Доклад
Когда в школе раздавали темы для докладов, я с Сергеем и подумать не мог что тема, о которой пишут во всех газетах и учебниках может оказаться сложной и принести столько неприятностей. После урока к нам подошла, старший воспитатель и ознакомилась с нашими идеями, мягко отметая, их всех попросила написать работу как бы глазами очевидцев. Да еще потребовала полный анализ причин и последствий, а в выводе как избежать таких происшествий в дальнейшем. Проводить дни в пыльной библиотеке, корпя над копиями рукописных текстов, когда все остальные гоняли в футбол и во всю купались было жестоким наказанием. Но нам пришлось иначе через две недели каникулы настанут для всех кроме нас.
Вежливая бабушка в вязанной, кофте сначала удивилась когда мы к ней обратились на счет записей очевидцев, но разобравшись помогла подобрать литературу. По сути, сохранилось всего две полноценные рукописи. Первая была написана, каким-то парнем между строчками книги. А вторая это толстая тетрадка, дневник какой-то девчонки. Разумеется еще были отчеты научных и военных различные доклады и также мемуарные воспоминания разных известных людей переживших этот кошмар, но все это было написано непотребным для нас языком с перлами типа: «Дифференцируя наши с коллегой отношения, я пришел к выводу, что на нас действуют первые проявления клаустрофобии…». Или записи военных пестрели фразами типа: «Используя изделие номер 1370, по инструкции 34 общего положения удалось проделать сквозное отверстие в бетонной стене, помещения номер 15 лаборатории 2301, что позволило использовать полу комплект рс232…».
Упомянутые выше рукописи были более понятными, но менее читабельными, потому как были написаны от руки, не пойми чем, на бумаге ужасного качества, и в копии они лучше не стали скорее наоборот.
Вот то, что нам удалось разобрать, скажу честно говоря, сначала было скучно, но потом мы читали рукописи как приключенческую сагу, взахлеб. Добрая бабушка конечно скрепила скрепками неподходящие для нас по ее мнению страницы с романтическими сценами, но мы в втихаря рас крепили и прочитали все.
В общем привели дословно.
Из официальной речи мэра.
В связи с непростыми событиями объявляю, о создании государства Н состоящего из прилегающих поселков, города Н, и порта.
По сути, это решение было принято и ранее, и было продиктовано реалиями нашего нового положения, но сегодня была закончена работа по формированию необходимых институтов власти с чем я вас и поздравляю.
Мне хотелось бы напомнить, что до катастрофы наш город Н считался дальней окраиной большой страны, но теперь на многие сотни тысяч километров вокруг не осталось ни одного населенного пункта.
Помощи нам ждать неоткуда, но прошедшие года показывают, что мы вполне автономны, нам удалось не только выжить, но и сохранить инфраструктуру города. Наша автономность обусловлена, тем что наш город и прилегающие поселения и до катастрофы, в зимние время, были подолгу отрезаны от основной части материка.
Из-за проблем с горным перевалом где в зимние время регулярно происходили сходы лавин.
И проблем судоходства, так как побережье нашего моря замерзает на два три месяца.
С разу после катастрофы наш город наводнили беженцы, к счастью в нашем городе была гостиница, куда мы смогли их всех расселить. А добровольцы оказали посильную помощь, по их обеспечению всем необходимым. Сегодня мы рады этому решению, потому что основная часть беженцев оказалась работниками химического завода и их вклад в восстановление нашего общего уровня жизни оказался не соизмерим с теми лишениями которые понес в те дни город.
Информации было очень мало и сейчас тоже недостаточно, но суть в том, что мир в котором раньше было множество крупных городов с миллионным населением и государств в одном из которых проживало свыше миллиарда людей, погиб.
Версий и причин этого очень много, начиная с ядерной войны заканчивая нашествием инопланетян. Мы не знаем наверняка верной причины происшедшего.
Года три назад город отправлял в разведку легкомоторный сельский самолет, но в радиусе его полета других жилых населенных пунктов нет.
При помощи местной радиостанции мы пытались связаться еще с кем-нибудь, но тщетно. Толи они нас не слышат, толи у них нет достаточно мощного передатчика, чтобы ответить.
Нам изредка удается поймать сигнал SOS один из которых удалось запеленговать и послать экспедицию. Но оказалось что это выброшенное на берег судно, весь экипаж которого погиб много лет назад.
Больше экспедиций не было. Мы руководствовались тем, что вряд ли кто смог выжить за пятьдесят с лишним лет. Дело в том, что во время катастрофы радиостанция отказала, и ее ремонт занял больше двадцати лет, но после этого в городе не было электричества, случился пожар на местной экспериментальной электростанции, и только совсем недавно все наладили.
На сегодняшний день, единственный источник электричества это экспериментальная электростанция малой мощности, которая еще до катастрофы была построена по инициативе и проекту профессора Громова.
Если вы помните, НИИ предложила городу построить опытную электростанцию, вырабатывающею энергию за счет прилива и отлива моря, и в городе долго сомневались, даже были марши протеста, но в итоге теперь эта электростанция наша единственная надежда на нормальную жизнь.
Попытки связи не заброшены, двое радио любителей постоянно пытаются связаться с кем-нибудь, используя отражение сигнала от верхних слоев атмосферы. Но, пока связи нет.
Относительно недалеко от нашего города Н, на расстоянии примерно семи тысяч километров, до катастрофы находился более крупный город в этот город направляются сформированные бригады для добычи строй материалов и запасных частей, но к сожалению бригадам приходиться отходить от нашего города все дальше и дальше учитывая что в зимние время проход через перевал невозможен, и изношенность техники нам требуются добровольцы.
В первые месяцы после катастрофы мы создали резерв, тканей, медикаментов, запасов еды и технических средств. И если производство продуктов питания и одежды нам удалось наладить, то медикаменты и строительную технику производить пока мы не можем. Поэтому жизнь в нашем городе напрямую зависит от успехов бригад добычи.
Город Н
Город это громкое название для пяти улиц. Главная улица проходила через весь город и уходила в неизвестность к руинам, другой ее конец превращался в трассу и упирался в порт. На главной улице стояли в основном административные здания. Если заехать в город со стороны порта то по левую руку будут, городская больница, здание суда оно же мэрия, пожарная часть, институт. По правую руку будет военная часть, бывший мега-маркет теперь продуктовый рынок. Здание управы, Бывшие здание банка, ныне госрезерва, здание гостиницы, и автомастерская с бензозаправкой. Под прямым углом ее пересекает улица «Хемингуэя», но все ее называют магазинной из-за обилия магазинов. Как ни странно, но после катастрофы магазинов не стало меньше, просто не которое сменили профиль, например магазин бытовой электроники, стал продавать запчасти и всякие детали, превратился в некую барахолку по продаже подержанных электротоваров. Деньги тоже остались в ходу, а так как печатать их было нечем то и их покупная способность не падала, а наоборот росла в связи с уменьшением их количества. Еще была заводская улица на ней стояла антенна радиостанции, котельная, трансформаторная станция, телефонная станция, хлебный завод, здание ПТУ, Завод по производству комбайнов, сейчас он занимается их ремонтом, и наконец жиро комбинат.
Еще в городе есть две школы, детский садик, библиотека, бассейн, где теперь фильтруют воду для подачи в дома, парк аттракционов, разобранный на запчасти, но люди ходят сюда гулять, в тем более лавочки остались. И административное здание где раньше было тысячи офисов а теперь склад.
Люди приспособились к новым условия и живут, больше нет телевидения, нету газет, местной типографии нечем и не начем печатать. Бензина тоже нет, но местные умельцы переделывают машины под езду на спирте. Так что пьяных водителей больше нет. Одежда теперь в основном кожаная, местное ателье даже придумали коллекцию одежды для женщин. Шерсти очень мало и она идет в основном на нитки, к счастью для жителей в институте научились получать синтетическое волокно и из него тоже делают одежду но, оно менее приятное и сильно электризуется. Ткацкой фабрики нет и поэтому вся одежда изготавливается в ручную. Большие запасы формы нашлись у военных, у военных кстати много чего нашлось. В том числе гигантский запас основных медикаментов. В больнице многих медикаментов не было еще до катастрофы. С обувью тоже оказалась засада, но в итоге один предприниматель даже организовал мануфактуру по пошиву обуви. Оказалось что в городе есть и электрики и сапожники и конструкторы, и архитекторы, даже химики и специалисты по ядерной физике, в общем люди всех специальностей, был период когда люди собирались и пытались вместе придумать как изготовить то или иное всем необходимое изделие, заново изобретали велосипед. Те же кто ничего конкретного не умел: менеджеры, бухгалтера, секретари и люди других не трудовых профессий, либо стали что то осваивать либо большей частью пошли в село на полевые работы.
Голод не грозил, ввиду большого количества сельских жителей. Из военных сформировали бригады, которые отправлялись в радиоактивно незараженные участки руин за строй материалами и деталями. Кое где даже попадались и трактора и машины в относительно сносном состоянии. Небольшая часть военных, боролась с преступностью, несла дежурства, охотилась на диких зверей.
Утро
Раскисшая тропинка от дома была густо завалена, желтой листвой яблонь и чтобы не вымазать ботинки грязью Андрею пришлось идти осторожно по ее чавкающему краю. Преодолев препятствие, Андрей было перешел на бодрый шаг, но в скоре остановился перед огромной лужей, нагло разлившейся по сельской дороге.
Добрые люди… набросали в лужу здоровых булыжников, причем бросали они их как попало, видно их больше интересовал процесс, а когда кончились булыжники вспомнили что у них еще и доски есть и бросили их тоже, в виде неправильной звездочки, одну на другую, ближе средине лужи. Смотрелось это колоссально, в голову пришла оптимистическая мысль, что если бы эту лужу предстояло форсировать легковой машине, то она наверняка застряла бы, причем благодаря несколько грязи на дне лужи, сколько булыжникам, вершины которых как айсберги торчали над поверхностью грязной воды. У Андрея машины не было, а значит, и застрять на ней в этой луже он не мог.
Пока Андрей размышлял, мимо него бодренько просеменила бабка в цветастом платочке, несмотря на внешнюю грузность, божий одуванчик, не снижая темпа, прихватив руками полы длинной юбки и совершая немыслимые прыжки, удачно пересекла лужу и как ни в чем небывало засеменила дальше.
Андрей примерился и тоже превратился в горного козла, как всегда, по закону подлости нога на последнем валуне соскользнула и погрузилась в мягкую холодную жижу. Подавив инстинктивное желание резко выдернуть ее, рискуя потерять и без того хлипкое равновесие, Андрей медленно перенес свободную от оков ногу на грунт, а потом уже вытащил пострадавшую.
Ощущение утренней чистоты, было испорчено в ботинке хлюпало, но вытрясти из него воду так и не удалось, видно вода набралась в пористую прокладку и теперь при каждом нажиме, под давлением напоминала о себе. К счастью, благодаря быстрому темпу ходьбы, нога согрелась, и омерзительное ощущение холодной жижи пропало.
Так Андрей вышел на трассу.
Трассой, у местных, было принято называть двухколейную, асфальтовую дорогу идущею из города в порт.
