Деканерон

Николай Шунькин
Из цикла «Забавы олигархов».

Глава I

ПРЕДИСЛОВИЕ
         Если бы я лежал в палате терапевтического отделения, где пациенты, только после тщательного обледования, оказываются чем-нибудь больны, а с виду - на них, хоть огород паши, я чувствовал бы себя самым несчастным человеком в мире.

Но я лежал в областной травматологический  больнице, где из восьми находящихся в палате больных, ни один не ходил. Шестеро привязаны к ортопедическим кроватям какими-то специальными фиксирующими устройствами, седьмой лежал без признаков жизни. А у меня, из всех частей  тела, свободно двигалась  правая рука,  ею я мог достать тетрадь, пристроить фанерку на колени, и писать в свое удовольствие целыми днями, что я и делал. 

Поэтому, в палате я чувствовал себя самым счастливым человеком. У меня двигалась рука! Я мог писать. Я самостоятельно  ел ложкой и вилкой. У меня отлично работала голова. Вернее, не голова - она пока еще не двигалась, - а мозг. Я все помнил. Вот только цвет машины...  то ли не рассмотрел, то ли забыл: точно помню, что не белый. А вот, черный ли? Ночь была темная. И машина темная. А в темноте все кошки кажутся черными.

Глава II

ДЕКАМЕРОН
         Декамерон - прозвище. Вообще-то, относительно человека, правильнее было бы сказать - псевдоним. Но хозяин псевдонима никакого отношения к писателям не имел, поэтому, все полагали, что Декамерон - это его прозвище.

         Познакомили меня с ним на охоте. А попал я на нее чисто случайно.

Встретились, после десятилетней разлуки, с институтским товарищем, поболтали три ночи напролет. Днем были заняты каждый своими делами.

Узнали друг о друге подробности. Видимо, это дало право старому другу пригласить меня на охоту, которую организовал его начальник, скажем так - не последний человек в городе.

Меня включили в список приглашенных. Декамерон список утвердил. Я даже не знаю, проверяли меня органы, или нет, хватило ли для этого рекомендаций моего друга, который был заместителем у Декамерона, - но мне выдали полный комплект экипировки, и я отправился на охоту.

         Мероприятие это, только с большой натяжкой, можно было назвать охотой. Главное в этом было - одевание, езда, подготовка застолья, обед, доставка всех по домам, потом - воспоминания в течение недели.

         На каком-то этапе между этими составляющими, Декамерон, почти не целясь, выстрелил в мирно щипавшего травку оленя, который и пошел в качестве добавки к обеду. Многие из присутствующих - а было нас человек двадцать только мужчин, в том числе и я, не успели даже расчехлить ружья.

         Застолье организовали на славу. На зеленой лужайке, в тени столетних дубов, расстелили ковры, покрыли скатертями, и сервировали по последнему слову новых русских.

         Гвоздем программы был, разумеется, Декамерон.

         Я давно заметил: многие люди не могут носить кое-какие  атрибуты одежды. Носит такой человек всю жизнь грузинскую фуражку, называемую в народе аэродромом, и у него даже в мыслях нет, чтоб купить, например, шляпу. Или галстук. Первого Мая наденет на него жена шляпу и галстук, ходит он, бедняга, мучается, пока не сунет галстук в карман, а шляпу в сумку жены. Сейчас это имидж называется...

         Точно так и с должностью. Многие талантливые люди просто не в состоянии увидеть себя большим начальником. Такому человеку, как не приходит мысль купить шляпу, так никогда не приходит мысль занять высокую должность.

         Декамерон не таков. Он  рожден для высокой должности.  Всем видом, поведением, речью, движениями, взглядом, голосом показывал ежесекундно, что он не только соответствует должности, но даже, что должность эта для него как бы тесна, мала, что ум и энергия не вмещаются в отведенные этой должностью рамки.

         Он пил, ел и говорил не зависимо оттого, что делали окружающие люди, не обращая на них внимания. Это их задачей было наливать себе водку, когда водку наливал Декамерон, есть салат, когда салат ел Декамерон, или тянуться за куском оленины, когда к центру ковра тянулся Декамерон.

