Мираж

Дмитрий Литвинцев
Он придумал её во сне. Слепил из мягкой глины грёз и воспоминаний.
Это ерунда, что Б-г придумал Еву для Адама, он лепил её для Себя, совсем из другого материала и в другом состоянии, нежели Лилит. Лилит, предназначенную старшему из своих подобий. Потому Ева и получилась так хорошо. Слишком похожей на Него, болезненно похожей. Но с Лилит вышло неудобно, а слово держать обязан даже Творец. Особенно Творец.
Образ своей женщины Виктор создавал долго. Из одного сна в другой менялись: очертания бёдер, линии спины, форма и размер груди. Хотелось всего многого и сразу. Прекрасна и маленькая грудь и большая, тут многое зависит от строения и настроения.  Но много не получалось, ведь  гирлянды грудей, опоясывавших натуру, как пулеметные ленты революционного матроса, хороши только на картинах Пикассо. В реальной жизни это выглядит сложно.
Долго не давался нос. Казалось бы, что сложного? Губы, например, куда больше привлекают внимания и способны о многом поведать, а уж, глаза... Зеркало  души? Какой идиот это сказал. Глаза – это зеркало для того, кто в них смотрит. У его мечты глаза были цвета полуденного июльского неба. Глубокие и жаркие.
И вот, его мечта стоит перед ним обнажённой, она - совершенство, воплощение женской красоты. Но что -то не так, не хватает того, что делает красоту живой. Притягательной, волнующей, неотразимой и трагичной.  Не хватает наполнения. Души. Но как вырастить совершенную душу в совершенном теле?
Проснулся Виктор тяжело, больно. Творческая деятельность изматывает не только душу. Правда щедро оплачивается радостью. Захотелось поесть, а в холодильнике пусто.
Он шёл от магазина, помахивая пакетами с едой. Взгляд бесцельно, но и легко скользил по миру, отмечая: умытую ливнем траву, блестящие автомобили, красивых женщин. Вот идет одна,  окруженная родными. Муж, дети. Идет, улыбается.
Бывает, что человек смеётся весь. Ни рот, ни даже глаза. Он сам – воплощение улыбки, её источник. Такое маленькое солнце. Оно дарит свет и этот свет отражаясь от душ окружающих умножается. Людей таких мало, этому не научишь. Либо есть либо нет, как с душой. Она ведь тоже есть не в каждом. Виктор думал об этом, улыбался, присматриваясь к счастливой жене, матери. К счастливому человеку. И тут улыбка сползла с него. Вылиняла, как яркая цветная рубашка после долгой борьбы с жесткой водой и дурным порошком. Он узнал её.
Женщину, которую сочинял в своих снах. Творил для себя, а  досталась она другому.  А ему? Что же осталось ему?