Говорят до катастрофы, по ней непрерывно сновали машины, но сейчас по ней изредка медленно проезжали грузовики рыбаков. Состояние трассы было ужасное, местами асфальт вообще сполз, обнажив глинистый грунт. Огромные ямы шрапнелью покрыли трассу на всем ее протяжении. А практически на самом подъезде к городу трассу рваным шрамом пересекал глубокий овраг. Каждый год этот овраг засыпали и укрепляли грунт вблизи дороги, но весенний паводок смывал все и овраг становился еще глубже. Кто-то, предложил построить мост, и эту идею все поддержали, но мост так и остался в чертежах, из-за недостатка сил и средств.
Поселки берегли, как могли трактора, и не выделяли технику на стройку. А у города из всей строительной техники был один авто кран, напрочь проржавевший экскаватор с истертым ковшом, парочка вечно ремонтирующихся грузовиков, и платформа для эвакуации легковых автомобилей на которой теперь таскали деревья на дрова.
Первую часть пути по обочине Андрей прошел быстро слева и справа от трассы раскинулись поля дорога шла с горочки, и идти было приятно, осеннее солнышко светило в спину и приятно грело, коротко стриженный, затылок. Как же хорошо вот так идти слушать птичек, смотреть как переливается солнце в каплях росы на траве. Вечером, ложась спать, Андрей думал, что придется идти под дождем, потому что весь вечер и ночь лил дождь. По правой стороне потянулась березовая роща, стройные деревья радовали глаз свой белизной, в этом году, по дороге домой Андрей иногда заходил в рощу и собирал грибы. Грибы собирать, как и ягоды никто не советовал, говорят, что они впитывают в себя вредные вещества. Но Андрей знал, что они не отравленные, так как ни раз проверял и собирал только маленькие. А еще он их жарил, что тоже немаловажно. Любовь к грибам ему привила бабушка, заядлый грибник, завсегда была не прочь поесть грибного супчику.
Бабушка запомнилась Андрею очень грустной, она подолгу сидела в кресле на веранде и пила чай, и о чем-то вспоминала, даже в глубокой старости она оставалась по прежнему бодрой и красивой, она любили говорить, что была самой желанной невестой на все село. Маленький Андрей ходил в выходные в лес в грибной сезон и собирал грибы, мама их перебирала проверяла и готовила, главное было все сделать пока бабушка ходила к своей школьной подруге Клавдии Ивановне у которой была корова, дающая молоко. Когда бабушка приходила Андрей встречал ее у калитки и весело спрашивал: «Как насчет грибного супчику?». Бабушка приходила со сметаной и парным молоком и всегда улыбалась внуку на его приветствие и переставала быть грустной. Вот за этим маленький Андрюша в лес и ходил, за бабушкиной улыбкой. После этого всегда можно было попросить бабушку, что ни будь рассказать о старых временах. О старых временах, он в основном от бабушки и узнал. Мама и Папа тогда еще были совсем маленькими.
Однажды после школы, придя домой, Андрей не смог найти бабушку и спросил у родителей. Папа сказал, что бабушка уехала и что он ее больше не увидит, потому что бабушка уехала очень далеко, а мама убежала в комнату и долго там плакала. Андрей сразу все понял, но родителям ничего не сказал.
Андрей больше не ходил в лес за грибами, а теперь вот снова захотелось. В этом году вообще многое изменилось.
Роща сменилась лесом, сосны и ели потянулись с обеих сторон дороги, запахло смолой и хвоей, в этом лесу в его гуще есть дом, Андрей ходил к этому дому, когда был мальчишкой. Это был дом его деда, здесь жил его дед с бабушкой, когда были молодыми. Деда Афанасия, Андрей никогда не видел, тот умер еще до катастрофы, бабушка его очень любила, и не ушла бы никуда жить, но одной в лесу жить было неуютно. Дед был егерем, следил, чтобы зря деревья не рубили, чтобы в лесу не мусорили. В память о деде у семьи Андрея осталось старое охотничье ружье, дом. Да и в селе говорили, если кто безобразничал в лесу: « Эх… жаль Афанасия нет, а то он тебе бы задал.»
Дом деда, некогда срубленный из толстых не местных просмоленных бревен, обшитый в три слоя, на вкопанных в землю бетонных столбах, с массивным резным крыльцом, крытый шифером, с массивной русской печкой с отдельным фундаментом, вкопанным в землю. Теперь смотрелся странно.
Дорога к дому давно заросла, впрочем, как и поляна, вокруг дома, массивное крыльцо скривилось на один бок, и влезть в дом теперь было очень сложно. Куски шифера с крыши усеяли землю возле дома, доски которыми был обшит дом кое-где еще держались, но в основном обратились в труху или были сорваны ветром, бревна смотрелись по прежнему крепко, но стоило их коснуться как чувствовал под руками, влажную дряблую древесину, фундамент врос в землю, а весь дом слегка накренился на правую сторону.
Андрей стоял у дома глядя в пустые глазницы окон, кто-то вытащил стекла, а может побило ветром, ставни-то вон на земле лежат.
Дверной проем перекосило и дверь валилась внутрь дома. Почему то захотелось войти, осторожно пробуя нагой каждую доску и пачкая руки Андрей влез на крыльцо и зашел внутрь. Дом был внутри небольшой, две комнаты разделенные печкой. Ближайшей комнате ко входу, у окна, стоял стол, и два табурета, наверно дедова работа. На стене в углу место под образа. Осторожно обойдя печку с открытыми чугунной створкой, попал во вторую там здоровая ржавая пружинная кровать, сгнившая тумбочка и зеркало на стене над кроватью. Сначала Андрей решил, что это пустая рама от картины или сильно выцветшая картина, но потом он понял, что это зеркало только очень грязное засыпанное трухой. Он осторожно его протер рукавом, местами отражающий слой отвалился или стал темным но большая часть зеркала сохранилась, он взглянул на свое отражение и почему то испугался, весь дом был в одной темно коричневой гамме, Андрей невольно поежился, в отражение, он видел себя ярким пятном. Интересно сколько времени уже в этом доме никто не произносил ни слова. Андрей попытался сказать свое имя но голос его прозвучал неожиданно глухо и сипло. Да атмосфера дома давила, давила потому что дом был брошен, оставлен и забыт. Здесь очень долго не было ни людей ни тепла. Бабушка рассказывала иногда сказки про домовых, которые заботятся о доме. Наверно если домовые есть, то они уходят когда люди покидают дом. Дом наводил на сердце тоску, наверно дело в том что нету людей света, тепла. Даже самая ужасная лачуга или вообще шалаш, лучше этого дома, потому что там живут люди, даже если людей нет, жилище хранит тени их присутствия. Интересно только как долго. Где этот рубеж после, которого дом умирает. Дом как человек потеряв внутренний огонь надолго, быстро загнивает и сходит на нет. Он ушел, но, идя по лесу, как будто чувствовал на себе взгляд, не то что бы злой, но так смотрят на ребенка взрослые, когда он лезет, куда его не просят.
Андрей подходил к оврагу, дорогу еще не размыло и можно было пройти по насыпи, на дне оврага блестела вода, и в ней отражалось солнце.
Институт
Андрей поступил в институт, куда теперь не нужны были экзамены, ходи только и слушай, по настоянию родителей. Отец и мать были инженерами несмотря не, на что они учились и достигли многого, оба были студентами у Громова, а теперь работали на электростанции. Решали проблему с обледенением турбин. Море замерзало, но не до грунта электростанция стояла в специальной нише берега, с большой глубиной, что позволяло ей работать и зимой. Более того, конструкторы электростанции настроили работу двух из десяти турбин на использование донного течения. Эти турбины приносили больше энергии зимой, чем все остальные. Но из-за их размещения практически отдельного от всего комплекса их обслуживание было затруднено.
Андрей гордился родителями, но его натура мешала ему постигать гранит науки. Профессор Глобыль ни раз говорил Андрею, что толк из него может получиться, если только тот перестанет летать в облаках.
Зайдя в институт Андрей посмотрел на часы и понял что опять опоздал, несмотря что занятия уже начались в коридорах было очень оживленно. Мимо Андрея пробежали две девушки в длинных кованных юбках и сшитых по принципу лоскутного одеяла блузках. Та что повыше с темными волосами, почти кричала на ухо своей белокурой спутнице: «Им удалось, у них получилось!!!!». В растерянности Андрей стал искать знакомые лица, на его удачу мимо пролетал Пашка, с которым они всегда вместе сидели на парах. Пашка находился в нестабильном для себя состоянии, обычно спокойный и даже медлительный, созерцающий мир с философским выражением лица. Он летел со скоростью олимпийского чемпиона и если бы были еще олимпийские игры точно занял бы первое место. Волосы Паши развивались вместе с его курткой, используя свои длинные ноги, он летел в верх по лестнице сразу перепрыгивая через три четыре ступеньки. С трудом Андрей, который регулярно побеждал в соревнованиях побегу среди студентов нагнал его в коридоре, четвертого этажа. Схватив Пашу за локоть, он надеялся его обо всем расспросить, но Паша летел увлекая за собой Андрея, сквозь толпу студентов. Стой! Да стой же!. Паша летел, проскочив через толпу он стал набирать скорость, еще мгновение и они в полу темном кабинете. Паша судорожно схватил какие то железки со стола, отбросил их в сторону и стал рыться в груде старинного железа, которым было доверху забито помещение. Как Паша здесь ориентировался было непонятно совершенно. При почти полной темноте, окно было почти доверху завалено, он целенаправленно прорывался в глубь комнаты. Потихоньку Андрей отдышался и стал приходить в себя, так Паша у нас лаборант кафедры восстановления высокотехнологичного электрооборудования, значит весь этот хлам это не меньше не больше компьютеры и периферия.
Паша с грохотом уронил какой то стеллаж. «Ты там живой?» спросил Андрей. «Да, да … Ты представить себе не можешь, какой я осел.» откликнулся Паша. И тут пашу прорвало:
«Я же должен был догадаться, что им нужен не этот тысячный «хьюлит», а матричный на ватман. Им карту печатать блин, а там поди потом склей эти А4 да у нас столько и нет на весь институт. Да и катриджы, я же их по двадцать раз перезаряжал, печатают как будто корова листы во время печати лизала. Ага вот он!!!»
На свет вышел Паша на его руках лежало удивительное детище прогресса, длинной около полутора метра с длинным валом, почти на всю дину конструкции, на который была одета бухта желтой от времени бумаги. Бумага одна из наивысших ценностей, как Паше ее удалось ее утаить неизвестно. Да еще и целую бухту, хотя как тут найти если Паша сам пять минут рылся.
Паша пробрался к двери, вытирая пот со лба: «Это комната сисадмина была до катастрофы, понимаешь, тут хранили все то, что даже до катастрофы уже не использовали. Но он рабочий, точно тебе говорю, я проверил, только ленту надо поменять».
Паша залез в какой то ящик и вытащил от туда старательно запаянный пакет, вот она моя родная.
Из недр агрегата он извлек длинную пластиковую коробку с концов одной из длинных сторон которой выходили два приличных конца меду которыми была натянута черная лента не пойми из какого материала.
Паша ловко раскрыл коробку извлек ленту, распаковал пакет достал на вид, чуть более темную такую же ленту и запихал в коробку, прежним образом.
И мы побежали обратно, пробегая мимо толпы на первом этаже я заметил весь наш третий курс, и вот мы в кабинете, теперь я понял почему такой переполох.