Это их задачей было заполнять паузу, когда молчал Декамерон.

Это их задачей было вовремя замолчать, когда начинал говорить Декамерон.

         А говорил он вальяжно, с достоинством, как английский лорд.  Да, говорить он не только любил, но умел. Большие компании не любил именно потому, что в малых явственнее чувствовалось оказываемое ему почтение.

Невелика мудрость, привлечь речью пять человек...  Другое дело - сорок. (Пожалуй, на той охоте один я был без дамы). Все сидят с открытыми ртами. Слушают, затаив дыхание.

Как мне показалось, сценарий таких посиделок был утвержден давным-давно самим Декамероном, и неукоснительно выполнялся. После второй-третьей рюмки, обменявшись общими фразами - работа у всех такая, что о ней говорить, не полагалось - начинались анекдоты.

Ни в коем случае не политические. Только про чукчей, хохлов, армянское радио, секс, евреев, капиталистов.  Ну, там, про Чапаева. Ни в коем случае не хамские - присутствуют женщины. Ну, чуть-чуть разве.

         Когда Декамерону надоедала болтовня подчиненных, он, видимо, давал какой-то знак одному из своих, и тот выдавал анекдот жестче, похабней - чуть-чуть.

         Декамерон, в последний момент, останавливал его словами:
         - Господа! Господа! Как можно? При дамах! Побойтесь бога!

         Все умолкали. Декамерон, выждав паузу, продолжал:
         - Кстати, о Боге. Сейчас это модно. Расскажу анекдот на религиозную тему...

        Тщательно смакуя подробности христианского обряда крещения, будто сам на нем присутствовал, рассказывал, как ребенка окрестили,  нарекли именем, как батюшка завернул его и понес к машине, в которой сидели отец и мать, как нежно передал им младенца, благословив на счастливую жизнь.

         Особенно подробно рассказывал, как водитель, у которого не заводилась машина, проклинал Бога, всех святых...
         Наступал кульминационный момент!

         - В пятый раз нажал на стартер - фр, фр, фр, машина не заводится. Водитель психанул: «Бога мать, заведешься ты сегодня или нет?».
         - Батюшка, перекрестив водителя, - продолжал Декамерон, - сказал - не гневи Господа, не вспоминай имя Господа всуе!  Перекрестись три раза, попроси Господа, он поможет тебе.
         - Да пошел ты, на… - огрызнулся водитель.
         - Истинно говорю тебе, - настаивал батюшка, - перекрестись три раза, заведется твоя машина ...
         - Водитель перекрестился три раза, нажал на стартер, машина фыркнула, завелась! А батюшка, очки опустил ниже глаз, глянул исподлобья на водителя, и радостно закричал:
- Еб твою мать! Завелась!

         Раздался дружный, громкий, подхалимский сорокаглоточный хохот, распугавший в округе всех оленей. А точнее - не сорока, а тридцати девяти.

Во-первых, я этот анекдот уже слышал (думаю, и они - тоже?).

Во-вторых - я увидел так явно обнажившийся цинизм Декамерона... 

А в-третьих, и это, пожалуй, главное - я не был его подчиненным.

Я не смеялся. Просчитав варианты, понял, почему его прозвали Декамерон. По аналогии с героем одноименного произведения Джованни Боккаччо, которому, одному из десяти, разрешалось, в порядке исключения, рассказывать непристойные истории.

         Вторая, последняя для меня, охота прошла по тому же сценарию. Те же сборы, та же езда, тот же завал оленя, тот же обед, те же анекдоты. И, наконец, то же Декамероново:
         - Господа! Господа! Как можно? При дамах! Побойтесь Бога! Кстати о Боге. Сейчас это модно. Я расскажу анекдот на религиозную тему:

- На страстной неделе, батюшка, на исповеди, отпускает грехи. Заходит грешница, батюшка покрывает прихожанку епитрахилью, спрашивает:      
         - Как звать рабу божью?
         - Марфа, - отвечает та.
         - Грешна, раба божья Марфа?
         - Грешна, батюшка!
         - Сколько раз?
         - Три раза, батюшка.
         - Плати в церковную кассу шесть рублей, грехи отпускаю. Следующая!

