ПОСЛЕДНЯЯ ПЕРЕПРАВА
Надо было переправиться на другой берег еще засветло. Одинокий путник, это был Майкл, университетский профессор-этнограф из Канады, устало перевалился через седло гнедой мохнатой лошадки на прибрежную гальку. Река была не широкая, но стремительная, как и большинство речек в этих суровых краях. Кристально чистая вода гулко бурлила на перекате ниже по течению, подчёркивая первозданное безмолвие этих мест. Шли третьи сутки одиссеи профессора по лесотундре на пути к старинному поселению эвенков, доверчиво приютившемуся в излучине самой большой и самой необжитой на Земле реки, носящей, почему-то женское имя Лена.
«Последняя переправа» - подумал путник. « Скоро дойду…» - произнес вслух, услышал себя, понял двусмысленность произнесенного…
Завершался полевой сезон группы канадских и американских студентов-этнографов, впервые организованный Майклом в далекой и таинственной Якутии, для того, чтобы дать возможность молодым студентам этнографам проверить себя в реальных условиях своей будущей исследовательской ра-боты. Группа студентов около месяца жила в стойбище эвенков, затерянном в бескрайних просторах лесотундры северной Якутии, или как называли свою страну её коренные жители, Саха. Студенты знакомились с бытом и культурой древнего народа.
Малочисленные коренные народы Севера России и Канады – драматичная история выживания, несмотря ни на что.… Ни на - суровые климатические условия, ни на оторванность от магистральных путей развития человеческой цивилизации, ни на грубое и безжалостное вытеснение со своих исконных земель «бледнолицыми» людьми, мораль которых позволяла им использовать силу, когда недоставало законности, впрочем, ими самими же и установленной…
Это было столкновение двух различных цивилизаций: «прагматичной» (цинизм - во имя успеха «Дела»), и потому безжалостной – с одной стороны и, поначалу добросердечно-бесхитростной, но по-своему мудрой цивилизации людей сурового Севера нашей планеты, сумевших понять Природу и по-своему договориться с ней. Если «прагматичная» цивилизация по мере «завоевания» природы, постепенно все больше отдалялась от нее, теряя с ней связь, то цивилизация аборигенов Севера долгое время мирно и «с умом» жила в согласии с природой и с самой собой.
Но, на свою беду аборигены Севера жили на землях богатых природными ресурсами, в недрах их земель имелись огромные запасы полезных ископаемых, особенно нефти и газа.
Столетнее так называемое освоение «бледнолицыми» северных земель, привело к сокрушительному разрушению не только экологии этих земель, но и поставило аборигенную цивилизацию на грань катастрофы.
И вот теперь государственные структуры цивилизованных стран Запада и Востока спохватились… «спасать…, изучать…помогать…»
И, конечно, «прагматичная» цивилизация, прежде всего, (возможно не отдавая себе в этом отчет) стремится понять, как это аборигены до сих пор еще живы…. Чем они там занимаются, как живут, чем дышат... интересно! Сгоняли их с насиженных за долгие столетия земель, спаивали «огненной водой», лишали возможностей заниматься привычным делом, которое позволяло им безбедно жить в суровом безмолвии тундры и тайги...
Оленеводство, рыбный промысел и охота на диких зверей – основная триада их хозяйственной деятельности, оказалась, в конце концов, подорванной нефтяной, золотой, пушной и прочими «лихорадками» разных «времен и народов».
И все-таки аборигены продолжают держаться! Конечно, это заслуживает изучения само по себе. По существу, необходимое желание разгадать тайну генетической природы жизненной выносливости аборигенов Севера и являлось основным, иногда не совсем осознанным, императивом, двигавшим многих современных исследователей.
Знание генетической выносливости «северных народов» может пригодиться и «белой» цивилизации… Кто знает, как сложиться ее собственная судь-ба в этом созданном ею самою тревожном мире…
... «Кажется, я опять завис в раздумьях» - мысли вяло сопротивлялись усилию выстроить их логично. «Ладно, надо будет обдумать многое из того, что пришлось здесь узнать и понять. Но это потом, дома, в Канаде…»
Сделав усилие, путник отчетливо, как ему показалось, громко произнес: «Добраться до посёлка на берегу Лены, организовать речной вариант доставки студентов до Якутска, оттуда вылететь всем вместе самолетом на Родину».