На кафедре управления, все таки подцепили спутник и теперь получали с него изображение. Паша ловко подключил принтер, теперь я понял смысл этого устройства, отогнал от компьютера лаборанта и что там щелкал минут десять, за спиной было не видно. Паша встал со стула и отошел со словами: «Готово, готово давай заводи». Лаборант сел за компьютер и по комнате пошел страшный визг, несмотря на чудовищный звук, принтер уверенно прорисовывал поверхность земли.
Громов
Старый профессор восседал в инвалидном кресле, его мощный лоб весь в складках и морщинах, густые седые брови над темными глубокими глазами, Громов один из немногих кто из очевидцев катастрофы дожил до сегодняшних дней. Он был молодым инженером, направленным в НИИ города Н сразу после окончания института. Сейчас ему было за восемьдесят, но он продолжал работать и обучать. Громов подарил городу Н не только электростанцию, но и огромное количество других решений: таких как очиститель воды, размещенный в здании бывшего бассейна и снабжающего весь город чистой питьевой водой, именно он руководил ремонтом радиостанции, и электростанции. Громова все уважали и город и село. Он помог с изготовлением удобрений и кормов. Руководил решением вопроса вакцинации.
Сегодня Громов решил провести собрание. Собрались все лаборанты, профессора, студенты, кто-то из мэрии. Ассистент подкатил кресло Громова к трибуне и поправил микрофон. Зал затих и в этой уважительной тишине прозвучал голос Громова, хрипловатый и слабый, но весь зал превратился в сплошное ухо и поэтому каждое его слово было хорошо слышно на задних рядах где сидел Андрей и Паша.
Речь Громова
Вчера усилиями наших ученых, была решена задача осуществления связи со спутником, оставшимся на орбите и ведущим наблюдение за поверхностью нашей планеты. По нашим данным на орбите земли находиться более сотни спутников, но наши мощности не позволяли получить от них данные, вчера с минимальным отдалением от нас впервые проходил метеорологический спутник, имеющий сложную орбиту и проводящий съемку более восьмидесяти процентов поверхности земли. К счастью для нас спутник, обладал большим банком памяти и это позволило нам получить данные не только о состоянии земли недельной давности, но и в течении последнего года. К сожалению мы не сможем восстановить картину катастрофы. Да и быстрее всего воспользоваться спутником еще раз, так как этот спутник оказался в зоне нашей досягаемости случайно, так как сошел со своей заданной изначально орбиты.
Теперь о данных. Полученные данные не только представляют интерес с точки зрения современной карты планеты, но и дают нам информацию о том, где есть нетронутые катастрофой участки. К сожалению совместив карты до катастрофы и полученные данный мы нашли всего два возможных участка где могли выжить люди. Один из этих участков наш, а второй находиться севернее нашего практически в зоне льдов, но рядом с этим участком до катастрофы находился крупный город с приблизительной численностью населения более двадцати тысяч человек. Учитывая что наша численность на момент катастрофы не превышала десяти тысяч, а сегодня наша численность по результатам переписи почти двенадцать тысяч человек. Учитывая всплеск рождаемости спустя пять лет после катастрофы. То при аналогичной ситуации на территории другой зоны жизни сейчас около двадцати шести тысяч человек, кроме того, город находящийся в зоне жизни являлся промышленным центром как следствие есть надежда на помощь с их стороны.
Учитывая нахождение в северной зоне они вполне могут не принимать наши сигналы а мы их. К сожалению даже находясь с одной стороны материка с ними, мы не имеем возможности послать экспедицию на корабле. Так как у нас нет ни крупных кораблей и даже если бы были нам нечем было бы их заправить.
Остается только экспедиция по суше но учитывая технические возможности она может затянуться на два три месяца пути.
Но на сегодняшний день мы не можем выделить даже минимального технического оснащения для такой экспедиции.
Для того чтобы экспедиция состоялась нам нужно сформировать бригаду, которая отправиться в рейд за техникой в разрушенный город.
Бригада
Очень многие подали заявки добровольцами но, не многие прошли отбор по физическому здоровью, меня взяли а Пашу нет. В день нашего ухода Паша чуть не плакал, он так хотел, но его не отпустили, он вручил мне кучу всяких картинок типа увидишь тащи сюда. Как ни странно в группе оказалось много девчонок. Город выделил нам платформу для эвакуации автомобилей и водителя, к платформе прицепили два больших прицепа и поехали. Перед отъездом я позвонил отцу и рассказал ему все, отец не был счастлив, услышав, что я в бригаде, но мой довод, что хоть какая то польза от меня будет его несколько смягчил.
Руководство группой поручили капитану Сошникову. Поскольку в группа в основном состояла из гражданских, то на руководителя ложилась важная задача, связанная с контролем и наблюдением за ее членами. Капитан Сошников неслучайно оказался руководителем нашей группы, это был мнительный и осторожный человек, вся его сознательная жизнь прошла под лозунгом предусмотреть и предугадать. Еще до катастрофы во дворе его дома было выкопано бомбоубежище на всякий случай. Также на всякий случай у него дома были бронежилеты и противогазы на всех членов семьи.
На всякий случай в его доме стояли стекла, по принципу автомобильных, с пленкой в сердцевине, чтобы осколки не ранили живущих.
Всю свою офицерскую службу он по возможности не расставался с оружием и раз в неделю, а иногда и два разбирал его, смазывал и проверял. Когда произошла катастрофа очень многим удалось помочь благодаря запасам медикаментов, собранных дома капитаном, тоже на всякий случай. Капитан был единственным кто еще, до катастрофы сделал свой дом автономным: солнечные батареи на крыше, бензогенератор в подвале, мощная система фильтрации воздуха и воды, отдельный колодец.
До катастрофы его все считали двинутым, но после к нему стали относиться с уважением, после катастрофы капитан стал еще более предусмотрительным и осторожным, именно поэтому его назначили руководить группой разгильдяев студентов.
Перед выходом капитан всех собрал за пять часов. Все эти пять часов он проверял как точно мы выполнили его установки.
По мнению капитана, каждый должен был взять с собой по мимо того что было надето и обуто:
2 комплекта верхней и нижней одежды.
2 комплекта закрытой обуви.
4 мясных консервы или 2кг мяса.
2 батона хлеба.
6 литров питьевой воды.
4кг крупы в пластиковой или стеклянной бутылке.
4 упаковки бинта.
2 упаковки ваты.
2 пузырька йода.
2 пузырька зеленки.
Крепкий складной нож.
Два крепких прута длинной не менее метра и жгут для наложения шины или его заменитель.
Два экземпляра карты.
Компас.
Котелок, ложку, вилку, нож столовый.
Фонарь не требующий батареек. ( батареек в городе нет уже давно)
Огниво, кремний или спички (если у кого остались).
Крепкую веревку, которая могла бы выдержать вес человека длиной не менее 10м.
Просмотрев список можно подумать что других продуктов и медикаментов экспедиция не брала. Но каково же было наше удивление когда после осмотра нам сказали что это н.з. на случай если кто потереться. Кроме здорового мешка на каждого одели бронежилет, который запрещалось снимать до возвращения, армейскую каску для работ в городе, кожаные армейские перчатки и дали в запас армейские рукавицы. Каждому дали штык нож в ножнах. Ну а чтобы довершить нашу готовность комплект сухого спирта с фосфорными спичками. Еще нам выдали каждому скрученную в рулон толстую вспененную подстилку и рулон пленки, из которого в случае чего можно было соорудить палатку.
Жаль, что не на что снять думал я. Водитель Саша в каске и бронежилете, которого капитан заставил пристегнуться и наклеить поверх стекла полоски клейкой ленты, нервно курил самосад, откинувшись на сиденье и щурясь на солнце. Девчата плотной группкой из пяти человек весело примеряли каски, почти всем каски скатывались на нос. Капитан построивший отделение солдат отдавал последние инструкции. Двое незнакомых ребят со старшего курса прилаживали подбородочные ремни у касок. Мужчина средних лет подгонял лямки рюкзака. И еще один парень на вид совсем мальчишка, как его только родители отпустили, внимательно, что то искал на карте. Итого всего шесть человек военных, водитель, восемь студентов, мужик и школьник.
И вот долгожданный момент выхода, капитан увидел заметил как сидят каски у девчат, и выдал им шлемы как у танкистов, которые после подгонки оказались им в пору, а поверх них одел на них каски.
Нас построили, военные стояли прямо хоть бы хны, а у них еще и автоматы и боекомплект, и мужик тоже, остальные сгорбились под тяжестью. Один бронежилет весил все пятнадцать, а может и двадцать килограмм, судя по ощущениям, плюс рюкзак и каска. Девчата пытались улыбаться.
Осмотрев нас всех капитан остался по-прежнему чем то не доволен, но в слух ничего об этом не сказал, а сказал он следующие: «Если кто передумал, я не держу, но если кто в пути передумает, то ему все равно придется идти вместе со всеми. Первую часть пути идем пешком, дорога в ужасном состоянии, дальше на машине. Во время марша всем сохранять визуальный контакт с соседями. Идем не на прогулку так, что всем сохранять бдительность. В случае появления диких зверей без паники приблизиться, как можно ближе к машине желательно пригнувшись. Не закрывая обзор, военному составу группы и не пересекая возможную линию огня. И самое главное, что бы не случилось, четко и быстро, выполнять мои приказы. Если я сказал «лечь» значит, все упали, если я сказал «бегом» значит, все побежали. И еще когда подойдем к любому объекту, сначала я его осматриваю если надо кого посылаю, а только потом с моего разрешения вам можно к нему приблизиться. Если кто будет панику устраивать или бежать впереди паровоза буду бить чем попало и куда попало, не разбираясь, кто там парень или девушка, ибо по мне лучше вернуться в город с больным чем с трупом. Всем все ясно… Тогда пошли, рядовые Петров и Потапов замыкающие.
И мы пошли в колонну по два за машиной. Спереди и сзади шли солдаты, смотреть по сторонам, мешала каска и рюкзак, так что, я смотрел под ноги. И не зря дорога была не в пример хуже трассы рытвины, канавы, и ямы сливались в единое неповторимое целое, но ухватить рисунок целиком ни как не удавалось, казалось, что это работа какого то неизвестного художника авангардиста. Что-то в рюкзаке неприятно упиралось в спину между лопатками, хотя ближе к спине я старательно проложил одежду. Мы шли то вверх то вниз, и казалось этому, не будет конца, неожиданно капитан приказал остановиться, и все встали. Разумеется, кто-то на кого-то налетел и сзади послышался женский визг и смех.
Капитан прикрикнул на всех и объявил что дальше мост. Сошников достал из прицепа длинную веревку и приказал каждому ей обвязаться. Сначала пошли мы, мост был старый, листовой металл покрытия проржавел или отвалился, обнажив фермы, местами отверстия были заложены досками или кусками металла, а в щели было видно узкую реку стремительно бегущею по дну глубокого оврага.