          - Заходит вторая.
         - Как звать рабу божью?
         - Акулина.
         - Грешна, раба божья Акулина?
         - Грешна, батюшка!
         - Сколько раз?
         - Пять раз, батюшка.
         - Плати в церковную кассу десять рублей, грехи отпускаю. Следующая!

- Как звать рабу божью?
         - Авдотья.
         - Грешна, раба божья Авдотья?
         - Грешна, батюшка!
         - Сколько раз?
         - Полтора раза ...

          - Батюшка задумался. Почесал затылок, потом опустил на нос очки, глянул на рабу божью Авдотью исподлобья, спросил:
         - Что, спугнули?
         - Спугнули, батюшка.
         - Пойди, доебись до целого числа, а то я в дробях слаб...

         Тот же шквальный гомерический хохот. Тот же треск сучьев от разбега оленей. Некоторые женщины были готовы прямо здесь, на этом же ковре, переделать полтора в два... По заранее установленному раз и навсегда порядку. Это был финал.

         Анекдот Декамерона - сигнал к сбору. Но погода отличная, время раннее, никто не хотел сворачиваться. Да и я, не слышавший ранее этого анекдота, рассмеялся, потерял над собой контроль (видимо лишку выпил), и пошел в разнос:
         - Господа! Господа! Как можно? При дамах! Побойтесь Бога!
Кстати о Боге. Сейчас это модно. Я расскажу Вам анекдот на религиозную тему ...

         Видимо, я блестяще сымитировал Декамерона, потому что от раздавшегося смеха закачались деревья.

         Однако я допустил две ошибки.

Во-первых, я сказал «расскажу Вам», до чего Декамерон никогда не опускался. Он рассказывал не «Вам», а себе.

Во-вторых, я сказал то, что сказал.

Вначале я поймал на себе зловещий, недобрый взгляд Декамерона. Затем увидел белое, как бумага, перепуганное лицо приятеля, который меня пригласил и, разумеется, нес за меня ответственность. Но остановиться нельзя - мое поведение в таком случае осталось бы простым кривлянием.  И я сделал попытку превратить его в подражание великому боссу.

         - Влюбился батюшка в прихожанку, - начал я. Гвалт сразу стих.
В этой компании я был новенький, все хотели послушать новичка, да и начало моей речи было довольно дерзким и всех заинтриговало.

         - Влюбиться он влюбился, а заговорить с ней, первым, никак не отважился. Долго думал, как привлечь  ее внимание, и придумал: решил покрасить черную бороду в белый цвет. Так рассудил, что придет прихожанка к молитве, спросит: «А что это Вы, батюшка, бороду в белый цвет выкрасили?». - «Понравиться тебе хочу», - ответит батюшка. Завяжется разговор, а там, глядишь, и получится что-нибудь.

         Покрасил бороду в белый цвет. Помолилась та прихожаночка, ушла, не задав ожидаемого вопроса.

         Решив, что ей не нравится белый цвет, перекрасил батюшка бороду в синий цвет.

         Опять прихожанка не задала вопрос. Вроде и смотрит на батюшку, и разглядывает его бороду, а вопроса не задает. Цвет не нравится.

         Так перепробовал батюшка все цвета радуги, дошел до красного.

         Пришла прихожанка, взглянула на батюшку и говорит:
         - Что хочу спросить, батюшка ...

         Батюшка обомлел. Боже мой, сколько разной краски зря потратил! Надо было сразу в красный цвет красить. И как это он, старый болван, не догадался. Молодежь только сейчас начала в храм ходить, а то,  на революционных традициях воспитывалась... Конечно, следовало сразу в красный цвет красить.

         - Что хочу сказать, батюшка, - вывела его из забытья прихожанка, - чем тратить столько времени на покраску бороды, пойдем лучше потрахаемся.

         Аплодисментами не награждали даже самого Декамерона. А меня наградили. Особенно, женская половина компании. И Декамерон меня наградил... Взглядом жестким. Ну, и друг тоже. Вопросом:
         - Ты в своем уме? Я же тебя предупреждал!
         - Да брось ты! Сейчас не то время, - огрызнулся я.

