Одна из многих

Наталья Леснова
Степанида в общем и целом жизнью своей была довольна. Кличкой своей гордилась, потому что была похожа эта кличка на имя человека. Когда звали Стешкой, гордо отворачивала свою красивую (хоть и не породистую) морду и от дальнейшего общения отказывалась. Только Митричу, своему хозяину, позволяла эту вольность. Степанида была дворянкой, простите, дворнягой, по происхождению.
Целыми днями Степанида была занята. Столько надо успеть: сбегать к Рыжему, узнать  новости про Найду (ощениться должна вот-вот), облаять каждого незнакомца, имеющего наглость проходить по ее территории, несколько раз сбегать к столовке на разведку — вдруг толстая Надя выставила миску с дымящимися костями (дома-то в оновном овсяная каша, но Митрич ни в чем не виноват, а виноваты какие-то акулы, которые платят маленькую зарплату хозяину). Да, еще ведь просто постоять возле столовки, жадно втягивая ноздрями вкусный воздух и подрагивая хвостом, а потом еще подбежать к пятилетнему Петрушке из соседнего подъезда (он с сердитой мамой во дворе гуляет) и, пока не видит его мама, разрешить себя почесать под правой лопаткой. Только у Петрушки это получается почти так же, как у Митрича. Еще мордастого кота Сяву поставить на место — каждый день — наглец — лежит именно на ее любимой третьей ступеньке подъезда до тех пор, пока не сгонишь его. Нет, лежать там, конечно, Степаниде редко приходится, но не надо наглеть — место занято и Сява об этом должен помнить всегда!
Но самое главное дело Степаниды — провожать утром Митрича на работу, встречать вечером с работы и до утра дежурить на коврике в коридоре у входной двери. Митрич сказал как-то: - Стеша, я дверь закрывать не буду, пока я дома, ты уж покарауль, родненькая, одна ты у меня. Боюсь, мотор мой забарахлит, так и врачу дверь открыть не смогу, и у тебя лапы, а не руки, тоже не сможешь.
Степанида пообещала. Вот и караулит. Митрич-то всю жизнь в своей конторе проработал, сначала инженером, а когда на пенсию вышел, то так, на подхвате, кого сегодня нет, тем и работает. Как рассказывала Степанида Рыжему и Найде — Митрич все умеет.
                ***
Митрич, Митрич!!!! - Степанида захлебывалась криком. Давно будильник отзвонил, светло стало. По делам нам пора! - Митрич!
Что же делать? Степанида наклонилась к своей плошке, начала быстро лакать воду. Сердце бешено колотилось. Сердце! Вот! Его мотор! Отдышавшись, Степанида с подвыванием от предчувствия непоправимого подползла к кровати, встала на задние лапы, и, глядя в белое лицо Митрича, старалась ПОВЕРИТЬ в то, что она уже ЗНАЛА. Она плакала еще минут десять, а потом выбежала в открытую дверь, как могла прикрыла ее, выбежала из подъезда, даже не обратив внимания на прыснувшего в кусты Сяву, и знакомым маршрутом побежала к конторе Митрича.
Охранник Андрей увидел Степаниду только когда вышел на улицу покурить. Видимо, она уже долго сидела у двери вне зоны видимости глазка видеокамеры. - Стеш, ты чего? А Митрич где? Степанида, не обращая внимания на фамильярность, начала быстро рассказывать Андрею что случилось с Митричем, как ей было плохо, как она не знала, что делать, как догадалась прибежать сюда, ведь у Митрича никого, кроме нее и работы... Она бы и дальше рассказывала, но Андрей остановил ее — Погоди!, и быстро заговорил в блестящую штуку на лацкане форменки: - Илья Петрович, однако, случилось что-то с Митричем. Надо в кадрах узнать адрес, съездить.
                ***
Стеша, пойдем! Хватит, слезами горю не поможешь! Андрей последним уходил от свежего холмика, почти закрытого венками. - Ну, что, пойдем служить и охранять. Ты это умеешь. Вещи я твои собрал у Митрича: коврик там, плошка. В дежурке места хватит. Пойдешь?
Степанида кивнула мохнатой головой и сказала, что посидит здесь еще.
Пришла она к офису через три дня. Голодная. Поела, проспала сутки в дежурке. И стала служить. И охранять. Она это умеет.