Когда все перешли мост и отвязались. Капитан сам сел за руль и тихонько переехал мост, после чего скомандовал привал. В одном из прицепов оказались сбитые деревянные щиты, которыми мы огородили лагерь. Сняв рюкзак, я почувствовал себя намного лучше. И расправил плечи под бронежилетом, насколько это было возможно. Каково же было мое удивление, когда тот, кого я принял за школьника, оказался девушкой, да еще и поваром. Наверно все дело в бронежилете, скрывающим фигуру, и короткой прическе. Девушка оказалась бойкой и быстро организовала других девчонок. Краем глаза, я заметил как мужик подошел к Саше и что-то у него спросил. И тут как грянет голос капитана: «лежать!». Как я стоял, так и упал, закрыв голову руками, хоть какая то польза от бронника, место того чтобы отбить себе все, я мягко плюхнулся на живот. Приподняв голову я огляделся. Солдаты тоже попадали, выставив оружие перед собой, Саша с мужиком присели под прицеп, из которого торчали ноги студентов, а вот девчата замешкались, слишком увлечены были, кто попадал друг на дружку, кто-то что-то рассыпал, а две просто на корточки присели, продолжая разговаривать. Да ничего не скажешь. Капитан скомандовал: «Оставить и все стали подниматься, потирая коленки и другие ушибленные места, стряхивая мусор с одежды». Я посмотрел на капитана он семимильными, ровными шагами шел к тем, что присели на корточки. Орал на них капитан минуты две, при этом ни разу не повторился, пока у девчонок слезы не полились. Потихоньку все вернулись к своим делам, только одна из девчонок продолжала хлюпать носом. Я решил пока есть время перебрать рюкзак, чтобы в спину больше нечего не упиралось. Закончил я вовремя, как раз есть позвали, суп был хорош, наварист, видать повариха свое дело знала. Картошка тоже была объеденье, пюре просто таяло во рту, я обтер остатками хлеба котелок и откинулся на спину, хорошо. Внутри я чувствовал приятное тепло, и глаза сами стали закрываться, и я задремал. Не знаю, сколько времени я провел в таком блаженном состоянии, но из дремы меня вывел пинок капитана, усиленный его же воплем: «подъем лежебока!». Пришлось, кряхтя подняться и напялить рюкзак. К моему удивлению все уже сидели в прицепах, я подбежал к ближайшему и перелез через борт, кто-то услужливо помог мне, втягивая меня за рюкзак. Перевалив через высокий борт я оказался на мешке с чем-то мягким и сыпучим между высокой брюнеткой и мужиком, подумав что вряд ли за рюкзак меня тащила девушка, я поблагодарил его за помощь. Тот только улыбнулся и протянул мне руку, представившись: «Федор». Так и познакомились. Федор был авто слесарем и ехал за запчастями, а если и повезет за транспортом. Девушку звали Дашей, для нее эта поездка была интересна с точки зрения поиска архивов. Федор задремал, а Даша наоборот все говорила и говорила, рассказывала то про свою маму то, про своего отца, про свою собаку, немецкую овчарку, я из вежливости кивал пытаясь найти переход между тем про кого она только что рассказывала и тем про кого она рассказывала сейчас. За полтора часа у меня сложилось ощущение, что я знаю уже всех ее родственников и встречался со всеми ее друзьями. Наверно Даше редко попадались терпеливые слушатели, поэтому закончив с друзьями и подругами, она дошла до живописи, я взбодрился тут было для меня много интересного. Даша оказалась энциклопедией живописи. Она детально и красочно описывали картины Васнецова, в мой памяти всплывали репродукции и обрастали историями. Я узнал много нового, например, о картине, написанной углем, Васнецовым для своих детей. Молчащий мальчик изображенный на этой картине, висящий при входе мастерскую художника, держа палец прижатый к губам призывал детей, врывающихся порой с шумными играми к покою и тишине. Малоизвестные подробности написания картины с Иваном грозным и картины «Книжная лавочка». Познания Даши были грандиозны, она знала очень много о художниках разного исторического периода. После Васнецова она стала рассказывать о Серове и Шилове. Потом прошлась по раннему Пикассо. Одна из девушек, сидящая к нам спиной, обратилась к Даше с каким то вопросом о Рембрандте и Даша переключилась на нового собеседника. Странно все-таки, ведь в огне погибли и картины и музеи. Все что осталось это то, что передавали из в уст в уста, да и книги. К счастью для остатков человечества читали в городе Н много во все времена, а теперь когда нет телевизора и есть необходимость и того больше. Выбросив грустные мысли я стал любоваться пейзажем. Огромные поля тянулись с обеих сторон дороги. Машина с вернула с дороги и пошла в объезд по грунту. Стало слегка потряхивать. Кто то из девочек удивленно спросил мол зачем но тут же осекся. С лева на дороге стояла колонна машин. Все подходящие запчасти с них уже бригады сняли даже двери и капоты, местами селили крыши. Смотрелось ужасно более двух десятков разношерстных авто, здесь были автобусы, грузовики, легковые. Все они ржавыми остовами стояли в беспорядке на дороге. Федор наклонился ко мне и прошептал на ухо, это когда электромагнитным импульсом шарахнуло, все машины и заглохли, дальше беженцы пешком шли.
Я попробовал представить себе, что пережили эти люди, они ехали по дороге, спасаясь от огня, ночью в неровном свете далеко горящего города. Очевидцы говорят, что зарево было видно, даже из окон многоэтажных домов в городе Н. И вдруг все машины разом заглохли. Наверно их можно было еще завести, но люди в панике бежали по дороге. Все дальше и дальше спасаясь от непонятного и поэтому еще более страшного.
В памяти всплыла картина «Последний день Помпеи» кисти Брюллова, также как и там огонь страх и разрушение. После общения с Дашей потянуло на живописные образы, воплощенные художниками до катастрофы.
Грузовик вышел обратно на дорогу, и капитан крикнул, что бы все держались крепче. Мотор грузовика взревел и мы понеслись по дороге, дорогу капитан знал хорошо и знал когда надо ехать осторожно, а когда как сейчас можно жать на всю железку. Так мы и ехали, часов через восемь, когда уже стемнело, капитан объявил привал. Итоги дня были неутешительны всего 176км, а пройти надо 7000км. Капитан был сильно этим смущен, возможно армейские грузовики развивали скорость большую чем Камаз эвакуатор на базе 4308. Обычно бригада добиралась на место где то за 29 – 30 дней и это если ехать по 12 часов в сутки, а тут 176 и за 16 часов. Не трудно сосчитать, что 7000 делить на 176 будет почти 40. То есть на десять дней больше. А обратно еще дольше, если рабочей техники не найти. Капитан подошел к Федору и о чем-то с ним долго разговаривал. Тем временем девчонки сварганили ужин, и мы хорошенько заправились гречкой с мясом. По окончанию ужина мы все уже было, собрались устраиваться спать, но капитан приказал ложиться по прицепам причем, каждый еще должен был еще и привязаться, как следует. Чтобы ночью не выпасть. Наверно он решил сократить отставание от графика, за счет ночи. В этот раз за руль сел Федор. И снова мы понеслись, я устроился на пенке, привязавшись за пояс, к какой то петле, приваренной к полу прицепа. Федор гнал еще быстрее Саши, несмотря на ночь, наверно он был опытнее или наоборот меньше берег машину. Надомной висело темное небо и звезды, прицеп ощутимо тряхануло, потом еще раз, потом стало трясти и раскачивать, звезды плясали и раскачивались вместе с прицепом и выписывали причудливые узоры, неожиданно тряска кончилась и сменилась редкими глухими ударами, машина пошла медленнее. Ни кто не спал, все ворочались, а девчонки вообще болтали в полный голос, мне показалось, что один из голосов принадлежит Даше.
Неожиданно в мое поле зрения стали попадаться верхушки елок и сосен, странно не помню, чтоб дорога проходила через лес. Ну, все, кто-то из парней не выдержал девичьего щебетания и басом затянул «Эх мороз, мороз…». И я вместе со всеми поддержал: «Не морозь меня, моего коня». Так и поехали, распевая хором. Народ песен знал много и «Вечерний звон» и «Подмосковные вечера», и «Во поле береза стояла» и тогда лее. Когда у студентов кончалась фантазия, военные перехватили инициативу и затянули «Катюшу», «Прощание славянки», «Темную ночь» и под конец «Смуглянку». Девчонки затянули «Я укачу к себе в Саратов…», а потом чета там про платочки. Чтобы больше такого не слушать мужская половина грянула «Когда б имел златые горы…», на втором куплете машина встала. Капитан приказал разбить лагерь, но я уже и так неплохо устроился и просто накинул на себя пленку и уснул.
Утром всех разбудил капитан, воплем «Подъем! Давайте шевелитесь, а то обратно дряхлыми стариками вернетесь к папам и мамам». Это уже входит в привычку, надеже какой голосина сразу сон как рукой снимает, не знаю как там, у военных, но мне сразу встать и вытянуться по струнке хочется. На часах было пять часов утра, нехило так учитывая что, уснул я в районе полночи. Капитан приказал всем сбегать в ближайшую рощу по делам и вернуться к машине. Пока я сидел в кустах я слышал как один солдат другому втолковывал, что мы сокращаем дорогу по лесу, тут раньше танки ездили на маневры из части города Н, с момента основания части, так что до сих пор ничего не растет, даже спустя все пятьдесят лет. А еще за 7 ночных часов мы сделали больше 1 км если учитывать что теперь идем на прямик. А по общей сложности должны срезать аж 2. Только обратно гружеными мы здесь не пройдем. Не подоплеку был родник, который я вычислил по девичьему визгу и я даже умылся и причесался.
Придя к прицепу, я получил завтрак в виде двух бутербродов с вяленой говядиной, жуя, выслушал речь капитана. Речь на тему, чтобы все проверили свои мешки на предмет продуктов ограниченного времени хранения, так как одна девчонка взяла с собой в рюкзак молоко и зелень всякую, а кто-то домашние котлеты и если это еще съедобно то съесть, а если нет, то выкинуть. Да с нами капитану не повезло это точно, то-то он спешит так от нас отделаться, даже рискует, вот что для него точно необычно. Завтрак был усилен, мне перепали две оладьи, котлета, соленый огурец, зубчик чеснока и еще большой кусок пирога с яблоками. Да девчонки постарались, лично я все брал по списку капитана из еды только крупу и консервы и еще воду. Кстати запасы воды мы тоже пополнили, так как капитан сказал, что дальше нормальной воды, скорее всего, не будет. Я из своих запасов воду не пил, но подумал, что лучше налитую дома слить, а здесь заново набрать. Под вопли капитана мы загрузились в прицепы.
Дорога была очень подходящая две колеи точно по прямой, как сказал Саша, сменившийся с Федором, можно руль вообще не держать все равно машина никуда не денется, как на автопилоте идет. И Саша и Федор гнали как могли, за много лет гусеницы танков укатали глину настолько что теперь она была твердая и ровная как асфальт. За четыре дня всего одна вынужденная остановка, старое дерево упало поперек дороги. По расчетам капитана будем на месте на 28 день пути. По расчетам Федора выходило, что на 26 дне. На 17 день пути лес кончился, скорее не кончился, а оборвался. Крутой овраг пересекал дорогу, дорога резко виляла на право и шла вдоль оврага. С нашей стороны край оврага был относительно не высокий, а вот противоположный его склон резко уходил вверх почти отвесной стеной. Да уж лепота, километра два так и ехали, справа лес с лева стена. Дороги почти не было видно, и ехали медленно. Дорога стала забирать вправо, на какое то время с обеих сторон опять стояли немыми стражами безмолвия сосны и ели. Странно но, я только сейчас понял, что в лесу были птицы, грызуны всякие, но не было крупных зверей, или я их не заметил. Дорогу мотнуло в этот раз уже налево. Теперь мы ехали прямо на стену, деревья кончились, и мы все увидели брешь в стене. Овраг, в это месте, прерывался, естественным грунтовым мостом, а в стене был здоровый проем. Мы легко прошли и овраги, и стену и вырвались на поле.