         Как бы там ни было, а установленный ритуал был нарушен.  Кто-то принес из машины магнитофон. Кто-то разжигал костер. Первые пары пошли отплясывать фокстрот...  Гулянье, не сговариваясь, продолжили на неопределенное время.

         А между тем, темнело.
         Какая-то дамочка, пригласив меня на танго, танцуя, отвела на  край поляны. Не прекращая перебирать ногами, заговорила:
         - Смелый Вы человек. Или глупый. Я еще не поняла. Муж был точно такой. Я и сейчас не знаю, смелый он был, или глупый. Уже нельзя спросить. Не ответит... Вот так же, как Вы, схлестнулся с Декамероном. Через три дня случайно попал под автомашину. Очевидцы утверждали, что - черный Мерседес. Но машину эту так и не нашли.
         - Но ведь были свидетели! Да и Мерседесов в нашем городе - раз-два - и обчелся.
         - Свидетелей не было. А очевидцы номер не запомнили. Или забыли. Мерседеса в городе два, но какой конкретно сбил мужа, не установили. А судить невиновного, без доказательств, по нашим законам нельзя. Убить - можно. А судить - нельзя.  Допросили обоих шоферов. Они отрицали, требовали доказательств.
         - Так и закрыли дело?
         - А его и не открывали... Идем, все уже собираются уезжать! Смелый Вы человек. Или глупый. Дай Вам Бог счастья.


Глава III

ДЕКАНЕРОН
         От друга я узнал, что через неделю Декамерон отмечает пятидесятилетие. Собирается элита общества. Настойчивую просьбу включить меня в список приглашенных гостей, друг категорически отверг.  Ради моего же блага. А мне шлея попала под хвост.  Оставалась слабая надежда на  вечернюю визави.

         То ли из осторожности, то ли не предполагая вводить меня навсегда в свое общество, друг не вносил мою фамилию в список охотников на оленя. Он просто писал: «А...в - 2 чел». Скорее всего, был стреляный волк.

         Теперь я хотел, таким же образом, попасть вторым, но уже с другой фамилией. Разыскать вдову убиенного мерседесом оппонента Декамерона не составило труда, а уговаривать  не пришлось. Она согласилась сразу. Так я попал в святая святых элиты города.

         Можно долго описывать наряды гостей, убранство квартиры, сервировку стола, сценарий вечера - все это было великолепно, но оно не имеет отношения к теме настоящего рассказа, и мы его опустим, остановившись на главных, экстремальных моментах. Их было три. Ибо,   в отличие от последней охоты, где я совершил две ошибки, на дне ангела я совершил их уже три.

         Первая заключалась в том, что я вообще напросился на это торжество.

         Когда официальная часть  закончилась и наступила пора светской беседы, как они это называли, а, попросту говоря - пора рассказывать анекдоты, я совершил вторую ошибку.
         Пытаясь подыграть Декамерону, в дополнение к его словам «вести себя пристойно при дамах» я попросил «не рассказывать сальных анекдотов».
         - Сальные анекдоты у хохлов, - тут же отпарировал именинник, - а у нас - масляные!

         То ли он сказал наугад, то ли знал о моей национальности, но попал в точку. Я сразу даже не нашел, что возразить ему. Но злобу затаил. И когда кто-то рядом со мной громко произнес «Декамерон», я так же громко возразил:
         - А почему, собственно, Декамерон?   Декамерон - это название книги!  А масляные анекдоты рассказывал десятый рассказчик, откуда и название пошло - Декамерон. Так что, если не хотите называть босса по имени, то и Декамероном не называйте. А если нравится эта звонкость, то справедливее будет назвать его ДекаНерон. Император Нерон был строг, а босс - в десять раз строже. Вот и получается - ДекаНерон.

         Я думаю, мое предложение понравилось всем, кроме того, кому предназначалось, за что я был удостоен еще одного,  нероновского взгляда...