Мерный гул воды на перекатах убаюкивал… Бессонная прошлая ночь и голод, который становился ощутимо раздражающим, очень ослабили его. Остаток продуктов, которые он строго дозировал, прошлой ночью, как только он заснул, затушив костерок, стащил, чуть ли не из под головы шустрый песец. Эти песцы, такие невзрачные летом, с полинявшей буро-коричневой шерстью, часто встречали его, взобравшись на высокую кочку, и подпустив на довольно близкое расстояние, быстро исчезали из виду…
За спиной остались многие километры бездорожья по болотистой тундре, местами в низинах, покрытой редкими лиственницами и густыми зарослями карликовой березы. Копыта лошади, которую он по большей части вел под уздцы, почти все время утопали в чавкающем моховом дерне. Над головой вился темный тонко и противно звенящий клубок гнуса и комаров. Было жар-ко. Хотелось сбросить брезентовый плащ, шляпу с пологом от комаров и болотные по пояс резиновые сапоги-ботфорты, в которых ноги неудобно жали портянки. Но он прекрасно понимал, что без этой одежды он давно бы уже остался навсегда лежать на краю одного из бесчисленных тундровых озерков, что повсюду здесь возникали каждое лето из-за таяния вечной мерзлоты…
На берегу речки небольшой ветерок немного ослабил напор гнуса и комаров. Пытаясь сбросить оцепенение усталости, Майкл внимательно посмотрел на тот берег. Видна была проталина, уходящая в лиственничный подлесок. Там за ним, он знал, карта и компас не могли обмануть, располагалось обширное, километра четыре в окружности, мелководное ледниковое озеро, по которому можно безбоязненно передвигаться, глубина воды там была по колено. Держа курс на послеполуденное солнце, надо будет пересечь это озеро и затем, пройдя километров десять по лиственничному редколесью, выйти, наконец, на тот поселок, куда он держал путь.
Надо было торопиться. Солнце уже клонилось к закату, хотя в этих широтах даже на исходе лета солнце полностью никогда не заходит за горизонт, оставляя всему живому серые сумерки.
Нетерпеливое фырканье лошади вернуло его к действительности. Он сразу вспомнил о Нём. Непроизвольно оглянулся. Не увидев Его, подсознательно встревожился ещё больше.
Последние три часа пути на расстоянии предела видимости за ним тихо скользили, скрываясь в перелесках карликовой березы, два волка. Он знал, что летом полярные волки незлобивы. Но они сопровождали его так долго, что он не мог не думать о них. Иногда они возникали впереди него, иногда сбоку, чаще сзади…
«Может быть, их лошадь интересует» - с надеждой то и дело принимался он себя уверять… И лошадь вправду стала вести себя неспокойно, кося красны-ми от налипшего гнуса глазами в сторону передвигающихся серыми тенями от ложбинки к ложбинке, волков. Сначала, волки держались где то у горизонта, затаиваясь на время в понижениях рельефа. Потом, подходя к речке, Майкл потерял их из виду. Решил, что отстали…
«Если не видно, не значит, что нет» - вспомнил одно из поучений своего нового друга, местного старика шамана. Посмотрел более внимательно туда, где волк, ну никак, не должен был быть... Матерый полярный хищник, не таясь, неподвижно стоял на высоком берегу этой же речки, но выше по течению, на расстоянии не больше ста метров и смотрел в его сторону… Лошадь протяжно заржала, несколько раз гулко ударила копытом по гальке.. Волк не шелохнулся.
Хозяин лесотундры изучал новое для него «явление природы». Одинокий пут-ник с лошадью и без стада оленей…. Это было так непривычно и непонятно. И одет путник был как-то «неполюдски», не так, как одевались знакомые волку местные люди, которых он уважал и не трогал. Он их знал, у него с ними было общее имущество – олени. Их дело было пасти оленей, его, волка, по мере надобности, отбраковывать «неблагонадежных». Бывали, конечно, и недоразумения в отношениях с людьми по поводу количества «отбракованных» оленей. Но это – зимой, когда всем здесь, и людям и волкам и всему живому, в этом суровом «белом безмолвии» надо было выстоять до весны…
Путник с трудом оторвал свой взгляд от неподвижно застывшего, как изваяние, огромного волка.
Надо переправляться на другой берег засветло - выбора не было. Путник внимательно посмотрел на пологий противоположный берег. И снова быстро вновь взглянул в сторону, где только что видел волка. Его там уже не было.
Ночевать на этом берегу, теперь стало окончательно ясно, было нельзя. «Летом волки здесь незлобивы» - тихо повторяя, как заклинание, эти слова, профессор зашел в воду, держа лошадь на- поводу.
«Переправа, переправа…», вспомнились почему-то строчки из длинной поэмы русского автора, которую профессор читал в качестве тренинга русского языка. Там тоже была переправа, бравый солдат-весельчак переправлялся под обстрелом и бомбами через большую реку, и «переправа, переправа – берег левый, берег правый…».
Он старался идти там, где было мелко, где вода бугрилась на перекате. Он ед-ва противостоял течению, ноги соскальзывали с валунов, из которых и со-стояло все дно.
Несколько раз, поскальзываясь, он едва не упал. По мере удаления от берега, становилось всё глубже, а течение всё стремительнее. Он был уже почти на середине реки, когда начал понимать, что делает что-то не так. Остановился, решая, что предпринять. Стало очевидным, что если он упадет, то больше уже не сможет подняться... Бешеный поток воды унесет его вниз по течению и будет бить неуправляемое тело по камням… Он замер посреди реки, не зная, что делать…
Осторожно повернул голову, чтобы посмотреть, нельзя ли вернуться на берег и выбрать другое место для переправы.
