина в комнате.  Константин для него был помехой, лишней деталью в интерьере, которая портила ему  настроение.
- Может, лучше выставить его отсюда? – поморщившись, предложил он.
- В таком случае, дорогой мой Леман, - отозвался Милтон, - нас точно в чём-то заподозрят, потому что если этому рабу не дать вычистить камин, то, как только его спросят, почему он это не сделал, он сразу же скажет, что причиной тому стали мы. И поверь мне, во дворце живо заинтересуются, что это мы делали здесь, да ещё в такой час. А  так он вычистит камин и поверь мне, даже не вспомнит о том, что тут кто-то был. Теперь всё? Я тебя успокоил?
- И убедил, и успокоил.
- Но он тебе не нравится?
- Рабы – отбросы, - пожал плечами Леман, - они существуют для того, чтобы делать жизнь комфортной, а не для того, чтобы доставлять неудобства. Как можно чувствовать себя комфортно, не имея возможности вышвырнуть никчёмного раба, чьё присутствие действует тебе на нервы?
- Неприятно, согласен. Но хочешь совет? Забудь про это. Какое тебе дело до невольника? Не хватало ещё из-за него портить себе вечер! Лучше вернёмся к теме нашей встречи.
- Ты сказал, что у тебя есть важные новости. Какие?
- Может быть, ты присядешь для начала?
Они уселись – оба, подвинув кресла боком к камину, что Константин находил весьма удачным, поскольку он, таким образом, мог видеть их лица. Видеть и слышать, хотя оба графа  продолжили общение вполголоса.
- Ну?
- Я хотел поговорить с тобой о Нордоке.
- А что с ним не так?
- А ты ничего не заметил?
- Что при дворе спят и видят, как бы его скинуть с Олимпа? По-моему, этого только он сам не замечает. И знаешь, мне кажется, что это произойдёт довольно скоро.
- Вот это-то меня и беспокоит, - кладя поленья в камин, Константин увидел, как брови Милтона сдвинулись. - Нордока скинут, а свято место пусто не бывает. Кто-то его займёт, но кто – вот в чём вопрос.
- Вопрос действительно хороший.
- Эта должность не из последних, скорее даже, из первых, и кандидат должен быть достойным. А много ли таких найдётся – достойных?
- Насчёт многих не знаю, а один точно есть. Лаевский, но он,  если я не ошибаюсь, в опале.
- А если ошибаешься?
- Ты это о чём? Уж не хочешь ли ты сказать, что…
- Как ты думаешь, почему король, убрав Лаевского, на его место взял бездарного Нордока? Думаешь, у него не было на примете кого-то ещё? Что-то я слишком сильно в этом сомневаюсь. Король не стал бы назначать к себе Нордока, зная, что тот не продержится и месяца. Если только, конечно, не хотел, чтобы он слетел.
- Ты… - Константин не рискнул подглядеть, какое в этот момент было лицо у Лемана, но по тону догадался, что граф сильно побледнел. – Ты понимаешь, что ты говоришь? Ты подозреваешь, что король нарочно поставил Нордока?
- Именно. И тогда встаёт другой вопрос – зачем.
В комнате повисла тишина, вернее – молчание, потому что тишину допустить Константин не мог. Эти двое не должны знать, что он подслушивает. И он, запустив руку в ведро с дровами, стал греметь в нём поленьями, притворяясь, что выбирает полешко какое получше.
- Я думаю, - продолжал меж тем Милтон, - нет, я почти уверен, что сделано это с одной целью – чтобы потом на его место поставить Лаевского.
- Это полная чушь! – Леман вскочил с кресла и заходил по комнате. – Поставить глупца, чтобы потом был предлог его скинуть и взять на место Лаевского! Нет, это же полный бред…
- Это не бред! – Милтон поймал его в тот момент, когда он чуть не наткнулся на Константина. Схватив друга под локоть, граф оттащил друга к креслам.
- Милтон, я не понимаю…
- А что тут понимать? Король был сердит на Лаевского, он отстранил его от себя, а теперь вернул вновь. А Нордок – просто временная замена, которую уберут, как только Лаевский снова понадобится.
- Если Лаевский уже не понадобился, - угрюмо промолвил Леман и снова зашагал по комнате.
Константин за это время успел сложить поленья и даже поджёг и даже поджёг их. А когда стал поправлять совок, кочергу – Леман заговорил вновь.
- Если ты прав, то тогда…
- Лаевский скоро вернётся. Нам следует держать ухо востро, если мы не хотим получить от него какой-нибудь сюрприз. Или от короля.
- И что ты предлага…
- Тсссс! Кажется, сюда кто-то идёт!
Константин тоже прислушался – по коридору действительно кто-то шёл. Топ-топ-топ-топ – сначала по нарастающей, всё громче и громче, а потом шаги стали затихать – кто бы это ни был, но этот кто-то прошёл мимо. Наверное, какой-нибудь слуга, - подумал Консатнтин. Схожая мысль, очевидно, пришла и в голову Милтону – как только в коридоре всё стихло, он, доселе пребывавший в нервном напряжении, усмехнулся.
- Наверное, слуга, - с досадной улыбкой произнёс он, а потом уже серьёзнее прибавил: - Вот что, разговор закончим потом. Сейчас слишком опасно. Давай завтра, в это же время. Только ради всего святого, не нужно делать такой мины! Больше поговорить всё равно негде, а обстоятельства складываются таким образом, что малейшее промедление может быть смерти подобно. А сейчас иди.
- А ты?
- А я ещё задержусь – нужно  же создать видимость того, что мы тут отдыхали… не беспокойся за меня. Тут, кажется, стоит неплохой коньяк – я неплохо проведу время. Тем более, что нас всё равно не должны видеть вместе в окрестностях этой комнатушки.
Провёл ли ещё минут десять или даже все тридцать Милтон, потягивая коньяк, Константин так не узнал – как только Леман вышел, он взял ведро и вышел из комнаты вслед за ним.



Глава 10.
Источник дохода.

Как жаль, что к Дику нельзя было попасть этим же вечером! Константин был уверен, что принца заинтересует беседа этих молодцев, и не ошибся. Сначала, конечно, едва он только заикнулся о том, что подслушал разговор «двух франтов», Дик с укоризной покосился на него, после чего продолжил с весьма безразличным видом пить чай. Однако, когда Константин добавил, что таинственными персонами оказались Леман с Милтоном, и когда он пересказал Дику их разговор, чашка чая сначала повисла в воздухе, а потом и вовсе оказалась опущена на стол. Даже Леонид и тот оставил в покое стулья, старательно расставляемые им вдоль стен, чтобы подойти ближе к наследнику, переглянуться с ним и что-то ему сообщить. Вполголоса, на незнакомом Константину языке. Что не могло не задеть гордого юношу: он им, видите ли, важную информацию сливает, а они вместо благодарности и каких-либо пояснений,  шушукаются между собой! Будто его это и не касается!
- Эй! – недовольно окликнул Константин увлёкшихся друзей, а когда те даже не повернули голов в его стороны, сердито произнёс: - Так, или вы сейчас же мне всё рассказываете, или…
Он не знал, чем именно он пригрозит друзьям. Уйдёт? Ну это совсем уж по-детски.  Никогда больше не будет ничего им сообщать? Ну тоже глупо – как-никак, Дик его друг, и негоже от друга скрывать важные сведения, хотя этот вариант лучше предыдущего. В любом случае, Константин обрадовался, когда Дик с Леонидом обратили на него внимание.
- Итак? – тут же настроился он на рабочий лад.
- Во сколько вы сказали, Леман назначил следующую встречу? – спросил Дик.
- Сегодня, - с готовностью ответил Константин. – В это же время.
- Хорошо, - кивнул Дик.
- Мне опять, похоже, придётся, их подслушать? – улыбнулся юноша, уже видя себя в роли тайного шпиона.
- Вас ведь это не затруднит?
Что за глупые вопросы? Да Константин просто счастлив от такой возможности – во-первых, он был рад, что появилось хоть какое-то развлечение, а во-вторых, он испытывал удовольствие от осознания того, что он подслушивает разговор этих двух богачей. Он, Константин, которого они и за человека-то не считают, обводит их вокруг пальца.  Да они, небось, лопнули бы от злости, узнай, что он вытворяет у них перед носом. И эта мысль грела юноше душу гораздо сильнее, чем огонь в камине, который он разжёг этим вечером.
Леман и Милтон отличались завидной пунктуальностью – оба пришли в тот же час, только на этот раз он уже был в комнате.  Нельзя сказать, что Константин не переживал за успех операции – нет, немного он всё-таки боялся – он опасался, что увидев его здесь, эти двое его заподозрят, однако ни Леман, ни Милтон ни словом, ни жестом не дали ему понять, что недовольны его присутствием. Очевидно, оба просто восприняли нахождение слуги как должное. Но только Константин возликовал, как возникло неожиданное препятствие – эти двое, едва лишь завели разговор, вдруг тут же перескочили на немецкий. И если по-французски Константин их худо-бедно понимал, то здесь не понял ни слова, в чём впоследствии вынужден был признаться Леониду и Дику на следующее утро. Как накануне, Дик внимательно выслушал его, после чего на лице оборотня появилась лёгкая улыбка.
- Вся ясно, - коротко промолвил оборотень и встал.
- Так, всё, с меня хватит! – рявкнул взбешённый Константин. – Кто-нибудь мне объяснит, что происходит? Что ещё ему ясно? Леонид!
Он требовательно посмотрел на друга – а ну-ка, давай, выкладывай, что там у твоего господина на уме! Улыбнувшись, евнух произнёс:
- Вам придётся выучить немецкий.
Даже в самых чудных снах такого кошмара  Константин представить себе не мог. Что бы он учил немецкий? Да он никогда не хотел этой «радости». Ему вполне хватало английского и французского. Но третий язык? Да ещё учить в таких зверских условиях? Нет, приставили к нему специалиста что надо, только вот заниматься приходилось каждую свободную секунду, которая появлялась у него после топки каминов. Что лишь подливало масло в огонь – потому что Константин считал, что уж от этой-то обязанности на время учёбы его могли и должны были освободить. Однако преподаватель и Дик  придерживались явно иного мнения – физический труд необходимо чередовать с умственным. Что в итоге Константин  и делал – едва заканчивал топить камины – учил язык, а позанимавшись, спешил топить камины. В конце экспресс - курса, он овладел немецким настолько, что смог понимать, о чём беседуют все эти герцоги, графы, виконты – да-да, и они тоже. Потому что подслушиванием разговоров одних Милтона и Лемана дело не обошлось – Константину за день приходилось топить и чистить  камины в самых разных уголках дворца, где находились самые разнообразные люди, благодаря чему он мог слышать и видеть, и то, о чём беседует  леди Мередит, и что обсуждает граф Сарон. И ему, надо сказать, нравилось эта его новая возможность. Отныне топка каминов не стала казаться ему столь уж унижающим, скучным и тяжёлым занятием. Теперь Константин находил, что эта его должность имеет очень большие преимущества. Он может видеть и слышать, что делается во дворце, о чём говорят  во дворце - как официально, так и во время личных бесед, украдкой за чьей-нибудь спиной. И что не менее важно и интересно, Константин получил возможность слышать и видеть, о чём беседуют и что делают не только слуги и знать, но и что делает и о чём говорит его друг, Дик. Только прежде, чем он успел насладиться этой возможностью, у него с Диком на этой почве произошёл конфликт.
Помимо возможности наблюдения за самим Диком, Константину, во время отсутствия оборотня, представлялась, как ему казалось, ещё одна возможность – наблюдать за помещёнием, в котором его друг обитает. Разумеется, ей пренебрегать юноша не захотел -  искренне полагая, что на правах друга, он имеет право осматривать комнаты Дика, он тут же решил это сделать. И когда, в очередной раз заглянув  Дику в кабинет, и не найдя того на месте, Константин взялся изучать  апартаменты оборотня – прошёлся по кабинету, посмотрел, какой открывается вид из окна, а затем подошёл к рабочему столу. Там лежала стопка бумаг и папок, не заглянуть в которые Константин просто не мог – любопытство оказалось сильнее. И он, не долго думая, стал просматривать бумаги одну за другой, и до того увлёкся процессом, что не заметил, как в кабинет нагрянул её владелец.
- Не помешал?
Константин, совсем не ожидавший, что кто-то застанет его здесь, испуганно обернулся на голос, однако, увидев Дика, расслабился и даже улыбнулся.
- А, это ты. А я тут в твоих бумагах копаюсь, - беспечно сообщил он.
- И как? – улыбнулся оборотень. – Интересно?
- Пока не очень, но я думаю, что  если бы ты пришёл на часик попозже, я обязательно что-нибудь нарыл, - заверил Константин друга. И, заметив за спиной Дика Леонида, добавил: - Нет, мне стоило сделать иначе – подождать, пока сюда придёт Лёнчик, и выпытать всё у него – думаю, он бы много чего мне тут показал и про тебя бы порассказывал.
И, крайне довольный собой, он  решил приступить к тому, зачем сюда, собственно, и пожаловал – к топке камина. Присев на корточки, он взялся разводить огонь, попутно делясь с Диком наблюдениями минувшего дня. Таким образом, время за работой пролетело незаметно и весьма приятно, так что уйти Константин собрался в самом хорошем расположении духа, однако уйти не получилось.
- Постойте, - окликнул его Дик. – Вы кое-что забыли.
- Да ну? И что же я мог забыть? – смеясь, спросил Константин. – Ведро с дровами вроде при мне, спичек я тоже не терял…
- Вы забыли о вашем наказании.
- Наказании? – брови Константина поползли вверх. – Каком ещё наказании?
- Вы рылись у меня на столе, тогда как я не давал вам на это никакого права. Следовательно, вы должны быть наказаны. Леонид, в чём заключается работа топильщиков каминов?
-Они чистят и топят камины, ваше высочество.
-И всё?
-Нет, помимо этого некоторых из них посылают на колку дров и уборку помещений, где хранятся они, а также уголь.
-Хорошо. Именно этим мы и займём Константина – в течение недели в свободное от работы время он будет заниматься колкой дров.
Константин смотрел на друга и ушам своим не верил. Он что – шутит? Или просто издевается? А, может, он с ума сошёл? Какая ещё колка дров?!
-  Вы удивлены? – как ни в чём не бывало спросил оборотень.
- Вообще-то – ДА! – рявкнул Константин.
- Кажется, я вас понял, - кивнул Дик. – Одной недели вам мало. Хорошо, будете колоть две.
- Дик, ты что, рехнулся?! – заорал взбешённый Константин.
- Три недели, - невозмутимо заявил оборотень.
- Дик, ты…
- Четыре недели.
Константин едва не задохнулся от ярости – да как он смеет, этот выродок собачий, наказывать его! Да было бы за что! Подумаешь, порылся на столе – всё, трагедия! И главное – как он его наказать вздумал! Колкой дров! Да ещё набавляет ему недели с такой неслыханной скоростью – на каждое его слово – по новому сроку! И главное - Константин не сомневался, что этот оборотень сдержит своё слово! Чувствуя себя оскорблённым до глубины души, Константин готов был набросится на оборотня и парой смачных ударов вправить тому мозги, и, без сомнения, он бы это сделал, если бы Леонид не выпроводил его за дверь.


Провожать до каморки евнух его не стал и Константин, очутившись внизу, подумал, что оборотень, должно быть, пошутил. Ведь если бы он хотел его наказать, разве не послал бы он с ним Леонида, чтобы тот отдал должное приказание старшему каминщику? 
Внезапно он остановился, увидев, как в коридоре беседует старший каминщик с одним из дежурных слуг.
-Мне нужен он, - завидев Константина, холодно сказал слуга.
Константин толком не успел ничего понять – всё произошло слишком быстро. Его начальник отдал приказ и двое рослых парней, очевидно, таившиеся где-то неподалёку, вдруг налетели на него, заломили ему руки за спину, скрутили верёвкой и сбили с ног.
-В свободное время, - вновь раздался всё тот же равнодушно-ледяной голос, - этот раб должен колоть дрова в течение четырёх недель. Таков приказ главного евнуха.
Только одно позабавило после этих слов Константина – это униженный голос Бужо, который посмел осведомиться, что же такое совершил раб. Но слуга не удостоил его ответом. Он ушёл, а Бужо, с лица которого слетела маска уничижения, повернулся к Константину.
-Что ты ещё натворил, скотина? – задыхаясь от ярости, прошипел он. - Что-то украл? Разбил? Рассыпал уголь?
И, не дожидаясь ответа, рявкнул:
-Высечь его!
Высечь? Дик про это ничего не говорил! Константин, хранивший молчание по сию минуту, попытался оспорить приказ Клода Бужо – тот не стал слушать. Стражи также не вняли словам раба. Константина выволокли во двор и отходили бичом так, что Константина ещё неделю после экзекуции не посылали топить камины. А когда он всё-таки поправился, то первое, что сделал Бужо – это отправил своего подчинённого колоть дрова.
Колка дров! Константин знал, что некоторых топильщиков каминов – тех, что в виду своей не самой привлекательной внешности не могут топить камины, посылают на эту чёрную работу. Он даже знал, где именно несчастные этим занимаются – на заднем дворе, где их же и секут в случае провинности. Константина, кстати, секли там же…
-Ну, чего уставился? – рявкнул сзади старший топильщик каминов, когда Константин остановился в проходе, засмотревшись на высокий железный столб, к которому его неделю назад привязали и отхлестали. – Или добавки захотел?
Добавки Константин не хотел. Он вообще не хотел даже находиться здесь лишний раз, но делать было нечего – навес, под которым валялась груда сучьев, находился тут же, справа, и ему, видимо, придётся колоть все эти палки возле проклятого столба. Подойдя к сучьям, Константин  вытащил топор, воткнутый в одну из веток, подтянул эту самую ветку к себе поближе и замахнулся.
-Складывать будешь сюда, - Бузо указал на навес слева, а затем взглянул на часы; карманные, на цепочке – таких ни у кого из топильщиков каминов не было, только у него. – Через два часа тебе топить камины. К этому времени всё должно быть наколото. И сложено.
-Всё? – воскликнул Константин. – Да здесь же за неделю не управится!
Бузо побагровел.
-Стража!
Двое рослых стражей, находившихся, по-видимому, где-то неподалёку, показалась в дверном проёме.
-Если через два часа этот раб не переколет и не сложит дрова – отходите его, - велел Клод.
И ушёл. Собака! Да он хоть представляет что это – переколоть за два часа все эти палки, которые он величает дровами? Это же не реально! Просто не реально! Константину никогда не управится так быстро, не говоря уж о том, что сложить все получившиеся дрова под соседним навесом. Но у него не было другого выхода – грозные стражи стояли неподалёку, готовые высечь раба в случае, если он не уложится в срок. Константин взялся за топор.
Сначала он работал быстро. Так быстро, как только мог, но с непривычки, да ещё от того, что ветки были наполовину сырые, а наполовину – гнилые, он выдохся быстро. А каков результат? Он успел нарубить всего три сука – три огромных сука из нескольких десятков! А если он не успеет?
Если бы у Константина были часы, он мог бы взглянуть, сколько времени он уже возится с дровами, но карманных часов, как, впрочем, и ручных, у него не было. Может, следует отлучиться? Выйти в коридор и попросить какого-нибудь топильщика каминов сообщить, который час? Константин попытался это сделать, но стражи тут же преградили ему путь.
-Но мне надо узнать сколько время! – попытался объяснить несчастный. – Я же не знаю, сколько у меня…
Свистнул бич, и Константин, вскрикнув, схватился за плечо – жаловаться топильщикам каминов было запрещено. Разве что своим товарищам по несчастью, а стражи ими не были. Потерев плечо, Константин направился обратно к поленьям…
Он нарубил почти треть всей массы, когда во дворе появился Леонид.
-Оставьте нас, - распорядился евнух. – И проследите, чтобы сюда никто не заходил.
Стражи повиновались.
-Какая забота, - мрачно усмехнулся Константин, когда они ушли. – Чего явился?  Решил мне подсобить? Если нет, так можешь убираться.
-Вы сердитесь на него, - спокойно произнёс евнух.
- Сержусь? – едко  переспросил Константин.– Ну что ты, я ему так признателен! Ведь это так здорово – колоть дрова! Особенно на время!
-Время? – не понял Леонид; ему ничего не было известно об угрозе Бузо.
-Что, не в курсе? – презрительно фыркнул Константин. – Не доложили? С меня шкуру обещают спустить, если я всё это не расколю и не сложу за два часа!
-Это не случится, - серьёзно заявил Леонид. – Я обещаю.
-Обещает он! – Константин откинул в сторону топор. – Да не нуждаюсь я в твоих поблажках, как и твоём визите, понял? Так что давай, катись отсюда!
Он был зол, очень зол, но Леонид оставался по-прежнему спокоен, и на все его вопли он лишь коротко произнёс:
-Вас могут услышать.
-И?
 Константин давно мечтал высказать евнуху всё, что он думает о всей этой ситуации и вот, наконец, такой шанс ему представился, и упускать он его не собирался; однако евнух был прав – ему не стоило так горячиться. Если, конечно, он не хотел заработать себе проблем.  А заработать было легко – стражи наверняка были неподалёку, и Константин не был уверен, что они ничего не слышат.
-Уходи отсюда, - после минуты молчания угрюмо процедил он. – Не видишь – мне надо работать.
-Я уже сказал: вас не побьют, если вы не выполните всё в срок, - повторил, как робот, евнух.
А раз так, может, его надо выслушать? Константин опять отбросил топор, который он уже успел взять в руки.
-Принц сожалеет, что вас выпороли, - увидев, что его готовы выслушать, сказал Леонид. – Он не хотел, чтобы это случилось. Это не входило в его планы.
-Это был бонус от старшего топильщика каминов, - желчно усмехнулся Константин. – Я уже понял… ну, чего ты стоишь? Пришёл посочувствовать от имени своего ненаглядного Дика?
-Принц сожалеет, что вас высекли, - подтвердил евнух.
-И всё? – поразился Константин.  – А как же дрова? Разве он не сожалеет об этом?
-А разве вы не считаете, что вы должны были быть наказаны? – в свою очередь спросил у него евнух.
- Наказан? Разумеется, нет!
Если бы Леонид бросился его утешать, уверяя, что это всё не нарочно, что Дик просто погорячился, и что Константину не стоит держать на него зла – Константин бы всё понял. Но Леонид сожалел только об одном, по-видимому – о том, что Константина высекли и что собрались высечь вновь, если он не справится с работой. А о том, что он сейчас колет дрова, евнух не сожалел. Как не раскаивался в этом и оборотень – если Константин всё верно понял.  И гнетущее молчание евнуха подтверждало догадку Константина.
- Уж не хочешь ли ты сказать, что он поступил правильно, заставив меня тут вкалывать?  – нервно усмехнулся юноша. 
- А разве нет? Вы  ведь сами, наверное, понимаете, что поступили нехорошо. Никому не понравится, когда копаются у него в столе без разрешения. Вы провинились и понесли наказание.
-Которое вылилось в колку дров и изувеченную спину. Не слишком ли строгое наказание?
-Повторяю ещё раз: принц желал, чтобы вы кололи дрова. Он не приказывал вас сечь, и уж тем более не приказывал вас сечь в случае, если вы не управитесь за… сколько вам отвели на это времени?
-Два часа, - буркнул Константин.
-За два часа.
-Так почему же это происходит, чёрт побери?! – взорвался Константин.
-Потому что вы – раб, с которым старший каминщик поступает на своё усмотрение. В данном случае он, очевидно, решил, что вас мало наказать одной лишь колкой дров. Помимо этого он решил вас высечь, а в случае, если вы в срок не наколите дрова – высечь ещё раз.
Константин засмеялся. Вот он, оборотень! Правильный до смешного! Вместо того, чтобы признать свою вину полностью, он признаёт её лишь частично. Он считает себя виновным в том, в чём действительно виноват – в том, что он не рассчитал, что наложенное им наказание повлечёт за собой другое, более тяжёлое и что исходить оно будет уже от старшего каминщика. А наложенное собою же  наказание он считает наложенным справедливо. И что самое отвратительное – Константин не мог не признать его правоту. Он провинился и понёс наказание.
-Я понял, - произнёс Константин. – Всего хорошего.
-И вам, - сказал, уходя, Леонид.
Он сдержал своё слово – стражи не высекли Константина, когда он не уложился в два отведённых ему часа. Однако и от дальнейшей колки дров он его не избавил – Константин должен был по-прежнему в свободное время колоть дрова, а что до Дика, то он то ли в знак примирения, то ли извиняясь (а скорее всего – первое, рассудил Константин), устроил так, что первый камин после своей временной хвори Константин растопил не где-нибудь, а у него. Но вместо благодарности принц услышал от топильщика каминов одно негодованье.
- Это  же издевательство! – с ходу заявил Константин. – Они не могли отнестись ко мне по-человечески? Мало того, что я вчера весь день вкалывал, как проклятый, возясь с проклятыми сучьями, так они и сегодня меня на работу погнали!  Ну что ты улыбаешься -  тебе смешно, да? А мне не смешно! Я, между прочим, вообще не понимаю, почему меня гоняют на работу, а я при этом не получаю ни единого выходного дня! Где положенные выходные? Нет, ты мне объясни, что это за дерьмо такое – поставили меня на эту вонючую должность, зарплату мне не платят, так ещё и выходных лишают! Дик! Где мои выходные? Я вчера должен был отдыхать, ну сегодня – уж точно, а вместо этого я у тебя тут пахать должен, а после – ещё каминов шесть обойти. Не считая чистки в обед и растопки вечером, и этих грёбаных дров! Дик, что это за дела? Где мой отдых? Вы меня что, и его решить задумали?!
- Успокойтесь, выходных вас никто лишать не собирался. Они у вас будут.
- Да что ты говоришь? И когда же?.. эээ… а чего это вы на меня так уставились оба? – с опаской спросил Константин, заметив, что на лицах оборотня и евнуха появились одинаково-грустные улыбки. Сочувствующие. Чему???
- Дик! – сердито воскликнул Константин.
- У вас будут выходные, - успокоил его оборотень.
- Но? – жадно впился  в него глазами юноша, почувствовав, что ему не всё ещё рассказали.
-  Поскольку вы официально считаетесь рабом каменоломни, то вам не будут платить зарплату, а что до выходных, то, как и всем рабам, которых взяли из каменоломен, вам будет предоставлен один выходной в месяц.
-Что?!
Вопреки возможным прогнозам, истерику он там не закатил. Даже отказался от любых возмущений. Потому что это было бесполезно, зато себя он бы здорово уронил в глазах друга. Хотя, куда уж ниже падать-то…
Обуреваемый самыми погаными чувствами, среди которых была и обида, и горечь, и гнев, и бессилие, он взялся топить камин. Леонид, правда, сказал, что всё не так уж плохо, что, во-первых, ближайший выходной у него на этой неделе, а во-вторых, если ему так хочется отдохнуть не день, и не два, он может отказаться от выходного в конце месяца, и продолжать работать без выходных – месяц, два, три. Или весь год. А в конце года он может попросить все выходные, которые он не использовал, и отдохнуть целых 12 дней.
Интересно, он сам-то понимал, что за чушь он несёт? Константина прошиб нервный смех – он даже криво улыбнулся при этих словах. Ага, без отдыха работать весь год, чтобы потом 12 дней отдыхать. Да на такое разве что идиот согласится – потому что ни один нормальный человек без единого выходного год не продержится. Но хорошо хоть, у него вообще есть выходной… правда, Константина и тут ждало глубокое разочарование – радость намечавшегося отдыха оказалась отравленной мыслью, что у него нет ни гроша. В буквальном смысле – ни копейки. Ему же не собирались платить, а при себе у него не было денег. И как можно отдыхать без денег? Какой это отдых, когда он даже бутылку пива себе купить не сможет, не говоря уж вещах посущественнее. Да что там, ему придётся плестись пешком по Альверу – он ведь даже оплатить проезд будет не в состоянии! Правда, деньги можно было и попросить – у Дика, например, или у Леонида, однако Константин с гневом отмёл эту мысль. Ну уж нет, денег он просить не станет! Только этого ему не хватало!
А просить и не пришлось. Они сами появились, притом оттуда, откуда он их вовсе не ждал. В один из поздних вечером, когда у него было самое что ни на есть отвратительное настроение,   Константин плёлся по одному из узких коридоров, держа в руке серебряное ведро, полное поленьев. Он так устал за день, что едва держался на ногах, вдобавок, проклятое ведро оттягивало руку… плюнув на всё и всех, Константин поставил ведро на пол и сам присел рядом. Какое блаженство! Закрыв глаза, он откинул ноющую спину назад, прислонившись ею к стене, и вытянул вперёд гудящие ноги. Он наслаждался отдыхом, как вдруг справа раздались шаги.  Открыв глаза, Константин увидел графа Грея.  Граф намеревался пройти по коридору, и он прошёл бы, если бы не стал свидетелем тому, как невольник, изнурённый работой, не присел отдохнуть на полу. Между тем, сидеть в этом коридоре на полу, да ещё перед аристократом,  невольникам запрещалось, и граф это знал. Раб должен был стоять, низко склонив голову, а этот раб не только не стоял, но даже и не пытался встать.  Однако негодование в глазах графа исчезло, едва он осознал, до какой степени устал несчастный топильщик каминов. Константин слишком устал. Так устал, что у него не было сил подняться, к тому же, невольник, очевидно, догадывался, что граф сейчас доложит об увиденном дежурному слуге и его сейчас высекут. И он, Грей, сделает это? Доложит обо всём слуге? Или же он пройдёт мимо, сделав вид, что он ничего не видел? Или… невольник выглядел очень измученным. Очень. А ещё – взглянув ему в глаза, граф увидел, что ему стыдно. Раб смущается. Смущается того, что он раб, того, что он, измученный работой, фактически лежит на полу перед ним и не может встать…Запустив  руку в карман, Грей выудил из кармана медяк и бросил к ногам Константина монетку. После чего пошёл по своим делам.
Ну вот, докатился. Теперь ему ещё милостыню подают. Константин, правда, пытался оправдаться, пытался уверить себя, что он рад, что всё закончилось именно так: что его не выпороли, а, наоборот, даже подкинули ему деньгу. Однако на самом деле ему было паршиво. Потому что ему никогда ещё не приходилось унижаться, принимая подачки. И что хуже всего, с горечью отмечал про себя Константин, что это подачка – явно не последняя. Он не ошибся в своих ожиданиях – через день, чистя камин в комнате одного из гостей, он снова получил монетку. Правда, на этот раз Константин не лежал на полу, а чистил камин, и монету подал не граф, а слуга,  причём отнюдь не из жалости, а из чувства собственного превосходства. И хотя Константин с удовольствием бы метнул этому типу его же собственной монетой в наглую рожу, он, однако же, переборол себя и взял-таки медяк. А что ему оставалось делать? Не бросаться же, в самом деле, деньгами – ещё, чего доброго, по шее получит. Да и за отказ можно схлопотать.  Так что придётся наступить на свою гордость и взять монету, да ещё и поклонится при этом.
Мерзко, и что всего неприятнее, так это то, что хоть бы одна сволочь кинула крупную монету. Так нет же, швыряют одну мелочь. Константин, насобирав монетки за целую неделю, в субботу вечером высыпал их из всех карманов – медяки рассыпались по столу. Он стал перебирать их: медяк, ещё медяк, и ещё, о, этот в два, а тут? Опять медяк, а этот? Тоже…  А сколько в итоге? Константин сосчитал – набралось всего семь. Небольшая кучка, более, чем скромная. Интересно, этого хоть на кружку пива хватит? Вряд ли…
-Константин! – Клод Бужо ворвался, как всегда, очень некстати. – Живо на второй этаж. Сто двадцать третья комната, камин слева!
Опять топить камины?! Да сколько можно уже? Смахнув медяки в ящик стола, Константин сходил за ведром и отправился в указанное место, а там его ждали. Вернее, ждал. Леонид. Он был совсем один – в комнате не было никого, кроме него, даже слуг, а это значило только одно – евнух хотел с ним поговорить. Только о чём?
-Стряслось чего? – полюбопытствовал Константин.
-Нет, нет, - поспешил успокоить его евнух. - Всё в порядке.
-А зачем тогда вызвал? – удивился молодой человек.
-Месяц скоро закончится, а по истечению его каждый топильщик каминов имеет право взять отпуск.
-Хочешь узнать, пойду ли я? – Константин усмехнулся. – Честно говоря, я ещё не решил. Так что если ты позвал меня, чтобы это узнать…
-Я не за этим пришёл.
-Да ну? А зачем?
-Насколько мне известно, топильщики каминов – не самая платёжеспособная часть населения.
Константин густо покраснел.
-Теперь понятно, зачем позвал, - буркнул он. – Хочешь снабдить деньгами?
-А вы откажитесь?
И без того уязвлённый тем, что ему приходиться принимать милостыню, Константин нагрубил бы сейчас любому, кто лишний раз вздумал наступить на его больную мозоль. Любому, но только не Леониду – добрый, честный Леонид никогда бы в жизни не завёл с ним разговор на эту тему, имея перед собой целью унизить собеседника. Он и сюда-то пришёл не за этим, а для того, чтобы помочь Константину, и Константин видел, что главный евнух очень переживал за топильщика каминов. А как можно злиться на того, кто переживает за тебя, кто пришёл помочь тебе?
-Размечтался! – улыбнулся он. – Давай, выкладывай, что ты мне там принёс.
Лицо главного евнуха просветлело – как Константин и предполагал, Леонид был очень рад, что топильщик каминов его правильно понял. Запустив руку в карман, он выудил серебряную монетку и положил её на стол.
Константин, конечно, привык к некоторым странностям оборотня и его верного евнуха, но к таким… Дик же мог выслать ему в десять, если не в сотни раз больше!
-Не понял… - изумлённо протянул он, косясь на серебряник. – Это что – всё?
-К сожалению, - подтвердил Леонид. – Дело в том, Константин, что топильщикам каминов не принято подавать очень много, и  если выясниться, что я или принц дали вам горсть золотых, или того больше, то это…
-Вызовет подозрение, - мрачно закончил за него Константин. – Я понял.
Как понял он и то, что его надежды на беспечную жизнь благодаря щедрым подаяниям влиятельного друга накрылись медным тазом.
-Константин… - Леонид хотел сказать ему пару слов в  утешение, но вместо этого выдал: - Доброй ночи.
Потому что топильщик нуждался в деньгах, а никак не в жалости.




Глава 11
Отец и сын.

То, Константин стойко воспринял весть о своём далеко не блестящем финансовом будущем, понравилось оборотню, однако как накануне Леонид отказался утешать топильщика каминов, так и он не счёл нужным при встрече выразить молодому человеку своё сочувствие. Это было ни к чему – Константин лишь ещё больше бы расстроился, а Дик не хотел его огорчать. Так что он ему ничего не сказал, да и сам Константин, когда увидел его на другой день, не завёл речь о своём разговоре с Леонидом. И лишь несколько дней спустя, когда на виду у десятка гостей, у ног Константина упал золотой, топильщик каминов не смог удержаться от комментария, последовавшего, разумеется, позже – когда топильщик каминов пришёл в гостиную оборотня.
-А вот и наш принц, бросающий богатый подачки!
Константин так и сиял у него и без того сегодня было хорошее настроение, а щедрая милостыня в виде золотой монеты, да ещё от друга, лишь добавила ему счастья.
-Целый золотой! Что это вдруг на тебя нашло, приятель? Накатил внезапный приступ щедрости, или так, меньше не нашлось?
-Если я отвечу, что и то, и другое, вас это устроит? – не без улыбки спросил его в ответ оборотень, и Константин звонко засмеялся.
-Пожалуй! Хотя я вполне серьёзно, Дик! Честно! Вот с чего вдруг?
-Хотите сказать, вы не рады? – поинтересовался оборотень.
-Да почему? – возразил Константин. - Я-то рад, просто на тебя там  пялились десятка два народу. Не боишься спалиться?
-Иногда я могу себе такое позволить, - прозвучал ответ.
Может себе такое позволить… а когда он позволял себе подобные жесты в последний раз? Константина так и подмывало задать оборотню этот вопрос, потому что судя тем удивлённым взглядам знати, которые ему довелось сегодня увидеть, и шёпоте слуг, оборотень никогда прежде не кидал топильщикам каминов монеты. Причём не только золотые, но даже серебряные и медные не кидал. Константин стал первым, кого принц одарил, и это его не удивило, потому что топильщики каминов в глазах оборотня, похоже, всегда были рабами, которым никто ничего не обязан. Скорее наоборот – это рабы были обязаны топить камины до конца своих дней, и делать всё, чтобы ими были довольны. Так что не удивительно, что оборотень, руководствуясь этим умозаключением, не утруждал себя подачей милостыни – он попросту не видел в этом нужды. Но теперь всё изменилось. Теперь камин ему топил не какой-то преступник, а его друг, и Дику стало известно, что иных источников дохода, кроме как милостыни, у друга не предвидится, и Дик не захотел, чтобы Константин страдал, и поэтому он оделил его монетой.
-Теперь мне все завидуют, - сказал Константин, рассматривая золотой. – Особенно Дэвид.
-Кто такой Дэвид? – поинтересовался оборотень.
-Как – кто? Мой предшественник. Дэвид Бакстон – он топил тебе камины до меня. Разве ты его не помнишь?
Ответа не последовало.

Константин не стал в тот вечер больше ничего выпытывать у Дика, но впоследствии оборотень признался ему, что он не ответил, потому что не мог ничего сказать. Он не мог ни сказать, сколько лет было Бакстону, ни описать его внешность… ничего. Хотя, как выяснилось, Бакстон топил камины в апартаментах оборотня более десяти лет. Дик просто никогда не обращал внимания на него, вот и всё. 
-Ну, ничего, теперь всё будет по-другому, - засмеялся Константин.
-Конечно, - согласился оборотень и спросил, какие у него новости.
А какие они могут быть? Константин шутки ради взялся нести всякую чушь –  мол, новости самые что ни на есть важные: он видел, как у одного хрыча из носа козявка в  бренди упала – интересно, что теперь с ним будет? Или взять прелестную горничную, которая строила ему глазки, а когда он попытался ответить ей – послала его к чёрту. А он, между прочим, к нему так и не сходил – наверное, зря…
- Я серьёзно, Константин, - перебил оборотень. -  Какие новости? Вы ничего не узнали?
-А ты что узнал? – в свою очередь спросил его Константин; топильщика каминов несколько задело то, что его друг на полном серьёзе стал требовать от него новостей.
Как будто он тут только для этого! А как же просто поговорить? Неужели некогда?
-Ну, что? – спросил он. – Ты узнал, где находится Рой?
- Нет, - последовал лаконичный ответ.
-А ты его хоть искал? – фыркнул топильщик каминов. – Не удивлюсь, если…
- Константин! – сурово одёрнул его оборотень.
Вот взял и одёрнул. «Как одёрнул бы раба», - подумалось Константину, и волна обиды захлестнула топильщика каминов.
- А ты мне тут рот не затыкай! – гневно заявил он в ответ. – Я тебе не Бакстон! А то взял моду рты затыкать!.. Ну, что смотришь? Сказать нечего? Зато я скажу. Хочешь? Ну давай, скажу то, чего ты якобы не знаешь: Рой у твоего папаши. Ведь это он упрятал меня с Дэном в каменоломни, верно? И ты сам говорил, что он приказал всех, кто связан как-то с теми событиями в Африке, упечь в каменоломни. Вот он и упёк. Меня и Дэна в каменоломни, и Роя туда же, и всё, что от тебя требуется – это дойти до твоего драгоценного родителя и попросить его выпустить парня. А ты не идёшь. И я даже знаю почему – потому что тебе нет дело до какого-то Роя, ну совершенно никакого. Жив он, нет  – тебя не волнует. Ты даже теперь наверняка не пойдёшь, потому что тебе это не надо. Ты только порадуешься, если он сдохнет там, в этих каменоломнях, а я… ну, подумаешь, молодец переживает. Перебьётся – чай, не велика потеря. Да и кто б просил-то… я ж для тебя так – топильщик каминов… удивительно просто, что ты ещё монетки мне умудряешься швырять.
Усмехнувшись прямо оборотню в лицо,  Константин подхватил ведро и крупными шагами зашагал к дверям. Он и сам не мог потом объяснить, что на него тогда нашло, но и извиняться не собирался. Потому что чувствовал себя правым – Дик ведь и в самом деле ничего не стоило поговорить с отцом, и попросить если не выпустить Роя, то хотя бы сказать, где он. А Дик даже не удосужился этого сделать. Ну и как это понимать? Да  так и понимать – эгоист он, вот кто. Не хочет выручать Роя. Да, может, у него и есть на то причины – потому, что Рой его когда-то обидел и поэтому он может не хотеть его выручать. Но если не ради самого Роя, то ради него, Константина, он мог бы это сделать. Не отсох бы язык, если бы спросил. Хотя бы спросил – Константин уж не требовал выручать бедолагу. Так нет, он и этого не сделал. А это уже плевок ему в душу – мол, чихать я на твои просьбы, Константин, хотел. А вот ты сам, дружочек, в лепёшку расшибись, а всё о моих недругах разузнай.
Константин до того рассердился, что не захотел поделиться с ним одним любопытным наблюдением. Однажды в пятницу,  возвращаясь к себе в каморку, он увидел герцога в сопровождении слуги в чёрном мундире. Слуга напоминал господину, что завтра пятница и герцог может не успеть. Сначала Константину показалось это неинтересным -  в пятницу должен был состояться бал, наверное, речь шла о нём. Однако, когда Лаевский заявил, что «в таком случае, я не поеду на бал», он понял, что Лаевского волнует совсем не бал. А что? Куда он желает успеть, если готов даже пожертвовать балом? Особенно в его-то, опальном положении? Об этом осторожно попытался Лаевскому напомнить и слуга:
- Это может не понравится королю, - низким, грудным голосом произнёс он.
- Переживёт как-нибудь, - сухо отрезал Лаевский.
- А вы? Ваше положение при дворе шатко, господин, я не хотел бы вам…
- Не хотел, так молчи! Ты знаешь, я за все десять лет ни разу не пропустил намеченного часа и не пропущу его  и теперь!.. ты же знаешь, - голос Лаевского вдруг упал, стал тих и необычайно печален, - я не могу… не могу…
Болезненное выражение, появившееся на лице герцога, сменилось злобой, когда он увидел Константина. Константин тогда поспешил скрыться, а сам до сих пор гадал: куда Лаевский ездит каждую пятницу к десяти часам? И тем более, целых десять лет? Дику наверняка было бы интересно узнать о таком загадочном поведении Лаевского, но теперь Константину совсем ничего не хотелось ему сообщать. Он перестал общаться с Диком, не разговаривал с ним и всё тут, даже «привет» и то не говорил. Как, впрочем, и оборотень ему. Что ж, ещё и лучше, гневно размышлял юноша, ему же хуже будет. И он дал себе слово, что не скажет Дику ни о чём, что услышит – сколь бы важной та информация не показалась. Плевать, пока Дик не поговорит с отцом – он и пальцем не пошевелит. Хватит, надоело. А то что это он, в самом деле, как раб тут на него вкалывает, ничего не получая взамен. Подобная позиция явно не устраивала Леонида – и пары дней не прошло, как евнух под предлогом растопить камин вызвал его в одну из заброшенных комнатёнок во дворце.
- Смотрите, какие люди! – язвительно бросил Константин, увидев, кому понадобились его услуги.  – Что, прибежал мирить нас? Даже и не мечтай – пока твой оборотень не поговорит с королём, я знать его не хочу.
Появление Леонида лишь ещё больше укрепило его в своей правоте, и настроило против Дика  -  не принц, а какой-то маменькин сынок! Как по делу с отцом поговорить – так он трусит, причём сам же признавать этого не желает. Так теперь ещё и евнух бегает за него извиняться! Ну уж нет, это слишком! Константин почти с ненавистью уставился на евнуха, однако тот, не смотря ни на его возмущённое, сердитое лицо, ни на гневные речи, спокойно возразил:
- Я не за этим пришёл.
- Вот как? - фыркнул Константин. - А зачем же?
- Вы очень огорчили принца своими словами.
Если у Константина и оставалось хоть капля желания пойти на примирение, то после такого ответа оно исчезло. Слова евнуха подействовали на него, точно красная тряпка на быка.
- Да что ты? – взорвался юноша. - Огорчил? И что? Я должен бежать, утирать ему слёзки? Слушай, Лёнчик, шёл бы ты куда подальше, пока я сам тебя не послал.
- Я и уйду, - голос евнуха был тих и грустен, - но вы ещё пожалеете о своих словах.
- Угрожаешь мне?
- Нет, просто предвижу ваше раскаяние. Потому что я уверен – пройдёт время, и вы поймёте, почему Дик так поступил. И будете сожалеть о том, что ему сказали.
Он? Сожалеть? Константин расхохотался ему прямо в лицо, а потом рявкнул:
- Пошёл ты со своим Диком, идиот!
Вот уж в самом деле, идиот! «вы расстроили его высочество… вам не следует так поступать, его высочество огорчится…» Аж воротит от такого отношения. Трясётся над своим ненаглядным Диком –  будто тот хрустальный. Не дай Бог ему что не так сказать, не так сделать. Всё! Трагедия! Катастрофа! Копытца откинет. Ну конечно, он же у него ангел. Святой просто. А этот святой тоже хорош. Интересно, этому Дику ещё не надоело такая опека? Или он привык, что около него все с рождения пляшут? Привык!.. Константин попробовал поставить себя на его место, представить, смог бы он жить так, как Дик – когда за ним вечно тенью следует евнух, оберегающий его от любых неприятностей, готовый сгладить любые конфликты, всегда дать совет… да он бы взвыл уже через пару дней! Это ж не жизнь, это ад какой-то получается. Хотя, может, Дик и воет – кто его знает. Или всё-таки нет? Может, ему, напротив, приятна такая забота? А что, Лёнчик ведь и впрямь печётся о нём, как о собственном сыне, да чего там! Не всякий отец о сыне так не печётся. Кстати об отце – Константин вскоре обнаружил, что у Дика и короля  сложились какие-то странные отношения. Он заметил это ещё тогда, когда впервые присутствовал при их беседе – ещё тогда, в личном кабинете короля, Константину показалось странным, что  король величает своего сына исключительно «сударь», и обращается к нему на «вы». Так обычно отцы не поступают. Какой-то прохладной веяло от таких слов, от такого обращения, а его тон? Насмешливый и одновременно с тем – серьёзный. Почти строгий. Он не придавал тогда этому особого значения, находя подобное обращение отца с сыном даже чем-то забавным, но теперь, вспоминая детали той беседы, начинал понимать, что забавного, вообще-то говоря, было мало. Король держался с Диком не как с сыном, а как… как с чужим. В его голосе не звучало ласковых ноток, а его глаза не излучали тепло. Напротив,  Константин вспомнил, как король ласкал свою любимицу, кошку Арабеллу, и почему-то ему подумалось, что Дика он, должно быть, так никогда не ласкал. По крайней мере, Константину показалось, что кошку в тот момент королю любил больше, чем его или Дика. А может, а что если, он вообще никогда не любил Дика?
А ведь это очень может быть. Константин вспомнил и другой момент, подтверждающий право такого варианта на жизнь – он вспомнил, как огорчился тогда, в Африке, Дик, когда Рой заявил ему, что король, должно быть, его ненавидит. Конечно, Рой тогда блефовал, он не мог знать этого, да и не знал, но Дик тогда сильно расстроился. С чего бы это? А только по одной причине – потому, что король в самом деле не любил Дика. Не любил? Константин содрогнулся – он никогда бы в это не поверил. Это ведь не бывает, так не должно быть – что не любит. Дик ведь единственный его наследник, и потом…. потом он хороший. Он добрый, он тактичный, умный – в этом ему тоже не откажешь, ещё он друг хороший. Был, по крайней мере. Чёрт, а всё-таки жаль, что они сейчас в ссоре – было бы неплохо выяснить, что там у него в самом деле с отцом, в каких они отношениях. Хотя, это можно сделать и так – наблюдая.
И Константин стал наблюдать за Диком и за всем, что могло касаться взаимоотношений Дика и короля: он слушал, о чём про них говорят слуги, знать, он следил, как часто Дик видится с королём и по какому поводу, и вообще, он следил за всем. Результаты его просто шокировали. Оказалось, что Дик не виделся с отцом так, как это бывает в нормальны семьях. Он ни разу не зашёл к нему просто так, поболтать, не говоря уж о том, чтобы просто увидеть. Он всегда ходил к нему только по делу, и более того, большая часть этих визитов была по инициативе короля – монарх вызывал Дика и он шёл. А о чём они говорили, Константин уж не мог знать, но догадывался, что не о личном велась беседа. Что же касается тех моментов, когда он мог видеть и слышать их беседы, то это происходило прилюдно – когда они, случаясь, пересекались. На званых ужинах, балах. И всегда, Константин это тоже заметил, всегда король был сдержанно-строг со своим сыном. Да, он шутил, но это были шутки короля. Но никак не шутки родителя. Не веяло от них той теплотой, которой обычно так пропитана речь любящего отца. Отнюдь. А Дик… он отвечал ему тем же – он был почтителен, так же серьёзен и ничего личного. Сухое, сдержанное общение.  Но Константин видел, как временами Дик он посылал Леонида узнать, желает ли его величество принять наследника,  и как гас его взор, когда Леонид возвращался с отрицательным ответом…
Дик, бедный Дик! Теперь-то Константин понял, почему он не спросил у отца про Роя. Потому что не мог. Потому что не было между ними той привычной ему, дружеской, тёплой связи отца и сына. Он не мог просто так пойти и заговорить с королём. Только по делу, да и то, видимо, лишь в тех случаях, когда король желал его видеть и его интересовал вопрос их беседы. Неудивительно, что Дик ни разу так и не подошёл к королю. При таком раскладе никто не захочет лишний раз ни о чём спрашивать или просить отца… Но больше всего Константина поразило даже не это, не трагедия Дика, а то, как в такой ситуации вёл себя Леонид. Понимая, как тяжело приходится его молодому господину, и видя, что тот явно страдает, евнух делал всё, чтобы смягчить более чем прохладное отношение отца к сыну. Когда король в очередной раз отказывал Дику во встрече, Леонид, видя, как сразу сникает его господин, тут же пытался его отвлечь, развеселить, найти объяснение поступку короля. Он был занят, но в другой раз, обязательно… а когда он, другой раз? Он никогда не наступит. Константин был в этом уверен. И Дик, по всей видимости, об этом тоже знал. И хотя он явно ценил трогательную заботу евнуха, ему всё равно было горько и обидно. А ещё – Константин с ужасом понял, как плохо поступил он, засыпав его несправедливыми обвинениями, ведь Дик вовсе не виноват в том, что не поговорил с отцом. И сам наверняка страдает теперь ещё и от мысли, что из-за этой прохлады в отношениях с королём, на него теперь обиделся и он, Константин.
Это была пока просто догадка, основанная на наблюдениях – сам-то Дик ничего такого не говорил, да и от Леонида Константин подобное не слышал – он с ним с тех пор и не разговаривал. Но он заблуждался, когда считал, что не  услышит подтверждение своей догадки. А всё из-за его работы, будь она трижды проклята. Он чистил камин в одной из комнат, когда услышал разговор в соседней – той, где он думал, никого не было.
- Вы ещё не спите, ваше высочество? – спросил первый – заботливым, трогательным голосом, в котором Константин без труда распознал Леонида. – Вам лучше прилечь – завтра рано вставать.
- Он не желает меня видеть? – спросил второй – тихо, с такой непередаваемой грустью, что у Константина защемило сердце. И тем больней ему было, что в этом, втором голосе, он узнал Дика.
Леонид помолчал – очевидно, он не решался открыть правду, но потом, вынужденный всё-таки это сделать, ответил:
- Нет, но я уверен, что этому наверняка есть объяснение. Ваш отец очень занят, и поэтому…
- Ты очень добрый, Леонид, - тихо промолвил Дик, - я знаю, ты никогда не скажешь правды, потому что любишь меня. Жаль, что мой отец никогда так меня не любит. Потому что он вообще не любит меня.
- Не говорите так! Ваше высочество, он вас очень любит и…
- И поэтому не желает меня видеть? – с горьким смешком вопросил Дик. – Леонид, он не любит меня и этого не изменить. И знаешь что? Я не буду больше пытаться. Всё равно это бесполезно – нельзя заставить кого-то полюбить себя против его воли. И заслужить любовь тоже нельзя. Каким бы я ни был хорошим, он не станет больше любить меня от этого. Я только зря потрачу время. Да, пожалуй, я так и сделаю. Мне давно стоило это понять. Жаль только, что это случилось так поздно.
- Вам холодно?
- Что? А, да… тут, кажется, не затоплен камин, - Константин не видел глаз Дика, но он был уверен, что он о ком-то подумал. О нём. Без сомнения, о нём.
- Вы думаете о Константине?
Грустный смешок.
- Я обидел его. По крайней мере, он считает, что я виноват в том, что не отыскал Роя.
- Но вы же не виноваты! – протестующее воскликнул слуга.
- В какой-то мере – виноват, Леонид. Но в любом случае, это ничего не меняет – Константин тоже отвернулся от меня, как и мой отец. Он не желает со мной разговаривать и, я думаю, вскорости точно также не захочет меня даже лишний раз видеть.
- Это кто это тебя видеть не желает? Я, да?! – не выдержавший, Константин ураганом ворвался в комнату Дика. – Да я давно только того и жду, как бы поговорить с тобой, чучело! А ты…
Суть происходящего до него дошла так же неожиданно, как ощущение реальности минуту назад – покинуло его. Константин замолк, и сконфуженно огляделся –  он очутился в роскошной спальне, где никого, кроме него, Дика и Леонида,  не оказалось. При этом сам Дик лежал ничком на заправленной постели, с закрытыми глазами. Только теперь он их открыл, медленно повёл взором и увидел его.
- Ты это… - смущённо улыбнувшись, сказал Константин. – Извини меня, ладно? Я не хотел.
И замер, ожидая, что будет. А Дик – он выслушал, после чего закрыл глаза и произнёс:
- Леонид, сделай одолжение – прибей его сам, чтобы мне не вставать. 
Подобный ответ означал только одно – мир. И Константин расплылся в улыбке.
- Дик, - позвал он друга.
Дик не отзывался. Тогда он позвал настойчивее:
- Диик… Дик, я знаю, что ты меня слышишь.
- А Леонид, похоже, нет, - был ответ. – Леонид, я, кажется, приказал тебе его убить. Трупы уже научились разговаривать?
- Дик! – потерял терпение Константин. Прыгнув на кровать, он потряс Дика за плечо. – Подъём! Дик!... ээээй, - тихо прошептал он, так и не получив ответа. – Дик?
Не дышит? Быть не может. Притворяется! Или нет? Константин испугался, наклонился к самому лицу:
- Дик? Дик, ты…
Глаза открылись. Слишком неожиданно и слишком быстро. Но ещё быстрее те пальцы, что безжизненно лежали на подушке, вдруг взметнулись вверх и оказались у него на горле. Резкое движение – и Константин оказался опрокинут на лопатки и прижат к подушкам. А над  ним повисло взлохмаченное, но улыбающееся лицо его друга. 
- Вам никогда не говорили, Константин, что подслушивать это нехорошо? А докучать человеку – ещё хуже? – сверкая глазами, коварно вопросил оборотень.
- Ну, вообще-то, ты и не человек, - ухмыльнулся Константин, и тут же почувствовал, как его шею стиснуло ещё сильнее. Он закашлял. – Эй, осторожнее, приятель, а то ведь и в самом деле чего доброго придушишь.
Дик не отвечал, зато хватка стала ещё сильнее. А ещё – Константин вдруг увидел в глазах Дика незнакомый прежде огонёк. Хищный. И вдобавок, эта улыбка…а это ещё что? Он отчётливо различил царапанье ног… когтей! Когтей на своей шее.
- Дик! – в ужасе завопил Константин и забился в постели, пытаясь вырваться.
Он насмерть перепугался, запутался в наволочке, весь взмок, и, в конце концов был отпущен. Бледный, точно полотно, кашляющий, он слез с раскуроченной постели, на которой победно восседал Дик.
- Это было очень смешно! – сердито отозвался Константин.
- Я вас напугал? – улыбаясь, спросил оборотень. – Но вы сами напросились.
- Напросился!.. Дик, блин, ну у тебя и шуточки… - Константин потёр рукой шею. – Блин, видел бы ты себя в этот момент…
- Я в самом деле был такой страшный? – Дик повернулся теперь уже к Леониду и, похоже, слегка удивился, найдя евнуха встревоженным. Улыбка сползла с лица оборотня.
- Вот и шути потом с друзьями, если они шуток не понимают, - в его голосе явно проскальзывало недовольство.
Он слез с постели и коротко приказал евнуху:
- Убери.
Вечер грозил быть испорченным. А ведь всё так хорошо начиналось! Константин бросился вслед за Диком.
- Дик! Дик, постой!
Он остановился, круто обернулся. Его серьёзный взгляд коротко спрашивал: «Что?».
- Я… я хотел сказать…. – Константин замялся, не зная, как лучше подступить к щекотливому вопросу. – В общем, я всё слышал, что ты тут говорил…
- Это я уже понял, - сухо ответил оборотень.
Ему явно хотелось уйти с неприятной темы. Но Константин решил не отступать.
- Дик.
Дик перебрался в смежную комнату, Константин – за ним. Впрочем, это вряд ли можно было назвать комнатой, скорее – огромным залом. В камине потрескивал огонь, около которого и расположился Дик, присев в кресло, стоявшее рядом. Для Константина кресла не нашлось, но он тут же нашёл альтернативу – в зале стояло несколько столов, окружённых стульями – одно из них он и позаимствовал. Поставив стул прямо напротив Дика, он уселся на него и вперил взгляд в оборотня. Тогда как взгляд оборотня был обращён на огонь. Подперев подбородок рукой, Дик задумчиво смотрел, как оранжевые языки, кривляясь, поедают дерево. Казалось, он не видел Константина, только Константин знал, что это не так. Он терпеливо ждал, и дождался.
- Вам лучше уйти, - не поворачивая головы, холодно промолвил Дик.
- Дик, - Константин огляделся на всякий случай: нет ли кого поблизости? Но зал оказался пуст, даже Леонида, тенью ходившего за оборотнем, в этот раз не оказалось рядом – очевидно, он прибирался в спальне. Константин со вздохом улыбнулся. – Ну вот, даже Лёнчика нет… Дик, может ты всё же скажешь чего-нибудь?
- А что вы хотите услышать? По-моему, всё, что нужно, вы уже услышали и так.
- Нет, не всё.  Дик, ну брось. Я же знаю – тебе наверняка хочется об этом поговорить.
Если  первое предложение прозвучало жёстко, почти требовательно, то в остальные он, сам от себя того не ожидая, вложил столько теплоты, что её хватило бы, чтобы растопить ледники в Антарктиде. Что уж говорить о сердце оборотня – на губах Дика показалась пропитанная горечью улыбка. Едва различимая, но Константин сразу уловил перемену.
- Давно он с тобой так? Ну, общается?
Дик молча кивнул. Не сказал даже – просто кивнул. Константин немного помолчал, прежде чем отважился на следующий вопрос:
- А ты не знаешь, почему?
- Догадываюсь, - взгляд оставался прикован по-прежнему к огню.
Подобрав с пола щепку, Дик кивнул её в огонь. Пламя тут же занялось новой жертвой.
- Потому что ты оборотень?
На этот раз он не ответил. А чего тут отвечать – всё ясно. Тут любой бы понял. Король не любит сына, потому что тот оборотень, превращается в страшное чудовище каждое полнолуние.  И ничего с этим не поделать – как бы Дик не старался, каких бы успехом не достиг, своей звериной натуры он искоренить не сможет никогда. А значит, король никогда не будет его любить. Зато он любит…
- Кажется, - с мрачным смешком сказал Константин, - я теперь понимаю, почему ты так невзлюбил его киску. Эту, как её…
- Арабелла, - подсказал Дик и в его голосе отчётливее, чем когда бы то ни было, прозвучала неприязнь. Дикая неприязнь.
- Думаешь, он любит её больше, чем тебя? – как это не было грустно, это всё же показалось Константину смешно. Он улыбнулся. Но Дику, видимо, было совсем не смешно – Константин вздрогнул, когда увидал его взгляд. И снова – молчание. Оно его угнетало, и чтобы сбросить с себя тягостное ощущение, а заодно взбодрить друга, он как можно веселее сказал:
- Ладно, не хандри. Ещё не вечер…
Он слегка покраснел, когда Дик, взглянув на окно, за которым растился прелестный вечер, потом с лёгкой смешинкой в очах посмотрел на него.
- Ну, хорошо, - исправился юноша, - допустим, вечер. Но в любом случае, жизнь ещё  твоя не закончена, так что всё ещё впереди. И нечего тебе тут киснуть. Кошка-  всего лишь кошка, вечно жить не будет – так что тут ты можешь вообще не переживать, а что до Роя…. Ну, не можешь узнать, ну и не узнавай. Всё равно, ведь если узнаешь, а помочь не сможешь, будет только хуже.
Похоже, он с ним согласился – ещё одно очко в его пользу! Повеселевший, Константин позволил себе оглядеться.
- Слушай, а тут неплохо, - сказал он. – А та комната, где ты был – это была твоя спальня?
- Не совсем: это спальня, конечно, но обычно я там не сплю.
- Да, а где ты спишь? – тут же привязался к нему любопытный юноша.  – Кстати, а почему ты меня не услышал, не почуял, когда я сидел и подслушивал? Дик, ты же мог! У тебя ж волчий нюх и слух отменный. Или я что-то путаю?
- Нет, вы ничего не путаете.
- Тогда, - широко улыбнулся Константин, предвкушая смущённое покаяние оборотня – он уже видел, как тот сознаётся в том, что был так расстроен, что совершенно ничего и никого не замечал, и поэтому…
- Видите вон те благовония? – едва заметно улыбаясь, спросил его Дик, взглядом указав в сторону спальни.
Константин пригляделся -  на низеньком столике, у изголовья кровати, и впрямь стояли несколько палочек на подставке. Все они тлели, пуская в воздух тонкие ароматные струйки.
- Когда рядом со мной находится какой-либо сильный запах, перебивающий все остальные, я не в состоянии что-либо почувствовать, тем более, если учесть, что в спальне была открыта форточка, и ветер дул в сторону двери. А значит, даже если бы я попытался, я бы вряд ли смог вас учуять – кода кто-то находится против ветра, это почти невозможно.
- Ну и конечно, ты не думал, что сможешь меня там застать, - со смехом добавил юноша.
Неожиданно Константину пришла в голову мысль. Лукаво прищурив глаза, он игриво глянул на друга:
- Кстати, коль уж я ворвался к тебе без спроса, меня, наверное, опять ждёт наказание? Какое будет на этот раз?
- Хорошо, что напомнили, - улыбнулся его друг.
Константин засмеялся.
- Очень хорошая шутка. Правда. Дик, ты ведь сейчас пошутил, да?
Дик улыбался, дружески улыбался, и всё вроде бы говорило, что они с ним друзья, только вот отчего… отчего это в его глазах горит эта искорка? Маленькая, озорная, но очень хорошо знакомая Константину искорка.
У Константина душа ушла в пятки. Чувствуя, как рубашка прилипает к спине, он с опаской теперь уже смотрел на Дика, совсем неуверенный в нём.
- Дик… - пролепетал, запинаясь, он. – Дик, ты же просто шутишь, да? Ты же не станешь этого делать? Дик!.. да… да и потом, не я один виноват! Лёнчик вроде как обязан охранять твой покой – разве нет?
- Верно заметили, - улыбаясь, кивнул его друг. – Лёонид тоже своё получит. И мне кажется, он даже про это уже знает. Не так ли, Леонид?
Вышедший из спальни, евнух едва заметно улыбнулся. Но если он был согласен покорно принять своё наказание, то Константин совсем не разделял такой позиции!
- Дик, я думал, что мы с тобой друзья! - не теряя надежды, попытался воззвать он к совести друга.
И этот ход не сработал. Да что же это такое! В отчаянии Константин   обратился за помощью к Леониду:
- Да скажи ты ему хоть что-нибудь!
- Достаточно, Константин, - мягко, но уверенно прервал его друг. – Я и так выслушал от вас сегодня больше, чем следовало. Леонид, проводи его к себе.
- Ну, знаешь… - Константин покрылся крупными пятнами.
-Amici vitia si faras, facis tua.  Леонид сообщит вам о вашем наказании. Доброй ночи, Константин.


Глава 12.
Подарок на день рождения.

Константин до самой последний минуты не верил, что Дик решится его наказать.  Однако когда старший топильщик каминов вручил ему инвентарь и подвёл к старому, грязному камину, юноша понял, что Дик не шутил.
- И это друг, называется, - опускаясь на колени, возмущённо проклокотал Константин.  – После всего, что было – заставить меня чистить этого монстра!
- Сочувствую, - сказал Леонид, заглянувший, как всегда, осведомиться о жизни парня.
- Да я вижу, - едко усмехнулся тот. - Так сочувствуешь, что того гляди зарыдаешь. Если бы ты сочувствовал, ты бы отговорил его от этой затеи! А ты, небось, даже и не пытался!
Услышав в ответ молчание, Константин понял, что его опасения подтверждаются, и рассердился ещё больше.
- Не пытался, да? Ну, спасибо! И ты туда же! Слушай, а может, ты тоже считаешь, что он прав? Леонид, ну это же смешно, в конце концов! Наказывать меня за то, что я явился его утешить!
- Но вы же явились к нему  без разрешения, - напомнил Леонид.
- А ты это допустил! –  в гневе воскликнул Константин.
 Его порой просто бесило строгое соблюдение евнухом всех правил и порядков – к каким бы ужасным последствиям это соблюдение потом не приводило. Вот и теперь этот скопец, вместо того, чтобы встать на его сторону, и признать, что Дик не прав, спокойно кивнул головой, давая понять, что согласен с тем, что нарушил правила и готов нести за это ответственность. К слову об ответственности – Константин вдруг вспомнил:
- Кстати, а ведь он и тебя  вроде собирался наказать? И как,  кара небесная обрушилась на твою голову?
- Если вас это утешит, - мягко улыбнулся евнух, - то меня лишили моей премии.
В глазах Константина сверкнул торжествующий огонь, но он тут же угас – то, что Леонид так же пострадал, не принесло ему ощутимого облегчения. Напротив, лишь расстроило его ещё больше.
- Он точно ненормальный, - пробормотал он.
- Нет, просто умеет разделять личные дела и работу.
И опять он находит ему оправдания, да так ловко, будто в адвокаты ему записался!
- Дружбу отдельно, работу отдельно? – ещё пуще взвился Константин и рассмеялся: – Ну уж нет, не выйдет! На двух стульях ему не усидеть! Либо дружба, либо – работа! И вообще, идеальный человек тот, кто живёт так, что не страдает ни то, ни другое!
- А принц, коль уж на то пошло, и не человек, - опять выкрутился евнух.
И когда Константин вскочил, чтобы как следует накостылять ему по шее, евнух миролюбиво улыбнулся и спросил:
- Может, не надо?
Не надо! Константин прекрасно знал, что не надо. Он и не собирался этого делать, просто уж… просто бесит его эта ситуация. И то, что он, как покорный баран, выполняет сейчас волю этого ненормального Дика.
- Может, он и хороший друг, и в этом его… поведении... что-то и есть такое – правильное, но тебе не кажется, что это чересчур? – недовольно вопросил он, выгребая из камина сажу.  –  Он там, часом, с правильностью не перемудрил ли, а? Потому что  какой-то перекос у него всё же  наблюдается, согласись. Ну слишком он… строгий. А мог бы и помягче!.. или тебе так не кажется?
- Мне думается, - помолчав, произнёс евнух, - что полынь порой есть невозможно – до того противный, горький у неё вкус, но если её лишить горечи, она перестанет быть полынью.
Ну, и что ему на это ответить? Да ничего, оставалось только улыбнуться в ответ, что Константин и сделал – оставшись, однако, при своём мнении.
-К тому же, - продолжал евнух, - вы должны признать, что ваше наказание не столь уж сурово.
-Ну да, - нехотя согласился  Константин, - на сей раз меня не отстегали. Хоть что-то приятное.
-Это потому что принц наказал вас неофициально. Я попросил по его просьбе старшего каминщика, чтобы тот прислал вас вычистить этот камин, не уточнив, что это – ваше наказание.
-Весьма любезно с твоей стороны. И его. Кстати, а где это чудовище, заигравшееся властью? Что-то я не вижу его рядом – что ж не приходит разделить со мной моё горе?
- Он отдыхает.
- А, ну конечно, - саркастически протянул юноша, - что ж ему ещё остаётся… пока другие вкалывают – по его, кстати, милости, он пускай отдыхает…
- У него завтра трудный день,  - пропуская колкость мимо ушей, невозмутимо ответил евнух.
- Да ну? – насмешливо фыркнул Константин. – И что ж за событие его ожидает?
- У него его высочества завтра день рождения.
- У Дика? Завтра день рождения? – Константин в удивлении даже прекратил чистить  камин. – И я узнаю об этом только сейчас?
- Странно, не так ли? Дружите не один год, а о дне рождения друга становится известно только накануне, - невинным голосом, но с улыбкою промолвил Леонид.
День рождения. У Дика. А что, собственно, изменилось после того, как он узнал об этом? Подарить-то он всё равно ничего не может -  денег нет. Разве только на словах поздравить – и Константин так и хотел уж поступить, но затем ему вдруг подумалось: а может, это и к лучшему, что денег нет? Ведь их, на самом-то деле, не вообще нет, а нет крупной суммы. Так-то мелочь у него имеется и что, если на эти более, чем скромные средства, прикупить ему какой-нибудь подарок? А что, это будет даже покруче, чем если бы у него были деньги – имея их, легко купить другу достойный подарок, а когда их нет? Дик должен это оценить! Главное – с умом подойти к вопросу. В этом и была вся трудность и вся прелесть его подарка – нужно было найти что-то такое, что было бы оригинально, но при этом, это что-то можно было купить на те крохи, что имелись в его распоряжении. Но что можно купить на несколько медяков? Зажигалку? Он всё равно не курит. Брелок? Ерунда какая-то. Пачку скрепок? Бублик? Пластиковый одноразовый стаканчик? Что? Он думал, а часы бежали, и наступил обед, а решение так и не явилось. Он даже не мог сказать, что оно хотя бы замаячило  -  ничего, хоть застрелись. За обедом подкрался вечер –  как некстати! Ну ещё, ещё немного, ещё чуть-чуть! Ну неужели он так ничего не подарит ему? Ведь должно  же быть что-нибудь, что ему по карману… эх, пройтись бы сейчас! Выйти на улицу, прогуляться! Константин не сомневался, что смена обстановки так или иначе положительно скажется на его затее – глядишь, что-нибудь и придумает. А тут, во дворце, за этими каминами – попробуй, сообрази, что подарить лучшему другу! Вдобавок, вся эта суетня – все словно с ума посходили, носятся с выпученными глазами, кричат, машу руками. Прям дурдом какой-то. И вот как, как в такой обстановке может придти что-то разумное в голову?!
Насчёт суматохи – это он не преувеличил. В виду дня рождения принца, все во дворце были поставлены на уши –  требовалось привести дворец в идеальный порядок, и подготовиться к празднованию. Поэтому всех слуг проинструктировали, как себя вести в знаменательную дату – где следует появляться, что нужно делать во время этих своих появлений, как говорить и что, или стоит вообще помолчать, а некоторым и вовсе велели не высовываться из своих каморок. И, конечно, абсолютно всю прислугу накануне важного дня заставили работать  как никогда прежде  -  в шесть раз больше, в семь раз лучше, и даже когда всё было идеально, на прислугу кричали,  заявляя, что всё кошмарно.  Коснулось это и Константина – его посылали с этажа на этаж, заставляя чистить камины, чтобы потом заявить ему, что они вычищены плохо и что их следует вычистить вновь. А когда он бросался это делать, его ругали и велели – да они сами не знали, чего они хотели. По крайней мере, Константин вскоре махнул на всё рукой, и, перестав  пытаться уловить хоть какую-то логику в отдаваемых ему приказах, просто тупо делал то, что от него требовали. Но даже при таком раскладе он, к концу дня, оказался совершенно измучен – как физически, так и умственно. У него ломило всё тело от работы, и гудела голова, осаждаемая мыслью, что же подарить Дику. Он так ничего и не нашёл, так ничего и не придумал, а ведь так хотелось сделать приятное! И  Константин, плетясь к себе в каморку, устало думал о том, в каком идиотском положении он окажется завтра – когда все  вручат Дику подарки, а он один явится с пустыми руками.
Говорят, самые блистательные идеи являются в тот момент, когда их никогда не ждёшь. С Константином случилось тоже самое – по пути к себе, он неожиданно захотел пить, а напиться он мог только в одном месте – в общей столовой. К его удивленью, он оказался там не один – в столовой, сидя полукругом за обшарпанным столом,  находились трое парней.  Они тоже топили камины, и сейчас, пользуясь возможностью отдохнуть, не легли спать, а что-то обсуждали, негромко смеясь при этом. Рисунок. Один из парней – местный художник-умелец, наваял очередное изображение на листке бумаги. И теперь его дружки обсуждали шедевр. Им оказался пёс – обыкновенная дворняга, которую, однако, изобразили до того потешно, что даже Константин не удержался от улыбки. В этот-то момент его и осенило. Собака. А что если сделать коллаж не на собаку, а на…
В половине первого приятели Бернарда – так звали автора «Лохматой собачонки» - к тому времени ушли, да и сам Бернард собирался сделать тоже самое, когда Константин остановил его.  Бернард удивился – что надо этому юноше, с которым он прежде и не здоровался даже, в столь поздний час? Вместо ответа Константин бахнул перед ним на стол мешочек с монетами – это всё, что у него было. После чего спросил:
- Сможешь к завтрашнему утру сделать коллаж на Арабеллу?
- Кошку короля? – изумился Бернард и смерил юношу подозрительным взглядом: - А тебе-то это зачем?
- Сможешь или нет?
Он-то сможет, главное, чтобы последствий потом не было. А то дело-то это – опасное, мягко говоря. Кошка – любимица короля, он её холит и лелеет, и если рисунок попадётся ему на глаза… рискованно, очень рискованно. Но кто не рискует – тот не пьёт шампанского. В прямом смысле этого слова – Бернард хотел выпить. Любил выпить. И ему нужны были деньги, которых он насобирал очень мало – что поделать, молодым, смазливым рабам, богачи швыряют монетки куда охотнее. А он не отличался особой красотой, да и возраст у него уже был не тот. И в довершении всех этих бед, ему с этого месяца запретили  топить и чистить камины знати. Ему достались комнаты, где обитали слуги – пусть с огромными зарплатами, но это были слуги. Они не отличались особой щедростью. Особенно по отношению к рабам. У Бернарда не было ни медяка, и он не думал, что в ближайшие несколько лет ситуация измениться к лучшему. А тут Константин со своим заманчивым предложением… и Бернард согласился.


