Я сидел на скамейке в Катькином саду и ел мороженое «Сладкая палочка» саратовского мясокомбината. Рядом со мной сидела красивая девочка в рваных колготах и красным, наливным, как яблочко, прыщиком на носу. Она смотрела мне в рот. Я смотрел на прохожих и на бронзовую Катьку, венчающую своей тучной фигурой садик. Ещё я смотрел на папирусных старух, согнутых в крюки над слабоумными голубями. Папирусные, белые, как бумага, старухи кормили камешками голубей. Камней повсюду было много, но голубям более всего нравились старушечьи.
Рядом, на скамейке уместились светловолосые мальчики с накрашенными губами, и броскими серьгами в ушах. Мальчики целовались в засос, не стесняясь папирусных старух.
Девочка заговорила первая:
- Хочешь отдохнуть? – спросила она ломким, как деревяшка, подростковым голоском.
- Я отдыхаю, - говорю, - ем мороженое.
- Вкусное? – спросила деревянная девочка, облизывая тонкие, потрескавшиеся на ветру губы.
- Нормальное.
- А я вкуснее, - заявила она.
Прыщик на её носу сиял, как звезда на новогодней ёлке.
- У нас в школе поставили ёлку, - сказал я, - со звездой.
- Пойдём полабызаемся, - не отступала девочка.
Мальчики на скамейке напротив так засосали друг в друга, что стали похожими на сиамских близнецов, сросшихся лицами.
- Не могу, - говорю, - мне только двенадцать лет.
И зачем-то показал огрызок мороженого.
- Двенадцать лет – двенадцать бед, - проскрипела деревянная девочка.
Я вздохнул. С неба пошёл снег. Снежинки, как осколки небесной витрины сверкали на свету вечерней люминесценции парка.
- У тебя секс был когда-нибудь? – спросила девочка.
- Да, - говорю, - мне Киря показывал.
Девочка прищурила нос. Яблочный прыщик не прищуривался.
- Вчера, на школьной дискотеке Киря напился и заснул под ёлкой.
Я решил отвлечь приставучую девочку рассказами о Кире.
- Он заснул под ёлкой. А ребята из восьмого гэ били ёлочные игрушки об его голову. А он всё равно не просыпался.
- Может быть он умер? – спросила девочка. Мне, кажется, удалось её отвлечь.
- Нет, - сказал я. – не умер. Сегодня утром мы с ним ходили в кино на «Девять с половиной недель».
- Оо, - простонала девочка, - какой выбор!
Лицо её разгладилось. А глаз стал подмигивать.
Я шмыгнул. На холодное мороженное падали холодные осколки небесной витрины. И горло моё закакавелло, как мороженный окорок.
- Холодно в Петербурге зимой, - мечтательно сказал я.
Когда я так говорю, мне кажется, что я поэт. А когда я думаю, что я поэт, сразу представляю свою гордую могилку на литераторских мостках рядом с Блоком и другими деятелями.
- Пойдём, я тебя согрею, - сказала девочка в рваных колготах. Ноги её похожи были на выщипанные, синюшные тушки цыплят.
- У меня и денег нет.
- Как? Совсем нет?
- Только на сникерс.
Я выудил мятые бумажки из кармана.
- Что ж, - сказала девочка поникшим голосом, - в честь праздника сделаю скидку.
Мы отправились в рабочую сторожку на краю садика. Девочка включила бледную лампочку на фанерном потолке, сняла колготы и стала меня греть…
Подробнее говоря, вскипятила чай и принялась читать вслух стихи Блока из засаленной книжечки.
Мне стало очень хорошо.
Вот так я познал женщину.