         Наступил кульминационный момент. Кто-то из гостей рассказал хорошо потертый анекдот про дорожный знак, на котором было изображено два яйца. Опять же, хохол (почему-то хохол!) не мог разобрать, что это означает, спросил об этом армянина (почему такой же анекдот нельзя рассказать о русском?), и тот разъяснил:
         - Слюшяй, чиво тута нипанатна? Вот дарога, вот два яйца, значит за этим знаком дарога раз-два-яйца.

         - Господа! Господа! Как можно? При дамах! Побойтесь бога! - Декамерон встал. - Кстати о Боге. Сейчас это модно. Сам президент стоит в храме со свечкой. Я расскажу Вам анекдот на религиозную тему.
 
         Он, слово в слово, поведал рассказанный мною на последней охоте анекдот про батюшку и прихожанку. Именно - слово в слово. Он даже употребил слово «Вам», впервые снизойдя до уровня  подчиненных. И только в самом конце он, вместо моего «потрахаемся», сочно сказал «поебёмся».

         Гостиная напоминала финальную сцену из «Ревизора» Гоголя. Смеха, да что там смеха - даже подхалимского смешка не было слышно...  Я смутился... У меня в запасе был отличный анекдот, который я намеревался выдать вслед за боссом, но для этого нужен был актуальный момент. А его то и не было.  В гробовой тишине кричать: «Господа! Господа!» было несуразно. Я недоумевал. Что стало с ДекаНероном? В моей голове прокручивались разные варианты:
         - Он не слышал рассказанный мной анекдот;
         - Он забыл о том, что этот анекдот был рассказан всего неделю назад;
         - Он сделал скидку на изменение состава компании - из присутствующих на охоте здесь было человек двадцать, остальные восемнадцать того анекдота не слышали;
         - Он имел право выдать этот анекдот за свой, изменив мое «потрахаемся» на свое «поебёмся»;
         - Он чхать хотел на все условности, и решил проверить, не поколебал ли я, своим появлением, преданность его свиты.

         Все эти, и еще несколько других вариантов, промелькнули в  мозгу за долю секунды, но остановился я на последнем: он добивался подтверждения преданности своих подчиненных.

Но вокруг стояла мертвая тишина. Видимо, я все-таки точно указал им величину их плебейства и, поскольку бог любил троицу, я совершил третью за этот день ошибку:
         - В таких случаях, Бернард Шоу рассказывал один и тот же анекдот до тех пор, пока публика не начинала ржать!

 «Публика, ржать», - подумал я. Надо было  удачнее сформулировать фразу. Мало мне ДекаНерона, так и остальные могут обидеться... А, впрочем, умные уже обиделись. Это дуракам всё равно! А умные поняли, какими они были плебеями, и будут мне мстить за науку...  Дела...

         Никто не посмел нарушить установившуюся тишину. Я начал:
         - Влюбился батюшка в прихожанку ...

         В зале началось легкое движение. Люди расслабили напряженные мускулы.

         - Влюбиться-то он влюбился, а заговорить с ней первым никак не отважился ...

         Слышен легкий шёпот. Хождение.

         - Долго думал он, как привлечь к себе ее внимание, и придумал.

         Начались разговоры. Послышался смешок.

         - Решил он покрасить  черную бороду в белый цвет.

         Все-таки, Бернард Шоу был прав. В зале раздался громкий смех, вздохи, ахи.

         - А что это Вы, батюшка, бороду в белый цвет выкрасили, - спросила она.

         Зал разразился гомерическим хохотом. Я почти спас положение.
Да, Бернард Шоу был прав... Вот, только новых русских, он не знал. Они не могут позволить смеяться тогда, когда им не смешно.

         ДекаНерон, даже не удостоив меня  взглядом, гордо покинул гостиную. Сцена из последнего акта «Ревизора» повторилась. Но для  меня в ней не нашлось места. Мысленно перебрав всех Гоголевских героев, я не смог ни на одном остановиться.

«Вот, разве только,  подумать о Грибоедовских?», - мелькнуло в моей голове. И, нарушив мертвую тишину гостиной словами:
         - Карету мне, карету, - я быстро удалился.


Глава IV

ПОСЛЕСЛОВИЕ

         Читайте главу первую.

Гробик http://proza.ru/2010/11/10/284