Как они и условились, рисунок лежал у Константина на столе уже к утру. Но тут перед юношей встала другая, совершенно неожиданная для него задача, которую он не предусмотрел – как передать подарок? Константин заранее не побеспокоился, понадеявшись, что утром, как всегда, его отправят топить камин наследнику, и он спокойно вручит ему коллаж. Однако наступило утро, а его туда не послали. Вместо этого его отправили топить камины на первом этаже, причём топить камины слуг, что было уж совсем неприятно. А как же Дик? Константин, возвращаясь за очередной порцией дров и угля, ожидал, что его вот-вот отправят к наследнику, но нет. Его  всякий раз направляли топить камины слуг, а после очередного возвращения и вовсе велели сидеть у себя в каморке и не высовываться. Его миссия завершена, на сегодня он свободен. В любой другой день эта весть была бы встречена им с восторгом, но только не сегодня. Сейчас, услышав такое заявление, Константин пришёл в ужас – он же не сможет вручить Дику подарок! А он обязан это сделать! Он же так старался, так готовился, он весь день вчера убивался, чтобы найти, что ему подарить,  и что в итоге?! Ему не дадут даже увидеться с ним?! Ему нужен Леонид. Срочно! Немедленно – он единственный, кто сможет ему помочь. Он, конечно же, проведёт его к Дику. Только как до него добраться? Константин ринулся на его поиски, которые закончились, едва он сделал несколько шагов из каморки.
- Стой! – рыкнули на него сзади.
Обернувшись,  Константин увидел старшего каминщика – одетый  в свою лучшую форму по случаю дня рождения наследника, он, однако, даже в этом великолепном наряде выглядел отвратительно. И уж конечно, день рождения Дика никак не повлиял на его отношение к подчинённым. Завидев раба из каменоломни, который, вопреки всяческим запретам, покинул свою комнату, Клод Бужо пришёл в ярость и обрушил на Константина кучу проклятий.  Идиот безмозглый! Понимая, что с каждой новой секундой уходит время, и что потом может быть уже поздно, Константин, плюнув на всё, сначала бросился ему всё объяснять. Он хотел по-хорошему попросить его дать увидеться с Леонидом. Когда же ему в этом было отказано, он стал требовать, затем, потеряв всякое самообладание – угрожать, за что получил под дых. Может, одного его Константин потом всё-таки бы и завалил, но на выручку к этому упырю подоспели ещё двое, и не прошло и десяти минут, как избитого Константина швырнули в  каморку и захлопнули дверь. Уроды, просто уроды. Тихо матерясь, Константин с трудом поднялся с пола. Проверив, цела ли голова и зубы, он в следующую очередь озаботился об участи своего подарка. По счастью, рисунок оказался цел. Даже не помят. Но толку от него теперь? Расстроенный, Константин присел на край кровати – и что теперь делать? Нечего и пытаться пробиться к Дику, не выйдет. Но если сам он не может к нему попасть, то почему же Леонид ему не поможет в этом? Евнух ведь знает о том, как он относится к Дику, и, следовательно, должен догадаться, что он захочет преподнести Дику сюрприз. Должен он догадаться и о том, что Константину будет к нему не попасть, и позаботиться о…Константин усмехнулся и уныло потряс головой – ничего он не должен. Это он должен был попросить заранее об этом евнуха. А он даже не сказал ему, что собирается что-то подарить Дику. Так что Леонид может даже не знать, что он хочет что-то подарить. Глупо, очень глупо, когда всё рушится из-за какого-то пустяка. А Дик – Константин прислушался к шуму снаружи – судя по звукам, там вовсю шло празднование. Наверное, Дик и думать забыл о нём, да и Леонид заодно – ну конечно, когда такое веселье идёт, разве вспомнишь про какого-то раба из каменоломни?
Празднование продолжалось весь день и всю ночь, и, судя по слухам, носившимся  утром по коридорам, должно было растянуться ещё на три дня. Неплохо, значит, у него три дня выходных. Константин потянулся и пихнул пальцем картонку, в которую был завёрнут коллаж. День рождения прошёл, подарок не вручён. Куда его теперь? Даже на стенку не повесишь – увидят, так сразу в каменоломню упекут. А киска между тем вышла презанятная. При мысли о том, как смешно вышла кошка, Константин даже повеселел. Потянув картонку за угол, он приоткрыл её, чтобы взглянуть на кошку…
- Константин?
От неожиданности Константин едва не выронил картонку. Вздрогнув, он успел сжать её в руках в самый последний момент – и сразу сунул за спину. Однако тревога оказалась ложной – в дверях стоял совсем не старший каминщик.
- Леонид? – в изумлении вырвалось у юноши.
- Я так понимаю, это невручённый подарок? – улыбнулся евнух, с любопытством пытаясь заглянуть ему за спину.
- А, это, - Константин смущённо улыбнулся в ответ и достал картонку. – Я хотел вручить его вчера, но к Дику было не пробиться, да и к тебе, - с упрёком прибавил он, - тоже.
Ему показалось, или в глазах евнуха промелькнуло нечто вроде вины? Что ж, в любом случае, Константин рад, что он вообще о нём не забыл. Так что когда Леонид предложил ему исправить ошибку («Интересно, чью, - со смехом отметил про себя Константин – мою или твою?»), юноша сразу же согласился. Но он не сказал евнуху, что за подарок он приготовил Дику, как тот ни допытывался. Впрочем, Леонид поверил ему на слово и вскоре повёл его многочисленными длинными коридорами, узкими и ему неизвестными – совсем другим путём, не тем, что он обычно ходил к Дику. Очевидно, это делалось с тем, чтобы избежать лишний раз столкновения с кем-то из слуг или знати и не вызвать вопросов. Только если Леонид преследовал эту цель, ведя его запутанными коридорами и лесенками, то затея эта явно провалилась, потому что, сворачивая в очередной коридор, Константин увидел, как из-за двери выглянул какой-то мужчина, посмотрел на них двоих и шмыгнул обратно. Кто это был? Просто любопытный, случайно оказавшийся слуга?  Что-то он излишне пуглив для слуги – тотчас скрылся, едва увидел, что его обнаружили, и взгляд его Константину не понравился – точно выискивал что-то. Вынюхивал. Да он и сам весь имел препротивный вид – тощий, низенький, голова втянута в плечи, и весь начеку. Ох, совсем не понравился Константину этот тип. Наверное, стоит предупредить Леонида. Или не стоит? Пока Константин размышлял, стало поздно – внезапно им дорогу перегородили двое стражей в чёрно-красных мундирах. Стражи? Зачем стражи? Леонид был озадачен не меньше его, а может, даже и больше, потому что он-то того проныру не заметил. А Константин теперь не сомневался, что появление стражей у них на пути и тот глазастый парень как-то связаны между собой. Но как? И куда их теперь ведут? Теряясь в догадках, Константин переглядывался с Леонидом, пока в один прекрасный момент перед ними не распахнулись двери.
Король. Вот кто их вызвал. Монарх стоял в центре роскошного зала, беседуя с одним из своих приближённых. Когда же Константин и Леонид вошли, король подал знак своему собеседнику и тот с поклоном покинул его. Взор монарха на целился на Константина и Леонида. Выругавшись про себя, Константин опустился на одно колено и склонил голову перед повелителем.
-Как это мило! – сладко произнёс король. – Главный евнух и топильщик каминов. Надеюсь, Леонид, ты не станешь утверждать, будто вы случайно прошли бок о бок несколько коридоров подряд?
Как всегда, король обращался приветливо, его голос был почти ласков, только Константин, наученный опытом, не верил это. По крайней мере, что-то подсказывало ему, что ничего хорошего ему не стоит ждать от короля, напротив, монарх что-то затеял, но что? И смогут ли они благополучно избежать проблем? Константин молчал, надеясь на Леонида – давно живущий во дворце, он должен знать, как выпутываться из таких передряг.
-Нет, ваше величество, - с достоинством ответил евнух. – Я взял с собой Константина, потому что он хочет вручить вашему сыну подарок.
Губы короля сложились в тонкую ниточку, а очи буквально впились в Константина. Он словно хотел увидеть его насквозь.
- Как это трогательно! Чистильщик каминов хочет вручить принцу подарок!
Константин густо покраснел, а король насмешливо усмехнулся, а затем приказал:
-Встать!
А всё-таки стоять на одном колене, склонив голову, порой не так уж плохо. По крайней мере, вперяя взор в пол, Константин чувствовал себя гораздо лучше, чем глядя в насмешливые глаза короля.
- И что же за подарок, если не секрет, вы приготовили ему, юноша? – проворковал монарх.
У Константина язык присох к нёбу. Король не должен увидеть коллаж! Что же делать? Соврать? Сказать, что приготовил устный подарок? Однако во взгляде короля уже горел опасный огонь – любопытный, и вместе с тем властный. Предостерегающий. Он словно предупреждал его: не лги мне, Константин, я сразу пойму обман, а тебе будет очень плохо.
- Так, ничего особенного, - как можно небрежнее произнёс Константин. – Всего лишь рисунок.
- Что за рисунок? Я хочу взглянуть.
Не ты один! Леонид, так же не имевший возможность увидеть коллаж, бросал на Константина заинтересованные взгляды.
- Дайте его сюда, - велел король.
Ну вот и всё. Приехали. В попытке хоть как-то предотвратить катастрофу, Константин проблеял:
- Я не думаю, что вас будет интересно, ваше величество…
- Дайте сюда рисунок, - на этот раз в голосе зазвенели стальные нотки.
Король требовал, и отказать в его просьбе было опасно. Но не менее опасно было исполнить её. Константин бросил взгляд на Леонида, надеясь в его очах найти ответ – что ему делать, но уловил лишь беспокойство по поводу содержания коллажа. Тем временем король ждал. Сглотнув, Константин достал коллаж и подал его королю. Несколько мгновений – и тонкая, пополам согнутая картонка, оказалась раскрыта.
Константин наблюдал за лицом короля, и увидел, какие молнии сверкнули в чёрных очах. Но король совладал с собой – секунда, и на его губах появилась улыбка.
- Чудесно, - сказал монарх и, подняв взор на Константина, коротко спросил: - Кто автор этого творенья? Вы?
Так он ему и скажет! Константин не сказал бы из одной только неприязни, испытываемой им к королю, и уж тем более он не скажет ему это сейчас, догадываясь, что автору этого коллажа может не поздоровиться. Во всех смыслах этого слова.
- Нет, - ответил он.
- Тогда кто? Вы знаете этого человека? – король буквально жёг его раскалённым взглядом, и эта улыбка, как лезвие клинка, врезалось ему в очи. Смешок. – Конечно, знаете, - сказал король, а затем потребовал: - Имя и фамилия.
Константин видел огонь в его глазах, видел эту настойчивость, но теперь они не пугали его, они разожгли ив нём ответный огонь – огонь ненависти и упрямства.
- Не знаю, - холодно проронил он. – Забыл.
Ещё один леденящий душу смешок.
- Забыли? А впрочем, это не важно, я всё равно узнаю.
Константин и не сомневался, что всё так и будет. Но ему уже было всё равно – всё равно, что он соврал королю, что будет с несчастным Бернардом, главное – забрать свою вещь, свой коллаж.
- Если вы не возражаете, ваше величество, я хотел бы забрать свой рисунок, - сказал он и протянул за ним руку.
Ещё одна усмешка.
- Чтобы подарить Дику? – уточнил король. – Не думаю, что это хороший подарок. Я оставлю его себе.
Константин едва не задохнулся неслыханной наглости.
- Вы… вы не можете так поступить! – воскликнул он. – Это не ваше и предназначалось не вам! – от волнения он даже позабыл правила, позабыл, что следует добавлять «ваше величество».
- И?
И? Он собирается оставить рисунок себе? Его рисунок? Его подарок Дику? Именно это он и собирается сделать! А он, Константин, ничего не сможет поделать.
- Отдайте, - дрожащим голосом потребовал Константин. – Это же для Дика… подарок… в его день рожденья…
- День рождения было вчера, - жёстко отрезал король и сладко добавил: - Если вы хотели его одарить, нужно было сделать это вовремя. Теперь же рисунок мой, и я вправе с ним делать, что захочу. И кажется, я даже знаю, что я с ним сделаю.
Неожиданно рука с рисунком оказалась перед лицом Константина, но прежде, чем юноша успел удивиться этому жесту и предположить, чтобы он значил, последовал чёткий приказ:
- Сожгите его.
- Что?
До Константина даже не сразу дошла суть его слов, но когда он понял, изумление сменилось непередаваемой яростью. Сначала забрать рисунок, а затем велеть его сжечь! У Константина глаза налились кровью. Стиснув кулаки, он вперил пылающий взор короля, готовый убить его – за одну только эту просьбу. А тот – хоть бы вздрогнул! Мало того, что король не испугался, так он, похоже, получил лишь ещё большее удовольствие, увидев его ярость.
- Вы не ослышались, - сладко улыбнулся король. – Я хочу, чтобы вы сожгли рисунок.
Какое злорадство в его глазах, какое торжество! Воистину, это не человек, это сущий дьявол. Свирепо сверкнув очами, Константин протянул руку и забрал листок. После чего с вызовом заявил:
- Ни за что.
Леонид  стал белее снега. Ещё бы, давать такой ответ королю – это же верх безрассудства! Константин и сам это понимал, и теперь страшился своей участи – он понимал, что король вряд ли простит ему подобную дерзость. Но вместе с тем юноша ничуть не жалел о сказанном, напротив, хоть и боясь за свою жизнь, он по-прежнему ненавидел короля и не хотел исполнять его волю.
Опасения Константина оказались не напрасны – услышав такой ответ, король пришёл в такую ярость, что его гнев при виде рисунка показался юноше просто жалкой пародией. Огонь в очах пропал, осталась лишь сталь, холодная, как лёд. И только губы, по-прежнему кривились в улыбке.
- Хотите попасть обратно в каменоломни?
Теперь настал черёд Константина бледнеть. Он всё ещё не забыл каменоломни, и ужас, при мысли, что он снова может угодить туда, в эту преисподню, невольно отразился в его очах. Зато в глазах короля, напротив, заиграло веселье.
- Сожгите рисунок, - приказал он.
Константина трясло от ненависти и собственного бессилия. Он отправит его в каменоломни, без сомнения, отправит, если он сейчас ослушается! Но и сжечь рисунок – его рисунок, его подарок Дику, подарок, который стоил ему таких трудов  – он просто не мог, не решался. Это было бы кощунством. Тогда как король требовал поступить именно так.  Понимая, что это подарок для его сына. Понимая, что Дик наверняка расстроится, если не получит его. Понимая, какие чувства обуревают сейчас Константина.  Ну кто он после этого? Зверь, чудовище! Да это его, а не Дика, должны все бояться и ненавидеть. Дик оборотень, но так никогда не поступает, а он…
- Ну? – вопрос прозвучал как удар хлыста.
Каменоломни. Если бы не они, если бы не боязнь угодить туда снова… скрипнув зубами, Константин медленно направился к камину. Как назло, спички оказались при нём. А как он хотел, чтобы их не было! Метнув последний, уничтожающий взгляд на короля, Константин чиркнул спичкой. Он не стал комкать коллаж – рука не поднялась на такое святотатство, поэтому он просто поджёг его. Бумага вспыхнула мгновенно, и Константину пришлось откинуть её, чтобы не обжечься. Встав с колен, он молча наблюдал, как гибнет его подарок и жалел, что король не может сгореть вместе с ним. Когда  же от бумаги ничего не осталось, он повернулся к врагу – когда он лежал перед ним в каменоломнях, умирающий от голода и побоев, - тогда Константин чувствовал себя в тысячу раз лучше, чем сейчас. Король не просто заставил сжечь коллаж, вместе с ней он уничтожил и его гордость. И Константину хотелось сейчас лишь одного – умереть.

Даже Леонид, обычно всегда находящий слова в утешенье, в этот раз молчал. Но хуже всего было Константину даже  не от этого, а от мысли, что ему придётся предстать перед Диком – что ему сказать? Как смотреть в глаза? Не уберечь подарок – ну кто он после этого? Просто мешок дерьма, тряпка, об которую всем можно вытирать ноги. Что король успешно и продемонстрировал. Нужно было не отдавать рисунок. Какими бы карами не грозил король, не отдавать и всё тут. Или соврать в самом начале -  сказать, что подарка при нём нет. Неважно что, неважно как – главное, он мог выкрутиться, но не сделал это. Он уничтожил подарок, и теперь ненавидел себя, короля и работу, навязанную им. О, как же он теперь ненавидел её! Топка каминов – да он видеть теперь не мог эти камины! Эти спички, этот огонь…
При Дике, однако, он сдержал свои эмоции, он даже попытался выдавить из себя некое подобие улыбки, сказав, что коллаж можно восстановить.
- Я попрошу Бернарда, он нарисует снова, - начал, было, он, и замолк.
Потому что понял, что, во-первых, это уже не нужно. Не так уж важно было Дику, на самом деле, получить коллаж. Ему важен был сам факт – то, что для него старались, о нём подумали, и что подарок, предназначенный для него, в итоге велел уничтожить его собственный отец. А ещё – Константин вздрогнул даже – до него только сейчас дошло, что Бернард в любом случае вряд ли сможет ему что-либо нарисовать. И не потому вовсе, что у него, Константина, больше нет денег. А потому что Бернарда, скорее всего, уже нет в живых…
- Он… они его казнят теперь, да? – чуть слышно спросил он.
- Не знаю, - покачал головой Дик.
Но он знал. Он был уверен, что Бернарду это так не пройдёт. Король выяснит, что это он сделал коллаж на его любимую кошку, и Бернарда, если не убьют, то отправят в каменоломни. Да, скорее всего, с ним так и поступят. Взгляд Константина, бесцельно блуждавший по комнате, замер на одной точке. Яркой – его взор уткнулся в подарки. Горы пёстрых коробок самых разных размеров и форм лежали, сваленные в углу. Впрочем, в углу – это мягко сказано. Подарки заняли чуть ли не треть гостиной.  Взор юноши просветлел.
- Это подарки? То, что тебе подарили на день рождения? -  ахнул поражённый Константин. – Ну и ну…
Очевидно, у него в этот миг было очень  забавное лицо, потому что даже Дик улыбнулся.
- Офигеть, - продолжал восхищаться и поражаться Константин. – И это всё тебе?.. слушай, а что тебе подарили те двое? Ну, эти, как их там… а, вспомнил: Леман с Милтоном?
Вместо ответа Дик продемонстрировал  изумительной красоты ручные часы, стоявшие, наверное, не меньше миллиона, и не меньшей цены – тонкой работы кинжал, чья рукоять была украшена двумя рубинами.
 - Круто, - ухмыльнулся Константин. – И не жалко им, интересно, было денег?
- Думаю, эти подарки не нанесли особого ущерба их бюджету, - едва сдерживая улыбку, ответил оборотень. После чего, вспомнив о чём-то, добавил: - А ваш бюджет, Константин? Откуда вы взяли средства на рисунок? Уж не сами-то вы его нарисовали.
- Не сам, я его заказал, - с гордостью сообщил Константин.
Улыбка Дика стала ещё шире.
- И на какие же такие средства, позвольте вас спросить?
- Честно заработанные, - ухмыльнулся тот. – Милостыня, Дик, оказывается порой не такой уж противной штукой.
Дик усмехнулся, а он – хоть уши у него и покраснели – впервые искренне радовался тому, что в своё время ему кидали монетки. Но всё же один вопрос вертелся у него на языке, и никак не давал ему покоя.
- Дик, - осторожно начал Константин, догадываясь, что вопрос вряд ли придётся по вкусу его другу, - а что тебе подарил твой отец?
Дик молча взмахнул рукой в сторону стола – там стояла массивная фигура, отлитая из олова. Вернее, целая композиция – подарок короля изображал финальную сцену охоты: в центре островка, представляющего собой поле, стоял охотник, держа в руках ружьё. А около его ног лежал застреленный волк.
 

Глава 13
Клятва Константина.

Как ни старался Константин, а всё-таки и король, и  принц оставались для него полной загадкой. Взять, к примеру, Дика – с одной стороны обладает прекрасными манерами, умён, отличный друг, и при этом ему ничего не стоит из-за какой-то мелочи, из-за нарушения правила – приговорить этого самого друга к чёрным работам. Точь-в-точь как это бы сделал его отец. О да, здесь они как две капли воды – карают за любую мелочь, за любой пустяк. Только король всё-таки превосходит сына – в отличие от Дика, его наказания отличаются большей жестокостью и граничат с садизмом. Примеров же тому – множество: это король в наказание поставил Леонида перед выбором – стать евнухом или же навсегда проститься с Диком; это по вине монарха его, Константина, швырнули в каменоломни; и  это он приказал бросить в эти же самые каменоломни надсмотрщиков, а заодно, как смутно догадывался Константин, и Роя.   Никакой справедливости, никакого милосердия, ни малейшего намёка на адекватность. Наказания должны быть сопоставимы с провинностью, а что же наблюдается здесь? Бросить Константина в каменоломни за то, что тот когда-то глупо пошутил над Диком? Так Дик сам забыл про тот случай, даже простил его. Бросить в каменоломни надсмотрщиков, Роя – тоже жестоко. Стоп.
Константин поймал вдруг себя на мысли, что, рассуждая о провинностях  и последующих карах, которые король обрушивал на виноватых, юноша всё время упускал из виду одну деталь, а именно  - потерпевшего. С удивлением юноша открыл для себя, что король безжалостно карает не кого-то там, а тех, кто причинил боль его сыну – в прошлом или настоящем. Так, он, Константин, поплатился за то, что накормил когда-то Дика дерьмом. Рой – пропал, несомненно, по этой же причине – он ведь был главным инициатором и исполнителем этой затеи. Дэнниел – ещё один участник. Надсмотрщики – с ними всё понятно, они били Дика, когда тот находился в рабстве у Дэнниела. А что евнуха, то Леонид… Леонид не исполнил своих обязанностей. Ведь если бы он не допустил побега Дика, не дал ему сбежать в Африку, с ним ничего бы этого не произошло.
Так что же получается? Король карает тех, кто причинил зло его сыну – выходит, он всё же любит его? Ведь только любящий человек может так жестоко мстить. Но как, в таком случае, понимать пренебрежительное, почти холодное отношение короля к Дику? Это совсем уж не вязалось с любовью. Почему, спрашивал себя Константин, если король любит Дика,  вместо того, чтобы кого-то карать, обрушивая потоки ярости на врагов оборотня, с той же силой не одаривать Дика любовью? Ведь Дику-то вряд ли нужна такая любовь – преподносимая в виде беспощадности к его врагам. Куда приятнее Дику было бы, если бы король выказывал свою любовь иначе – так, как это принято у обычных людей. Общался бы с ним, как с родным сыном, как с другом, а не так -  по-деловому сухо, сурово и даже с насмешкой. И подарки – ну разве подарил бы по-настоящему любящий отец сыну такое изваяние? Охотник, убивший волка! И как, по мнению короля, Дик это должен расценить? Да даже Константин понял, что монарх хотел сказать этим подарком: «Убей волка в самом себе». Так, значит, он выражает к нему свою любовь? Зная, что Дику никогда не измениться, что он сам, возможно, страдает от своей волчьей натуры – и подарить такое? Да это не любовь, это издевательство какое-то. Или же король хотел сказать этим подарком другое – «Я всегда буду властвовать над тобой», подразумевая, что волк – это Дик, а он и есть охотник. Что ж, тоже может быть.
Проклятье! Любит, не любит – прямо ромашка какая-то. Смешно, и в то же время совершенно не понятно. А ему хотелось понять! Он желал понять, и – не мог. Слишком много было противоречий, слишком много не состыковок, и одна из них – это его собственная работа. Зачем король заставил его топить камины? Какую цель он этим преследовал? Раньше Константину казалось, что он знает ответ – монарх просто хотел посмеяться над ним. Потом его мнение изменилось – он наказывает его за то, что он причинил боль Дику. Но теперь и эта версия претерпела изменения-  он наказывает его за Дика, потому что… любит своего сына? Ну бред, чушь. Ведь ясно же – люби король Дика, то любил бы, как все нормальные люди. Но с другой стороны, юноше не давала покоя мысль – ведь король явно не случайно дал ему такую работу. Король догадывался, что он, Константин, сможет подслушивать разговоры при дворце, и уж конечно, не упустит возможности пересказать их содержание Дику. А значит,  продолжал рассуждать юноша, король дал ему эту работу специально? Ведь если он не любил Дика, то вряд ли бы так поступил, вряд ли бы предоставил своему сыну возможность слушать, о чём говорит меж собой знать.  А не предугадать такой исход он не мог. Он знал, что так и будет и более того, он специально Константину и дал эту работу!
Константин рассмеялся.
- Что-то ты, батенька, далеко зашёл в своих думах, - сказал он самому себе.
Хотя… кто его знает. Может, специально и поставил. Ведь не использует же король его в своих нуждах. Да, было бы куда логичнее, если бы король сделал из него шпиона для себя. Но король не велит Константину докладывать ему обо всём, что тот услышит. По крайней мере, пока. А значит – а значит это только одно. Он сделал это специально для Дика, потому что… Тьфу. Константину самому тошно стало от своих размышлений. Прямо как девка гадает: любит, не любит… какая ему, вообще, разница?! Да никакой, собственно, только вот Дика жалко, дьявол его задери. Друг всё-таки. И короля жалко, если выяснится, что это чудовище только с виду сам дьявол, а на самом деле под маской скрывается бедная овечка. Всё может быть. Не случайно же наблюдается это странная неуёмная ярость по отношению к врагам Дика и одновременно с этим – холодное обращение с самим Диком. Такое ощущение, что король путается – вместо того, чтобы источать эмоции в одном направлении (положительные, к Дику), он выплёскивает всю ярость на его врагов. А в итоге? Дик не знает, что король его любит, и сам король…
А впрочем, пошли они все куда подальше. Будто у него других забот нет, кроме как размышлять на тему вечной проблемы отцов и детей.  Лучше бы о чём другом подумал, например, о Милтоне и Лемане. Когда Константину становилось нечего делать, он  всегда думал об этой парочке. Два молодых, богатых графа – юноша невзлюбил их с того самого момента, когда впервые подслушал их разговор. Причём больше всего, как можно догадаться, он испытывал неприязни  к Леману. Как мог этот напыщенный индюк заявить, что  такие, как Константин, т.е те, кто топят камины – это отбросы? Да, он и впрямь из каменоломни, но считать себя отбросами юноша себя категорически отказывался признавать. Как отказывался он признавать, что он существует для того, чтобы делать жизнь таких богачей, как Леман и Милтон, комфортнее. Подумаешь, важные какие! Графы!  Да чем они, коль уж на то пошло, отличаются от него? Они – его ровесники. Умнее ли они его? Ничуть – он знает столько же языков, сколько они, мало того, это он, а не они, является шпионом. И они – если бы они были хоть капельку сообразительней его  - давно бы его раскусили. Но они этого не сделали. Но чем же тогда они отличаются? Тем, что вращаются в высших кругах? Так  он, Константин, тоже вращается.  Разве это не он с Диком на короткой ноге? Да Дик с ними никогда не пускался до таких откровений, как с Константином – в этом юноша был почти уверен. И уж точно эти двое не знали главной тайны принца – что тот оборотень.
По всем параметрам, по которым сопоставлял себя Константин с ними, выходило, что он не только не проигрывает графам, но даже выигрывал во многих пунктах. И Константина злило от такой несправедливости – когда он, превосходящий их во многом, вынужден был вкалывать с раннего утра до поздней ночи, не получать за это ни гроша, и при этом ещё сносить насмешки от этих франтов. Но что ещё сильней расстраивало юношу, так это даже не отношение к нему этих знатных отпрысков – чёрт уж с ними, пусть думают о нём, что хотят, - а то, что его друг, Дик, проводил с ними больше времени, чем с ним. Это их, а не его, он брал с собой на охоту и прогулки верхом. И, что самое обидное, когда они приходили к нему, это его, Константина, Дик  выставлял за дверь. Нет, не в буквальном смысле, конечно – просто ему нужно было бросать разговор и идти к камину, и либо чистить его, либо топить. А кому такое понравится? Когда тебя обрывают на самом интересном месте, и порой, даже не извинившись, не сказав ни слова – начинают общаться с другими людьми? Причём, при тебе же, и с не меньшим, а подчас даже большим, удовольствием, чем с тобой? Этого Константин Дику простить не мог, и юноша глубоко страдал, не думая, однако, даже намекнуть Дику о своих мучениях. В тайне Константин надеялся, что Дик сам всё поймёт, и как-то изменит ситуацию. Может, станет меньше общаться с графами, или хотя бы начнёт принимать их не тогда, когда он чистит камины. Но нет, шли дни, а ничего не менялось. А под конец Константину и вовсе стало не выносимо  - когда юноша понял, что даже в свободное время, когда рядом никого не было, Дик не желал с ним обращаться так же, как с этими графами. Ни разу ещё он не предложил ему посмотреть новую модель своего телефона, сесть рядом? Да никогда в жизни – мягкие диваны, кресла, стулья – всё это, видно, было не для него. Его место на полу, у камина. И хоть бы раз, хоть бы один-единственный раз Константину было предложено угощение. Конечно, кормили их, рабов, довольно сносно, и Константин не мог пожаловаться на голод, однако сознавать,  что твой лучший друг уплетает неслыханные яства, зная, что ты питаешься более чем скромно, неприятно. Тем более, что многого ему и не требовалось – Константину вполне хватило бы, если б во время очередной их беседы, когда Леонид подавал принцу чай, Дик попросил евнуха налить чаю и ему. Или фрукты подать – смотря чем Дик в это время лакомится. Так нет же, этот оборотень даже воды ему никогда не предложит, и если этому Константин мог найти оправдание  (Дик мог опасаться, что к нему внезапно войдёт кто-либо из знати или слуг, и увидит, что он кормит и поит у себя раба), то тому, что Дик ни разу не прислал к нему в каморку Леонида с едой – нет. Ведь в каморке никогда никого нет, и тайком в неё пробраться евнуху ничего не стоило, и Дик – если бы хотел – мог бы послать туда еду с Леонидом. Но Дик, похоже, этого совсем не хотел делать, потому что ровным счётом ничего Константин от него не дождался. Дик не прислал с Леонидом ни крошки съестного и, очевидно, не собирался ничего посылать. Ну что ж, не угощаешь – не угощай, можешь и не слать ничего – Константин готов был и это стерпеть. Но  когда он однажды вечером явился к Дику, а затем почти сразу же явились Леман с Милтоном, и Дик, бросив его, стал беседовать с ними, а Леонид взялся потчевать всю троицу – вот тут-то Константин не выдержал. Мало того, что Дик в очередной раз бросил его, оборвав их разговор ради этих павлинов, так ещё и стал есть и пить вместе с ними при нём. У юноши всё поплыло перед глазами. Усталый, голодный, Константин, стараясь не смотреть на весёлую троицу, не слушать их весёлый говор, затопил камин и покинул гостиную.
Он дал себе слово, что все его контакты с Диком сведутся лишь к выполнению своих функций. Он будет делать свою работу – и только. Он будет докладывать Дику обо всём, что услышал, но без лишний комментариев, без всякой отсебятины. Не станет он, как прежде, болтать с ним о разной ерунде, пока топит и чистит камины. Хватит. Довольно.  Дик отлично дал понять, что их связывают лишь формальные отношения, отношения принца и слуги, и он не станет что-либо менять. Да, может, Дик и хочет с ним дружить, но это дружба не на равных, это потребительская дружба. Он готов слушать его, только когда он того хочет. Он готов помогать ему, только если считает это нужным. А ему не нужна такая дружба. Да и Дик, похоже, не очень-то в ней и нуждался – по крайней мере, когда Константин на другое утро, придя к нему в гостиную, не поздоровался с ним, как обычно, и не завёл разговора, Дик никак на это не отреагировал. Продолжил читать книгу, а на него – ноль внимания. Значит, он оказался прав, Дику плевать на него. И Константин, хоть и понимал, что в этой ситуации ему не следует огорчаться, а всё-таки он погрустнел. Как-никак, Дик был его другом, и сразу вот так, одним махом, забыть про  их дружбу было тяжело и больно. Ему не хотелось верить, что он мог так сильно ошибаться в Дике, однако факты – упрямая вещь. С ними не поспорить, а они в данном случае свидетельствовали только об одном: Дик никогда всерьёз не дружил с ним. С его стороны это было нечто вроде одолжения. Жалко, что Константин раньше этого не понял…
Весь оставшийся день Константин пытался расстаться с грустными мыслями, но получалось плохо, хотя он и старался бодриться. Только как тут было не впасть в уныние, когда сделано такое открытие? Всё-таки, когда Константин считал Дика другом, всё было иначе – он готов был и терпеть эту унизительную работу, и лишения, связанные с ней, а теперь – всё. Он не видел вообще ничего хорошего. Ему не интересно и не радостно было подслушивать и подсматривать за всеми, кто находился во дворце   - потому что он знал, что никто не оценит его стараний, никто не похвалит его, и уж тем более никто не прислушается к его замечаниям. Дика интересует лишь конкретные сведения, причём эти сведения должны быть ему предоставлены не зависимо ни от чего. Это его работа, его обязанность, за неисполнение или некачественное исполнение которой последуют наказания. Как и за топкой каминов. Если прежде Константин находил отдушину в том, что, заходя чистить и топить камины к Дику, он мог хоть немного расслабиться, забыть обо всём, поболтав с другом, то теперь этой возможности не стало. У него нет больше друга, который готов его выслушать, готов его поддержать. Он один в этом дворце,  где кругом – одни лишь враги…Не прибавило радости и то, что когда этим же днём он столкнулся пару раз с Диком  - сначала в коридоре, а затем  в анфиладе,  - и всякий раз принял  припадал на колени – Дик прошёл мимо. Даже не взглянув на него. Конечно, в другое время Константин списал бы поведение друга на нежелание выдать его, мол, боится, что кто-то увидит, как они обмениваются взглядами. Но если в зале кто-то был, то в коридоре – ни души! А до ближайших страж и слуг – несколько метров! Они не заметили бы приветствия оборотня! Но Дик его не поприветствовал, не остановился. Значит, он прав. Они с ним больше не друзья.
 Ну вот, опять гостиная. Константин подошёл к камину, опустился на одно колено и принялся вынимать поленья. Интересно, а долго ли ему придётся отвечать за обогрев этого проклятого дворца? Наверное, до конца своих дней…а Дика что-то не слышно. Ему что, уже и информация уже не нужна? Прекрасно, ещё и лучше -  хоть одной  заботой меньше…  но Дик смотрит на него. Прямо глаз не сводит. Почему? Информация нужна? Да сейчас, разбежался! Дождавшись, когда пламя разгорится настолько, что не нужно будет опасаться, что оно случайно может потухнуть, Константин  встал на ноги и направился к дверям.
- Постойте, Константин. Нам надо поговорить.
Константин остановился, но только для того, чтобы, не глядя бывшему другу в глаза, сказать:
- Если вас интересуют добытые мной сведения, то сегодня я ничего не узнал.
- Не притворяйтесь, Константин. Вам не идёт. Вы прекрасно знаете, что я хочу поговорить совсем о другом, - голос Дика был твёрд и серьёзен, как никогда.
- А, я понимаю.  Наверное, я дров мало подложил. В таком случае, я приду позже и доложу углей. Если вы, конечно, не возражаете, ваше высочество, - он колко усмехнулся и поспешил к дверям.
- Константин! – Дик вскочил с дивана и схватил его за локоть – прежде, чем он успел открыть двери.
Константин круто обернулся – его лицо пылало.
- Пусти меня! – сурово приказал он оборотню. – Я не желаю тебя видеть! И слушать тоже!
- А придётся! – к чудовищному рыку, которого от Дика Константин прежде никогда и не слыхал, прибавилась внушительная встряска. Схватив Константина за плечи, оборотень тряхнул его, точно грушу, а затем в юношу упёрлись два пламенных глаза. Они сверлили его, сверлили насквозь, и некуда было от них деться – оборотень держал крепко, не вырвешься, хоть Константин и попытался. Он раза три рванулся, в попытке освободиться из объятий, но поняв, что это бесполезно, затих. Постепенно  буря негодования, вызванная обидой, утихала, пока не осталось только одно – боль и смущение. Хватка ослабла. Получив свободу, Константин отошёл от оборотня, но – не ушёл совсем. Просто отошёл. Повисла неловкая тишина, которую нарушил Дик.
- Вы обиделись, верно, Константин? – голос оборотня теперь  был совсем не тот, что минуту назад. Тогда он был грозен, суров, требователен. Теперь же Дик в нём слышалось участливое сочувствие, а ещё – Константин не сомневался, что они были искренны. Но он всё равно не ответил, а Дик продолжал: - Я знаю, вы обиделись. Я же вижу это. Из-за Милтона с Леманом, да? Из-за того, что я вас тогда прервал, стал общаться с ними, а вы вынуждены были сделать вид, что вас не существует, и вдобавок ко всему - наблюдать, как славно мы с ними перекусываем.
Константин опять промолчал.
- Уверяю вас, Константин, в этом не было злого умысла. Прерывая вас, я полагал, что вы поймёте, что Леман с Милтоном могли придти ко мне, потому что у них появились важные сведения для меня или же возникла проблема, решение которой  требует моего участия. А значит, у меня не оставалось иного выхода, кроме как принять их, прервав вас. Хотя, конечно, я мог бы заранее принести вам свои извинения, но в тот момент я, признаю, даже не счёл это необходимым. Опять-таки только потому, что надеялся на ваше понимание. Но если это в какой-то мере может меня оправдать, то, наверное, моё увлечение беседой с графами и то, что её содержание в дальнейшем носило далеко не деловой характер, вы, конечно, вправе рассматривать как оскорбление. Поскольку можете полагать – и будете правы – что я мог, едва заметив, что беседа не представляет важности, свернуть её, а юношей попросить удалиться. Однако я этого не сделал, но прежде чем обвинять меня, поставьте себя на моё место – не случалось ли вам когда-либо так сильно увлечься разговором, что вы бы забывали обо всём? Думаю, такое случалось, и не раз.  Вот нечто подобное приключилось и со мной. Увы, Константин, я тоже не идеален, и точно так же, как и вы, и многие другие люди, способен чем-то сильно увлечься, что позабуду при этом обо всём. В том числе и  о вас. Я действительно в тот момент про вас забыл, и  когда Леонид стал потчевать нас всякой всячиной – тоже. Я согласен, получилось очень некрасиво – я бросил вас, чтобы поговорить с ними о каких-то незначительных вещах,  и при этом имел наглость при вас же подкрепиться. Правда, тут бы я всё же учёл одно обстоятельство – еду подавал Леонид, и если я увлёкся беседой и забыл про вас, то он, поскольку в разговоре не участвовал, и поскольку это прямая его обязанность – следить за всем, что происходит, и действовать таким образом, чтобы прислуживая мне и моим гостям, не создавать при этом неудобства другим. А он, подавая еду нам – при вас, таким образом, со своими обязанностями в должной мере не справился. Что, опять-таки, повторюсь, с меня вины не снимает. Как не снимает с меня вины и то, что  вас я не поприветствовал вне своих апартаментов, когда проходил мимо. Мы оба понимаем, что я не могу вас приветствовать вне моих апартаментов при большом скоплении народа, поскольку тогда это могут заметить и то, что мы друзья – станет известным. Однако, когда поблизости никого не наблюдается, что бывает, конечно, весьма редко, я могу вас поприветствовать хотя бы взглядом, но недавно, когда такая возможность мне представилась, я этого не сделал. А не сделал потому, что показалось мне, будто в тот момент вы уже считаете меня своим врагом. А раз так, то я не счёл необходимым вам улыбнуться. Что явилось, как я  понимаю, моей ошибкой. И теперь я стою пред вами и готов принести вам извинения,  покаявшись во всех своих грехах. А их накопилось у меня достаточно. Вас ведь не только этот случай беспокоит, не так ли?
- Дик! – в голосе Константина смешались сразу несколько чувств.
 Восхищение - какой намётанный глаз оказался у Дика! Не упустил ни детали и при этом как грамотно всё изложил!).
Радость - от осознания того, что он понят, и что ему приносят извинения.
И, наконец, смущение – потому что  ему стало стыдно за свои обиды, которые, как ему теперь казалось, выглядели теперь просто смешно. Это было совсем уж по-детски с его стороны – обижаться на всё это, не попытавшись предварительно даже понять, почему Дик так поступает.
А что же Дик – Дик улыбался. Мягко и чуть-чуть (вот не отнять это у него!) снисходительно.
- Я знаю, - усмехнулся оборотень. – Помимо вчерашней истории, вас много чего ещё задевает. Хотите, перечислю? Например, вас задевает, что я вас не угощаю, когда вы приходите ко мне. Вот не гостеприимный, да? Даже чаю зашедшему не предложит. Не говоря уж о том, чтобы  усадить вас на стул. А ведь на полу, должно быть, очень жёстко сидеть, а Константин? А вредный Дик не предлагает поваляться на диванах. А ещё он ни разу не пригласил вас составить ему копанию – поужинать со мной, пообедать или просто прогуляться. Зато с Леманом и Милтоном – пожалуйста… ай, какой же я всё-таки дурной… прямо не знаю, как это я так умудряюсь? Может быть, вы мне подскажите или объясните?
Если бы на месте оборотня был другой человек – неважно, кто: стар или млад, мужчина или женщина, глупец или мудрец, последний нищий или сам король – Константин был уверен, его реакций на подобный монолог была бы другой. Он бы рассердился, ещё больше обиделся, замкнулся – словом, поступил бы как угодно, но не так, как сейчас, не так, как он отреагировал на слова Дика. А отреагировал он однозначно – с каждым новым, вновь произнесённым словом, Константин улыбался всё шире и шире, краснея при этом всё сильнее и сильнее, пока, наконец, не разразился смехом. Потому что это был Дик. Только он один мог подобрать слова так, что после любой, даже самой неловкой, самой неразрешимой, безвыходной ситуации собеседнику становилось легко и приятно. И только он один умел так здорово подбирать тон, и так смотреть на тебя при этом …
- Дик! – смеялся Константин. – Это не честно! Сознавайся, тебя этому учили, да? Психология, красноречие – что именно ты использовал?
- Может быть, всё сразу? – едва заметно улыбнулся оборотень. – А может, это обычная наблюдательность?
- Дик, ты… ты что, наблюдал за мной? Ну конечно, наблюдал! – воскликнул юноша, заметив в глазах друга утвердительный огонёк.
- Сейчас вы рассердитесь ещё больше, если я скажу, что это могла быть и чисто звериная привычка. Наблюдать за всем и всегда.
- Как волк за добычей! – восторженно воскликнул Константин.
- И не только добычей, можно и за врагами, и за сородичами…
- И давно ты за мной наблюдаешь?
- Если я скажу, что с самого начала, как с вами познакомился – вас это не очень расстроит?
- Зараза! – засмеялся Константин. – Значит, ты всё отмечал? И как я злюсь за то, что ты меня не угощаешь, и как я обижаюсь на твое предпочтение этим павлинам… Дик, а почему, если ты видел, что я обижаюсь, ты с самого начала со мной не поговорил? Почему нельзя было сразу поговорить? Обязательно было ждать, пока я обижусь вконец и всё так закончится? Почему ты молчал и ничего не делал?
В нём снова заговорила обида. Ведь Дик действительно мог всё прекратить, избавившись от проблемы, убив её на корню. И он выжидающе смотрел на оборотня. Ждал, что он скажет. Дик задумался на минуту, помолчал, а потом произнёс:
- Почему я этого не сделал? Может быть, потому, что догадывался, что едва я  отрублю одну голову гидре, вырастет другая? Константин, если бы я, заметив, что вы обиделись на то, что я вас не угощаю, взялся бы всё вам объяснять – это помогло, конечно. Вы бы поняли и на это уже не обижались. Но потом вы бы стали обижаться на другое – на то, почему я, например, не посылаю вам съестных передачек с Леонидом. Или на то, что я чаще общаюсь с Леманом и Милтоном – я же не могу предусмотреть всё, на что вы стали бы обижаться.  И это было бы неудобно, согласитесь – всякий раз пускаться в объяснения.  Кроме того, если бы на каждую свою обиду получали объяснение, то, как бы корректно оно не звучало, в конечном счёте все они вызвали бы у вас только недовольство, Константин – хотя бы тем, что человеку не очень-то приятно получать объяснения несколько раз подряд. Люди в таких случаях начинают чувствовать себя некомфортно, неуютно – им кажется, что либо они глупы (а такая мысль ещё никого не приводила в восторг), либо их считают глупыми. Я ответил на ваш вопрос?
Ещё бы! Но у Константина, помимо этого вопроса, остались другие – которые он не спешил задавать, потому что стеснялся. По счастью, его друг оказался догадлив и сам озвучил проблемы, которые волновали, а именно – что теперь будет-то?  Обижаться Константину теперь было не на что – он понял, почему не угощал его Дик, не сажал рядом с собой и не делал многие другие вещи, ответ, почему он этого не делал, не объяснил, а что, собственно, изменится после их разговора? И изменится ли вообще? Будет ли Константин и дальше вынужден ютиться на полу, без права сидеть на мягких диванах, креслах, пуфах, стульях и прочей, предназначенной для этих целей мебели, и будет ли Дик его угощать и делать многое другое?
Константин готов был к тому, что Дик ответит отказом. Особенно в свете случившегося разговора. Он примеривал ситуацию на себя: окажись он на месте Дика, он бы стал что-нибудь менять? Разумеется, нет. Ведь если поведение Дика устраивало самого Дика и раньше, и тем более, теперь проведена беседа, зачем что-то менять? Да, когда на одной чаше весок оказывается дружба, а на другой – собственное спокойствие, собственное удобство, лучше сделать выбор в пользу второго. Друг, в конечном счёте – если он друг – он поймёт. И выйдет, что ты и свои интересы не ущемил, и при друге остался. Однако оборотень сделал иначе. Он не склонил чашу весов в свою сторону. Но что ещё более поразительно – он и не склонил их в сторону Константина.  Дик сказал, что он примет во внимание желания Константина, и постарается их учитывать.
Есть на свете люди, которые, понимая, что невозможно всегда руководиться в своей жизни интересами другого человека, как бы дорог он тебе ни был, делают ставку на свои собственные. А про интересы других забывают – всё равно ведь свои будут главенствовать. Они не лгут, но это некрасиво. А есть другие люди – они в такой ситуации, хоть и понимаю, что свои приоритеты они никогда в дальний угол не задвинут, врут при этом друзьям, что сделают всё ради их блага. И они тоже, получается, лгут своим друзьям. И те и другие лгут, и только Дик не лгал. И за это Константин ценил его больше, чем любого человека. Ценил он его и за исполнительность – потому что известно: не всегда люди выполняют свои обещания. Дик же умел держать слово. В этом Константин уже сколько раз убеждался, и теперь ему выпал случай убедиться ещё раз – Дик и правда не всегда имел возможность позволить ему перекусить в своих апартаментах, или проделать что-то ещё, что обычно позволяется друзьям, однако, когда такая возможность была, Дик непременно предоставлял её Константину. И Константин был счастлив. Почти. Правда, юноша пытался скрыть это от своего друга, но разве от оборотня что-то утаишь! Дик раскусил его, а он не стал и отпираться. Его давно бесило, что Леман и Милтон отказываются его замечать. Вообще. Константин согласен был на любое внимание к своей персоне – пусть они смеялись бы над ним, пусть слышал он недовольство в свой адрес, да хоть бы монетку кинули – так нет же, от них и этого не дождёшься! Это же ниже их  достоинства - замечать раба из каменоломни! Лицемеры! Константин никогда не понимал и не переваривал таких людей – не замечающих никого, ниже себя по рангу, только потому, что те стоят ниже их. Это же какое самомнение должно быть!
- И ты ещё общаешься с ними, - в голосе Константина чувствовалась обида, смешенная с насмешкой: больше всего в это истории его огорчало и вместе с тем злило, что его лучший друг общается с такими типами. – И как, самому-то не противно? Да меня золотом осыпь – я им бы слова не сказал!
- Так вам никто и не предлагает, более того, вас даже никто и не заставляет этого делать, - невозмутимо, как себя, сказал на это его друг, а вместе с тем на губах Дика висела едва заметная улыбка.
- И мне стоит радоваться, да?! – гневно выпалил Константин. – Ну объясни мне, сирому и убогому, что ты нашёл в этих павлинах – может, услышав про их таланты,  я тоже проникнусь к ним уважением?
- Я с радостью бы это сделал, Константин, будь я уверен, что вы меня услышите, - пожал плечами оборотень. - Ведь вы же сейчас слишком рассержены на них, чтобы слышать в их адрес что-то, кроме оскорблений. Разве нет?
- И всё-таки ты постарайся, - он не требовал уже, просил. Потому что он действительно хотел понять, какие такие качества есть у его врагов, ради которых Дик – не последний дурак, кстати, а даже наоборот – готов был простить им их надменность. И Дик, похоже, понял его, потому что изменил своему правилу – не сообщать информацию тому, кто не готов её воспринять.
- Ну что ж, я скажу. Быть может, вам покажется это странным, Константин, но я ценю Лемана и Милтона вовсе не за их благородное происхождение, и отнюдь не за их светские манеры и ум.
- Да что ты? А  за что ж тогда?
 Он был уверен, что именно  из-за того, что эти двое одного с Диком круга, и потому, что они  столь почтительно к нему обращаются, тот и дружит с ними. Понятно же, что живя во дворце, нужно иметь друзей, так почему бы не иметь их среди своих ровесников, которые будут вполне достойны дружбы с принцем? Оба графы, и к тому же, сама учтивость и предупредительность. Да с ними можно водиться из-за одного только этого – приятно же, чёрт побери, слушать лестные речи в свой адрес. Ну а ум – это приятное дополнение к внешнему лоску. Однако оборотень, похоже, и впрямь считал иначе – вон, лицо какое серьёзное! Константин едва держался, чтобы не рассмеяться – ну за что ещё тот может дружить с ними?! Ну правда, за что?!
- За их чувство юмора, такта и умение дружить, - ответил Дик.
Константин взорвался от смеха. Даже с дивана свалился и хохотал на полу, корчась, давясь смешками:
- Дик!... «За умение дружить»… ой, не могу… погоди ты, дай насмеяться… никогда так не веселился…
Когда приступ хохота прошёл, он  ухватился за протянутую руку и забрался обратно на диван. Только когда он там оказался, от веселья на лице его не осталось и следа.
- Знаешь что, - на редкость серьёзно сказал он оборотню, - ты если хотел посмеяться, то смеялся бы в другом месте. Вообще-то, Дик, это было совсем не смешно!
- Я и не думал над вами смеяться, Константин, - столь же серьёзно возразил ему оборотень. – Я сказал то, что думаю.
- Ага, как же!.. Дик, давай не будем ссориться, окей? Будем считать, что ты удачно пошутил, мы тут повеселились и всё, забудем про это.
- Но я не шутил, - в голосе оборотня слышались настойчивые  нотки. – Они тактичны и вместе с тем умеют пошутить, и они отличные друзья. И мне думается, что если бы у вас была возможность узнать их получше…
Но у него не было такой возможности – он что, этого не понимает? Понимает, отлично понимает! Тогда зачем нести всю эту чушь? Знаешь, что они отличные друзья и не можешь  другим это доказать – так молчал бы лучше! Или он правда издевается над ним?! И доказывает ему, главное, доказывает, прямо вбить старается – хорошие они! Хоть раз бы заткнулся, смолчал - нет, обязательно надо настоять на своём! Почему обязательно он должен быть всегда прав?! 
- Ты ищешь повода для ссоры? – холодно уронил Константин.
Глянул ему в глаза – давай, посмотри на меня, коль такой смелый! Посмотри и скажи, что ты прав! Но Дик не сказал ничего, только вот глаза – как он смотрел на него! Сурово, строго. Уверенно. Так уверенно, что ему стало не по себе.  Откуда-то сразу взялось чувство вины, и заскребло его изнутри – а может, это был голод? Он давно ничего не ел, а меж тем – хотелось…
- Вы не стали думать о них лучше, напротив, только укрепились в своём мнении. Вы ненавидите их настолько, что готовы убить?
Константин недоумённо взглянул на друга – вот уж не ожидал от него!
- Убить? – пробормотал он. - Дик, ну ты скажешь прямо… убить… сдались они мне больно… нет, вот уж убивать бы я их точно из-за этого не стал.
- Это радует.
- Зато, - он не знал, что на него нашло вдруг опять, - зато, Дик, я готов поспорить с тобой, нет, даже поклясться! Если эти двое когда-нибудь окажутся в беде, то я даже пальцем не пошевелю, чтобы спасти их гнилые шкуры!
Константин даже с каким-то особым торжеством посмотрел на Дика – что-то он на это скажет теперь, а? Небось, как всегда, расстроится? Прочтёт ему лекцию о морали? И он был страшно разочарован, когда в ответ на его гневную речь Дик улыбнулся.
- Чему ты улыбаешься? – напустился на друга Константин. – Ты что, не веришь мне?!
- Вы никогда так не сделаете, Константин, - мягко улыбнулся оборотень. – И вы сами об этом знаете.
Знает? Константин во многом соглашался с Диком,  но не теперь. Дик был не прав. Только доказывать что-то ему… Константин со смехом отбросил эту затею. Понял – хоть и хорош его друг, а тоже с изъяном. Не докажет он ничего Дику. Да это, по счастью, и не требовалось. Он был уверен в своей правоте, и знал, что никогда не станет помогать Милтону и Леману. Убить не убьёт, но и помогать не станет.  Константин поклялся в этом Дику, и самому себе.



Глава 14.
Заговор.

После того, как были расставлены точки над «и», с плеч Константина будто гора свалилась. Странное дело, он перестал при виде Лемана и Милтона злиться на них – потому ему вообще стало на них наплевать. Что они делают, что думают о нём, что о нём говорят – его это теперь не волновало. Он спокойно слушал, о чём они беседуют, смотрел, чем занимаются – если была такая возможность, если видел необходимость – рассказывал всё Дику, и этим и ограничивался. Правда, Дик смеялся, уверяя его, что, коль уж он решил соблюдать нейтралитет,  стоит попытаться найти в Лемане и Милтоне что-нибудь хорошее, привлекательное, но Константин стоял на своём. Он не собирался ничего в них искать, потому что твёрдо был уверен – ничего хорошего в них нет и быть не может. Как в Лаевском. Или не как?
Размышляя о натурах графов и герцога, Константин вдруг понял, что герцога он не любит всё-таки больше, потому что графы, по крайней мере, никогда в открытую не издевались над ним, и уж они точно не пытались навредить Дику. По крайней мере, пока, а вот герцог… Лаевский уже пытался избавиться от оборотня, и Константин не сомневался, что герцог попытается сделать это вновь. Вот как соберётся, так сразу что-нибудь выкинет. Но что? Константин дорого бы заплатил за то, чтобы узнать о планах Лаевского, но это было невозможно – не смотря на то, что Лаевский частенько бывал во дворце, топить у него камины в надежде что-либо выпытать было бесполезно: в первый же день, увидев у себя Константина, Лаевский узнал его, и приказал слугам никогда не посылать к нему этого раба. Мол, предыдущий ему нравился больше. Это ему-то! Да Константин был уверен, что Лаевский, ровно как и Дик, своего предыдущего топильщика каминов знать не знает. Разве что только, что он есть. Всё же остальное – когда тот приходит, уходит, как выполняет свою работу, в конце концов – всего этого Лаевский не знает. Просто потому, что ему наплевать на топильщиков каминов. Было, до сегодняшнего дня, зато теперь…
Если Константин, случаясь, всё-таки умудрялся где-либо застать герцога, то и без того осторожный Лаевский старался как можно тщательнее подбирать слова. А порой Лаевский, завидев Константина, и вовсе просил слуг убрать раба с его глаз, и те охотно исполняли его просьбу. Но всё-таки однажды герцог допустил промах, да ещё какой!
Дело было вечером. Управившись с многочисленными каминами, и наколов веленые дрова, Константин решил прогуляться по первому этажу. Конечно, это дело было чревато выговором, а то и побоями – шататься за пределами своего жилья топильщикам каминов запрещалось, однако в планы Константина и не входило попадание слугам на глаза: юноша решил прогуляться там, где его никто не увидит. А именно – по коридорам, располагавшимся за Коридором Топильщиков Каминов. Их там было великое множество, но там почти никогда и никого не бывало - остальные топильщики каминов, боясь наказания, там не показывались, а для слуг, евнухов, стражей и знати эти коридоры были не интересны, поскольку большая их часть располагалась слишком близко к жилью рабов. Поэтому все они пользовались, по возможности, другими коридорами. И поэтому Константин туда и пошёл, а то что это, в конце концов, за удовольствие – сидеть в своей каморке всё свободное время?
Сначала всё было хорошо. Он шёл, и никто не попадался ему на глаза (а если бы попался, у Константина было готово оправданье: н заблудился; он даже ведро своё с поленьями для правдоподобия захватил – мол, иду с работы, за заплутал вот…), и вдруг… неожиданно впереди раздались голоса, и Константин, тысячу раз прокручивавший в голове всевозможные отговорки на такой случай, испугался. Просто испугался, что он попадётся на глаза какому-нибудь слуге, у которого будет на момент встречи дурное настроение, и тот, увидев раба, да ещё в неположенном месте, захочет с ним разделаться. И Константин в испуге шмыгнул в соседний коридор и замер, прислушался.
- Герцог, какая честь для нас, -  даже не смотря на то, что человек говорил вполголоса, Константин различил омерзительные угодливые нотки. Говорящий явно заискивал перед вторым. – Мы так рады вас видеть…
Зато голос второго был полон презрения и насмешки:
- Мы? Кто это – мы? С каких это пор ты говоришь о себе во множественном числе, Пак?
Лаевский! Константину не нужно было даже ждать, пока герцог выйдет из темноты – он узнал его по одному голосу, и не ошибся. Закутанный в чёрный плащ с капюшоном, почти полностью скрывающим его лицо, Лаевский вышел в коридор, но только если появление герцога практически не удивило Константина, то зато, когда он увидел его спутника, то едва сдержал возглас удивления. Дистрофик! Тот самый тощий тип, которого Константин заприметил перед тем, как их с Леонидом позвали к королю! Тот самый стукач! Ну да, сомнения быть не могло – это был он. Он даже вёл себя, как и тогда – весь сжавшийся скорченный, только вот на лице, вместо гаденькой коварной улыбки – угодливая. Пак семенил около герцога, и заискивающе смотрел ему прямо в глаза.
-  О себе, мой господин?
- Не притворяйся, Пак. Кому, как не тебе, знать, что мне здесь не рады, совсем не рады. Но впрочем, это неважно, - герцог нахмурился и сурово взглянул на слугу: - Меня сейчас волнует другой вопрос. Ты узнал то, о чём я тебя просил?
Из угодливой улыбка Пака превратилась в самодовольную и полную коварства.
- Я всё исполнил, мой повелитель, - согнувшись в три погибели, отвечал предатель.
- Так не молчи! – рыкнул герцог. – Говори, что ты узнал!
- Всё так, как вы и предполагали, мой господин – в стенах дворца зреет недовольство. Знать недовольна Нордоком, все возмущены, как этот бездарный  выскочка мог занять столь высокий пост…
- Прекрасно, - зловещая улыбка осветила лицо герцога.
-… более того, - продолжал вещать Пак, - если раньше они готовы были его терпеть, то теперь все только и ждут, когда он оступится.
- Ну, в этом мы ему поможем, - усмехнулся герцог. – Если, конечно, это потребуется…  да, только если потребуется… Пак! – сурово окликнул он своего собеседника.
- Я здесь, мой господин.
- Я просил тебя подслушивать не только разговоры знати. Ты узнал мнение короля и его сына? Что тебе известно про них?
- Мой господин... – Константин даже отсюда увидел, как Пак задрожал.  – Мне удалось узнать совсем немногое… вы же знаете, у короля слишком хорошая охрана… к нему не подкрасться так близко…
- Хочешь сказать, крыса, что тебе не удалось ничего узнать? – гневно прорычал герцог. – За столько времени?
- Я старался,  - скулил Пак, трясясь всем телом, - я старался как мог, но… но что я мог поделать, господин? Если бы его величеству стало известно, что я шпионю за ним, его месть была бы страшна…
- А ты не подумал, что МОЯ месть будет ещё страшней?!
Ага, попался! Константин испытал наслаждение, увидав, как сжался его враг перед разъярённым Лаевским. Так тебе и надо, предатель,  думал Константин, и даже в душе подначивал герцога: ну давай же, всыпь ему как следует!
 - Господин… - скулил Пак. – Я исправлюсь… пожалуйста, пощадите…
- Ну хорошо, я прощаю тебя, Пак, но только на сей раз. А теперь докажи мне, что я не зря это сделал – ответь, ты узнал что-нибудь о наследнике? Что он думает по поводу Нордока?
- Оооо, с принцем ничуть не легче, чем с королём, мой господин… Вы же знаете – при нём постоянно находится Леонид, он не отходит от него…
- Хочешь сказать, что ты ничего не узнал?!
- Напротив.  В последнее время принц очень подавлен. А в такие минуты, как вам известно, он пускается в откровения со своим евнухом.
- Хочешь сказать, - фыркнул герцог, - тебе удалось подслушать его душеизлияния?
- Совершенно случайно! Но именно из них я узнал, что ему абсолютно всё равно, кто сейчас находится подле монарха. Он так расстроен, что его интересует лишь одно  - охота…
- Ну как всегда, -  презрительно скривил губы Лаевский, - инстинкты…
- Я думаю, этим следует воспользоваться, господин... вы знаете, что Нордок предложил королю отправить его сына отдохнуть в замок за Драконовыми горами? Путь через них очень опасен, если только не поехать в объезд. Но найти этот объезд тоже нелегко. Достаточно только свернуть не на том перекрёстке, а их великое множество… - глаза Пака сузились, превратившись в две щёлки. Зловещё понизив голос, он прошептал: - Если направить  экипаж не по тому пути, они угодят прямиком в Драконовы горы, и если по дороге с наследником что-то случиться…
Точно два угля сверкнули под капюшоном очи герцога.
- А ты не так уж глуп, Пак. 
Константин жадно слушал и чем больше он узнавал, тем трудней ему становилось сдерживаться. Поганая тварь! Сначала Пак настучал на Константина королю, и кончилось это тем, что монарх велел сжечь Константину подарок, приготовленный юношей для Дика, а теперь это! Пак хочет убить двух зайцев одновременно – покалечить Дика и подставить Нордока! Ведь если с Диком случится несчастье,  к гадалке не ходи – обвинят в этом Нордока! Ещё бы, ведь это его затея – отправить Дика в путешествие, и учитывая этот факт,  и то, что Лаевский наверняка устроит так, будто именно граф во всём виноват, и то, что Нордока ненавидят при дворе – нет сомнений, всё так и будет! Но Константин не может этого допустить! Он не должен допустить, чтобы с Диком что-то случилось, он должен предупредить его, пока не поздно, и он…
- Что это?! – рыкнул внезапно Лаевский, указав на серебряное ведро с поленьями в нём.
О нет! Он так торопился скрыться, что забыл захватить с собой ведро! Константин в ужасе застыл на месте. Едва дыша,  он следил за герцогом.
- Поленья… ведро… он где-то здесь, - Лаевский бросал дикие взгляды по сторонам.
- Кто? – непонимающе спросил Пак.
- Топильщик каминов! Идиот, ты что, не в курсе, что серебряные вёдра с поленьями в замке носят только они?!
Он схватил Пака за грудки и в этот самый миг Константин, в отчаянии позабывший обо всём на свете, случайно задел плечом фонарь, висевший на стене. Древняя цепь противно заскрипела, а металлический каркас, качнувшись, гулко ударил о каменную стену. Эхом стук прокатился по всей цепочке коридоров, а герцог, на миг замерев, расплылся в коварной улыбке и отпустил Пака.
- Он  где-то здесь, в одном из коридоров…  а может, - голос герцога стал убийственно-сладок, - он  даже сам  к нам выйдет? А, раб?
Герцог едва слышно пошёл по коридору, и, глядя вперёд, сам меж тем бросал хищные взгляды в прилегающие туннели.
- Я знаю: ты здесь, раб, а раз так… зачем же играть со мной в прятки? Мы же оба прекрасно знаем: тебе некуда деваться. Если ты вы побежишь, я услышу тебя и найду… а если  ты будешь стоять на месте, я всё равно рано или поздно тебя обнаружу -  это только вопрос времени, раб… и ты сам знаешь это, не так ли? У тебя нет выхода… ну же, раб, не усложняй мне задачу – выйди сам, и я обещаю, что ты умрёшь без быстро и без мучений….
Точно сирена, зазывавшая своим волшебным пением странников, Лаевский шёл по коридору, обращаясь к Константину, только Константин не поддавался его чарам. Ни за что! Он скорей умрёт, чем сам сдастся этому негодяю! Только что же делать? Эх, как жаль, что у него при себе ничего нет! Никакого оружия! Значит, атака, ровно как и оборона, как варианты исключались. Но и  стоять на месте было бессмысленно – Лаевский обнаружит его, едва окажется напротив этого туннеля. И бежать нельзя – Константин был уверен: едва он даст дёру, как Лаевский пустит за ним Пака, и тот, ориентируясь на звук его шагов, тут же вычислит, по какому коридору он бежит, и догонит его. Или же пустит в ход оружие. А времени оставалось всё меньше – с каждым новым шагом, приближающим Лаевского к туннелю, в котором он затаился, уменьшались его шансы на спасение. Вот Лаевский за три коридора… ну же, думай, отчаянно твердил себе Константин, думай… за два… за один…  Ещё до того, как перед проходом пала тень от Лаевского, Константин круто развернулся и бросился бежать. Поздно! Он понял, что бежать следовало раньше,  когда он только выдал своё присутствие тем, что задел фонарь. Тогда Лаевский с Паком находились достаточно далеко, чтобы он мог скрыться, убежать от них. Теперь же его шансы на успех были ничтожно малы, но некогда было рассуждать.
 - Вот он! Взять его! – рявкнул сзади Лаевский и Пак сел ему на хвост.
Проклятье! Константин всегда считал, что бегает вполне прилично, однако теперь ему показалось, что он плетётся, как черепаха. Он бежал изо всех сил, в боках кололо, но он не только не отрывался от преследователя, но даже не мог сохранять одинаковую дистанцию между ним и собой. С каждой секундой расстояние между ним и Паком стремительно сокращалось – он чувствовал это по нарастающему стуку шагов. Пак всё приближался, ещё минута и он настигнет его. Нет! Константин круто развернулся – он хотел, пользуясь эффектом неожиданности, налететь на врага, сбить его с ног, но затея провалилась – Пак перехватил его руку,  сам вцепился в него и они оба полетели на пол. Они стали кататься по плитам, как один гигантский живой клубок,  в котором каждый из них пытался нанести другому как можно больший урон. Константин душил, рвал, пинал Пака, а тот проделывал с ним то же самое, только слабее. Это давало Константину преимущество и надежду. Ещё немного, и он повергнет врага. Нужно только оседлать его, занять позицию сверху и тогда… он уже видел физиономию этого паршивца – глаза выпучены от страха и натуги, с носа тонкой струйкой катится кровь.… извернувшись, Константин нечеловеческим усилием подмял под себя Пака. В очах сверкнуло торжество, он занёс руку и в этот же миг что-то тупое огрело его по затылку. Константин зашатался и рухнул на каменный пол.


Глава 15
Старый мост.