Он чуть не потерял равновесие и не упал в бурлящий вокруг поток ледяной воды. Это было невероятно, волк стоял в той же загадочно неподвижной позе, на берегу, в том самом месте, где путник только что несколько минут назад на-чал переправу. Наверное, серый хозяин лесотундры никак не мог понять логи-ку поведения незнакомца, по-видимому, ему не чуждо было проявление любопытства…
Но профессору любопытно не было. Он замер, не зная, что теперь делать в этой критической ситуации...
И тут он почувствовал, как кто-то осторожно потянул его за руку. Он совсем забыл про свою верную мохнатую якутскую лошадку. Она шла за ним до сих пор осторожно и послушно так, чтобы повод совсем не испытывал натяжения, не мешая ему балансировать на валунах. Но теперь животное видимо поняло, что надо проявить инициативу. Ситуация приобретала критический характер…
Жизненный опыт лошади говорил ей, нельзя на перекатах переправляться че-рез такие бурливые речки. Ей то не впервой приходилось переходить через эти таёжные протоки, да еще с поклажей на спине.
Каким то ей одной свойственным чутьем, лошадь уже давно поняла, что ее «компаньон не из местных» и потому теперь инстинктивно взяла на себя всю «ответственность» за дальнейшее...
Да, прав был старый шаман, провожавший Майкла в путь: «Смотри вокруг, и если увидишь, то будешь знать!».
«Если увидишь…, если увидишь…»..., лошадь на секунду прислушалась к не-знакомым словам и, уловив их неопределенность, осторожно потянула его в сторону, противоположную той, что он ранее выбрал. Она медленно, но неуклонно влекла его на глубокую воду, что была ниже по течению. Повод натянулся и Майкл, крепко за него держась, увереннее начал двигаться. Теперь путник шел за лошадью, она вела его. И он, почему-то доверился ей. Лошадь под водой осторожно рыскала копытом то одной, то другой передней ноги, нащупывала устойчивый камень, осторожно переносила на него центр тяжести своего тела… Они постепенно погружались, двигаясь в сторону глубокой во-ды.… Другой перекат был довольно далеко ниже по течению... Майкл понял, что животное надеется вплавь добраться до противоположного берега рань-ше, чем их снесет на новый перекат, где они уже не смогут подняться на ноги... Да, конечно, это было единственно правильное решение, тем более, что они уже далеко удалились от начала своего пути через этот коварный проток.
Ноги путника уже не могут удерживаться на валунах и он, крепко двумя руками держась за повод, повис по горло в воде около шеи лошади…
Несколько шагов, теперь уже и ноги лошади скользят на подводных камнях. Глубина возросла..., их быстро понесло вниз... И лошадь, изо всех сил пре-одолевая течение, поплыла к противоположному берегу.
Она выбивалась из последних сил, фыркая и недоуменно поворачивая голову в сторону путника, который, так непонятно для нее неподвижно висел на по-воде, не помогая ей плыть, сильно тормозя движение. Лошадь не знала, что такое странное поведение ее нового «компаньона», объяснялось тем, что профессор из университета не умел плавать. Наверное, поэтому он инстинктивно и выбрал неглубокую воду для переправы...
Они успели выбраться на берег в самый последний момент, когда копыта лошади стали задевать за дно: приближался новый опасный мелководный перекат.
Выбравшись на берег, лошадь и человек долго не могли придти в себя от усталости и пережитого нервного напряжения.
Поднявшись повыше на откос берега, профессор понатаскал немного сушняка, развел костер, чтобы просушиться, вскипятить чай… Лошадь понуро стояла мордой к костру, мелко дрожа. Путник вытащил из подсумка одеяло, которым он укрывался, накинул на спину лошади, прикоснулся лбом к её шее…
Сумерки уже принялись затушевывать частокол елей на берегу... Спустившись к кромке воды и, набирая в чайник воду, Майкл непроизвольно поднял голову, пытаясь рассмотреть другой берег, Он не поверил своим глазам: волк все еще стоял в той же позе и на том же месте.
Весь его вид выражал крайнее изумление от всего им увиденного. Переправляться через речку серый хищник явно не собирался.
С наступлением сумерек сразу стало холодно. Надо было собраться с силами перед последним броском к посёлку эвенков на берегу великой реки.
Последняя переправа этого похода успешно преодолена. Майкл облегченно, почти радостно, вздохнул, устраиваясь поудобнее на березовом лапнике.
Закутавшись в одеяло, вдруг вспомнил непонятное продолжение поучения шамана «…Будешь знать, станешь печален…. Не отпуская эту мысль, уже засыпая, успел, с некоторой тревогой, спросить себя: « Почему печален?… Я ведь на другом берегу…».