Привал
Дороги больше не было, и капитан после обеда объявил совещание, но студенты в нем не участвовали. Я решил размять ноги и походить рядом с лагерем. Недалеко от ворот стены я набрел на приличную яму, на дне которой валялся ржавый ковш экскаватора. Может это и не овраг вовсе. А под газ или еще подо что капали траншею. Я сел на краю этой ямы, и свесив ноги в низ, смотрел на ковш. Кто-то коснулся рукой моего плеча. Я поднял глаза вверх и увидел улыбающиеся лицо одной из девчонок. Странно, но для меня они всегда были стайкой, и я никогда не воспринимал их по отдельности. Было неловко, семнадцать дней вместе, а я даже имени не знаю. «Галя», мне протянули руку. Да девочка была симпатичная, густые волосы цвета спелой ржи свисали прядями из под каски до самого пояса, такой золотистый и насыщенный цвет волос, я видел первый раз, голубые глаза, острый маленький носик с небольшой горбинкой, Длинные светлые ресницы. Вся компактная и гармоничная. Ловко примостившись рядом со мной, она как-то с хитрецой посмотрела мне в глаза и спросила: «Что нравлюсь?». Я честно сказал, что да и что просто первый раз вижу волосы такого цвета. Галя оказалась жутко прямым человеком и с ходу сказала что, сразу меня приметила, и что хотела поближе познакомиться, но случай тока сейчас подвернулся. Я сказал, что не против, но тут заорал капитан. Господи как же ему удаться так орать? До лагеря метров тридцать, а слышимость как будто прямо над ухом стоит. Судя по улыбке Гали, эти мысли я произнес в слух. Мы обменялись улыбками и побежали к лагерю. В прицепах мы ехали разных, поэтому я бы наверно все и забыл как и все дни что мы ехали по лесу. К слову вся поездка по лесу для меня заполнилась паутинкой с повисшими капельками росы и игрой солнечных лучей в кроне высоких деревьев. Но на следующем привале ко мне подошел один из студентов, и неожиданно прижав меня спиной к прицепу, пролаял мне в лицо, что, мол, с Галькой увижу, набью рожу. Не то чтобы Галька мне в душу запала, но вот уродов таких, я никогда не любил. Вот всегда, в любой компании почти есть такой урод. Здоровый бугай, уверенный что ему не окажут отпора, и ведь никто его не обломает. Вот такие уроды ночью на всю деревню гуляют никому спать не дают и вот мужики ведь в деревне есть, но им толи связываться неохота толи бояться этой шпаны, а шпана себя только увереннее себя чувствует. Передо мной стоял яркий представитель человека примитивного, понимающего только язык силы. Ну ладно была, не была, лучше по морде схватить, чем подчиняться такому. Зато человеком останусь, а не стану ковриком для ног.
Рассудив так, я оттолкнул его руку. Он воспринял это как наезд, но слегка не ожидал от меня. Дерусь я хуже некуда, во дворе деревенские ребята всегда били, но когда я приходил домой с подбитым носом, мать меня всегда жалела, а отец говорил так: «Главное дай сдачи, неважно победил ты или нет дай сдачи, если сдачи дашь хорошо, то в следующий раз подумают, а стоит ли лезть к тебе вообще». А лезли ко мне часто, глаза говорят у меня добрые вот всякая мразь и подворачивается. В школе проходу не давали.
А в институте, я как первого такого встретил, злой был, не помню почему, в итоге сам первый на него набросился, обе руки в кровь об его рожу разбил. Мне тогда тоже досталось, вроде сотрясение, мозга получил, родителей даже в институт вызвали. Но когда домой шли, отец мне улыбнулся и сказал: «Сегодня ты молодец». И вот снова проверка на прочность, это урод давай орать: «Ты че подраться хочешь? Да я тебя размажу…». Не долго думая я со всей дури врезал ему, носком ботинка под коленку, и понеслась. Взвыв от боли громила врезал мне кулаком в живот, но меня спас бронник, первый раз спасибо капитану. Громила отбил правую руку и слегка отошел, образовался как говорят военные, оперативный простор. До его рожи я не доставал, ну и не надо и прыгнул ему на ту ногу по которой до этого бил, метя ногой в коленку, громила увернулся и дал мне ощутимого пинка под зад. Развернувшись я увидел, что громила находиться между мной и прицепом, причем почти в плотную. Наверно в обычное время я такого бы не сделал, но тут я разогнался и врезал ему головой в подбородок, учитывая что на мне была каска, громиле досталось, плюс он еще головой об прицеп ударился, но тертый в боях он врезал мне кулаком в висок, на мгновенье все потемнело, и я только неловко отскочил. Ремень у каски порвался, толи нитки старые толи еще что, я схватил каску в руку и со всей злостью какой мог долбанул ей по лицу громиле. Громила озверел, я смог закрыться от первого удара, но от второго не успел, каски на мне не было, и громила не боялся повредить руку. Из моего носа струйкой потекла кровь, но у громилы тоже была разбита бровь. И вздувалась шика в правой части лба. Неизвестно чем бы это закончилось, но к нам подбежал один из солдат, а за ним капитан. Капитан смотрел на нас обоих очень внимательно с минуту. А затем врезал сначала громиле, а потом мне. Капитан бить умел, меня вырубило сразу, я даже боли не почувствовал. Очнулся я в прицепе, надомной сидели Федор и Галя, во рту была кровь, в ушах звенело, двигаться не хотелось. Превозмогая боль, я перегнулся через борт и сплюнул. Прицеп подбросило, я не удержался, и сильно приложившись головой о борт, упал ниц на пол прицепа. Галя села ближе ко мне помогла перевернуться на спину и положила мою голову, к себе на колени. Она говорила, а я слушал и смотрел в ее удивительно голубые глаза.
Этот урод ей в институте проходу не давал, как кто к ней подходил из ребят, сразу набрасывался, а тут экспедиция, Галя думала хоть тут от него отдохнет, глядишь, отвяжется, так нет, он тоже записался. Она специально ждала, когда я подальше от лагеря буду, чтоб не видели. Но вот увидел же. Короче я первый кто дал ему отпор, и почему я первый? Лучше б мне папа знание восточных единоборств по наследству передал, чем мой упрямый характер. Мама всегда говорила, что характером я в отца. А еще Галя сказала, что теперь ни за что со мной не расстанется. Было очень больно, но в душе очень хорошо. Она гладила мои волосы, а я смотрел ей в глаза и улыбался. Как ни странно на следующий день у меня все уже было в порядке, не считая синяков. Правда от резких движений кружилась голова, но это было терпимо. Почти все время я проводил с Галей, дни пролетали незаметно, и о том собственно, почему мы здесь мы вспомнили лишь на 26 день.
За прошедшие дни я узнал, что Галя сирота и живет с теткой, что ее родители погибли вскоре после ее рождения. О родителях ей напоминал только портрет, написанный неизвестным городским художником на свадьбу. Гале по жизни не везло, но при этом она оставалась оптимистом. Она умела радоваться малому, свежести утра, пению птиц. А экспедиция для нее была просто праздником. А еще ее прямота, она была прямолинейна не только со мной, но и со всеми с кем общалась, говорят, пока я был без сознания, она набросилась на капитана и рассказала ему про этого громилу. Капитан, интересный все таки человек, выслушав внимательно Галю, он сначала прошелся по поводу детского сада, потом по поводу, что трудно было заранее предупредить, а только потом пошел общаться с громилой, который в отличие от меня к его несчастью не вырубился. О чем они говорили, никто не знает, но громила теперь радостно бегал, выполняя всякую грязную и тяжелую работу. Даже кашеварить пытался, но девчонки его прогнали. Ни ко мне, ни к Гале он больше не подходил. Интересно все-таки, что ему сказал капитан.
Так вот на 26 день, мы снова выехали на дорогу. Дорога была в отличном состоянии, но капитан приказал ехать медленно и осторожно, а еще мы больше не ехали по ночам, вдали, замаячил силуэт города.
Город
Наша первая ночевка, палатки из аналога полиэтилена оказались очень душными, но если не зажимать вход прищепкой как полагалось спать можно. Вообще местность была очень пыльная, причем пыль весела в воздухе и оседала на всем толстым слоем, едкая и везде проникающая. За день пыль набилась и в глаза и в уши и главное в нос. Желающим капитан предложил противогаз но, проведя в противогазе, с полчаса я понял по чему, солдаты предпочитают на лицо платок повесить, а на глаза очки одеть.
Но спать ни в противогазе, ни с платком на лице не будешь. Всю ночь я просыпался, и осторожно стараясь не будить Галю вылезал из палатки прочистить нос. У Гали нос не забивался, а мне в наследство от отца достался нос с глубокими пазухами. Спать в бронежилете и каске я уже привык, а вот дышать ртом во сне не мог почему-то.
В ночной темноте было видно солдат стоящих в карауле. Один сидел на крыше кабины грузовика, а другой расхаживал вдоль палаток. У военных были приборы ночного виденья, поэтому им не нужны были не фонари ни прожекторы. Я уже собирался лезть обратно в палатку, как тот солдат что сидел на кабине, вскочил и выстрелил вверх сигнальную ракету. Капитан как ни в чем не бывало, несмотря на то что он явно пару секунд назад спал, уже орал на весь лагерь: «Подъем всем в прицепы! Пулемет на кабину! Занять позиции, живей давай не спим!» Я схватил, сонную, ничего непонимающею, Галю за руку и буквально поволок к ближайшему прицепу. С невиданной прытью я умудрился с надетым на себя бронежилетом перелететь через борт и втащить ее за собой. Грянула очередь, разрывая тишину. Потом еще одна, а потом пулемет уже строчил не прерываясь, спустя мгновение другие солдаты открыли огонь, и затрещало, со всех сторон. Из-за трассеров стало светло как днем. Поле наполнилось воем и лязгом зубов, и я подавив страх медленно высунул голову над бортом. По направлению к лагерю неслась стая, не то собак, не то волков. Волки в здешних лесах и до катастрофы были не редкость. Стая неслась длинными прыжками, глаза животных отражали свет, и поэтому казалось, что они горели. Стая была большая, что-то около пятнадцати животных. Очереди солдат били не прицельно в их гущу. И то и дело одна из тварей падала как подкошенная, или взвизгнув начала крутиться волчком и лязгать зубами. И тут стих пулемет и только автоматы, короткими редкими очередями били в стаю, в ушах звенело. Капитан что-то орал, но я не мог разобрать слов. Вдруг поле между прицепами и стаей вспыхнуло огнем, несколько животных бегущих впереди стаи не успели остановиться и вспыхнули, в воздухе распространился едкий запах паленой шерсти. Большинство животных развернулись и побежали в лес. Только несколько пар глаз блуждали в темноте, но и те к утру, куда-то делись.