- Почти готово, повелитель, - голоса ворвались в очнувшееся сознание Константина раньше, чем он открыл глаза.
А когда он это сделал, в глаза брызнул свет. Константину сощурился и тут же застонал – затылок! Голову ломило – всё-таки, здорово его тогда огрели. Константин хотел пошевелиться, чтобы встать, и тут же выяснил, что это невозможно. Руки и ноги оказались крепко связаны. 
- Смотрите, господин, он очнулся.
- Как раз вовремя.
 Угодливый и властный. Вздёрнув голову, Константин увидел прямо перед собой Лаевского, а за ним – Пака. На герцоге по-прежнему был надет его длиннополый чёрный плащ, только капюшон теперь снят с головы, что позволило Константину увидеть орлиный нос и бледное, насмешливое лицо Лаевского.
- Я же предупреждал, Константин: не нужно от меня скрываться, - сладко произнёс герцог. - Всё равно проиграете.
И он проиграл! Константин с досады готов был кусать себе локти. Лежит тут, связанный по рукам и ногам, и голова, вдобавок, раскалывается.
- Это вы меня огрели по голове, да? – хмуро глядя на Лаевского, вопросил он. – Там, в коридоре?
Лаевский кивнул:
- Не следует так увлекаться. Ничем. Даже дракой. Это может плохо кончится, Константин.
Вот сволочь! Так и улыбается. С каким бы удовольствием Константин сбил с него эту улыбку!
- Вам всё равно не удастся осуществить свой подлый план! – гневно выпалил он. – Я всё слышал, и как только вы меня отпустите, я расскажу обо всём королю!
- Не сомневаюсь в этом, юноша, - насмешливо отозвался Лаевский. – И именно поэтому мне пришлось слегка изменить мой план.
- Вы не станете калечить Дика и подставлять Нордока? – Константин скривился и недоверчиво смотрел то на герцога, то на Пака: что-то тут не  то. Вряд ли герцог в самом деле решил отказаться от своих гнусных намерений. Скорее всего, тут что-то другое.
Внезапно взгляд Константина привлекла карета. Без всякой внешней отделки и украшений, обычная деревянная карета, только лошадей не хватает. Она стояла справа, задом к нему – так, что он мог видеть багажное отделение: нечто вроде огромного сундука с массивной крышкой. Сундук был пуст, зато на самом верху кареты уже лежали приготовленные вещи – деревянные коробки, бумажные пакеты самых разных размеров, плотно перевязанные верёвками – все они были туго стянуты тремя толстыми кожаными чёрными ремнями. Но почему сундук пуст? В него ничего не положат? Или… внезапно Константина озарило.  Он вперил разъярённый взгляд в улыбающегося Лаевского.
- Вот вы что задумали! - выпалил он, гневно сверкая очами. – Вы хотите взорвать Дика! Заложить взрывчатку в сундук, и когда он поедет, привести механизм в действие!
- Взорвать? – Лаевский от души расхохотался. – Бог с вами, юноша, у меня и в мыслях такого нет.
- Я вам не верю! – вскричал Константин. - Вы лжёте! Вы сами сказали, что решили изменить свой план!
- Я этого и не отрицаю, - Лаевский по-прежнему улыбался, - я и впрямь изменил его. Этот сундук предназначен вовсе не для взрывчатки.
- Да? А для чего же?
- Для вас, юноша.
- Меня? – удивлённо воскликнул Константин.
- Именно. Как я уже сказал, ваша осведомлённость вынудила меня изменить мои планы – я не могу оставить вас во дворце, не опасаясь, что вы донесёте обо всём королю, поэтому я решил избавиться от вас. Вы отправитесь с вашим другом в это долгое и, как вы уже поняли, опасное путешествие вместе. Только вот он поедет в карете, а вы – а этом славном ларце. Дик не будет знать о том, что вы  находитесь здесь. Как, впрочем, он никогда и не узнает, что ждёт его самого -  вы же не сможете предупредить его. Во-первых, потому, юноша, что вас свяжут и крепко в этом деревянном ящике запрут. Так что вы при всём желании не сможете выбраться оттуда и что-то ему сообщить, предупредить о грозящей ему опасности. А во-вторых, даже если вы и предпримите попытку выбраться, вас никто не услышит – Дик поедет в другом экипаже, и, находясь на расстоянии,  да ещё в пути, когда грохочут колёса, он вряд ли сможет услышать ваши крики и стуки. 
Уста Лаевского изгибала дьявольская улыбка, завидев которую, Константин рассвирепел ещё больше.
- У вас всё равно ничего не выйдет! - рявкнул он и бросился на герцога. Вернее, попытался это сделать, потому что путы помешали. Он даже не ослабил их, не то, что разорвал. И, разумеется, он не смог встать на ноги – дёрнувшись, он в итоге упал обратно на землю. Его ноздри воинственно трепетали, а глаза готовы были сжечь герцога живём.
- Не выйдет, слышите?!  Дик, - Константин отчеканивал каждое слово, - Дик уедет только завтра! А перед этим он наверняка захочет увидеться со мной, чтобы попрощаться перед отъездом. Он будет искать меня, и если не найдёт…
Его лицо исказила злорадная гримаса. Герцогу некуда деваться. Он задумал отличный план, только этому плану не суждено сбыться. Он проиграл. Всё-таки проиграл!  И Константин ухмылялся в лицо этому мерзавцу  - давай, скажи что-нибудь! Причини мне вред, рискни здоровьем! Да если Дик только узнает, что ты со мной сделал, а он узнает непременно, то он…
Лаевский не испугался. Он, почему-то, даже не удивился. Напротив, выслушав его, он заулыбался ещё противней прежнего.
-Он не будет искать вас, юноша, - его голос был сладок, как никогда. - К вашему сведению, ваш друг сейчас находится на охоте. А когда Дик находится на охоте, всем известно - его, обычно, не интересует никто. Ни до, ни длительное время – после охоты. Дик даже не вспомнит о вас, Константин. Он уедет, даже не подумав попрощаться с вами, а значит, он не станет вас искать. Инстинкты погубят вашего друга.
- Пусть так! – выкрикнул Константин – он задыхался от обуревавшей его ненависти. – Пусть погубят! Но когда он вернётся из Драконовых гор, искалеченный, я всё равно доложу обо всём королю! И он узнает, чьих это рук дело, и вам придётся туго!
- Вернётесь? – Лаевский перешёл на шёпот. Он приблизился к разъярённому Константину и, наклонившись, с лучезарной улыбкой промолвил: - А кто вам сказал, юноша, что вы оттуда вернётесь? Наследник да, он действительно вернётся. Дик получит увечья, но вернётся оттуда живым. А вот вы, юноша, получите увечья, несовместимые с жизнью. Знаете ли, путь в Драконовы горы пролегает через одно очень опасное ущелье, две стороны которых соединяет узкий мост. И лошадей, что будут запряжены в эту карету, что-то испугает. Они рванут в сторону, и карета рухнет в пропасть.  Ну и вы заодно, поскольку из ларца вам будет никак не выбраться. Печально, правда?
- Тварь! – заорал Константин.
Он жаждал сейчас одного – убить Лаевского. Этого дьявола, этого Люцифера, чудовища, который задумал одним махом убрать всех – его, Нордока, Дика. Извиваясь, он пытался порвать свои путы. Неожиданно его внимание привлёк появившийся мужчина в чёрном мундире. Константин его уже видел в коридорах дворца – личный слуга Лаевского. Он подошёл к своему господину и низким голосом произнёс:
- Господин…
Лаевский не дал ему закончить, сурово оборвав:
- Не сейчас! Я занят, разве не видишь?
- Сегодня пятница, господин, - ничуть не испугавшись, промолвил слуга, - скоро десять часов…
- Сегодня? - с лица Лаевского спала улыбка.
- Я всё понял, - сухо сказал он слуге, - сейчас же выезжаю, приготовь лошадей.
Слуга почтительно поклонился и отступил.
- К сожалению, я вынужден вас покинуть, юноша, - справившись со своим волнением, сладко  сказал Лаевский Константину.
Пак приблизился к герцогу.
- Но господин, - запищал он своим противным тоненьким голоском, - вы же хотели остаться, вы…
- Планы изменились, - отрезал Лаевский, - я уезжаю. За исходом операции присмотришь ты и всё мне доложишь.
Пак угодливо поклонился. Хитрая тварь, его, как и Константина, заинтересовало, отчего это Лаевский, узнав, что сегодня пятница и почти десять,  готов бросить всё и куда-то уехать. Куда ехать? Зачем?
- А вы куда-то торопитесь? – вкрадчиво спросил он. – Могу я узнать, куда?
Константин никогда бы не подумал, что такого безжалостного, расчётливого и хитрого человека, как Лаевского, может что-то смутить. Да ещё смутить слова ничтожества, этого Пака! Однако вопрос застал герцога явно врасплох, а на его бледных щеках показался румянец. Впрочем, Лаевский живо собой совладал.
- Тебя это не касается! – рыкнул он и в глазах его сверкнул бешеный огонь.
Пак попятился и заскулил, словно обожженная псина:
-Я только спросил… не сердитесь, господин…
Если Лаевский и пощадил пака, то лишь потому, что сильно торопился поспеть куда-то к десяти часам. Накинув на голову капюшон, он жёстко бросил:
- Закончишь всё сам, без меня! И смотри, не подведи меня, Пак! Я не потерплю провала.
Сказав это, герцог удалился. Константин видел, как колыхался его чёрный плащ, а потом его самого накрыла чёрная тень. Пак со злорадной улыбкой склонился над ним.
- В сундук его! – взвизгнул он и брыкающегося Константина  подняли и опустили на дно ларца. Крышка захлопнулась. В наступившей темноте он слышал, как щёлкнул замок. А  потом – всё стихло. Все разошлись – до утра.
Константин за всю ночь не сомкнул глаз. Он бил ногами в крышку, в стены сундука, надеясь, если не сорвать замок, то развалить свою темницу. Тщетно. Замок не поддавался, а сундук оказался таким крепким, что он и вмятины на нём не сделал. Под утро, совершенно обессиленный, Константин смотрел на узкую полоску света, пробивавшуюся сквозь неплотно прилегающую крышку сундука. По его лицу текли крупные капли пота, а всё его тело ломило– мало того, что стягивающие запястья и щиколотки верёвки причиняли адскую боль, так ещё в сундуке невозможно было вытянуться во весь рост или хотя бы сесть по-человечески  - приходилось лежать на боку, скорчившись, и от этой непривычной позы у него заболели и руки, и ноги, и шея, и всё остальное. А мысль о том, что он погибнет, а Дик получит увечья, доканывала его. Получит, потому что на охоте. Лаевский, очевидно, не лгал – оборотень не искал его, потому что был занят. Охотой! Господи, неужели  этому дурную и впрямь суждено пострадать от собственных инстинктов?! А ему – из-за них – умереть?! Нет! Константин цеплялся за малейшую надежду – пусть Дик на охоте, но Леонид-то нет! Он должен вспомнить о том, что Дику не следует уезжать, не попрощавшись с ним. Только ночь прошла, а никто его не спас, никто его не искал. Зато явились люди Лаевского – они привели лошадей, впрягли их в карету. А когда Константин стал звать на помощь, думая, что те могут спасти его – они открыли крышку, но не затем, чтобы вызволить его, а чтобы вырубить. И он опять потерял сознание.
Очнулся он в пути. Почему в пути? Потому что карету трясло, и сундук, в котором находился он – тоже. Они ехали. На встречу смерти. 
- На помощь! – что есть мочи заорал Константин, одновременно с криком принимаясь стучать ногами в крышку сундука. – Дик! Кто-нибудь слышит меня? Откройте! Выпустите меня! Я здесь!.. Дик!
В любой другой ситуации его вопли были бы услышаны, но теперь, не когда десятки колёс грохочут одновременно, и больше полусотни лошадиных копыт примешиваются к этому адскому звуку. В создавшемся шуме, когда сложно было расслышать голос даже того, кто находится рядом, охрана не услышала его призывов – всё в туже щель неплотно прилегавшей крышки Константин видел, как несколько всадников едут по обе стороны следовавшего по пятам его кареты экипажа. Бравые стражи, в одной руке сжимающие повод, а в другой – алебарды, общались между собой, но для того, чтобы быть услышанным, каждому из них приходилось орать во всю глотку, причём прямо в ухо товарищу. Где уж им услышать крики Константина, находящегося от них на расстоянии, да ещё заключённого в деревянный сундук. Даже если какие-то звуки и могли долететь до ушей стражей, толстые деревянные стены действовали как глушители, не давая воплям Константина выскользнуть наружу. Но он не сдастся, он ни за что не сдастся, он выберется отсюда! Пусть они не слышат его, но не увидеть, как содрогается крышка, они не смогут! И Константин с утроенной силой принялся молотить в потолок своей камеры, удар за ударом, заставляя ту буквально ходить ходуном. А стражи? Константин, молотя крышку, жадно следил за стражами – ну когда же те, наконец, обратят внимание?! Есть! Получилось! Один из стражей заметил, что крышка сундука не лежит плотно на месте, а постоянно приоткрывается.
- Ну же, подойти, - хрипел стражу обессилевший Константин, - давай, посмотри, отчего крышка ходуном ходит… выпусти меня… ну же… ну… ГАД! Сволочь! Идиот безмозглый! – завопил в ярости он, когда увидел, как страж, указав своему спутнику остриём алебарды на крышку сундука, засмеялся, а тот пожал в ответ плечами; оба решили, что крышку просто так трясёт от того, что трясётся сама карета. – Придурки…
Сердце Константина бешено стучалось. У него не осталось уже сил на то, чтобы бороться с путами и крышкой сундука, тогда как времени до его смерти оставалось так же совсем ничего.
- Дик! – вобрав в грудь побольше воздуха, с новой силой завопил он. – Диииик! Помоги! Кто-нибудь, помогите! Помогите!.. Дик!... Дик… Дик…
Его силы убывали и голос слабел, и вскоре Константин замолчал.
А что же делал Дик, пока он так отчаянно взывал к нему всё это время? Дик был увлечён беседой с Леманом и Милтоном – оба благородных юноши сидели с ним в одной карете, напротив него, и пока Леонид, сидевший по левую руку от Дика, о чём-то негромко переговаривался со слугой через окно, он неплохо проводил время. Всё-таки хорошо, что он захватил их с собой – Леман и Милтон не давали ему скучать, поочерёдно рассказывая разные разности, пуская шутки и смеясь над его остротами. С ними было так интересно беседовать, что Дик не хотел прерываться, однако когда в их разговоре всё же случилась пауза, он вынужден был это сделать. А всё потому, что Леонид, после переговоров  со слугой, выглядел озабоченным.
- Что-то не так, Леонид? – спросил у него Дик.
- Мы не там свернули, ваше высочество, - в голосе евнуха чувствовалась тревога и неудовольствие, а глаза, хоть и были направлены на лицо Дика, то и дело бросали беспокойные взгляды за окно.
- То есть как это не там? – поднял бровь Дик. – А как же проводник? Он не мог ошибиться, ты сам говорил, что он хорошо знает эти места.
- Очевидно,  не так хорошо, как мне хотелось бы,  - нахмурился евнух.
Дик тоже нахмурился, посмотрел за окно – пейзаж был незнакомый.
- И где же мы, в таком случае, сейчас находимся? По какой дороге мы едем?
- Мы почти приехали к Драконовым горам, ваше высочество.
- Драконовы горы? – подал голос Милтон.
Хоть молодой человек  старался скрыть своё волнение, у него это получилось не очень хорошо.
- Имеешь что-то против них, Милтон? – улыбнулся Дик.
- Насколько мне известно,  принц, Драконовы горы очень опасны.
- Но проехать-то через них можно, - возразил Дик и взглянул на Леонида: - Там ведь есть дорога, верно?
- Это так, принц, - склонил голову евнух, - но та дорога непроверенна, ей давно никто не пользовался, и потом, всем известно, что Драконовы горы опасны…
- Дорогой никто не пользовался, а между тем её считают опасной? – Дик вновь улыбнулся,  хотя и понимал, что слуга прав. Драконовы горы в самом деле представляли опасность, ему было известно.
- Вы знаете, о чём я говорю, - Леонид замолчал и сердито уставился в окно.
Ну вот, обиделся! Дик снова готов был улыбнуться, если бы не знал, что этим огорчит слугу. Да и потом, Леонид был прав, он не зря тревожится и Дик уже серьёзно сказал:
- А что советует проводник?
- Ничего хорошего, - Леонид поджал губы. – Он советует ехать через Драконовы горы.
- Ну, его можно понять, - пожал плечами Дик, - ведь, насколько я понимаю, мы проехали полпути. Глупо было бы разворачиваться и возвращаться назад.
- Если вас интересует моё мнение, принц, то глупо было бы ехать в замок через Драконовы горы! – заявил Леонид.
Вот упрямец! Дик переглянулся с Леманом и Милтоном – те тоже едва сдерживали улыбки. Но в глазах – в глазах всё-таки тревога. И они туда же! Дик рассердился – ну неужели в них нет ни капли авантюризма? Где жажда приключений, где  тяга к новым, неизведанным местам?
- Так что вы решили, ваше высочество? Что мне передать проводнику?
Леонид! Конечно, желающий, чтобы он приказал повернуть обратно. А что это даст? Только потерю времени – ведь если они один раз умудрились свернуть не там, то кто даст гарантию, что проводник не ошибётся снова.
- Ваше высочество? – теперь уже его мнением интересовался Милтон.
Дик круто повернулся к  Леониду.
- Передай проводнику, что мы поедем в замок через Драконовы горы.
Он рассердился. Конечно, рассердился, хотя ничего и не сказал. Зато сидел с таким видом, будто Дик совершил самую большую ошибку в своей жизни. И притом – глупейшую. Дик усмехнулся – ему понятно было беспокойство и обида слуги, однако… ну что такого, что они поедут через горы? В конце концов, он не такой уж и дурак – если выяснится, что дорога представляет опасность, они повернут назад. Делов-то! И чего волноваться? Пусть уж лучше посмотрит за окно – вон какая красота там. Дик с любопытством смотрел на причудливые деревья и кустарники, густоё зелёной стеной тянущиеся вдоль дороги – на почтительном, впрочем, расстоянии от неё. Он смотрел, втягивал в себя незнакомые запахи, пока… да! Его ноздри уловили запах дичи. Звериный инстинкт сработал немедленно – поймать! Во что бы то ни стало поймать и разорвать! О да! Она недалеко, он успеет…
- Прикажи остановить карету, - распорядился он, глядя за окно.
- Остановить? Зачем? – евнух вглядывался в его лицо, пытаясь понять причину столь странного приказа.
И он понял. Уловил знакомый ему взгляд – взгляд, который был у Дика ещё накануне, когда он точно так же возжелал вдруг плоти. Взгляд хищника. Взгляд зверя.
- Ваше высочество… вы же знаете, вам не следует…
- Мне лучше знать, что мне следует, а что нет, -  оборвал его Дик и в очах сверкнул огонь. Опасный огонь.
Улыбнувшись, Дик произнёс:
- Вели остановить.
Леонид не осмелился перечить. Качая головой, точно китайский болванчик, он высунулся из окна и отдал распоряжение кучеру. Карета остановилась, а вслед за ней встали остальные экипажи, вереницей тянувшиеся следом. Леонид вылез, открыл дверь, но не пошёл дальше. Он не хотел видеть то, что будет. В душе евнух надеялся, что благоразумие вернётся к его молодому господину, что Дик опомнится и возвратится обратно в карету. Но Дик, не смотря на недоумённые взгляды слуг и охранников, направился прямиков к лесу. Он шёл, шёл, а потом – остановился. Сердце евнуха радостно ухнуло – неужели дошло?! Передумал?
Но Дик вовсе не передумал. Его просто привлекло другое – стук, пыхтение и отчаянные крики. Они доносились откуда-то сзади, исходя из одной из гружёных вещами карет. Кто-то кричал и пытался выбраться, причём слышал это не только он: теперь, когда кареты остановились и шум стих, отчаянные попытки Константина вырваться на свободу услышала и охрана, и слуги. Переглядываясь, они с любопытством и беспокойством взирали теперь на сундук, откуда исходил шум.
- Дик! – доносилось из-под крышки. – Ты слышишь меня?! Меня вообще кто-нибудь слышит?! Выпустите меня! Помогите!.. Дик!
Это был Константин. Сомненья нет. Дик узнал его голос, но отказывался верить собственным ушам.  Он приблизился к сундуку –под  прицелом многочисленных взоров, взял из рук подоспевшего слуги ключ и открыл замок.
- Константин? – в удивлении вопросил Дик, увидев на дне сундука красного, взъерошенного, всего в поту и к тому же связанного друга.
- Ну наконец-то! – воскликнул Константин.
- Что вы здесь делаете? – продолжал недоумевать Дик.
 - Что?! – воскликнул юноша и тут же, увидев за спиной Дика стражей, приближающихся к нему – тех самых гадов, что вязали его там, в каретном сарае! – заорал во всю глотку: - Беги! Это ловушка, они  хотят убить тебя! Беги!
Едва он выкрикнул это, раздались выстрелы. Очевидно, приспешники Лаевского, поняв, что план сорвался, решили действовать. С десяток пуль впились в крышку сундука, чудом не задев Константина – тот едва успел пригнуться. Пригнулся – заорал, и тут же почувствовал, как неведомая сила выхватила его из сундука. Последовал удар.
-Дик! – заорал бешено Константин: он решил, что его схватил один из этих, из врагов.
Он ничего не понимал: поднялась пыль, отовсюду теперь стреляли, слышались непонятные крики, ржали лошади, кто-то куда-то бежал…
- Пустите меня! Пусти… - он замолчал, столкнувшись с лицом Дика. Это он оказался его пленителем, а теперь – освободителем. Сверкнуло лезвие и с рук Константина спали верёвки.
- Что происходит?! – заорал он, пытаясь перекричать стоявший грохот.
- Не знаю! Это я у вас должен спросить! – закричал Дик и тут же скомандовал: - Ложитесь!
Он упал сам и пригнул его, сбив с ног. При том, что у Константина ноги оказались и без того связаны, подобная забота принесла не сколько пользу, сколько вред – может, он избежал пули или клинка, но в ноге что-то хрустнуло. Константин зашипел.
- Да разрежь ты эти верёвки!! Дай нож!
- Держите… Леонид! – Дик высматривал евнуха через окна кареты – опасное занятие! Его заметили с той стороны, но – не евнух, а страж. Только не «свой», потому что на Дика тут же нацелилось дуло.
- Ложись! – закричал теперь Константин и, схватив друга за локоть, рывком свалил его рядом с собой.  А страж нагнулся, стал целиться под каретой…
- Бежим! – крикнул оборотень.
- Куда?! – закричал Константин, разрезая верёвки.
Кругом стояла полная неразбериха: не ясно было, кто свой, кто чужой. Слышны были только выстрелы, крики, и всё в дыму! Кто-то поджёг карету, и та загорелась. Зачуяв дым, и без того взбудораженные лошади  захрапели, заржали. Кто-то пытался их удержать – напрасно. Вереница вдруг разом пришла в движение.
- Осторожнее! – завопил Константин, оттащив Дика от зияющей пропасти.
Пропасть! Вскинув голову, он в ужасе увидел впереди гигантские остроконечные макушки Драконовых гор, а перед ним – страшную пропасть.  Кареты остановились прямо ней,  в нескольких метрах, но теперь это расстояние сузилось из-за ошалевших лошадей. Те  бросались то вправо, то влево, то вперёд, прижимая их к обрыву.
- Что нам делать? Что делать?! – закричал Константин. – Проклятье, тут всюду кареты!
И это было правда - кареты загородили не только территорию перед обрывом, но слева тоже! И что-то горело!
- Леонид! Леман, Милтон! – воскликнул Дик, и Константин, к полному своему неудовольствию, увидел взволнованные, перемазанные копотью, бледные лица евнуха двух графов. И эти здесь! Константин рассвирепел, но не время было для выяснений отношений.
- Что происходит, принц?! – кричал Милтон, сидя на корточках и въёживая голову в плечи при каждом новом выстреле.
-Похоже, на нас напали! – прокричал в ответ Дик.
- Но кто?!
- Бежим! – крикнул Дик, когда лошадь, запряжённая в ближайшую карету, рухнула, хрипя, а к ним на встречу понеслись трое вооружённых всадников.
- Куда?!
- К мосту!
Мост! Как же Константин его не увидел – тонкий деревянный мост висел над пропастью. До него было рукой подать, нужно было пройти всего полсотни шагов, только в нынешней ситуации сделать эти полсотни было почти невозможно.
- Чёрт! – вскрикнул Константин, когда почти у самого его уха в дерево вонзалась пуля.
- Пригнитесь!
- Ваше высочество… туда нельзя!... там… там опасно! Мост, он ста… - Леонид что-то кричал, но его всё равно никто не слушал.
Какая разница, что там с мостом! Сейчас он был единственное их спасение. Почти все стражи и слуги – те, что были на их стороне – были или убиты, или смертельно ранены. Кареты одна за другой сигали в пропасть, толкаемые туда обезумевшими лошадями – пятясь от грохота орудий, от оголённых клинков, те толкали тем самым экипажи и те срывались вниз, увлекая их за собой. Пока они валились сзади, у низ за спиной, но в любую секунду могло произойти, что такое случится и у них перед носом. И тогда в цепочке карет, этого единственного заслона, отделяющих их от врагов, образуется брешь. И им конец. Неожиданно, перед самым носом Дика, оказался страж. Враг. Перепрыгнув через убитую лошадь, он выхватил кривой кинжал, думая всадить его в принца, но Дик оказался проворнее. Перехватив руку мужчины, он другой схватил его за пояс. Рывок – и подлец летит вниз, в зияющую пропасть.
- Дик, мост! – завопил Константин.
К мосту спешили больше дюжины конных всадников. С перекошенными от злобы лицами, они торопились отрезать им путь.
- Скорее! – закричал Дик и всадил кинжал в другого стража, вздумавшего встать на его пути. – Бегите! Я задержу их!
- А ты?! – закричал поражённый Константин.
Не время для геройства! Он что, совсем того? Ему же не справиться со всей этой бандой.
- Я за вами! Пещеру видите – он указал на чёрное пятно в извилине Драконовых гор. – Бегите туда! Я приду следом!
Идиот! Но если Дик совсем рехнулся, то он, Константин, нет. Он бросился бежать по шаткому мосту, за ним понеслись эти двое болванов – Леман с Милтоном. А сзади – выстрелы, крики, резня… он обернулся и увидел, как Дик,  выстрелами уложив троих у самого подхода к мосту, и тем преградив им путь, вместе с Леонидом бросился бежать – ну наконец-то!
Но что это? Внезапно мост задрожал так, что Константин едва успел схватиться за поручни из верёвок. Обернулся-  погоня! С десяток всадников, перемахнув через тела убитых, бросились за ними по мосту! На лошадях! Мост задрожал ещё сильнее, и Константин задрожал вместе с ним, услышав, как затрещали вдруг верёвки и заскрипели доски. Да он же сейчас рухнет!
-Диск, скорее! – перебежав мост и спрятавшись за первый попавшийся валун, заорал Константин. – Мост! Он сейчас оборвётся!
Он высунулся, чтобы посмотреть, успеет ли этот безумец перебежать мост, но в валун стрельнули. Пуля ударилась о валун и каменная крошка брызгами разлетелась во все стороны. Испугавшись, что в него могут попасть, Константин поспешил покинуть ненадёжное укрытие и бросился бежать. Он остановился, лишь когда услышал чудовищный хруст и треск. Застыв, юноша обернулся и увидел, как старый мост, не выдержав тяжести конских и людских тел, порвался надвое. И в ту же секунду тринадцать всадников, двое из которых почти достигли этой стороны, с истошными воплями полетели вниз. А затем всё стихло.

Глава 16.
Драконовы горы.

Константин не скоро отважился высунуться из-за валуна, за которым хоронился от врагов – хоть за друзей и переживал, а своя жизнь дороже. Он не мог быть уверен, что, высунувшись, не получит пулю в лоб. Поэтому он уселся на корточки и сидел тихо, не шевелясь, ещё долгое время после того, как мост оборвался. А между тем ничего не происходило. Никто не пытался его отыскать, чтобы убить, никто больше не стрелял, не лязгало оружие и даже не слышны были  крики, свидетельствовавшие о том, что кто-либо из недругов находится здесь. Что кому-то вообще удалось пробраться сюда после того, как это сделал он. Даже Дику. Оборотень тоже не показывался, он не звал его. Устав ждать, а так же слегка взволнованный странной тишиной, Константин высунулся из-за валуна и обозрел окрестности. Ничего. Ни единой живой души. Извилистая тропка, по которой он примчался сюда, пустовала, а что творилось на другой стороны обрыва, Константин разглядеть не мог – день сменялся вечером, и Драконовы горы постепенно стали погружаться в черноту. Что совсем их не красило, боязливо заметил про себя Константин. Но где Дик? Почему его нет? Тут вообще есть кто-нибудь живой? Он вышел из-за валуна, дошёл почти до самого края пропасти, ещё раз огляделся – кругом только скалы.
- Дик? – недоверчиво позвал Константин. А когда тот не отозвался, позвал громче: - Дик! Дик, ты жив? Ты здесь? Диииииик…
Молчание было ему ответом. Константин вздрогнул, только вовсе не от холода – ему вдруг стало не по себе, ему вдруг стало страшно от мысли, что он может остаться здесь совершенно один. В этих Драконовых горах, где нет ни еды, ни воды, в горах, которые даже Лаевский считал опасным местом…
Внезапно Константин вспомнил про пещеру, о которой говорил ему Дик перед тем, как они расстались у моста. Он совсем забыл про неё – он ринулся бежать по мосту по широкой дороге, которая прямой, широкой лентой уходила в горы. Тогда как пещера находилась правее и значительно выше – к ней тянулась узкая  извилистая тропка, постепенно переходящая в склон. Пещера располагалась в горе – чёрное пятно, зияющее на сером фоне. Извилистая тропка пролегала мимо, и уходила дальше, прячась за край скалы. Пещера. Дик велел Константину  ждать его там.  Может быть, Дик там и находится сейчас? Константин побрёл по тропинке. Правда, чем ближе становилась пещера, тем менее решительней становился он. А что, если Дика не будет и там? Что тогда? Что он будет делать? И что он станет делать, если Дика там не будет, а те головорезы, что хотели убить оборотня, как раз там и окажутся? Вдруг они сидят там в засаде? Константин замедлил ход и прислушался. Ни звука. Может, позвать Дика? Или нет, лучше не надо – ещё выдаст себя. А так, если в пещере окажутся те убийцы, он хоть успеет убежать… может быть…Итак, вот он, вход. Надо действовать быстро, чтобы успеть унести ноги. Раз, два… на счёт «три» Константин резко свернул влево, шагнул в пещеру – и тут же взлетел в воздух. А потом приземлился. Прямо в воду. У входа в пещеру имелось нечто вроде ямы, наполненной водой – яма образовалась тут давно, очевидно, потому, что сверху в это место с потолка падали капли. Одна за другой, десятилетиями, столетиями. Но вода точит камень, как известно. И вот, получите небольшой мини-пруд. Вода в него сверху больше не падала, зато рухнул Константин. Водоём оказался мелким, но достаточным, чтобы он вымок насквозь и сильно ударился. Отплёвываясь и матерясь, юноша вздёрнул голову, чтобы увидеть, кто это так любезно встретил его. Ну конечно. Милтон. Молодой граф принял его за бандита, одного из тех, что устроили перестрелку. Вот и проявил бдительность, отправив его искупаться. Увидев же, что бандитом всего-навсего оказался топильщик каминов (о чём он сразу догадался, едва увидел знакомую голубую форму с эмблемой в виде камина и двух кирок),  Милтон усмехнулся и  отошёл вглубь пещеры, где рядышком сидели Леонид, Дик и Леман.
 - Неплохой бросок, верно? – улыбнувшись, осведомился он у друзей – по-французски.
- Не плохой? – вне себя от гнева повторил мокрый Константин. – Да ты смотри, как бы я тебя куда-нибудь не бросил! В пропасть, например! Идиот!
Граф в изумлении уставился на Константина.
- Как? Он знает французский?
- А ещё немецкий, если тебе это так важно, козёл! – выпалил Константин на сей раз по-английски. – Ну, чего глаза вылупил? Не видел людей, которые говорят по-французски?
Видеть-то он видел, но не рабов, говорящих по-французски, да ещё позволяющих себе общаться с ним в таком тоне и так оскорбительно. А разошедшийся Константин продолжал:
-Чего молчишь? Может, извинишься за то, что швырнул меня в воду?
Едва изумление прошло, Милтоном овладел гнев – выхватив из ножен кинжал, он в два прыжка очутился возле Константина и занёс руку, готовясь нанести удар:
-Извинения? Ах, ты…
- Милтон, не смейте! – Дик подскочил к графу прежде, чем удар достиг цели. Он перехватил его руку и, взглянув графу в глаза, коротко промолвил: - Это друг.
- Друг? – ошеломлённо переспросил Милтон, но затем он круто повернулся к Дику: - Этот раб?
- Да, - Дик смотрел ему прямо в глаза: решительно и серьёзно. – Он мой друг, Милтон. Спрячьте ваш кинжал.
Милтон повиновался, но  ответ Дика его совсем не удовлетворил – напротив, у него, как и у Лемана, возникло теперь гораздо больше вопросов, чем до него. Например, среди них был такой: если Константин владеет французским, то он, конечно же,  знает всё, о чём он, Милтон, говорил с Леманом. Но знает ли об этом принц? И что вообще за друг тогда такой? Шпион? А как же то, что в топильщики каминов берут только рабов каменоломни? Выходит, этот светловолосый юноша, вовсе никакой не раб?
- Знакомьтесь, - представил Дик друзьям Константина, - это Константин Кейн.
Кейн? Милтон не припоминал такой фамилии среди первых лиц королевства. Да и вторых тоже. Да и лицо этого юноши ему ни  о чём не говорило – разве только о том, что он видел его регулярно во дворце, как он топит камины…
- Он из знати? – рассматривая мокрого Константина, спросил Милтон.
- Нет.
Но кто же он тогда? Если он неблагородного происхождения, и при этом умудряется знать французский и позволяет себе такие высказывания…в глазах Милтона, да и Лемана тоже, зажёгся неподдельный огонь любопытства.
- Присядьте, граф, я вам всё сейчас объясню.
И Дик взялся объяснять. Сидя у кромки воды, Константин расстёгивал свою рубашку и мрачнел с каждым сказанным словом – зачем было уточнять, что он неблагородного происхождения? Какая разница этим ослам, граф он или плебей? Есть у него деньги, или нет? Сказал бы, что он просто друг. И вообще,  зачем он пускается в объяснения? Зачем рассказывает – пусть и вкратце – как он с ним познакомился, про всю эту историю в Африке с навозом, и как потом за это король отправил его, Константина, в каменоломни? Вот уж этот факт из его жизни вовсе не обязательно сообщать! Но Дик сообщил, и что самое поганое -  Константин почувствовал на себе  после этого сообщения взгляды молодых графов. А если быть точнее -  на своей спине. Он снял с себя мокрую рубашку, чтобы отжать её, и, поскольку  под ней у него ничего больше не было, взорам графа предстала  его спина, по которой некогда прошлись бичи надсмотрщиков каменоломни. Прекрасная иллюстрация! Чувствуя, что краснеет, Константин повернулся лицом к графам – те с любопытством взирали на него. Ну и зло же взяло!
- Чего уставился? – прорычал он графу. – Никогда не видел подобных узоров?
И свирепо глянул на Дика. Обвиняюще: ну и для чего ты им всё это рассказал?! А тот – хоть бы смутился! Дёрнув плечом, Константин отловил в воде свою бандану, и, выжав из неё влагу, занялся своей обувью, которая тоже нуждалась в помощи: в башмаках хлюпало, и когда он снял их – один за другим, и перевернул, оттуда потекла вода. Тем временем Дик встал. Константин исподлобья взглянул на него.
- Я так понимаю, - произнёс оборотень, обращаясь ко всем, - нам придётся заночевать в этой пещере. Поэтому я Леонид отправимся на разведку, посмотрим, не спасся ли кто-то ещё, и нет ли поблизости тех сумасшедших, что на нас напали.
- Я с вами,  принц, - тотчас вскочил Милтон, и Константин с насмешкой подумал про себя: выскочка. – Это может быть опасно, я не хочу, чтобы с вами что-нибудь случилось.
- Спасибо, Милтон, - отозвался Дик, - но будет гораздо лучше, если ты останешься здесь.  Со мной пойдёт Леонид, и этого вполне достаточно, а что касается твоей помощи, то я не откажусь, если кто-нибудь из вас разведёт костёр: скоро станет темно, да и согреться нам не помешает.
Сказал – и ушёл. Бросил его вместе с этими пустоголовыми павлинами, прекрасно зная, что он их не переваривает, и они его – тоже! А ведь Дик мог бы взять его с собой, его, а не Леонида! Но что сделано – то сделано. Бежать за ним, просить его взять с собой Константин не собирался – слишком унизительно. Однако и в том, что он тут застрял, не было ничего хорошего. Совсем. После ухода Дика в пещере повисла напряжённая тишина. А в ней застрял вопрос: кто будет разжигать костёр? Разумеется, эти белоручки наверняка давно решили про себя этот вопрос: он. Конечно, им не к лицу заниматься такой работой. Тем более, что в наличии топильщик каминов, для которого подобное занятие – считай, его работа! Повернувшись к благородным отпрыскам, Константин ядовито заявил:
- Ну что застыли, как истуканы? Ждёте, что я растоплю? Да хрен вам, поняли? Вам надо, вы и топите, а я пальцем не пошевелю.
И, ухмыльнувшись обоим, злорадно подумал, что развести огонь этим неженкам всё-таки придётся – ведь их об этом попросил Дик. Считай, приказал. Вряд ли они захотят огорчить его. Разожгут как миленькие! А он с удовольствием посмотрит на это зрелище. Только вот медлили они что-то. Ни спички не доставали, ни ветки не собирали. А, ждут, наверное, что он займётся костром! Внутри Константина поднялась буря. Чтобы он зажёг огонь для них?! Да пусть они хоть околеют тут – с места не сдвинется! И плевать, что сам мокрый и мёрзнет! Не станет разжигать огонь, хватит, надоело! Но что это? Краем глаза Константин увидел, как эти двое, тихонько посовещавшись между собой, встали. После чего Милтон решительно направился к нему – конечно же, чтобы заставить развести огонь! Вскочив, Константин с яростью занёс руку, чтобы вмазать графу, но тот опередил его на какие-то доли секунды. Острое лезвие кинжала упёрлось ему в шею, а суровый взгляд Милтона говорил о том, что Константину стоит сделать только одно неверное движение – и ему конец. Константин затравленно уставился на своего захватчика. Он с радостью придушил бы Милтона, если б не этот кинжал.
- Спички, - промолвил меж тем граф.
На лице Константина сквозь гримасу ярости и отвращения проступило удивление – зачем этому франту понадобились спички?! Но спрашивать не стал, запустил руку в карман и, нащупав коробок, выудил его и протянул Милтону. Свободной рукой тот взял спички, ещё раз внимательно посмотрел на него – как бы пытаясь понять, бросится ли Константин, если он уберёт оружие – и убрал кинжал. Отошёл. Константин не верил своим глазам. Потирая шею, он покосился в сторону ушедшего графа – уж не собирается ли тот…
Увидев, что его друг раздобыл спички, Леман собрал прутья, валявшиеся возле стен, и грудой сложил их в центре пещеры. А Милтон достал спичку и чиркнул – вхолостую. Безрукий, – насмешливо фыркнул про себя Константин. Милтон не сдался. Достал другую спичку и снова вышел пшик. Сломалась. И третья тоже. Четвёртая вспыхнула, правда, но тут же потухла. Идиоты, злился про себя Константин, даже спичку зажечь не могут! А, зажгли наконец… зато теперь дрова им не поджечь. Ну правильно, кто ж так огонь разжигает! Кинули кучей и хотят, что б горели! Ага, сырые вперемешку с сухими! Да ещё самые толстые палки внизу оказались – с них, конечно, и стоит начинать! Ага!.. постепенно негодование сменилось тревогой –  спички гасли одна за другой, а их, между прочим, ограниченное количество! И если так дело пойдёт и дальше,  они рискуют и вовсе остаться без источника огня. А этого Константин допустить не мог. Он терпел минуту. Вторую. А потом, ругая в душе этих молодых кретинов, а заодно и себя, что дал слабину, подошёл к Леману и Милтону и едва ли не  вырвал у последнего из рук коробок.
- Отойди, - сквозь зубы процедил он.
Опустившись на колени, сначала привёл хворост в порядок – внизу положил те палочки, что потоньше и посуше, а затем – те, что потолще, оставив самые толстые напоследок. Потом привычно загнул ладонь и чиркнул спичкой. Пламя ярко вспыхнуло и  затанцевало на кончике спички. Зыркнув в сторону графов – не ржут ли? – Константин поднёс пламя к веткам. Несколько мгновений – и те вспыхнули, весело затрещав. Дождавшись, пока  огонь достигнет той стадии, когда за него уже можно не опасаться, Константин запихнул в карман коробок и удалился прочь. Что было весьма неразумно – он, как никто другой, сейчас нуждался в тепле огня. Ему требовалось высушить одежду, да и сам погреться он был не прочь, только гордость не позволила ему этого сделать. Отойдя к стене, он улёгся, повернувшись к Леману и Милтону спиной, а потом закрыл глаза, надеясь уснуть.
Он не увидел, как вскорости в пещеру вернулись Дик с Леонидом. Заметив ярко пылающий огонь, и Милтона с Леманом, сидящим возле него (они, правда, хотели встать, но оборотень махнул и те остались на своих местах), Дик благодарно улыбнулся и спросил, обращаясь к Милтону:
- Вы развели огонь, Милтон?
- Нет, - покачал тот головой.
В глазах Дика обозначился вопрос. В ответ граф  кивком указал на Константина. Увидев своего друга, лежащего спиной к благородным юношам, да ещё так далеко от огня, Дик покачал головой и улыбнулся.  А когда он перевёл взгляд на Лемана и Милтона, то увидел улыбки и на их лицах тоже.
- Он спит? – негромко, на случай, если Константин всё же уснул, спросил он у друзей.
Милтон чуть наклонил голову, пригляделся:
- Кажется, да, ваше высочество.
Дик одобрительно кивнул и вместе с Леонидом сел около огня.
Но Константин не спал. Он слышал весь его разговор, только  истолковал случившееся совершенно иначе – он был уверен, что когда Милтон показал на него, этот молодой граф торжествующе ухмыльнулся. Наверняка так и было! Смотрите, мол, ваше высочество, а мы заставили его подчиниться! И Константин, свирепея от душившей его обиды и несправедливости, сильней зажмурил очи. Он ненавидел этих франтов, а заодно эту пещеру, эти Драконовы горы, в чьих нёдрах он повстречался с ними.



Глава 17.
Выбор.

Константин, зевая, потянулся.  Только довольная улыбка пропала, едва он, поведя глазами, понял, где находится. А заодно – с кем. Встали уже, бараны пустоголовые и пялятся. Желание подремать немного тотчас отпало – ему совсем не хотелось валяться у них на глазах. А это что? Поднимаясь, Константин заметил около себя дотлевающие угли. Очевидно, сердобольный Леонид постарался – не эти же бараны. Ладно, хорошо хоть кто-то о нём думает. Интересно, а о завтраке он тоже позаботился? О еде – может, и нет, а вот как обстоят дела с выпивкой, Константин понял, едва заметил фляжку, одиноко стоящую возле Милтона. Завладеть ей, открыть и сделать глоток было делом одной минуты. Правда, это не всем понравилось – не успев сделать второй глоток виски, Константин заметил, что на него смотрят. Хозяева фляжки.
- Чего уставились? – язвительно ухмыльнулся Константин графам. – Мне уже и выпить нельзя? Пожалели, да? Я так и знал! Жмоты!... ну чего смотрите? Хотите отобрать, да? А, сказать, что б вернул? Да ещё  обложить меня матами?
- А почему вы считаете, что они хотят вас именно отругать? – подал свой голос Дик. – Быть может, молодые люди хотят просто пожелать вам доброго утра, Константин.
- Они? – фыркнул Константин, делая ещё глоток. –Доброго утра? Ну, знаешь, я сомневаюсь, что эти двое мне хотят пожелать доброго утра. У них же на рожах написано, что они не прочь, если б меня здесь не было вовсе! А иначе говоря – эта парочка втихушку жалеет, что я не свалился вчера в пропасть вместе с теми козлами.
- Всадниками, вы хотите сказать.
- Без разницы, - он хотел глотнуть ещё, но взгляд его привлёкла туша дикого козла, лежащая у входа в пещеру.
Вчера ничего подобного здесь, насколько он помнил, не лежало. Значит, козла принесли. Предварительно убив. Добыв.
- Воу… твоя работа? – подивившись, спросил он у Дика.
Оборотень молча кивнул.
- Ну конечно! – скривился Константин, переведя свой взор обратно на графов. – Эти ж за баранами по горам гоняться не будут. Это ж работа не для них, они ж у нас белоручки. Привыкли жить на всём готовеньком. Где им сходить да раздобыть пищу! Слушай, а они вообще в курсе, что это едят?
Расхохотавшись, он сделал ещё глоток и нахально взглянул на графов, ожидая ответа на провокацию. Разумеется, самого что ни на есть бурного – те должны были взорваться от негодования, и если не кинуться на него с кинжалами, то разразиться гневными репликами. Только они остались сидеть на месте, даже не шелохнулись и слова не сказали. Зато произнёс Дик:
- Константин, можно взглянуть на вашу фляжку?
- Да пожалуйста, - пожал плечами он и протянул её Дику.
Удивлённый подобной просьбой, он изумился ещё больше, когда тот внимательно осмотрел фляжку, а потом вернул её обратно.
- Чего ты там искал? Не знаешь, что там налито? Так я тебе скажу – виски.
- Я это понял, просто хотел удостовериться, а то мне показалось, что вы по ошибки решили выпить желчь.
Константин покраснел, однако подобное замечание, да ещё вкупе с выпитым виски, лишь ещё больше раззадорило его.
- Выпить, именно! В меня её надо стаканами вливать, а в них зато – нет! Ты ж глянь на их рожи -  да из них яд так и сочится! Только молчат, заразы! Они ж не скажут ничего, нет, эти две гниды будут таится, выжидать удобного момента, а когда он настанет – вот тогда они и откроют своё истинное лицо! Всадят нож по самую рукоятку! Причём в спину и не только мне, наверняка! Они и тебя в могилу сведут – им только дай возможность!
Хмель окончательно развязал ему язык, и если прежде Константин и  сдерживал свои чувства, то теперь в открытую говорил всё, что думал, а думал он о графах, и думал самое плохое. А когда поток колкостей в их адрес у него иссяк, он с вызовом взглянул на оборотня:
- Ну, чего уставился? А, знаю – хочешь мне мораль почитать? Сказать, что я не прав, что эти двое – святые ангелочки?
- Нет, - спокойно возразил оборотень, однако взгляд его был серьёзен. – Я просто хотел вас попросить, Константин, чтобы вы не пили так много. Вам же известно, что алкоголь на вас плохо влияет.
Известно! Он это помнил по предыдущему разу, да и сейчас ощущал губительное влияние напитка, однако Константин не только не прислушался к совету Дика, но лишь ещё больше разозлился на него.
- А вот это не твоего ума дело! – опасно покачнувшись, отрезал он. – Хочу и пью, и ты мне не указ! А будешь тявкать, так знаем, чем тебя прижать – ведь тоже не святой. Так что смотри, как бы тебя я…
Всё заколыхалось вдруг, задрожало. И Дик, и Леонид, и графы, и вся пещера… Он крепко зажмурился, затряс головой и вновь открыл глаза – всё равно дрожат, и расползаются…
- А… ты чего?.. ой..
- Константин, - позвал его знакомый голос, но он отмахнулся  от говорящей мухи флягой:
- Прочь… сгинь, за…
- Константин!
Дик успел схватить друга под мышки прежде, чем Константин, описавший в воздухе дугу, рухнул вниз. Фляжка, однако, всё же упала. Покачав головой, Дик осторожно опустил Константина на пол – тот что-то бессвязно бормотал, потом затих. Дик подобрал фляжку и взглянул на друзей – Леман и Милтон улыбались.
- На самом деле, он неплохой собеседник. Правда, когда не пьёт, - с улыбкой сказал он.
- И когда не завидует? – наблюдательности у Милтона было не отнять.
Дик усмехнулся и кивнул.
- Поможете Леониду отнести его в сторону? Ему не помешало бы выспаться как следует.
- Конечно, ваше высочество.
На помощь вызвался не только он – Леман так же поднялся со своего места. В итоге Леонид взял Константина за руки, Леман с Милтоном – за ноги, и все втроём они дружно перенесли пребывающего в бессознательном состоянии юношу на место его ночлега. А Леонид даже подложил под голову Константина гладкой плоский камень – вместо подушки.
- Вы меня простите, принц, - убедившись, что Константин точно не может его слышать, промолвил Леман, - но, на мой взгляд, у него какая-то… странная реакция на виски. Тут и было-то всего ничего, а он сразу запьянел. Следствие пребывания в каменоломнях?
- Я сначала и сам так считал, Милтон, но теперь думаю, что причина кроется в другом. У Константина, скорее всего, просто  высокая восприимчивость к спиртному.

Сознание к Константину вернулось вместе с чудовищной головной болью, и – как ни странно – хорошим настроением. По крайней мере, видя улыбающиеся лица графов, он не испытывал к ним недавней враждебности. Всё, что его занимало на данный момент – это его головная боль. Испуская стоны, Константин с трудом поднялся на ноги и слабо улыбнулся оборотню, графам и евнуху.
- Привет, - бросил он.
-С пробуждением, Константин.  Приятно, что вы снова с нами, - улыбнулся оборотень, а все остальные ограничились кивком. 
- Да я тоже рад, - хмыкнул он.
- Похоже, вы пребываете в хорошем расположении духа – по крайней мере, явно лучше, чем до того, как вы нас покинули, - заметил Дик.
- Ну, не знаю, как там обстоят дела с духом, - пробормотал Константин, держась за голову, - но вот что касается тела, то оно не в лучшей форме. А вернее сказать, вообще ни в какой форме… чёрт, в башке всё так и крутится, и вдобавок ещё эта боль… - новая волна слабости окатила его, и Константин опасно заколыхался.
- Наверное, вам лучше присесть, - посоветовал Дик.
- Пожалуй, - сдавленно согласился он и плюхнулся на камни.
В голове стоял такой треск, что он схватил руками её с обеих сторон, словно опасался, что она вот-вот расколется на части. По счастью, боль скоро отступила – ненамного, но этого хватило, чтобы он смог поднять взор и тускло оглядеть остальных. Отчаянно морща лоб и вглядываясь в лица, он пытался восстановить в памяти события, предшествующие его отключению, однако так и не смог это сделать.
- Кто-нибудь объяснит мне,  что случилось? – утратив надеждё вспомнить всё самостоятельно, обратился он к друзьям.
- А вы ничего не помните? – уточнил Дик.
- Я помню только, что я что-то пил, - сказал Константин. – Только вот что, почему и, главное, что было дальше – начисто вылетело из моей головы. Судя по всему, я здорово наклюкался и отрубился?
Последовал утвердительный кивок.
- Н-да… - смущённо и растерянно протянул удручённый  Константин. – Небось, и вёл себя как последний идиот, неся всякую ерунду… Дик, а что я вообще говорил? – ему вдруг стало не сколько стыдно даже, а любопытно.
- Ничего, что заслуживало бы того, чтобы это вспоминать, - ответил деликатный оборотень.
Пожалуй, лучшего ответа трудно было ожидать. Зная себя, Константин догадывался, что, находясь  в  состоянии алкогольного опьянения, он мог наговорить друзьям кучу гадостей, и был чрезвычайно признателен им, что те никоим образом не стали его сейчас за это бранить или насмехаться над ним. Напротив, Дик ясно дал понять, что тема закрыта, а по его лицу, и лицам остальных, юноша понял, что зла на него не держат, и довольно улыбнулся. Только организм его возмущался, о чём свидетельствовала не проходящая головная боль и Константин напрасно страдальчески смотрел по сторонам. Никто не мог помочь ему, даже Леонид – в ответ на его взгляд, евнух понимающе улыбнулся и развёл руками:
- К сожалению, аспирина у меня нет.
Испустив тяжёлый вздох, полный разочарования, Константин откинул голову и чуть не расшиб свою макушку, стукнувшись о скалу.
- Наверное, вам лучше пойти на воздух, - с улыбкой подсказал ему Дик.
Ну да, об него хоть голову не расшибёшь. Константин вышел из пещеры, где его сразу окутал свежий воздух. Он помог ему привести в порядок свои мысли, а заодно способствовал частичному снятию головной боли, а пейзаж, открывшийся взору, помог вспомнить недавние события. Константин вернулся в пещеру.
- Как ваша голова? – заботливо осведомился Леонид.
- Спасибо, уже лучше, - кивнул Константин.
- Может быть, в таком случае, вы нам расскажете, как получилось, что вы очутились в сундуке и кто были те люди, что на нас напали? – попросил евнух.
- А я что, не рассказал?
Прочтя по их лицам, что – нет, Константин взялся рассказывать: сначала - про то, как он подслушал разговор Лаевского и Пака, потом – как те его обнаружили, и как он попытался от них удрать, а затем – как печально закончилась его попытка, и как его самого связали и бросили в сундук. Все слушали более, чем внимательно, причём вопросы, по мере того, как он говорил, всё нарастали и нарастали, и не только у Дика, к которому, Константин, собственно, и обращался. Судя по лицам Милтона и Лемана, у обоих графов не меньше было вопросов к нему, однако ни они, ни евнух не задали ему ни один вопрос по окончания монолога. Потому что он беседовал не с ними, а с Диком, а ещё – потому что Дик был принцем, и право на задавание вопросов молодые люди признавали за ним. И тот воспользовался своим правом.
- У вас всё? – коротко спросил Дик.
- Да!.. Дик, он у нас в руках! – глаза Константина пылали не хуже костра. Юноша жаждал отмщения.
Дик усмехнулся.
- Не думаю.
- В смысле? – недоумённо уставился на него Константин.
- У вас есть улики?
- Улики? – переспросил Константин.
- Что вы можете предоставить королю, помимо того, что вы сейчас нам изложили? У вас есть свидетели, которые могли бы подтвердить ваши слова?
- Так ты и свидетель! Ты, Лёнчик, эти двое – разве этого мало?
- Мы не свидетели, Константин, - отрицательно покачал головой Дик. – Не забывайте, мы не присутствовали при том разговоре, а значит, можем утверждать лишь то, что мы видели и слышали. А видели и слышали мы, к сожалению, не так уж много –  стражей и слуг, причём лично я так и не успел понять, кто из них на нашей стороне, а кто, в конечном счёте, оказался предателем. Причём, скорее всего, подобный ответ я услышу и от Леонида с Леманом и Милтоном. Вряд ли они смогли понять больше моего. Константин, мы не поняли, кто из них на чьей стороне был, и тем более не поняли, кто велел им на нас напасть, а значит, мы никоим образом не можем приписать нападение Лаевскому.
- А как же нападавшие? – не сдавался Константин.
- Думаете, они что-то знают? – на губах Дика играла горькая улыбка. – Константин, даже если они остались в живых, я не думаю, что Лаевский посвятил их в детали своего плана. Если они что-то и знали, так это то, что вас следует убить, а меня – покалечить, и распоряжение исходило наверняка от посредника, а не от самого Лаевского. А посредника, как я догадываюсь, зная методы уважаемого герцога, Лаевский предусмотрительно убрал, проще говоря – убил, как только тот выполнил свою миссию.
- Ну, пусть ты прав, но у нас всё равно есть свидетель!
- Кто же это?
- Пак! Дик, ведь Пак всё знает, нам надо только найти его и прижать, заставив всё…
- И каким же образом, Константин, вы планируете его найти, если не секрет? – в голосе Дика теперь отчётливо звучали снисходительные нотки, заставившие юношу покраснеть.
Константин зарделся, однако он не унывал.
- То есть – как? Да элементарно! Дик, ты что, не понял? Он работает во дворце! Он работает на твоего отца и Лаевского одновременно! Да твой отец знает его в лицо – это же он сдал тогда нас с Лёнчиком, когда мы шли вручать тебе подарок! Тебе стоит только вернуться во дворец, и…
Он замолчал, увидев улыбку на устах друга.
- Константин, неужели вы полагаете, что Пак будет нас там ждать? Или вы считаете, что он кинется ко мне в ноги и с радостью согласится сотрудничать, изобличив Лаевского  и себя в том числе? Мне почему-то кажется, что даже если он и глуп, то не до такой степени, чтобы сдавая своего хозяина, сдать и себя. И вообще, чтобы оставаться во дворце после всего, что он там натворил. Скорее всего, Константин, по приезду никакого Пака я там не обнаружу. Это первое. Второе – фамилию Пак я не припоминаю. Да и Милтон с Леманом, полагаю, её тоже слышат впервые. Как и Леонид. Я ведь прав?
- Как всегда, принц, - почтительно склонил голову Милтон, а Леман и Леонид взглядом выразили с ним своё согласие.
- Вот видите. Пака никто не знает, и скорее всего, его не знает там никто. Точнее, никто не знает такой фамилии – я более чем уверен, что это вымышленная фамилия. А настоящую вы вряд ли теперь узнаете – Лаевский наверняка потрудился  о том, чтобы замести все следы.
- Но твой отец  видел его! Он наверняка запомнил его лицо и если составить фоторобот, то можно узнать…
- А разве внешность в наше время так трудно изменить, Константин?
Даже Леонид, обычно держащий себя в руках, и то сейчас улыбался. Константин надулся и замолчал.
- Значит, ты хочешь сказать, что ему это всё сойдёт с рук, да? – когда дар речи вернулся к нему, возмущённо вопросил он.
- Если только у вас нет улик, которые мы могли бы предъявить, - как всегда, Дик был сама Невозмутимость и Логичность.
- И какие ж, - язвительно хмыкнул Константин, - тебе ещё нужны доказательства? 
- Любые – может быть, у вас есть запись разговора Лаевского с Паком? Или какие-либо предметы или вещи, которые могли бы послужить…
- Издеваешься, да? – Константин сверлил его насмешливым взглядом. – Ты мне что сказал? Слушать и смотреть. Про сбор доказательств речи не шло! Мне нужно было только смотреть, слушать и рассказывать про всё тебе…
- И это задание вы благополучно провалили, - закончил за него Дик.
И прежде, чем Константин открыл было рот, оборотень пояснил:
- Вы же  слышали разговор Пака с Лаевским, однако не передали мне его, вы не предупредили меня о заговоре, и поэтому мы все оказались здесь, в Драконовых горах. Станете отрицать?
Он был стал! С радостью, только толку? Дик был прав, хоть это и не нравилось Константину. Только чувство гордости не позволило считать себя виновным. 
- Между прочим, я всё-таки тебя спас, – проворчал он, - потому что если б ты меня в сундуке не обнаружил, валялся бы сейчас где-нибудь в Драконовых горах с переломанными рёбрами.
- А почему я вас обнаружил там, не припоминаете? – лукаво сверкнул очами оборотень. – Разве это вы стали причиной тому?
Ох, и язва же этот Дик! Только вместо того, чтобы оскорбиться, Константин вдруг расхохотался. Да так, что привёл в замешательство друзей.
- Чему вы смеётесь, Константин?
- Да понимаешь, Лаевский, он, когда меня в сундуке запирал, сказал, что инстинкты тебя погубят. Ты ведь потому со мной и не попрощался накануне, что на охоте был, верно? И этот гад сказал, что они тебя погубят, только вот вышло, что они не погубили тебя, а спасли! Ты ж из кареты вышел не просто так, да? Небось, поохотиться вздумал?
Теперь Дик тоже улыбался.
 - Что, прав, да? – Константин ахнул и рассмеялся. – Ну ты даёшь! Лаевский, если узнает,  небось, от ярости удавится! Твоя звериная натура вновь спасла тебе шкуру!.. Слушай, а почему ты меня не услышал? Ты же мог? И услышать, и унюхать – у тебя ж эти способности будут повыше, чем…
Он не договорил – заметил удивление на лицах Лемана и Милтона. Если на протяжении всей беседы молодые графы  понимали,  о чём идёт речь, то теперь – нет. Однако им было очень интересно, потому что оба догадывались, что то, о чём сейчас говорит Константин – что-то весьма секретное, важное, необычное. Они не понимают!
- Дик, ты что, им ничего не рассказал? – ахнул Константин и так и расплылся в улыбке, когда понял, что догадка верна. – Офигеть! И они ни о чём не до сих пор не догадываются?!
Он не знал, что больше его смешило  - факт, что Дик, с рожденья знакомый с графами, не раскрыл им, что он оборотень, тогда как ему, Константину, которого он знает так мало – всё рассказал; или тот факт, что сами молодые аристократы, получившие блестящее образование, сами не смогли раскрыть секрета Дика. А ведь это было так легко, на взгляд Константина!
- Уму непостижимо! – хохотал он, глазея на лица недоумённо переглядывающихся между собой графов. – Столько лет быть бок о бок рядом с тобой и ни чёрта не понять! А эта козочка их тоже ни на какую мысль не навела? – ухмыльнулся он, ткнув ногой тушу убитого козла. – Это ведь ты прикончил её, верно? И что? Им не показалось странным, как это ты так быстро раздобыл нам поесть? В этих краях, где кругом одни скалы? Да ещё умудрился уложить её без единого выстрела, не нанеся ей ни единой ножевой раны?
Он хохотал, однако Дик не спешил разделять его веселья. Напротив, столь активное наведение графов на мысль о том, что он оборотень, рассердило Дика.
- Константин, - предупреждающе произнёс он более, чем холодным тоном.
- Что? -  засмеялся тот, игриво подмигнув ему. – Не хочешь, что б узнали? А что так? Боишься, что не оценят твоих охотничьих навыков? Или пристрастий в еде? Ты ж, как я понимаю, уже позавтракал – без нас, да? – он задавился смешком, глядя на четыре порции шашлыка, готовящихся на огне.
Четыре палки с нанизанными на них кусочками  козлиного мяса поджаривались над углями. Четыре, тогда как их было пятеро.
- Похоже, хмель не до конца вышел из вас, Константин, - в голосе Дика звучала уже угроза, да и взгляд Леонида рекомендовал ему замолчать, однако Константину уже было не остановиться.
- Думаешь, я пьян? Да я трезв, как стёклышко – протрезвел от того, что услышал! Ты им ничего не рассказал, а они сами не догадались! Слушай, они что – правда, идиоты? Ничего не видят, не заме…
Острая боль в районе предплечья заставила его замолчать. Зашипев от боли, Константин схватился за стиснутое предплечье и одновременно с этим вскинул глаза на Леонида, который и стиснул его руку.
- Мне кажется, будет лучше, если вы прекратите оскорблять друзей принца, - многозначительно глядя ему в глаза, сурово произнёс евнух.
Этот взгляд и эти слова, да ещё ноющая рука вернули Константина к действительности. Он понял, что едва не проговорился, и растерянно теперь перебегал взором с одного лица на другое.
- А, ну да… конечно… я извиняюсь.
Вконец смущённый, он виновато взглянул на Дика – оборотень стоял в стороне, и взгляд его не сулил ничего хорошего. Вздохнув, Константин решил сделать лучшее, мог в сложившейся ситуации –  подкрепиться. Он порядком проголодался и свежий горячий шашлык пришёлся как раз кстати. Только он оказался пустым. Ни специй, ни соли – ничего. Константин поморщился:
- Ну и гадость!
- Вы, конечно, приготовили бы лучше, - тотчас отозвался задетый повар – Леонид, а кто ж ещё?
Евнух, правда, улыбался.
- Ага, так это твоя работа, - Константин тоже улыбнулся.
- Не волнуйтесь,  в следующий раз я предоставлю право приготовления завтрака вам, - улыбаясь, промолвил Леонид.
- Ну уж нет, спасибо! – засмеялся юноша. – Этого мне только не хватало!
- В таком случае, молодой человек, не стоит критиковать чужую работу.
Таланты, тотчас поправила его про себя Константин. Которых у бедного евнуха было не так уж много, и которые, в виду своей физической ущербности,  тот очень ценил – потому что ничего другого ему не оставалось. И обижался, когда это не ценили другие.
- Но мясо можно было всё же и посолить, -  сам не зная почему, стоял на своём Константин.
- Я так подозреваю, что соль вы носите всегда с собою?
Дальнейший спор был бесполезен, и Константин, признав правоту оппонента, с улыбкой промолчал. Но не смог молчать, когда вспомнил вновь о Лаевском – ему казалось несправедливым, что все теперь считают его виноватым. Его мозг искал себе оправдание, лазейку – и нашёл.
- Между прочим, - сгрызая мясо с деревянного шампура, прочавкал Дику Константин, - в том, что я попался Лаевскому, есть и твоя вина. Точнее, это твоя вина и есть – ведь если ты знал, что я могу попасться Лаевскому, то ты бы сделал всё, чтобы уберечь меня от его лап. А ты ничего не сделал! Даже оружием меня не снабдил!
- Чтобы оно выдало вас? – Дика, как всегда, в чём-то обвинить было практически невозможно. – Не забывайте, Константин, ваша роль сводилась к тому, чтобы шпионить, а хорошему шпиону оружие ни к чему.
- А хорошая аппаратура бы не помешала! – с гневом возразил Константин. – Дик, ты мог бы снабдить меня диктофоном, в конце концов!
-  И вы бы его включили,  записали разговор Лаевского, после чего всё равно попались бы к нему в руки, но только с этим диктофоном, - улыбнулся Дик.
- Вот зараза!.. ну и что, что попался? Кстати, а почему я вообще должен был шпионить? Дик, мне кажется, или  мы в двадцать первом веке всё же живём? На какой чёрт было меня заставлять шпионить, когда можно просто утыкать весь дворец жучками и скрытыми камерами?
- А за этими камерами и жучками, конечно, следила целый взвод людей, которые бы занимались тем, что прослушивали все записи из любой точки дворца, пытаясь оценить полученную информацию и сообщали бы её мне… интересно, правда, где бы я взял столько времени, чтобы, в свою очередь, выслушать потом их пересказ о том, что они увидели и услышали, да и к тому же где бы я взял столько уверенности, что все эти люди не будут разоблачены или же сами не перейдут на службу врагу…
Дик искоса смотрел на него – посмеиваясь, хотя и не смеялся. Зато Леман с Милтоном усмехались, и Константин обиженно поджал губы.
- Вместо того, чтобы смеяться надо мной, мог бы сказать чего-нибудь дельное, - проворчал он. – Например, чего мы теперь будем делать. Я так понимаю, у нас осталось два варианта: ждать помощь или пойти в замок, куда ты и направлялся?
- Мы не сможем отправиться в замок, - покачал головой Дик. – Пока вы были без сознания, я с Леонидом исследовал окрестности –  в горах случился обвал, и дорога, ведущая в замок, теперь засыпана глыбами камней, убрать которые нам вряд ли под силу.
- А обойти никак нельзя?
- Нет, в замок ведёт только одна дорога.
-А как же тогда план Лаевского? – поразился Константин. – Он же хотел тебя покалечить именно в самих горах – он что, не знал об обвале?
- Очевидно, нет.
Константин почесал затылок.
- Ну, если в замок нам не попасть, тогда остаётся одно – будем ждать, пока тебя спасут. И нас заодно.
- Не думаю, что это правильное решение, Константин.
- В смысле? – не понял он.
- Если вы помните, меня однажды уже пытались искать. Когда я сбежал и попал в Африку. И не мне вам напоминать, чем эти поиски завершились.
Ну да, Константин отлично помнил, сколько Дик пробыл в рабстве у Далтонов, прежде чем за ним явились. Полгода, если не больше.
 - Так ты что, хочешь сказать, что тебя не будут искать? – он не мог поверить своим ушам. - И что ты тогда предлагаешь? Разбирать завал? Или, - он нервно фыркнул, - быть может, ты предложишь нам починить мост? Дик, ни то, ни другое невозможно!
- Я знаю, - кивнул оборотень, - именно поэтому я хочу предложить вам отправиться через Драконовы горы. Если вы заметили, - пояснил он Константину, - от моста, мимо этой самой пещеры, тянется узкая тропинка. Насколько мне известно, в отличии дороги в замок, что пролагает снаружи,  эта расположена под Драконовыми горами. Говорят, там, в Драконовых горах есть пещеры, по ним она и проходит, только ведёт не в замок, а во дворец. Она идёт в обход пропасти, и если мы по ней пойдём, то сможем вернуться обратно во дворец.
- Ты спятил? Дик, - Константин смотрел на него, как на сумасшедшего, - если ты забыл, то я напомню: даже Лаевский признал, что путь через Драконовы горы опасен! Причём он говорил про известный ему путь, тот, что сверху! А ты предлагаешь идти через никому неизвестные пещеры, под горами – да нас там может просто завалить!
- Значит, вы против? – резюмировал Дик. – Может, кто-нибудь ещё поддержит вашу точку зрения?
Он оглядел остальных – Леонид был бледен, как полотно, лица Лемана и Милтона так же были полны беспокойства.
- Ваше высочество, он прав – Драконовы горы очень опасны, - выдержав неловкую паузу, произнёс Милтон. – И я думаю, что будет лучше…
- Оставаться и ждать, пока нас спасут? – голос Дика стал насмешлив и жёсток. –  Если вы не поняли, Милтон, то я повторю специально для вас: нас вряд ли будут искать в ближайшие несколько недель, а если поиски всё же и начнутся, то в любом случае, прежде, чем кто-либо доберётся сюда и сможет нас спасти, мы умрём от голода. Потому что дичи не так много, как вы думаете,  и сюда не добраться иначе, как починив пред этим мост или разобрав завал. А на это уйдёт неделя, как минимум. У нас нет другого выхода. Мы должны идти через пещеры, если хотим остаться в живых.
Все молчали, подавленные услышанным. Они сознавали, что Дик прав, что у них нет иного выхода, кроме как сунуться в эти чёртовы пещеры, однако никто не решался пойти на этот рискованный шаг –  путь туда был никому из них незнаком, они не знали, что их ждёт в Драконовых горах. А неизвестность всегда страшит. Леонид, Милтон, Леман, да и сам Константин обеспокоенно поглядывали друг на друга, ожидая, пока кто-нибудь из них не решиться и не выскажется – за или против, положив конец их раздумьям. Но никто не решался. Тогда Леонид выступил вперёд.
- Но ваше высочество, никто из нас не знает дороги, не говоря уж о том, что нас может встретить в этих пещерах, и я думаю…
- Ты струсил, Леонид?
- Я? – евнух густо покраснел: если насмешку над его кулинарными талантами он мог снести, то сомнение в том, что он обладает храбростью, он пережить не мог.
 Ведь именно храбрость является одним из качеств, свойственных именно мужчине, по крайней мере, те скопцы, которых знал Константин, полагали именно так. И когда кто-то ставил под сомнение смелость евнухов, те оскорблялись, считая, что если человек усомнился в их отваге, то в том, что они мужчины – и подавно.
Передёрнув плечами, словно скидывая с себя невидимую ношу, Леонид зашагал по дороге в пещеры. А Дик, улыбнувшись, пошёл следом. Ну а за ними, как и следовало ожидать, потянулись и Константин с графами.


Глава 18
Жители Драконовых гор.

По дороге в пещеры, Леонид, конечно же, раскаялся в своём поступке.
- Игра на чувствах людей не есть хорошо, ваше высочество, - смущённо улыбаясь, с укором проронил он. – Вам  прекрасно известно, что я не трус.
- Ты просто излишне осторожен, - в уголках губ оборотня притаилась улыбка, но голос его был строг. – Леонид, прекрати ворчать. Я ценю, что ты так заботишься о моей безопасности, но порой это переходит всякие границы: ну что такого в том, что мы пошли в Драконовы горы? Я что, уже пострадал? На нас напали? Мы умираем с голоду? Сбились с пути? По-моему, ничего такого не произошло, и я уверен, что и не произойдёт, и потому советую тебе не портить настроение ни себе, ни нам.
Леонид, конечно, прислушался к словам своего молодого господина, но в душе он был не согласен с ним. И по мере того, как они углублялись в пещеру, беспокойство евнуха лишь росло. Да и Константину было не по себе, хоть он старался и не выдать этого – Дик вёл их просторным, сырым, холодным тоннелем, который петлял, сворачивая то влево, то вправо, то заставляя их идти вниз, то вверх. И в довершение ко всему, в тоннеле стояла гробовая тишина и было так темно, что если бы не факел, сооружённый Леонидом из веток, валяющихся под ногами, то неизвестно, чем закончилось их путешествие. Потому что, кроме веток и прутьев, которые тут валялись неизвестно почему, на полу тоннеля валялись камни  - от самого мелкого, с горошину, до крупного, величиной с мяч. Споткнувшись о такой камень, легко было разбить себе нос, сломать руку, ногу или ещё что-нибудь. Но помимо камней, на пути встречались и такие неожиданные преграды, как выступы – стены пещеры большей частью были неотшлифованы, и местами часть скал, внутри которых они были прорублены, закрывали им путь. Тоннель просто оказался не полностью прорублен в том или ином участке их пути – как будто кто-то забыл это сделать. Но как можно забыть прорубить путь? Как можно пропустить какой-то участок? Константин не понимал, и это страшило его. Почему те, кто делал этот путь, не завершили работу до конца?
Он шёл, настороженно глазея по сторонам, и украдкой посматривая на остальных – Леман и Милтон так же вертели головами, и на их лицах было не меньше беспокойства. Да и у Леонида тоже. Единственный, кто, похоже, не поддался зловещёму очарованию пещер, был Дик. Оборотень уверенно шёл по тоннелю впереди всех, у него не было даже факела, но он ни разу не споткнулся. Видит в темноте – догадался Константин. А может даже, и слышит? Только вот – кого?..
- Смотрите, появились новые тоннели, - указав на чёрные пятна в стенах, сказал Константин и притормозил, заинтересованный. – Может, нам свернуть туда?
- Нет, - последовал ответ. – Мы пойдём прямо.
Коротко, повелительно. Что сразу не понравилось Константину – он вообще не любил, когда Дик говорил так с ним. Холодно, строго, почти официально. Как принц.
- Но почему? – взвился он. – Может, нам надо как раз в один из этих коридоров, а ты говоришь – «пойдём прямо». С чего это вдруг ты так решил? Ты что, разве бывал здесь раньше?
- Нет.
- Тогда почему?
- Если мы свернём, то рискуем заблудиться – все эти прилегающие коридоры малы и похожи один на другой, как две капли воды. А если мы вдобавок начнём сворачивать из коридора в коридор, то и вовсе можем остаться в этом лабиринте навсегда.  Поэтому нам лучше идти главным коридором. Но если вы настаиваете – что ж, я никого не держу, можете идти куда вам вздумается. Только учтите, что я не пойду за вами, и в случае чего, вряд ли сумею вам помочь.
Опять прав. Как всегда. Но между прочим, мог бы выразиться иначе – не обязательно же было вот так… «сумею вам помочь…»  Вот ещё, спасатель выискался. Да тут и спасать-то не от кого. Где хоть одна живая душа, кроме них? Константина вдруг сильно заинтересовал этот вопрос, так, что он даже обижаться на Дика не стал, и вместо этого громко крикнул в темноту:
-Аууууу!
Его голос эхом прокатился по коридорам и затих где-то далеко. Эхо. Только эхо. А он, вообще-то, ожидал, что ему откликнуться.
- Надо же – никого… тишина…. интересно, а здесь вообще кто-нибудь живёт? – полюбопытствовал он.
- Говорят, когда-то давно здесь жили драконы, - косясь на тени, падающие на стены, ответил Леонид.
- Драконы? – с улыбкой переспросил Константин. – В таких узких коридорах? По-моему, здесь если кто и живёт, то только ящерицы. Ну, или вараны, на худой конец.
- Не знаю, так говорят, - пожал плечами евнух, поднимая новую палку – для того, чтобы обновить факел.
- Что, и сейчас всё говорят?  Верят в эти сказки?
- В каждой сказке есть доля истины, - резонно возразил Леонид. – Люди, побывавшие в горах, утверждали, что в  пещерах они видели странных крылатых существ,  храбрых, как лев, и зорких, как сокол. Они рассказывали, что видели, как эти твари выхватывали лошадей из упряжи, точно коршун цыплят, и поднимали высоко в небо, а потом разжимали лапы – и те падали, разбиваясь о скалы.
- Неплохо для драконов, - ухмыльнулся Константин, - только ответь мне на один вопрос: как эти твари, даже если они драконы, умудрялись  поднять от земли лошадь, если тут не то, что лошадь, а мы сами с трудом проходим? Ты на потолок-то посмотри – эти ж коридоры метра в три высотой, не больше. Но это ж не высота. И тем более – не небо. Я его вообще тут не вижу. Да и потом, здесь слишком узко для дракона – по идее, если он способен был поднимать лошадь, то у него должны быть крылья, так? Притом приличные, а как бы он их развернул, а?
- Но я же не заявляю, что это истина, - с улыбкой сказал Леонид, - я просто говорю, что слышал.
- Я так и знал, - Константин поддал ногой камешек и он укатился далеко вперёд. – Очередная басня, придуманная каким-то забулдыгой. И в честь неё ещё эти горы назвали. Хотя звучит красиво – Драконовы горы… так, а это что такое?
Он остановился, заметив длинный каменный желоб. Узкий – не толще руки – он находился на уровне пояса, и тянулся вдоль правой и левой стены коридора, уходя далеко вперёд. Причём желоб этот не был пуст – внутри него была какая-то жидкость. Маслянистая – явно не вода, да и по запаху не похожа. Тогда что? И для чего этот желоб?
- Леонид, факел, - попросил Дик.
- Зачем он тебе? – спросил Константин. – Что ты хочешь…
Он не успел договорить – Дик, взяв из рук Леонида горящую палку, коснулся тёмной жидкости. Та вспыхнула, точно порох и огонь стрелой понёсся по жёлобу, освещая тоннель. Затем, Дик коснулся второго жёлоба – на противоположной стене – и в даль понеслась вторая огненная линия.
- Вау, - восхитился Константин. – Местное электричество. Да будет свет!
Он был изумлён изобретательности рабочих, строивших этот тоннель – ловко придумали, однако! Красиво, удобно, только интересно, почему жидкость не выгорает? Наверное, он просто не видит – может, в стенах имеются отверстия, откуда она подаётся по мере сгорания. Константин выяснять не стал, зато, идя вдоль жёлоба, заметил, что время сказалось на  системе освещёния: осколки камней, а так же песок, падающие сверху,  завалили некоторые участки жёлоба, и огонь, добираясь до них, утыкался и застывал на месте, не имея возможности двигаться дальше.  В таких случаях Дик касался факелом жидкости с другой стороны  упавших предметов, и вот огненная линия вновь устремлялась в темноту. Константину особенно нравилось наблюдать такие моменты: раз – и огненная полоса бежит в темноте. Забавно. А ещё ему нравилось рассматривать стены – он всё надеялся найти какие-нибудь надписи, высеченные в камне, или же просто помётки, оставленные  другими людьми, что были здесь до них. И он так увлёкся поиском этих отметок, что ничего не замечал и вздрогнул от неожиданности, когда под ногой что-то хрустнуло. Сначала он подумал, что это камешек или палка, однако, опустив глаза вниз, он увидел скорлупу. Вернее, часть скорлупы – небольшой, белый, он раздробился на мельчайшие кусочки, а рядом – сама скорлупа.  Яйцо,  размером с приличный арбуз. 
- Не понял, - пробормотал Константин, уставившись на яйцо. – Это что, яйцо?
- Похоже на то,  - согласился с ним Дик.
Константин пнул яйцо ногой – оно оказалось тяжёлым, хотя и полым внутри. И оно не разбилось.
- Но это же не страусиное яйцо, - разглядывая находку. – Страусиные меньше, да и форма у них другая.
- Согласен,  это не страусиное, - кивнул Дик.
- А чьё же это тогда? – подал голос изумлённый Леонид.
- Не знаю, чьё, - задумчиво ответил оборотень, - но их здесь много. Смотрите! – и он указал на пол коридора, который весь оказался усыпан яичной скорлупой.
Леман и Милтон негромко переговаривались по-французски. Леонид испуганно глазел на такое обилие гигантских яиц (вернее, того, что от них осталось), и даже Дика озадачило увиденное. Он внимательно осмотрел яйцо, а потом присел на корточки, заглянул внутрь и понюхал.
- Как думаешь, что это могло быть? – заглядывая ему через плечо, спросил Константин.
- Не знаю, - Дик поднялся. – Я никогда не встречал таких яиц. Но они мне не нравятся.
- Может, это драконьи? – он сам улыбнулся своим предположениям – это же глупо! Но в глазах сидел страх – а вдруг он всё-таки прав?
- Ваше высочество, может быть, нам не стоит идти этой дорогой? – это предложил Милтон. – Мы не знаем, что за существа населяют эти пещеры, однако эти яйца не сулят ничего хорошего. Посмотрите, какого они размера! Существо, отложившее их, наверняка ростом не меньше страуса, если не больше. И судя по количеству оставленных скорлупок, их тут очень много, и если окажется, что они хищники…
- Я знаю, о чём ты думаешь, Милтон, - кивнул Дик. – Мы можем попасть к ним на обед. Но я уверяю тебя – нам ничего не грозит. Ни тебе, ни Леману, ни Леониду с Константином. По крайней мере, пока мы вместе.
Пока вы со мной – перевёл Константин. Ну конечно, он оборотень и считает, что на свете нет существ, равных ему по силе. А если есть? Константин кисло усмехнулся – самоуверенность никогда до добра не доводила. Может, Дик и силён, но только когда он оборотень, а сейчас-то он в облике человека. И он такой же простой человек, как и они. Ну, разве что слышит получше, и нюх со зрением на высоте. А так он человек. И вряд ли в облике человека он сможет противостоять странным хищникам, населяющим эту территорию, и уж тем более – защитить его, Константина. Но разубеждать Дика в чём-то – дохлый номер, Константин  в этом уже убедился и не собирался теперь перечить. Хочет – пускай идёт, в любом случае, не всё ли равно, как им умереть  - в пасти неизвестных чудовищ или же от голода? Ведь если они повернут назад, им только это и останется.
- Идёмте, - распорядился Дик и они тронулись за ним.
Теперь под ногами хрустела скорлупа, и Константин всё глядел по сторонам, ожидая, что вот-вот на них налетят твари и разорвут на части. Но никто на них не нападал, и вскоре он, да и все остальные, успокоились, даже развеселились – по крайней мере, Леман с Милтоном снова разговорились. Константин хотел прислушаться, о чём они там судачат, но едва он собрался это сделать, как графы замолчали. И было отчего – тоннель внезапно резко оборвался, и перед путниками возникла огромных размеров пещера, чья высота превышала 50 метров,  а ширина равнялась как минимум тридцати. То там, то сям в выемках в скале горел неизвестно кем и когда зажжённый огонь, освещая пещеру, а перед самым входом в неё тянулась пропасть. За ней имелась площадка и тропа – продолжение пути, но о том, чтобы перебраться туда, нечего было и думать. Мост отсутствовал, а перепрыгнуть пропасть Константин не согласился бы, даже предложи ему всё золото мира.  И не обойти проклятую.
- Может, там неглубоко? – робко предположил Константин. – У кого-нибудь есть камень или что-нибудь в этом духе? Монетка какая-нибудь, например…
Ну, у Дика нечего и спрашивать  - у него никогда ничего нет. Леонид покачал головой – тоже нет,  а у этих графов – подавно. Под ногами тоже, как назло – ни одного камня. О! шаря себя по карманам, Константин внезапно наткнулся на медяк, подданный ему в своё время каким-то аристократом. Выудив монетку, он, слегка покрасневший под взглядами графов, в очах которых притаился смешок, щелчком подбросил медяк. Сверкнув, тот упал в зияющую чёрноту. И пропал. Константин осторожно приблизился к краю, заглянул вниз, прислушался, пытаясь уловить стук о дно, но ничего не услышал. Дик с его острым слухом оборотня – похоже, тоже.
- Н-да… - протянул Константин. – И что теперь?
- Можно пойти в обход, по другой дороге, - произнёс Дик, шаря глазам по сторонам. – Видите узкую тропинку справа? Если сумеем пройти так, чтобы не сорваться вниз – выйдем вон к тому тоннелю и продолжим путь.
- А если сорвёмся?  - он посмотрел вниз и отпрянул.
- В таком случае, перед смертью вы сумеете насладиться незабываемым полётом.
Вот уж точно – не забываемым. Такая высота… да он и проход по узкой дороге никогда теперь не забудет – Константин, когда очутился в тоннеле, так и  не смог понять, как ему только удалось удержаться. Несколько раз его ноги едва не соскальзывали, но ему везло. И теперь, шагая по тоннелю, он пребывал в самом приятном расположении духа – он шутил с Диком, с Леонидом, даже с графами пытался, хотя те ему и не отвечали. Во время очередной своей шутки он  налетел на внезапно остановившегося Дика. Раздосадованный, он хотел разразиться проклятиями, но увидел, что его друг улыбается.
- Ты чего? – не понял он.
- Монетка. Она достигла дна.
Очень интересно! Константин нахмурился и покачал головой – ну кому это интересно? Вот Леману с Милтоном, например, совсем не интересно, они только обменялись недоумёнными взглядами. Ну конечно, такого острого слуха у них-то нет. Но благовоспитанные молодые люди с пониманием относились ко всему, что говорил и делал принц, и вместо того, чтобы вслух высказать своё удивление или смех, они деликатно смолчали.
Только потом им пришлось удивиться ещё сильнее – когда Дик, пройдя буквально пару шагов, замерев, уставился назад, в сторону пропасти. Причём вся его поза, весь его взгляд выражал напряжение и тревогу, что порядком обеспокоило не только графов, но и Леонида с  Константином. Константин тоже посмотрел туда, куда смотрел оборотень, но не увидел ничего, и даже не услышал, хотя и пытался.
- Ваше высочество? – тревожно окликнул Дика Леонид.
- Всё в порядке, - сурово ответил Дик. – Ничего особенного. Идёмте.
Но сам он остался настороженным. Не суетился, не нервничал, но Дик был явно чем-то встревожен. Константин видел это по его лицу. Только что могло заставить его встревожится? Не иначе – звуки, которые исходили из пропасти. Дик что-то услышал. Выждав момент, когда графы окажутся на достаточном расстоянии от оборотня, Константин сам приблизился к нему.
- Что это было, Дик? – тревожно спросил он  его вполголоса.  - Ты что услышал?
Дик пронзил его взглядом, но не ответил.
- Дик! – потребовал он. – Ты должен сказать мне, что ты услышал!
- Я не знаю, что я слышал, - вполголоса ответил оборотень и голос его был суров. – Но я знаю другое – в этих пещерах что-то есть.
 - Есть? – содрогнулся Константин, и почувствовал, как его накрывает волна пота.
- Когда вы бросили монету в пропасть, - ещё сильней понизив голос, сказал Дик, - вы разбудили созданий, что живут здесь.
- И что теперь? – Константин в ужасе оглядывался по сторонам.
- Не знаю.
- Но…
Он хотел задать ему ещё вопрос, но проклятые графы, недовольные тем, что с принцем разговаривает плебей, нагнали их и Константину пришлось отстать. Только шёл он с тех пор оглядкой, ожидая появления жителей Драконовых гор, а они – не появлялись. И Константин, напрасно прождав, вскоре расслабился и бросил эту затею, успокаивая себя тем, что Дик мог и ошибиться. А мог и просто попугать его, ну а если странные создания и живут в горах, то он рассчитывал, что Дик защитит их. Однако, когда они проходили через небольшую пещеру, во тьме прилегающих к ней коридоров он вдруг увидел, как что-то чёрное мелькнула там. В одном коридоре. Потом в другом.
- Дик, - Константин так и застыл на месте, - там, в коридоре…
- Я знаю, - через плечо ответил оборотень. – Мы здесь не одни. За нами следят.
- Следят? – Милтона охватил испуг, Лемана – тоже.
- Да, - кивнул Дик.
- И вы знали об этом, и ничего нам не сказали, принц?
- Я не хотел вас понапрасну тревожить, Милтон: успокойтесь, они не причинят нам зла, если мы будем держаться вместе.
Однако граф вовсе не желал успокаиваться, напротив, если Леман и Милтон не дали дёру, то только из боязни попасться в зубы странным тварям, которые преследовали их – Константин лично видел во тьме коридоров силуэты. Один, другой, третий – он не знал даже, сколько их. Может быть, их преследовала всего одна тварь. Может, их было несколько. Из-за темноты и того, что они то возникали, то появлялись в коридорах, он не мог этого установить. Как не мог понять, что это были за создания – он не видел их. Очертания, силуэты – но не более того, хотя ему очень хотелось. Только бы одним глазком взглянуть, увидеть, что они собой представляют – Константина разбирало нешуточное любопытство. Странные создания царапали когтистыми лапами камень и морды, похоже, узкие.  Может, и в самом деле – драконы? А где же крылья? Он всматривался до боли в чёрноту – что-то такое на спинах у них и в самом деле было, но что? Он так и не понял, не успел – Дик привёл их в небольшую и достаточно уютную пещеру, и преследование прекратилось.
- Что это было? – тут же спросил Константин. – Кто-нибудь их разглядел?
- Нет, - Леонид покачал головой, графы тоже ничего не знали.
Да они и вряд ли могли что-то узнать – слишком уставший у обоих был вид. Вряд ли им было до разглядываний каких-то там тварей, сами чуть живы.
- Сделаем здесь привал, - объявил Дик, присаживаясь на выступ скалы.
- Здесь? – встрепенулся уставший  Милтон. – Но ваше высочество, а как же те твари? Они преследовали нас… а если они на нас нападут?
- Они не сделают этого, Милтон, - возразил Дик.
- Но принц…
- Им ничего не мешало на нас напасть и раньше, если они действительно хотели это сделать. Но они не хотят, и они не нападут на нас, если только мы будем держаться все вместе, - тоном, не терпящим возражений, заявил оборотень. – В любом случае, вы слишком устали, граф, чтобы продолжать путь, да и остальные нуждаются в отдыхе. Продолжать идти дальше было бы просто безумием. Поэтому мы остаёмся здесь. А если кто-то возражает, - поймав взор Леонида, сурово возвысил Дик голос, - то может идти один. Лично я останусь здесь.
А потом, ободряюще улыбнувшись, Дик прибавил:
- Просто не покидайте пещеру, и всё будет хорошо. Они не нападут на нас, пока мы вместе.
Леонид хотел оспорить такое решение, но он и сам очень устал, да и видя, как устали молодые графы, как устал он, Константин, евнуху ничего не осталось, как подчиниться. Пока все располагались, устраиваясь поудобнее, он достал флягу из-под виски и кусочки мяса, оставшиеся от шашлыка.
- О, еда! – обрадовано воскликнул Константин и первый протянул руку за порцией.
Получив свою долю мяса, он принялся есть, с улыбкой поглядывая на Лемана и Милтона, тоже приступивших к ужину. Да и сам Леонид, раздав еду, взялся наполнять свой живот. Один только Дик не ел.
- А ты чего не ешь? – облизав пальцы,  удивлённо спросил Константин.  – Не хочешь?
- Нет, - коротко ответил Дик.
- Но вам надо поесть, - настаивал Леонид. – Ваше высочество…
Он осёкся под его взглядом.
- Лучше Милтону – он, кажется, хочет ещё, - сурово сказал Дик. - И пить тоже.
Леонид сделал так, как он велел – отдал Милтону ещё мяса, протянул флягу из-под виски, попутно заметив:
 - Вода кончается.
- Справа за тобой капает вода, проверь – она должна быть пресной. Если так, то она вполне сгодится для питья.
Дик не ошибся – обернувшись, Леонид заметил, как сверху падают крупные капли, образуя в скале небольшую лужицу.  Правда, у евнуха вызвала сомнения чистота этого источника, но выбора у него не было. Подставив флягу и закрепив её между двумя камнями, он стал ждать, пока та наполнится водой. Пока он ждал, а графы заканчивали приём пищи, Константин огляделся. Пещера, в которую привёл их Дик, имела два входа в противоположных своих сторонах. Один – тоннель, через который они пришли, а второй  - на другом конце пещеры, он уводил неизвестно куда. Константин даже не был уверен, что это тоннель, а не другая пещера – он видел чёрное пятно, а что дальше – нет. Конечно, можно было встать и посмотреть, но он не решался – Дик наверняка не пустит его, а сам с ним не пойдёт. Да и никто не пойдёт – вон, как все утомились. Милтон и Леман клевали носом, и вскоре Константин увидел, как они разлеглись и задремали. Леонид тоже хотел спать – у него то и дело опускал веки, его голова начинала клониться на бок,  но евнух тут же вздрагивал и открывал глаза.
- Не мучай себя, Леонид, ложись спать, - раздался в тишине негромкий голос Дика.
- А как же… - начал, было, евнух, но Дик его прерывал:
- Я послежу, чтобы на нас не напали. А потом ты меня сменишь.
Благодарно улыбнувшись, Леонид разлёгся  на каменистом полу, и вскоре забылся крепким сном.  Только и оборотня скоро начали одолевать чары Морфея – Константин видел, что Дик не меньше своего слуги желал бы сомкнуть очи. Но вместо этого Дик принуждал себя сидеть и смотреть на огонь. Затем, что за ним следят, Дик улыбнулся.
- Что, и ты не железный? – усмехнулся ему Константин. – Ладно, хорош кончить героя – давай,  иди спать. Давай-давай, я же вижу, ты хочешь. А я пригляжу тут за вами всеми – всё равно сна ни в одном глазу.
Дик пристально посмотрел на него – оценивающе, словно пытаясь понять, правду ли он говорит.
- Вы уверены?
- Полностью, - Константин кивнул. – Я не хочу спать – сам не знаю, почему. Наверное, места на меня  эти так действуют. Так что давай, ложись. А если что – я вас всех разбужу.
- Хорошо, - промедлив, произнёс Дик. – Только прежде, чем я лягу, пообещайте мне одну вещь: вы ни при каких условиях не покинете эту пещеру.
- Боишься, что я вас брошу и сбегу? – пошутил Константин и уже серьёзно прибавил: - Дик, я не маленький. Прекрасно понимаю, что вас тут надо охранять. Я никуда не пойду, честно. Буду сидеть, как приклеенный. Так что давай, ложись и спи себе спокойно.
Улёгся, наконец-то. Константин мысленно посмеялся про себя – всё-таки власть портит человека. Привык, что он – принц, что он всегда принимает решения, что он один поступает правильно, вот и выходит, что когда кто-то решается на самостоятельные поступки, с ним не согласованные, он не верит, что человек поступит правильно. А как же, это ж его прерогатива – отдавать приказы! Люди, в его понимании, наверное, могут только исполнять его волю, а сами не могут принять никакие решения. Ну да ничего, Константин не в обиде – подумаешь, что немного сомневается и всё норовит проконтролировать. Зато именно поэтому он, наверное, и забавный такой. Не такой, как все. Так, а это ещё что? Константин, наблюдая за спящими, вдруг обнаружил, что наблюдает он не один. Кто-то следил за людьми вместе с ним, и это кто-то был щенок! Из чёрноты странного пятна, ведущего бог знает куда, высунулась маленькая узкая собачья морда. Ушки маленькие, торчком, шерсть короткая, жёсткая, серая, а глаза – жёлтые. Любопытные, пугливые. Константин приподнялся со своего места.
- Так это ты нас пугал? – прошептал он малышу. – Эй…
Он сделал шаг навстречу – пёсик в страхе попятился.
-Куда же ты? – Константин хотел шагнуть за ним в чёрноту, но обернулся и взглянул на спящих.
Бросить их тут? Одних? А как же обещанье, данное Дику? Но с другой стороны, этот щенок – совсем кроха. Он мигом настигнет его, схватит – и сразу назад. Искушение оказалось слишком велико. Убедившись, что на другом конце пещеры никого не видно, Константин ринулся в чёрноту. Сначала проход был узок – метра в четыре, а потом, буквально пара шагов – и он исчез. Константин не видел и очертания стен. Пропали? А где  же тогда щенок? А, вот он – пара крохотных угольков внизу, в  паре метров от него. Нащупав в кармане коробок, он чиркнул двумя спичками разом, и кинул их  в ложбину слева и справа. Мгновенье – и пламя огня понеслось огненными молниями, только не по горизонтали – оно вдруг рвануло наверх, и зигзагами пронеслось по сторонам, осветив огромную долину. Это было нечто вроде гигантской ямы в самом сердце гор, чудовищных размеров воронка, вход в которую был только один – сзади, да ещё – над головой висел кусок тёмного ночного неба. Крохотный щенок впереди запищал – Константин тут же глянул на него и ахнул. Потому что это был не щенок. Точнее, не совсем щенок – у этого щенка были крылья. У маленького щенка с атлетическим телосложением, были крылья, точно у птеродактиля – перепончатые, такие же серые, как и его шерсть. Они прилагали плотно к его телу, только были выше его самого в несколько раз – потому что были большие. Щенок снова пронзительно запищал, а ему ответили. Только не сзади его, и не пищащим тоненьким голоском. А тихим, зловещим рычанием – за его спиной: три крупных тощих серых пса, опираясь, помимо своих четырёх лап, на  огромные крылья, рыча, приближались к Константину. Но юноша буквально оцепенел от ужаса, когда услышал ещё рык. Только теперь не спереди,  он исходил с боков, сверху. Точнее, они исходили. Рычание, больше похожее на рокотание. Дьявольский звериный смех. Едва живой от страха, Константин поднял взор и вопль ужаса застыл на его губах, когда он увидел крутые склоны гор, сплошь усеянные дырами – входами в пещеру, а перед каждой дырой – по небольшой площадке из камня, на которой сидело по крылатому псу. Некоторые из собак лежали на площадках, иные высунули только морды из дыр – своих нор, где они откладываю яйца, выводят потомство; несомненно, скорлупа яиц, увиденных друзьями в самом начале пещер, принадлежали этим созданиям.  И все они смотрели на Константина – как стервятники на заблудившегося ягнёнка. Многие приподнялись со своих лож, чтобы получше разглядеть чужака, и у всех горели глаза. Двумя жёлтыми, свирепыми огоньками. Вот кое-кто из них стал расправлять крылья…
Константин резко развернулся – бежать! Но не успел – пара псин спикировала со своих площадок вниз и плавно приземлилась прямо напротив входа, отрезав путь к отступлению. Попался. Пропал. И зачем он только не слушал Дика? Растерянный, перепуганный, Константин отступил от тех псов, обернулся. Он смотрел по сторонам, в надежде найти хоть что-то, что могло ему помочь. Ничего. Только со скал слетали на землю всё новые и новые псы, и медленно приближались к нему, скаля зубы. Они взяли его в кольцо – скорее, чем он предполагал. Сотни, а то и тысячи псов, стояли теперь на земле, окружая его. Тысячи глаз– жёлтых, злых, пронзительных и голодных. А ещё около десятка собак парила в воздухе…
-По… помо… помогите, - залепетал чуть слышно Константин. – Кто-нибудь… Дик… Леонид… На помощь!
На его громкий крик собаки ответили ужасающим рокотанием – словно миллион гиен засмеялось одновременно. А потом пёс, что стоял ближе всех к Константину, пригнулся к земле, прыгнул  – Константин инстинктивно  закрыл голову руками – но тут же, откуда ни возьмись, на него налетело другое существо. Сбив пса в воздухе, оно гибко приземлилось на ноги – прямо перед Константином, загораживая его собой.
- Дик?! – в изумлении выкрикнул Константин и заорал ещё сильнее, когда псы бросились на оборотня: - Дик!!!!!
Он был уверен, что они порвут его на части, но первого же пса, который атаковал его, Дик отшвырнул от себя с такой силой, что он, врезавшись в своих собратьев, смял их, сбив с ног. А потом Драконовы горы содрогнулись от такого рыка, кого Константину никогда не доводилось слышать.  Даже крылатые твари в ужасе застыли на своих местах – но не только от рыка! Дик начал вдруг превращаться! На глаза Константина руки и ноги Дика удлинялись, на коже стала пробиваться шерсть… С яростным воем крылатые собаки кинулись на оборотня, стремясь убить его прежде, чем полностью завершится его превращение. И воцарился ад, видеть которого Константину не доводилось в самых кошмарных снах. Изуродованные тела крылатых псов стали падать один за другим, сначала тела – потом отдельные части. Головы, лапы, крылья, части крыльев, внутренности... а Дик….  Стоя на груде тел, Дик, наполовину обретя облик оборотня, отбивался от наседающих на него собак. Они грызли его, хватали за ноги, за бока, плечи, а но всякий раз получали достойный отпор. Дик хватал псов передними конечностями и разрывал их надвое, он откидывал от себя собак так, словно то были мячики, а тех, что пытались налететь на него сверху – хватал зубами и обрывал крылья. И всё это он проделывал с такой быстротой, что Константин даже не мог уследить за его движениями, он видел только результаты – изувеченные тела, растущие около его ног с молниеносной  быстротой.
-Принц! – внезапно расслышал в чудовищном хрусте ломаемых костей, разрываемой плоти и вое, Константин голос Леонида.
Обернулся – у входа стояли все трое, остолбеневшие от увиденного. Леонид пребывал вообще в таком шоке от сотни крылатых тварей, которые рвали его молодого господина, что не мог произнести ни слова. Евнух только стоял и тупо глазе на чудовищных масштабов бойню, Леман и Милтон стояли рядом и были бледны, как полотно. Только, в отличии от Леонида, их поражало даже не вид и количество псов, и не то, что они пытаются убить Дика. Молодых графов поразил сам Дик. Они же ничего не знали о том, что он оборотень. И видя, во что он превратился, и превращается – в нечто крупное, гибкое, ловкое, сильное, покрытое шерстью – они только хватали ртом воздух.
А бой продолжался, и хотя Дик уже был весь в крови, изранен, количество атакующих собак резко сократилось – с возмущёнными криками многие отлетали, поняв, очевидно, что эту схватку они проиграли, пока в итоге не осталась какая-то дюжина. Эти свирепые псы, очевидно, не теряли ещё надежды уничтожить врага, и кидались на оборотня один за другим. И один за другим они с хрипом падали к его ногам, поверженные. Последнего – молодого пса с одним повисшим переломанным крылом, Дик схватил за лапы и, испустив воль, полный боли и ярости, вдруг задёргался и зашатался: и так лишь на треть превратившись в оборотня, он снова становился человеком. К нему возвращался его первоначальный облик.
- Дик! – истошно заорал Константин – он испугался, что его друг сейчас потеряет сознание, упадёт, и тогда эта крылатая бестия перегрызёт глотку Дику.
Но этого не случилось. Когда псина, почувствовав, что враг слабеет, дёрнулась – Дик с дьявольским рычанием разорвал её надвое. Две половинки упали, а потом рухнул он. Прямо на гору трупов, на которой стоял. Он покатился вниз, путаясь в бесчисленных лапах и крыльях, царапая о когти и клыки и без того искалеченное нагое тело – потому что одежды не было. Псы разорвали её, лишили даже ботинка, оставив только один – на левой ноге. Но и он соскочил с ноги Дика, когда он ударился о землю.
- Дик! – Константин бросился к другу, за ним - Леонид.
- Ваше высочество… Господи…
Они хотели помочь, но прежде, чем добежали, спотыкаясь, и трупы, Дик поднялся сам. Пошатываясь, в одном лишь грязном обрывке ткани, прикрывающим бёдра – то, что когда-то было штанами – он направился к выходу мимо друзей. А те, как привязанные, побрели сзади. Леман и Милтон не сводили с него глаз, наперебой чуть слышно бормоча:
- Оборотень…
- Я думал, это легенда… миф…
- Этот миф только что расправился с другим мифом…
- Наследник престола… ты веришь?..
-В это невозможно поверить… оборотень… и всё это время он скрывал от нас… ото всех…
В отличие от юношей, потрясение Леонида не было столь сильно, его больше волновало другое – самочувствие Дика, а не то, оборотень тот или нет. После схватки с крылатыми псами Дик выглядел более, чем неважно  - всё его тело покрывали следы от зубов и когтей, а там, где кожа уцелела, стекала кровь – но уже не его, а врагов, которых он победил. А ещё оборотень сильно хромал на правую ногу – она вообще пострадала больше всех: в районе бедра у Дика бы вырван приличный кусок мяса, и ниже колена имелись рваные раны, на которые и глядеть-то было невыносимо. А Дик, между тем, шёл – Константин вообще не понимал, как ему это удаётся. Наконец оборотень вернулся в их пещеру – ту самую, в которой Константин оставил их всех, спящих, уйдя за крылатым щенком. Медленно повернувшись, Дик отыскал его взглядом и Константин отшатнулся, увидев его взор – до того он был страшен теперь. Страшнее даже, чем те злые жёлтые глаза свирепых собак. О да, Константин готов был сейчас вернуться назад, к ним – лишь бы теперь не видеть этого взгляда. Сурового и обвиняющего.
- Ну? – рявкнул, наконец, Дик, так что все подскочили.  – Что же вы молчите, Константин? Может, произнесёте хоть слово? Здесь все, понимаете ли, ждут объяснений! Все хотят узнать, как это вышло так, что мы проснулись от ваших криков, чтобы выяснить, что вас с нами нет! Что вы бросили нас, и пошли к этим тварям, от которых мне пришлось вас спать! А ещё, Константин, Леман и Милтон не прочь бы получить объяснения, как вышло так, что я оказался оборотнем!
Последнюю фразу он даже не прокричал – прогрохотал, и любой на месте Константина в ужасе сбежал бы после неё прочь, или  бросился умолять о прощении, извиняться, но Константин этого делать не стал. Вместо этого, глядя на изуродованную ногу друга, по которой струилась кровь, Константин тихо  произнёс:
- Ты ранен.
- Да что вы? – Дик не говорил – рычал, низко и страшно, так, что кровь стыла в жилах. – Вас волнуют мои раны? Беспокоитесь о моём здоровье? Но когда вы бросили пещеру, вас менее всего интересовало моё здоровье! Да и вообще чьё-либо! Потому что если бы это было так, вы бы не оставили нас одних, спящих! Вы не стали бы подвергать такой опасности нас меня, их и себя в том числе! Но вы сделали это! И теперь вы смеете беспокоиться о моём здоровье? После всего, что случилось?
Ноздри Дика дрожали. Отведя от Константина взор, он глухо продолжил:
- Единственное, о чём я вас просил – это не покидать пещеру, пока мы спим. Не бросать нас. А что сделали вы? Ушли, бросили – спящих! Зная, что кругом ходят эти твари! Зная, что они могут напасть на нас! Вы даже не подумали предупредить нас – никого из нас о своём уходе.
Константин готов был сгореть от стыда. Лучше бы его разорвали  псы!
- Я… я не подумал… - запинаясь, чуть слышно пролепетал он.
- Не подумали! – рявкнул Дик. – Правильно, потому что вы никогда не думаете! Ни о ком – только о себе! Захотели – пошли, захотели – остались, а на остальных вы плевать хотели!
- Это… это не так... это вышло случайно – я пошёл за щенком, я… я не хотел… я не знал, что так получится… Дик, - Константин умоляюще взглянул на друга. – Ты же знаешь, что это не так! Я не нарочно, ты же знаешь это!
- Я знаю только то, - сурово отозвался Дик, - что вы нас бросили. И что из-за вас они, - он глянул на графов, - знают, что я оборотень, а я сам едва не погиб, спасая вашу шкуру.
- Дик…
- Замолчите! – осадил его Дик: в глазах оборотня сверкал бешеный огонь, но когда он заговорил опять, его голос был глух, едва слышен: - Я просил вас сделать простую вещь, а вы даже эту просьбу не выполнили. И не смейте оправдываться – я не желаю и не стану вас слушать. Я вас знать больше не хочу.
Это был конец. Нечего и думать, что они смогут когда-нибудь помириться. Дик никогда не простит его. Да и не только он – Милтон, Леман, Леонид – все они смотрели на него, как на последнюю сволочь. А что ещё он ожидал? Бросил их спящими, подвергнув опасности, а потом сам угодил в дерьмо, из которого его чудом спас Дик – ценой раскрытия своего секрета, который хранил втайне от молодых графов всю свою жизнь, и ценой многочисленных ран. Хромая, Дик отошёл в дальний левый угол пещеры и опустился на камень – грузно, с явным усилием. Однако он не попытался даже как-то залечить свою саднящую ногу или другую часть тела – очевидно, не до того было. Совсем измотала его схватка с псами. Чуть дыша, Дик прикрыл глаза – словно желая уснуть, но открыл их, уловив возле себя движение. То оказался Леонид – евнух направился к нему. Дик осадил его хмурым взглядом.
- Куда ты?
- Я помочь, - тихо произнёс Леонид, - ваши раны, вы нуждаетесь в помо…
- Оставь меня, - сурово приказал Дик.
- Но как же ваши раны? – изумился евнух. – Вы же нуждаетесь…
- Я ни в чём не нуждаюсь, - огрызнулся оборотень. – Справлюсь сам. Понял? Теперь ступай.
Он поднялся, хотя это и стоило ему усилий. Осмотрел себя, пытаясь оценить нанесённый ущерб. Леонид следил за каждым его движением.
- Что вы собираетесь делать, ваше высочество? – в его голосе зазвучали беспокойные нотки. – Вы же не хотите сказать, что…
Губы Дика исказились в кривой усмешке.
- Именно это я и собираюсь сделать, - сказал он.
- Но ваше высочество! Одумайтесь! -  в глазах Леонида стоял такой ужас, будто его молодой господин решился на смертельный номер. – Вам нельзя применять регенерацию, вы же знаете это! Вы же знаете, как дурно она на вас влияет! Вы подумали, что будет, если вы дадите волчьей натуре взять верх над собой?
- А ты подумал, что будет со мной, если я этого не сделаю?! -  Дик снова пришёл в ярость. Он насмешливым взглядом обвёл всех собравшихся в пещере. – Мы не в госпитале, Леонид, а ты не врач! У тебя нет ничего, даже бинтов, чтобы перевязать мне раны, не говоря уж об остальном! Что ты сможешь сделать? Наложишь жгут, чтобы остановить кровь? Даже если ты сделаешь, я истеку кровью раньше, чем мы доберёмся до Альвера! А может, - он дьявольски усмехнулся, - ты смочишь тряпочку в воде и будешь прикладывать к моим ранам? Чтобы занести инфекцию туда, да?
- Здесь чистая вода, - слабым голосом прошептал Леонид, - я уверен…
- Уверен?! – Дик выплюнул это слово. – Ты что, проверял её на наличие бактерий? Или, быть может, ты скажешь, что предложенные тобой тряпки отличаются высокой стерильностью?
- Но регенерация – это не выход…
- Это единственный выход!.. Или ты хочешь, чтобы я умер? Ответь мне, Леонид, ты хочешь этого? Хочешь мучить меня своими примитивными средствами, прекрасно зная, что они не только не спасут меня, но скорее, только усугубят мои страдания? Ты дашь мне умереть, ты позволишь, чтобы я страдал? Посмотри на меня! Ты этого хочешь?!
Он схватил Леонида за плечи и евнух, вблизи увидав чудовищные раны Дика, вдохнув в себя острый запах крови, вздрогнул и отпрянул. Дик выпустил его, отвернулся.
-  Если ты этого ещё не понял, - раздался в тишине  едва различимый голос, - мне очень больно, Леонид.
Леонид топтался на месте. Страх перед звериной натурой принца соперничала с ужасом перед мучениями Дика, которые тот, несомненно, испытывал. Разрешить ему провести регенерацию? А если волчий облик возьмёт верх, что тогда? А если он умрёт? – шептал другой голос, внутри него. И этот голос был сильнее. Леонид не мог позволить Дику умереть и тем более – он не мог видеть, как тот страдает. Подавленный, он отошёл.
- Правильно, лучше отойди, - тихо проронил Дик и закрыл глаза, напрягаясь.
Константин видел, как плотно он стиснул зубы и как сжались его кулаки – словно он пытался поднять непосильную ношу или вытерпеть неимоверную боль. А потом внезапно он содрогнулся всем телом – один раз, другой и замер. А потом на бледных, плотно сжатых устах Дика показалась улыбка – процесс пошёл. Регенерация началась. Константин смотрел и не верил своим глазам  -  раны заживали, одна за другой. Мелкие царапины затягивались за доли секунды и исчезали бесследно, точно их и не было, кровь, сочившаяся по телу, прекращала свой бег, но главное -  главное, это изуродованная нога! Константин протёр глаза, чтобы убедиться, что они его не обманывают, что это не сон, а явь – потому что повреждённая ткань восстанавливалась,  отрастая заново. Сосуды срастались, словно подогретое тесто, поднималось мясо, затягивалась кожа. Несколько минут – и нога стала как новенькая. Несколько секунд Дик сам смотрел на неё с интересом, а потом улыбнулся и – содрогнулся вновь. А затем ещё и ещё. Улыбка пропала с его уст. С губ Леонида, обрадовавшегося было выздоровлению – тоже.
- Ваше высочество? Что… что происходит? – перепугано спросил он и в ту же минуту тело Дика пронзила острая боль. Вскрикнув, он свалился на пол и стал  корчится, изгибаясь в страшных конвульсиях. На спине чётко обозначилась линия позвоночника, а затем он стал выступать сильнее, одновременно с этим кожа Дика начала темнеть, и вместе с нею стали темнеть волоски, покрывающие её. И не только темнеть! Они стали расти! Изменяться!
- Он превращается в оборотня! – дико выкрикнул Константин – как будто этим он мог что-то изменить!
Уши Дика стали вытягиваться, их вовсю уже покрывали чёрные жёсткие волоски, но сильнее всего шёл процесс превращения на изуродованной ноге.  На том самом месте, где прежде зияли раны, кожа темнела с устрашающей быстротой, шерсть так и лезла, а главное – нога сама стала менять форму! Голень и бедро стали укорачиваться, а пятка, напротив, удлинялась в размерах, а вместе с ней удлинялись и пальцы. Не прошло и минуты, как вместо правой ноги у Дика оказалась сильная, мощная лапа оборотня с острыми когтями, и это при том, что вторая нога осталась прежней, человеческой. Зато руки изменились обе – они стали крупнее, более мускулисты, а вместо ногтей на пальцах отросли длинные когти. На этом превращение остановилось. Дика перестало трясти, он сам замолчал. Умер? Леонид с опаской приблизился к неподвижно лежащему принцу.
- Ваше высочество, - негромко позвал он. – Ваше высочество, вы слышите меня?
Снизу раздалось приглушённое хрипение. Нет, рычание! Опущенные веки внезапно распахнулись. Правая  звериная лапа несколько царапнула пол, то поджимаясь к телу, то выпрямляясь.
- Ваше вы…
Леонид замолчал, когда Дик прыжком поднялся на ноги. Потому что это был уже не Дик. Вернее, это был Дик - лицо осталось прежним, только вместо  прекрасных чёрных глаз на евнуха смотрела пара жёлтых. Звериных. Да ещё эта деформировавшаяся конечность, превратившаяся в лапу...  Медленно, сверху вниз, Дика осмотрел Леонида, а затем, повернув голову, посмотрел на Константина, Лемана и Милтона. Леонид воспользовался этим, чтобы сделать шаг назад – и его тут же пронзил острый взгляд. Дика  с мгновение изучающее глядело на евнуха, а затем, втянув ноздрями воздух, потребовал:
- Пить.
Они едва разобрали, что он сказал – потому что это было скорее рычание, низкий, хриплый голос. Леонид торопливо захлопал себя по карманам, и прежде, чем поиск был завершён – вспомнил. Фляжка с водой не у него. Милтон последний брал её. О чём тот сейчас сильно жалел. Бледный как полотно, граф крутил в руке флягу, не решаясь подойти к Дику, и вместе с тем Милтон боялся гнева принца. В отчаянии он устремил взгляд на Леонида, безмолвно спрашивая его: как ему поступить? Евнух кивнул в сторону Дика: неси. Спотыкаясь, Милтон приблизился к принцу и дрожащей рукой протянул фляжку. Он едва не умер от страха, когда почувствовал прикосновение к своей ладони крупных, лохматых пальцев и услышал скрежет когтей о металл. И испытал облегчение, отпустив фляжку. Только отойти не поспел – ноги не шли. Он видел,  как Дик, схватив горло фляжки, с шумом втянул её содержимое. Но глотка не последовало. Лицо исказилось от отвращения, раздался рык и в следующее мгновение Дик выплюнул воду. Фляга полетела на пол. Не нравится! Милтон попятился прочь, не зная, как спасти теперь себя от ярости разгневанного создания. Дик, заметив, что подавший неугодный напиток человек уходит, оскалил зубы и приготовился атаковать, как вдруг замер. Слева доносилось жалобное скуление. Это щенок звал своих – с порванными в клочья крыльями, он полз по грудам тел, волоча их за собой. Лицо Дика  исказила дьявольская ухмылка – жуткий оскал, предвкушающий лёгкую добычу. Развернувшись, Дик зашагал к щенку. Он был обречён. Он не мог даже убежать, не говоря уж о том, чтобы защищаться, и вскоре пещеры огласил вопль. Поедаемый заживо, щенок визжал и извивался, пока Дик откусывал от него кусок за куском. Его вопли смешивались с хрустом его собственных ломаемых костей, треску раздираемой плоти. Леман, Милтон, Леонид, Константин – они отворачивались, не в силах вынести кошмарного зрелища, однако избавить себя от звуков они не могли.
 Леман не выдержал первый.
- Я не могу больше, - простонал он. - Это невозможно слушать… почему он его не убьёт?
 - Если добыча живая, оборотни никогда не убивают её. Предпочитают есть живую, - на Леониде не было лица. – Для них есть мёртвую жертву – всё равно, что для нас есть остывший обед.
 -Господи, теперь он идёт сюда!
 Оставив от крылатого щенка только утопающий в крови скелет, с ошмётками мяса на рёбрах, Дик направился к ним. Крылатые псы во время боя своими крыльями потушили огонь, и теперь никто не видел, на что именно был похож Дик, однако когда он вошёл, друзья пожалели о том, что в их пещере сохранился свет. Потому что в жёлтых глазах они не прочил ничего хорошего.
 - ААААААА!
 - Леман, стойте! – закричал Леонид, но поздно.
 Прежде, чем молодой граф достиг второго выхода, Дик одним прыжком настиг его и ударил лапой так, что несчастный юноша отлетел к стене.
 - Леман! – заорав,  Милтон рванулся на помощь другу, и в ужасе застыв перед разъярённым взглядом принца.
 Отвернувшись от своей жертвы, Дик приготовилось наброситься на человека, осмелившегося отбить у него добычу. Затравленно озираясь, Милтон выхватил кинжал. Дик яростно зарычал.
 -Милтон, на пол! - внезапно скомандовал к графу Леонид.
 -Что? - не понял тот.
 -Ложитесь на пол! Тогда он не тронет вас!  Только не быстро. Медленно. Ложитесь на спину.
 Понимая, что ему не убежать и в схватке с Диком всё равно не выстоять, Милтон медленно присел, а затем растянулся спиной на полу. Ему самому при этом собственные действия казались полным бредом  - если бы он побежал и или атаковал принца, у него был бы шанс на спасение, а так он добровольно сдаётся. Подставляет себя прямо под удары! Между тем, Дик на него не нападал. Он пристально смотрел на него своими жёлтыми глазами.  Милтона пробрала дрожь.
 -Леонид, - едва слышно прошептал он, на всякий случай прикрывая шею рукой.
 -Уберите руку, - велел евнух. - Милтон, слышите? Уберите руку!
 -Чтобы он в меня вцепился?
 -Вы мне верите? Уберите руку! И бросьте кинжал!
 Не сводя глаз с наследника, Милтон разжал левую руку и выпустил кинжал, а затем медленно убрал правую руку от горла. Теперь он беззащитен. Не нужно было слушать евнуха, не нужно было слуша... мысли графа были прерваны страшным рычанием. Вздрогнув, Милтон хотел схватить кинжал, но кинжал не понадобился - качнувшись, Дик отступил на пару шагов.
 -Почему... почему он не нападает? - пролепетал потрясённый Милтон. - Леонид, почему....
 -Когда вы бросились защищать Лемана, он решил, что вы хотите отнять от него добычу, - внимательно наблюдая за принцем, ответил евнух. - Он принял вас за соперника. А сейчас он не трогает вас, потому что думает, что признаёте его превосходство. Горло и живот, - пояснил он, - самые уязвимые места. В волчьих и собачьих стаях, если один из самцов кидается на спину, он открывает их своему врагу, тем самым давая понять, что сдаётся. Для него вы сейчас как раз такая сдавшаяся собака.
 Тем временем, пара суровых глаз тщательно исследовали каждый закуток пещеры, остановившись на своей жертве - Лемане. И прежде, чем кто-то успел что-либо предпринять – скорым шагом Дик направился к нему.
 -Только не бежать! - зашипел Леонид. - Не бежать!
 Очевидно, евнух и впрямь знал, что советует. Если принц не тронул одного графа, значит, есть надежда, что евнух спасёт и второго. Все остались на своих местах, включая Лемана, а Леонид загородил собою графа. Дик, чуть наклонив голову на бок, внимательно посмотрел на него, будто что-то припоминая.
 -Это я, Леонид, ваше высочество, - своим мягким, добрым голосом представился евнух. - Леонид...
 Пока он говорил, Леман боком двинулся прочь. Дик тут же повернул голову в его сторону. Тогда Леонид, рискуя остаться без руки, протянул свою руку к Дику и ладонью отвернул голову наследника от графа, заставив посмотреть на себя. Едва он это сделал, жёлтые глаза посмотрели на его запястье.
 -Это я, Леонид, - повторил евнух. - Ваше высочество...
 "Ваше высочество"  тщательно обнюхало его запястье и посмотрело на него. Улыбнувшись, Леонид, продолжая ласково говорить с наследником - как будто он был в себе и всё понимал -  осторожно сначала вытер кровь с его губ, а затем поднял ладонь повыше и легонько погладил принца по голове. Оба графа решили, что евнух свихнулся. Константин подумал о том же самом! Дик сейчас же откусит ему руку! Но Дик его не тронул. Вместо этого он закрыл глаза. Ему понравилось! А Леонид, продолжая говорить и одновременно поглаживать принца, медленно опустился на корточки. Дик послушно опустился вместе с ним, а затем и вовсе растянулся около его ног.  Растянувшись на боку, он закрыл глаза и вскоре громко засопел. По лицам троих молодых людей поползли облегчённые улыбки.
 -Вы его усыпили, - в голосе Милтона отчётливо прозвучало восхищение. - Как вам это удалось, Леонид?
 -Наверное, ему нравится мой голос, - со скромной улыбкой ответил евнух, поглаживая Дика.
 -И то, что его гладят по голове, - улыбнулся Милтон.
 -И это тоже, - со смешком согласился евнух.
 - Смотрите, его нога!  - указал Константин на существо. – Она становится прежней!
 И правда, к правой ноге Дика стал возвращаться её изначальный облик. А заодно и ко всем остальным частям тела оборотня тоже – буквально за несколько минут все превращение, приключившиеся с Диком, пропали, будто и вовсе ничего не было.  Перед друзьями предстал обнажённый молодой человек, крепко спящий на каменном полу у ног евнуха. 
 - Дик! – обрадовано выдохнул он и хотел подойти к другу, чтобы самому выяснить, всё ли с тем в порядке, как внезапно на его пути возник Милтон.
 Он оттолкнул Константина плечом, а когда юноша, думая, что это случайность, попытался подойти к Дику вновь, граф стиснул его плечо.
 - Если я не ошибаюсь, - процедил он, - перед тем, как потерять свой облик, принц ясно дал  понять, что не нуждается больше в твоём обществе.
 Константин густо покраснел.
 - Когда он говорил, он был не в себе, - взволнованно произнёс он, пытаясь обойти графа. – Вот увидите, когда он проснётся, он возьмёт свои слова обратно.
 - Вот когда это случится, тогда ты к нему и подойдёшь, - Милтон был неумолим.
 Проклятый аристократ! Небось, только и ждал момента, чтобы отдалить его от Дика! И вот он, такой отличный случай! Рассердившись, Константин попробовал силой прорваться к другу, однако стальное лезвие кинжала, оказавшееся у его горла, заставило его отступить.
 - Только посмей приблизиться к принцу, - пригрозил Милтон.
 Но это не честно! Его не пускают к другу только потому, что тот спит и не может опровергнуть свои же собственные слова. А этот граф ловко пользуется этим моментом.
 - Леонид! – воззвал Константин  к евнуху, надеясь в его лице обрести справедливость. – Скажи ты  ему!
 Но Леонид был слишком занят здоровьем своего молодого господина. Ему было не до каких-то разборок и уязвлённый Константин уныло побрёл прочь.


Глава 19
«Я  был уверен в этом, Константин».

Леман и Милтон сторожили Дика, как верные псы, но даже они позабыли про Константина, когда их охраняемый проснулся.
- Ваше высочество! – обрадовано воскликнул Милтон.
- Милтон, - улыбнулся Дик и сел.
- Как вы себя чувствуете? – обеспокоенно поинтересовался Леонид.
- Как прекрасно выспавшийся человек, - ответил оборотень.
- И у вас… ничего не болит, принц? – недоверчиво спросил Леман.
- Нет. Я абсолютно здоров, и я надеюсь, что и вы тоже.
- Ваши верные друзья пребывают в добром здравии, принц, - с почтительным поклоном отозвался Милтон, и Леман, стоящий рядом, так же отвесил поклон.
- Как и ваш верный слуга, - с улыбкой присоединился к ним Леонид.
Разумеется, тоже поклонившись.
- Дик!
Кому принадлежал этот радостный возглас? Константину, кому же ещё. Только сейчас обнаружив, что его друг пришёл в себя, Константин, так же как и эта троица, спешил справиться о его самочувствии. Но ему не дали даже  подойти – Леман схватил его, едва Константин оказался за спинами графов, и поволок прочь. Ну уж нет! Он не сдастся! Он должен переговорить с Диком! Константин упёрся ногами, он стал вырываться, и неизвестно, чем бы закончилось их противостояние, если бы не раздался голос Дика:
- Отпусти его, Леман.  Пусть подойдёт.
Леман, хоть и без особого удовольствия, выпустил Константина, и он протиснулся между Леонидом и Милтоном. Ещё по голосу Дика Константин догадался, что встреча будет не из приятных, а увидев серьёзный взгляд оборотня, и вовсе сник.
- Ты всё вспомнил? – не поднимая глаз, виновато пробубнил он.
-Только до того момента, как началась регенерация, - уточнил оборотень.
- Значит, ты всё-таки помнишь, что мне говорил, - печально вздохнул Константин.
Дик кивнул.
- Я был рассержен.
- А сейчас? – для Константина появился луч надежды.  Он всматривался в лицо оборотня, желая отыскать в нём прежнюю дружескую улыбку, вновь увидеть тёплый взгляд. – Ты больше не сердишься на меня, Дик? Ты простил меня, верно? Простил, да?
Его волнение росло по мере того, уголки губ оборотня ползли вверх – медленно, но верно. Усмехнувшись, Дик посмотрел на графов и евнуха, словно желая понять их мнение на этот счёт. Леонид весело улыбался – не было сомнений,  что он всей душой за то, чтобы принц помирился с Константином. А вот Леман и Милтон не считали нужным прощать раба, который, с их точки зрения, зашёл на этот раз слишком далеко.  Ослушаться принца, бросить их всех спящими, чтобы самому попасть в переделку и в итоге вынудить Дика спасти себя,  и тем самым раскрыть тайну оборотня – для них уже этого букета было достаточно, чтобы избавить принца от общества такого «друга». А если принять во внимание многочисленные раны Дика, и то, что он едва не умер сам и не убил их, когда после регенерации волчья натура стала брать вверх, то тогда, по мнению Лемана и Милтона, прекращение общения с Диком для Константина и вовсе не должно стать окончательным наказанием. Слишком велика вина юноши, и вина эта требует более жестокого наказания. Но, вместе с тем, графы готовы были принять любое решение  принца – каким бы оно ни было. И глядя на него, Леман с Милтоном даже догадывались, что это будет за решение. Пряча улыбки, оба графа безмолвно сообщали ему: « Он не заслуживает вашего снисхождения, принц». Но Дик знал – они прекрасно понимали, почему он так поступает. Ну как можно злиться на Константина? Он же сделал это всё не со зла, случайно, а так он очень добрый, весёлый, может быть, много себе позволяет, но всё-таки… ну как можно такого не простить? И Дик согласно кивнул Константину, и улыбнулся, когда тот, просияв, с чувством пожал ему руку:
- Спасибо!.. Дик, я честно, не хотел. Ты уж извини меня – ну вышло так, что поделать. Но я обещаю тебе, что этого больше не повториться!
- Я очень надеюсь на это, Константин.
Константин не мог представить, что когда-нибудь будет так рад слышать этот снисходительный голос и видеть эту улыбку! Он был так счастлив, что ему казалось, что вместе с ним счастлив теперь целый мир. Правда, установить это наверняка не удалось – он не видел никого, кроме Дика, Лемана, Милтона и Леонида, так что не мог сказать, счастливы ли другие люди. Однако понять, какие чувства сейчас испытывают эти четверо – он мог. Леонид, хоть глаза его и смеялись, однако был чем-то озабочен. А в глазах Лемана и Милтона и вовсе читалось осуждение. Но что теперь? Что он сделал не так, что даже Леониду это не нравится? И тут до него дошло – он слишком увлёкся, позабыв о том, что Дик, между прочим, только что проснулся и проснулся после тяжелейших ран и страшной бойни, и что он совсем не завтракал. Наверняка Дик, если не испытывает проблем со здоровьем, то нуждается в элементарном принятии пищи или желает справить малую нужду, а он, Константин, своей болтовнёй не даёт ему сделать ни то, ни другое.
- Оу, - смутившись, сконфуженно пробормотал Константин, - прости. Может, ты чего-нибудь хочешь?
- Я был бы очень признателен, - улыбнулся оборотень, - если бы кто-нибудь из вас поведал мне, что всё-таки произошло вчера.
- А что ты помнишь? – в свою очередь, поинтересовался Константин.
У Милтона которого лопнуло терпение. Что за бестактность – отвечать вопросом на вопрос, да ещё принцу! И граф шагнул к ничего не подозревающему юноше, с целью устранить Константина хотя бы на время, и сделал бы это, не прочти он во взоре принца  запрет. «Оставь его, Милтон», - взором велел ему Дик, и граф отступил, а Константин, который даже взгляда оборотня не увидел, с нетерпением ожидал ответа.  И Дик ответил:
- Я помню совсем немногое. Помню, что я проснулся и не увидел вас, зато услышал ваши крики, а когда бросился на помощь, увидел, что вы окружены крылатыми псами.
- И прыгнул? – спросил Константин, вспоминая, как Дик в воздухе сбил пса.
- Да, - оборотень кивнул. – Кажется, я стал превращаться, потому что сознание мое  стало мне изменять, я смутно помню саму битву…
- И правильно, - одобрил Константин, - эта жуть не стоит того, чтобы её помнить.
Дик, похоже, считал иначе. Повернув голову, он с взялся рассматривать горы трупов, усеявших землю за пределами пещеры. Константин внимательно следил за его лицом и заметил, что оборотень удивлён такому обилию мертвецов, а ещё – судя по всему, Дику явно не нравилась мысль, что причиной этих многочисленных смертей стал он.
- Их всех убил я? – после продолжительного молчания, спросил оборотень.
- Всех до единого, - подтвердил Константин и, сам обозрев трупы, ухмыльнулся: - Не удивительно, что ты тогда так разозлился. Эти твари едва не прикончили тебя! Знаешь, я вообще поражаюсь, как ты остался в живых! А ты не только остался, ты ещё сам на ноги встал и вдобавок ко всему, после случившегося у тебя хватило сил меня изругать!
- То, что я на вас накричал, и что я кричал, я помню, - кивнул оборотень. – А вот сам бой – нет.
- Да ладно тебе! – рассмеялся Константин и похлопал его по плечу. – Брось расстраиваться, подумаешь  - уложил псов и не помнит, как! Какая разница,  помнишь ты это или нет, главное, что ты жив. Кстати, а то, как ты потом регенерировал, ты тоже не помнишь?
Дик отрицательно покачал головой.
- Только начальную стадию. Я помню, как начали затягиваться раны – мне стало тогда так хорошо, боль затихала, потом исчезла, а потом… потом, - он нахмурился, - что было потом, я ничего не помню.  А что было потом? – встрепенувшись, поинтересовался он у друзей.
- Ну, - замялся Константин, - понимаешь…
Он переглянулся с Леонидом – понимал, что услышанное Дику может совсем не понравится, и хотел узнать: может, Леонид что подскажет? Или сам ответит? Только Леонид сам  был в растерянности – и замалчивать не хотел, и сказать как – не знал.
- Так что было потом? – настойчиво повторил Дик. – Я превратился в оборотня? Но ведь ещё не пришло полнолуние, верно? И вы все живы…
- Ну, скажем так, - нервно хмыкнул Константин, - чудом остались в живых. Когда регенерация завершилась, твоя волчья натура, похоже, сочла, что на этом её миссия не закончена, и процесс продолжался.
- Какой процесс?
- Превращения в оборотня. Сначала на месте заживших ран у тебя полезла шерсть, а потом и на остальных участках тела тоже, а затем… в общем, затем превращение пошло полным ходом и ты… ты это…
- Превратился в оборотня? – подсказал Дик. Его глаза горели, суровые, как никогда, они перебегали с одного лица на другое.
- Нет, не в оборотня, - покачал головой Константин. Ты стал чем-то таким, средним, между оборотнем и человеком. То есть, ты сам фигурой походил на человека, но вот некоторые твои… кхм… конечности… они стали не совсем человеческими.
- Ваша правая нога, - вмешался Леонид, - она превратилась в лапу, ваше высочество.
- Ага, - ухмыльнулся Константин. – Шикарная такая лапа,  только не волчья. Твоя была крупнее и мощнее, и когти у неё были – будь здоров. Короче говоря, типичная лапа оборотня. Ты даже стоял, как эти милые зверушки, опираясь не на стопу, а на пальцы. Знаешь, у тебя даже гибкость такая при ходьбе появилась, будто ты на пружинах шёл. Не удивительно, - резюмировал Константин, - что ты так хорошо прыгаешь.
- Вы сказали про правую ногу, а что стало с левой? – Дика, похоже, интересовало всё.
- А она как раз не изменилась, осталась такой же, как и была, человеческой. Представил себе картинку, да? Одна нога, другая – лапа! И прибавь ко всему этому твои славные ручки, которые превратились в страшные лапищи – знаешь, шерстью так и поросли, крупные таки стали, и когти выросли – Фредди Крюггер отдыхает.
Он рассказал и о том, как Дик потребовал потом пить и чем это обернулось, добавив от себя, что в принципе, так тому щенку было и надо. Константин был уверен, что крылатый щенок, которого съел живём Дик, и тот, который выманил из пещеры, был одним и тем же. Выходит, справедливость восторжествовала, маленький паршивец поплатился за свою выходку, правда, Константин всё же заметил, что оплата эта была слишком уж жестокой. Неприятно, наверное, когда тебя поедают живьём. А ещё – Константин не смог скрыть, что ему неприятно было слушать  и смотреть на убийство щенка. Впрочем, тут же поспешил успокоить он Дика, это-то как раз не самое страшное, куда больше его волновала не жуткая участь, постигшая щенка, а его собственная. Он имел в виду момент, когда оборотень, покончив со щенком, направился к ним, только вот озвучить его не решался. Понимал, что Дик расстроится, но слов назад не воротишь. А оборотень расстроился всё равно. Догадался, не дурак ведь.
- Я напал на вас? – глухо спросил он, имея в виду не конкретно Константина, а их всех.
- На него, - Константин ткнул пальцев сторону графа, - но с ним, как видишь, всё в порядке! Так что тебе не о чем беспокоится!
Дика, однако, так не считал. Встав, он прошёлся по пещере – как всегда делал в трудные минуты. Константин от всей души надеялся, что тем и обойдётся, что он не станет задавать больше вопросов. Но Дик задал.
- Как это случилось?
Пришлось ответить. Нехотя, Константин поведал, как Леман бросился бежать и как он, Дик, одним прыжком  настиг его. Неплохой прыжок, кстати, прокомментировал Константин. Только Дик не улыбнулся даже. Что ж, ему в ту минуту самому было не до смеха – Константин рассказал, как Дик сначала сбил графа с ног, как Милтон бросился на помощь и как он Леонид давал ему советы, благодаря которым Дик его не тронул.  Здесь Константин прервал своё повествование и обратился к оборотню:
- А ты сам что-нибудь помнишь? – с опаской поинтересовался он у друга. – Ну, как на Лемана напал, как Милтона едва на тот свет не отправил – помнишь?
Дик отрицательно потряс головой.
-Что, совсем ничего?
- Я помню голос, - медленно проговорил Дик, задумчиво глядя на огонь. – Только я не помню, чей он был…  и я совсем не помню, что именно мне говорили. Я только знаю, что голос оказался очень знакомым, хотя я не сразу узнал его… да, знакомым, и приятным…
-Это тебе Лёнчик напевал, - ухмыльнулся Константин. - Он тебя убаюкал. А больше ты ничего не помнишь?
Дик не вспомнил, хотя видно было, что пытался. Он старался вспомнить, но ничего не получалось. Однако узнать, что было после того, как услышанный им голос замолчал, Дик желал и попросил друзей, рассказать о дальнейшем ходе событий. Поскольку Константин взял на себя ответственность за рассказ, то и на этот вопрос он ответил:
- Да ничего особенного. Ты лёг и заснул, после чего к тебе стал возвращаться твой человеческий облик, а что было дальше – спрашивай не у меня. Потому что эти двое, - Константин сердито кивнул на графов, - меня к тебе подпускать отказались!
Позабытая обида снова дала о себе знать, она стала острой, как никогда – при сложившихся обстоятельствах Константин считал подобные действия недопустимыми. Какое такое право эти графы имели не подпускать  его к Дику? Подумаешь, принц сказал, что не желает знать его! Так это, во-первых, сказано было в запале, а во-вторых, Константин сам в состоянии разобраться с Диком, как дальше будут складываться их отношения. Сами, без участия этих графов! Они же кто Дику, если так рассудить? Его личная стража? Или юристы, блюдущие его интересы? Или ангелы-хранители? Да никто, такие же друзья, как он, только позаносчивей, с гонором. Они не имели никакого права  не подпускать Константина к Дику. Но они так поступили, и, судя по их рожам, ничуть не раскаиваются. Более того, уверены, что поступили правильно! Интересно, а сам-то Дик как считает, они правы? Приняв на себя оскорблённый вид, Константин издали наблюдал, как Леонид вкратце изложил Дику суть конфликта. Причём, к величайшей своей досаде, Константин не заметил по лицу евнуха, что тот на его стороне. Он даже не придерживался нейтральной позиции! Судя по едва заметной улыбке, этот скопец считает, что те двое поступили верно!  Ну конечно, верно! А он, Константин, как всегда, остался виноватым! Даже хуже того – выказав своё недовольство, он тем самым выставил себя на посмешище. Как же, графы выполнили свой долг,  ограждая Дика от его общества, а он мало того, что сам хотел к Дику подойти, так теперь ещё и недоволен тем, что его не пускали.
- Небось, считаешь, что они были правы? – не скрывая своего раздражения, спросил Константин Дика, когда тот оказался рядом с ним.
- А разве нет? – улыбнулся Дик.
- Да они же сделали это только потому, что терпеть меня не могут!  – выпалил Константин. – Дик, да они же спят и видят как бы стравить нас обоих!
- Странно, я такого за ними пока не замечал. Более того, я уверен, что они на это никогда не пойдут.
- Да ну? – Константин так разошёлся, что не стеснялся даже присутствия самих графов. – А чего ради они тогда подойти не дали?  Да они же спали и видели, когда я тебе надоем, и когда представился такой случай – сразу воспользовались, чтобы избавится от меня… ну, чего молчишь? Сказать нечего? Правильно, потому что я – прав!
- Не стану разубеждать вас в этом, - улыбнулся оборотень и, переглянувшись с графами, добавил: - И никому не советую.
- Ага! – торжествующе вскричал Константин. – Значит, я всё-таки прав! Ты это признаёшь!
- Я признаю только, что спорить с вами в данном случае не имеет никакого смысла, - Дик улыбался ещё сильнее.
- А они? – повернувшись к графам, с  вызовом вопросил Константин.
Те не ответили, только улыбнулись.
- Что и требовалось доказать, - с чувством удовлетворения промолвил Константин. – Я прав.
- Надеюсь, теперь вы не станете ни к кому цепляться? – невинно осведомился Дик.
- Может успокоиться, у меня мозги есть, - с пафосом заявил Константин.
Оторвавшись от друзей, он не увидел улыбок, с которыми обменялись между собой Дик, Милтон и Леман. Его другой вопрос теперь занимал – груды трупов. Прежде чем покинуть злополучную пещеру, ему захотелось взглянуть на поверженных псов, которые чуть не стали причиной его гибели. Зрелище, однако, оказалось не самым приятным – хотя интересно было взглянуть, во что Дик превратил своих врагов, вид изуродованных тел в таком количестве, да ещё острый запах крови вызывал тошноту и отвращение. Но и восхищения своего Константин скрыть не смог и открыто восторгался тем, как Дик ловко расправился с таким количеством тварей. Вот только сам оборотень не разделял восторга своего друга. Дик не испытывал жалости к убитым, потому что они того не заслуживали. Они хотели убить его, хотели убить его друзей и оборотень считал, что они получили по заслугам. Бой был честным, однако, в его глазах засела тревога и неудовольствие. Константин догадывался о причинах – оборотню совсем не нравилось, что он расправился с псами. Конечно, он рад, что ни он сам, ни Константин не пострадали, однако его страшила собственная сила и ярость, внезапно охватившая его. Ведь если он сумел так быстро выйти из себя, и стать таким сильным, что уничтожил сотни крылатых псов, то что, в таком случае, спрашивается, ему стоит точно так же расправится и с людьми? Точно так же, совершенно случайно, разозлиться и…заметив на себе взгляд Леонида, Дик вздохнул и громко произнёс, обращаясь ко всем:
- Нам не стоит здесь оставаться. Идёмте, -  и направился к выходу.
Он шёл во главе процессии, но это не помешало ему в скором времени почувствовать, что следующие за ним друзья крайне заинтересованы его персоной. Леман, Милтон, Константин и Леонид  ждали объяснений, потому что всем было ясно – открытие тайны Дика требовало комментарий от самого Дика. А их оборотень так и не дал. Дик остановился.
- Я подозреваю, что у вас у всех есть ко мне вопросы. Будет лучше, если вы зададите их сейчас и получите ответ, нежели будете самостоятельно строить догадки и, исходя из собственных соображений, поступать тем или иным образом. Поэтому я жду. Ваши вопросы?
Леман с Милтоном мялись – воспитание не позволяло задать наследнику те вопросы, что терзали их души.
- Можно задавать любые вопросы.
Переглянувшись с Леманом, Милтон произнёс:
- Кто-нибудь  ещё знает, что вы оборотень, принц?
- Помимо вас, Леонида и Константина? – Дик смотрел на графов в упор. - Об этом знает мой отец, а так же Лаевский. Возможно, ещё пара личных слуг моего отца.
- И вы такой… - Леман запнулся. – С рождения?
- Почти: то, что я оборотень, выяснилось позже, когда гены взяли своё.
- Взяли? – не понял Леман.
- Король не оборотень, Леман, однако его отец, насколько вы знаете, им был. Думаю, если бы мой отец родился оборотнем, моя звериная натура проявилась сразу после рождения, однако, в виду того, что он человек, это случилось несколько позже. А если быть точным - в первое же полнолуние после моего десятого дня рождения.
- Первое полнолуние после вашего десятого дня рождения? Тогда, когда произошла трагедия во дворце? Когда на вас и слуг напал бешеный пёс?... или... - он замолчал, потрясённый догадкой.
- Это был не пёс, как вы понимаете, Милтон. Это был я. Напал на слуг, а заодно и учителей.  Потому что я превратился в оборотня.
-  Но почему вы скрыли этот факт, принц?
- От вас, Леман? Или от всех остальных? А вы подумайте сами, какова была бы реакция людей, узнай они, что наследник трона – оборотень?  Подданные королевства отлично помнят, что творилось с ними, когда Коэром заправляли оборотни. Они запомнили моих предков как страшных чудовищ, не знающих пощады, жестоких убийц, которыми руководят одни лишь инстинкты. Думаете, обо мне у них сложилось иное представление?
- Но вы же… вы другой, принц, - Милтон умолк,  сам понимая, что сморозил глупость.
- Другой, - Дик мрачно усмехнулся. – Несколько часов назад вы сами имели случай убедиться, насколько я другой, Милтон. Я оборотень и от своей второй, звериной сущности, мне не избавиться. Вы видели, что я сделал с теми собаками, причём я сделал это ради спасения Константина, но даже такая мотивировка не спасла меня от вашего ужаса. Потому что то, что делал я – не делают обычные люди. Они не превращаются в чудовищ, которые  способны за несколько минут расправится с полчищем врагов. Они не способны к регенерации. И кроме того, они не кидаются потом на своих друзей. Я едва не убил вас всех, Милтон, и вы не станете, надеюсь, отрицать этого факта. Причём вы сами видели – я старался держать себя в руках. Но звериная натура взяла верх. И вы выжили просто чудом. И если сейчас вы готовы меня оправдать, то это не значит вовсе, что так же поступят все остальные. Даже вы, Милтон, ужаснулись, когда увидели мою сущность. А что скажут те, которые не знакомы со мной близко? Думаете, они поверят в то, что я другой? Что я никому не причиню вреда? Особенно после того, как король расскажет им о том, что я устроил в первое полнолуние своего десятилетия? Отнюдь. И они будут правы. Потому что зло, что сидит во мне, я не всегда могу контролировать, хотя и пытаюсь.
- Но вы же пытаетесь?
Дик кивнул.
- Мне это даже удаётся. В принципе, до полнолуния я не представляю никакого вреда. Но только в том случае, если не будет никакого повода моей звериной натуре показать себя.
- Как в случае с собаками?
- Не только. Мне не следует делать некоторые вещи, которые могут разбудить во мне зверя: употреблять сырое мясо, пить кровь, охотиться или принимать участие в занятиях, в которых присутствуют элементы преследования или нападения. Но, как вы понимаете, - тут по губам Дика скользнула улыбка, - это не всегда возможно. Вы же понимаете, Милтон, маленькие слабости есть у всех.   
- Поэтому вы так любите охоту? – Милтон тоже улыбался.
Дик кивнул.
- И поэтому вы вызвались раздобыть нам еду? Тогда, в первый день нашего нахождения в Драконовых горах? Тот козёл… - улыбаясь, Милтон смотрел на сияющего Константина. – Он пытался нам тогда намекнуть, а мы не поняли. Хотя нас и насторожило, что вы так быстро поймали того козла. Вы ведь не знали тех мест и ушли без оружия. Вы всегда так быстро и успешно охотитесь, принц?
Улыбаясь, Дик снова кивнул.
- И вы всегда… превращаетесь?
- Нет. Я никогда не даю звериной натуре взять над собой верх, я лишь использую те способности, которые со мной не зависимо от того, оборотень я или человек. Я использую обоняние, а так же зрение и слух, которые  у меня в несколько сотен раз  лучше человеческих. Они позволяют мне выследить добычу, а потом её остаётся лишь убить. А сделать это можно и без помощи невероятной силы или острых когтей. Того козла я завалил, прыгнув ему на спину и запустив зубы в горло.
- Человеческие? – лукаво спросил Милтон.
- Не совсем, - усмехнулся оборотень и снова стал серьёзным:- Ещё вопросы будут? Хорошо. Тогда  добавлю от себя – надеюсь, вы, - Дик взглянул на графов, -понимаете, что должны сохранить мой секрет в тайне?
- Конечно, ваше высочество, - слегка поклонился Милтон. – Мы клянёмся, что никому не расскажем.
- Никому, принц, - подтвердил Леман.
- Хорошо, - кивнул Дик.
Он собрался тронуться в путь, но замер.
- Вот ещё что: я пойму, если после всего услышанного и увиденного вы откажетесь продолжать упражняться со мной в фехтовании, - голос оборотня стал вдруг необычайно тих. – И сопровождать меня на охоте так же. Я обещаю, что не стану вас осуждать.
Потому что это опасно.  Дик не сказал это, но все поняли и повисло молчание. Константин видел, что оборотень пытался сохранять хладнокровие, но он с тревогой ожидал ответа, да и Леонид беспокоился – за Дика, разумеется. Евнух понимал, что он очень огорчится, если графы откажутся.
Вы держав паузу, Милтон твёрдо произнёс:
- Мы почтём за честь, принц, если вы позволите нам продолжать упражняться с вами.
Без сомненья, Дик обрадовался, вот только Константин не поверил в искренность слов Милтона.
- Он сказал это исключительно для того, чтобы польстить тебе, - поделился юноша своими соображениями с Диком. – На твоём месте, я бы не доверял ему.
Хотел как лучше, а вышло как всегда. Дик ненавязчиво порекомендовал ему сменить тему и Константин, поняв, что  все его старания напрасны, с удовольствием последовал совету, тем более, что и повод появился. Один из крылатых псов перебежал им дорогу. Крупный и при этом ужасно худой, с двумя перепончатыми крыльями, он выглядел куда менее устрашающе, чем прошедшей ночью – главным образом из-за крыльев, конечно. Они  неплотно прилегали к его телу, и при ходьбе тряслись, едва не касаясь пола, благодаря чему казалось, будто они служат ему  лишь помехой. А если учесть, что развернуть эти крылья в узком прохожее пещеры не представлялось возможным, преимуществ они собаке совершенно не давали. Только Константин не поддавался на этот оптический обман. В любом случае, у пса оставалось его главное оружие – зубы и когти, а что до крыльев, то при необходимости он мог наносить ими удары, если бы пожелал. Константин улыбнулся:
- Один из драконов? А что, крылышки есть, да и в том, что эта зверюга способна поднять пусть не лошадь, а человека – лично я не сомневаюсь. Странно только, что те искатели приключений, что побывали здесь до нас, не смогли  хорошенько их разглядеть.
- Скорее всего, они просто не рискнули приблизиться к ним, - пожал плечами Леонид, - ведь вы сами убедились, что эти собаки очень опасны.
- А что это за собаки? – продолжал расспрашивать Константин. – Откуда у них взялись крылья?
- Не берусь утверждать наверняка, но мне кажется, что это собаки Бастарда.
- Кого-кого? – не понял Константин.
- Бастарда, - терпеливо повторил евнух. – Когда-то давно, в Альвере жил один учёный. Он жил ещё в те времена, когда Коэром правили оборотни, и видя, какими ужасными тварями те являются…
Леонид запнулся и смущённо покосился на Дика. Улыбнувшись, оборотень махнул рукой и евнух продолжал:
-… видя их мощь, он задумал создать особей, которые бы смогли противостоять им. По правде говоря, тут мнения историков расходятся – одни считают, что он хотел создать собак, чтобы с их помощью избавить Коэр от оборотней, другие полагают, что он делал это из научных соображений. Эксперимент якобы проводил. Та кили иначе, все сходятся в одном –  опыты прошли удачно. Бастард скрещивал летучих мышей, у которых имелись перепончатые крылья, и крупных собак, он хотел получить особей, которые имели бы преимущество благодаря тому, что не привязаны к земле, а способны летать. И его собаки действительно смогли летать.  Не сразу он добился того, чтобы у тех были крылья  требуемого размера, но когда это удалось, он получил пять особей. Разнополых.
- А потом? Его разоблачили оборотни и убили?
- Нет, нет. Они его не тронули, более того, некоторые источники утверждают, что оборотни сами спонсировали его проект.
- А как же тогда собаки оказались тут? Здесь была лаборатория? – строил версии Константин. – И что стало с Бастардом? Его ж убили?
-Именно. Только не оборотни. И даже не люди. А его собаки. Эти самые крылатые псы. Он полагал, что сможет подчинить их себе, а они отказались повиноваться и разорвали его, после чего разлетелись. А поскольку  на открытых участках им небезопасно было находиться – их бы тотчас обнаружили, ведь приметные псины, они скрылись в самом безопасном месте. В Драконовых горах.
- Здесь.
- Именно. Только в источниках не говорилось, каких именно горах – в Альвере много гор, эти не единственные. Да и потом, - Леонид замолчал, задумавшись о чём-то.
- Что – потом?
- Потом… это было очень давно. Если кто и знал про этих собак, то те люди давно умерли, а точных записей никто не оставил. В итоге, информация о собаках Бастарда дошла до наших дней лишь в качестве мифа. Легенды.
- Занятная такая легенда, - ухмыльнулся Константин.
Он хотел задать Леониду ещё один вопрос про собак Бастарда, как Дик, остановившись,  взмахнул рукой, приказывая сделать тоже самое. Причина незапланированной остановки оказалась проста – перед поворотом у стены, на куче хвороста, лежала крылатая собака Бастарда. А около неё, среди прутьев, белели крупные яйца. Самка. Из всех уголков Драконовых гор она не нашла иного места для выведения потомства, как здесь, посреди дороги. Чтобы не замёрзнуть самой на сырых камнях, она притащила прутья, из которых соорудила некое подобие огромного гнезда, куда и отложила впоследствии яйца. Семь яиц ожидали своего часа, чтобы впоследствии из них вылупились маленькие щенки. Только приход друзей поставил под сомнение появление на свет щенков. Людей собака не пугалась, однако оборотень представлял серьёзную угрозу. Не отложи она яйца, собака тут же  скрылась в многочисленных коридорах, однако их наличие делало невозможным бегство. Она не могла бросить яйца на произвол судьба, и вместе с тем не могла их унести с собой. Но она понимала, что и противостоять оборотню она не в силах. Только материнский инстинкт оказался сильнее. С пугливой ненавистью взирая на чужаков, собака, вжавшись в прутья своего гнезда, предостерегающе зарычала.
- У, какая злая, - засмеялся Константин и сделал шаг вперёд.
- Константин, стойте! – воскликнул Дик и схватил за плечо, остановив его и остановившись сам.
И вовремя-  заметив движение в свою сторону, собака приподнялась, и, обнажив зубы, расправила крылья, прикрывая яйца. Она готова была защищаться и не смотря на весь свой ужас перед оборотнем, атаковала бы любого, кто посмел подойти ближе.
- Мы не пойдём дальше, - произнёс Дик, отступая назад.
- То есть как это? – поразился Константин.
- Мы пойдём другой дорогой, - спокойно пояснил оборотень, не сводя глаз с потревоженной собаки.
 - Хочешь сказать, что мы свернём с пути только потому, что тут валяется эта шавка? – Константин засмеялся. – Дик, тебе же ничего не стоит прогнать её! Так зачем же мы будем сворачивать? Давай, прогони её и дело с концом!
- Она не убежит, Константин, - покачал головой оборотень. – Эта собака – самка, высиживающая своё потомство. Она не бросит своё гнездо, она будет защищать его и отложенные в него яйца. Мне придётся убить её, чтобы пройти.
- И какие проблемы? – недоумевал юноша. – Дик, ты ж недавно расправился с целой сотней псов, что тебе стоит прикончить одну-единственную собаку? Ты расправишься с ней за минуту, даже…
- Я не стану её убивать, - отрезал Дик.
Он по-прежнему смотрел на собаку – агрессивность сменилась материнской нежностью. Видя, что нападающие медлят, собака подкатила к себе яйцо, лежащее на самом краю гнезда, и зарыла его поглубже в ветки.
- Ты что, пожалел эту тварь? – насмешливо фыркнул Константин.
- Она тоже хочет жить, Константин. Ничуть не меньше, чем мы с вами.
- Знаешь, ей сородичи, напавшие на меня ночью, тоже хотели жить, - едко отозвался парень.
- Я убиваю только тех, кто нападает на меня и моих друзей, да и то лишь в случае, когда избежать убийства невозможно. Ещё я убиваю для охоты. Но я никогда не убиваю ради удовольствия, - голос Дика стал резко, почти жесток. – По крайней мере, я стараюсь так не поступать. Я не голоден, Константин, и эта собака  не нападает ни на меня, ни на кого-либо из вас. И я не стану убивать её только потому, что она мешает нам пройти. Тем более, что обходной путь существует. Идёмте, не будем её тревожить.
Благородство и благоразумие в одном флаконе! Один только он на фоне Дика, как всегда, выглядит если не дураком, то сухарём бессердечным. А он, между прочим, добра им желал! Вот на кой чёрт они пошли в обход? Константин тайком посматривал на остальных – Леман с Милтоном, конечно, целиком и полностью на стороне Дика. Не сомневались, что принц поступил правильно, и уверены в том, что тот их выведет. Общаются с ним, словечками вежливыми так и сыплют – будто во дворце, а не в пещере! Уж тут-то чего соблюдать формальности? Плюнули бы на это дело, тем более, что сами видят – с ним-то Дик общается нормально, и он тоже! Нет, выделываются. Дураки. Впрочем, за Диком и графами наблюдал не он один – Леонид, шедший позади, так же следил за молодыми людьми, а ещё – за ним, Константином. Кивнув на принца и графов, евнух проказливо подмигнул ему – мол, чего дуешься, идёшь в хвосте? Присоединяйся. В ответ Константин скорчил ему презрительную рожу, всем своим видом давая понять: пока рядом с Диком графы, он к нему на пушечный выстрел не подойдёт. Усмехнувшись, евнух покачал головой. А впереди прекратилась беседа. Дик, Леман и Милтон остановились. Что, снова собака Бастарда? И Константин собрался высмеять всю троицу, как вдруг, подойдя ближе, увидел…
Он не поверил сначала своим глазам. В огромной пещере справа хранились бочки. Сотни, тысячи деревянных бочек, все они были плотно закупорены, и надписей из-за давности лет не разобрать, но Константин всё равно понял, что в них содержалось. Вино. Немыслимое количество сортов вин, причём самого отменного качества. Константин в этом не сомневался. Ещё бы! Эти бочки пролежали здесь не меньше тридцати лет с тех пор, как последний человек покинул эти пещеры. А между тем завезли их сюда раньше, гораздо раньше. Ну а вину года идут только на пользу. Он попал в рай. Винный рай. И он ничей, абсолютно ничей. При этой последней, самой приятной мысли, он с восторгом перевёл взор на остальных – Милтон и Леман тоже улыбались, предвкушая пиршество, да и Леонид с Диком были не прочь отведать хмельного напитка. А может, даже не одного. Удостоверившись, что всех их обуревает одна-единственная мысль – о вине, Дик объявил, что они сделают тут привал и отдохнут немного, отведав чудесной находки. Правда, в меру.  После чего любезным взмахом предложил всем отправиться к бочонкам и выбрать то, что каждому из них приглянётся. Благо что кубки нашлись – было из чего пить. Стояли тут же, на полочках. Леман и Милтон тотчас направились вдоль рядов. И Константин собрался туда же, как на его плечо легла чья-то ладонь. Дика.
- Константин, можно вас на пару слов?
Вот и нарвёт же его! С досадой улыбаясь, Константин проводил взглядом более счастливых графов, и отошёл с оборотнем в сторону.
- Ну чего ещё? – с недовольством вопросил он. – Дик, слушай, давай не сейчас. Не знаю, что ты собрался мне такое сказать, но, по-моему, ты выбрал не самое удачное время, так что, если ты не возражаешь…
- Я не думаю, что вам следует пить, Константин.
- Ч… что?! – ахнул Константин.
Он смотрел во все глаза на оборотня – уж не свихнулся ли тот? Но нет, Дик спокоен, как всегда.
-Дик… - начал, было, он, но Дик его прервал:
- Если вы помните, это из-за вас я вынужден был драться с собаками Бастарда и именно по вашей вине графы узнали мою тайну. А за свои поступки надо отвечать, Константин. Я думаю, вы со мной согласитесь.
- Соглашусь?! Дик, ты хочешь лишить меня выпивки  в наказание за раскрытие твоей тайны и твоей бойни с псами?!  - Константин смотрел на него, как на помешенного.
 - Это будет справедливо, Константин. Тем более, вы сами знаете, что алкоголь пагубно влияет на вас. Думаю, мне не потребуется напоминать вам, как именно вы себя повели, когда немного выпили из фляги Лемана?
- Это было случайностью! – прошипел Константин, звереющий от одной мысли, что он может лишиться возможности испить прекрасного вина, да ещё на халяву.
- Однако это было, - Дик был непоколебим, - и я не хочу, чтобы это повторилось вновь. Думаю, остальные тоже со мной согласятся, и я очень надеюсь, что и вы тоже.
- Дик! – утратив веру в возможность избавиться от запрета, Константин захотел попытаться хотя бы смягчить его.  Сделав несколько глубоких выдохов, он с угрожающего тона перешёл на мольбы. – Дик, я понимаю, я вёл тогда себя как последняя скотина. Но только потому, что я всего-навсего перебрал малость! Сейчас-то я точно этого не допущу! Я не стану напиваться до бесчувствия, уверяю тебя... Дик. Дик, ну это же смешно, в конце концов! – не услышав ничего в ответ, Константин снова начал злиться. – Запретить мне пить только потому, что я тебя ослушался и вляпался в историю с псами, а до этого случайно надрался! Дик, ну мы же с тобой взрослые люди…
- Вот именно, Константин, взрослые. И я надеюсь, что вы не станете вести себя по-детски, пытаясь разжалобить меня, чтобы я  изменил своё решение?
- Ты его не изменишь, - мрачно произнёс Константин, для которого всё уже стало ясным. – Дик, ты… ты… - от злости у него перехватило дыхание, и не подобрать было слов, чтобы выразить свои чувства.
- Леонид присмотрит за вами. Не печальтесь, Константин, это не последнее вино, которое вы видите.
А если последнее? Константин не сомневался, что последнее – по крайней мере, он вряд ли когда-нибудь в своей жизни ещё раз увидит столько бесхозного вина, да ещё  в таком сортовом и возрастном разнообразии. Судьба подарила ему шанс, выпадающий далеко не всякому, и что сделал его лучший друг? Вместо того, чтобы разделить с ним радость, он лишил его вина. Лишил его радости, лишил подарка судьбы.  А сам, между тем, пьёт вино вместе  с графами. Ну где справедливость?! Плюнуть на всё и рвануть туда, к бочкам! Он так бы и поступил, если бы не Леонид. Сидя возле него, он, как грозный Цербер, зорко следил за тем, чтобы юноша не вздумал даже приблизиться к вину. И несчастному Константину ничего не оставалось, как наблюдать за чужим счастьем.
- Нет, вы только посмотрите, - обиженно шипел юноша, - сидят, цедят! Как им ещё в глотки лезет! Пить вино, когда другие вынуждены страдать, лишённые такой возможности!
Улыбаясь, евнух молчал. Он искренне сочувствовал парню, однако не мог ему ничем помочь. А Константин, пользуясь тем, что рядом есть хоть одна живая душа, готовая его выслушать, утешал себя тем, что на все лады ругал Дика, Лемана и Милтона. Однако, временами гнев отступал, сменяясь отчаянием, и тогда Константин пытался упросить своего надсмотрщика отпустить его.
- Леонид! Ну что тебе стоит? Я только туда и обратно, он даже не заметит!
- Я бы с удовольствием, Константин, - мягко улыбался евнух, - но я не могу.
- Леонид! – он лисье заглядывал ему в глаза. – Леонид, я знаю, ты не можешь быть таким жестоким. В душе ты согласен меня отпустить. Так зачем же мучить и себя и меня? Леонид… а Леонид? Леониииид….
Евнух поддавался. Константин видел, что ему с трудом удаётся держаться, однако Леонид, хоть и улыбался во весь рот, а всё-таки произнёс:
- Нет.
- Нет? А я думал, ты мне друг, - он попытался изобразить обиду, но сам не выдержал и первый повернулся к евнуху, улыбаясь.
Леонид тоже улыбался, что давало ему надежду.
- Леонид.
- Лучше не пытайтесь, - посоветовал евнух.
- Так я что? – беспечно вздёрнул он плечами. – Я-то без вина перебьюсь, а ты? Вот скажи, разве тебе самому не хочется отведать вина? Столько сортов, такой нежный вкус… - закатив глаза, принялся искушать он евнуха. – Леонид, во дворце ты вряд ли такое найдёшь…
Вода точит камень. Сердобольному евнуху с каждым разом всё труднее давался отказ, и Константин был уверен – настанет минута, когда скала в лице Леонида содрогнётся и рассыплется на мелкие песчинки. Рано или поздно Леонид его отпустит, надо только не сбавлять темпа. Но Константин плохо знал евнуха. Леонид действительно легко поддавался на всякого рода мольбы, только юноша не учёл одного – Леонид поддавался на мольбы только в том случае, если они исходили из уст его молодого господина, из уст Дика. Что касается всех остальных, то тут он мог гнуться, сколько угодно, подобно лозе, но сломать его было невозможно. Леонид не поддавался.
- Его высочество приказал мне вас стеречь, - улыбаясь, мягко, но уверенно сказал он Константину, - и как бы вы не старались, я не нарушу его приказа. Вы только зря теряете время,  терзая и себя, и меня.
- Ну ж ты и вредина! – рассмеялся Константин, никогда в жизни не видевший более упрямого человека.
- Какой есть, - улыбнулся евнух и успел-таки схватить его за рукав, когда он попытался сбежать.
Тогда из Константина снова полились упрёки, причём возмущался он так громко, что его услышали молодые графы, и заинтересованно уставились на Константина. В ответ деликатный Леонид поспешил сообщить, что он и Константин просто слегка поспорили по поводу  одного вопроса. Какого именно – он, конечно, умолчал. Зато молодые люди заинтересовались другим – отчего это Константин не пьёт вместе с ними? Евнух и на сей раз пришёл на выручку Константину, заявив, что юноша просто не хочет. Зря он это сказал.
- Не хочу?! – вскричал возмущённый Константин. – Это я не хочу?! Да я-то, как раз, этого всей душой хочу, это твой Дик разлюбезный не хочет, что б я пил! Что, не так?.. просил его, как человека -  дай выпить, ну когда ещё такой шанс выпадет? Нет, ни в какую! Упёрся, как осёл – не дам и всё тут, и ты туда же! Сам не пьёшь и меня не пускаешь!.. а вы, - насмешливо проговорил Константин, сверля взором графов, - сидите, хлещете в две глотки, и этот ваш оборотень с вами заодно! Что, Дик, вино-то поперёк горла ещё не встало?
Леонид, улыбаясь, качал головой, Дик тоже улыбался – оба они приложили максимум усилий, чтобы графы не узнали о причинах отказа Константина от хмельного напитка, однако Константин сам свёл все их усилия на нет. Причём обиженный юноша так разбушевался, что даже не думал останавливаться.
- Лишить друга выпивки! На халяву! Только потому, что, что ему, видите ли, показалось, будто его могу перепить! И ещё этих собак сюда зачем-то приплёл!  Виноват мол, заслужил… заслужил? я, да?! Так вот, знай, шкура: ты моего прощения никогда не заслужишь! Я тебе этого вина в жизни не прощу!..
Выпалив эту последнюю фразу, красный как рак Константин  уселся на место.
- Вы всё сказали? – невинным голосом осведомился Дик. – Тогда, если вы не возражаете, мы продолжим.
Нет, ну каков наглец, а? Продолжил пить, будто так и надо! Будто ничего и не было! И эти два прихвостня  с ним заодно! Обиженный на весь целый свет, Константин попытался найти утешенье у Леонида, и хоть тот его не разочаровал. Ответил сочувствующей улыбкой. Вздохнув, Константин в сердцах пнул камешек. Но долго дуться даже он был не в силах и вскоре, улыбаясь, перебрался поближе к троице – если не с тем, чтобы поучаствовать в их беседе, так с целью вымолить прощение. А если быть точнее – разрешение на допуск к вину.
- Дик, ну хотя бы  полбокальчика, - умолял он оборотня в перерывах между беседой того с графами. – Мне больше-то и не надо.
- Нет, - был ответ.
Конечно, он мог пойти и напиться вина – вряд ли Леонид или Дик всерьёз стали бы удерживать его. Однако Константину хотелось, чтобы всё-таки оборотень разрешил ему выпить вина. Ведь понимал же, что это не честно – лишать его выпивки только потому, что он имел неосторожность переборщить с коньяком, а потом – ослушаться. Это глупо. Друзья так не поступают. Пусть он дал понять ему, что он сердится, но теперь-то можно и простить! Можно доверить ему! Он не напьётся, а если Дик всё-таки этого и опасается, так пусть хоть глоточек даст. Самую толику, а ему всё равно приятно будет. Только Дик не давал согласия. Зато предложил ему отведать кушаний, которые лежали в кладовой по соседству. И хоть едой вино не заменишь, но это всё же лучше, чем совсем ничего.
В кладовой царило такое же многообразие продуктов, как и в винном погребе. Запасливые жители пещер заготовили уйму овощей и фруктов, орехов, имелись здесь самые разнообразные крупы, мука, мёд, сахар, соль, тьма чая и много-много другой всячины с одной только оговоркой. Почти всё оказалось испорчено. В отличии от вина, пища не выдержала испытания временем, и пришла в негодность. В крупах завелись букашки, мука стала чёрнее сажи, крышки на банках вздулись и так всюду, куда ни кинь взор. Константин в растерянности бродил между рядов, напрасно заглядывая на полки, выдвигая ящики. Ничего. Неужели всё пропало и тут не осталось ни крошки съестного? К счастью, ему повезло. Ему удалось отыскать сушёную рыбу, чьей внешний облик и запах ничуть не изменились, а когда он попробовал её, то понял, что и вкусовые качества сохранились. Приятное открытие вдохновило его на новые поиски, и вскоре он разжился несколькими кусками сушёной говядины и баранины, ему удалось даже отыскать пару вполне приличных банок с персиками, которые он с удовольствием съел. Так, отыскивая всё новые  и новые неиспорченные продукты и поедая их, Константин совсем позабыл про остальных, и вспомнил лишь когда чья-то тень мелькнула в дверях. Милтон. Куда это его понесло? Дожёвывая, Константин выскочил из погреба, рассчитывая найти Дика или Лемана с Леонидом, которые бы шли по пятам графа, только их было не видно. Они затерялись где-то сряди бесконечных рядов с бочками, и, конечно, наверняка не знали, что Милтона нет с ними. А Милтон всё удалялся. Один. А как же запрет оборотня? Он же ясным словом сказал держатся всем вместе! А, чёрт с ним – если надо, пусть идёт. Константин откусил ещё  сушёного мяса. Если этого кретина не сцапают собаки Бастарда, то когда он вернётся Дик отчитает его по полной программе за самовольный уход. А он, Константин, с радостью послушает!..
- Уже наелись, Константин? – голос Дика раздался над самым ухом.
- А, Дик, - лениво отозвался Константин, даже не обернувшись.
- Куда вы смотрите?
- Я? Да так, дружка твоего пасу. Ты в курсе, что он от вас удрал? Смылся, иначе говоря, под шумок, - он попытался изобразить безразличие, однако злорадные нотки никуда не делись.
- Я знаю, - кивнул оборотень.
- И? Там же собаки Бастарда.
- Их там нет, поэтому я позволил ему прогуляться. Да и вы, кстати, можете, если хотите. Только далеко не стоит уходить. Можете потеряться.
Ну конечно, как всегда. Когда его едва ли не распяли за уход, за ту же самую отлучку Милтону – ничего! Ему можно! А что, святой ведь! Рассерженный новым проявлением несправедливости, Константин хотел вернуться в кладовую, чтобы едой заглушить обиду, но передумал. Раз уж Милтона понесло гулять, то он чем хуже? И Константин зашагал по коридору. Он знал, что Милтон не мог уйти далеко, только граф почему-то всё не попадался. Наверное, свернул в другой коридор. Ну и пусть, злился Константин. Глядишь, скорей заблудится. Он углублялся всё дальше и дальше, а коридор становился всё уже и уже, а потом и вовсе закончился. Впереди ещё имелось продолжение пола, гигантский кусок скалы, за которым следовал крутой обрыв. Он был так огромен, и было тут так темно, что Константин не мог разглядеть другой стороны, не мог видеть, что скрывается за обрывом – есть ли там продолжение пути или же нет. Зато он увидел Милтона. Молодой граф стоял в десяти шагах от края пропасти и так же, как и он, заинтересованно вглядывался в темноту, подбрасывая при этом рукой перстень. Очень красивый и дорогой, между прочим. Милтон сам залюбовался им, когда смотреть вдаль надоело, и следил, как тот взмывал вверх и летел вниз, приземляясь на ладонь. Раз-два, раз-два. Он был так увлечён, что не замечал Константина, а тот сам не зная почему, тупо следил за перстнем: раз-два, раз-два, раз… в очередной раз взмыв взлетев в воздух, перстень упал не в ладонь Милтону, а на камни и покатился к обрыву, остановившись у самого края. Лицо Константина озарила улыбка -  так ему и надо! Тогда как графа явно опечалила потеря хорошенькой вещицы. Но перстень можно достать. Он не свалился, лежит у обрыва, ему надо только подойти. И скала надёжная.  Милтон твёрдой походкой направился к перстню.  Перстень был уже близок, ещё шаг и ему останется только нагнуться, чтобы подобрать его. Но в тот самый момент, когда Милтон сделал этот шаг, по камню молнией сверкнула трещина и участок скалы, на котором стоял граф, с грохотом рухнула вниз. Вот дьявол! Сорвался! Константин ошалело смотрел на то место, где когда-то стоял Милтон и не верил своим глазам. Он совсем не ожидал такого конца. Но что это? Ему кажется, или от слышит надрывное хрипение? Милтон, он жив! Константин осторожно подбежал к краю пропасти и, нагнувшись, увидел графа. Каким-то чудом Милтону удалось зацепиться руками за выступы в скале, и теперь он пытался выбраться. Вот он, долгожданный момент. Константин оглянулся – рядом никого. Ни Дика, ни Леонида, ни Лемана.  А самому Милтону не выбраться, не хватит сил, да и сама скала, если ему и удастся схватиться за её край, рискует оборваться под его весом точно так же, как и минуту назад. Ему не спастись. И если Константин сейчас уйдёт, он умрёт. И никто не узнает, почему. Он ведь мог и не встретить его тут. Может сказать, что не видел, как он падал. А что, всё может быть. Это же горы. Драконовы горы. Тут есть собаки Бастарда, запутанные коридоры, напоминающие лабиринт. И он, Константин, ненавидит этого графа. Все эти мысли в одну секунду пронесли в голове Константина и отразились в глазах Милтона. Он понял, что его могут бросить. Только он не хотел умирать. Совсем не хотел.  Но и просить о помощи не смел. Лишь цепляясь из последних сил за выступ, он в упор смотрел на Константина. Он не хотел демонстрировать ему свой ужас и отчаяние, но вместе с тем не мог и скрыть волнения, с которым ожидал, что предпримет Константин. А Константин медлил. Переживая всё сильнее, он нервно оглянулся, надеясь, что выйдет Дик и спасёт этого дуралея. Только Дика не было. Никого не было, а Милтон… он всё смотрел, он ждал, хотя с каждой новой секундой всё больше горечи и безнадёжности становилось в его очах…. Выругав себя на чём свет стоит, Константин протянул ему руку.
- Хватайся, - буркнул он, но хвататься пришлось не Милтону.
У графа уже не осталось сил и чтобы тот не сорвался, Константин вынужден был схватить его сначала за одно запястье, а потом и за второе. 
- Дожили, называется, - пыхтя, ворчал он. – Спасаю тут всяких баранов…. И Дика, как назло, под рукой нет, а между прочим, это он должен тебя спасать, а не я!.. Ты слышишь, нет? Давай, помогай мне, иначе  полетишь вниз. Давай, мне одному тебя не вытащить!
Он напрягся в очередной раз и граф, похоже,  обо что-то там упёрся, оттолкнулся, потому что когда Константин снова дёрнул, то вытащил Милтона наполовину. А через мгновенье их окружили – Леонид, Дик, Леман. Сочтя, что теперь у Милтона и без него помощников хватает, Константин поднялся на ноги и отошёл в сторону, и уже оттуда стал наблюдать за происходящим. Конечно, Леонид и Леман хлопотали возле чудом спасшегося графа, помогали ему привести в порядок свой костюм, расспрашивали, а о нём никто и не вспомнил. Даже сам Милтон. Хотя нет. Один человек всё же нашёлся. Только это был не совсем человек. Улыбаясь, на Константина смотрел оборотень.
- Что я вижу, Константин, - прошелестел Дик, - вы спасли жизнь Милтону? Вашему врагу?
- Ага, - саркастически отозвался он, - совершил самую большую ошибку в своей жизни.
- Это была не ошибка, - возразил оборотень, - это был подвиг. Не каждый ринулся бы спасать графа, многие бы испугались за свою жизнь и не рискнули бы подойти. Тем более к тому, кто противен. А вы подошли и помогли. Осознанно, причём.
Константин рдел от смущения и гордости.
- Ты знал, что я его не брошу?
- Я был уверен в этом, Константин, - Дик улыбался. – Вы не такой. Вы не способны бросить человека в беде, кем бы он ни был. И эта черта мне очень нравится в вас.
Это было в нём, было всегда, есть и будет. Дик в этом не сомневался и Константин понял, что и он – тоже, он сам понимал, как ошибался тогда, заверяя друга, что никогда не поможет врагу. Враг, друг, знакомый или незнакомый, мужчина или женщина, стар или млад, богат или беден – Константин всегда придёт на помощь. Хорошо, всё-таки, что Милтон жив. Константин был рад за него, вот только, глядя, как возле Милтона суетится Леонид, и как после граф уходит вместе с Леманом – даже не взглянув в его сторону, Константин не удержался от комментария.
- Ну вот, ушёл, - с горьким смешком сказал он.
- А вы не довольны? – улыбнулся оборотень, как всегда, замечающий любую перемену в настроении друзей.
- А ты бы был доволен, если бы после того, как ты спас человека, этот человек прошёл мимо тебя, не сказав ни слова, даже в сторону твою не посмотрев? Классное воспитание, не так ли? Дик, он меня даже не поблагодарил!.. А действительно, зачем? – Константина вдруг пробило на сарказм. - Что я такого сделал? Подумаешь, всего-навсего спас ему жизнь… так же поступает каждый, двадцать раз на дню, и к тому же, я ведь ни чем не рисковал.  Ну, разве что мог свалиться в пропасть, разбиться насмерть, так ведь это, Дик, пустяки – подумаешь, одним топильщиком каминов больше, одним – меньше…
- Ваш послушать, Константин, - улыбаясь, произнёс его благородный друг, - так вы – несчастная овечка, а Милтон – кровожадный крокодил, а между тем вы забываете, что вы сами, хоть и спасли графу жизнь, повели себя не самым лучшим образом. Ваши слова, - пояснил он, заметив вопрос в глазах недоумевающего  Константина. - Когда вы вытаскивали графа из пропасти, вы не самым лестным образом отзывались о нём. Да-да, не смотрите на меня так, Константин. Хоть вы и спасли ему жизнь, не думаю, что Милтон был очень рад услышать всё, что вы ему тогда высказали. К тому же, мне думается, что вам следует учесть и тот факт, что граф был слишком взволнован случившимся, а посему ожидать от него благодарности сразу же, после спасения, было бы по меньшей мере неразумно. Ну а чтобы совсем уж вас не огорчать, я хотел бы заметить, что Милтон прекрасно понимает, как вы его сегодня выручили и я смею вас заверить, что он не из тех людей, которые забывают сделанное для ни добро.
- Хочешь сказать, что мне ещё есть на что надеяться? Ну-ну, посмотрим.
Константин ухмыльнулся – неужели этот франт поблагодарит его? Да нечего об этом и думать! Если он и сейчас от него даже простого «спасибо» не услышал, то потом и подавно ничего не добьётся. Милтон просто-напросто забудет о нём, когда вернётся во дворец, а если и вспомнит, то вряд ли снизойдёт до того, чтобы отблагодарить раба. Вот только Дик, похоже, был уверен в совершенно обратном, он не сомневался, что Милтон поблагодарит Константина. Что ж, улыбнулся Константин, если Дик оказался прав по поводу того, что  Константин никогда не спасёт Милтону жизнь, то это не означало, что Дик прав, полагая, что Милтон отблагодарит Константина. Ведь одно дело – не ошибиться в одном человека, а другое дело – не ошибиться в другом. Откуда Дику знать, что Милтон отблагодарит Константина? Он запросто может ошибаться и Константин не сомневался, что  оборотень ошибается.