Я не спал до самого рассвета, а Галя, когда все закончилось, лишь крепче ко мне прижалась и сладко засопела. Утром капитан устроил всем разнос, у двух девчонок уши горели красным, дружок громилы ходил с огромным синяком под левым глазом. Как и обещал капитан, загонял в прицеп тех, кто долго просыпался, пинками и подзатыльниками, двух девчонок притащил в прицеп, держа за ухо. А дружку громилы, который почему-то стал метаться, врезал по лицу и зашвырнул в прицеп. Но кроме вышеуказанных повреждений, никаких больше травм не было. Военный, что сидел вчера на крыше, тоже стоял понурый, ему тоже за что-то досталось от капитана, я его узнал по густым усам.
Резолюция капитана была такой дословно: «Чудо, что вчера никого не съели…». Наскоро позавтракав, завтрак я проглотил даже не заметив что это было. Погрузились и поехали. По дороге стали попадаться подпалены на траве вроде той, что получилась ночью. Но более старые, сначала я думал, что это все солдаты, но потом увидел что такие подпалины по всему полю и по дороге и в отличие от оставленной военными земля в таких местах покрыта слоем легкой металлизации. А потом зелень кончилась и пошел сплошной черный песок и выжженная земля. И вот он город, нам пришлось опять съехать с дороги, из за обломков автомобилей, и поехать по грунту, здесь тоже были колеи, но уже не такие резкие как от танков. Огибая, передовые здания города, по правой стороне минуя остатки одиноких строений, мы въехали через пролом в заборе, на какой то двор, а потом на улицу. Все строения которые мне попадались на глаза были почему-то оплавлены и выезжены внутри. Интересно, при какой температуре плавиться кирпич. Черные глазницы домов, нагнетали ужас и тоску. Капитан с минуты изучал карту, а потом что-то высматривал в бинокль. После чего обратился к нам: «Значит так. Сейчас нам надо пробраться в отдаленный участок города, Со старых домов могут отвалиться, как и единичные фрагменты, так и целые балконы, поэтому впереди едет машина, а мы идем за ней в цепочку по одному, впереди иду я, с этого момента ни слова, кто откроет рот получит кляп до конца нашего путешествия и вынуть его разрешу только на время еды. Если подыму руку всем стоять, если махну вперед идти за мной. Если что, случилось, стойте и размахивайте руками над головой».
Даша не выдержала и спросила: «А если вы не заметите, что я машу руками над головой?». Ответ капитана как всегда всех вдохновил: «Во первых вы первый претендент на кляп, во вторых я тут не один, и в третьих если я чего ни будь не замечу, сослуживцы дадут мне три зеленых свистка». Конец своей фразы он договаривал с улыбкой, довольный своей шуткой. Девчонки хихикнули, но удержались от продолжения, кляпа никому не хотелось, а в обещаниях капитана никто уже не сомневался. Мы выгрузились и пошли установленным порядком. Шли предельно медленно, хорошо хоть рюкзаки в прицепе. Галя шла передо мной, я смотрел на дома, и ждал, отвалиться балкон или нет. По обочинам стояли ржавые автомобили измятые или полностью погребенные под обломками балконов, карнизов и стен. Сколько мы так шли, не знаю, улица была очень длинной не в пример улицам города Н где конец видно сразу еще из начала. Под ногами хрустела каменная крошка, иногда противно скрипя. Подул слабый ветерок, и я увидел как массивный фрагмент, почерневший от огня лепки, полетел в низ с высоко этажного дома. Капитан поднял руку и в этот момент раздался глухой удар. Улица задрожала, отовсюду полетели осколки и обломки поменьше капитан показал знаком всем сесть и закрыть голову руками. Я сидел на корточках и смотрел, как каменная пыль превращает золотистые Галины волосы в белые. Осыпалось и сыпалось минуты две, а затем опять наступило безмолвие, мы поднялись, и капитан показал знаком не отряхиваться. И мы пошли дальше со стороны мы наверно смотрелись как скульптуры, сбежавшие из запасника музея во время пожара. Поскольку были все черно-белые, отдаленно напоминая героев бесцветных фильмов. Так мы вышли большую площадь, капитан показал знаком, и мы прошли на ее центр. Тут Сошников всем улыбнулся, и разрешил всем приводить себя в порядок. Девчонки, хихикая, выбивали из друг друга пыль, парни лишь слегка отряхнулись. Я взял в руки концы прядей волос Гали и хорошенько встряхнул. Пыль поднялась облаком, и мы закашлялись, смеясь и давясь пылью. Я откашлялся и пытался ей помочь, но она никак не могла остановиться, в какой то момент она оказалась в моих объятьях, такая маленькая и хрупкая. Она смешно как котенок сжала свои руки в кулачки и положила ко мне на грудь, а потом уткнулась носиком в бронежилет и сразу же чихнула, зачем-то помотав после этого головой. Всего мира не было, был только я и она, может еще руины. Смешно, я встретил девушку, которая меня полюбила, я в этом уже не сомневался, и для этого надо было пойти в экспедицию, а учились мы в одном здании, даже на одной кафедре. Мы потеряли чувство времени и места, вот так стояли, тесно прижавшись к друг другу, и миром для меня в этот момент была она, а для нее я. Когда мы вышли из этого заманчивого состояния. То обнаружили, что все смотрят на нас. Было очень не ловко, тишину нарушил капитан: «Ну, молодой человек вы в моем черном списке, то драку устроите, то девушкам головы кружите, ну а дальше что, может, еще свадьбу тут сыграем, жаль оркестр с собой, не захватили». По обыкновению грозный капитан, явно прикалывался. Девчонки полегли, у некоторых даже истерика началась. Хорошо, что сегодня у капитана настроение хорошие, шутит вон весь день. Галчонок, так я придумал ее называть два дня назад, посмотрела мне в глаза, в ее глаза улыбались, и мы пошли к остальным, ну глупо обижаться было, за то теперь есть что вспомнить. Капитан всех построил и огласил следующие: «Сейчас поделимся на группы, на группы, а не на пары, это я для некоторых. Значит все лица женского пола, остаются здесь, а также лейтенант Семенов.
Далее группы значит будут такие:
1. Саша, рядовой Петров.
2. Федор, рядовой Смирнов.
3. Бугай да ты, ты и рядовой Налимов.
4. Тот что с подбитым глазом и рядовой Потапов.
5. Ну разумеется я и Ромео.»
Под «Ромео» капитан имел в виду меня, девчонки смеялись, мол, а нам одного лейтенанта не мало. Дальше капитан объяснил, что в каждой группе два человека, один бывалый военный с оружием, другой человек пришедший искать, что-то конкретное. Значит каждой группе надо осмотреть определенный объект до вечера и если найдут что ни будь ценное то тащить сюда. Задача тех кто остался если что принесут привести в порядок и разумеется ужин, а также организовать лагерь.
Мы разбились на группы, и я пошел с капитаном в направления, какого то бывшего супермаркета. Чтобы не терять зря время у военных были помечены на карте обследованные районы. Поэтому капитан точно знал, где еще не смотрели. Когда мы стали подходить к супермаркету, я понял, почему капитан, ни в одну из групп не взял девчонок. У входа в супермаркет валялись обгоревшие человеческие кости, я насчитал шесть черепов. Капитан обернулся на меня, посмотреть, как я себя чувствую, но я вроде, что такого ожидал, поэтому паники у меня не было. Капитан жестом показал идти за ним. Наши шаги гулко отдались в большом зале. Весь пол был завален плиткой и обгорелыми облаками. Но все же эта часть города пострадала меньше чем та, через которую мы сюда шли. Тут даже стекла местами остались, да и пожар вроде только у входа был. Мы осторожно шли и смотрели по сторонам. Перед нами была линия касс, а за ней стеллажи с таврами. Мы пошли змейкой, прихватив по дороге тележки, колеса сгнили или сгорели, но они еще ездили, капитан тихо шепнул на ухо: «Сейчас походу у продавцов обеденный перерыв, так что пошли, затоваримся». В первом ряду были, какие то бутылки, часть из которых, полопалась, прямо на стеллажах, тут все истлело, или было неузнаваемо, повернув, пошли обратно, тут были изделия из пластика, но видно от высокой температуры они оплавились. Только в конце нам попались два металлических ведра. Опять повернули, в этом ряду был текстиль, но он весь выгорел, на вешалках висели ряды обугленных синтетических платьев, там где они по идеи лежали стопкой лежали большие кучки пепла. Посмотрев на текстиль, пошли в следующий ряд, тут были инструменты, мы взяли все что нашли, даже пассатижи и отвертки с оплавленными ручками. Дальше шел ряд игрушек, но тут все погибло, тем не менее, капитан долго рылся и нашел все-таки относительно целый металлический кран. Положив в тележку, он улыбнулся и объяснил что для сына. Дальше была полопавшаяся посуда, но зато мы нашли кучу металлических чайников и подносов. Откатив тележки к линии касс, взяли новые и опять пошли по рядам. Набрали много всякой ерунды, вилок ложек, ножей, даже пару дюралевых весел. И откатили их к линии касс. Капитан направился к боковой двери а я пошел за ним, капитан был прав здесь точно должен быть склад, но открыв с трудом тяжелую дверь мы обнаружили лишь груду пепла, тут окна выходили в другую сторону. Отдохнув чуток пошли на верх, тут в основном, были палатки с текстилем и картина так же что в низу. Но капитан обратил внимание на небольшую палатку в глубине зала. Витрины из толстого стекла хоть и покрылись трещинами но не лопнули, а внутри были женские украшения, капитан легко разбил стекло и аккуратно вынул вставленный внутрь стенд. Вся пластмассовая бутафория оплавилась и смотрелась жутко но, металлические украшения остались целы. Вообще члены бригад могли легко что ни будь оставить себе для своих или для себя, ну понятно не автомобиль там или стиральную машину, или консервы, а вот игрушку для ребенка или цепочку для матери. Понятно что те кто начинал оставлять а потом шел на рынок, тех сажали. Но капитан не был таким человеком. Он выбрал, какую то брошку, для свой жены или мамы, и предложил тоже сделать мне. Я взял маленькое ажурное колечко для Гали и цепочку с кулоном для мамы. Капитан сказал что у меня отменный вкус, и собрал остальное в карман куртки. Когда мы вышли из магазина был уже вечер, и мы направились к костру. Нас встречали аплодисментами, мы были последними, остальные уже вернулись. Лейтенант подбежал к капитану и с какой то доложил, что за время его отсуцтвия происшествий не было. Капитан кивнул открыл карман и высыпал все в руки Лейтенанту со словами: «Раздай девчатам». Пока лейтенант раздавал украшения шумной толпе облепившей его со всех сторон. Я подошел к Гале и положил ей в руку колечко. Галя не была такой как все, все девчонки с ума посходили, а она даже в тут сторону не посмотрела, я посмотрел в ее глаза, так и есть плакала, я спросил что случилось. А она бросилась мне на шею и быстро зашептала, что все уже хорошо, просто боялась, что я не вернусь. В темноте нас ни кто не видел, и я ее поцеловал как умел. И только потом она раскрыла ладонь, ей понравилось она, тут же надела колечко на палец, и, спохватившись, спросила: «Ты ведь голодный? Пошли я тебя накормлю».