Глава 20.
Рой найден.

Как Константин и предполагал, Милтон его не поблагодарил – ни лично, ни через посредника. По крайней мере, пока они шли через горы, граф не предпринял ни единой попытки выразить ему свою благодарность за спасение, что стало для юноши отличным поводом подтрунивать на Диком.
- Благодарности. А благодарности, вы где?   Не вижу! Не слышу!.. о, слушай, а может, он телепат? Дик, я понял, он благодарит меня про себя, а я, дурак, не понимаю. Что поделать, Дик, ну не дано рабам из каменоломни читать мысли-невидимки. А пора, наверное, уже научиться.
- Константин, прекратите паясничать, - вполголоса попросил его Дик.
- А что? – веселился юноша. – Разве я не прав? Дик, да спроси кого хочешь, вот хоть Леонида своего – разве я  не прав?
Дик с улыбкой переглянулся с евнухом.
- Я не обещал, что он извиниться на следующий же день, - уклончиво ответил он.
- Ну да, конечно! Оправдывайся теперь! – смеющийся Константин и слышать ничего не хотел.
Он так развеселился, что его веселье не осталось незамеченным для графов.
- Ну вот, сейчас привяжутся, - пробубнил недовольно Константин.
Он не стал дожидаться, пока молодые люди прогонят его от друга, и отошёл от Дика сам.  Теоретически, Константин легко мог найти слушателя в лице Леонида, только говорить с евнухом ему не захотелось, так что он просто шёл сзади Дика, Лемана и Милтона. Скука пришла почти сразу – длинные извилистые коридоры не отличались оригинальностью и особой красотой. Одинаково тёмные, холодные и сырые, они не представляли собой ничего примечательного. Им даже собаки Бастарда больше не встречались, не попадались и ущелья, появление которых могло бы внести разнообразие в их спокойное путешествие. По идее, лабиринт пещерных коридоров  мог служить поводом для размышлений, раздумий, куда им идти, только вот Дик не интересовался ни чьим мнением. Он вёл их молча, уверенно, будто бывал здесь уже тысячу раз, и хотя Константин не мог не порадоваться этому факту, только вот подобная стабильность его стала потихоньку утомлять. Ему хотелось поскорей покинуть недружелюбные стены гор, и его желание сбылось: миновав очередной поворот, путники вышли на широкую площадку, расположенную с наружной стороны Драконовых гор. Она служила продолжением пути, и являла собой чёрный кусок скалы шириной не более десяти метров и шириной не более трёх. А дальше – дальше не было ничего. Путь обрывался. И только слева, у самой скалы, имелся склон. Узкий, каменистый склон, уходящий под площадку и ведущий, по всей вероятности, к подножию гор. Пока остальные осматривались, Константин подошёл к краю, глянул вниз и тотчас отшатнулся: под ногами зияла бездна.
- Отсюда не спрыгнешь, - заключил он и посмотрел дальше, вперёд:  там, внизу, далеко впереди, чёрнело огромное пятно. – А это ещё что такое? Дик, ты видишь? Там, впереди.
- Вижу, - кивнул оборотень. – Это Мёртвое болото.
- Мило, - кисло улыбнулся Константин. – За плечами – Драконовы горы с дьявольскими псами, под ногами – пропасть, а впереди – болото. Главное, название-то какое весёленькое – Мёртвое!.. И что теперь? Возвращаться назад?
- Не думаю, что мы найдём путь лучше, - покачал головой оборотень.
-  Ты что, предлагаешь спускаться? Интересно, каким таким образом? Уж не по горке ли? – он скептически обозрел склон, совсем не внушающий доверие. – Дик, да тут нет даже перил! И  потом, он слишком крут, нам не спуститься вниз иначе, кроме как скатившись кубарем.
- Он прав, ваше высочество, - вмешался Леонид, подошедший к склону и осмотревший предлагаемую дорогу. – Склон слишком узок, и потом, мы даже не знаем, насколько он прочен – что, если он оборвётся под нами?
- И всё-таки нам стоит попытаться сойти по нему вниз, - настаивал Дик.
- Пройти? А что потом? – артачился Константин. – Дик, даже если мы благополучно спустимся вниз, в чём я сомневаюсь, кстати, то дальше, если ты не забыл – болото! Каким таким образом, скажи мне, ты собираешься его пересечь? Перепрыгнешь? Или, может, перелетишь? Не хочу тебя огорчать, дружище, но даже ты со своей гениальной способностью прыгать на десять метров, вряд ли перепрыгнешь эту трясину. Оно же размером с футбольное поле, если не больше!
- Сто двадцать километров, если быть точным, - поправил Леонид.
- Тем более. В общем, вы как хотите, а я пойду, поищу путь в обход, - и Константин, развернувшись, собирался войти обратно в тоннель,  только вот за ним никто не пошёл.
Леман, Леонид, Милтон, Дик – все остались на своих местах. Константин остановился, обернулся.
- Мы идём вниз, - объявил Дик. – Если ничего не получится – вернёмся назад.
- Но ваше высочество, - подал голос Милтон, - как же быть с болотом…
- Мы попробуем его обойти, Милтон. Если не выйдет – я сказал: вернёмся назад.
Спускаться было неимоверно трудно. Склон был очень крутой и к тому же чересчур узкий, и всё, что отделяло путников от пропасти с правой стороны – это невысокий бугор из острых, как бритва, скал. Маленькая высота делала его бесполезным в плане ограды, а отнюдь не гладкая поверхность не допускала возможности использования его в качестве перил. А схватиться за него хотелось – вся поверхность склона, не смотря на то что она являлась единым целым, сверху была совсем не отшлифована. И выступающие части то и дело обламывались под тяжестью их тел, в результате чего ноги теряли опору. Константину приходилось применять всю свою ловкость, чтобы устоять. Несладко приходилось и остальным – Леонид, Леман и Милтон продвигались необычайно медленно, точно так же, как и он, несколько раз были на волоске от смерти, и только вовремя оказанная помощь друг другу спасала их от ужасной участи. Что касается оборотня, то Дик возглавлял их процессию, не смотря на все протесты Леонида. Он не стремился достичь земли поскорее, а, напротив, проявлял необычайную осторожность, продвигаясь вниз, и постоянно предупреждал их об опасных участках. Константин его слушал, делал, что он велел, при этом голова была забита совсем другим. Слезть, слезть, слезть. Как же он хотел поскорее оказаться на земле! Никогда ещё высота так не пугала его, а спуск не казался таким блинным. Время словно остановилось – они всё лезли и лезли вниз, и не было конца бесконечному склону, и что хуже всего, утро никак не наступало. Причём дело тут было вовсе не в том, что ночь ему надоела, а в том, что в царившей темноте невозможно было хорошенько разглядеть, где кончается бугор,  и где начинается пропасть, и Константин постоянно боялся, что он ступит не туда и упадёт вниз. Какое же он облегчение испытал, когда ноги упёрлись в почву! Блаженно улыбаясь, Константин тотчас уселся на траву, упёршись спиной в скалы. Рядом с ним расселись Леман с Милтоном и Леонидом. Дик садиться не стал и направился прямо к Мёртвому болоту, начинающегося буквально через пару метров от скалы. 
- Куда вы, ваше высочество? – беспокойно спросил Леонид.
- Исследую окрестности. Возможно, мне удастся найти путь в обход болота, - ответил оборотень и растворился в темноте.
Вот куда его понесло? Нет, чтобы послать в разведку Леонида или кого-нибудь из графов – обязательно всё сделать самому. Константин вглядывался в Мёртвое болото – отсюда она выглядело ещё более зловещим, чем с высоты. На Мёртвом болоте не росли деревья, по крайней мере, вместо обычных деревьев, мощных стволом с многочисленными ветками и листьями, из темноты торчали одни голые стволы, лишённые не только коры и листьев, но даже веток. Они торчали, точно иглы, сужаясь к макушке, а у подножия – у подножия не росло ничего. Те стволы, что он видел, утопали в мутных лужах, от которых несло сыростью и гнилью. Омерзительный запах, не говоря уж о внешнем виде этих луж. Несомненно, глубоких. Правда, здесь имелись и островки суши, чёрная земля, покрытая жухлым рыже-чёрным мхом или какой-то иной дрянью – в любом случае, назвать травой подобную растительность Константин не решался. Но где же оборотень? Дик всё не возвращался, а пора бы. Леман и Милтон, встав со своих мест, посматривали по сторонам, высматривая наследника, ещё больше тревожился Леонид, явно раскаивающийся в том, что дозволил Дику уйти одному. Тревога Константина усиливалась. Кто знает, что могло случиться с безрассудным оборотнем? Вечно его тянет на подвиги. Он мог утонуть в болоте, его могли разорвать собаки Бастарда, да что угодно. Чёрт, да где он?!
- Дик! – облегчённо воскликнул Константин, увидев вышедшую из темноты фигуру.
- Заждались, Константин? – весело поинтересовался оборотень. Так, будто только что вернулся не из неизведанного, пугающего места, а из собственной комнаты.
Константин покачал головой.
- Сколько платят твоей охране? – спросил он, пока Леонид демонстрировал Дику количество и состав съестных припасов.
- А что, вы им завидуете? – лукаво ответил Дик.
- Нет, напротив, я считаю, что им платят слишком мало. Знаешь ли, если учесть, что ты постоянно стремишься себя угробить, причём самыми что ни на есть экзотическими способами, кидаясь то в пасть крылатым псам, то бросаясь на разведку в болото, то мне кажется, им платят явно недостаточно. Потому что спасти твою шкуру при таком раскладе делается ну просто нереально!
Подобная смесь обвинения и восхищения крайне позабавила всех, включая его самого. Константин развеселился, однако сборы Леонида вернули его к реальности.
- Мы что, куда-то идём? А как же отдых? Дик, дай  нам хотя бы дождаться утра, мы поспим и тогда…
- Утро наступит только через семнадцать часов, Константин. Потому что сейчас не ночь, сейчас день. Около двенадцати часов, если я не ошибаюсь.
- Двенадцати? – переспросил ошеломленный Константин. – Но… но где же тогда солнце? Почему кругом так темно?
- Потому что солнце не проникает сюда. Облака висят низко и они слишком густы для того, чтобы солнечный свет мог проникать через них. Здесь никогда не бывает солнца, Константин.
- Но куда мы пойдём, принц? – растерянно произнёс Милтон. – Вам удалось найти путь вокруг?
- Нет, зато мне удалось найти путь через болото.
- Что?! – Константин так и сел.
- Ваше высочество… - Леонид был перепуган не меньше его. – Болото… Я, конечно, всё понимаю: вы нас провели через пещеры, но болото… это же болото!
В уме евнуха никак не укладывалась мысль о том, что кому-то может придти в голову идти через трясину. Пещеры – ещё куда ни шло, там хоть под ногами твёрдый камень, а здесь?
- Ваше высочество, болото не пещеры! Здесь нет коридоров и здесь нет никакой гарантии, что почва под ногами не провалится! 
- Такой гарантии, Леонид, ты не имел и в пещерах, - возразил Дик. – Никто из нас не мог быть уверен, что мы не провалимся, пока идём теми тоннелями, ты просто видел камень у себя под ногами, и это давало тебе уверенность, ты считал надёжными такой пол.
- Но принц, - Леонид отказывался принимать такой аргумент. – Болото…
- Я нашёл путь, Леонид. Тропу, которая выведет нас на другую сторону. Это островки мха, небольшие, но достаточно надёжные. Если мы будем идти по ним, нас не засосёт.
Мёртвое болото было безгранично. Они словно попали в другой мир, вступив на его территорию. Землю, где основную площадь занимали колоссальных размеров зелёновато-чёрные лужи топи, и гораздо меньшую – островки суши. На которых не росло ничего, кроме рыжевато-чёрного мха, и игл-деревьев, лишённых веток, коры и листьев. Сюда не пробивался солнечный свет, и потому здесь царила серая темнота, а над самим болотом висела белая дымка, из-за которой невозможно было разглядеть ничего в радиусе десяти метров. Мрачный пейзаж дополняло зловоние, исходившее не то от земли, не то от топи, а может, оно висело в белой дымке? Константин не знал, зато другое знал точно: ему никогда не было так неуютно, как здесь. Ступая за Диком по чавкающим кочкам, он ёжился от холода, сырости и страха.
- Милое местечко, ничего не скажешь, - бормотал он. – Жуть какая-то… даже птиц не слышно. И насекомых нет.  Здесь вообще ничего нет.
- Да, - поглядывая по сторонам, согласился Леонид, - здесь ничего нет, и это мне совсем не нравится.
- Думаешь, было бы лучше, если б здесь водились комары или какая-нибудь нечисть? – пошутил Константин, перешагивая через очередную лужу.
- Я не про это, - насупился евнух. – Если здесь ничего нет, то и пищи  для нас тоже нет. А между тем, продовольствия у нас мало, тогда как путь через болото долог. Нам может не хватить еды, и где нам тогда её взять? Ваше высочество, - евнух остановился, - я думаю, нам стоит вернуться. С нашими запасами пищи нам долго не протянуть, а еды здесь нет…
- А вот тут ты не прав, Леонид.  Еда здесь есть, и причём её здесь гораздо больше, чем ты предполагаешь.
Дик улыбался, но Константину совсем не нравилась его улыбка! Оборотень не просто радовался, он предвкушал! Чувствовал близкую и лёгкую добычу, или…. Или ему это почудилось?
- Что такое, Константин?
Нет, голос нормальный. А взгляд? Дик улыбался, как улыбался ему всегда – милостиво, дружески. Слегка снисходительно.
- Нет, ничего, - махнул он рукой и встал, точно вкопанный.
Хрустнуло под ногами что-то и совсем не прутик. Кость. Хвостовая. Он наступил на скелет! Скелет какого-то животного! Это могла быть пантера или леопард – Константин не знал точно, не разбирался в скелетах хищников, зато очевидно было другое: животное, угодившее в болото, при своей жизни отличалась внушительными размерами. Теперь же от него не осталось ничего, кроме скелета, изъеденного дождями и иссушенного ветром. Почёрневший, он вызывал у Константина чувство брезгливости и отвращения. Юноша невольно отпрянул от него и едва не вскрикнул, когда, подняв взор, увидел, что скелет здесь не один. То тут, то там белели и чёрнели всё новые жертвы болота. Звери и птицы, угодившие сюда неизвестно почему – всех их ждала одна участь на Мёртвом болоте: смерть. Она была разной,  но одинаково ужасной. Вот скелет коршуна на соседнем островке суши, окружённом со всех сторон трясиной. Мясо птицы разложилось, перья рассыпались  вокруг, а кости белели. Почему коршун погиб? Крыло оказалось повреждено. Константин видел: одно здоровое, кости расположены нормально, целые, а во втором – сломаны. Птица упала и не смогла покинуть болото: повреждённое крыло мешало взлететь, а топь со всех сторон лишило её возможности уйти. Она оказалась в ловушке и погибла от голода. А вот тело косули, лежит справа, возле дерева-иглы. На вид видимых повреждений нет, зато худая, какая она худая! Ноги не толще спичек, а рёбра обтянуты шкурой так, что можно не снимая её, изучить строение скелета несчастной. Погибла. От голода. А вот ещё одна – тоже мёртвая, хотя причиной стал вовсе не голод, вернее – не её голод. Косулю убил кто-то другой, не менее голодный, но – кто? Тел хищников вокруг было в изобилии – от кого остались только скелеты или их части, лежащие целиком на суше или наполовину торчащие из трясины, кто-то сохранил свой внешний облик. Одни мертвецы и ни одного живого. Константин искал, вглядывался – может, хоть кто-то шевельнётся? Подал звук? Тишина, как на кладбище. Да это и есть кладбище – огромное кладбище на болоте. Птиц, животных и даже – Константин невольно закусил губу, увидев скелет с обрывками одежды  – человека.
- Поверить не могу, - зачарованно шептал юноша, - они все мёртвые, все… Дик… но…почему? Мы-то ладно, мы идём в Альвер, а их что понесло сюда, в болото?
- Однозначного ответа вы не найдёте, Константин. Травоядные чаще сюда попадают, спасаясь от хищников. Ужас застилает им глаза и они бегут прямо в топь. Если хищники их не настигают, и они сами не тонут в трясине, то большинство из них всё равно погибает, потому что оказывается не в состоянии выбраться отсюда. Видите эту лань? Вон у того дерева? Она умерла буквально за пару дней до нашего прихода – от голода.  Смотрите, как выпирают её рёбра. А эта дикая коза имела все шансы выбраться из болота, только ей помешали.
- Собака Бастарда! – воскликнул Константин, увидав знакомого крылатого пса неподалёку от тела козы.
На поверхности зеленовато-чёрной лужи торчало одно из его крыльев, насаженное на острый кончик дерева-иглы, торчащего рядом. Пёс наполовину утоп, однако крыло мешало болоту поглотить его целиком, оно скрыло от глаз только его ноги и хвост вместе с левым крылом.
-Он увидел козу и убил её, успел даже как следует набить себе живот. Видите, сколько он выгрыз из её шеи и брюха?  Убийца. Он думал, что выиграл, а вышло, что сам проиграл, – оборотень мрачно усмехнулся. – Жадность и спешка сгубили его самого. Ему показалось мало просто насытиться, он хотел поесть и потом, но не здесь, а в другом месте, поэтому решил взять свою добычу с собой. Только он не рассчитал своих сил, он молод и коза оказалась для него слишком крупной. Он выронил её, едва успев приподнять. От этого его зашатало, и пёс, не удержавшись в воздухе, упал в трясину. Пытаясь выкарабкаться, он стал помогать себе ещё и крыльями, но в итоге лишь усугубил ситуацию.
- Чего домахал, насадил крыло на дерево, - Константин огляделся.
Встречались здесь и не мене нелепые смерти: то тут, то там он видел псов, словно специально насаженных на дерева-иглы.  Вот пёс, брюхом угодивший на дерево, лежит, как кусок шашлыка. А рядом причина его гибели – останки антилопы, на которую он позарился.
- По всей вероятности, белая дымка, что висит на Мёртвом болоте мешает собакам Бастарда хорошенько что-то рассмотреть, - рассуждал вслух Дик. – Они замечают движение и, обуреваемые голодом и жаждой скорой поживы, устремляются вниз, и слишком поздно замечают деревья.
Вот она, расплата за жадность. Константин не очень-то жалел псов, погибших из-за того, что им захотелось полакомиться несчастными, заблудившимися в болоте – ведь скольких они лишали возможности выбраться! Однако он не мог не посочувствовать беднягам, когда увидел, что скорая смерть на дереве была уготована далеко не всем. Константин видел псов, чьи жизненно важные органы оказались не повреждены при насаживании на деревья-иглы. Деревья прокалывали им  бёдра, крылья,  бока и тогда несчастные были обречены на долгую и мучительную смерть от голода, жажды и потери крови. Некоторые пытались спастись, начиная дёргаться и биться. Иногда это срабатывало – тогда в дереве Константин находил лишь кусок крыла. А иногда тело изувеченного пса лежало в нескольких метрах  - так получалось, когда собака Бастарда, сумев вырвать крыло из плена или самолично его отгрызя, погибало от потери крови. Или от истощения – если увечья оказывались столь велики, что лететь не было сил, а сам пёс потерял ориентацию и заблудился в Мёртвом болоте, пытаясь  выйти отсюда.
Бедняги! Константин печальным взглядом провожал падших. Ужас, охвативший его при виде такого обилия мертвецов, сменился сочувствием к жертвам болота, а немного погода – любопытством. Юноша рассматривал останки зверей и птиц, и по их позам, их внешнему виду пытался угадать, кем они были при жизни и от чего умерли. Хищник лежит перед ним или травоядное животное? И то именно – коза, лань, косуля, антилопа? Больше, конечно, было диких животных, причём именно травоядных – их трупы буквально усеивали болото, причём чем дальше Константин продвигался, тем целее оказывались погибшие, одни скелеты попадались реже. В том, правда, имелся и свой недостаток – многие тела были поедены хищниками, и смотреть на косулю, у которой видны все внутренние органы, или вырваны куски мяса, не очень-то приятно. Но куда хуже смотреть было на трупы, в которых завелись и копошились черви – Константин взглянул на такой, так его едва не вытошнило. Да и его спутники были не в восторге - отводили взгляды от самых неприятных трупов, старались не наступить ни на чьи останки. Они друг за другом, опираясь на шесты, сделанные из сломанных деревьев-игл, пробуя перед собой почву и стараясь идти по кочкам и островкам суши. По земле идти было приятней и надёжнее, поскольку земля отличалась твёрдостью и сухостью, тогда как кочки вечно проседали под тяжестью их тел, а то и покачивались,  и тогда им приходилось опираться на шесты, чтобы  удержаться, не свалиться в топь. Не упасть. Главное – не упасть, не сделать лишний шаг в сторону. Всего один, а он мог оказаться последним. Именно поэтому путники шли медленно, за несколько часов проделав путь, едва ли превышающий в длину пять километров, а выдохлись притом так, будто прошагали все двадцать.
- Надо передохнуть, Дик, - Константин смахнул рукой пот со лба. – У меня ноги уже не идут, и есть хочется.
- Здесь стоять нельзя:  под ногами трясина, засосёт, если остановитесь, - судя по голосу, Дик совсем не измотан. - Передохнём в другом месте – впереди виден сухой участок, будем надеяться, что это земля, а не кочки. Тогда там можно будет устроить привал.
Им повезло. Пепельно-чёрное пятно, окружённое деревьями-иглами, оказалось островком суши, причём весьма крупным. Уставшие путники со вздохом облегчения тут же расселись, вытянули гудящие ноги.
- Хорошо-то как, - блаженно закатил глаза Константин, а затем огляделся – здесь болотистых мест было гораздо меньше, суша преобладала, хотя густая белая дымка и полумрак мешали разглядеть, что творилось вокруг. Константин мог лишь видеть чёрные иглы-деревья, точно башни торчащие то тут, то там, и смутные очертания тел, покоящихся на земле.
- Переночуем здесь, - объявил Дик, - но в связи с нашей остановкой у меня будет убедительная просьба ко всем: никуда не отлучайтесь. Здесь темно, а топи и без того плохо заметны – вас может засосать, и кроме того, вы рискуете заблудиться. Про собак Бастарда и других хищников я и не говорю – они могут подкрасться к вас с земли или воздуха, и тогда надежды на ваше спасение почти не останется. Если вы не погибните от их зубов, то утонете в болоте, спасаясь бегством.
- Но пока ты с нами, они же  нас не тронут? – с тревогой спросил Константин.
- Нет, - чётко ответил Дик. – По крайней мере, мне хочется на это надеяться.
- Значит, никуда не отлучаться? – лукаво улыбнулся Константин. – А как же малая нужда и добыча той же самой еды? Кому-то же придется идти к тем трупам за мясом. Да и дрова для костра понадобятся.
- Тогда я настоятельно рекомендую вам не ходить по одиночке, Константин, а только в парах. 
Особого впечатления слова оборотня извели. По крайней мере, Леман с Милтоном не выглядели испуганными, да и чего им было опасаться? Дик с ними, а что до озвученных им возможных несчастий, так они уже не маленькие, да и Константин тоже – сами всё понимают. Они не будут ходить по одному, не станут отходить далеко, и вообще куда-то уходить без нужды. Всё нормально.
И только один человек так не считал. Леонид. Константин заметил, что с того момента, как евнух увидел трупы, в глазах Леонида появилась тревога, которая лишь увеличивалась по мере того, как они продвигались. Евнуха что-то тревожило, причём это были явно не простое беспокойство, а… подозрение! Леонид внимательнейшим образом следил за Диком, за каждым его действием, за каждым его словом и тем, каким тоном он произнёс свою речь, а ещё – он следил за выражением лица оборотня. Ну конечно! Как он сразу не догадался! Дик же оборотень и Леонида беспокоит наличие такого обилия сырого мяса вокруг. Оборотень и сырое мясо. Плохое сочетание, особенно в свете минувших событий.
- Я пойду на разведку, - произнёс Дик, - осмотрюсь, проверю, нет ли кого поблизости. А заодно принесу дров. Кто-нибудь хочет пойти со мной?
Вызвался Милтон, и не прошло и минуты, как они оба скрылись в темноте. С лица евнуха не сходила тревога. Он напряжённо вслушивался и всматривался, словно пытаясь установить, где и чем занимается его молодой господин, и, конечно же, он раскаивался, что сам остался здесь.
 Константин его тревоги не разделял. Ему почему-то казалось, что всё это глупости. Дик не станет есть сырое мясо – хотя бы потому, что кругом одна падаль. Да и если бы он захотел, то как бы смог осуществить своё желание, если рядом с ним находится Милтон? Или… сердце Константина невольно забилось сильнее и чаще, когда возвращение Дика затянулось. И из груди юноши вырвался облегчённый вздох, когда из темноты выглянули две фигуры: оборотня и графа, причём руки второго оказались заняты обломками деревьев.
- Прутьев нигде нет, - пожаловался Милтон, бросая топливо на землю. - Пришлось ломать макушки деревьев.
А ему пришлось разводить костёр. Обычно Константин отлично справлялся с подобной задачей, но в этот раз ему пришлось порядком повозиться, чтобы заставить гореть дерево, выглядевшее сухим только снаружи. По идее, Милтон должен был догадаться, сломав одну макушку и на месте облома увидев светлую древесину, что дерева живое, а не мёртвое. Но что можно ждать от аристократа, который, вероятнее всего, и костров-то никогда не жёг? Ясное дело, увидел, что дерево лишено сучьев, зелени, коры, вот и решил, что годится.
Жидкие языки пламени, дрожа и извиваясь, с шипением лизали дерево, и прошло не меньше десяти минут, прежде чем огонь как следует разгорелся. Погревшись, путники потихоньку разошлись и стали готовиться к ночлегу, в то время как Леонид занялся приготовлением пищи. Достав котелок, позаимствованный им из кладовой,  он навесил его над  костром, налил воды и покидал туда какую-то снедь. Затем долго варил, помешивая содержимое ложкой, и только потом пригласил всех ужинать. Как выяснилось, запасливый евнух захватил из пещер не только ёмкость для разогрева и готовки пищи, но так же и миски, в которые и разлил корцом еду. Первая порция, конечно, досталась Дику, затем графам, Константину и уж в последнюю очередь евнух оделил едой себя. Не сказать, что еда вышла замечательной, однако Константин не жаловался и быстро опустошил свою миску. Милтон и Леман закончили есть чуть позже, Леонид – примерно в одно время с ними. Все поели. Все, кроме Дика. Свою миску оборотень поставил подле себя, и еда стыла, напрасно ожидая, когда ею займутся. Заметив взгляд евнуха, Дик кивнул ему на миску:
- Можешь забрать.
Леонид покачал головой, нагнулся, чтобы забрать, как увидел, что количество еды в миске не изменилось.
- Вы даже не притронулись! – он был возмущён и огорчён отказом наследника. – Ваше высочество, вам надо поесть. Я понимаю, эта еда, возможно, не так хороша как та, к которой вы привыкли, но вам надо постараться… хотя бы несколько ложек…
- Дело не в еде. Я просто не хочу есть, - Дик сурово ответил, очевидно, желая тем самым дать понять, что убеждать его изменить решение бессмысленно. Но затем, как Леонид опечалился при таком ответе, оборотень смягчился: - Я правда не хочу, Леонид.
- Но ваше высочество…
- Я знаю,  есть надо, и я обязательно поем, но в другой раз. Не волнуйся за меня, Леонид, я не умру с голоду, если один раз пропущу ужин.
- Хорошо, - после минутного раздумья, согласился евнух. – Но я не стану выливать еду, я оставлю её – на случай, если к вам всё-таки вернётся аппетит.
Но аппетит к оборотню так и не вернулся. По крайней мере, он не притронулся к еде, и лёг спасть с пустым брюхом. Остальные, включая Константина, тоже скоро улеглись, и быстро заснули. А вот сам Константин заснуть не мог. Непривычная обстановка, да ещё мысль о том, что они все улеглись спать, не выставив часового, не позволяла сну овладеть им. Он, конечно, доверял Дику, и вполне возможно, что собаки Бастарда или другие хищники не нападут на них, пока оборотень с ними  - побоятся сунутся, только юноша всё равно нет-нет да и прислушивался. А вдруг к ним подкрадываются? Или подлетают? Или…
Что ещё могут сделать враги, каким образом смогут к ним подойти (или вынырнуть из трясины?), Константин домыслить не успел – раздался шорох. Со своей лежанки поднялся Дик.  Не желая себя обнаружить, Константин закрыл глаза, а сам прислушался. Вот он вышел в центр, остановился. Решил-таки поужинать? Нет, снова шаги, причём вовсе не в обратном направлении, а к нему, Константину! Вот он у его головы, прошёл мимо и ушёл. Он ушёл! Константин с трудом дождался, когда шаги стихнут, а потом приоткрыл глаза и огляделся. Так и есть, ушёл. Но куда? Зачем? По нужде? А что, может быть. Зачем только уходить? И почему он так долго не возвращается? По-большому, что ли, приспичило? Что ж, это всё объясняло. Константин успокоился, а когда Дик вернулся, он и вовсе забылся сном.
Только утром тревожные думы вернулись. Ушёл в туалет? Не обязательно. Он мог уйти в темноту и за другим – затем, чтобы поесть сырого мяса!  Константин спешно восстанавливал в памяти картину той ночи: все спят, Дик встал и ушёл. Заметьте, ушёл не когда они ещё бодрствовали, а именно когда спали. Он специально дождался, когда они уснут. Иначе для чего ждал, отчего вставал так тихо, что Константин его услышал? И почему так долго его не было? В туалет захотелось? Вряд ли, так долго в туалете не бывают. А вот едят – да, едят долго. Причём оборотень не ел накануне. Он же отказался от ужина… Константину стало не по себе – ему припомнился вдруг взгляд Дика, когда он сказал, что тут они найдут много еды. Ещё в тот момент ему показался подозрительным и тон друга и его странный взгляд, а теперь у Константина не осталось сомнений. Дик предвкушал пиршество, поэтому так звучала его речь. Он знал, что тут есть мясо и знал, что он его отведает, а нынешней ночью воплотил своё желание в жизнь. Втайне ото всех. Никто не знал о его ночной отлучке, кроме  Константина – Константин видел это, понял. Ни Леонид, ни Леман, ни Милтон. Только он. А Дик… Дик позавтракал вместе со всеми, затем все тронулись в путь, а когда бы объявлен привал, он снова вызвался набрать дров. Только ли? Зачем, спрашивается, ему во второй раз предлагать свои услуги?  Хоть он и хороший друг и всегда готов порочь, однако он принц и этого от него не отнять. Дик не стал бы собирать дрова сам, Константин был в этом уверен. Не стал без нужды. А нужда у него была. Только какая? Леонид предложил пойти вместе с ним, но Дик отказал – ещё знак! Догадывается, что Леонид может всё понять, если он отлучится! Или подойдёт слишком близко к трупам. Тогда… не мешкая, Константин предложил свою кандидатуру.
Он вызвался, хотя предпочёл бы остаться. Кто знает, что можно ожидать от оборотня? Ведь от трупов животных так легко перейти на людей, живых… Константин потряс головой, чтобы отбросить дурные мысли. Дик его друг, и этот друг сейчас вёл себя, как всегда. Что-то ему говорил, улыбался – нормально! И искал дрова, не делая ни малейшей попытки даже приблизиться к телам. Так что же получается? Он ошибся? Опасения оказалась напрасны?  Константин улыбнулся: нет, бессонница точно не идёт ему на пользу. Того и гляди, паранойя разовьётся. Это всё горы. Чёртовы горы и болото.
- Константин, поищите вон там, за тем пнём, - крикнул ему Дик, - только осторожнее, впереди – трясина.
Он видел. Обогнув опасное пятно, Константин нагнулся, чтобы подобрать несколько древесных обломков. А когда выпрямился, Дика уже не было.
- Дик? – недоверчиво позвал Константин.
Дик не отзывался. Не слышно было даже его шагов.
- Дик, ты где? – ещё громче произнёс юноша. – Дик!
Он кинулся влево, вправо – ничего! Дик пропал. Проклятье. Константин ругал себя самыми последними словами – как так можно было! Упустить из-под самого носа!
- Дик! – расставшись с мыслью, что Дик придёт на зов, Константин решил отыскать его сам.
Он пошёл вдоль трясины, миновал её, прошёл мимо второй. Впереди виднелся пригорок. Холм из земли, рядом с которым торчали иглы-деревья. И ему показалось, или там кто-то есть? Дыхание Константина участилось. Крепко сжимая обломки дерева, он пошёл к пригорку – шаг, другой, третий…
- Дик! – испуганно выдохнул Константин, едва не выронив обломки.
- Что-то не так, Константин? – оборотень смотрел на него в упор.
- Что ты здесь делал? Я нагнулся за ветками, а тебя уже нет… куда ты ушёл? – спрашивал Константин, а сам  смотрел не на друга, а мимо.
И нашёл, что искал. Внизу, у очередной топи, лежала туша лани, наполовину съеденная кем-то… недавно съеденная…
- Я искал обломки дерева, как и вы, а что, Константин?
Ничего. Константин и так всё понял, только Дик не должен ни о чём догадаться.
- Нет, ничего… так, просто… кстати, а ты нашёл их? Обломки?
- Нет, зато вам повезло, я смотрю?
Конечно, кто бы сомневался. Он не нашёл, потому что и не искал. Он ходил, чтобы снова поесть мяса. Интересно, хоть кто-то догадается о его кровавых трапезах? И как долго они будут продолжатся? Пока они не покинут болото? По всей видимости – да, потому что с наступлением ночи всё повторилось. Дик дождался, пока все уснут, чтобы исчезнуть. Причём Константин уснул раньше, чем он вернулся, а утром его ожидал новый сюрприз – на рассвете Дик ушёл с Леманом. Когда оба вернулись,  объяснение нашлось скоро – граф держал охапку древесных обломков, они ходили за дровами, но почему тогда у графа встревоженный вид? И почему он стал перешёптываться с Милтоном? Не  бойся Константин показаться смешным, он был расспросил юношей, о чём те говорили, но вместо этого он решил дождаться ночи. Только, как выяснилось, ждал её он не один – как только Дик улизнул, Милтон, лежащий напротив него, и Леман открыли глаза.
- Куда… куда он пошёл? – с тревогой прошептал  Леман Милтону.
Милтон не ответил. Сев, он посмотрел на друга, на Константина – все трое  думали одно и то же, только ни Леман, ни Милтон не желали верить в происходящее.
- Этого не может быть, - помолчав, твёрдо промолвил Милтон. – Уходить, чтобы…
- Поедать трупы! – гневно закончил за него Константин.
Безмятежно спавший Леонид засопел и заворочался. Константин понизил голос и сердито зашептал обоим графам:
- Неужели вы ещё этого не поняли? Или вы всерьёз полагаете, что он там в кустиках нужду справляет? Каждую ночь, да?
- Он и в прошлые ночи уходил? – на лице Лемана отобразился ужас. – Милтон, ты слышишь…
- А его дневные отлучки? – продолжал отстёгивать факты Константин. – Вы были с ним, верно?  Каждый из вас сходили  с ним и что он делал? Дрова собирал? – он кисло рассмеялся. – Когда он был со мной, он исчез. Пропал. Стоило мне только нагнуться. А когда я бросился его искать, то он шёл от косули, которую – странное дело – кто-то успел погрызть. Интересно, кто бы это мог быть, а?
Теперь Константину стало совсем не до шуток.
- Вы были с ним, и он бросал вас точно так же, как и меня, верно? – не дождавшись ответа, он мрачно усмехнулся. – Бросал. Это-то вас и насторожило. Случайно не застали его за едой? Да как до вас не дойдёт – он нас обманывает! И что ещё хуже, я боюсь, как бы он с этих трупов переключился на нас!
- Да как ты смеешь  оговаривать наследника трона! – Леман вскочил, выхватил из ножен кинжал, желая вступиться за честь принца.
- Леман! – свирепо сверкнул очами Милтон и к удивлению Константина, перехватил руку своего приятеля.
С минуту они смотрели друг на друга, каждый настаивая на своей правоте, пока в дело не вмешался Константин.
- Эй, там! – слегка недоумённо поглядывая на графов, произнёс он. – Сейчас не время до разборок – Дик может вернуться в любую секунду. А ещё – он может нас услышать.
- Надо рассказать обо всём Леониду, - неизвестно к кому обращаясь, веско молвил Милтон.
Константин вполне был с ним согласен. Убедившись, что Дика поблизости нет, он потряс евнуха за плечо.
- Леонид! Леонид, вставай!
Леонид вскочил тот же,  выпучил сонные глаза:
- Что? Что-то случилось?
- Да, - произнёс Константин и вместе с Милтоном они наперебой изложили ему то, как Дик уходил каждую ночь куда-то, как он бросал каждого из них в болоте, и уходил, притворяясь, будто ищет дрова.
Когда они замолчали, евнух стремительно взглянул на место, где должен был спать Дик.
- Он ушёл, Леонид, - грустно констатировал Константин.
- Я вижу, - хмуро отозвался тот, после чего стремительно обернулся: - Вы знали, что он всё это время ходит и ничего мне не сказали?!
Константин виновато потупил глаза, замялся.
- Ну, понимаешь… сначала я подумал, что я ошибся, я же тогда и представить ничего не мог, и потом, я думал, что ты сам обо всём догадался… я думал, ты знаешь… а что теперь будет, Леонид?
Евнух грузно опустился на ствол поваленного дерева и сокрушённо закачал головой. Потом он встал и взгляд его был полон решимости.
- Этого так оставлять нельзя. Ему нельзя есть сырое мясо в таком количестве!
- Ну так чего мы ждём? – удивился Константин. – Давайте дождёмся его и скажем ему…
- Что? – евнух горько улыбнулся. – Что скажем, Константин? Никуда не отлучаться, не есть сырое мясо? Если вы помните, он – принц, ему нельзя приказывать! 
- Но у него же есть башка на плечах! Он же знает, что ему это вредно! – упорствовал Константин.
- А ему это очень… вредно? – спросил Милтон.
Леонид  кивнул.
- Чем больше и чаще он поедает сырое мясо и пьёт кровь, тем сильней в нём звериные инстинкты. А в свете того, что случилась в пещерах… я думаю… всё очень серьёзно, молодые люди.
- Он может нас убить? – ахнул Леман и сам замолчал,  устрашившись своих слов.
- Может, - Леонид не хотел этого говорить, но ему пришлось.
Повисло тягостное молчание.
- Тогда тем более ему надо сказать! – воскликнул Константин.
- Я уже сказал вам!.. ему нельзя приказывать, неужели вы не понимаете? Принцу не станешь приказывать, потому что он принц. Он не будет повиноваться,  а уж принц-оборотень – подавно. Константин, вы что, хотите раздразнить в нём зверя? Хотите настроить против нас и его человеческую, и звериную натуру?
- Но вы же ему запрещали, - Константин теперь уже ничего не понимал. – Леонид, вы же не давали ему мясо, когда он хотел, я видел это собственными глазами! Он слушался вас!
- Когда этого хотел, - Леонид вздохнул. - Запомните, Константин: когда оборотень жаждет плоти, он её получает. Всегда. Вопрос только, когда именно и чью именно. Да, я порой отказывал ему в свежем мясе, но если бы вы были внимательнее, то вы бы заметили, что я делал это, лишь когда потребность в мясе у него была слаба. Сейчас ситуация другая.  Ему известно о том, что вы в курсе его вкусовых предпочтений, однако он скрывается. Это тревожный фактор, очень. Это говорит о том, что он очень голоден, иначе бы он не стал скрываться – ведь не скрываясь, он не опасался бы, что мы можем ему запретить есть мяса. А он скрывается. Отсюда делаем вывод – он не хочет, чтобы мы ему запрещали есть мясо. А частота, с которой он поедает его, подтверждает мои худшие опасения – в своём желании насладиться плотью он зашёл слишком далеко.
- Но что-то же надо делать! Мы не можем этого так оставить!  Леонид, здесь столько трупов… пока мы выёдем из болота, он вообще озвереет!
- Если мы вообще выйдем, - голос евнуха стал тих и зловещ. Он внимательно осмотрел территорию болот. – Вот что, молодые люди. Поступаем так: ему – ни слова. Обычно он наедается и переходит на нормальную пищу.  Будем надеяться, что в нашем случае так и будет, что он будет и дальше украдкой питаться, а по выходу из болот, когда кончатся эти проклятые  трупы,  он прекратит это делать. А до этого момента ему – ни слова, ясно? И ещё: не ходите больше с ним за дровами.
- Что… что ты хочешь этим сказать, Леонид? – у Константина перехватило дыхание от своей догадки. – Ты же не думаешь, что он…
- Может завести вас и напасть? К сожалению, я не могу сбрасывать этот вариант со счетов. Но не будем о грустном, - увидев полные ужаса лица юношей, спешно прибавил евнух. – Здесь же и другой фактор: вы можете пойти с ним, он вас бросит, а потом так увлечётся поеданием мяса, что про вас и забудет. И как вы вернётесь назад? И что, если за это время на вас кто-то нападёт? Собаки Бастарда, например? Не ходите больше с ним, ясно?
- А если он потребует…
- Не потребует, Милтон, напротив, я даже  думаю, что он обрадуется вашему отказу.
Уверенность Леонида покинула его вместе с окончанием речи. Словно смутившись своих собственных слов, евнух отошёл от молодых людей, чем привёл их в замешательство.
- Ты чего, Леонид? – поинтересовался Константин. – Мне кажется, или ты чем-то расстроен? Дай угадаю: тем, что про Дика сам же наговорил? Так Леонид, это же всё правда!
- А если нет? – Леонид круто развернулся и жарко заговорил: - Поймите, мы не можем вот так обвинять человека, мы же ничего не видели…
- Видели! – Константина разозлила  минутная слабость, которой поддался евнух. Ещё недавно он говорил одно, а теперь готов взять свои слова назад, только потому, что Дик для него – всё! – Мы видели, что он уходит! И к тому же, - и это самое главное – мы знаем, что он не человек.
- Неправда, - Леонид всё ещё пытался защищаться, - он человек. Наполовину, правда. Константин, вы же не видели, что он ест мясо! Не видели, правда? И никто из вас не видел! А значит, обвинять принца в том, что он это делал – по меньшей мере, глупо. По крайней мере, - тихо сказал он, - это несправедливо.
- Зато надеяться, что нас не сожрут, это разумно? – едко вопросил Константин. – Леонид, он – оборотень. И ты знаешь, что он любит сырое мясо, и мы все видели в пещерах, насколько он его любит. Он при тебе сожрал того бастардёнка и едва не закусил нами, и ты сам, услышав про отлучки Дика, испугался. Леонид, признай: сейчас ты просто его выгораживаешь.
- Но мы же не видели, как он ел мясо! – евнух цеплялся за этот последний аргумент, свидетельствующий  в пользу своего господина, как утопающий за соломинку.
Константин его не слушал. Леман с Милтоном колебались: всё-таки обвинять в чём-то чудовищном принца было не по их части.  Дик по-прежнему оставался для них наследником королевства, и любые обвинения в его адрес приравнивались к измене. Кроме того, графы склонны были признать, что в словах Леонида есть доля правды: никто из них не видел, что Дик ел мясо. А пока такой факт не доказан, всякие обвинения недопустимы тем более. Но вместе с тем, Леман и Милтон остались под впечатлением от рассказа Леонида – разве  евнух недостаточно убедительно им всё изложил? Разве он сам не признал, что опасность существует и она высока? И разве они не видели, что Дик в самом деле любит мясо, и как скоро он теряет человеческий облик? Верность королевской фамилии и презумпция невиновности боролись со страхом, пока последний не одолел. Трое против одного. Скрепя сердце, графы решили придерживаться ранее намеченного Леонидом плана: не сознаваться Дику в том, что они в курсе о причинах его отлучек, с ним никуда не ходить и ждать, пока он выведет их из Мёртвого болота. Если вообще выведет – Константин поставил под сомнение этот вопрос, прозрачно намекнув, что Дик мог нарочно завести их в болото, чтобы потом расправиться. Правда, такой вариант графы с гневом отмели, возмущённо заявив, что Дик тогда убил бы их сразу, как только они вступили в болото. Или в горах. И хотя графы так резко выступили против, и хотя Константин с ними согласился, Леонид остался печален. Он сознавал, что молодые люди поступают так из чувства самосохранения и что их поведение вполне оправданно, но евнух корил себя за то, что и сам  поддался такому настроению. Да, он должен был предупредить молодых людей об опасности, но, не имея на руках никаких доказательств, подозревать Дика в поедании мяса было подло по отношению к нему. Совесть так и грызла евнуха, не давая ему покоя: как он мог? Как он посмел такое думать о Дике? А если они не правы? Леонид боялся даже подумать, что так всё и будет, тогда как по идее ему следовало бы радоваться.
Сомнения невиновности Дика и угрызения совести так измучили его, что Леонид разрешил парням тайно понаблюдать за Диком. Подобный шаг был очень опасен, поскольку реакция Дика на слежку – как в случае, если он окажется невиновен, так и в случае доказательства его вины – будет ужасной. Но Леонид не видел иного выхода. Не было способа проверить обратное. Вот только сведения были не утешительны. Леман, Милтон, Константин и он сам наблюдали за Диком украдкой – оборотень продолжал исчезать по ночам, и сам в каждый привал уходил «прогуляться». У Леонида не хватало духу расспросить, что собой представляют эти прогулки. Он сам загнал себя в ловушку: с одной стороны – ужас от мысли, что его Дик превращается в зверя, с другой – мысль о том, что Дика безвинно очёрняют. Леонид терпел ровно три дня, а на четвёртый, когда Константин высказал идею о шпионстве за оборотнем, поддержал её. Он хотел знать правду. Не ради себя. Нет. Ради оборотня. Горе евнуха от мысли, что Дик превращается в зверя казалось ему менее страшным, чем горе от мысли, что молодые люди будут обвинять Дика ни за что. Они, его лучшие друзья!
Дождавшись, когда Дик перед обедом уйдёт, Леонид, Константин, Леман и Милтон пошли за ним. Не сразу – минут десять спустя, чтобы Дик не обнаружил за собой хвоста и не изменил своих планов. С другой стороны, такая предусмотрительность имела и свои недостатки: покинув место стоянки, мужчины опасались, что не найдут Дика, поскольку оборотень умел двигаться бесшумно, не оставляя следов, а в царившем полумраке шансы найти его и вовсе сводились к нулю. Но им повезло – пройдя несколько десятков метров,  они услышали хруст костей, треск раздираемой плоти и чавканье. Оборотень. Всё-таки ест. Четвёрка новоиспечённых сыщиков переглянулась, после чего, Константин, никому ничего не сказав, рванул на холм, за которым раздавались звуки. А за ним на холм взбежали все остальные.
Они увидели Дика. Оборотень сидел на корточках в своём человеческом облике, но он не ел. Он смотрел, как едят – чуть далее, у подножия дерева-иглы, трупом лани лакомился грязный, крохотный, бастардёнок. Он был так мал и слаб, а туша так велика, что ему приходилось упираться передними лапами в лань, чтобы оторвать кусок мяса. А когда кусок не поддавался, он пускал в ход  правое крыло  (левого не было, вместо него торчал лишь огрызок), махая им и пытаясь взлететь, но взлететь не получалось и он падал.
- Дик! – неожиданно для самого себя, воскликнул Константин.
Услышав человеческий голос, бастардёнок бросил есть и мигом развернулся, оскалив зубы и угрожающе расправив одно-единственное здоровое крыло. Дик тоже развернулся, встав при этом и Константин увидел, они все увидели, что и около Дика не было ни мяса, ни крови, ни костей. Ничего.
- Константин? Леонид? – оборотень был явно удивлён их появлению, он перевёл взгляд на Лемана и Милтона, и удивился ещё больше. – Что вы здесь делаете?
- Ну, мы… - протянул Константин, а сам бегло осмотрел оборотня: не запачкан ли у того рот или руки?
Дик поймал его взгляд. И последующий – обращённый на тушу лани и настороженного бастардёнка. А когда увидел лица Леонида, Лемана и Милтона, у него и сомнений не осталось о причинах появления друзей.
- Можете не отвечать, и так всё понятно, - оборотень горько улыбнулся и перевёл взгляд на бастардёнка – поняв, что на него не собираются нападать, бастардёнок вернулся к прерванной трапезе. – Вы знали, что я люблю сырое мясо, и то, что оно скверно на меня влияет, поэтому, когда я стал днём пропадать, под разными предлогами покидая вас, вы забили тревогу, обнаружив, что у некоторых трупов  после моего отсутствия появляются свежие следы чьей-то деятельности.
- Ваше высочество, - виновато произнёс Милтон, - мы просто… мы не знали, что думать… ведь кроме нас, никого из живых  на болоте не было…
- Ну конечно, - усмехнулся Дик, - а на кого же ещё думать? И давно вы меня подозревали, Милтон? Вы ведь не сегодня сделали такой вывод,  не так ли? Когда вы стали на меня думать?
- Ну, - нерешительно произнёс Константин, - я подозревал с самого начала… когда ещё только увидел столько трупов. Ты  тогда ещё сам сказал, что еды много и мне показалось, что ты сказал тогда… ну, не как человек.
- Понятно, - Дик нахмурился. – А потом?
- Потом… потом я увидел, как ты стал исчезать по ночам, в первые две я  один видел твой уход, а на третью твой уход и эти двое видели, - он ткнул пальцем в Милтона с Леманом. – Они видели, что днём ты куда-то отлучался, когда брал их, ну вот и смекнули, наверное, что к чему…в общем, мы Леонида тогда разбудили, посовещались… Собственно, Леонид тогда нас и подвёл к мысли, что ты, скорее всего, ешь мясо во время этих отлучек, а ещё он сказал, что ты опасен.
- И ты, Брут, - Дик грустно улыбнулся.
- Ваше высочество… - на евнуха было жалко смотреть: до того виноватый у него был вид. – Я не хотел, правда…  и я знаю, что я не должен был так говорить, у нас ведь не было доказательств.
- Он, кстати, нам потом так и говорил, - ввернул Константин. – Короче говоря,  сам, похоже, в своих же словах раскаялся и стал убеждать нас, что так нельзя, что мы не должны тебя обвинять, пока не увидим, что ты действительно ешь мясо…
- А вы его, конечно, слушать не стали? Продолжали обвинять, не имея на руках доказательств и при этом не желая эти самые доказательства получить?  Вы же все последующие дни – а их, если я не ошибаюсь, ровно три прошло, не пытались ничего выяснить. Никто из вас… почему вы меня обо всём не расспросили?
Вопрос, заданный им всем, застал их врасплох. Леонид, Константин, Леман и Милтон заёрзали, не зная, что ответить. Дик усмехнулся.
- Ну конечно, зачем меня спрашивать. Вы не доверяли мне и, конечно, не поверили бы, если бы я сказал вам, что не прикасался к трупам.
- А ты их не ел? – Константин готов был откусить себе язык, но вопрос уже сорвался с его уст.
- Я? – тихо переспросил Дик. – Нет.
- А как же…. – начал Константин и осёкся.
Он всё понял. Они все поняли. Все эти дни и ночи трупы поедал бастардёнок, а Дик приходил смотреть, как он ест. Зная, что ему нельзя, он отводил себе душу тем, что смотрел, как ест кто-то другой.
- Принц… - опустошённо вымолвил Леонид: он хотел извиниться, хотел утешить, но не находил слов.
В первую очередь утешить, конечно. А вот Леман с Милтоном были в ужасе, поскольку их обвинения принца, да ещё недоказанные, означали одно – они совершили чудовищное преступление, которому нет равных. Обвинить наследника, да ещё обвинить незаслуженно! И только Константин меньше всех страдал от выясненной истины, по крайней мере, он не считал себя таким уж виноватым. Потому что повод-то для обвинений у них был! 
Дик мягко улыбнулся.
- Леонид, не стоит меня утешать, да и себя винить тоже. Вас, уважаемые Леман, Милтон и – кто там ещё остался? – ах да, драгоценный Константин, это тоже касается. Я понимаю, почему вы так поступили, и не виню вас, и не хочу, чтобы вы винили себя.
- Вы прощаете нас, принц? – восхищённо произнёс Милтон.
- Нет, Милтон, по приезду во дворец я тотчас прикажу вас расстрелять! – Дик рассмеялся. - Публично, на главной площади,  причём поручу это сделать Леману.
Все заулыбались.
- Немного унижения пред смертью и страшная мысль о том, что вас убьёт собственный друг, - сверкая глазами,  весело продолжал Дик. – Наверное, вышло бы впечатляющее зрелище. С учётом того, что бедный Леман – если, конечно, он вам друг, Милтон – в свою очередь, страдал бы от мысли, что он вынужден вас убить. Недолго, правда – сразу после выполнения своего маленького задания, он бы вслед за вами отправился в мир иной. 
Леман с Милтоном смущённо улыбались, понимая, как точен оказался выбор принца. Вряд ли для закадычных друзей можно было придумать более жестокое наказание. Но каково же, в таком случае, будет наказание для остальных? Угадает ли оборотень, чего больше всего боится Константин?
- Что до вас, Константин, - глядя с улыбкой на юношу, промолвил Дик, - то...
- Ты и меня бы расстрелял? – задорно ухмыльнулся юноша.  – Или повесил?
Дик улыбается, молчит. Значит, не попал.
- А может, голову по приезду сказал бы отрубить?
Снова мимо. Константин не унывал, выдумывая всё новые и новые кары на свою голову:
- Знаю: сжёг бы на костре!
- Было бы эффектно, особенно ночью, - кивнул Дик, - но всё-таки нет.
- Электрический стул? – Константин окончательно развеселился. – Нет? Ну что тогда остаётся? Неужели яд?
Он поморщился, находя этот способ умерщвления совсем уж древним и примитивным.
- Не старайтесь, Константин, всё равно не отгадаете, - Дик так и сиял.
- Потому что других вариантов-то больше и нет, - рассмеялся Константин. – Разве что ты бы скормил меня диким зверям, но ты же не скормишь, верно?
- Нет, я бы поступил иначе.
- Интересно, как?
- Отправил бы вас в каменоломни.
Константин сделался бел, как мел, рот у него невольно открылся, а в вытаращенных глазах засел ужас. Увы, он не мог забыть страшных дней, проведённых в каменоломни и именно её он боялся больше всего на свете. Дик мягко улыбнулся, улыбнулись и все остальные, и даже Константин, оправившись от шока, сам весело заулыбался.
Остался только один человек,  чей страх Дик не открыл миру. Леонид. Евнух улыбался – так же, как совсем недавно молодые люди, он считал, что ничего не боится. А в самом деле, чему ему опасаться? Смерти? Так он прожил гораздо больше, чем кто-либо из них. Лишения состояния? Так ему скоро на пенсию надо будет, так что как-нибудь проживёт до тех пор. Прилюдного позора? Лишившись своего мужского достоинства, евнух сомневался, что теперь его можно  каким-либо образом прилюдно унизить или оскорбить. Обидеть можно, но это всё не серьёзно, всё это не то. Пытки? Боли Леонид боялся, но понимал, что если речь идёт именно о моральных терзаниях, о моральном наказании, то физическая боль отпадает. Он её не слишком-то боится. Будет кричать, но страдать потом из-за неё особенно не станет, боль забудется ведь. Что тогда? И евнух, смущённо улыбнувшись, спросил:
- А какая же, в таком случае, участь была уготована мне? Каким пыткам вы бы подвергли меня, принц?
- Тебя?  - Дик обхватил ладонью щеку  евнуха и, глядя ему в глаза, мягко улыбнулся. – Мой добрый Леонид, если я когда-нибудь захочу наказать тебя,  то я причиню боль себе, а не тебе.
Вряд ли можно было выдумать более жестокого наказания для евнуха и вместе с тем, вряд ли можно было придумать более высокой похвалы для него. Да и не только для него: Константин, Милтон и Леман, - каждый из них счёл бы за великую честь, если бы эти же самые слова, сказанные Диком Леониду, были обращены к ним. Но Дик адресовал их Леониду, что придавало его словам ещё большую ценность. Потому что среди их всех только Леонид удостоился подобной награды, только его Дик счёл достойным. И может быть – он вообще единственный, кто когда-либо слышал от оборотня такие слова.
- Дик… - в наступившей тишине выдохнул улыбающийся Константин, глядя на сияющего евнуха. – Всё, ты его убил.  Был евнух, и нет. Вы только гляньте на него, же сейчас растает от счастья!
Константин был настолько поражён тем, как предан Леонид его другу (не зря же тот выдумал для него такое наказание!), и как Дик, в свою очередь, ценит подобное отношение евнуха, что говорил всё, что думал по этому поводу:
- Это было круто. Я серьёзно, Дик! Ты попал ему прямо в сердце.
- Он это заслужил, Константин, - едва заметно улыбаясь, отвечал оборотень.
- Да ну? Он что, правда к тебе так привязан? Слушай, так тут же такие открываются возможности!
- Для злоупотребления его добротой? – усмехнувшись, уточнил Дик.
- Верно! – захохотал Константин. – Например, ты мог бы запросто не платить ему – бьюсь об заклад, он согласился бы работать бесплатно!
- Берите выше, Константин: я полагаю, Леонид согласился бы даже сам платить, лишь состоять у меня на службе.
Константин расхохотался.
- Золотая мечта всех работодателей! Они-то думают, что такого  работника не существует, а вот вам, пожалуйста, Леонид! Пашет с утра до ночи, великолепно справляется со своими обязанностями и при этом так любит свою работу, что готов не только работать даром, но ещё и платить за это!
Константин так увлёкся этой идеей, что не заметил, как мысли оборотня потекли в ином русле, зато подобная перемена не ускользнула от бдительного евнуха.
- О чём вы думаете, ваше высочество? – поинтересовался Леонид, пристально глядя на своего молодого господина.
- О тебе, о ком же ещё, - попробовал отшутиться Дик, но Леонида не проведёшь.
- Неправда, - улыбнулся евнух. Прищурившись, он глядел ему в глаза, точно пытаясь разгадать замыслы оборотня. – Ваше высочество, что вы опять задумали?..
- Я? – Дик улыбался. – Ничего. Просто я тут подумал, Леонид: вы шесть дней, пока мы шли по болоту, думали, что я ем сырое мясо, и  при этом ни один из вас не пытался мне помешать.
- И? Ваше высочество… - Леонид хоть и улыбался, но на лице его обозначился протест. – Вы же не хотите сказать, что собираетесь…
- Леонид, это будет справедливо. Посуди сам:  знать, что тебя 6 дней подозревали в поедании лакомства, а ты к нему даже не притронулся – это же невыносимо, а если учесть, что мы вот-вот выйдем из болота, и, следовательно, я буду вынужден оставить нетронутыми всё обилие этих прекрасных травоядных – Леонид, я не переживу этого. Тем более осознавая, что по приезду во дворец меня вряд ли ждёт подобное угощение. Ты же знаешь: стоит мне только преступить порог дворца, как король первым делом установит за мной слежку и свежатины я отведаю хорошо если неделю спустя. Поэтому, я думаю, что мне не стоит упускать такой шанс…
- Даже и не мечтайте об этом! – в один момент Леонид перегородил дорогу Дику. – Я не пущу вас!
Столь быстрое преображение покорного слуги, готового выполнить любую прихоть своего господина, в отважного льва, готового до последнего стоять на своём, лишь бы не дать Дику совершить желаемое, заставило всех улыбнуться. Один только Леонид не улыбнулся. Скрестив руки на груди, он по-прежнему стоял перед Диком и не намерен был его пропускать.
- А я-то считал, что ты добрый, Леонид, - с притворным вздохом промолвил Дик, лукаво поглядывая на евнуха. – Оказывается, я ошибался.
- Надо же, какая досада, - саркастически протянул евнух. – Я тоже, очевидно, сильно заблуждался, когда слыша пару минут ваши хвалебные речи, принимал их за чистую монету. Вы всего-навсего мне просто льстили, принц.
Они оба лгали друг другу, каждый надеясь, что соперник поддастся на подобную уловку и уступит. Но никто из них не собирался уступать, и Константин, наблюдая за противостоянием евнуха и принца, веселился как никогда, ожидая, чем же закончится комедия. Дик молчал. Леонид тоже. Оба улыбались друг другу, и Константин даже начал подумывать, что они так и простоят до самого утра, но у Дика кончилось терпение.
- Леонид, ты прекрасно знаешь, что я всё равно получу своё мясо, - властным голосом произнёс он. – Вопрос лишь в том, получу я это по-хорошему или по-плохому.
Причём он будет действовать по-плохому, если потребуется. Константин, глядя на Дика, только сейчас понял, что имел в виду Леонид, когда говорил, что иногда даже ему приходится уступать оборотню. Дик был принц, и хотя королевское воспитание обычно  проявлялось у него только в виде прекрасных манер, властный характер никуда не девался. Дик просто не показывал его – до поры до времени, и сейчас именно такое время и наступило. Дик желал получить сырое мясо и требовал, чтобы евнух его пропустил. Оборотень продолжал улыбаться, вот только взгляд его говорил о том, что будет лучше, если евнух подчиниться.
Бедняга Леонид! Константин видел, что внутри евнуха шла жестокая борьба. С одной стороны, Леониду было хорошо известно, что на оборотня дурно влияет мясо, а с другой – он знал, что принца лучше не выводить из себя, а ещё-  что наследник будет к тому же страдать, если не получит любимого лакомства. И именно последний факт заставил евнуха уступить и уйти с дороги. Леонид утешал себя, что Дик будет очень рад отведать сырого мяса, и после трапезы у него будет отличное настроение. А что, собственно, нужно евнуху? Только бы его молодому господину было хорошо. Леонид не ошибся в расчётах – спустя полчаса Дик вернулся к ним, пребывая в прекрасном расположении духа, из-за чего Леонид даже позволил себе каверзно поинтересоваться у оборотня, чтобы сделал тот, если бы он его не пустил. Убил бы его? Покалечил? Леонид нарочно выдумывал самые страшные концовки, чтобы как следует дать понять Дику, как тот огорчил его своим поведением. Вот только замысел не удался – Дик не только не  огорчился, но даже высмеял его слова, заметив, что у Леонида весьма скудное воображение и что он, Дик, похоже всё-таки ошибался на счёт его, потому что будь Леонид предан и верен ему, он никогда бы так плохо о нём, Дике, не думал. Как можно, вопрошал Дик,  думать, что он пойдёт на  такие бесчеловечные меры, да ещё по отношению к своему верному слуге?
- Леонид, - смеясь, спросил евнуха Дик, - неужели ты в самом деле решил, что я тебя убью или покалечу, если ты не меня не пустишь?
Глядя на его сияющее лицо, Леонид теперь уже сам сомневался в этом.  Потому что на него смотрели добрые, озорные глаза его молодого господина – ну как, спрашивается, человек с таким взглядом может кого-то убить или изувечить? К тому же, Леонид вспомнил о признании Дика: «Если я захочу причинить тебе боль, я причиню её себе». Ну а в довершении ко всему, на евнуха смотрело ещё три пары зорких глаз – Константина, Милтона и Лемана, и все молодые люди взглядом как бы весело спрашивали его: Леонид, ну неужели ты в это поверил?! Поверил, поймался на удочку, как мальчишка. Но, не желая сдаваться, Леонид улыбнулся всем четверым.
- Интересно, - коварно вопросил он у оборотня, - а что бы вы в таком случае сделали, ваше высочество? Чтобы вы сделали, если бы я вас не пустил?
А в самом деле – что? Леонид торжествующе улыбался. Если исключить увечья и смерть, то остаётся только одно – словесная перепалка. И неужели  Дик, принц, снизошёл бы до такого? Ничего более позорного для лица королевской фамилии не придумать, но ещё позорнее было бы сознаться в подобных намерениях, и евнух уже предвкушал победу. Константин, Леман и Милтон тоже с интересом ждали развязки. Но все они ошиблись. 
- Что бы сделал я? – улыбаясь, вопросил Дик, вставая.  – А я тебе сейчас покажу, хороший мой Леонид.
Ох, поздно Леонид заметил в его глазах искру коварства! Не прошло и минуты, как Дик быстрым шагом приблизился к Леониду, а затем схватил удивлённого евнуха за плечи и насадили на дерево-иглу. Крепкая ткань рубашки затрещала, ещё мгновенье -  и евнух повис в воздухе, беспомощно болтая руками и ногами.
Ну что, получил? Покраснев до кончиков волос, Леонид стыдливо глядел на четверых молодых людей, со смехом взирающих на него, при этом сам ничуть не сердясь на выходку принца. Он сам был виноват – не следовало дразнить наследника, да ещё расставлять ему такую жестокую ловушку. Он увлёкся, забылся, а забываться не следовало, о чём ему красноречиво говорил взгляд Дика. Правда, в слух оборотень произнёс совсем другое:
- Ну что, Леонид, мой ответ тебя удовлетворил? – со смехом поинтересовался оборотень.
- Вполне, ваше высочество, - пытаясь вырваться из плена, с улыбкой отвечал  Леонид. Вот только избавиться от дерева-иглы ему оказалось не по силам. Он дёргался, но добился лишь того, что рубашка, треснув, разорвалась ещё больше и он рухнул на землю, вот только он по-прежнему остался нанизан на дерево, как кусок мяса на шампур. Проклятая ткань не желала рваться дальше и он напрасно старался достать её руками и порвать – в его положении сделать это было крайне затруднительно. Не помогли ему и попытки порвать рубашку, как следует дёрнувшись вперёд. Выбившись из сил, измученный Леонид смущённо взглянул на оборотня.
- А могу я поинтересоваться у его высочества, когда мне будет позволено покинуть это славное дерево?
- Можешь, - улыбнулся оборотень. – Ты хоть сейчас можешь уйти. Леонид, я тебя не держу.
Константин прыснул от смеха. Милтон с Леманом тоже улыбались, и даже Дик, хоть и пытался сохранить равнодушную мину, улыбался уголком рта. Густо покраснев, Леонид ещё раз попытался отделаться от дерева, а когда попытка провалилась, с надежной обратил свой взор на оборотня.
- Посиди там, Леонид, - с улыбкой промолвил Дик. – Пара часов в обществе этого дерева тебя не убьёт, только пойдёт на пользу.
Константин снова захихикал – на этот раз явно зря. Леонид прекрасно понимал, что два часа Дик его здесь держать точно не станет, но и самому ему не хотелось ни минуты больше проводить возле дерева. Он упёрся в землю ногами и всем своим весом наклонился вперёд – так, что едва не коснулся кончиком носа пуговиц своей рубашки. Пуговицы! Быстрыми, ловкими движениями Леонид принялся расстёгивать пуговицы,  после чего вытащил свои руки из рукавов, приподнял белые бусы из слоновьей кости, освобождая голову и – вуаля! – он свободен! Осталось только заполучить рубашку и бусы назад, для чего евнух использовал палку, выломанную из макушки другого дерева. Тупым концом он поддел и снял сначала бусы, надев их потом себе на шею, а затем - рубашку. И, крайне довольный собой, присоединился к Леману, Милтону и Константину с Диком.
Находчивость Леонида позабавила Константина,  и он с удовольствием бы отпустил несколько шутливых высказываний и поболтал, только кроме него, похоже, никто не хотел ни шутить, ни общаться. Леман, Милтон, Дик и Леонид двинулись в путь и шли молча, и Константин, видя, что его реплики вряд ли будут уместны, смолчал. Игривый настрой, не нашедший себе применения, да ещё под гнётом мрачного пейзажа, вскоре улетучился, и чтобы не впасть в уныние, юноша взялся размышлять, причём первая пришедшая ему в голову тема оказалась связана с Лаевским.
- Дик, я тут тебе кое-что сказать хотел, вернее – спросить: ты в курсе, что Лаевский каждую пятницу куда-то исчезает?
- Для меня это не новость, Константин, - спокойно сказал Дик, - об этом  всем известно при дворе. Что каждую пятницу, ближе к десяти вечера, герцог бросает всё и куда-то устремляется.
- И ты знаешь – куда?
- Нет, этого я не знаю, да и подозреваю, что никто, кроме него самого, не знает.
- Дик! – Константина в очередной раз неприятно поразил его друг. – Ты в курсе, что твой враг  регулярно куда-то уезжает и не знаешь куда? Неужели за десять лет было не выяснить?
- Десять? – а вот это уже для Дика, похоже, стало новостью. – Откуда вы знаете, что именно десять, а двадцать или пятнадцать, скажем?
- Слышал его разговор со слугой, - с неохотой процедил Константин: какой толк Дику что-то рассказывать, если он, зная сам об отлучках герцога, до сих пор не узнал, куда тот ездит! – Весь в чёрном таком, довольно крупный…
- Это его личный слуга, Вестон, - тотчас определил Дик.  – Говорят, он доверяет ему одному, хотя многие в этом сомневаются.
- Ну да, - согласился Константин, - Лаевский не очень-то похож на человека, который будет делиться с каждым своими тайнами. Но если Вестон знает, куда ездит Лаевский, значит…
- Выудить из него ничего не удастся, - закончил за него Дик. – Он слишком предан ему, не сознается даже под пытками – я в этом уверен.
- Скорее, Лаевский сам прикончит его,  чтобы тот не проболтался, - ухмыльнулся Константин: его собственная версия нравилась ему больше, и казалась более правдоподобной.
- Может быть, - пожал плечами оборотень.
- А если проследить за ним? – Константин всё не мог оставить мысль о том, куда же ездит Лаевский. – Выследить, куда он ездит?
- Лаевский слишком осторожен, - покачал головой Дик. – Многие пытались выяснить, куда он исчезает по пятницам, но он или скрывался от них,  сбивая шпионов с толку, или же тех потом находили мёртвыми.
- А ты? Твоих людей тоже…
- Я их не подсылал, сам пару раз пытался проследить, но безрезультатно. Лаевский умеет создавать препятствия, когда ему это нужно.
- Значит, ты ничего не знаешь, - Константин вздохнул: вот так всегда. – А твой отец?
- Думаю, он в курсе. По крайней мере, я не замечал, чтобы его сильно  удивляли отлучки герцога.
- Так в чём же дело? Спроси у него, куда ездит Лаевский!
- Вот вам нужно, вы и спрашивайте, - Дик усмехнулся, только смешок оказался мрачен.
Ну разумеется, оборотень же не особо любил общаться с отцом. Это знал он, Леонид и, судя по лицам графам – Леман и Милтон тоже. Воцарилось неловкой молчание. Слышно было лишь надсадное дыхание каждого из них и хлюпанье воды, когда они, по пояс бредя по узкой тропке среди болота, старались нащупать под ногами кочку и жадно выискивали глазами сухой берег.
- Дик, я всё-таки чего-то не понимаю, наверное, - вслух произнёс Константин, которого всё не оставляла мысль о герцоге. – Если Лаевский знает, что ты оборотень, то он знает наверняка и о твоей способности регенерировать. И если он знает, то почему он тогда решил тебя покалечить? Зачем устраивать катастрофу и калечить того, кто потом сам же излечится? Дик, это же путает всего его планы – ведь если бы ты самоизлечился, то ни ты, ни Коэр не нуждался бы в услугах регента, правильно же?
- Правильно, - кивнул оборотень, - только он знал, что я не стал бы себя излечивать.
- В смысле? – не понял Константин.
- Лаевский не дурак, Константин, он всё продумал. Он знает о моей способности к регенерации, но вместе с этим он знает и то, что я никогда не стану регенерировать на людях.
- Чтобы себя не выдать? А потом-то ты бы смог,  верно?  Приехал бы во дворец и…
- И всё равно бы не смог. Константин, я думаю, если бы Лаевскому удалось меня изувечить, он бы сделал всё, чтобы мои раны оказались такого характера, что ни один нормальный человек при всех современных достижениях медицины не смог бы вылечиться.  Поэтому, если бы я  даже применил регенерацию не в тот же миг, а после, где-нибудь в укромном уголке дворца, то как только я бы предстал перед народом, целый и невредимый, по Альверу, а затем и по всему Коэру поползли бы слухи о моей ненормальности. Они бы догадались, что тут что-то не так, а если бы они почитали книги, то в скором времени поняли, что я оборотень.
- И тогда тебя по-любому ждала крышка, - резюмировал Константин.
- Может, и не ждала, однако приятного в этом мало, согласитесь.
Он кивнул и замолчал, обнаружив, что Мёртвое болото осталось позади. Столько дней пути и вот, наконец-то они вышли! Константин взбежал на пригорок и обернулся, чтобы бросить последний взгляд. Мёртвое болото гигантским чёрным пятном лежало у самого подножия Драконовых гор – словно тень, отбрасываемая ими. Зловещая тень не менее зловещёго места. Драконовы горы и Мёртвое болото.
- Да, такое не скоро забудешь, - ухмыльнулся он, когда они снова двинулись в путь. – Интересно, а до Альвера далеко? Мы же, вроде, не такой и большой крюк сделали, пока шли по этой трясине и горам.
- За день должны дойти до Альвера, - ответил Леонид, с любопытством изучая окрестности.
- Жаль, что здесь нет дороги, - с неудовольствием заметил Константин, - глядишь, нас кто-нибудь бы подобрал – и добрались бы скорее… я так устал… это болото с его вонью, сыростью и паршивой едой окончательно меня доконали. Я хочу снова оказаться в тепле, сухости и есть нормальную пищу.
- Иначе говоря, - улыбнулся оборотень, - соскучились по своей работе?
 - Не напоминай мне о ней, - болезненно поморщился Константин. – Меня коробит от одной мысли, что мне снова придётся топить эти камины! Слушай, они ж не сволочи, верно? Они же не заставят человека, который чёрте где побывал,  едва не сдохнув при этом, и который добровольно приполз к ним назад, измученный и голодный, снова топить камины? Они же дадут мне отпуск?
-  Думаю, если вы попросите, - вмешался Леонид, - во дворце не будут против, если вы израсходуете оставшиеся два дня своих выходных, и отдохнёте.
- В смысле  - «оставшихся»? – переспросил Константин и взорвался от ярости, когда евнух напомнил, что ему, Константину, как рабу, полагается в год всего 12 выходных дней – по количеству месяцев. А поскольку он отсутствовал во дворце целых десть дней, то, следовательно, у него в запасе осталось всего два дня, и если он хочет…
- Хочу?!   - вскричал Константин. - Ты что, издеваешься? Какие ещё два дня выходных?! Это что – отдых, по-твоему?! Ни фига себе – отдых! Да меня чуть не убили, к твоему сведению! Сначала – эта бойня у моста, потом ваши проклятые горы, где меня чуть не сожрали собаки, затем болото! И после этого они мне ещё заявляют, что они вычли эти десять дней? Да если хочешь знать, они мне ещё моральную компенсацию за это должны выплатить! И сверх того выходных дать!
- Вот вы им это и скажите, - миролюбиво произнёс евнух.
- Скажу?! – взревел Константин.  – Дик!
Пытаясь скрыть улыбку, оборотень посмотрел на возмущённого друга.
- Ты должен мне помочь! – прошипел Константин.
- К сожалению, Константин,  правила есть правила, они одинаковы для всех.
- В каждом правиле есть исключения! - взвыл юноша, пришедший в ужас от одной мысли, что у него осталось всего два выходных в этом году.
- В таком случае, известите об этом моего отца – ведь это он, а не я, назначил вас на такую должность, а следовательно, только в его власти решать,  в каких случаях полагается делать исключения, а в каких – нет.
Не стесняясь присутствия графов, Константин грязно выругался.
- К твоему сведению, - едко сказал он, когда немного остыл, - у него камины я не чищу, не пускают, знаешь ли. Так что, боюсь, и передать ему свою просьбу я не сумею. Потому как просто не увижу!
- Прекрасно, значит,  теперь у вас есть для этого повод. Чтобы увидеться.
В бессильной ярости  Константин со всей дури пнул подвернувшийся под ноги камень.
- Не расстраивайтесь, Константин, - утешил его оборотень, -  всё не так уж плохо. Судите сами: план Лаевского провалился, мы живы, вы тоже – ну что ещё надо?
Справедливости, вот чего! Что толку в том, что план Лаевского провалился, а они живы, если этого гада не удалось даже прищучить? У них не было ни единой улики на руках, и, конечно, не стоило даже строить иллюзий по поводу того, что мерзавца удастся разоблачить. Хуже того, из всей этой истории, заваренной герцогом, больше всех пострадал именно он, Константин. Ведь именно благодаря Лаевскому он лишился десяти дней выходных, и именно благодаря Лаевскому молодые графы знают о том, как тошно приходится ему, Константину, на своей работе. Графы! О да, в этот момент Константин вообще пожалел, что его не разорвали собаки Бастарда – уж лучше бы такая смерть, рассуждал юноша, чем мысль о том, что о нём будут думать эти два напыщенных павлина. И Константин, краснея, угрюмо смотрел на дворец – только бы не видеть взглядом молодых графов. А когда глубокой ночью, по прибытию в Альвер, Леонид провёл их тайным ходом через ограду, а затем – во дворец, и Дик  вместе с этими двумя молодцами отправился вверх  по винтовой лестнице – вот тогда-то Константину стало совсем невыносимо. Потому что ему Леонид поднять наверх не предложил, и хотя  евнух ему ничего такого не сказал, а напротив, ему было даже как-то неловко за свои действия, Константин всё равно ушёл к себе с мерзким чувством.  Его  терзала обида из-за того, что ему не позволили пойти вместе с Диком,  вдобавок, Константину ужасно было сознавать, что  ему придётся вновь возвращаться к ненавистной работе, а ещё больней –  знать, что теперь эти графы, которых он так презирает, знают о его чувствах. Ну и смеются они, должно быть! Особенно этот, Милтон – сволочь, с горечью думал про себя Константин, так и не поблагодарил, а ведь граф обязан ему жизнью…
На работу Константин вышел на следующий же день, потому что смысла не видел отдыхать оставшиеся двое суток. Конечно, поход через Драконовы горы и Мёртвое болото не назовёшь комфортным, хотя бы потому, что юноше пришлось испытать множество лишений: скудное и отвратительное питание, невозможность принять душ, переменить одежду,  выспаться толком, а уж про встречи с собаками Бастарда и говорить нечего. Псы едва не разорвали его, а сам он чудом не утоп в болоте и чуть не сорвался в пропасть, но это же было разнообразие. Если не сказать больше – целое приключение, о котором многие только мечтают. Порядком потрепавшее ему нервы-  безусловно, едва не ставшее причиной его гибели – так какое же приключение без риска? Нет, он даже доволен, что всё так вышло, и если что и печалило Константина – так это то, что графы узнали о его ненависти к своей работе и то, что Лаевскому удалось их провести. Последний факт, к слову, и стал причиной того, что юноша на следующий день после прибытия во дворец снова взялся топить камины. Константин хотел узнать, как отреагирует король на заговор герцога, и что предпримет сам Лаевский, когда узнает, что его план провалился. А выяснить это можно было лишь одним способом – вновь начать топить камины, попутно подслушивая и подсматривая, что делается и говорится вокруг. И Константин как никогда рьяно взялся за дело,  уверенный в том, что на сей раз удача ему улыбнётся. На первых порах, казалось, что он прав – весть о том, что случилось с наследником по пути в замок, мигом облетела Альвер, и дворец гудел, как встревоженный улей. Константину не приходилось даже особенно стараться – буквально на каждом шагу знать обсуждала историю с покушением, причём всякий раз Константин слышал всё новые и новые версии произошедшего. Но ни одна из них, к великому его неудовольствию, даже близко не лежала к правде. Начать с того, что мнение сплетников расходились даже в таком простом факте, как причина изменения пути. Чего только не напридумывали люди! «В темноте проводник не разглядел указателя», «Дорогу отрезали хищные звери, поэтому они свернули на опасный путь и поехали через Драконовы горы», «По  пути в замок у кареты наследника отвалилось колесо и они решили ехать через Драконовы горы, т.к. тот путь короче», и прочее, и прочее. Некоторые суеверные лица даже умудрились объяснить изменение курса приметами – мол, был подан знак и поэтому… Бред от начла до конца. Константин сначала смеялся, но чем  больше он узнавал, тем тошнее ему становилось. Потому что дальше история приобретала всё более фантастический вид, и даже те крохи правды, что уцелели, исказились до неузнаваемости и обросли таким слоем лжи, что не знай Константин истины, сам бы запутался.  Но если подобная чушь распространялась во дворце, где вероятность узнать правду наиболее высока, то что творилось за  его пределами Константин и думать не хотел, он только слышал от слуг, что по Альверу и всему королевству Коэр в рекордные сроки было напечатано и распродано колоссальное количество газет с заголовками вроде «Нападение на принца», «Чудесное спасение наследника». И как и сплетнях, ни в одной даже не пахло правдой. Всю суть пресса сводила к тому, что на принца было совершено нападение, и что он выжил только благодаря Милтону и Леману. Про Леонида лишь упоминалось вскользь, про Константина же – вовсе ни слова, будто его и не было. Что уж говорить про главного фигуранта, из-за которого заварилась вся каша – о Лаевском не написали ни строчки. О нём вообще не говорилось нигде – не в печати, ни на словах. К негодованию Константина, герцога даже не подозревали в  покушении, и подобная несправедливость настолько возмутила его пылкое сердце, что когда вечером его послали топить камин к Дику, он не сдержался.  Его даже присутствие молодых графов не остановило. Увидев в руках Дика одну из газетёнок с броским заголовком «Поездка, едва не оборвавшая династию», он с ходу спросил:
- Читаем прессу? И как тебе статейка?
- Занятная, - улыбнулся Дик и протянул ему номер. – Хотите почитать?
- Дик! – Константин аж побагровел от ярости. – Я не красоту слога  имею в виду, а  содержание!
- Так  я про него и говорю, - Дик был спокоен, как удав. Однако, заметив пышущий ненавистью взор Константина, он добавил, сворачивая газету: -  Этого можно было ожидать.
- Можно было ожидать?! – взорвался Константин. – Дик, здесь же ни слова правды! Ты только посмотри, о чём они пишут! Сплошная ложь, от начала до конца!
- А чего вы ожидали? Что они напишут, как всё было на самом деле? И про нападение у моста, и про то, как я вас спас от собак Бастарда, заодно упомянув про мою регенерацию, да? Или, быть может, вы хотели  найти в газетах чудесное описание нашего странствия через болото, а в довесок ко всему – содержание наших с вами разговоров? Нет, я, конечно, не сомневаюсь, что половина подданных королевства с упоением бы их прочитала, только вот каковы были бы последствия…
Ему всё смешно! Константин сердито громыхнул ведром с дровами, поставив его около камина.
- А как же Лаевский? – пробурчал он. – Пусть они сочиняют про наше спасение, хоть тома пусть пишут, но лгать про то, как мы во всё это вляпались… Дик, они даже словом про него не обмолвились! Они даже не думают на него! Вместо этого в газетах пишут всякую чушь про мистические знаки, про слепоту проводника и прочий бред. И во дворце говорят тоже самое! Никто про Лаевского слова худого не говорит, будто он здесь и не причём.
- Разумеется, не говорят, - подтвердил Дик, - а с чего им говорить? Им же правда не известна. Я вам даже больше скажу – никто не только не обвиняет герцога, его ещё и повысили. Вот, почитайте.
Дик бросил ему газету, где второй полосой, после заголовка о нападении на принца, тянулись чёрные крупные буквы: «В связи с чрезвычайной ситуацией, приказом его величества граф Нордок смещён с поста главного советника короля, а на его место назначен герцог Лаевский». Константин не поверил собственным очам. Он дважды прочёл фразу, и тупо выдохнул:
- Что? Назначен на пост советника? Дик, я не понял – твой отец, он что, до сих пор не в курсе, кто виновник случившегося?
- Отчего же, - ответил оборотень, - моему отцу всё известно.
- Известно? То есть ты хочешь сказать, что после того, как твой отец узнал, что тебя чуть не грохнул Лаевский, он, вместо того, чтобы снести ему голову, взял и назначил его на пост советника? Повысил в должности?! Слушай, а у него с мозгами всё в порядке, а?
Дик нахмурился. Он не любил, когда о его отца плохо отзывались, что до графов, то молодые люди, если прежде довольно терпеливо слушали всё, что нёс Константин, то теперь  их лица стали просто каменные.
- Ваше высочество, - как можно учтивее обратился Милтон к Дику, - мне показалось, или кто-то здесь позволяет себе слишком многое?.. 
- Ах ну да, конечно, - ядовито улыбнулся Константин, -  как же это меня так угораздило? Совсем забыл, что у некоторых слишком нежные ушки – им скажи чуть не так, и они уже зеленеют от злобы.
Теперь уже он задел не только Милтона. Вспыхнув, Леман вскочил с места, но Дик кивком запретил ему что-либо предпринимать. Граф уселся обратно, сверля Константина негодующим взглядом, а Константин насмешливо усмехнулся.
- Правильно, лучше сидите и ничего не делайте, как ваш славный Дик. Вы ж это только и умеете, как и он. Ты ведь, - обратился он к Дику, - так и не нашёл Роя, верно? Сколько месяцев ищешь? Два, три?
Константин мог говорить и дальше, но, понимая, что  лучше не искушать судьбу, свернул свою речь и занялся топкой камина. Первое столкновение с графами после приключений в горах и болоте, прошло успешно – он заткнул им рот, хотя, по правде сказать,  не ожидал такого бездействия. Ни Леман, ни Милтон не сказали ему ни слова, ни ему, ни Дику, а когда они смотрели на него, никакой злобы в их взглядах юноша не нашёл. Неудовольствие  - да, а злобы и ненависти не было, что его, конечно, задело. В ненависти не было ничего хорошего, однако её Константину легче было бы перенести, потому что злись на него графы и открыто выражай своё презрение к нему, ему самому проще было бы. Ведь там, в горах и болоте, ему на начало  казаться, что они – одинаковые. Может, одинаковые условия тому способствовали? Константин не знал. Может, это. Ведь там, в Драконовых горах  и на Мёртвом болоте, графы оказались оторваны от привычной им среды. Их не окружали слуги, знать, а сами они не жили не в роскошных дворцах или замках, и разъезжали не в каретах, сопровождаемые охраной, нет. Они лишились всего, и как и он, вынуждены были идти пешком, есть ту же самую скудную пищу, спать на голых камнях или липкой грязи, и вдобавок, общаться не с аристократией, а с ним, Константином. Дик не в счёт – Дик был, но он был один, а так графам приходилось  идти рядом с ним, Константином, слушать его речь – чего бы они прежде никогда бы не сделали. И вдобавок ко всему, даже греться у одного костра и разжигать этот самый костёр. Константин вспомнил – тогда, в первую ночь, настигшую их в горах, ведь не он разжёг огонь, а Милтон. Графы, они вели себя как обычные люди, и даже поступали как обычные люди, и Константину там, в Драконовых горах и Мёртвом болоте,  стало казаться, что между ними нет разницы. И что ещё немного и они… будут общаться на равных? Как друзья? Бред, конечно, но кто знает? Сейчас же Константин знал одно – всё это в прошлом. Графы оказались во дворце и всё снова стало на свои места, будто ничего ин е было. Он раб, они – богатые, знатные отпрыски.
Неизвестно, сколько бы юноша копался в сам в себе, и к чему бы это привело, если бы в этот же вечер во дворце не начались приготовления к какому-то необычайному торжеству. Причём, судя по тому, как Константина стали гонять, празднество обещало быть великолепным, просто невиданного размаха. Но вот чему оно посвящено, Константину удалось выяснить только на другой день, когда оно состоялось – взявшись чистить камин в одном из залов, он повстречал Леонида, который и рассказал, что происходит.
- Во дворце празднуют чудесное спасение принца и молодых графов, - пояснил евнух юноше, с любопытством наблюдающего за многочисленными гостями в смежном зале. – А так же все празднуют назначение герцога.
- Лаевского, - мрачно буркнул Константин, глядя в щель. – И Дик там, тоже празднует?
- Там все, - кивнул Леонид. – Его величество, принц, молодые графы, гости…
- А вот и сам Лаевский, - Константин с ненавистью уставился на герцога.
Окружённый знатью, надменный герцог на все пламенные речи, улыбки и поклоны, отвечал лишь едва заметным кивком, а на устах его красовалась едва заметная, насмешливая улыбка. Надменный, как всегда, Лаевский явно презирал всех, кто находился рядом, и в душе смеялся над дамами и господами, за что Константин возненавидел его ещё больше.
 - Только глянь на него, - прошипел он Леониду, - он же плевать на них всех хотел с большой колокольни, а они рады стараться, вьются около него, как мухи! В глаза заглядывают – не знать, а сборище шавок вокруг шакала. Смотреть противно!.. а это ещё кто? – вдруг нахмурился Константин, увидев ещё одну внушительную фигуру.
Симпатичный мужчина средних лет вошёл в зал, но странное дело – все хоть и выказывали ему явное уважение, только сторонились, будто он был заразный. Никто не спешил заговаривать с ним, даже приветствовать его предпочитали издалека, на расстоянии.
- Что-то я его не припомню, - нахмурив лоб, промолвил Константин, вглядываясь в прибывшего гостя. – Кто это?
- Это господин Сартр, лучший психиатр Коэра.
- Психиатр? – по лицу Константина пробежала улыбка. – Так вот оно что! Тогда понятно, почему от него все так шарахаются.
Леонид улыбнулся.
- Он отличный специалист в своей области, даже слишком, и люди не рискуют связываться с ним, опасаясь, что во время беседы Сартр может выведать у них то, чего не желали бы выдавать.
- Их мысли, - восхитился Константин. – Боятся, что раскусит их! Выведает правду! Слушай, а он, выходит, занятная птичка! Иметь такой талант – это ж здорово!
- Вот только поданные королевства так не считают, - засмеялся Леонид.
- Поэтому его никогда тут и не видно? – Константин тоже рассмеялся.
- Не только: безусловно, Сартра многие не желают видеть при дворе, однако король придерживается иного мнения. Насколько мне известно, он тесно общается с господином профессором, можно даже сказать, дружит с ним.
- Ну, этому я не удивлён, - фыркнул Константин, глядя, как Сартр представляется монарху, и усаживается подле него, о чём-то с ним беседуя. - Королю-то его точно нечего боятся. Он сам кому хочешь мозги свернёт!
Леонид улыбнулся и продолжил:
- Сартр всегда желанный гость во дворце, и  его величество всегда приглашает  господина профессора на любые торжества, однако у Сартра всегда  много дел в клинике. Он почти не покидает её стен, поэтому бывает при дворе чрезвычайно редко.
- Ко всеобщей радости, да? – усмехнулся Константин и тут же оторопел: – Погоди, а это что ещё? Никак он и с Диком здоровается?
К своему изумлению он увидел, что Дик, появившийся в зале, поприветствовав отца, обратился и к Сартру.  Руки Дик ему не подал, зато что-то сказал ему и кивнул – в ответ на его поклон и приветствие. В отличие от отца, оборотень задерживаться возле Сартра не стал. К нему присоединились молодые графы и в их сопровождении Дик перебрался на другой конец зала, а что было дальше, Константин и посмотрел бы, да Леонид велел отойти от двери. Юноша не стал спорить, зато утром не преминул расспросить оборотня, как прошло празднование.
- Как всегда – великолепно, - ответил Дик, - но главное не это. Важно другое: я нашёл Роя.
- Не может быть! – Константин не верил своим ушам.
Роя Дик искал и раньше, фактически безвыездно находясь во дворце (прогулки и охота не в  счёт), искал месяцами,  и всё напрасно, а тут на тебе – Рой нашёлся, едва оборотень вернулся во дворец!
- Как ты нашёл его так быстро?
- Очень просто: всего-навсего встретил нужного человека.
- Который всё тебе рассказал? – Константин восторженно смотрел на друга: ну и везёт же ему!
- Нет, - покачал головой Дик. – Он мне как раз ничего не рассказывал да и не собирался.
На лице Константина появилось озадаченное выражение.
- То есть? Ты говоришь, что встретил нужного человека, но если он тебе ничего не сказал и к тому же не собирался, то как ты узнал от него, где Рой?
- По запаху. Видите ли, Константин, у каждого человека есть свой индивидуальный запах. Рой – не исключение.  У него так же есть свой запах,  а запах одного человека, как известно, при контакте с другим человеком, (причем, не обязательно даже физическом контакте достаточно просто оказаться рядом), может передаваться. Одежда и кожа гостя, которого я встретил вчера вечером, сохранила на себе запах вашего друга. Отсюда я и сделал вывод, что Рой находится у него.
- Здорово! Так ты знаешь, где Рой! И где же он?
- В психиатрической клинике.


Глава 21
План спасения.

После того, как Константин оправился от шока, Леонид, по просьбе Дика,  рассказал ему о клинике Сартра. Услышанный ответ его не порадовал. Психиатрическая клиника Сартра считалась лучшим заведением во всём Коэре - туда помещали людей с самыми тяжелыми диагнозами и большинство из них если не выздоравливает окончательно, то, по крайней мере, у них намечаются улучшения. Но, поскольку клиника эта частная и очень дорогая, то поэтому отправиться туда на лечение может позволить себе не каждый. Кроме того, заметил Леонид, в этой клинике действуют жёсткие правила: посещёние больных разрешено только самым близкими родственниками, да и то на усмотрение самого Сартра. Есть ещё и другие правила, в целом все они сводятся к тому, что тот, кто помещает больного в его клинику, должен полностью  подчиняться установленным там правилам – только тогда Сартр готов принять человека на лечение и гарантирует положительный результат,  а если родственники хоть на шаг отходят от правил, Сартр отказывается продолжать лечение, и тут уж никакие деньги или связи не помогут.   Но не смотря на такие строгие правила, последние двадцать лет Сартр ни разу не отказал никому в продолжении лечения, поскольку больные, которые оказываются у него в клинике -  это  основном те, которых другие врачи называют неизлечимыми, и родственники помещают своих близких туда, перепробовав к этому времени уже все.  А перебывав  всё,  они пребывают в отчаянии и знают, что только Сартр может им помочь, а ради этого они готовы на соблюдения любых правил.
- В общем, - промолвил в заключении евнух, - что я могу вам сказать?
- Что нужно там бросить Роя? – взревел Константин. – В психушке?  Он же здоров!
 - Ну, я бы с этим поспорил, - сказал Леонид, очевидно, ещё не забывший, как Рой портил жизнь Дику.
- Леонид! – Константин свирепо уставился на евнуха. – Рой – здоров! Тебе бы это и Дик подтвердил, если бы был сейчас здесь!
- Но его нет, - заметил Леонид. – А значит…
- Он просто трус! Выяснил, что Рой в психушке, и скорей умыл руки!
Леонид нахмурился и довольно сухо сказал, что если бы принц действительно был трусом, то он, Леонид, здесь перед Константином сейчас не стоял. Потому что Дик не сообщил бы Константину даже того, где находится Рой, не говоря уж о том, чтобы посылать сюда его, Леонида, чтобы рассказать побольше  о месте заключения парня. Пристыженный, Константин вынужден был признать его правоту.
- Ладно, прости, я не хотел обидеть твоего Дика, - произнёс он.
Ноль внимания. Скрестив руки на груди, евнух равнодушно смотрел в окно.
- Леонид, - нетерпеливо позвал его Константин: ну что за упрямец! – Леонид, ну я же извинился, ну что ещё надо?
И тут до него дошло – он извинился перед Диком, но не перед евнухом. Приняв извинения в адрес своего молодого господина, Леонид оставался обижен сам, потому что своими словами Константин задел и его: в конце концов, Леонид же мог и не сообщать и не пояснять ничего Константину!
- Ну ладно тебе думаться, Леонид, - примирительно произнёс Константин. – Ну извини, ну я не хотел обидеть тебя. Ни тебя, ни Дика. Мир?
Евнух обернулся и юноша облегчённо вздохнул. Но тут же опомнился:
- Леонид, у нас времени в обрез! Рою там явно туго – его надо вытаскивать оттуда! Ведь его, надо понимать, оттуда просто так не выпустят?
-Нет, - согласился Леонид.
-Значит, нам нужно ему помочь, - решительно заявил юноша. – Только как? Может, ты посодействуешь? Точнее, даже не ты, а Дик: он же может помочь устроить ему побег, верно?
-Принц догадывался, что вы об этом попросите, - улыбнулся Леонид, - в виду чего он просил передать вам свой ответ.
-Он согласен, да? – обрадовался Константин.
-Нет.
-Но почему? Ты  же сам сказал, что они его оттуда не выпустят, значит, нужно нам его вытаскивать – неужели Дик этого не понимает? Роя нужно оттуда вытаскивать!
-Но не такими методами, - возразил Леонид. – Если принц поможет устроить ему побег, это может не понравится королю, поскольку, согласитесь, не затем он отдавал приказ сажать Роя в психушку, чтобы мы его оттуда вытаскивали. Но даже если король и не будет против его изволения, то участие принца в организации побега может наделать много шума, поскольку побег из клиники Сартра, из которой никому прежде не удавалось сбежать, вряд ли останется незамеченным прессой. Журналистам нужна сенсация, а лучшего способа, как выведать, кто же и каким образом сбежал из такого учреждения, просто не придумать. Они начнут распутывать клубок и ниточка рано или поздно может привести к его высочеству. А принцу это,  как вы понимаете, совсем не нужно. Да и вашему Рою тоже, ведь журналисты наверняка заинтересуются личностью беглеца, и я не думаю, что Рою будет приятно, если достоянием общественности станет факт его лечения в клинике для душевнобольных.
-Ну так об этом-то будут знать только у вас, в Коэре, - пожал плечами Константин, - а в нашем мире никто и не узнает, что Рой был там.
-Да, только вы забываете, что Коэр – не изолированное королевство. Многие коэрцы ездят в ваш мир на работу, погостить к родственникам и друзьям, просто путешествуют. Вы просто не знаете об этом. Вас окружают люди, но кто они – подданные Коэра или ничего не знающие о нём – вам ведь неизвестно? И где гарантия, что среди знакомых Роя не найдутся  подданные Коэра? И где гарантия, что эти друзья, узнав, где находился Рой, не станут потом отравлять ему жизнь, отказывая, например, ему в должности, или ненароком в разговоре намекая на его пребывание в клинике…
-Честно говоря, я об этом не подумал, - растерянно признался Константин.
Леонид мягко улыбнулся: он гордился тем, что Дик предусмотрел такие важные моменты, проявив достойную своего сана и возраста благоразумие и смекалку. Потому что всё то, что Леонид сейчас передал от имени его высочества, звучало более чем разумно, и Леонид в очередной раз порадовался и даже капельку погордился тому, что состоит на службе оборотня.
-Вот, - кивнул он, – а следовало бы. Как следует подумать и ещё об одной причине, по которой принц не может принять личное участие в организации побега Роя: сам профессор Сартр. Как вы уже поняли, наверное, у него и его заведения отличная репутация, и хоть в данном случае Сартр является одним из главных лиц, кто удерживает Роя в психушке,  его высочество не желает, чтобы какой-то побег испортил его реноме.  Принц просил вас не забывать, что он такой же человек, как и мы с вами, и что он всего лишь выполняет волю короля и свою работу.
-Принц? Так значит, все эти рассуждения про побег, про Сартра – принадлежат Дику? – воскликнул, улыбаясь,  изумленный Константин. 
Леонид не без удовольствия согласно кивнул.
-Знаешь что? Тогда передай ему, что он – просто святой! -  рассмеялся Константин. – Не, ну уж чего-чего, а такого… догадаться, что я предположу побег, и отказать, так красивенько его аргументировав, да ещё в конце пожалеть репутацию какого-то профессора… о! стой-ка, - вдруг остановил сам себя юноша. – Если он так замечательно по полочкам все разложил, так может, он ещё и предложил нам альтернативный вариант? Леонид, он тебе не просил нам передать что-нибудь ещё? Нет?
-Просил, - снова улыбнулся евнух. – Принц попросил передать, что в ваших же интересах будет  действовать легальным способом, который не вызовет ни подозрений, ни нареканий, и который точно не привлечет к себе внимание. Роя обвиняют ведь в чём? В агрессии, в речевом и двигательном возбуждении, значит, ваша задача свидеться с ним и уговорить его вести себя примерно и не выказывать этих признаков, а ещё лучше – раскаяться в содеянном, поскольку агрессия и возбуждение, как вы, наверное, понимаете – лишь верхушка айсберга. Король посадил его туда за то, что он причинил зло принцу, поэтому ваша задача заключается в следующем: во-первых, вы добиваетесь свидания с Роем. А во-вторых, вы просите его взять свои слова обратно, извиниться пред  королём и принцем. Я думаю, - напоследок добавил от себя Леонид, - что  как только он это сделает, его сразу отпустят.
-План гениальный, - ухмыльнулся Константин, - но есть одна проблемка: как я смогу убедить его взять свои слова обратно, если мне не попасть к нему?  Я же служу при дворце, меня отсюда не выпускают, да и потом, я же не родственник Рою. А в клинику, как я понял, пускают ведь только близких родственников?
-Да, здесь будет сложнее, - согласился Леонид.
Задумался, а потом спросил:
-А у Роя что, совсем нет никаких близких родственников? Ни отца, ни матери…
-Ни брата и не сестры, - ответил Константин. – Даже двоюродных и троюродных, и дядюшек-тётушек тоже нет.
-Что, совсем?
-Совсем. Мы ж почему с ним ещё и дружили с Дэном, что один он, а значит, случишь что – и заступится некому будет, не поможет ему никто, погибнет ни за грош, что с его-то характером не удивительно. Сам вон, видишь, куда он его завёл.
-Вижу… да, плохо, что родственников у него нет – через родственников было бы проще… хотя…. Хотя нет, это, может, и к лучшему, что у него никого, кроме вас, нет.
-Это почему же?
-А потому, что родственники ещё неизвестно, согласились бы или нет в это впутываться, а так их нет и остаетесь вы, которые желаете ему помочь, и думаю, если немного посуетится, можно будет легко доказать, что кроме вас у Роя никого нет и тогда вас обязательно должны будут к нему допустить. Как единственных заинтересованных в его судьбе лиц.
Константин расплылся в улыбке.
-Леонид, я знаю: на этой земле точно два гения есть. Первый – это ты, а второй – это Дик.
- Значит, поняли, что нужно делать? – уточнил он на всякий случай.
-Собирать бумажки об отсутствии родственников, а затем с ними ехать в клинику и доказать свое право на свидание с Роем, - сказал Константин.
- Верно.
Константин усмехнулся, а потом задумчиво прибавил:
- Бедняга Рой… угодить в психушку! Интересно, каково ему там?..


Глава 22.
Пленник.

Рой отъехал от бунгало всего на каких-то пять километров, как вдруг из-за поворота выскочило что-то большое и коричневое. Страшно выругавшись, Рой ударил по тормозам и остановился в сантиметре от кареты. Ну да, большое и коричневое, преградившее ему дорогу, оказалось ничем иным, как каретой, запряженной четверкой гнедых лошадей. Из кареты вышли двое, прилично одетые, они направились прямо к джипу Роя.
-Коробку свою убрали, и живо, пока я ее в щепки не разнес! – рявкнул им Рой под воинственный аккомпанемент рева мотора. 
Но те даже не пошевелились и подошли вплотную к дверям его джипа.
-Роб Рой? – поинтересовался один из мужчин.
-Ну я это и что? – с развязною улыбкой сказал Рой, и не успел он и глазом моргнуть, как второй мужчина отварил дверь его машины, а первый схватил его за грудки и выдернул наружу. Мгновение – и его повалили на землю, заломили руки за спину, опутали их в веревкой, втащили в карету и швырнули на сиденье.
-Гони! – коротко распорядился один из похитителей, впрыгивая следом. Дверца кареты захлопнулась и карета покатила.
Разъяренный, ничего не понимающий Рой, продолжая вырываться, дико оглядывался по сторонам, но из-за плотно занавешенных  дверных оконцев, в карете было темно, и Рой различил лишь темные силуэты крупных мужчин. А потом прекратил различать что-либо вообще – один из них, сидящий на переднем сиденье, наклонился и завязал ему глаза чёрным платком, а затем вставил в рот кляп. Ещё несколько минут ослепленный, лишенный возможности звать на помощь, связанный по ругам и ногам, Рой пытался освободиться, но  вскоре выбился из сил и утихомирился.
Он не знал, сколько продолжалась эта тряска в карете, но должно быть, прошло более часа, прежде чем карета остановилась. Все ещё не имеющий возможности видеть, Рой услышал, как карете подбежал какой-то человек, а потом  почувствовал, как один из его похитителей ножом разрезал веревки, связывающие ему ноги, и выпрыгнув из кареты сам, потащил его за собой. Ступив ногами на землю, Рой услышал, как похититель, держащий его за руку, негромко сказал что-то кому-то на незнакомом ему языке, после чего Рой почувствовал, как похититель его отпустил, и передал других людям, которые  подхватили под мышки и куда-то поволокли. Едва поспевая за новыми похитителями, Рой слышал, как щелкнул кнут, и как загремели колеса уезжавшей прочь кареты. Неожиданно его ноги уперлись в какие-то ступени. Судя по всему, его ввели в какое-то здание, гадая – какое, он поднялся по лестнице, затем похитители свернули влево и наконец, вытащили у него изо рта кляп.
-Куда вы меня тащите? – тут же заорал Рой. – Отпустите меня! Немедленно, идиоты! Пустите меня! Кому говорю, ублюдки, пустите!
Но похитители и не думали его отпускать и вопящего, матерящегося, упирающегося, увлекали в глубь коридора, а где вскоре  свернули вправо. Чьи-то ловкие пальцы сняли ему с глаз повязку. Грязно выругавшись, Рой из последних сил рванулся вперед, но похитители не стали удерживать его и он, не ожидающий этого, потерял равновесие и рухнул возле стульев, но тут же забился, пытаясь встать и одновременно вырваться из своих пут, как вдруг в единственную в этом помещёнии дверь, через которую его только что сюда втолкнули, вошли двое мужчин.
Одно из них Рой узнал сразу, хоть и не видел его никогда: король. Он был очень похож на своего сына – ненавистного Рою оборотня, Дика. Тот же серьёзный взор, хотя и более коварный,  богато одет. Зато  второй был ему не знаком. Это был мужчина, судя по всему – ровесник короля, только почему-то на нём был надет белый халат.
-Вот тот молодой человек, о котором я вам говорил, Поль, - повелительно-ласково произнес король.
Мужчина, одетый в белый халат, взглянул на Роя и лучезарно улыбнулся.
-Ах, этот…
-Да, этот, - ненавистно прошипел Рой, - не ошиблись!
И, злобно вперившись в короля взглядом, он ядовито заговорил:
-Ну, что уставился на меня, урод? Думаешь, не узнал? Как бы не так – ты ж отец Дика будешь, верно?  А я тут потому, что разделаться ты со мной вздумал? Только при Андерсене ты со мной разбираться не стал, кишка тонка, решил втихую меня изловить, когда от дома отъеду? И что же ты намерен со мной сделать?  Прикажешь убить? Пытать? О, нет, я знаю, что – сыночка на меня своего натравишь, да? Угадал?
Он злобно рассмеялся и сказал мужчине в халате:
-Что вы на меня так смотрите? Сыночек-то его – оборотень, не знали разве? О, нет, конечно, не знали, в вашем поганом королевстве, небось, кроме их двоих никто и не в курсе, что сыночек у папаши – оборотень! Ну да ничего, от неведения я ваших людишек скоро избавлю, мне бы только выбраться, а уж там я молчать не стану, я им все расскажу. И про то, что сыночек их короля в полнолуние шерстью обрастает, и про то, какой он опасный у них, и про так, как притворяется здорово, святого из себя изображая. Да, и обязательно, просто непременно я им поведаю, как его сыночек, который в прошлом году якобы на вилле отдыха, рабом у Далтонов служил! Вот потеха-то будет, когда ваша пресса пронюхает, что принц в шкуре раба побывал! Жаль только, - желчно усмехнулся он, - что рабом не долго побыл, не успел я его с парнями отделать, а то знаете ли, так классно была на нем отрываться. Ну да ничего, мы и это наверстаем, этот выродок у меня ещё попляшет, но сначала… сначала у меня получишь ты, тварь!
И он злобно расхохотавшись, он ринулся было на короля, но был схвачен двумя верзилами. Рой забился у них в руках.
-Пустите, сволочи! Уроды! Что б вам всех передохнуть, пустите! Я убью этого недоноска!
Отчаянно вырываясь из рук двоих громил, он увидел, как по губам короля скользнула усмешка. 
-Как видите, Поль, - заговорил он, улыбаясь ему, но обращаясь при этом к своему спутнику, - молодой человек не в себе:  грозится меня убить, убить моего сына, несёт какой-то бред о том, что наследник престола оборотень, он проявляет агрессию, пытаясь нас с вами атаковать… такие люди представляют опасность для общества.
-Разумеется, - тоже глядя на него, и так же улыбаясь, понимающе кивнул мужчина в халате, - я всё понимаю, ваше величество. Не беспокойтесь, мы излечим его от этого.
Роя окатил холодный пот.
-Излечите? От чего?.. чёрт побери, где я нахожусь?
Он глянул на спутника короля – на мужчине был одет белый халат, как у врача, на стенах кабинета – многочисленные грамоты с эмблемами из змеи, обвивающей кубок – медицинский символ!
-В частной психиатрической клинике, молодой человек, - лучезарно улыбнулся спутник короля.
-Что?! В психиатрической клинике? Психушке?!
Он пришел в ужас, но ужас его лишь утроился, когда  он заметил, что двое громил, держащих его за руки, являются санитарами, а к нему самому приближается медсестра, держащая в руках шприц, наполненный каким-то лекарством.
-Нет! – затравленно вскрикнул он, дико пялясь на зловещё поблескивающую каплю на кончике иглы. – Пустите! Пустите, уроды! Нет! Нетаааааа…
Чувствуя, что его охватывает какая-то сонливость, но  все ещё продолжая биться в руках санитаров, Рой увидел, как мелькнула в проходе спина уходящего короля, и как улыбнулся ему мужчина  в халате. После этого он потерял сознание.
Когда же он очнулся, то  первым делом заметил, что стены изменились. Их уже не украшали ни грамоты в изящных рамках, да и сам он почему-то лежал горизонтально и на чем-то мягком. Вспомнив, что предшествовало его потере сознания, Рой тотчас вскочил и сразу почувствовал какую-то необычайную лёгкость в одежде. Удивлённый, глянул на себя и едва не разразился проклятьями – вся его одежда и обувь пропала, вместо этого на нем были надеты какие-то штаны светло-синего цвета и такая же светло-синяя рубашка с длинными рукавами, без пуговиц. Вместе с одеждой и обувью, пропали так же и все его личные вещи – паспорт, деньги, часы, исчез даже перстень с пальца. Окончательно рассвирепев, Рой живо огляделся. Он находился в какой-то небольшой комнате без окон, чьи стены и пол были выкрашены в голубоватый, почти белый цвет, а из всей мебели здесь была только кровать, с которой он только что встал, да ещё стол и табуретка. Значит, его все-таки засадили в психушку! Рой бросился к двери, которой, как выяснилось, не оказалось ручки, зато было крохотное квадратное оконце на уровне глаз. Рой неистово замолотил по двери кулаками.
-Уроды! Немедленно откройте дверь! Выпустите меня! Откройте! Откройте!..
Молотьба по двери результата не дала, поэтому Рой несколько раз двинул кулаком в стекло оконца, но только ушиб костяшки пальцев. Стекло было непробиваемым. Рассвирепев, Рой разбежался и ударил в дверь плечом, в надежде высадить её, но снова ничего не вышло. Сделав ещё несколько бесплодных попыток снести дверь, Рой, выбившись из сил, со злостью пнул проклятую преграду и съехал на пол. Но тут же вскочил. Он не будет, как собака, сидеть под дверью! Только куда пойти? Каждый сантиметр в этой чертовой комнате был ему ненавистен. Рой со злобой прошелся по свой тюрьме, постоял в одном углу, в другом, пошел дальше и споткнулся об что-то. Табуретка. Она же низенькая была, вот он ее и не приметил. В долю секунды Рой наклонился и с яростью запустил ею в дверь. К его разочарованию, табуретка не проломила преграды, и даже не разлетелась на мелкие щепы сама. Плюнув на нее, Рой немедленно переключился на следующий объект, попавшийся ему на глаза – стол. Рой изучил его со всех сторон, в надежде, что найдет в нем ящики, их не оказалось.  В угрюмом разочаровании  Рой плюхнулся на кровать, как вдруг снаружи  раздались шаги, а потом дверь распахнулась и в комнату зашли двое санитаров – здоровенные мужики в белых футболках, таких же белых штанах, белых туфлях и с постными бритыми рожами. Следом за ними вошел ещё один, только не санитар, а недавний спутник короля, доктор в белом халате. Первое, что бросилось доктору в глаза, а вернее сказать, в ноги, была, конечно же, только что отброшенная Роем табуретка. Очевидно догадавшись, что она делает возле прохода, да ещё задрав все четыре ноги, доктор едва заметно усмехнулся, после чего перевернул табурет, уселся на него.
-Ну что, молодой человек, будем знакомиться? – приятно улыбнулся он Рою. – Я профессор Сартр, а вас как величать?
-Козлом отпущения, не видно, что ли? – рыкнул с кровати Рой. – Что, не нашли ничего лучше, как упрятать меня в психушку? И что теперь? Заставите расплатиться за всё, что я сыночку короля сделал? Мозг выносить будете? Да вас самих сейчас отсюда выносить будут! Вперёд ногами!
С этими словами Рой спрыгнул с постели и ринулся на профессора, однако санитары не дремали. Минута неравной борьбы и Роя  прижали к полу так, что он даже шевельнуться не смог: один из санитаров держал его за ноги, другой – за руки.
-Ну что ж вы так, молодой человек? Я вам, кажется, ничего плохого не сделал, только спросил, как вас зовут, а вы уже с кулаками полезли. Нехорошо, нехорошо, - неодобрительно поцокал языком профессор, а потом бросил на Роя лукавый взгляд. – Ну что, попробуем ещё раз? Так как вас зовут?
Поняв, что этот гад не отвяжется, пока не услышит ответ, Рой процедил как можно неприязненнее:
-Рой. Ну что, довольны? А тебе прикажите вашим кретинам отпустить меня!
Профессор поднялся с табуретки.
-Отпустите его, - распорядился он и санитары отошли.
Рой тут же вскочил на ноги.
-А теперь я требую, чтобы вы немедленно выпустили меня отсюда! Но сначала – чтобы мне отдали мою одежду! Я не собираюсь ходить в ваших тряпках! А то вырядили в какую-то пижаму, да ещё обчистили всего, так что ни часов, ни денег – ничего не оставили! Да кто вам дал право трогать мои вещи?! Или это у вас такой бизнес, дополнительный доход – всех, кто к вам сюда попадает, обчищать до нитки?
-Ну что вы, - примирительно сказал профессор, - никто здесь и не думает присваивать ваше имущество. Его у вас просто забрали на время вашего лечения, но могу вас уверить, что при выходе вы получите свои вещи в целости и сохранности.
-На время лечения? – свирепо повторил Рой. – Да я не собираюсь оставаться у вас здесь ни секунды! Лечить они меня здесь собрались! От чего, если я здоров, как бык? Где вы видите признаки болезни? 
-Помилуйте, налицо двигательная и речевая возбудимость, а тут ещё агрессия, выраженная в виде вашего недавнего нападения на меня …
-А что мне ещё оставалось делать, если меня насильно скрутили, притащили в вашу психушку и заперли на ключ? – воскликнул Рой. – Да тут поневоле на всех кидаться начнешь!
-А прежде вас тоже кто-то запирал? – сразу же поинтересовался профессор. – Если я не ошибаюсь, ваши нападки на людей случались и раньше?
 -Ах вот вы куда клоните, - злобно ухмыльнулся Рой. – Сыночек короля вам все покою не дает? Ну да, тиранил я его….
-И угрожали, - добавил профессор, - и его величеству угрожали, а в здравом уме, согласитесь,  этого никто не стал бы делать.
-Вас послушать, так я и впрямь сумасшедший, -  мрачно усмехнулся Рой. – Что, решили всё-таки меня здесь сгноить, убедив при этом, что я тяжело болен? Ну-ну! Только учтите, что вам это так  с рук не сойдет! У меня очень влиятельные друзья, они хватятся и будут меня искать, а когда найдут – разнесут вашу контору в щепки! А что до меня, то знайте: я на ваши трюки не поддамся и здорового вы с ума не сведете! Я вас сам скорее в могилу сведу! Попробуйте только меня здесь оставить – я вас всех голыми руками передушу!.. Да я сам скорее сдохну, чем вам сдамся! Я покончу с собой, я есть откажусь!
-О, в этом я сомневаюсь, - улыбнулся профессор. – В нашей клинике отличная кухня, так что я не думаю, что вам захочется уморить себя голодом.
-А я всё-таки сделаю это! – злобно пообещал Рой.
-Ну что я могу вам на это сказать? – сказал на это неунывающий профессор. – Не хотите есть – не надо, только кормление через зонд ещё никто не отменял.
-Сволочь! – рыкнул Рой.
-Всего хорошего.
-А вам всего плохого! – рявкнул Рой, бросаясь на уходящего профессора и вновь оказываясь во власти санитаров. – Что б ты сдох, гад!
Дав профессору спокойно уйти, санитары отпустили его и сами ушли. Дверь захлопнулась, щелкнул замок.
-Уроды, - злобно прошипел Рой.
Он проиграл первый бой, но второй будет точно за ним: Рой решил, что убьет первого, кто сунется к нему. Приложит табуреткой, огрев вошедшего по голове, и сбежит. На первый взгляд, план его был прост и легок в исполнении, однако вскоре выяснилось, что караулить дверь с табуреткой в руках – занятие скучное и утомительное. Тогда Рой поставил табуретку на пол и уселся на нее, в ожидании жертвы: он был уверен, что услышит шаги, и успеет вскочить. Однако время шло, никто не приходил и разочарованный Рой побрел к кровати, как вдруг услышал щелчок. Обернувшись, он увидел медсестру в сопровождении двух санитаров. Медсестра держала в руках поднос с едой.
-Доброе утро, - тем участливым голосом, с которым обращаются обычно к душевнобольным, произнесла медсестра. – Меня зовут Маргарита, я принесла вам завтрак.
Рой ей не ответил. Отойдя в угол, он хмуро наблюдал, как медсестра приблизилась к его столе и поставила на нее поднос. Если это был завтрак, то значит, сейчас уже утро. А у него крошки во рту не было со вчерашнего дня. Голод и любопытство перебороли отвращение и ненависть к персоналу этой тюрьмы. Рой неохотно подошел к столу и взглянул на принесенную пищу. Овсяная каша, чай, вода и сладкие булочки. Все это выглядело весьма аппетитно и издавало чудесный аромат. Сглотнув слюну, Рой подозрительно покосился на санитаров с медсестрой, а затем приставил к столу табурет, уселся и в мгновенье ока ополовинил обе тарелки и чашку с чаем. За время завтрака он даже повеселел – насыщение и общество приятной медсестры все-таки сглаживало неприглядную обстановку этой тюрьмы. Жаль только, отметил про себя Рой, что девка не носит никаких украшений – агатовые сережки и какой-нибудь макияж ей бы точно не помешали. Размышляя таким образом, он закончил есть,  встал и вдруг разглядел в руках у медсестры  мензурку с какими-то пилюлями.
-А это ещё что? – сердито спросил он. 
-Доктор Сартр прописал вам лекарство, - тотчас ответила медсестра. – Вы должны принять это лекарство  после еды.
-Какие ещё лекарства? – возмутился он. – Не буду я ничего пить! Ему надо – он пусть и жрёт свои таблетки! 
Подскочив к девушке, он понизил голос и заговорщицки зашептал:
-Послушайте, произошла чудовищная ошибка! Я не псих и ни чем не болен, меня нарочно сюда засадили, поэтому я прошу вас мне помочь.  Вытащите меня отсюда, отзовите тех двоих и дайте мне уйти, а за свое место не беспокойтесь, я  обещаю, что не останусь в долгу. У меня влиятельные друзья и куча денег на счету, так что  я смогу вас устроить потом в любое другое место…. Ну что? Вы поможете мне?
-Конечно, - ласково сказала медсестра и Рой засиял, - вам здесь обязательно помогут. Примите лекарство.
Ликование схлынуло с Роя, его лицо исказила гримаса ненависти.
-И ты с ними заодно, ведьма?!
-Я всего лишь выполняю указания врача, - спокойно возразила медсестра. – Не нервничайте, примите лекарство. 
-Да не нужны мне ваши лекарства! – бешено заорал Рой. – Я здоров, вы что, не видите?
Медсестра, очевидно, не видела, она продолжала ждать, когда он примет лекарство. Это ожидание окончательно вывело его из себя. Схватив с подноса ложку, он сжал ее в кулаке подобно кинжалу и кинулся на медсестру. Та отскочила, зато подлетели два санитара. Завязалась неравная борьба, в ходе которой ему ввели какое-то лекарство, после которого он уснул. Зато когда проснулся, он повторил свой подвиг, для чего сначала изобразил покорство: он позволил медсестре войти в сопровождении своих телохранителей, любезно ей улыбнулся и как можно сердечнее поблагодарил за принесенный обед, съел его и только после этого попытался ее придушить. Но как и в прошлый раз, потерпел неудачу. Рослые санитары оторвали его от девушки, а ему самому снова ввели какую-то дрянь, от которой он потерял сознание. Однако ещё одно поражение никоем образом не повлияло на его горячее желание сбежать из своей тюрьмы и этим же вечером все повторилось с той лишь разницей, что теперь он не дал персоналу даже войти и сразу накинулся на санитаров. Впрочем, как только его обездвижили, он запросил прощения, заявив о своем раскаянии и пообещав больше так не делать. После чего самым ангельским голоском попросил его отпустить и накормить, что было исполнено. Но, как можно уже догадаться, обещания своего он, конечно же, не сдержал и последующие два дня оказались похожи на этот как две капли воды. Он снова пытался сбежать, когда к нему входили, и умолял о прощении, когда видел, что терпит афронт. А потом все повторялось. И конечно же, при всех этих повторах он ни разу не принял таблетки. В виду всех этих факторов Рой к утру третьего дня открыто праздновал победу – он был уверен, что если так и пойдет и дальше, то он либо сбежит, либо его тюремщикам надоест возится с ним, подвергаясь как минимум по три раза на день нападениям, и в конце концов они его отпустят. Поэтому, устроив вечером ещё одну попытку побега и благополучно ее провалив, Рой ничуть не отчаялся и с самым довольным видом завалился на кровать. Но едва он это сделал, как к нему зашли. Гостем оказался сам  профессор Сартр.
-Добрый вечер, молодой человек, - улыбаясь, приветливо сказал он. Очевидно, улыбка и приветливый, неунывающий голос не покидали доктора никогда, и этот его чертов оптимизм начал Роя уже бесить.
-Это для вас он  добрый, - злобно уточнил он, - а я тут третий день торчу и никакой радости от этого не испытываю! Зачем явились?
-Узнать о  вашем самочувствии.
С каким неподдельным участием он это сказал, ну просто сама любезность! Рой почувствовал, что его скоро тошнить будет от этой любезности. Вот уж действительно, мастер притворятся!
-Оно ужасное, но знаете, дело живо примет иной оборот, как только вы меня отсюда выпустите! Кстати, а вы когда это собираетесь сделать? Или что же, будете ждать, пока я сам не уйду, предварительно задушив кого-нибудь из вашей охраны? Я ведь обязательно до них доберусь, проломлю им башку или придушу – это лишь вопрос времени. Не боитесь этого?
-Нет, - улыбнулся профессор, - в моей клинике мне приходится иметь дело с разными пациентами, среди некоторых встречаются и буйные, так что ваши нападения на персонал здесь никого не удивляют и не пугают. 
-Да что вы? – злобно буркнул Рой, задетый тем, что ему не удалось сбить улыбку с рожи проклятого доктора. – А чем же тогда вас можно напугать?
-Тем, что мои подопечные не принимают назначенное им лекарство. Мне сообщили, что вы отказываетесь это делать.
-И будьте уверены, буду отказываться и дальше! – рявкнул Рой, приходя в ярость от одной мысли, что его снова желают напичкать каким-то таблетками.
-В таком случае мне придется заставить вас сделать это.
-Интересно, каким же образом? – насмешливо спросил Рой. – Будете разжимать мне рот и силой заталкивать в глотку?
-Нет, введем вам лекарство внутримышечно, - ответил профессор и отошел в сторону, пропуская медсестру со шприцем в руках.
Увидев шприц, Рой побледнел и вскочил на постели, а профессор мягко улыбнулся.
-Все ещё упорствуете? – заботливо поинтересовался он.
-Вы не посмеете! – дико вскрикнул Рой. – Вы… вы не имеете права!
А профессор  кивнул санитарами. Однако Рой не собирался им просто так сдаваться. Спрыгнув с кровати, он с воплем бросился к дверям, в надежде проскользнуть мимо, но был перехвачен, а затем укушен иглой. Рой взвыл, словно его прижгли каленым железом.  Мешая стон со слезами, уже не удерживаемый проклятыми санитарами, он забился в угол комнаты.
-Не нервничайте, - услышал он успокоительный голос профессора, - всё будет хорошо, вот увидите.  Вам скоро полегчает.
И ведь не обманул, гад. По прошествии какого-то времени ему действительно стало легче, а все потому, что возбуждение как-то необычайно быстро улеглось. Его дыхание выровнялось, сердце перестало учащенно биться, он перестал ощущать дрожь в руках и во всем теле. Рой вытер слезы со щёк, забрался на кровать и закрыл глаза, чтобы поскорее уснуть и забыть неприятный инцидент. Он был уверен, что проклятый врач ещё своё получит, он отомстит им за этот укол, за всё отомстит, отомстит и сам убежит, только как – вот в чем вопрос… с этой мыслью Рой и уснул.