На следующий день мы ничего не нашли на нашу долю достались два полностью выгоревших дома, и какой то склад металлолома. Зато Федор откапал автомастерскую. Поэтому до позднего вечера мы таскали авто запчасти. Галя была занята, она вместе с девчонками перебирала вещи и укладывала в прицеп. И только к вечеру когда ложились спать, мы легли рядом и она как то прижалась ко мне, как то иначе, я спросил ее как она себя чувствует, а она вместо ответа меня поцеловала, а потом спросила: «Вот мы вернемся, а дальше что делать будем?». Да вопрос поставил меняв тупик галчонок права, дальше то что. Я долго смотрел на звезды и думал, и не заметил, как заснул. Утром опять пошли на поиски, В этот раз набрели на склад провода и до вечера таскали провод. Саша нашел Газик в каком то гараже под мостом и за вечер с Федором заставили его ездить, эта была огромная удача, я, как мог, помогал им. Без задних ног я пришел спать, Галя меня уже ждала. В течении дня, я думал о том как правильно ей ответить. И вот сев с ней рядом, я ей все выложил. Я понимал, что когда мы вернемся нам обоим нужно окончить институт, мне еще два курса ей один, а там я найду работу, и мы поженимся и заживем вместе. Галя посмотрела на меня, как-то взвешивая мои слова, а потом улыбнулась. И я понял одну вещь, нет, я не любил ее страстно или как там, у поэтов, меня к ней притягивали не человеческие инстинкты. И мне никогда не приходили в голову всякие фантазии, как бывает у молодых людей, которые свистят в дорогу красивым девушкам. Но было чувство, скорее тревоги потерять эту улыбку этого человека. Во мне проснулся толи собственник толи мавр, я просто понял, что она моя, та самая, с которой потом живут всю жизнь. И меня замкнуло не упустить. И что в мой жизни, уже были и еще может, будут более красивые, из хороших семей. Возможно более ласковые и с более приятным или скорее удобным характером. Но когда я смотрел на Галю, во мне говорила не та часть мужчины, которая ищет самку или жену. А та, что ищет мать для своих будущих детей. Не знаю, почему, но рядом с ней я чувствовал себя мужчиной, а не парнем.
Одна типичная грустная история.
Как и у всех почти кого я знаю первая любовь всегда неудачная. Был в нашем институте литературный клуб, как и большинство молодых людей, я писал, ужасные стихи и поэтому решил пойти на собрание этого клуба. Приняли меня хорошо, я хвалил чужие стихи, хоть мне и не очень они нравились другие хвалили мои. В клубе была девушка, звали ее Машей. Маша мне понравилась, наверно тем, что много читала и неплохо пела под гитару. Маша сочиняла веселые песни или песни с претензией на глубокий смысл. Я был неискушенный зритель, и мне тогда казалось что это искусство. Как-то перед собранием этого клуба, я разговорился с ней об одном из моих любимых писателей, а именно о Блоке. Я был в восторге от его поэмы «Двенадцать». Вообще если почитать биографию блока, то вы уведите, что долгое время он находился под консервацией родственников, и достаточно поздно открыл двери в мир. Его девственная душа была возмущена увиденным, и на берег моря негодования полились прекрасные стихи. В поэме есть образ Христа, очень противоречивый. Одни говорят, что образ вставлен для того, чтобы подчеркнуть, что, мол, все по божьей воле даже революция. Другие говорят, что образ Христа для блока эта самый светлый образ, и что он просто видел в революции свет будущего. Третьи говорят, что образ Христа это образ мученика, что блок вынес в нем свои внутренние переживания насчет происходящего или даже олицетворил себя в хаосе перемен. Сейчас для меня это уже не важно, но тогда я провел несколько часов в беседе на эту тему. До этого момента мне встречались девочки с головами забитыми вопросами ухода за кожей и проблемами вроде, какой цвет лучше подходит к моим глазам, за компанию каждый день эти особы пытались гадать и кого-то там привораживать. И столь большая разница, разумеется, сыграла не последнюю роль. Внешность Маши была, мягко скажем невыразительной. За компанию с красными от ночного чтения глазами еще и вечный насморк от аллергии на все, включая цветы. Не дарить девушке цветы это тоже для меня было вновь. Полноватая фигура не привлекала не женственностью ни английской утонченностью леди. В общем если бы не тот разговор я бы на нее никогда внимания не обратил. Но на тот момент у Маши был парень, звали его Кирил. Потом, после этой истории, для меня образ Кирила стал обобщенный образ неудачника, скрещенный с обломовщиной. Кирил это обломов в молодости. Его один раз выгнали из института до начала этой истории и еще два раза после. Но тогда я думал, что ему повезло. Секрет его существования с Машей заключался в безвольном подчинении и не пререкании. Кирил брал деньги у родителей и финансировал на них идеи Маши. Унижался перед ней, вытирая коленями пол. При двух метровом росте он был груздем и неповоротлив. Имея толстое круглое лицо с маленькими поросячьими глазками, он благотворил Машу. Ну, правда, только потом, я узнал, что он был у Маши уже тринадцатый, и если посмотреть на предыдущих, еще не самый худший вариант.
Поэтому Маше я приглянулся даже в том ужасном виде, в каком я находился на первом курсе. А дальше все произошло по велению Маши, сначала чтоб довести меня до кондиции меня протащили в закрытый театральный клуб на спектакль человека, который не один год провел в психушке. Конечно, спектакль меня поразил, потому, что до этого в школе я ходил только на классику, вроде «Женитьбы фигаро». Потом Маша настойчиво каждый день после института тащила меня к себе домой. Это потом я узнал, что Маша была еще и начитана книг по психологии. Я был ее младше лет на пять, вот и посудите сами, как обернулась моя наивность. Но в глубине души я сопротивлялся, эта борьба длилась больше месяца, доходило до того, что Кирила посылали за мной и наказывали без меня не возвращаться. Столь сильное вмешательство в мою жизнь, не могло меня не раздражать, и я стал другом Кирилу. Да я стал ему другом и стал его пинать, я старался его расшевелить, я делал многое. Смывался, оставляя их в двоих, говорил ему, чем не довольна им Маша. Это была моя ошибка, в итоге я проиграл, да еще и был выставлен подлецом. В сердце любого мужчины есть место, где сидит будущий папа, готовый всегда пожалеть дочку или сестру. Вот в это место меня и укусила Маша, как говорят: пробила на жалость. Причем все сделала так, что я сам признался ей в любви, она изобразила из себя покинутую и незащищенную, на грани суецида. Я виноват, я купился, мне выставили Кирила гадом и, что она с ним давно порвала, а он за ней просто бегает, причем и доказательств ненужно было ведь Кирил действительно бегал за ней как собачонка. Я виновен перед Кирилом в том, что поверил той что, он любил, и той, что нравилась как человек мне. Сейчас Маша мой злейший враг, и никогда уже не покинет этот список. Но это потом мы стали встречаться и мной тоже стали манипулировать, правда с финансами у меня было иначе, ни как у Кирила. Мой отец не давал мне денег и у меня их не было. Потом мой характер позволял ей давить на жалость, но не командовать. В итоге мы встречались меньше полу года, за это время мы поцеловались раза три, а наши встречи заканчивались попыткой трепанации моего черепа. Но вот мы расстались и Кирила позвали обратно, надо сказать он всегда был рядом, он давал деньги Маше чтобы мы сходили в кафе или в кино. Или покупал ей, что ни будь нужное. Вот тут он начал меня бесить, вот где он раньше то был? Ну ладно дошло до него как до жирафа, проехали. Дальше больше в итоге я узнал что Маша встречалась сразу с двумя, злой я был и подрался с Кирилом у него синяк на лице у меня нос. Так что я подрался с этим несчастным, и побил в и тоге, но не того, кого надо. За период общения с Машей я не только запустил учебу, но и рассорился с хорошими людьми, но разве я мог допустить опускание любимой. Вот так, а потом у меня разыгралась ущемленная гордость, мол, я себе лучше найду, вот так и провел год встречаясь то с одной то с другой, даже имен всех не помню, но дальше поцелуя ни с кем не заходил. Тоже чести мне это не делает. Правда я одумался а счастливое стечение обстоятельств свелось к тому что сердце я никому не разбил. Правда была одна девочка, но там был друг или скорее сестра и она сама запуталась в своих чувствах.
Стихи я больше не пишу а вот о тех временах осталось немного прозы, я тоже по своему был блоком, но только быстро заматерел и пишу намного хуже.
Вы, те, что спрятались под зонт, Забились в духоту под крышу. Когда затянут горизонт, И ливни промывают душу.
Как мало надо мне, ведь я давно, увидел красоту дождя. Чего мне не хватало раньше? Как не хватало капельки дождя, весенней, праздничной листве. О, изумруд рожденной вновь листвы, как ярок ты когда все краски тусклы.. Как все прекрасно, песни соловья, что в перерывах между моросью и ливнем., приносит ветер с стадом облаков. Невольно обретаешь чувство, что изменяет ласково твой взгляд, на мир, когда увидишь в сердце свет своем, которого ты раньше не увидел. Когда природа, обновив наряд, предстанет вдруг искристой чистотою. Как после душного затишья ожиданья, окатит, свежею и бодрую волной. Неужто это все, сменю я на бетон, в который вы стремитесь убежать. Глупцы! Вам не дано все счастье испытать. Мне искренне, бессильно вас всех жаль. А я нашел, вернее, встретил душу, другую, непохожую на вас. Она увидит все, без слов. Как хорошо. Каким назвать мне словом, это чувство? Чтоб вас заставить испытать все то, что пережил. Я знаю ваши штампы, замолчите, и не пытайтесь их примерить на меня, ходите сами, вы в смирительной рубашке, что сшили и надели на себя, но ваш покрой нам со свободой тесен. А мне тепло и хорошо без ваших кресел. Я в ливне был свободен. И восторг не в состоянье удержать, чтоб не срывался с губ. Она была прекрасна тем, что рядом, ее такие добрые глаза встречал своими, что затянуло время и тоска, но горе смыли капли, а не слезы. Не замечая времени и судеб, я назову ее Святой. Считайте, как хотите, но много ли найдете вы людей, что по воде с улыбкою пройдут, в холодные потоки наступая. Она порой не видела пути, но разве манит ровный слой асфальта, глаза что видят. Нет. Зато прекрасны яблони в цвету, другие, чьих имен не знаю. Зеленый сказочный ковер, местами крытый павшим цветом, и добрый, добрый взгляд Святой, чье имя сделал я секретом. Я птицей пал бы, если б мог взлететь на крыльях сшитых из мечты. Что сам исполнить я не мог, без той, что мне свободу сохранив, убила слово одинокий. Как жаль что я почти немой, и не могу сказать свободно. Я в буре не ищу покой, и в ливень места, что посуше. Я приклоняюсь пред Святой, мне подарившую, вновь счастье. Я в буре не ищу покой, но нахожу в ней свет безвластья. А ливень бил мне пол лицу и капли весело стекали, почти в тумане и лесу, идти с ней вместе, я мечтаю и вижу как моя мечта вдруг обрела нежданно краски. Мне одиноко без тебя, и как же хорошо вдруг рядом. О если б только мог я петь! И рисовать. Воспеть твой образ, оставить твой портрет. И падать ниц при виде, не смея поднимать глаза. Но видно так решили за меня. Не совершенны все слова и краски. А значит мне твой образ воплотить, не позволяет нищета души и черствость мира где не найти мне капли совершенства, для той что снова жизнь мне подарила. Вот вроде бы и все, но я хотел бы сделать больше. Ей, только ей, отдам я лично то, что не вынес на бумажный берег прилив, моря моей души. Хотя ей это и не нужно она сама все видит, но порой молчит, Другая, но не чуждая душа. О, как тоскливо было без тебя, теперь все будет хоть чуть-чуть иначе.