Глава 23.
Ошибка оборотня.

План по спасению Роя казался проще некуда. Казалось бы, чего сложного в поиске бумаг, подтверждающих, что у парня нет родственников, и последующая передача собранной информации в клинику Сартра. Оказывается, сложность есть и не одна.
Во-первых, у Константина в распоряжении имелось лишь два выходных дня в этом году, и хотя юноша не сомневался, что в Альвере сбор справок отнимает куда меньше времени, он понимал, что за два дня ему всё равно все бумаги не получить. Хотя бы потому, что Рой не является подданным королевства.
А во-вторых, и это всего больше волновало Константина, каким образом передавать бумаги в клинику? По почте? Можно, но вообще-то, в таких случаях лучше всего отнести всё самому – надёжнее. И Константин с радостью бы снёс, но только – в любое другое заведение. В военкомат, вуз, клуб рыболовов, поликлинику – куда угодно, но не в психушку! Что и говорить, побаивался юноша этого учреждения. И не только потому, что оказался наслышан от Леонида о возглавляющем клинику психиатре Сартре, но ещё и потому, что он боялся, что и его может постигнуть участь несчастного Роя. Ведь если король, рассуждал Константин, смог упрятать в психушку Роя, то что ему помешает тоже самое проделать с ним? Что, если войдя в клинику, Константина оттуда уже не выпустят? Леонид, правда, уверял, что король вряд ли так поступит, но кто ж его знает! Константин уже достаточно натерпелся от монарха, он беседовал с ним и понял, что повелитель Коэра способен на всё. От него что угодно можно ждать и юноша, изначально с радостью воспринявший план Дика, наотрез отказался его исполнять. Нет, он по-прежнему желал освободить Роя и находил, что предложенный Диком вариант идеален, но Константин не хотел становиться исполнителем, только и всего.   Однако, если он не согласен, то кто же тогда будет собирать бумаги и отнесёт их Сартру? Когда Дик и Леонид спросили об этом Константина, то он, не задумываясь, брякнул первый ответ, который пришёл ему в голову – Леонид.  Мол, евнух запросто справится с такой задачей, но Леонид отказался. Он же не друг Рою и потом, у него полно дел во дворце. Дик тоже отпадал. Кто оставался?
- Андерсен! – воскликнул Константин и весь засветился от восторга.
Ну конечно, как он мог про него забыть! Андерсен, мужчина средних лет, он был дружен и с ним, и умершим Дэнниелом, и с Роем, и с Диком и даже с Леонидом. Добродушный, он всегда готов был придти на выручку любому, и он, конечно же, не откажется помочь Рою. Для того, чтобы не лишать Константина своих выходных, Дик поручил Леониду отыскать Андерсена и позвать его во дворец, чтобы лично переговорить с ним и выяснить, согласен ли Андерсен на их предложение.
-Только вот что, Леонид, - перед тем, как евнух отправился выполнять приказанье, добавил оборотень, - постарайся выбрать время, которое устроило бы не только его и меня, но и Константина.
Леонид согласно кивнул.
-Здорово! –  обрадовано воскликнул Константин. – Наконец-то увижу старого друга… хотя погоди, - вдруг, задумавшись, добавил он.
-Что-то не так? – заинтересовался оборотень.
-Нет, хотя да… слушай, мне нельзя тут переодеться где-нибудь? Ну, на время встречи?
-Вы же знаете, что нет, Константин. А что?
-Да ничего, - быстро ответил топильщик каминов, краснея при этом. – Я так спросил.
Однако оборотня не устроил такой ответ.
-В чём дело, Константин? – проницательно глядя на друга, спросил Дик.
Константин ничего не ответил, только смутился ещё сильнее. Оборотень улыбнулся.
-Кажется, я понял, в чём дело.  Вы хотите сменить одежду, потому что боитесь, что увидев вас в этой форме, Андерсен поймёт, что вы стали рабом?
Константин вновь покраснел, а затем выдавил из себя улыбку.
-Ну нечего на меня так смотреть! По-твоему, я должен гордится своим новым социальным статусом? Дик, блин! Мне и так паршиво, а тут ещё он… как представлю его физиономию, когда он меня увидит, да ещё в этой уродской робе…
-А если ещё и Харрисон узнает, - широко улыбнулся оборотень.
-Дик!..
-Не беспокойтесь, Константин, - засмеялся принц, - я всё понял. Я ничего не скажу Андерсену про вашу новую должность и социальный статус, и Грегу тоже. А что касается вашей встречи, то здесь, к сожалению, выбор невелик: либо вы встречаетесь с ним в этой форме, либо не встречаетесь вовсе, поскольку правила для топильщиков каминов едины для всех и вы не исключение. Вам нельзя носить другую одежду, даже на такой короткий срок.
Констант тяжело вздохнул.
-Понимаю, тяжёлый выбор, - произнёс оборотень.
-Ещё бы! Я его сто лет не видел, а кроме него с кем мне ещё поболтать? С тобой не всегда удаётся, с Лёнчиком – подавно, и… ну где справедливость, а?
-Так вы идёте на встречу?
-Нет. Дик, ну правда, я бы хотел, но…
-Я понимаю. Хотите, чтобы я ему что-нибудь передал?
-Кусочек угля. Или нет, лучше полено.
Дик засмеялся. Константин тоже.
-Передай ему привет, Дик.


Дик передал, как и просил Константин, привет Андерсену, ни словом не обмолвившись при этом о том, что друг стал рабом. О причине же задержки юноши во дворце оборотень ответил:
-Мой отец устроил его здесь на работу, Андерсен, и Константин принял его предложение.
О том, что Константин попросту не мог не принять его, Дик тактично умолчал. И о том, что за свою работу Константин  не получает ни монетки – тоже. А на соответствующий вопрос Андерсена сказал:
-Для должности, в которой он состоит, более высокой оплаты и не придумать, Андерсен.
И действительно, для раба трудно придумать более высокой оплаты, чем его собственная сохранённая жизнь, а так же кров и пища, которую он получает.
Благодаря такой находчивости Андерсен остался доволен ответом оборотня, и Константин – тоже. Порадовало его и то, что Андерсен согласился помочь в освобождении Роя. В течение нескольких дней мужчина собирал документы, подтверждающие отсутствие у Роя каких-либо родственников. Документов набралось не мало, целая пачка – здесь были и свидетельства о рождении и смерти отца и матери незадачливого парня, и паспортные данные его родителей, которые свидетельствовали о том, что никаких детей, кроме Роя,  его не имели, и что сами они были единственными детьми у своих родителей. А родители эти, бабушки и дедушки Роя, на данный момент тоже мертвы, и что вообще, если пройтись по всем кровнородственным  связям, не найти ни одного человека, который был бы жив и приходился Рою родственником. После чего  Андерсен собрал доказательства, свидетельствующие, что до заключения Роя в психушку, он находился в тесном общении с ним, что он оказывал ему и материальную (имелись документы дарения, выписки из банка, чеки, свидетели), и моральную поддержку (свидетели могли подтвердить). Через неделю всё было готово, и Андерсен отправился к Сартру. Прибыв на место, он вкратце изложил дежурному цель своего визита, и на этот раз был пропущен на территорию клиники, правда, в само здание ему зайти так и не пришлось – профессор сам вышел ему навстречу и предложил прогуляться по дорожке. Обрадованный уже тому, что его приняли и готовы выслушать, Андерсен не стал возражать и рассказал, зачем пришел.
-Если хотите, - добавил он в заключении, - то вот папка, в ней вы найдете все необходимые документы, подтверждающие  мои слова.
-Ну что я могу вам сказать? – ответил на это профессор. - Папку я возьму, конечно, и просмотрю, но предупреждаю сразу, что сделаю это лишь для отчетности, поскольку у меня нет причин не доверять вашим словам. Я охотно верю, что вы единственный близкий человек, который остался у бедного юноши, более того, я даже в некоторой степени восхищаюсь вами, поскольку не всякий человек решится проявить такое участие в судьбе своего друга.
-Так значит, мне можно будет его увидеть? – обрадовался Андерсен. – Поймите, доктор, мне действительно это необходимо, а вернее сказать, даже не мне, а ему, поскольку сами видите, у Роя кроме меня, считай, что никого нет, и я думаю, он очень обрадовался, если бы его навестил друг в такую трудную для него минуту.
-Ну конечно, - улыбнулся профессор, - я прекрасно вас понимаю, но, видите ли, дело в том, что на ранних этапах лечения визиты родственников могут только навредить больным, поскольку в этот период они все ещё представляют опасность для себя и окружающих,  поэтому первое время мы не разрешаем нашим пациентам видеться с родными и близкими. Так что я вынужден отклонить вашу просьбу и отказать вам в свидании с вашим другом. Но я обещаю, что как только его состояние улучшится, я немедленно извещу вас об этом и вам будет позволено увидеться.
 Андерсен был настолько сражен подобным ответом, что не нашелся даже, что сказать в ответ. Растерянно покивав и выдавив жалкое подобие улыбки, он вышел за ворота клиники, чувствуя себя одураченным. Досадуя на самого себя и восхищаясь изворотливостью профессора, он вернулся во дворец, и, дождавшись, когда Дик сможет  с ним повидаться, всё ему рассказал. А оборотень потом всё пересказал Константину – при их встрече, которая, понятное дело, состоялась уже без присутствия Андерсена.
-Ну, и что теперь? – спросил Константин, выслушав друга.
-Нужно подумать, - сказал Дик.
-А чего думать? – воскликнул Константин. – Роя кто туда засадил? Твой отец. Так почему бы нам, вместо того, чтобы изобретать какие-то немыслимые способы спасения Роя, не сделать проще – пойти к твоему отцу и попросить, чтобы он отпустил его? Тебе же это раз плюнуть!
Он высказался и тут же смутился, вспомнив, как совсем недавно Дик поведал ему о своих отношениях с отцом. Константин тогда даже чуть не поссорился с ним, сильно обидев его, точно так же, как сейчас, упрекнув его в том, что Дик не желает лишний раз переговорить с королём, чтобы решить проблемы. Увы, короля и Дика связывали не только родственные отношения, но и формальные, отношения вышестоящего к нижестоящему, и Дик не мог не считаться с этим фактом.  Во дворце действовал жёсткий этикет, регламентировавший отношения короля с наследником престола, и в данной ситуации он говорил о том, что Дик не имеет право без приглашения являться к королю и просить его о чём-либо. Дик может попросить монарха, да, но лишь в том случае, когда монарх сам вызовет его и сам поинтересуется, нет ли у его сына к нему каких-либо просьб. Покраснев, Константин конфузливо произнёс:
- Извини, я погорячился. Если не можешь – то не можешь, я ж не заставляю. Ты просто… в общем, если будет возможность, замолвишь за Роя словечко?
-Постараюсь, но обещать ничего не могу, - ответил Дик.
-А что пока что делать Анду? Ты ему сказал?
-Сказал, что ему следует ждать, когда Сартр разрешит дать свидание.
-Просто сидеть и ждать? – Константином снова овладело негодование. – Дик, пока этот Сартр разрешит свидание, может год пройти! Да за это время Рой там точно свихнется! А папаша твой? Мы ведь тоже не знаем, когда у тебя с ним получится повторить и, поговорив, простит ли он Роя вообще! Дик, ты что, не понимаешь, что для него сейчас каждая минута на счету? Или тебе всё равно, что с ним станет?
-Откровенно говоря – да, всё равно.
Константин застыл с раскрытым ртом.
-То есть как это – все равно? – пробормотал он.  – Ты же нам помогаешь его выручать!
-Но я это делаю только потому, что я вижу, что вы очень переживаете из-за того, что с ним случилось, потому что не хочу, чтобы вы расстраивались и переживали, а вовсе не потому, что мне его жалко.
-Приплыли, называется.
Константин посмотрел на Дика так, будто тот только что сознался в измене.
-Так значит, ты делаешь это ради нас, а не ради него? – угрюмо спросил он.
-Да.
-И тебе совсем-совсем все равно, что с ним будет? Тебе ни капельки его не жалко?
-Я вижу, вы расстроены, Константин. Вам не нравится это? – оборотень был спокоен, как всегда.
-Да я в шоке! – в сердцах воскликнул юноша. – Дик, ну ты же такой умный, добрый, блин… да я думал, ты его сто лет назад простил, как и меня! Нет, я не понимаю, ну как так можно до сих пор ненавидеть человека!
-Не понимаете? А вы поставьте себя на мое место: вот если бы вас все время только и делали, что оскорбляли и ни на миг не раскаивались в содеянном, отравляли жизнь вам и вашим друзьям, вот вы бы что испытывали к такому человеку?
-Но ты же его не трогал в бунгало, не пытался проучить его, когда он на тебя нападал – значит, тебе все-таки его было жалко, ты желал ему добра…
-Если  я не трогал его в бунгало, то делал это только потому, что не нашел способа, чтобы его проучить, - сурово возразил Дик. – Потому что я бы не смог до него достучаться, это только разозлило бы его. Зато отец, похоже, нашел такой способ, хотя лично я до сих пор сомневаюсь, что он подействует, потому как на мой взгляд, вашего Роя ничем не проймешь. С такими как он только и остается, что либо молча терпеть, либо убить. Так что мне ни капельки не жалко его, скорее, я даже рад, что он сидит  психушке и не мешает ни мне, ни вам, ни остальным людям.
Константин неоднократно убеждался, что Дик –  более, чем странный. И не только потому, что он оборотень или принц. А потому, как он мыслит, как поступает. Ни мысли, ни поступки оборотня не походили на мысли и поступки обычных людей, с которыми Константину доводилось сталкиваться. В тех ситуациях, когда люди говорили и делали одно, Дик всё себя совершенно по-другому. Иначе. Притом настолько иначе, что только дивиться можно было. Хотя дивиться, по идее, было нечему – потому что и мысли и поступки его были логичны, аргументированы и Константин не мог не признать правоту оборотня. Не мог не признать – и всё равно его не понимал. Вот и сейчас Дик высказался, а он, хоть в душе и понимал его, а всё-таки – не до конца. Не совсем. Потому что не отвечают так люди, когда человек в беде. Пусть он ненавидел Роя, но когда тот оказался в беде, Дик должен был… соврать, что ли? Наверное, этого Константин и ожидал, и потому, когда услышал в ответ совсем другое, ошарашено выпалил:
-Дик, лучше бы ты молчал… блин, я половины не понял, чего ты тут наплел… хотя нет, понял. Ты помогаешь нам, только потому, что тебе жалко нас, что мы страдаем из-за того, что Рой попал в психушку, так? А что с ним станет тебе всё равно?
-Да.
-Ну вот и прекрасно, разобрались, - Константин оскорбился: признав, что ему наплевать на Роя, дик тем самым  оскорбил и его.
Константин обиделся за друга. А Дик спокойно спросил:
-И после этих разборок вы откажитесь от моей помощи? Обидевшись, что я делаю это ради вас, а не ради него?
Константин вспыхнул:
-Знаешь, а следовало бы!.. или я один так считаю? Леонид?
Леонид молчал. Как никогда, евнух был на стороне своего молодого господина. Константин громко вздохнул.
-Ладно, не будем мы от твоей помощи отказываться… но ты скажи хотя бы: ты нам действительно помогаешь,  или только делаешь вид, а на самом деле пытаешься удержать там Роя как можно дольше? А то, знаешь ли, после твоих слов…
Дик взглянул на него так, что он покраснел и замолк.
-Извини, - смущенно сказал Константин, - ну верю, хорошо, верю, что ты нам от чистого сердца… тебе ведь важно нам помочь, а то, что ты этим ещё и Рою помогаешь – тебя не волнует, да?
Дик кивнул. Константин улыбнулся и покрутил головой.
-Странный ты всё-таки, Дик.
И тут Дик к всеобщему изумлению тоже улыбнулся.
-Я знаю, иногда я сам себе удивляюсь.
Константин рассмеялся.
-Ладно, - весело произнес он, - давайте, что там у нас с этим Роем. Значит, ты советуешь нам либо ждать, пока Сартр разрешит Андерсену встретится с ним, либо ждать, пока ты поговоришь с отцом, и тот велит отпустить его?
После короткого обсуждения, было решено, что первым  вариантом займутся Андерсен и Константин, а вторым – Дик и Леонид. От Андерсена и Константина требовалось терпеливое выжидание, когда Сартр соизволит дать добро на свидание с Роем, а Дик и Леонид должны как-нибудь устроить встречу Дика с королем, в которой Дику следовало уговорить отца простить непутевого юношу. И хотя обе версии были вполне осуществимы, Константин сомневался в жизнеспособности второй. Дик переговорит с кролём?  Но когда? Через год, когда Рой свихнётся?  Но он ошибся. Встреча состоялась гораздо раньше, чем он предполагал.
 Встречи с отцом Дик добивался пять дней и уже на шестой Леонид принес радостную весть о том, что король желает его видеть. Дик прошёл к нему незамедлительно, но с опаской – он боялся, что застанет отца в дурном расположении духа, а в такое время заводить разговоры о Рое бессмысленно. Король не только не даст согласие его выпустить, но может статься, что ещё больше разозлится, что Дик потревожил его из-за такого пустяка и выместит свой гнев на парне, отдав приказ свести его с ума или придумает ещё чего по хуже. Однако король встретил его с приветливой улыбкой, чем тут же развеял всякие сомнения относительно своего настроения – оно было отличным.
-Присаживайтесь, сударь, - взмахнув рукой в сторону кресла, весело произнес король.
-Благодарю вас, ваше величество, - с поклоном ответил Дик и уселся в кресло.
-Итак, что привело вас ко мне?  Вы так настойчиво добивались нашей встречи всю неделю,  что, надо полагать, дело у вас важное и срочное.
-Да, ваше величество. Я пришел сюда по порученью моих друзей.
-Вот как? Это интересно. И что же хотят от меня ваши друзья?
-Они хотят, чтобы вы попросили выпустить из психиатрической лечебницы их приятеля,  Роя.
-Ах вот оно, в чём дело, - улыбнулся король. – Рой… Значит, вы всё-таки его нашли, сударь. Как? Поль проговорился?
Он говорил беспечно, тогда как на деле явно досадовал: король был недоволен, что Роя, которого он прятал, всё-таки нашли, а ещё – он несомненно переживал, что именно его друг стал причиной разоблачения местонахождения Роя.
- Нет, Сартр мне ничего не говорил,  ваше величество, - спокойно произнёс Дик, - но я не отрицаю, что именно он помог мне установить, куда вы поместили Роя.
Бровь короля взметнулась вверх, и Дик с улыбкой пояснил:
- Его выдал запах, ваше величество. Запах Роя, который он принёс с собой во дворец, я уловил его.
Король усмехнулся.
- Мне следовало помнить об этом, сударь. Но не волнуйтесь, в следующий раз я обязательно учту этот факт. Так что вы там говорили про Роя?
-Мои друзья обеспокоены его пребыванием в клинике, - тотчас ответил Дик, - поскольку считают, что он попал туда из-за… - он едва не сказал «из-за вас», но вовремя спохватился: -…из-за ошибки.
Однако от короля его заминка не ускользнула и без сомнения, он понял её причину, потому что в глазах его пробежал озорной огонек.
-И вы хотите, чтобы я исполнил их просьбу?  – спросил он.
-Да, - твёрдо  сказал Дик.
-Но исходит эта просьба не от вас, - заметил король, а потом вдруг  лукаво прищурился и проницательно посмотрел на Дика.- Выходит, сами вы не хотите, чтобы его оттуда выпустили?
Ситуация была щекотливой. Ответит «хочу» - солжёт отцу, а лгать Дику не хотелось, тем более что отец,  скорее всего, заметит это. А скажет «нет» - значит, скажет правду, и Дик желал этого, но для благополучного исхода беседы лучше этого «нет» сейчас не говорить, поскольку иначе…
-Так хотите или нет? – сурово вопросил король.
-Нет, - уверенно  ответил Дик.
Король удовлетворенно кивнул и поднялся с кресла. Дик тоже встал.
-Так что с Роем, ваше величество? – спросил он.  –  Его выпустят?
-Как только его вылечат – обязательно, сударь.

Когда Константин узнал про этот разговор, он как с цепи сорвался. Не слушая уверений Леонида, что наследник не мог поступить иначе, не слушая, что Дик сейчас занят и принять его не может, он ураганом ворвался к нему в кабинет.
- Я сейчас занят, Константин, - вскинув на него глаза, произнёс Дик. – Зайдите попозже.
- Не зайду! – Константин  с трудом переводил дыхание. – Дик!..
- Вы пришли поговорить со мной по поводу моей беседы с королём? – спокойно спросил Дик.
- Да! – выкрикнул он и, яростно захлопнув дверь, пылко заговорил: – Дик, ты хоть понимаешь, что ты натворил?! Ты же своим ответом приговорил его! Теперь Роя никогда не выпустят из психушки!
- Вам следует успокоиться, Константин, - невозмутимым голосом произнёс Дик. – Вы слишком взволнованны.
- Взволнован? А как мне не волноваться?!..  Ты же обещал помочь мне,  а что я получаю? Ты сходил к королю и после того, как тот спросил тебя, желаешь ли  ты, чтобы он выпустил Роя, ты спокойно отвечаешь «нет»? Дик!..
- Я не мог поступить иначе, Константин.
В его словах Константин не услышал ни капли раскаяния, даже во взгляде не нашёл, что окончательно его взбесило.
- Не мог? Ты прекрасно мог и ты должен был! – брызгая слюной, кричал он. – Дик, пусть тебе неприятен Рой, но  знать, что при отрицательном ответе его оставят в психушке и всё-таки ответить «нет» - это, по-твоему, хорошо?
- А разве хорошо  лгать собственному отцу?
Вот что Константина восхищало и бесило в оборотне больше всего, так это его удивительная способность держать себя в руках. В любых ситуациях. Чтобы не происходило, чтобы ему не говорили, Дика чрезвычайно трудно было вывести из себя. А спорить с человеком, который не кричит в ответ, не размахивает руками практически невозможно. У Константина пропадал весь запал – Дик буквально обезоруживал его своей выдержкой и добротой. Вот и сейчас оборотень смотрел на него серьёзно, но необычайно дружелюбно при этом, и – капельку снисходительно. Потому что был уверен в своей правоте и Константин понимал, что оборотень прав. Лгать отцу плохо, особенно влиятельному отцу. И всё-таки Константин попытался надавить на жалость оборотня:
- Дик,  ну ты же должен понимать, что…
- Что я должен понять? Ваше отчаяние, ваше желание спасти вашего друга любой ценой? Я понимаю и сочувствую вам, но и вы поймите меня: Рой не мой друг и я не обязан испытывать к нему такие же чувства, как и вы.
- Дик! – упрямство оборотня стало действовать Константину на нервы. – Да  пойми ты, наконец: какая разница, друг он тебе или не друг. Я, между прочим, к нему тоже не очень-то хорошо отношусь, но будь я на твоём месте, я бы сказал «да». И ты должен был сказать «да».
- Но я не сказал и ничуть не жалею. Ваш друг, Константин, опасен не только для меня, но и для общества, даже для самого себя, хоть он этого и не понимает. А в клинике Сартра он никому не причинит вреда – ни мне, ни вам, ни себе, ни кому-либо ещё. Откройте же глаза, наконец! Мой отец не случайно поместил его туда, он хочет, чтобы его там исправили.
- Точнее, свели его с ума! – Константин с возмущением скрестил руки на груди. - Дик, ты…
- Глупый, твёрдолобый, жестокий, бесчеловечный, - улыбнулся оборотень.
- Дик, - смущённо краснея, выдавил Константин. – Дик, ну что тебе стоит? Тем более, ты же сам говоришь, что не веришь, что Роя там исправят. А если не исправят, так зачем его там держать?
- Чтобы он никому не причинил больше вреда, - в глазах оборотня уже начали поигрывать озорные искорки.
И что ещё паршивее – в глазах Лемана и Милтона, стоящих за его спиной – тоже.
- Ну тебя, зараза, - тщетно пытаясь скроить обиженную мину, устало выдохнул Константин и вышел из кабинета.
У себя в каморке, он, конечно, ещё подулся на оборотня, но не долго. В сущности, Дик-то был прав. Отцу лгать не хорошо, тем более, если отец является королём. Да и стоил ли Рой лжи? Будь он добрым малым, Константин и сам готов был биться за него до последней капли крови, но поскольку тот являл собой образец хамства и подлости, юноша сам стал сомневаться, а стоит ли его вызволять из психушки. Ведь стоит ему выйти на свободу, то он, несомненно, возьмётся за старое, а так он никому не мешает, и Константин смирился с мыслью, что парень, возможно, останется там навсегда. Впрочем, это нисколько не помешало ему почитать оборотню мораль.
- А всё-таки врать иногда надо, Дик, - высказался Константин. – Ты это учти, потому что твоя прямолинейность и правдивость до добра тебя не доведёт. Всю жизнь правдой разбрасываться не будешь – чревато, знаешь ли.
- Хорошо, я учту, Константин, - с мягкой улыбкой сказал Дик. – Что-нибудь ещё?
- Да, - Константин стрельнул взглядом в смежную комнату, где оборотня дожидались Леман с Милтоном. – Я же правильно понимаю, ты им и про Роя всё рассказал?
- Да, - кивнул оборотень.
- Дик! – Константин в отчаянии заломил руки. – Дик, ну зачем?!
- А что мне оставалось делать? После того, как вы ворвались ко мне в кабинет, и начали кричать про клинику, про Роя и мою ошибку, мне ничего иного не оставалось. Вы сами не оставили мне выбора, Константин. Леман и Милтон, конечно, проявили благоразумие и не стали прерывать вас, выясняя, кто такой Рой и что вообще случилось, однако они заинтересовались и после вашего ухода я вынужден был им всё рассказать про него. Чтобы избежать недоразумений.
- Отлично, - прошипел Константин, плюхаясь в кресло. – Мало того, что эти фазаны всё знают про меня, так теперь они ещё и в курсе, с кем я вожусь!
- Да, ваш друг не вызвал у них симпатии.
- Можно подумать, что я вызываю! – фыркнул Константин.
 - Всё ещё злитесь на них? – улыбнулся оборотень.
 - Твой Милтон до сих пор не извинился, - хмуро отозвался Константин.
 -Вы тоже, - сказал Дик.
 Константин в удивлении взглянул на него.
 -В прошлый раз вы ворвались ко мне в кабинет без спроса и не покинули его,- пояснил оборотень, - когда вас попросили, а закончив разговор, не удосужились принести извинения.
 -А, ну да... извини. Хотя, наверное, одним извинением я не отделаюсь?
 -На сей раз я вас прощаю.
 - Спасибо. Ну ладно, мне пора. Пойду я, а то ещё хватятся внизу – проблем не оберёшься. Так что давай, до вечера.
 - Всего доброго, Константин.
 Доброго. Какое тут добро – камины топить и чистить? Но всё-таки, утешал себя Константин,  это лучше, чем сидеть  в психушке. Интересно, а Рой сойдёт с ума? Андерсен обещал не сдаваться, он будет ждать разрешения на посещёние, но успеет ли он увидеться с парнем до того, как ему выхолостят мозги? Константин не знал.

Глава 24.
Начало положено.

Рой спал крепким, безмятежным сном, он прекрасно выспался и поэтому проснулся в самом приятном настроении, которое тотчас испортилось, стоило только ему припомнить события минувшего вечера. Мало того, что его заперли в четырех стенах, так ещё вздумали колоть  иголками, вводить лекарства! От одного воспоминания о том, как его довели до того, что он метался по комнате, как затравленный зверь, а затем, будучи пойманным, насильно подвергнутый  уколу иглой и введению черт знает какого лекарства, расплакался при них, как какой-то мальчишка,  Роя бросало в дрожь. Никогда, никогда в жизни его ещё так не унижали! И уж точно, подобное никогда с ним больше не повторится, он не допустит этого. Пусть только попробуют ещё хотя бы приблизится к нему с какими-то таблетками или шприцами! Да он им всем шеи свернет. А за этот укол, о, они ещё ответ, и за укол, укол, и за его слезы, и за его заточение. Они ещё у него попляшут. И Рой злорадно ухмыльнулся, при мыслью о том, как жестоко он отомстит своим обидчикам. Принесли завтрак. Рой  с жадностью принялся уминать кушанья. Уничтожив почти все, он остановился, опустил ложку и покосился на медсестру.
-А могу я хотя бы поесть в одиночестве? Чтобы на меня не  пялились, как в зоопарке?
-Пожалуйста, кушайте один, не буду вам мешать, - улыбнулась медсестра и направилась к выходу. – Я зайду позже, чтобы убрать посуду.
Едва она ушла, Рой бросился осматривать содержимое своего подноса – нет ли где какого-нибудь острого предмета, но из всех столовых приборов в его распоряженье оказался только один – ложка с закругленным, тупым черенком. Рой попытался отломить его, чтобы получить острый конец, но ничего не вышло – черенок был крепкий, как алмаз, и даже не согнулся. Тогда Рой схватил тарелку и швырнул её об пол – из получившихся черепком могло выйти неплохое подобие лезвия. Тарелка клацнула, завертелась волчком, но не только не раскололась, Рой даже трещинки на ней не разглядел. Только остатки каши по всему полу разбрызгались.  Рой подобрал её и швырнул ещё сильнее – и опять ничего. Он даже прыгнул на неё, рискуя заносить осколками ступни,  но тарелка даже не прогнулась и по-прежнему была как новенькая. Выругавшись, Рой попытался разделаться со второй тарелкой, помельче, но та оказалась сделана из того же материала и он опять потерпел неудачу. Вконец рассвирепев, он схватил со стола кружку и запустил ею в стену. И конечно, проклятая осталась цела, как и её предшественницы. Зато на шум явилась медсестра. Увидев в окошко, какой он учинил беспорядок, она куда-то пропала, а затем вернулась с тряпкой.
-Ну что же вы так, молодой человек? - пожурила она его, вытирая пол и собирая раскиданные тарелки. – Не нужно посудой разбрасываться.
-Как мило она это сказала! – насмешливо воскликнул Рой. – Небось, ты этим же лисьим голоском меня сейчас и ваши таблетки глотать попросишь?
-Вам нужно их принять.
-Черт с два я их буду принимать! – рявкнул Рой.
-Значит, вы отказываетесь их принять? Но в таком случае мы вынуждены будем сделать вам укол.
-Что?!
Не помня себя от ярости, Рой ринулся на медсестру, но девушка отскочила, спрятавшись за спины  подоспевших санитаров. Не успев затормозить, Рой врезался в них и прежде чем он смог что-то предпринять, был схвачен двумя парами мощными руками. А в трех шагах от него, в ещё одной паре рук, изящных и нежных, сверкнула металлом игла. Заорав благим матом, Рой неистово забился в руках санитаров и вскрикнул от ярости, когда, не смотря на его отчаянное сопротивленье, иглу все-таки всадили ему в кожу. Зашипев, как проколотый мяч, он отлетел от выпустивших его санитаров. Щелкнувший замок известил, что враги ушли, оставив его одного.
-Сволочи! – выругался он им вслед. – Твари!
Не имея возможности поразить врага физически, он готов был уничтожить его словесно, для чего хотел пустить в ход весь свой запас матерных выражений и непременно сделал бы это сейчас, в пух и прах разнеся проклятую психушку с его обитателями, однако к своему изумлению не продержался и минуты. Какая-то неведомая сила словно сковала его ненависть,  затушив её как костер, ещё толком не успевший разгореться. Он успокоился, причем необычайно скоро, но почему – понял только к обеду, когда действие проклятого лекарства прекратилось. Или почти прекратилось – в этом он не был уверен. Зато он был уверен в том, что его чем-то накачали, каким-то вещёством, которое подавляет агрессию, и это же вещёство, в не сомнений, подавило приступ его ярости и накануне вечером. Однако испугаться своего открытия Рой не успел – принесли обед, при виде которого его мысли потекли совсем в ином русле: вид обеда напомнил ему о великолепных обедах в ресторане, а те, в свою очередь, напомнили ему о деловых встречах в том же ресторане… дела! Ну конечно, пока он здесь, дела-то не делаются, они стоят!
-Что-то не так, Рой? – заботливо осведомилась медсестра.
-Да, не так! – заорал Рой, и так резко вскочил с табуретки, что задел и едва не своротил на пол всю еду.  Он метнулся к дверям и забарабанил по ней кулаками. 
 -Выпустите меня! Откройте! Немедленно откройте дверь!
-Что с вами? – беспокойно спросил его медсестра.
Рой круто обернулся.
-Мне нужно видеть вашего главного, - отрывисто заговорил он, - этого… тьфу, черт, забыл, как звать… ну врача, короче! Где он, мне нужно с ним говорить, срочно! Ну что ты на меня так уставилась, дура?! Приведи ко мне врача, живо!
К счастью, медсестра не стала задавать лишних вопросов и исчезла за дверью вместе с санитарами, а затем вскоре объявилась в обществе профессора Сартра.
-Вот, не знаю даже, что случилось, - тревожно поглядывая на Роя, беспокойно зашептала медсестра профессору. – Сначала он спокойно сидел, ел, а потом вдруг вскочил, бросился к двери, стал ломится в неё, потребовал позвать вас…
Сартр кивнул и подал ей знак – медсестра удалилась.
-Добрый день, юноша, - приветливо, как всегда, обратился он к Рою. – Вы хотели меня видеть?
-Да! – запальчиво ответил ему Рой. – Мне нужно с вами поговорить!
-Хорошо, я вас внимательно слушаю.
-Так вот, -заявил он, - мне нужно немедленно выйти отсюда!  И я требую, чтобы вы сейчас же выпустили меня!
-К сожалению, я не могу этого сделать, - мягко отказал ему профессор.
-Да как вы не понимаете! – взорвался Рой. – У меня там квартира брошена, машина, дача! За ними же никто не присмотрит! Вы что, хотите, чтобы меня обокрали? Чтобы пока я у вас здесь торчал, меня обчистили?
-О, на счет вашего имущества можете не беспокоится, - улыбнулся профессор, - оно не брошено на произвол судьбы, за ним присматривают наши люди, причем абсолютно бескорыстно.
-Да? – с сомнением произнес Рой, подозрительно косясь на профессора. – Ну ладно, это мы  ещё проверим… но мне все равно нужно отсюда выйти! Как я могу здесь находится, если здесь нет ни компьютера, ни Интернета, даже телевизора нет! Да что я говорю, - рассердился он вдруг на самого себя, - да если бы они и  были, я все равно здесь  не могу оставаться!.. а это ещё что? – испуганно воскликнул он, увидев шприц в руках медсестры. – Нет, я не хочу… нет… пустите! Уроды! Пустите, вам говорят!
Его не отпустили, зато в него впустили – впрыснули дозу лекарства. Рой глухо застонал.
-Чем вы меня колите? – задыхаясь, болезненно воскликнул он.
-Это всего лишь легкое успокоительное, не волнуйтесь, - улыбнулся профессор и удалился вместе со своей свитой.
-Сволочи, - буркнул им Рой. 
Он не мог не признать, что проклятое лекарство благоприятно сказывалось на нем. По прошествии нескольких минут оно избавило его от тошнотворной тряски всего организма, перестало стучать в висках, дыхание выровнялось, исчезла тупая злоба. Рой обрел необычайное спокойствие, которое принесло ему не только физическое удовлетворение, но духовное, получив возможность спокойно рассуждать, трезво оценивая ситуацию, чего прежде, в своем взвинченном состоянии, он делать не мог. И первой верной, сделанной им оценкой, была оценка препарата, который ему в вели – Рой пришел к заключению, что он слишком опасен. Если сейчас он оказывает на него такое подавляюще-успокаивающеё  воздействие, то что же станет с ним после несколько месяцев его применения? Он же рискует превратиться в безвольное растение, которое не будет реагировать ни на какой раздражитель. Его не будет ничего ни злить, ни раздражать, ни вызывать гнев… а что, если его не будет раздражать даже нахождение здесь, в психушке? Рой содрогнулся от такой перспективы. Нет, нет, он должен с этим бороться, он должен выбраться отсюда, пока не поздно! Но как? Сегодняшняя стычка отлично показала ему, что перевес сил явно не на его стороне, он не может противостоять им. Санитары слишком сильны, а у него нет ни малейшего оружия. Нет, ему самому не выбраться. Значит, нужна подмога. А чтобы получить её, нужно сначала поставить в известность друзей – ведь никто не знает, где он! Да, нужно связаться с друзьями, сказать им, где он и что с ним, и попросить о помощи. Друзья не откажут. Только нужно делать все осторожно, чтобы эти уроды ни о чем не догадались. Нужно как-нибудь незаметно попросить о помощи, ну с этим он что-нибудь придумает – не идиот же.  И Рой торжествующе улыбнулся. Выходит, он только выиграл оттого, что ему эту дрянь вкололи – он успокоился, смог спокойно все обдумать. А вот они – они как раз проиграли.
С этой счастливой мыслью он подошел к двери и замолотил в неё. На стук пришла медсестра.
-Мне нужно поговорить с врачом, - заявил ей Рой. – Это срочно.
Медсестра, похоже, даже не удивилась этому. «Считает, что я псих, дура, - мрачно подумалось Рою. – Ну да ничего, ещё посмотрим, кто из нас тут слабоумный, вот сбегу – сразу поймете, с кем связались, олухи».
 Пока он размышлял, явился профессор Сартр.
-Ну наконец-то! – обрадовался Рой. – Мне нужно с вами поговорить. Дело в том, что я тут посидел и вспомнил, что пока я здесь торчу, мои друзья ничего этого не знают, они-то думают, что в Англии! Так вот, я не хотел бы, чтобы они волновались и поэтому прошу позволить мне связаться с ними. У вас есть здесь Интернет?
-Есть, - кивнул профессор, - но он предназначен только для служебного пользования.
-И меня, конечно же, к нему не пустят? – мрачно резюмировал Рой.
-Нет.
-Ну а телефон-то у вас есть? По телефону я могу поговорить? – настаивал Рой.
-Нет, по телефону вам сейчас лучше не разговаривать.
-Это ещё почему? – рассердился Рой.
-Потому, молодой человек, что вы сейчас находитесь в сильном возбуждении, а пребывая в таком состоянии, вы сгоряча легко можете наговорить вашему собеседнику много грубостей и глупостей, за которые в последствии вам самим же будет очень стыдно. Вы согласны со мной?
-Ну… да, - неуверенно согласился Рой: он не мог понять, говорит ли профессор правду, или пытается его надуть. Но поскольку выбора у него все равно не было, он решил ему поверить. – Ну а что же мне в таком случае делать? – спросил он его. – Мне же нужно как-то с ними связаться! Как мне это сделать, если вы не пускаете меня ни к телефону, ни к Интернету?!
-А разве нет других способов передать нужную вам информацию? – в свою очередь поинтересовался у него профессор. – Не переживайте, юноша. Вы хотите связаться с вашими друзьями? Никто не будет вам этому препятствовать, мы дадим вам бумагу и вы напишите им письмо. Письмо же не телефонный разговор: пока пишешь, можно все обдумать, при желании - исправить, что-то дополнив или наоборот, что-то убрав.
-Уговорили, - нехотя произнес Рой.- Давайте сюда бумагу.
Бумагу ему принесли и положили на стол, причем не пожадничали, ссудили  стопкой листов так на десять, зато с пишущим прибором вышло иначе – вместо ожидаемой шариковой ручки, Рою достался простой карандаш, причем  такой крохотный, ну не больше пяти сантиметров.
-Класс, - фыркнул Рой, осматривая этого карлика. – Бумаги зажрись, а писать каким-то  огрызком приходится.
Однако не время было критиковать карандаш, и Рой придвинул к себе лист бумаги.  Письмо нужно было адресовать близкому знакомому и вместе с тем очень влиятельному человеку, который точно сможет его отсюда вытащить, а такой знакомый у Роя имелся только один – Валли. Это был его старый приятель по институту, сын одного из высокопоставленных чиновников. Конечно, он поможет ему, и Рой взялся писать, однако сразу после привычной строки приветствия, его дело застопорилось. Выведенная далеё фраза «Ты должен мне помочь, меня упекли в психушку» ему не понравилась.
-Я же никогда не писал ему бумажных писем, - мрачно подумал он, - ещё сочтет, что кто-нибудь прикалывается над ним и бросит читать. Надо оговорить этот факт.
И зачеркнул написанное, выведя вместо этого следующеё:
  «Пишу на бумаге, потому что брошен в психушку и лишен всего, даже телефона».
Но и эта фраза его не удовлетворила – почему на первое место он  поставил какую-то бумагу? Да какая, к черту, разница, на чем он пишет, хоть на столбе! Главное, сразу заявить о своей беде, чтобы Валли понял, что с ним не шутят, чтобы внимание сразу к проблеме приковать, а не к какой-то там бумаге. Снова всё зачеркнув, Рой  скомкал лист, швырнул его на пол, и на новом написал такую фразу:
«Ты должен мне помочь, меня без всяких оснований засадили в психушку и силой удерживают там».
И снова не то.
-Во-первых, основания у них есть – они засадили меня из мести, значит, «без оснований» не годится, - с раздражением заметил Рой. – А во-вторых, силой они не удерживают, я не связан и никто меня не держит, только комната держит… тьфу, черт! Напишу «заперли».
«Ты должен мне помочь, меня из мести один гад засадил в психушку. У меня отобрали все вещи, самого  заперли в какой-то комнате и никуда не выпускают. По телефону и Интернету связываться ни с кем не дают,  поэтому пишу тебе на бумаге. Выручай, в долгу не останусь. Найдешь меня по адресу: сумасшедший дом…»
Карандаш в четвертый раз застыл на бумаге.
-Получив конверт, он первым делом взглянет на адрес, а в адресе будет значится сумасшедший дом. И что, он поверит после этого тому, что написано в письме?!
Рой от злости скрипнул зубами.
-Ясно, что нет! –крикнул он и в ярости жирным крестом перечеркнул написанное. Скомкал, отбросил в сторону.
Но едва он это сделал, в голову ему запрыгнула мысль – а ведь помимо дома, в письме отмечается ещё и страна, откуда это письмо отправляют! Значит, Артем должен поверить, ведь в стране-то будет указан это долбанное королевство! Черт, ну почему до него все так туго доходит! Пиши теперь все заново! И Рой,  пыхтя, схватил ещё лист и торопливо начертал:
 «Ты должен мне помочь, меня из мести один гад засадил в психушку. У меня отобрали все вещи, самого  заперли в какой-то комнате и никуда не выпускают. По телефону и Интернету связываться ни с кем не дают,  поэтому пишу тебе на бумаге. Выручай, в долгу не останусь. Найдешь меня по адресу: сумасшедший дом им. Сартра, - вспомнил-таки, как кретина зовут, злорадно отметил про себя Рой, - волшебное королевство Коэр»
Для верности перечитал текст и уже готов был отослать в таком виде, как зацепился за  «волшебное королевство Коэр»
-Он же про него ничего не знает! Не знает, что оно существует! Черт, ещё и вправду подумает, что я свихнулся!
Рой откинул карандаш.
-А если… если написать, - судорожно размышлял вслух он, - где оно находится, что оно существует, все написать, то как он в него попадет? Я же не знаю, как сюда попал, не видел, как доставили, окна кареты были завешаны, а он и подавно… поди туда, не зная куда, спаси того, не уверен чего… черт! – со стоном воскликнул он и запустил пятерни себе в руки.
-Выходит, Валли отпадает, - мучительно пробормотал он, - значит, надо писать другому, тому, кто знает, где это чертово  королевство находится и как в него попасть.. а кто знает… кто… Андерсен знает, Константин… им написать? А что?
А что ему, в самом деле, было написать ему? Что попал в психушку, потому что вздумал поглумиться над отцом паршивого оборотня? Потому что его же, Андерсена, не послушал? Ведь он предупреждал его тогда, просил остановиться, а он нес свое, хорошо оторвался! Зато как теперь этот король над ним отрывается – лучше некуда! Да если он Андерсену напишет, что угодил в психушку из-за короля, то как он будет выглядеть в его глазах, что потом этот козел будет думать о нем? Что  он сопляк, справится ни с чем не может? Натворил дел, а теперь в штаны наложил и умоляет помочь?
Отчаянно вскрикнув, Рой набросился на бумагу и разодрал в клочья один исписанные лист, затем накинулся на второй, скомкал его и швырнул на пол, а затем, увидав на столе целую груду белоснежных, неиспользованных листов, разметал их во все стороны, опрокинул стол,  после чего сам повалился на пол  и  разрыдался. На его плач прибежала медсестра, вскоре появился и профессор. Завидев его, лицо Роя страдальчески исказилось.
-С листочками… вы все подстроили, да? – задыхаясь, прорыдал он. – Вы знали, что мои друзья не знают, где находится ваше долбанное королевство… знали, что мне не поверят, если получат письмо с таким адресом, знали… я вас ненавижу… слышите, ублюдки, ненавижу!
 С Роем случилась настоящая истерика. Он внезапно прекратил рыдать – вместо слез из него посыпался хохот, но долго он не продержался, и Рой снова залился слезами. Ему было так плохо, что он не препятствовал больше ничему и никому. Он позволил приблизиться к себе, сделать себе укол, позволил уложить себя на постель,  позволил профессору уйти. Всхлипывая на  постели, он невидящими глазами смотрел на медсестру, сидящую с ним рядом и очевидно, говорящую ему что-то успокаивающеё – и не видел её. Он только чувствовал, что потихоньку слезы начинают его иссякать, а ему самому становится так приятно, спокойно…



Истерика случилась у Роя не просто так, это была  ответная реакция на полученную им информацию.  До сей поры он был твердо уверен, что сможет справится со свалившейся на него бедой с чьей-то помощью, а тут вдруг выяснилось, что вытащить его  из психушки друзья не смогут, потому что не знают, где эту психушку искать. От тех же, кто знают, он не желает принимать  помощь сам.  Выходит, что на друзей надеяться нельзя, можно только на себя, но из комнаты ему самому никогда не сбежать! Дверь слишком крепкая, её не выбить, да и закрыта она постоянно, а во время прихода-ухода медсестры её караулят санитары. И Рой не выдержал, он сорвался. Но если вечером его состояние было плачевное, то ничуть не лучше он чувствовал себя поутру, когда вспомнил, что с ним произошло накануне. Его  охватило тягостное уныние, он испытывал подавленность и опустошенность. Раньше у него была цель - выбраться отсюда, раньше он был уверен, что ему это удастся, что он может все, а теперь всего этого не стало. К осознанию невозможности выбраться отсюда вскоре прибавилась досада и стыд за вчерашние слезы. Ну что он за слабак такой, если разрыдался из-за собственных умозаключений? Рой прошелся по комнате, подошел к столу.  На нем что-то белело. Ну конечно,  бумага! Похоже, медсестра собрала её после того, как он уснул, и теперь чистые листки лежат прежней аккуратной стопкой, а рядом с ним – исписанные, которые он скомкал вчера. Их медсестра не стала выпрямлять и они лежали рядом, в том же смятом состоянии. Вид бумаги, которая стала одной из главных причин случившейся с ним истерики, удручающе подействовал на Роя. Он вздохнул и резким движением  столкнул листы со стола, а потом сам упал на пол и до боли закусил губу. Только бы не заплакать. А очень хотелось. Скинутые им листки валялись по всему полу, прямоугольными  то там, то здесь. Рой тяжело вздохнул.  От его вздоха зашуршал листок, лежащий рядом с его носом – он затрепетал, как будто испугался его. И покачнулся карандаш. Протянув руку, Рой пальцем остановил его, а затем взял и уныло заводил им по бумаге.  Он водил по бумаге бесцельно, но, к своему изумлению, вскоре заметил, что его штрихи вовсе не лишены смысла, они ложатся в определенном порядке, создавая фигуру, своими очертаниями очень напоминающую компьютерную мышь. Рой заинтересовался этим, его движения стали чуть бодреё, он стал болеё осознанно, осторожно накладывать последующие линии, чтобы у него получилась мышь. И мышь действительно стала получаться!  Рою стало ещё интереснеё и он придал больше прыти своем у карандашу. Но вскоре выяснилось, что рисовать лежа на брюхе неудобного и Рой приподнялся на локтях, половчеё перехватил карандаш. Только лежать все равно было неудобно, и Роя вдруг осенило: а чего он, в самом деле, лежит, когда есть стол и табурет? Он немедленно поднялся и вместе со своим незаконченным рисунком и карандашом перебрался за стол. На столе и впрямь рисовать было удобнеё, а поскольку мысленно Рой уже представлял, каким будет его будущеё изделие, поэтому вся трудность состояла в том, чтобы теперь не сделать слишком резкое движение, чтобы линии выходили именно той длинны и такого изгиба, которые требовались, а для этого нужно было терпение, самообладание и аккуратность. Малейшая неточность  - и мышь могла выйти кривобокой. Нужно было так же следить и с силой, с которой он давил на карандаш, чтобы случайно не посадить слишком жирную линию. Так в довольно простой на вид задаче выявились трудности, но Роя они не оттолкнули, а напротив, лишь раззадорили, ему чертовски сильно захотелось нарисовать компьютерную мышь, поэтому он начал стараться изо всех сил и в итоге так увлекся своим новым занятием, что позабыл про то, где он находится, поэтому приход медсестры явился для него неожиданностью. Медсестра принесла ему завтрак. Не желая, чтобы она увидела рисунок, Рой спрятал его под одеяло, а потом уныло принялся за еду. Однако уныние его сменилось недовольством, когда пришел черед принимать лекарства. Как всегда, Рой запротестовал, оказал сопротивленье схватившим его санитарам, но лекарство было введено. А когда все ушли, он достал спрятанный листок и вновь принялся рисовать. К  концу дня он нарисовал мышь, коврик под ней, монитор, пару колонок,  процессор и стол, на котором и около которого все это размещалось. А на следующий день он снова взялся рисовать.
Лишенный всего, он по памяти восстанавливал то, с чем когда-то ему приходилось иметь дело и чего ему так не хватало теперь, и вот на листах появлялись ноутбуки, компьютеры и различные комплектующие к ним. Причем рисовал Рой не просто красиво, а очень красиво. Определенно, у него был талант, скрытый талант, о котором до сего времени он даже не догадывался, зато теперь он активно его развивал. Он рисовал и рисовал, причем не постоянно, а когда становилось особенно погано на душе. Так прошло две недели. За этот срок осадок, оставленный осознанием невозможности сбежать отсюда, не выветрился из него. Рой по-прежнему пребывал в меланхоличном, подавленном состоянии. Он был зол, но теперь эта злость не проявлялась столь бурно, он больше не кричал на персонал и почти не сопротивлялся, когда санитары держали его, пока медсестра вводила ему лекарство.
Неожиданным событием для Роя стал приход профессора Сартра. Рой не ждал его. Он  как раз закончил рисовать и прилег, а поскольку спать он не намеревался, а до ужина было далеко, он не спрятал свои рисунки, как это делал обычно, чтобы их не увидели санитары и медсестра, так что когда профессор  подошел к столу, где они лежали, он тут же вскочил.
-Не бойтесь, - улыбнувшись, поспешил успокоить его профессор, - я не отниму их у вас, и смотреть на них тоже не буду.
С этими словами он  взял рисунки и перевернул их лицевой стороной к столу. Роя это немного успокоило.
-Зачем  пришли? – хмуро спросил он.
-Узнать о вашем самочувствии, - живо отозвался профессор.
-Неважное, - с тоской признался ему Рой.  – Мне очень плохо.
-Понимаю, - кивнул профессор, - но вы не переживайте, вам здесь помогут и все наладится.
-Не сомневаюсь, - меланхолично согласился с ним Рой, ещё больше расстроившись от сообщения, что ему собираются помогать.
А потом его вдруг посетила одна мысль.
-Скажите, доктор, - неуверенно произнес он, - а правда, что больных  не всегда держат взаперти, что им положены прогулки на свежем воздухе?
-А вы хотите прогуляться?
-Очень! – горячо воскликнул Рой и тут же осекся, смутившись. Нахмурился. Однако увидев, что профессор, похоже, ничуть не удивился его восклицанию, продолжил: - Понимаете, я тут подумал… я же все время один, никуда, кроме этой комнаты, не выхожу, и это очень плохо действует на меня… мне скучно здесь и очень тоскливо, я хочу на свежий воздух, хочу видеть солнце… так может быть, вы разрешите мне выйти на улицу? Хоть разочек, на самую малость…
Рой все-таки боялся, что профессор не поверит ему, что он засмеётся  и откажет в прогулке. Однако профессор сказал иное.
-Ну что же, - произнес он, - больным действительно положено бывать на свежем воздухе, и мы, в свою очередь, разрешаем некоторым из наших пациентов совершать такие прогулки в нашем парке. Но только некоторым из них, тем, кого мы считаем благонадежными, кто  не буянит, соблюдает режим и выполняет наши указания…
-Значит, если я соглашусь соблюдать ваш режим и выполнять ваши указания, вы разрешите мне прогуляться? –во взоре  Рой загорелся луч надежды.
-А вы согласны это делать?  Примерно себя вести, не нападать на персонал, не совершать попыток побега, принимать лекарства – согласны?
Рой подозрительно покосился на него – нет ли в этом обмана? Но взор профессора был ясен и приветлив, и тогда он кивнул. Профессор улыбнулся.
-Ну если вы действительно так этого хотите и согласны  соблюдать условия, то я пойду вам на встречу. Если в течении двух недель на вас не будут поступать жалобы и я останусь доволен вашим поведением, то вам позволят совершить небольшую прогулку в нашем парке.
Если бы профессор выдвинул ему подобные условия в первые дни его пребывания в клинике, Рой не продержался бы дня, но после случившеёся с ним истерики он круто изменился. Он понял, что бороться бесполезно, что лекарства ему все равно вколют, режим соблюдать заставят, сбежать не дадут, так что когда профессор предложил ему соблюдать режим, не буянить и добровольно принимать лекарства, он даже обрадовался этому – он устал уже бороться. А от постоянных уколов у него и так все тело болело. 
Две недели он покорно пил подаваемые ему таблетки, не пытался набросится ни на санитаров, ни на медсестру, не делал попыток к побегу и в понедельник, за час до обеда, к нему  зашла медсестра и  принесла халат и легкие туфли.
-Вам разрешили прогуляться, - любезно сообщила она. – Поэтому если вы хотите выйти на улицу, оденьте это и выходите из комнаты.
Рой немедленно облачился в халат (правда, застегивать его не стал), надел туфли и вышел из комнаты. Как только он это сделал, к нему подошел санитар и встал слева.
-Он проводит вас, - тотчас пояснила медсестра. – Следуйте за ним.
Санитар повел Роя по коридору, но не в левый его конец, куда обычно отводили Роя, когда  ему требовалось сходить в ванну, а вправо. Никогда прежде не бывавший в этом конце, Рой с интересом посмотрел по сторонам, но ничего примечательного не увидел. Слева и справа по коридору  тянулись точно такие же, как у него, двери с окошками. Неожиданно коридор закончился. Впереди виднелась дверь, а слева от неё – небольшая будка на манер будок консьержки: эдакая коробка из металла с огромными стеклами и небольшой дверцей. Только вот дверца в эту стекляшку была закрыта, а внутри вместо консьержки сидел дежурный.
-Сорок седьмой, - сообщил дежурному провожатый Роя.
Очевидно, это был номер, под которым  Рой числился в этой клинике.
«Как в тюрьме», - подумалось ему.
Дежурный тотчас занес номер в свою книгу, а напротив него поставил время и дату, после чего кивнул и нажал на какую-то кнопку у себя на столе. Рой услышал странное гудение, а затем увидел, как дверь напротив него медленно отъехала, открыв чудесный вид на парк.
 Рой вопросительно взглянул на санитара. В ответ тот благожелательно улыбнулся и взмахнул рукой в сторону парка. Получив разрешение, Рой вышел в парк и услышал все тот же странный звук, а когда обернулся, увидел, что дверь за ним закрылась. Но это его уже не интересовало, парк – вот что занимало Роя теперь.
Парк оказался очень красивым, просто сказочно красивым. Здесь были и лиственные деревья, и ухоженные кусты, и  цветущие клумбы, и чудесные песчаные тропинки, имелись здесь так же и скамеечки, на которых при желании можно было присесть и отдохнуть.  Солнце заливало парк, с веток деревьев и кустов доносилось пение птиц, а воздух благоухал упоительным запахом трав. Но Рой не один был в этом раю – то там, то сям за деревьями и кустами мелькали халаты больных, и форменные платья медсестер. Это небольшое, но очень существенное дополнение мигом вернуло Роя к реальности.  Сколько времени он пытался сбежать и вот теперь у него выпал такой шанс! Убедившись, что за ним не следят, Рой нырнул в ближайшие кусты и торопливо направился к видневшейся впереди  стене. Издали она показалась Рою низкой, но когда он подошел к ней, оказалось, что «низенькая» стена имеёт в себе не меньше трех метров в высоту и судя по всему, не менеё  десяти сантиметров в толщину. Такую не перелезешь и не перепрыгнешь. Хотя если найти в ней какие-нибудь выступы или углубления, за которые можно цепляться… Рой с жадностью взялся изучать стену, однако в радиусе метра не нашел ни малейшей трещинки или выпуклости, стена была идеально ровная и гладкая. Но это только на этом участке, а может быть, в другом месте он найдет то, что ему требуется? И он уже собрался поискать левеё, как краем глаза заметил, что к нему приближается медсестра. Рой отпрянул от стены – медсестра улыбнулась и спокойно прошла мимо. Рой нахмурился  – с такими сторожами побег устроить будет сложно. Однако он не отчаивался. При желании, от бдительных медсестер можно спрятаться за кустами, главное, чтобы найти способ, как перебраться за стену. Держась уже на расстоянии от стены, чтобы не привлекать к себе внимание медсестер, Рой прошелся вдоль неё, ища глазами дерево, которое росло бы неподалеку и чьи ветви висели бы над стеной – тогда по ним можно было забраться на стену, а там спрыгнуть вниз. Но как назло, около стены не было посажено ни одно деревце  и ни один куст. А может, устроить подкоп? Подрыть землю палкой или камнем. Только вот к своему неудовольствию Рой обнаружил, что в парке нет ни того, ни другого. Он обошел каждое деревце и кустик в поисках случайно упавшей ветки, однако не нашел даже сухого прутика – вся территория парка была точно вылизана, на ней не валялось ничего лишнего: ни веток, ни опалых листьев, ни шишек, не было даже камней, ни одного камушка, даже самого крохотного, величиной с перепелиное яичко!
-Все предусмотрели, сволочи, - злобно подумал вслух Рой.
Он бы отломал ветку требуемого размера у ближайшего куста или дерева, но сейчас это было слишком опасно: он ещё не освоился здесь, не знал, откуда ждать слежки, а слежка за ним определенно велась, что доказало недавнее приближение медсестры. Поэтому ломание веток Рой решил отложить до лучших времен, и вдруг его кто-то задел за плечо. Рой инстинктивно обернулся.
-Эй, осторожнее! – раздраженно крикнул он мужчине, но, увидев его лицо, в ужасе замолчал.
Лицо мужчины не выражало никаких эмоций. Губы, щеки, лоб – все было неподвижное, застывшеё, точно маска с двумя стекляшками – глазами. Совершено пустыми, такие пустыми, каких Рою ещё не доводилось видеть. В них не было ни малейшего интереса, они были устремлены вперед, но, казалось, ничего не видели.
Сумасшедший. Рой аж всего передернуло. Он попятился прочь от мужчины, а потом  торопливо зашагал в противоположную сторону по тропинке, однако не успел он пройти и нескольких метров, как рядом с ним прошли ещё двое мужчин, облаченных в точно такой же халат и с такими же тупыми, пустыми лицами.  «Неужели здесь все такие?» - с ужасом подумал Рой. Но нет, старичок на лавочке был явно не такой, его лицо выражало умиление, а губы шевелились, он явно что-то говорил. Что? Рой подошел поближе и услышал:
-Конечно, Анастасия, я все делаю, как вы говорите. Что? Да-да, я кладу в чай только два кубика сахара, я знаю, что три – это вредно, я кладу только два.  И я пью только зеленый чай, только зеленый,  чёрный вредный, я его не пью, он горький… а вы знаете, Анастасия, сегодня со мной приключилась удивительная вещь…
Рой осмотрелся, но никакой Анастасии поблизости не нашел. Старик был сумасшедший, он разговаривал сам собой, думая, что разговаривает со своей умершей женой. Но не он один здесь сам с собой разговаривал: рыжий мужчина средних лет, который встретился ему на пути, бормотал что-то бессвязное себе под нос. У него было угрюмое лицо и Рой, испугавшись, поспешил покинуть его, однако наткнулся на какого-то больного, который усердно вскапывал невидимой лопатой землю.  При этом  настоящая земля оставалась нетронутой. Неожиданно псих прекратил вскапывать землю и повернулся к Рою.
-Могила готова, ложись! – радостно предложил он ему.
Испугавшись, что этот ненормальный, чего доброго, в самом деле его уложит, Рой драпанул от него прочь, как вдруг его кто-то схватил за руку. Этим «кто-то» оказался тощий белобрысый паренек.  Его лицо было доброе, спокойное. Он не был похож на сумасшедшего. Тогда зачем он его остановил? Может,  увидел родственную душу? Обрадованный этим,  Рой радушно поздоровался с пареньком:
-Привет. Меня Рой зовет, а тебя?
-Рудольф, - весело отозвался паренек.
-Уф, - улыбнулся Рой. – А я уж испугался, что ты один из них, а ты, оказывается, нормальный. Ты ведь  нормальный?
-А то! Конечно, нормальный!
Ну вот, значит, он не один такой, попавший сюда по ошибке. Интересно только, из-за чего этот парень тут сидит? И Рой спросил:
-А почему  ты тогда тут сидишь? За что тебя посадили?
-Да я сам не знаю, - ответил паренек. – А ты?
-Да из-за одного козла, - мрачно буркнул Рой. – Точнеё, оборотня. И его папаши. Слушай, а ты сбежать не хочешь?
-Конечно, хочу!
-А давай тогда вместе сбежим?
-Давай! – обрадовался паренек. – Только ты прежде возьми деньги
-Деньги? – удивился Рой. – Какие деньги?
-Вот эти, - улыбнулся паренек и с этими словами  стремительным жестом сорвал с головы несуществующую  шляпу,  протянул её Рою  и  сладко сказал:
-Вот, видишь, сколько их здесь – целая куча! Набирай! 
Ликование на лице Роя сменилось гримасой ужаса. Он вгляделся в лицо паренька и увидел нездоровый блеск его глаз. Псих! И этот псих ухмыльнулся и сладко повторил:
-Бери деньги!
-Извини, - пробормотал Рой, - мне они как-то не нужны… ты лучше оставь их себе…
И он попятился назад, но паренек не отставал
-Бери деньги! – твердил он свое, идя рядом, а потом как вцепится в него и потребует:
-Бери деньги!
Насилу вырвавшись от него, Рой что есть духу понесся прочь и остановился, только когда убедился, что вокруг никого нет. Без сил рухнув на скамейку, он откинулся на спинку и в изнеможении закрыл глаза, и вдруг почувствовал, что его коснулись! Вздрогнув, он открыл глаза, ожидая увидеть сумасшедшего паренька,  а вместо него увидел профессора Сартра.
-Вы! - облегченно выдохнул он.
-Да, это я. -  отозвался профессор. – Пришел узнать, как проходит ваша прогулка, понравился ли вам наш парк.
-Издеваетесь? – содрогнулся  Рой. – Здесь же одни психи!
И резко повернувшись к профессору, он горячо заговорил:
-Послушайте, пошутили и будет! Выпустите меня! Ну не хотите так – не надо, я вам  согласен даже  заплатить. Сколько вы хотите? Десять тысяч? Двадцать? Тридцать?
Профессор улыбнулся.
-Ваш недавний знакомый, Рудольф, мне даже миллион как-то предлагал.
-Да вы что, тоже псих?! – взвыл Рой, но тут же остыл и продолжил упрашивать: - Ну послушайте, ну кто узнает, что вы меня отпустили? Ну скажите вы вашему королю, что я по-прежнему у вас или что я умер там… ну не знаю, ну можно же придумать, что сказать! А я вам заплачу, хорошо заплачу. Слушайте, а может, вам денег мало? Так я могу вам и машину подарить. Хотите? Или вам лучше квартиру? Чего вы хотите?
-Я хочу, чтобы вы поправились.
-Но я же здоров! – возопил Рой. – Со мной всё в порядке!
-В таком случае, как вы объясните своё недавнее оскорбление короля и его сына, а так же угрозы в их адрес? Или подобное поведение считается нормой?
Рой хотел выкрикнуть – что да, для него это норма, но замолчал. Он понял, чего добивались от него люди в халатах – признание собственной неправоты, раскаяния. Только сознавшись, что он поступал гадко, глумясь над Диком и грубя королю, он мог выбраться отсюда, только на таких условиях его выпустят из психушки. И хотя  Рой ненавидел признавать собственные ошибки, он решил выполнить требования своих похитителей. Но не потому, что он действительно раскаивается, нет, а потому, что он хочет выбраться отсюда. Он нацепит на себя личину праведника, ему поверят и выпустят отсюда, и кто тогда останется в дураках? Однако он недооценил своих противников. Как он ни старался быть любезен, как ни старался выполнять все предписания врачей, как ни клялся в том, что всё осознал и готов исправиться, Сартр распознал обман и попросил его не утруждать себя понапрасну. Проклятье! Рой в ярости набросился на врага.
Это была его последняя попытка разделаться с персоналом больницы, последняя попытка выбраться отсюда, и она провалилась. Рой пришёл в себя, будучи уже один в своей комнате. Лёжа на кровати, он тупо смотрел на дверь. Всё бесполезно. Он может притворяться и дальше, может нападать на санитаров, может пытаться удрать из парка, может предлагать откупиться, но ничего не поможет, и ему никто не поможет. Он останется здесь. Он никогда больше не посидит в Интернете, не погоняет на крутых тачках, он никогда не поговорит… а собственно, с кем и о чём он должен говорить? Рой невольно вспоминал людей, что его окружали до заключения в клинику. Что это были за люди и что его связывало с ними? Дружба? Отнюдь. Рой не мог припомнить ни одного случая, когда его хоть с кем-то, хоть когда-то связывали дружеские отношения – в нормальном понимании этого слова. Он водился с людьми, но лишь до той поры, пока они ему были нужны. Он был потребителем, эгоистом, он пользовался всеми, с кем когда-либо сводила его судьба: он брал у людей в долг деньги, вещи, информацию, а порой и крал у них это, добывал информацию и вещи, пользуясь связями этих людей. А когда они ему становились не нужны – он давил их, как тараканов. Одного за другим. Сколько людей вынуждены платить кредиты, которые они повесили на себя, поверив ему? Кредит они брали для него, а расплачиваться вынуждены сами. Скольких он подсиживал на работе, у скольких крал проекты и выдавал за свои, а самого автора оговаривал? Не счесть. Он расправлялся со всеми, и со всеми вёл себя дерзко. Он хамил  всем – кому только мог, а если не хамил, то лишь потому, что человек был сильнее его. Тогда он льстил, улыбался, а дождавшись удобного момента – наносил предательский удар.
Ему некуда возвращаться и незачем. В ужасе Рой вдруг осознал, что за пределами клиники не осталось ни одного человека, который был ждал его возращения. Он всех успел настроить против себя, и если его там и ждали – то только для того, чтобы разорвать на части за всё то зло, что он успел им причинить. Разумеется, он мог вернуться и всё начать с начала, но – что начать? Продолжать ту жизнь, которую он вёл? Опять начать войну с окружающими его людьми, начав им врать, начав их поносить, ставить им ловушки, использовать их? Раньше Рой не задумываясь ответил бы «да». Он жил ради этого и к этому стремился, а сейчас он вдруг понял, что он устал.  Бесконечная ложь, нападки на людей, подставы – всё это подтачивало его организм, а когда он оказался здесь – свалило его окончательно. Рой понял, что он не только устал бороться, но что более чем вероятно, что он может проиграть в  борьбе. Он уже проиграл, оказавшись здесь. И что это ему принесло? Богатства он так и не нажил, зато нажил врагов. Его ненавидели и призирали, и Рой… он понял, что не хочет возвращаться туда. А раз так – он не станет продолжать бороться с персоналом клиники.
- Охрану можете не брать, - тускло сказал он Сартру, явившемуся проведать его в сопровождении двух санитаров. – Я не стану на вас нападать. Потому что не собираюсь отсюда сбегать.
Заметив, что Сартр пристально смотрит на него, а санитары не покидают комнату, он горько усмехнулся.
- Не верите?
- Почему же? Я  охотно вам верю, юноша, но позвольте узнать, почему…
- Почему я решил отказаться от побега? – Рой смотрел на Сартра: не всё ли равно, узнает тот или нет! Пусть знает, хуже уже не будет. – Потому что, - глухо произнёс он. - Я устал бороться с вами со всеми.
- А зачем же вы раньше боролись?
В голосе Сартра не было злорадства, и он не смеялся над ним, а внимательно слушал его, присев на табуретку,  чем располагал к себе.  Этому можно всё рассказать. И всё-таки Рой ответил не сразу.
- Зачем… я сам не знаю, зачем, - он упёрся взором в стену, слово желая на ней найти ответ. – Точнее… мне казалось прежде, что я знаю. Я хотел получить всё, и думал, что все остальные тоже хотят… ну а на всех-то добра не хватит, значит, надо бороться.
- С теми, кто претендует на богатства? – Сартр, и впрямь понимал его.
- С ними, только… только всё вышло совсем не так, как я хотел, - голос Роя вдруг задрожал, он стал тихим, едва слышным. – Я думал, у меня будет всё -  деньги, жильё, развлекухи всякие,  и никто не будет претендовать на это. Потому что… потому что я к тому времени всех сделаю: получу то, что хочу, и никто это у меня не отберёт, все будут бояться… а кончилось всё тем, что я оказался здесь. И что хуже всего, вы понимаете, что всего ужаснее? – лицо Роя вдруг страдальчески исказилось. – Что чем дальше я уходил в своей жажде всех сделать, жить в своё удовольствие, тем меньше у меня оставалось шансов это получить. Я получал деньги, вещи, инфу, всё, но вместе с ними росли и недовольные, их становилось всё больше. Я грыз всем глотки, чтобы это получить, и за мной в итоге тянулся этот хвост недовольных. Обманутые, униженные, обкраденные… их становилось всё больше, и в итоге я сижу тут, а они все – остались там, и никто, понимаете, никто меня там не ждёт! Меня там все теперь ненавидят, все, до  последней собаки!
Рой лежал на постели, а по его щекам текли слёзы раскаяния, бессилия и страха. Раздавленный осознанием того кошмара, который он сам на себя навлёк, он не знал, что ему теперь делать.
- Я не хочу возвращаться туда, - прошептал он, -  не хочу начинать заново.
- А вы и не начинайте, - Сартр смотрел на него, не отрывая глаз. – Если вы не хотите продолжать прежнюю жизнь, то что же вам мешает бросить её и зажить иначе?
Глаза Роя наполнились непередаваемой грустью.
- Мне не поверят. Я слишком долго всем портил жизнь, чтобы они поверили, что я решил измениться.
- А вы считаете, что если вы ничего не будете делать, они будут думать о вас лучше?
Рой не ответил. Он знал, что  под лежачую колоду вода не течёт. Если он не попытается зажить иначе, стать другим, то все так и будут считать его сволочью. Но как трудно было  начать жить иначе! Рой представлял, с какими трудностями ему придётся столкнуться – вряд ли кто-то сразу поверит в искренность его намерений, ему будут не доверять, его будут остерегаться, от него будут ждать подвоха, подставы, какой-нибудь гадости. Ему придётся завоёвывать доверие людей. Один против них – Рой сомневался, что найдётся хоть кто-то, кто поверит ему и поддержит его. Он сел на кровати, задумался.
- И почему вы считаете, что вас там никто не ждёт? – спросил Сартр.
- А разве ждёт? – уныло спросил Рой.
- Да, и причём довольно давно, - кивнул Сартр. –  Андерсен – вы знаете такого человека?
- Андерсен? – взор Роя вспыхнул: как же он мог забыть про него! Андерсен, добродушный Андерсен, который никогда ни про кого худого слова не сказал, сердобольный Андерсен, готовый придти на помощь любому, кто в ней нуждается.
- Он знает, что я здесь?
Сартр улыбнулся и кивнул.
- Знает, и очень беспокоится за вас. Он постоянно шлёт мне письма, интересуясь вашим состоянием и давно ждёт той минуты, когда ему можно будет повидать вас.
- Он хочет меня видеть?
О нём кто-то помнит! Его не забыли, не бросили здесь! Андерсен, добродушный Андерсен, он помнит о нём! Он ждёт его! Хочет его видеть! Для Роя это было равносильно появлению света в темноте, в которую он боялся шагнуть. Это давало надежду, что ещё не всё потеряно, что остался кто-то, кто ему верит, и кому он не безразличен.
- Что вы ему ответили? – отрывисто произнёс Рой. – Вы… вы разрешите мне с ним увидеться? Пожалуйста, я прошу вас…- он устремил на Сартра глаза, полные мольбы. – Дайте мне увидеться с Андерсеном!.. вы же дадите? Дадите, да?..


Глава 25.
Освобождение Роя.

После разговора оборотня с королём Константин решил, что для Роя всё потеряно. Дик тоже так подумал. Монарх ясно дал понять, что юношу выпустят из клиники только в случае, если Дик захочет этого, а Дик не хотел. Значит, делал вывод оборотень, Рой обречён весь остаток дней провести в психушке. Мало того, Константин был уверен, что раз Рою не дают ни с кем связаться, и его самого оттуда не выпускают, то, соответственно, и к нему никого не пустят, поэтому Дик был весьма удивлён, когда Леонид устроил ему встречу с Андерсеном, который сообщил ему:
-Мне удалось попасть к Рою.
- Удалось? И как он?
-Ужасно, Дик. Просто ужасно. Он даже расплакался, когда меня попросили на выход. А ещё, Дик, он хочет попросить у тебя прощения. Он говорит, что всё осознал и раскаивается, и хочет попросить у тебя прощения. И у твоего отца тоже. Дик, он очень сильно изменился,  правда. Знаешь, я даже не ожидал, что люди могут так меняться. Я же знал Роя, раньше он был просто чудовищем, а сейчас – человек будто заново родился.
- К чему вы клоните, Андерсен?
В отличие от Константина, Дик выслушал речь Андерсена без капли волнения. Лицо оборотня оставалось невозмутимо суровым, а сейчас он даже нахмурился, очевидно, недовольный тем, что разговор о неприятном ему человеке затянулся.
- Я? – изумился Андерсен. – Я думал, ты понимаешь… Дик, его надо забрать оттуда!
- А причём здесь я?
- Как это причём? - ёщё сильнее изумился мужчина.- Дик, ты же можешь спасти его! Константин всё рассказал мне о твоём разговоре с королём: Дик, тебе же стоит только сказать «да» и Роя отпустят! Тебе стоит только приказать его отпустить, вот и всё! Ты же скажешь королю, что ты хочешь, чтобы Роя отпустили, верно?
Оборотень молчал.
- Дик, ты чего? – Андерсен испугался. – Ты же сам всё слышал, ты же понимаешь, что Рой изменился!
Дик терпеливо выслушал его словоизлияние, после чего снисходительно улыбнулся.
- Андерсен, я понимаю, что вам очень его жалко, и мне жалко вас, что вы страдаете из-за того, что Рой заключён в лечебнице. Но я не верю, что он изменился. Объясню почему: его и прежде пытались вразумить, многие пытались, и вы в том числе. Роя оставляли одного, с ним не общались, его били и пытались ему что-то объяснить и доказать, но никаких положительных результатов я так и не увидел. Рой остался прежним, и чем отличаются методы, которые применяют к нему в лечебнице, от тех, которыми его пытались наставить на путь добра, я не понимаю. На мой взгляд, разницы нет. Слова и в том и в другом случае, но слова на него не действуют. Ни объяснения, ни угрозы, ни просьбы, ничего. Я сомневаюсь,  что Сартру удалось до него достучаться.
- А как же тогда его поведение в лечебнице? – воскликнул Андерсен. – Дик, он же теперь ведёт себя совсем по-другому: он больше не ругается, он молит о прощении, он…
- Андерсен, это всего лишь слова. Говорить, как вы знаете, можно что угодно.  Рой хитёр. Он наверняка понял, что ему не выбраться их психушки иначе, кроме как представившись тем, кем его желают все видеть. Поэтому он говорит то, что вы и все остальные, хотят от него услышать: он  раскаивается во всех своих грехах, извиняется пред вами,   готов извиниться предо мной и пред всем миром, но только для того, чтобы его оттуда выпустили. Уверяю вас, Андерсен, как только Роя выпустят их психушки, он снова начнёт грубить, лгать, пускать колкие шуточки.  Он просто надел личину порядочного человека – на время, но он тут же расстанется с ней, когда цель будет достигнута. Хотя, по правде, Андерсен, мне не верится даже в столь краткосрочное вынужденное преображение. Зная вашу мягкосердечность, я вполне допускаю, что вы выдаёте желаемое за действительное.  При виде Роя запертым в маленькой комнате, лишённого всего, в вас может проснуться жалость, и вы станете утверждать,  что он изменился, лишь бы вызволить его из клиники, тогда как на деле он остался прежним. Причём вы сами можете поверить в то, что говорите, и я допускаю даже, что вы искренне верите в свои слова, и вовсе вас не виню, но вам только кажется, что он изменился. На самом деле это не так. Я уверен, что это не так.
Андерсен растерялся. В какой-то момент, слушая уверенную речь Дика, он готов был согласиться с ним и признать, что ошибался, но потом он опомнился.
- Дик, я думаю… нет, я уверен: на сей раз ты не прав, - он тревожно смотрел на оборотня, от которого теперь зависела дальнейшая судьба Роя.
- У нас могут быть разные взгляды на одни и те же вещи, - хладнокровно изрёк Дик. – Если вы хотите – вы можете придерживаться своей точки зрения, я же останусь при своём мнении и не намерен его менять.
- А если я тебе докажу, что Рой изменился? Дик, ты можешь не верить моим словам, но не верить собственным очам – ты не можешь! Съезди к Рою, Дик, если не веришь мне! Посмотри на него, поговори с ним и убедись сам, что я прав!
Часто дыша, Андерсен с горящими глазами смотрел на оборотня: предложение казалось более, чем разумным и Дик должен был принять его. А если он примет, если навестит Роя – Андерсен не сомневался, что Дик по окончанию поездки сделает вывод, что Рой стал другим. А значит, что Роя ждёт свобода.
- Я никуда не поеду, Андерсен, - холодно промолвил Дик и, прежде чем ошеломлённый Андерсен успел вставить хоть слово, пояснил: - Если Рой притворяется перед вами, то что ему мешает претвориться предо мной? Зачем мне ехать к нему? Чтобы увидеть, как он разыграет трагедию, а затем, поверив неё, выпустить его и понять, что ошибся? Я не поеду к Рою.
- Дик! – Андерсен готов был начать всё сначала: приводить уже озвученные аргументы, готов был умолять Дика, готов был обещать что угодно, но оборотень властным движением руки велел ему замолчать.
- Довольно. Я понимаю, что вам очень жалко Роя, Андерсен, но я советую вам не пускаться в уверения или мольбы, а уж тем более – не обнадёживать себя. Я не верю, что Рой изменился и не вижу пока никаких оснований, дающий повод считать, чтобы эти изменения произошли в дальнейшем.
Замолчав, Дик посмотрел на часы, стоящие на камине.
- Мне нужно идти, - сказал он. – Всего хорошего, Андерсен.
После этого Дик ушёл, а вместе с ним – Леонид. Дик догадывался, что Андерсен просто так не сдастся, он будет сражаться до последнего, поэтому Дик ничуть не удивился, когда на другой день, после отъезда Андерсена в Африку, от него стали приходить письма. В одних Андерсен умолял, в других – взывал к его совести, рассудку, сердцу, наконец. А всё для того, чтобы он отпустил Роя. В конец концов, Дика стали раздражать эти письма, и он с удовольствием приказал бы Константину жечь их, он согласен был  кидать их в огонь не читая – так ему надоел этот бесконечный поток прошений, если бы только Дик не знал, что Константин на стороне Андерсена.  Константин, правда, в отличие от Андерсена, ничего не говорил ему – не просил приехать к Рою, не просил поверить словам Андерсена, он даже не интересовался, как там вообще Рой. Однако Дик видел, как по лицу юноши бежала тень неодобрения, стоило ему только заметить очередное письмо от Андерсена и реакцию самого Дика на него. А реакция Дика была одинакова: он сердился, когда в сотый раз читал «умоляю», «прошу», «ты должен». Вот и в этот вечер, получив письмо, Дик, догадываясь, каково будет содержание адресованного ему послания,  надорвал конверт с таким видом, будто его заставляют это делать. Затем вытащил сложенную бумагу и пробежал глазами по строкам. 
«… Дик, умоляю тебя, опомнись! Ты же всегда был таким благоразумным – ну неужели ты не понимаешь, что поступаешь неправильно? Дик, ты же губишь его! Хорошо, пусть ты не веришь моим словам, но своим-то глазам ты должен поверить! Ты должен съездить к Рою! Дик, я уверен – едва ты увидишь его, ты поймёшь, что я прав! Он изменился, Дик, ты…»
Дальше Дик не стал читать, и бросил письмо на стол. Подошедший Леонид подобрал его. Он прекрасно понимал, что  Дик отвечать не будет, но правила требовали услышать это от самого принца и он спросил:
- Вы будете отвечать, ваше высочество?
- Нет, - сверкнув очами, сурово произнёс Дик.
- Может быть, мне ему следует что-нибудь передать?
- Да: скажи ему, чтобы он не присылал мне больше писем, - на этот раз в голосе Дика отчётливо слышалось раздражение и Леонид печально покачал головой.
Хоть кто-то, кто его понимает. Дик посмотрел на евнуха – как же он устал от этих писем!
- Между прочим, мог бы и ответить, - раздался снизу недовольный голос.
Константин. Он не успел растопить камин, только выложил дрова. Сидя на корточках, он снизу вверх смотрел на Дика. Обвиняюще. Но не только потому, что Дик не отвечает Андерсену, а потому, что Дик не желает вызволять Роя.
- Я не помню, чтобы я интересовался вашим мнением, Константин, - холодно отозвался Дик.
- Ну конечно, а зачем? – желчно молвил тот. – Ты же всё уже для себя решил, верно? Зачем тебе спасать какого-то Роя? Тебе и так хорошо – сидишь тут у себя во дворце, тебе и дела нет, что кто-то там страдает. Знаешь, что я тебе скажу, Дик? Что…
Дик не стал слушать, что собирался сказать ему Константин. Его глаза гневно сверкнули.
- Уйдите, - приказал он.
- Я ещё не растопил камин, - заявил на это Константин. С вызовом.
- Мне позвать охрану?
В голосе оборотня прозвучала нешуточная угроза и Константин не отважился испытывать свою судьбу. Он молча поднялся с пола, однако, уходя, посмотрел на принца с таким видом, будто Дик совершил неслыханное преступление, выставив его за дверь. Ушёл. Только и Дик не пожелал оставаться больше в гостиной и бурей промчавшись мимо Леонида, вошёл в свою спальню и принялся резкими движениями расстёгивать рубашку. Он был так возбуждён, что никак не мог протолкнуть пуговицу в петлю.
 - И он туда же!
Сделав ещё несколько попыток, Дик схватил рубашку и яростно дёрнул её в разные стороны. Нитки затрещали и пуговицы защёлкали по полу, раскатившись по сторонам. Вслед им Дик метнул скомканную рубашку. Качая головой, Леонид подобрал её, а оборотень принялся расправляться с брюками.
- Считает, что я должен простить Роя. Причём не просто считает, он обвиняет меня в бездействии! Ты видел, как он на меня смотрел? Как на врага! – Дик прекратил расстёгивать пояс и с размаху прыгнул на постель, растянулся на покрывале и уже оттуда свирепо продолжил свой монолог: -   Впрочем, Андерсен ничуть не лучше его.  Шлёт письма одно за другим, и во всех одно и то же: «ты должен понять», «ты должен поверить», «тебе самому потом будет стыдно», «у тебя же есть совесть», - тоненьким голоском передразнил он мужчину и с гневом заявил: - Если он пришлёт мне хотя бы ещё одно письмо, клянусь, я сожгу его не читая!
- Вы сердитесь, - мягкий голос Леонида и его добрый, понимающий взгляд, благотворно сказывались на раздражённом Дике.
- А что мне следует делать – радоваться, Леонид? Андерсен обманывает меня, уверяя, что Рой изменился. – Он перевернулся на спину, скрестил руки под головой и стал наблюдать за евнухом. – Или, что ещё хуже, он обманывается сам, считая, что Рой изменился.
- А вы уверены, что Рой остался прежним? – Леонид, собирал с пола раскатившиеся пуговицы.
- Я убеждён в этом! Сам рассуди – что может дать клиника Сартра? Заточение в ней только озлобит его, он замкнётся в себе, лишь ещё больше укрепившись в собственной правоте.  Тут даже никакие проникновенные речи профессора не помогут. Я, конечно, уважаю Сартра, он лучший специалист в своей области, однако я сильно сомневаюсь, что его умения хватит на то, чтобы исправить Роя. Словами его не пронять, разве что он в самом деле сведёт его с ума, начав пичкать его различными препаратами, - Дик усмехнулся. – Нет, Леонид, Роя не исправишь. И мне очень жаль, что мне никак не убедить Андерсена в обратном.
- Его или себя? Ваше высочество, вы не верите словам Андерсена и это понятно, ведь вы лично видели Роя и знаете, что он из себя представляет, однако что вам мешает самому  съездить и увидеть его, чтобы понять, правду вам говорит Андерсен или обманывает? Не оттого ли, что вам проще не считаться ни с какими доводами и поставить на нем клеймо негодяя, чем встретиться с ним ещё раз? 
-Леонид… - строго начал было Дик, но замолчал: евнух был прав. И этот евнух, вдобавок, смотрел на него своим добрым, но настойчивым взглядом.
-Значит,  ты хочешь, чтобы я к нему съездил?  - покосившись на Леонида, хмуро сказал он. 
-А почему бы и нет, ваше высочество?
-Это ничего не даст. Король всё равно не отпустит его, ты же знаешь, зато я, приехав к Рою,  услышу от много «лестного» о себе.
-Это если он не исправился. А если исправился? – Леонид с улыбкой смотрел на него. – Ваше высочество, почему вы так упорно отметаете мысль о возможное исправлении Роя? Как знать, может быть, он в самом деле изменился? Но тогда вы немедленно заметите это, вам нужно лишь приехать к нему и самому убедиться в этом… вас же никто не заставит признать ложь правдой… если он исправился – вы убедитесь в этом, нет – уедете… подумайте, ваше высочество. Он же ещё так молод… что, если он сидит сейчас там понапрасну? Неужели ваше нежелание видеть его настолько велико, что вы готовы навсегда оставить его в психушке? Я не думаю, что это так. Вы сами будете горько сожалеть, если выяснится, что Рой стал другим. Я знаю вас… вы будете корить себя за это… ведь только потому, что вы не даёте согласия на то, чтобы  Роя забрали из клиники, его и держат там.  Ваше высочество, вы же сами будете сожалеть, если он весь остаток своих дней незаслуженно проведёт в клиники. И вы будете так же корить то, что ваши друзья переживают за него – они же волнуются, вы сами видите…. Ваше высочество, вы же знаете, что нехорошо делать выводы, основываясь лишь…
Дик раздраженно взмахнул рукой: вот только лекций о морали на ночь гладя ему не хватает!  Леонид покорно замолк, но остался стоять, выжидающе глядя на него.
-Завтра в одиннадцать, - сердито бросил ему Дик. – А сейчас сделай одолжение – погаси свет…. Да, - прибавил он, когда Леонид потянулся к выключателю, - и растопи камин в гостиной… этот Константин, он же так и не разжёг огонь…
- И вы его за это накажете? – на устах Леонида появилась лукавая улыбка.
А следовало бы! И евнуха заодно – чтобы лишнего не болтал, но Дик лишь улыбнулся, и вскоре забылся сном. А вечером следующего дня он приказал подать карету и отправился в клинику Сартра, хотя в душе считал это напрасной тратой времени. Что он там должен увидеть? Чудесное преображение? Скорее всего, всю ту же глумливо ухмыляющуюся физиономию. 
-Пять минут, - заявил он Леониду, сидящего напротив него на мягком сидении,  - и ни секундой больше. Я зайду туда, взгляну на него и сразу уйду.
Дик никому не докладывал, куда он поехал, но в клинике каким-то образом узнали о прибытии высокого гостя, потому что встречать его вышел сам профессор Сартр.
-Ваше высочество, - слегка поклонился он.
Он вызывал симпатию у Дика.  Потому что не был похож на других. Вот и сейчас он кланялся, но поклонился почтительно, а не унижено, а в приятной улыбке не было ни намека на  угодливость. Человек знал себе цену, и при этом знал, с кем имеет дело. К тому же, у Сартра был на редкость приятный голос. Профессор совершенно не удивился, когда Дик сообщил ему, зачем он к нему заехал. 
-Конечно, вы можете его навестить. Я провожу вас.
-Жди меня здесь, - приказал Дик Леониду и вместе с профессором пошел по дорожке к клинике.
За весь путь он не перемолвился с профессором ни словом - едва он очутился в здании, им овладело чувство омерзения, вытеснившее всё остальное. Он как будто шёл посмотреть на какого-то отвратительного уродца, а не на человека, но он был спокоен, чрезвычайно спокоен и суров. Он знал, что Рой, это противное создание, оскорбит его, едва только увидит, и был готов к этому – точно так же, как  и к своему немедленному уходу. Он не собирался здесь задерживаться. Только взглянет и сразу уйдет, а что будет с Роем  дальше – его уже не волновало. Наверное, он зря вообще сюда приехал. Надо было остаться во дворце, тем более, что сегодня пятница, будет бал и если он задержится, то рискует опоздать на него. И зачем он послушал Леонида?
Вот и дверь. Дик подождал, когда её откроют, а затем вошёл.
Рой сидел за столом и печально двигал пальцем шашки. Настоящих у него не было – не разрешали, зато имелось много бумаги. Один из листов он расчертил как шахматную доску, а другой порвал на мелкие клочки примерно одинакового размера, каждый из клочков стал шашкой, а чтобы отличать белые шашки от чёрных, он предполагаемые чёрные закрасил карандашом. Когда приходил Андерсен, он играл с ним, но сейчас его не было,  и он играл сам с собой. Это было очень грустное занятие – играть одному, и ещё грустнее Рою было от мысли, что Андерсен навестит его только через три дня, а до этого всё будет вот так же уныло и однообразно. Однообразие – вот что изводило его. Рой выучил наизусть часы прихода медсестры, приносящей пищу, время гигиенических процедур и прогулок, он знал даже, когда к нему заглянет профессор Сартр - он знал расписание своей жизни на много недель вперёд и знал, что ничего не изменится. Он знал, что скажет ему медсестра, если он заговорит с нею, знал, о чем будет говорить с ним профессор Сартр – и это его угнетало. Никакого разнообразия. Поначалу, правда, его развлекали прогулки в парке – там можно было побегать, понаблюдать за каким-нибудь насекомым, пообщаться с другими больными – словом, отвлечься, но затем и это приелось. Поведение насекомых оказалось предсказуемым, а поведение пациентов – тем более.  И у Роя началось информационное голодание. Он жаждал новой информации, новых сведений, которые могли бы отвлечь его, заставить течь мысли в ином направлении, а ничего этого не было. Всё было однообразно и предсказуемо. 
Но хуже этой предсказуемости и однообразности была мысль о том, что он не может ничего исправить, хотя очень желает. С тех пор, как к Рою стали пускать Андерсена, он лишь укрепился в том, что ему непременно нужно стать другим, зажить другой жизнью, а главное – исправить те ошибки, которые он натворил. Он хотел извиниться перед теми людьми, которым он когда-то причинил столько неприятностей, он хотел всё исправить, а вместо этого вынужден был сидеть здесь, не имея никакой возможности осуществить задуманное. Он видел только Андерсена, только он из тех, оскорблённых им ранее людей, и приходил к нему. Перед ним он извинился, раскаялся во всём, что немного утешало его, однако оставались десятки, сотни людей, которые ничего подобного от него не услышали. А его не выпускали из клиники, и он не мог ничего поделать. Андерсен, разумеется, утешал его, уверял, что когда-нибудь его непременно отпустят. Добрый Андерсен! Он столько хорошего сделал для него – он не бросил его тут, не забыл, не отвернулся. Он регулярно навещал его, играл с ним шашки и рассказывал последние новости и сплетни, он стал едва ли не последней ниточкой, связывающей его с внешним миром. Через него Рой узнавал то, что творится вне стен клиники, однако Андерсен приходил раз в неделю и то всего лишь на пятнадцать минут, а разве за это время успеешь всё рассказать? Нет. Но сейчас Рой был рад увидеть его, пусть на пятнадцать минут, пусть хоть на пять, на минуту, но  он знал, что Андерсен не придет, не сегодня, не завтра, а только через три дня. И поэтому ему было очень тоскливо. И именно поэтому он встрепенулся, когда дверь в его комнату отворилась и в неё вошёл посетитель.
Рой уже перестал надеяться, что его когда-нибудь выпустят отсюда. Он догадывался, что это возможно лишь по повелению короля или принца, но чтобы они повелели, нужно, чтобы они простили его,  и он молил о встрече с ними, он упрашивал Андерсена, персонал клиники – всех, чтобы принц или монарх пришли и убедились, что он исправился. Он готов был извиниться перед ними, готов был сделать что угодно, лишь бы они простили его и выпустили отсюда, однако проходили недели, месяцы, но никто не приходил, его все не выпускали, и он понял, что его не простят. Никогда. Он навсегда останется здесь – в наказание за свою былую грубость, за своё хамство и за своё издевательство.  А теперь его мечты сбылись, он видит Дика. Он здесь, он пришел, он стоит перед ним. Сколько месяцев Рой ждал его, сколько месяцев продумывал, что он скажет ему, когда встретится, как обрадуется его приходу, а теперь, когда это случилось, он растерялся, не знал, что сказать и не испытывал ничего, кроме стыда. Ему было стыдно за самого себя – того, кем он был раньше, за злого, циничного, жестокого Роя, хама и наглеца,  того, кого Дик знал тогда и на которого он сейчас и пришёл взглянуть. От осознания того, кого  теперь  увидел сейчас Дик, Рою стало только хуже. Действительно, кого видел Дик перед собою? Тощего, коротко остриженного парня, одетого в какую-то пижаму, лишенного всего и вынужденного соблюдать жесткий режим клиники. И он покраснел, но теперь уже не за свой внутренний, а за внешний облик, и не прошлый, а настоящий.
-Я думал, что уже никогда больше не увижу тебя… - тихо произнес он. – А ты пришёл… наверное, чтобы убедиться, что я остался прежним? Меня ведь из-за этого сюда посадили – из-за того, что никто не мог меня вразумить и я вёл себя как последняя скотина, отравляя всем жизнь. В том числе и тебе. Но я изменился, Дик… правда, изменился. Я понял, какой я был раньше и сколько зла я тогда всем причинил, и сейчас  хочу перед тобой извиниться. Я давно желал это сделать, но не мог, тебя не было, а теперь ты здесь и я прошу у тебя прощения, и прошу выпустить меня отсюда. Я знаю, ты можешь считать, что я это заслужил, что я должен и дальше здесь находится, но я уже достаточно наказан. Я здесь уже давно и ты не представляешь, каково это – все время сидеть в одиночке, выходя лишь на короткую прогулку в один и тот же парк. Здесь ничего не разрешают – ни работу за компьютером, ни просмотр телевизора, ни чтение книги, у меня нет даже самой худой газетки, совсем ничего. Мне плохо здесь, Дик, очень плохо. А ещё хуже мне от того, что я не могу ничего исправить, ничего изменить… я столько всего натворил, Дик. Стольким людям испортил жизнь. Я хочу всё исправить, Дик, я  хочу начать всё сначала, зажить иначе, и ещё – самое главное, пожалуй – я хочу извиниться пред ними и, по возможности, загладить свою вину… Ты мне веришь, Дик? Ты ведь простишь меня, Дик? Ты скажешь, чтобы меня выпустили отсюда?
Он говорил, а время шло, он говорил, а Дик молчал,  и он испугался. Что, если  Дик уйдёт, так ничего и не сказав, так и не простив его?  Вот уже и санитары показались – неужели, свидание окончено?!
-Нет!.. Дик, я прошу тебя… умоляю… поверь мне, Дик!.. Пожалуйста!
Дик молчал.  Он смотрел на него, но видел совсем не того, на кого он пришёл взглянуть. Он не видел больше задиру и самоуверенного хама, любителя поиздеваться над слабыми, он видел худого юношу, коротко остриженного, выряженного в нечто на подобии пижамы. Юноша трясся как в ознобе и рыдал в руках рослых санитаров от мысли, что никто не поверит в его раскаяние, что его не простят и он навсегда останется в психиатрической клинике. Без возможности что-либо исправить, без возможности принести извинение всем тем людям, которым он причинил некогда много зла.
-Когда его отпустят? – не отрывая взора от несчастного Роя, спросил Дик у профессора.
-Когда пожелаете, сударь, - услышал он в ответ знакомый ироничный голос.
Дик обернулся – рядом с ним стоял его отец, король. Судя по всему, король заметил, как он выехал из дворца, узнал, куда он направился и выехал следом, предварительно предупредив профессора Сартра – вон, кстати, и он, стоит подле монарха. Дик обратил свой взор на Роя – удивлённый еще больше, чем он, бедняга во все глаза смотрел на короля.
-Если  хотите, его отпустят хоть сегодня, - усмехнувшись, произнёс король, - ну а если вы его не простили  и считаете, что он должен здесь задержаться, то, пожалуйста, оставим его здесь ещё на годик-другой.
Дик смотрел на Роя – бедняга уже ни на что не надеялся, он лежал на полу, охраняемый двумя санитарами, и грустно глядел на пол.
-Отпустите его, - приказал Дик.
Выслушивать благодарности он не стал – наслушался от Андерсена. И начитался. Развернувшись, он вышел в коридор.
- Правильно, - раздался над ухом ироничный голос, - вам лучше поторопиться: скоро бал, рискуете опоздать, милейший. Если, конечно, вы на него вообще собирались.
Как всегда, король бил точно в цель. На бал Дик не собирался, он на него вообще бы не пошёл, если бы не знал, что того хочет отец. Спрятав смущенную улыбку, Дик хотел прибавить шагу, а вместо этого остановился совсем. Запах. Тоненькой, едва уловимой струйкой, он тянулся по коридору, мимо камеры Роя, к камере под номером сорок семь. Через четыре двери, слева. Не может быть. Дик снова втянул носом воздух: может быть, он ошибся? В больницах всегда полно запахов: персонала, пациентов, всевозможных лекарств. Он мог запросто спутать, ему показалось…
- Куда это вы так смотрите, сударь?
Вкрадчивый, насмешливый голос короля заставил его обернуться. Король улыбался, Сартр – тоже, и оба проницательно смотрели на него. Он не ошибся. Но догадываются ли они, что он понял, кто скрывается под номером сорок семь? Король – более, чем вероятно. А Сартр? Знал ли профессор о его тайне, и, как следствие, понимал ли, что благодаря своему острому нюху он всё понял? Дик не мог сказать наверняка.
- На дверь, ваше величество, - ответил он.
- Вообще-то, выход там, - король взглядом указал на противоположный конец коридора. – Хотя, учитывая ваше горячее желание попасть на бал… я не удивлюсь, если вам придёт в голову выбираться отсюда через стену.
На этот раз даже на устах Сартра показалась улыбка.
- Выход – в той стороне, сударь, - усмехнулся король и Дик, не желая более испытывать его терпение, направился к указанному проходу.
- Кстати, не желаете ли проехаться со мной? – предложил король. – Раз уж нам всё равно по пути.
Дика такая перспектива совсем не обрадовала, а монарх, словно читая его мысли, насмешливо протянул:
- Ах, ну конечно… вы же приехали сюда не один, а с вашим верным Леонидом… как же вы его бросите, одного-то…
- Ваше величество не возражает, если я поеду один? – сделав вид, будто не заметил сарказма короля, спросил Дик.
- Нет, сударь, езжайте. Но учтите: если вы опоздаете на бал… оправдания в виде того, что вы заблудились, или у вашей кареты отвалилось колесо, не пройдут, даже не мечтайте.
- Отсюда до дворца лежит прямая дорога, - улыбнулся Дик, - причём довольно ровная.
- Ах, сударь, но по этой дороге ведь поедете вы…
Дик простился с королём у выхода из клиники: король велел ему ехать вперёд, а сам решил задержаться, чтобы побеседовать с Сартром. Разумеется, монарх не упустил возможность пошутить, заявив, что он ничуть не удивиться, что уехав первым, Дик приедет во дворец последним…
Дик его не слушал – его занимали мысли совсем иного толка, чего никак не мог не заметить Леонид. Велев кучеру трогать, евнух поинтересовался:
- Что-то не так, ваше высочество?
- Нет, всё в порядке, - ответил Дик.
Но от Леонида просто так не отделаться.
- Вы были у  Роя? Это из-за него вы так задумчивы?
- Нет, Рой тут ни при чём, - Дик смотрел, как мелькают фонарные столбы – один за другим.
- Но вы его видели? И ваш отец тоже? Он ведь для этого сюда приехал – чтобы в случае, если вы поверите в перемену, выпустить его?
- Да, всё верно, - подтвердил Дик.
- И что? – допытывался евнух. – Он изменился ведь, правда? Вы признаёте это?
- Да, Леонид, он изменился. Хотя я этого, признаться, совсем не ожидал.
- И вы его отпустили?
- Король спросил, хочу ли я этого, - перед Диком невольно возникла картина: несчастное лицо Роя, беспомощного, поникшего. – Я  велел его отпустить.
- Андерсен очень обрадуется, и Константин тоже. А вы, принц?
- Скорее да, чем нет, Леонид. Мне странно видеть его таким… таким…
- Изменившимся? – подсказал евнух.
- Да, но я надеюсь, что перемены эти к лучшему и его освобождение пойдёт ему на пользу… но вообще, Леонид, меня волнует совсем не Рой. В клинике я узнал кое-что другое… куда более важное, чем то, что Рой действительно  изменился. Я узнал, - глядя в заинтересованное лицо евнуха, промолвил Дик, - куда ездит Лаевский, Леонид. Каждую пятницу, к десяти часам вечера.
Леонид пребывал в полнейшем недоумении. Как он мог это узнать? Ему сообщил об этом король? Сартр? Рой – эту, совсем уж дикую мысль, забрёдшую в его голову, Леонид отшвырнул и устремил ожидающий взгляд на своего молодого господина. Он надеялся, что Дик всё ему прояснит, но Дик так ничего не сказал. А он не решился спрашивать.


Глава 26.
День рождения Константина.

Как Дик и ожидал, Константин чрезвычайно обрадовался, что он съездил к Рою, поверил в то, что парень изменился и главное - Константин был счастлив узнать,  что Дик его отпустил. Он вообще в эту субботу был необычайно весел, и Дик догадывался  почему – в воскресенье у юноши должен был состояться день рождения, и он, конечно же, ожидал подарков. Причём не только от него, Дика, но ещё, как минимум, от Андерсена (если ему, конечно, удастся доставить подарок во дворец), и Роя. Ведь если Рой действительно изменился, то подарок наверняка вручит, заверял Дика Константин.
- А что подаришь мне ты, Дик? – лукаво подмигивая ему, допытывался юноша у Дика. – Дик, ты же не оставишь меня без подарка, верно?
Дик  в ответ лишь улыбался – конечно, нет. Он даже знал, что подарит.
- А что подарите себе вы, Константин? – в свою очередь, спрашивал он у него.
О, что подарит он себе – Константин уже знал. В запасе у него имелось два неистраченных дня отпуска и он желал использовать их. Константин собирался отработать в воскресенье,  чтобы в понедельник и вторник отрываться на всю катушку. Первым делом, он, конечно, выспится. А то он устал уже вставать ни свет, ни заря, и ползти топить камины. Хоть раз поспит как все добрые люди, до половины двенадцатого. А потом, конечно же, гулять! В понедельник, в рабочий день, в Альвере меньше всего народу (именно поэтому он и перенёс празднование с воскресенья на понедельник), и потому никто не помешает ему увидеть город. Константин уже представлял, как он будет бродить по широким, прямым улицам в центре Альвера, любоваться вымощенными щебнем дорогам, по которым будут катить кареты, запряжённые четвёркой лошадей. Такой экипаж, везущий, несомненно, знатную и богатую персону, будут сопровождать слуги и личная охрана верхом на гнедых скакунах. Они же будут кричать «посторонись» зазевавшимся прохожим – интересно, а крикнут ли ему? Лучше не пробовать, с улыбкой подумал Константин, ведь по его синему костюму в нём наверняка распознают раба из каменоломни, состоящего при дворе в качестве топильщика каминов, и, чего доброго, вместо «посторонись» огреют кнутом. Да, жалко, что у него такая низкая должность при дворце. Константин заметно опечалился: ему же вряд ли выдадут другой костюм для прогулок по городу, из-за чего все будут узнавать его, едва только завидят. Возможно даже, из-за того, что он раб, его и не пустят во многие  учреждения – музеи там, театры, клубы, бары. Но даже если раб и свободный человек в Коэре имеете одинаковые права на вход, то сможет ли Константин оплатить своё посещение? С горечью юноша вдруг вспомнил, что рабам не платят зарплату, а Дик не прислал в этот раз с Леонидом ни монетки, памятуя, очевидно, о том, как смутился Константин, когда Дик это однажды сделал. Эх, как бы сейчас пригодились ему деньги! Ведь как можно развлечься и хорошенько отдохнуть в городе, если у тебя в кармане пусто? Ему не нанять будет даже самый дешёвый кеб, когда устанет идти пешком, не говоря уж о возможности совершить кону. Экскурсию по окрестностям Альвера. А посещение музеев? Вход наверняка платный, да и за выпивку и еду надо будет платить – не будет же он бродить целый день голодным. Ему нужны деньги, но где их взять? Константин от всей души надеялся, что Дик всё-таки догадается прислать к нему с Леонидом хотя бы дюжину серебряных монет. А может,  его подарок будет заключаться в деньгах? Константин воспрянул духом: всё может быть. Дик же умный, он догадается, что он нуждается в деньгах. Наверное, так оно и будет. А если нет? Уже утро, а он ведь так к нему и не зашёл. И Леонида не прислал. И камину к нему топить не посылали. Неужели забыл? Константин, выполнив весь необходимый объём работы за утро, вернулся к себе в каморку. Денег на столе не нашлось, записок тоже. Никто не приходил. Вздохнув, юноша вытащил из кармана пару медяков, а потом, подойдя к кровати, выудил из-под матраса ещё монеты. Ссыпал их на стол и обозрел получившуюся кучку. Семь, всего семь медяков.  Константин уныло смахнул их на тряпицу и засунул обратно под матрас, чтобы лишний раз глаза не мозолили. Не травили душу. Вряд ли этого хватит хотя бы на кружку приличного пива. Проклятые аристократы! Мало того, что они ни разу не кинули ему ни единой серебряной  монетки, так они ещё и медяк лишний бросить скупятся.
- Эй, ты! – грубый окрик ворвавшегося в каморку слуги вывел Константина из задумчивости. – Живо на третий этаж, топить камины молодому Милтону!
Милтону? Худшего подарка на день рождения Константин и представить себе не мог. Он не любил Милтона и Лемана, а после приключений в горах и на болоте, когда графы узнали  о его истинных чувствах своей новой профессии и о том, что он был рабом в каменоломнях, он и вовсе не желал их видеть. А уж тем более – заниматься камином у них на глазах. Ему казалось, что благородные отпрыски втихую смеются над ним. Над тем, что он побывал в каменоломнях, над тем, что он вынужден топить камины и что он ненавидит эти самые камины. Поэтому сейчас, поднимаясь наверх по лестнице, Константин от всего сердца молился, чтобы Милтона в гостиной не оказалось. Пусть он уйдёт куда-нибудь – в соседний зал, в коридор, в туалет – куда угодно! Но граф оказался в гостиной, причём не один, а вместе с Леманом, и оба как будто ждали его. Милтон стоял, опираясь на спинку кресла, а Леман сидел в самом кресле, и оба с интересом устремили на него пытливые взгляды, стоило ему только войти. Так и надавал бы им поленом по рожам! Чтобы не улыбались. Чувствуя, что краснеет, Константин поспешил заняться камином –  если он будет сидеть к ним спиной, они не увидят его смущение, а он не будет видеть их рожи. Он так спешил поскорее покинуть гостиную, что затопил камин гораздо быстрее, чем обычно.  Подождав, когда пламя разгорится, Константин поднялся с колен и направился  к двери.
- Стой!
Константин повиновался. На губах графов играли улыбки. До чего противно быть игрушкой в чьих-то руках! Константин тысячу раз пожалел, что его не сожрали в горах собаки Бастарда – уже лучше бы пусть его разорвали они, чем стоять тут, перед графами.
- Это тебе. Лови!
Не зная почему, Константин поймал то, что Милтон кинул ему. В ладонь шлёпнулось что-то тяжёлое и холодное. Он разжал пальцы. В руке, блестя, лежала новенькая серебряная монета. Не тонкий медяк, а серебряный. Настоящий серебряный. Это же целое состояние! Константин перевёл удивлённый взгляд на молодых аристократов – в глазах графов плясали озорные огоньки.
- Теперь от меня, - улыбнулся Леман и Константин поймал ещё один серебряный. – С днём рождения, Константин.
Ему следовало оскорбиться. Скорчить гневную рожу и швырнуть им монеты в лицо. Но, подняв глаза на графов, Константин увидел их улыбки – весёлые, может, чуточку насмешливые, но приятные. Добрые. Они не издевались над ним. Даже не думали. Они поздравляли его, от всего сердца. И Константин, краснея, смущённо улыбнулся. После чего запихнул обе монеты в карман и поспешил к выходу.
- Да, вот ещё что, - донёсся ему вслед уже серьёзный голос Милтона.
Что? Константин обернулся, не понимая.
- Спасибо, что вытащили меня тогда, в горах.
Серьёзные глаза были полны благодарности, искренней благодарности. Причём Милтон сознавал, какую огромную услугу оказал ему Константин, это видно было. Спасение жизни – это всё-таки не комара прихлопнуть. И Константин, тряхнув головой в ответ, вышел из гостиной. Первый подарок, а какой замечательный! Константин не знал даже, чему радоваться больше – подаренным золотым или тому, что барьер изо льда, воздвигаемый им между собой и юношами, наконец-то растаял. Разумеется, последнее приятнее вдвойне – ведь так приятно сознавать, что тебя не держат за клоуна, что тебе искренне признательны и что тебе рады. Хотя, конечно, дистанцию соблюдать всё же придётся. Они же графы, а он – плебей, так что запанибратского отношения он от них может не ждать, а всё равно – приятно. Потому что они – они просто будут дружить с ним. Ну, чуточку иначе. А какая разница, в конце концов, будет мешать им лёгкий налёт церемонности или нет? Это даже сделает общение более приятным и Константин улыбался, довольный тем, что обрёл новых друзей. И монеткам – эх, ну и шиканёт же он! Отпразднует по полной программе!
Остаток дня пролетел незаметно. Он чистил камины на разных этажах, а когда наступил вечер – пришла пора снова браться за спички и поленья. Сварливый старший каминщик сегодня был особенно груб и задал работы куда больше, чем обычно, так что к одиннадцати часам Константин едва держался на ногах и думал лишь об одном – скорей бы завалиться спать, чтобы проснувшись, уже встречать завтра. И праздновать. Только прилечь на кровать всё никак не получалось. Возвращаясь с пустым ведром, Константин наткнулся на старшего каминщика. 
- Вернулся? – грубо спросил тот. – Отлично. Третий этаж, апартаменты за Зелёным залом.
- Но… послушайте, - упрямился Константин, - я же и так сегодня растопил больше каминов, чем требуется… может, не будете надо мной издеваться? Пошлите кого-нибудь другого.
- Другого, бестолочь? – взревел каминщик. – Рабы никогда не могут растопить больше, чем требуется! Они топят столько, сколько им скажут! Если я скажу, ты у меня ещё сотню каминов растопишь, понял, идиот? А теперь живо на третий этаж, пока я с тебя шкуру не спустил!
Надо было ему всё испортить! Ругая в душе злого каминщика, Константин наполнил серебряное ведро поленьями, проверил, целы ли списки и двинулся наверх. Лестницы, коридоры… как же он устал! Но усталость его как рукой сняло, стоило ему оказаться за Зелёным залом.  Дальше он никогда не ступал. Его туда не пускали. Константин не знал, кто проживает в этой части дворца, и живёт ли вообще. Может быть, там находится библиотека? Или ванные комнаты? Или в пустынных залах блуждает лишь тишина? Отварив створку двери, Константин попал в длинный узкий коридор. Он упирался в золочёные двери, охраняемые двумя стражами, и сворачивал направо. Но ему не надо направо, ему наверняка надлежит идти туда, за те двери. Шагая по красному ковру, Константин смотрел по сторонам: стены украшали бра, и десятки зеркал, в которых отражались их огни. Константин дошёл до конца коридора и остановился на всякий случай – ему не раз уже приходилось отскакивать от стражей, которые скрещивали перед ним свои алебарды, если он хотел пройти, куда ему идти не следовало. В этот раз стражи алебарды не скрестили. Путь свободен. Может, на всякий случай спросить, ждут ли  за дверьми топильщика каминов? Что за глупость! Выругав себя за свою трусость, Константин  приоткрыл створку двери и протиснулся внутрь. Закрывать за собой дверь не понадобилось – внутри так же стояли стражи, один из них закрыл за ним дверь, а Константин огляделся. Он очутился в просторном  зале,  фактически утопающим в темноте, потому что, не смотря на наличие ряда огромных окон слева, тут невозможно было ничего разглядеть. Солнце давно зашло, и свет не проникал сюда. Зато имелся альтернативный источник освещения – свечи. На противоположном конце зала стояли торшеры, и несколько свечей на столе, благодаря которым Константин увидел, что стражи охраняют всё же не воздух. За столом, в огромном резном кресле, восседал король. Лицо монарха слабо освещалось тонким пламенем свечи, и в полумраке комнаты казалось особенно прекрасным. И опасным. Но не меньше испугал Константина и человек, стоящий подле него. Лаевский. Стоя в чёрноте тени, отбрасываемой креслом, он едва ли не сливался с нею в своём чёрном плаще. Однако это ничуть не помешало Константину разглядеть коварную улыбку на его устах. Два дьявола, собравшихся вместе обсуждать свои жуткие планы. А где же Нордок? Константин поискал его взором. Нордок, советник короля, уже бывший, правда. Его не было.
- Кого-то потеряли, Константин? – раздался в темноте ироничный голос монарха. – Так камин справа, если вы не видите.
Скорей бы выбраться отсюда! Константин не беседовал с королём с тех пор, как тот повесил на него эту должность, и не испытывал ни малейшего желания делать это вновь. Тем более в такой обстановке. Темнота гигантского зала пугала его, а наличие подле монарха Лаевского усиливала его опасения. Его не случайно вызвали сюда. Он ни разу ещё не топил камины ни королю, ни герцогу, и сомневался, что теперь всё обойдётся простым выполнением его обязанностей. Однако он отчаянно надеялся на это. Константин стал выкладывать дрова, а герцог и король следили за ним. Как пара котов за мышью. Заполнив камин деревом, он чиркнул спичкой и стал наблюдать, как пламя начинает поедать поленья.  Огонь завораживал его, а исходившее от него тепло как нельзя кстати пришлось сейчас, когда огромный зал, благодаря холоду, пришедшему вместе с надвигающейся новью, превратился в большой ледник. Константин невольно приблизился к огню, а  потом – сел, утомлённый работой.
- Встать!
Константин подскочил, словно его огрели плетью.  Проклятый Лаевский  - перепугал его до чёртиков. Так же и обделаться со страху не долго. Хотя он тоже хорош – забыл, что в присутствии короля нельзя сидеть.  А всё потому, что ему прежде не доводилось топить камин в его присутствии. Однако герцогу не придётся больше кричать на него, он не совершит больше подобной ошибки. Потому что он сейчас же уйдёт. Огонь почти готов, он не потухнет и ему незачем больше здесь оставаться. Поднявшись на ноги, Константин поднял ведро и направился к двери.
- Лаевский приказал вам встать, а не уйти, Константин.
Теперь они от него  не отстанут. Зря он пришёл сюда, ох, зря! На устах монарха играла улыбка, а взгляд Лаевского смутил бы самого раскрепощённого человека. Константин пошёл обратно к камину. А, собственно, зачем? Чтобы стоять у них на обозрении, в свете ярко пылающего огня? Они-то хорошо устроились, их почти не видно, а вот его – если он подойдёт к камину – его они увидят хорошо. Константин остановился.
- Ну зачем же стоять так далеко, Константин? – прошелестел монарх. - Зал прогреется не скоро, вы замёрзнете, да и неучтиво это - стоять на другом конце зала, когда с вами изволят разговаривать. Проявите же уважение к своему собеседнику, подойдите ближе.
Вот гад! Константин сделал несколько шагов по направлению к королю.
- Ближе, - велел монарх. - Ещё. Вот так.
Две пары насмешливых глаз – короля и герцога - впились в него, словно иголки. Объединились! Константин был уверен – королю известно о проделках Лаевского, он знал, что именно герцог устроил покушение на Дика. Знал и простил его? Судя по всему – иначе почему они оба сейчас вместе, и смотрят на него, вдвоём потешаясь?
- Так кого вы искали, Константин, когда вошли?
Простил Лаевского! Простил того, кто едва не угробил его собственного сына! Константин  ощутил прилив храбрости – потому что он ненавидел короля!
- Нордока, ваше величество, - глядя королю прямо в глаза, как можно твёрже сказал Константин и мстительно прибавил: – Он же был всегда рядом с вами.
А теперь вместо него стоит эта сволочь! Что, избавились от пустозвона? Константин чуть ли не с вызовом смотрел на обоих. Король усмехнулся.
- Как трогательно! Я боюсь, Константин, что Нордок не ответил бы вам подобной любезностью. Вряд ли бы он стал вас искать, обнаружив, что вы пропали.
- Я думаю, ваше величество, - криво усмехнулся Константин, - что герцог тоже не стал бы меня искать. Если бы я случайно пропал.
Он особенно сильно нажал на «случайно»: давай, гнида, поёрзай! Ведь ты хотел от меня избавится, верно? И Константин торжествующе усмехнулся (чуть слышно, правда), когда увидел, как передёрнуло Лаевского. О да, он всё понял! Только заулыбался противней прежнего. Как о король. А вот это уже было интересно. Похоже, не так всё гладко между ними, как Константин предполагал. Иначе с чего бы монарху радоваться тому, что Лаевского так ловко поддели? Но хватит раздумий, если ему везло до сих пор, это не значит, что Фортуна будет вечно на его стороне. Надо уносить отсюда ноги, да поживей.
- Пожалуй, я лучше пойду, ваше величество, - произнёс Константин. – Не буду вам мешать.
- Стойте, -  ледяной голос пригвоздил его к полу, но почти сразу же произошло преображение, лёд вновь обратился в насмешку. – Я ещё вас не отпускал.
Что ещё ему от него надо? Константин снова начал пугаться.
- Кажется, у вас сегодня день рождения? – в глазах короля сверкал насмешливый огонёк. – Возьмите!
Сам он ничего ему не подал, вместо него к Константину приблизился Лаевский и протянул ему пополам сложенный лист бумаги. Константин замялся, не решаясь брать что-то из рук герцога.
-Ну? - рявкнул монарх.
Вздрогнув, Константин взял листок и недоумённо взглянул на короля.
- Раскройте, - последовал ещё один приказ.
Константин подчинился и едва не выронил листок от изумления, когда увидел рисунок.
На листке был изображён он, Константин, собственной персоной – таким, каким его впервые увидел король в каменоломнях. Грязный, оборванный, закованный в кандалы юноша лежал на каменных плитах и с трепетом взирал с картины на него самого. Смущённый, перепуганный, измученный, удивлённый.
- Мне пришлось постараться, чтобы восстановить всю картину. На это ушла не одна неделя.
Константин вздёрнул глаза – король улыбался. Густо покраснев, Константин опустил листок.
- Ну как, вам понравилось?
- Да, ваше величество. В этом определённо что-то есть.
Король усмехнулся.
- Это вам подарок. На день рождения. Можете идти.
Собственно, ради этого он его сюда и позвал. Засунув рисунок в карман, Константин покинул зал.
Он собирался, вернувшись в каморку, рассмотреть как следует свои подарки, но сделать это не удалось – стоило ему войти в комнатушку, как его за шиворот выволок старший топильщик каминов и велел отправляться к принцу. Само собой, первое, что сделал Константин, придя в гостиную оборотня, это спросил:
-Ты это нарочно?
-Что именно? – поинтересовался Дик.
-Ну, вызвал к себе? Узнал, где я побывал, и…
-А где вы были?
Судя по всему, Дику ничего не было известно!
Конечно, Константин мог ему налгать, но смысл? Рано или поздно Дик всё равно узнал бы о рисунке, поэтому Константин, помедлив, рассказал о подарке короля, а затем продемонстрировал сам презент. Правда, быстро – подержав меньше минуты, Константин торопливо сложил листок, чтобы спрятать его обратно в карман. Подобная спешка не могла не вызвать улыбку оборотня.
-Ты чего улыбаешься? – тщетно пытаясь скрыть своё смущение, спросил Константин.
Только вот ответить оборотню не пришлось, а всё потому, что он, Константин, слишком спешил. Он так торопился спрятать листок, что перепутал карманы, и начал засовывать его в левый – там, где лежал коробок со спичками и пара монет, подаренных графами. Засовывать в карман, где лежало что-то ещё, бумага никак не хотела, и после безуспешной попытки спрятать его в нём, Константин не придумал ничего лучше, чем вывернуть карман, и хотя своего он добился – рисунок туда влез, содержимое кармана – спички и монеты – предстали перед взором оборотня.
Две серебряные монеты. Зная прекрасно, что сам он ему таких денег не давал, с Леонидом не отсылал, а источника дохода, кроме подаяний у Константина не было, Дик сразу же заинтересовался, откуда у топильщика каминов появились такие средства.
- Это  от Лемана с Милтоном, - перехватив взгляд друга, пояснил красный как рак Константин. – Они вызвали меня к себе растопить камин и поздравили с днём рождения.
-А тут я вас некстати позвал…
Вот зараза!
- Это ты им сказал, да? – быстро спросил Константин. -  Ну, что у меня сегодня день рождения? Сами-то они никак этого знать не могли!
Он был уверен, что всё это проделки оборотня – и монеты, подаренные графом, и рисунок, вручённый королём. Наверняка это он их всех надоумил одарить топильщика каминов, а в довершение ко всему, вызвал его сюда, чтобы посмотреть за реакцией. Но Дик только покачал головой.
-Я ничего не говорил графам, Константин, и уж тем более – своему отцу. Если они вас и поздравили, то руководствуясь исключительно собственным побуждением. Хотя… я не уверен, что графы знали, что у вас день рождения. Зато я догадываюсь, кто мог им намекнуть об этом.
С этими словами Дик посмотрел на Леонида, а тот, ещё мгновение назад внимательно ловивший каждое слово их разговора, и вдобавок ко всему, с любопытством изучая подарки, воздел глаза к потолку, притворившись слепым, глухим, а заодно и немым. Константин весело рассмеялся, а евнух, поняв, что его разоблачили, улыбнулся краешком рта.
- Хитрец! – воскликнул Константин. - И когда только умудрился?.. И граф этот… ведь отблагодарил-таки, чёрт возьми!
-А вы думали, что он не догадается? – засмеялся Дик. – Я же предупреждал вас, Константин: граф помнит сделанное ему добро.
- Теперь-то я в этом убедился… Кстати, - вдруг вспомнил Константин, - а ты же, небось, тоже сюда не просто так меня позвал? Пришёл меня поздравить? И чем же?
Он сгорал от нетерпения, гадая, какой сюрприз приготовил для него оборотень. Денежный? Или это будет какая-нибудь дорогая вещь? А может, что-нибудь забавное и смешное? Он ожидал что угодно: компас, часы, диски с музыкой и фильмами, карту Альвера или дворца, бумажник, так что когда Дик подал знак Леониду и тот продемонстрировал бутылку вина, из груди Константина вырвался самый настоящий вопль.
 - Дик!
Потому что бутылка вина оказалась не простая. Это была одна из тех бутылок, что стояли рядом с бочками в винном погребе пещер Драконовых гор. Подтверждением тому был не только старинная этикетка на бутылке, но и озорной взгляд Дика.  Это был самый классный подарок на день рождения. Подарок, о котором он мог только мечтать. Константин вертел бутылку в руках, не смея от неё оторвать восторженных глаз.
- Но как… как тебе удалось получить её? – не веря своему счастью, шептал он. – Ты что, потом опять ходил туда?
- Нет, я просто попросил Леонида прихватить её с собой, когда мы покидали погреб. Втайне от вас, разумеется. Правда, Леонид ворчал и долго не соглашался, заверяя, что лучше бы он взял лишний кусок вялёного мяса…
- Ещё бы! Протащить бутылку от самых Драконовых гор до Альвера и не пролить ни капли! Она же могла разбиться!
- Леонид тоже так считал, а ещё, я думаю, ему не очень хотелось тащить такую драгоценную ношу, зная, что ему не суждено насладиться ею. Не так ли, Леонид?
Константин рассмеялся, увидев забавную физиономию евнуха.
- Как всегда, ему не везёт, - заключил он. – Но я исправлю это. Дик, Леонид – надеюсь, вы не откажитесь выпить со мной?
Конечно же, они не отказались,  и евнух налил всем чудесный напиток.
- За вас, - произнёс тост Дик, поднимая бокал, и все трое чокнулись.
Радостно звякнуло стекло, и Константин медленными, маленькими глотками, чтобы растянуть удовольствие, осушил свой бокал. А Леонид снова занёс бутылку, готовясь добавить вина.
- Нет! – Константин отдёрнул свой бокал, будто красная жидкость в бутылке превратилась в яд.
Дик и Леонид  с недоумением взглянули на него.
- Это мой предел, Дик, - смущённо краснея, признался топильщик каминов. – Я скопытюсь, если выпью больше. 
- Так  вот почему вы тогда просили налить вам хотя бы один бокал… - промолвил оборотень.
- От одного бокала мне ничего не бывает, - Константин грустно улыбался, глядя на свой бокал, где на самом донышке краснела пьянящая капля. – Но только от одного. Стоит мне только выпить больше, - даже если это будет всего лишь глоток – мне крышка.
- Наверное, это неприятно, - пожалел его Леонид.
- Особенно, если соблазны на каждом шагу! – подтвердил Константин. - Знаешь, Дик, праздники – штука хорошая, и друзья тоже, но когда они сливаются воедино… и когда их много…
- Поневоле приходится становиться трезвенником, - закончил за него Дик. 
- Хуже: приходится пить в одиночестве у себя дома. Не скажешь же на людях: «Мне хватит». Никто не поверит. Не знаю, как у вас в королевстве принято, Дик,  а у нас – ну, на моей второй роди, России - если пьют, то – от души. Я же, - сознался он, - англичанин наполовину. Мать – англичанка, а отец – русский. А у русских душа широкая. Пара бутылок  на глотку – спокойное дело. И не откажешься ведь – решат, чего доброго, что нос задираешь. Так что, я как в Россию попадаю, всегда приходится день рождения отмечать дома. А в итоге и сам недоволен, и тобой недовольны: как же, пить с ними отказываешься!.. Н-да… - Константин печально вздохнул и покрутил бутылку. – Но зато в этом есть свой плюс, - жизнерадостно закончил он. - Знаешь, на сколько мне хватит теперь этой бутылки?
Дик засмеялся.
- Только ты её от меня забери, - подумав, попросил Константин. – А то я  не то, чтобы человек безвольный и слабый, просто, когда перед носом маячит такая прелесть, рука сама потянется… да и потом, мне её хранить тут негде, а если при досмотре её тут обнаружат, сразу начнутся вопросы: где взял, на какие средства, ну и так далее…
Дик понимающе кивнул, а Константин засобирался к себе – в любой момент старший топильщик каминов мог обнаружить, что раб ещё не явился, и тогда ему не избежать выговора. Ведь опаздывать без уважительной причины рабам не разрешалось…
Вернувшись в каморку, Константин разделся, забрался в постель, где предался воспоминаниям уходящего дня. Какой славный всё-таки у него вышел день рождения! Он получил прекрасные подарки, и главное – его поздравили не только те, от кого он ожидал получить сюрприз, но и те, от кого он совсем этого не ждал. Графы, король… король. Единственное, пожалуй, что не давало покою Константину, так это герцог, находящийся подле монарха. Юноше было понятно, почему король одарил его, но в его голове совершенно не вязалась дружба короля и Лаевского. А ведь именно её он и уловил там, в зале. Король и герцог дружили, но что могло связывать их?  Лаевский уже не в первый раз пытается причинить зло Дику, сыну короля, и королю об этом известно, и, тем не менее, он продолжает общаться с Лаевским. Он даже снова сделал его своим главным советником. Ну не глупость ли это? Зачем ему такой человек подле себя, как Лаевский? Зачем он ему нужен? Чтобы помогать управлять королевством? Но при своих качествах монарху вовсе не требовался Лаевский. Острый ум, властный характер, настойчивость, целеустремлённость,  бесстрашие – всё это и многое другое, необходимое для единоличного правления, у него было. Монарх, по сути, и не нуждался в Лаевском. Он мог раздавить его, если бы захотел. Но он не делал этого. Вместо этого он держал его при себе. Для чего? У Константина пока имелся только один, самый безумный ответ – они дружили. Обычная дружба двух сильных личностей, которых тянуло друг другу, точно магнитом. Причём король среди них был наиболее сильной фигурой, а Лаевский, хоть и знал это, всё равно пытался его свергнуть. Точнее, не совсем его, он пытался заполучить власть посредством сбрасывания со сцены оборотня. Наследника. Он смотрел дальше. Понимая, что не может убрать короля или манипулировать им, он надеялся, что сможет манипулировать его сыном, Диком. А король, зная это, всё равно ничего не делал. Зачем? Трудно понять логику сильных мира сего. Константин не понимал, зато в одном он был уверен наверняка – король не допустит, чтобы Лаевский расправился с Диком. Но вот когда его не станет – сможет ли Дик одолеть Лаевского или тот возьмёт верх? Вот в чём вопрос. Но это  всё – в будущем… далёком будущем… а пока… пока Константин желал бы знать ответ на куда более простой вопрос: куда же ездит Лаевский по пятницам к 10 вечера? Может, это и есть ахиллесова пята герцога? Но куда же он может ездить? За эликсиром молодости? За напитком храбрости? Или охотится, как Дик? Или…
Что – или, Константин так и не додумать, потому что уснул, а на следующий день он и думать забыл о Лаевском: он праздновал.
 Целых два дня гулянья  и всё благодаря двум серебряным. Константин, ещё до того, как покинул территорию дворца, предвкушал два дня, полных удовольствий. Однако праздник оказался испорчен – проклятая профессия и здесь дала о себе знать. Топильщик каминов. В Коэре каждому было известно, кем является человек, назначенный на эту должность. Рабом из каменоломни. Преступником. Разумеется, никто бы не узнал, что Константин был в каменоломнях – сам-то он не собирался делиться с кем-либо своим прошлым, однако  злополучная голубая форма с эмблемой в виде камина с двумя кирками по бокам, выдавала его с головой. Всякий, кто видел эмблему на голубом фоне, понимал, что перед ним королевский топильщик каминов, взятый из каменоломни. Конечно, эмблему можно было зашить, или отодрать, но Константину запрещалось это делать, как запрещалось отдирать эмблему с другой его одежды и обуви –  на следах ботинок, на штанах (в районе карманов),  носовом платке и даже на  внутренней части своей повязки у него красовалась эмблема.  В виду чего всякий за милю узнавал в молодом человеке раба, и хотя топильщики каминов считались исправившимися людьми, относились к ним с подозрением и презрением. Потому что для коэрцэв топильщик каминов был раб, причём раб с криминальным прошлым, и Константину пришлось на своей шкуре узнать все прелести такого отношения. Нет, в большинстве своём коэрцы, погружённые в собственные проблемы, не замечали молодого человека в голубой форме с эмблемой на груди, однако когда дело доходило до различного рода услуг, у Константина возникли трудности. Так, когда он пожелал нанять кеб, ему удалось поймать экипаж лишь с третьей попытки – потому что кучера не останавливались, не желая возить раба, а когда экипаж всё-таки остановился, кучер с насмешкой спросил у Константина, а точно ли у него есть деньги на проезд. Похожие трудности возникли у Константина, и когда он пожелал войти в дорогой ресторан – туда его попросту не пустили, мотивировав свой отказ тем, что «рабам здесь не место». Ему отказали в одном ресторане, затем не пустили во втором, а на третьем кучер с улыбкой посоветовал топильщику каминов не тратить время, и предложил посетить местные трактиры. Там публика попроще и туда пустят раба. Константину поневоле пришлось согласиться на такое предложение. Но и в трактире его встретили не радостно. Там  ему несколько раз озвучили цену за блюда, видимо, опасаясь, что у клиента не хватит денег расплатиться, и успокоились, лишь когда он показал серебряный.
Перекусив, Константин отправился дальше, и чем дальше он шёл, тем больше ему нравился Альвер, поскольку, если отбросить негативное отношение населения к  рабам, город  был сказочно красив. Чего только стоили одни булыжные мостовые на окраинах, да дороги, выложенные гранитной брусчаткой. Константин долго не мог привыкнуть, что под ногами не асфальт, и то и дело опускал взор вниз, чтобы полюбоваться на  покрытие. А какие здесь построены дома! В один, два и три этажа, сделанные из камня и кирпича - в  центре города, и деревянные – на окраинах, и никаких современных многоэтажек! Никаких высотных зданий!  И никаких трамваем, троллейбусов, автобусов – ничего. В Альвере все или пользовались услугами экипажа, или услугами рикши. Не отставала и местная мода – Константин сразу заметил, что в Альвере отдают предпочтение одежде ручной работы, из натуральных тканей. А какая здесь была кухня! Даже в тех дешёвых трактирах, куда пускали Константина, никто не торговал продуктами, начинёнными консервантами, красителями и различными пищевыми добавками. В состав входили только натуральные компоненты, причём часто еду изготавливали прямо при покупателе, в результате чего та же свежеиспечённая булочка приобретала особый, божественный вкус.
Праздник удался.  В конце вторника Константин пришёл во дворец довольный.
А потом – потом наступила среда и потянулись бесконечные, унылые рабочие дни, похожие один на другой. Потому что ничего примечательного, ничего необычного не происходило, во дворце даже не шушукались больше о покушении на Дика – история была постепенно забыта, и жизнь вошла в свою привычную колею. Аудиенции, приёмы, званые обеды и ужины, заседания министров, сплетни важных дамочек в прелестных нарядах. Всё как всегда, и как всегда, в пятницу, в середине бала, Лаевский куда-то исчез. Чтобы потов, к двенадцати, снова вернуться. Куда он ездил, зачем – Константину к тому моменту было уже безразлично. Уставший за день, он затопил последний камин и, возвращаясь к себе в каморку, лишь устало проводил герцога взглядом.
А ведь если бы несколько часов назад он оказался на заднем дворе, то обнаружил бы Леонида, выводящего из темноты двух осёдланных лошадей. На евнухе был накинут  длинный чёрный плащ, как и на оборотне, спустившемуся к нему по крутым каменным ступеням.
- Вы уверены, что хотите ехать прямо сейчас? – озабоченно спросил Леонид, подводя к Дику гнедого жеребца. – Половина десятого…  ваше высочество, бал, гости… ваш отец… если они обнаружат, что вас нет…
- Успокойся, Леонид, меня никто не хватится: слуги предупреждены, они поставят в известность отца, что я задержусь, - сказал Дик, забираясь в седло.
- Королю всё равно это не понравится, - проворчал евнух. – Вы же знаете, он не приемлет никаких отговорок… принц, может…
- Леонид, или ты прекратишь брюзжать, или я оставлю тебя во дворце, - пригрозил Дик. – Выбирай.
Леонид не одобрял затею своего молодого господина, но готов был следовать за ним хоть на край света, если это требовалось. Поэтому, вздохнув, он замолчал и пришпорил своего буланого, когда принц умчался вперёд.
Куда они едут, зачем – Дик ему не сообщал, извилистый маршрут же, который избрал оборотень, тоже ни о чём не говорил евнуху. Зато он не мог не узнать высокой белой каменной стены психиатрической клиники Сартра – именно у неё Дик остановил своего коня.
- Ваше высочество… - только и промолвил поражённый евнух.
- Жди меня здесь, - распорядился Дик и спрыгнул на мягкую траву.
Он остановился не перед воротами, а с другой стороны здания, из-за чего ему, чтобы добраться до ворот, пришлось бы проделать длинный путь, обогнув сначала один угол высокой стены, а затем- другой. Леонид совсем ничего не понимал:  если принц хотел войти в клинику, не проще ли было подъехать к воротам? Если только он не хотел, чтобы его видели. Да, несомненно, он от кого-то скрывается, но от кого? В такой час возле клиники и собак-то бродячих не сыщешь, не то, что людей. Тем более, клиника расположена на самом краю города…
Пока Леонид строил догадки, Дик обогнул стену и трижды постучал в крохотное оконце двери. Железный заслон отварился, в проём высунулось лицо сторожа. Дик скинул капюшон – сторож удовлетворённо кивнул, и открыл дверь. Дик быстро нашёл дорогу к Сартру – профессор находился не в своём кабинете, а в небольшой комнатке, служившей некоим наблюдательным постом. Она находилась как раз над аркой, под которой тянулся длинный коридор, по бокам которого находились камеры пациентов. У длинного прямоугольного окна за столом сидел дежурный, в чьи обязанности, очевидно, входило следить за обстановкой. Чтобы в случае проникновения на территорию коридора посторонних лиц или побега пациентов, он мог известить об этом начальство. Рядом с ним стоял Сартр, он тоже смотрел на коридор, который был как на ладони. Дик молча подошёл к окну и тоже взглянул на коридор. Он не был пуст.
Слева, напротив камеры номер сорок семь, стоял мужчина, и пристально смотрел сквозь небольшое оконце в двери на пациентку, находившуюся там. Светловолосая женщина около сорока с лишним лет стояла в центре помещения. Облачённая в убогий больничный наряд, без макияжа, она всё равно была бы прекрасна, если бы не взгляд. Он  был какой-то странный. Женщина смотрела на стену, но при этом глаза её оставались абсолютно пустыми. Ей было всё равно. Сумасшедшая, она давно утратила связь с этим миром. Вот только Лаевскому было не всё равно. Герцог, от которого никто не услышал ни единого сочувствующего слова, жестокий и коварный, сейчас  с грустью глядел на женщину. Нет, он не плакал, его лицо не было искажено от горя, но в его взгляде, устремлённом на женщину, было столько тоски и печали, что хватило бы на шестерых.
- Баронесса Мей, - негромко промолвил Дик. – Все считали это вымыслом, досужими сплетнями, поскольку никто не знал наверняка, что у герцога была возлюбленная. Они ведь даже были не обручены, и встречались тайно. А потом прошёл слух, что она умерла. Несчастный случай, после которого эту историю позабыли. Десять лет её считали умершей. Она же находилась здесь. Всё это время. Это он её сюда поместил?
Сартр кивнул.
- Он никому не рассказывал об этом, - задумчиво продолжал Дик, глядя на герцога. – Кроме короля. Ведь так?
Сартр кивнул.
- А вы откуда знаете? – в свою очередь, осведомился он у него. – Вам поведал это ваш отец, или…
- Нет, я сам догадался. Они же всегда вместе, - пожал плечами Дик. – Каждый в курсе, чем занимается другой. Ну, почти всегда. К тому же, я никогда не замечал, чтобы короля когда-нибудь особенно удивляло, если Лаевский в пятницу стремительно покидал дворец около десяти вечера, или же вовсе не являлся к нему. Такое равнодушие к поведению Лаевского может означать только одно: ему известны причины отлучек.
Сартр улыбнулся, довольный его сообразительностью.
- А как же вы? – полюбопытствовал он. – Ведь, как я понимаю, его величество вам ничего не сообщал о причинах отлучек герцога, да и сам Лаевский вряд ли сообщил вам, зачем и куда он ездит. Как вы узнали, что он ездит именно сюда? Шпионили за ним?
- Нет, я обнаружил это случайно. Запах, - улыбнулся оборотень и пояснил. – Когда я приехал к Рою, была пятница, верно? Около одиннадцати часов, если не ошибаюсь. К тому времени Лаевский уже успел уехать, но его запах… его запах он не мог забрать вместе с собой, как не могли его уничтожить и вы. Я почувствовал его, узнал, откуда от тянется и куда, и  обо всём догадался. Мне после оставалось лишь порыться в архивах и поискать, не было ли у него дамы сердца.
- И вы нашли, - Сартр усмехнулся и вновь устремил взор на герцога:  Лаевский уходил. – Он не увидит нас, - успокоил он Дика, - стекло двоякое, с наружной стороны оно выглядит, как зеркало. Он увидит лишь своё отражение, если посмотрит наверх.
Дик подождал десять минут – этого хватило, чтобы Лаевский покинул территорию клиник. Дик слышал, как  он отъехал на своём жеребце.
- Мне тоже пора возвращаться, - произнёс Дик. – Меня ждут во дворце.
Сартр кивнул. Но не сводил с него проницательного взгляда.
- Я никому не скажу о том, что видел, - заверил его Дик. – Кроме Леонида: ему придётся.
Сартр улыбнулся: он был наслышан о дружбе евнуха и принца.
- Он ждёт меня у противоположной стены, - пояснил Дик, - и наверняка заинтересуется, зачем я сюда ездил. А врать ему я не хочу. Но вы не беспокойтесь, он умеет хранить тайны.
Сартр и не сомневался. Он почтительно поклонился ему и Дик  покинул наблюдательный пост. Он поспешил покинуть клинику – Леонид, наверное, давно уж заждался его…