Сейчас я скажу, что написал это свой сестре, человеку с похожим восприятием мира, но другого пола. Если бы была мужчиной, то был бы другом. А между мужчиной и женщиной дружбы нет, либо чувства, либо совместный побег от скуки.
Люди
Наши отношения с Галей, развивались ни как у всех и у меня, и у нее было ощущение, что мы очень давно знакомы, мы почти с полуслова друг друга понимали и принимали. Вечером мы седели вместе, прижавшись спиной к спине. Галя была очень взрослой, хоть и была старше меня всего на два года. Рядом с ней, я чувствовал себя недостаточно мужественным, поэтому старался наверстать упущенное. Во-первых, мой внутренний мир потянулся к мужчинам, к Федору и Сошникову. Когда я впервые предложил ему свою помощь, он отнесся ко мне как то критически, но помощь принял, а потом если у него с Сашей что намечалось всегда меня брали. Федору я приглянулся, сначала мы общались на вы и он как то даже разговаривал и ворчал на меня по отечески, но буквально через пару дней предложил перейти на ты. Было приятно быть для таких людей своим. С капитаном же все обстояло иначе, сначала он ко мне сам навязался чтоб я у него под присмотром был, и меня это хоть и раздражало, но не бегать же от него. Но спустя, немного времени капитан ко мне тоже пригляделся и когда мы оставались вдвоем часто шутил и улыбался. Не то чтобы эти люди стали мне друзьями, но я все же был принят в их общество и это подняло меня в собственных глазах. Я даже стал замечать за собой, что становлюсь более точным в словах, более сдержанным. Проведя неделю в городе, я понял, что, вернувшись на зад по прежнему жить уже не смогу, я сам стал другим. Как у Джека Лондона, вкус мяса пришелся мне по вкусу. Бронник уже не тер и не тяготил, по примеру военных я перетянул все ремни, где надо ослабил, где надо подтянул. Под каждое плечо положил по упаковке бинта и он сел на мне как влитой. Тоже с каской, долго мучая лейтенанта, я таки научился правильно ее носить. По примеру капитана разложил медикаменты в карманы бронежилета. Один из солдат, подарил мне фляжку, и теперь я всегда брал с собой воду. Я уже не чурался труда, для меня труд перестал быть каникулами в институте, я перестал относиться к этому как временному, и наоборот с сожалением смотрел как заполняться прицепы. Больше не было щинячей радости, не было этого детского глупого смеха, но был мужской смех и молчаливое удовольствие, когда приходя спать я уже не чувствовал ни ног ни рук. Изменились и мои отношения с остальными, девчонки раньше хихикающие на до мной, смотрели на меня с каким то плохо прикрытым интересом. Как то раз мы все вместе тащили бочки с какой то смазкой из полуразрушенного подвала. Тащить было неудобно, в проход под лестницей проходил только один человек, а бочки были тяжелые. В какой то момент солдат что, пихал бочку с дна наверх, поскользнулся и она всем весом повисла на моих руках. Было больно, плохо за вальцованный край тяжелеющей бочки врезался мне в руки, но я держал я понимал что солдат мог погибнуть если окажется в месте падения. Все мои мышцы были напряжены, жилы вздулись на руках, а мышцы пошли буграми, я видел все капилляры и вены раздутые от притока крови. Со лба потек пот, я четко чувствовал как напряжены ноги упершиеся в стену и как гулко бьется сердце глухими ударами в ушах. Казалось прошла вечность, чьи то руки схватили край бочки рядом с моими и потащили бочку на верх, я поднажал и проклятая бочка вышла на поверхность гулко ударившись нижнем краем о бетон плиты первого этажа. Только когда бочку подложили на бок и покатили в лагерь, я смог обернуться и посмотреть на того, кто мне помог, за мной стоял капитан. Он один все понял, и пришел на помощь, остальные ничего не заметили. Из завала вылез солдат, из его разбитой головы текла кровь. Его первые слова были: «Ну, спасибо тебе парень, удержал, а я думал бочкой накроет и там и останусь». Руки болели ужасно, я даже пальцами пошевелить нормально не мог, от напряжения у меня потекла кровь из носа и пытался не гнувшимися пальцами оторвать кусочек ваты заткнуть ноздрю. Когда пришли в лагерь я молча сел у прицепа и сидел смотря на темное вечернее небо. Меня лихорадило, и по телу пробегала то и дело толи дрожь толи слабые судороги. На утро болело все спина, руки ноги все мышцы даже голова, которая, по-моему, в удержании бочки не особо помогала. Я подумал, что если встать и размять тело то может полегчает но тщетно, зажав зубы я пытался сгибаться и разгибаться, но боль была дикой и режущей. Тело отзывалось на любое движение, больше всего болела спин, это была засада, я даже сесть просто не мог. Галя заметила мои мучения и пришла на помощь, массаж спины немного помог, но не изменил ситуацию кардинально. Ну ладно если таскать не придется протерпеть можно. На утреннее построение я пришел и как обычно собирался пойти с капитаном. Но капитан решил, иначе и меня и солдата с забинтованной головой оставили, а лейтенанта забрали. Я подошел было к капитану, но тот только рукой махнул, выздоравливай. Я вернулся к Гале, та просто сияла, ну конечно, небось про меня капитану доложила. Весь день я все равно пытался, что ни будь делать, таскать носить или разбирать. К вечеру капитан вернулся и нашел меня в куче всякого лома, и поманил к себе: «Ну-ка согнись, так хорош, так, а вон ту железяку подыми, так еще лучше». Пастельный режим вам прописываю батенька, я обиделся конечно ну как это все работают а я валяться буду, но ничего капитану не сказал. Перед сном я лежал на животе и тихо помирал, весь день я хорохорился, а тут как навалилось просто ужас. Галчонок лежала рядом и тихо сопела, неожиданно к нам подошел капитан и разбудил Галю и отошел с ней, о чем они беседовали, я не слышал. Галя вернулась минут через десять, перевернувшись с трудом на бок, я внимательно посмотрел ей в глаза, а она мне. Галя села рядом запустила руку в мои волосы и тихо спросила, но в ее голосе все равно слышалась тревога: «Ты как себя чувствуешь, только честно?» Я пробормотал что сносно, не хотелось ее расстраивать, да и что она может сделать. Но вместо ожидаемой улыбки я увидел слезы, Галя плакала, впервые за все время нашего знакомства, она плакала и причитала: «Ну почему вы мужчины все такие глупые, но куда ты сегодня работать пытался ну зачем, скажи зачем? Кому ты хотел доказать? Что ты хотел доказать? Ты посмотри на себя, ты даже сесть нормально не можешь, а туда же, таскать тяжести. И солдат тоже хорош вместо того чтобы полежать, тоже весь день прыгал, вон допрыгался до обморока. Что с вами делать теперь? Чего молчишь?». Сказать Гале мне было нечего, я только поцеловал ее и попросил прощения. За медсестру в лагере была Лена высокая стройная, она смотрелась старше остальных девчат. Утром под ее руководством и мне и солдату соорудили госпиталь. В отличие от Гали, Лена очень строго нас отругала. В течении дня в меня втирали какую то жгучею мазь, а солдата поили с ложечки какой то гадостью. Но все-таки двоим валяться не так обидно. Лена нас отпускала только в туалет, есть, нам пришлось, тоже лежа. Спали мы под ее присмотром, Галя заходила ко мне несколько раз, но о моем здоровье спрашивала Лену. Лена только отшучивалась, мол запустила мужика теперь вот лечить его надо. На следующий день я себя чувствовал не в пример лучше, особенно учитывая тот факт, что вчера с меня сняли бронежилет. И сообщил об этом Лене, но Лена только попросила меня согнуться, я вроде не подал виду, однако как то она определила, что мне по-прежнему больно. Руки если честно тоже болели. Вообще если лежать или стоять то нечего, а вот если двигаться. Вот солдату было не очень: его рвало, и ходить он мог только на четвереньках, голова кружилась очень сильно. Этот день мы тоже провалялись. На следующий день Лена объявила мытье. Те дни, что мы тут помирали, мыться мы не могли. Надо отметить что, мытье это громко сказано, мы экономили воду, поэтому просто натягивалась непрозрачная пленка на каркас, вы брали мокрую чистую тряпку и просто протирали тело. Но как мыться, если согнуться даже больно. Несмотря на это я уже думал обернуть какую-нибудь палку тряпкой и тогда можно будет несильно сгибать руку. Но Лена решила иначе, сказала нам раздеваться, причем лежа, под чистыми простынями, я да и солдат думали что, нам просто тряпки принесут, а мы как-нибудь друг другу поможем благо палатка непрозрачная. Но медсестра вернулась не только с тряпкой, но и с Галей. Галя тоже была слегка растеряна. Но Лена повернулась к ней и спросила: «Сама его помоешь или мне это сделать?». Под простыней я был совершенно голый, и мне как-то не хотелось, чтобы Лена или Галя меня таким видели. Солдат тоже как-то заерзал. Лена улыбнулась и обратилась к солдату: «Ну а вас рядовой Налимов буду мыть я, у вас без вариантов, если только капитана не хотите попросить». Вот и познакомились, подумал я. Мне как-то захотелось оказаться, где ни будь в другом месте. Лена решительно сдернула простыню с Налимова, тот только стыдливо руками прикрыться успел. Лена рассмеялась, и от этого только стало хуже, не в пример мне солдат выглядел очень накачано, и обращаясь как бы к Гале: «Ну, мужики пошли, уже и покрасоваться перед девками стыдятся. Небось, тут девчонок мыть надобно было, так вы в очередь бы выстроились». Налимов убрал руки. Галя хихикнула и стянула с меня простыню. Давненько я на себя в зеркало не глядел. Тело стало рельефным, откуда-то нарисовались мышцы. Торс пошел кубиками, а на руках обозначились, округлые тугие мячики. Одним словом смотреть было приятно. Галя тоже стояла и смотрела на меня, забыв, за чем пришла. Лена, уже мывшая Налимова, обернулась и через плечо бросила Гале: «Ты, что мужика, что ли голого никогда не видела, да блин, девки пошли, мужика своего не видела еще, а туда же жениться собралась. Короче начинай мыть от туда, да и во, всех там складках протри, также маленьких детей моют потом торс, руки, спину, то, что пониже спины и ноги, да не спи, замерзнет». Галя принялась меня мыть, холодная тряпка приятно касалась тела, я старался не думать, о том, что сейчас видит Галя, и вообще голову на сторону повернул. Лена закончила, и Налимов стал одеваться. Галя очень нерешительно меня протирала, ей тоже было тяжело. Лена присела рядом с Галей и стала ее руководить ее рукой. Когда меня закончили мыть, я хотел уже начать одеваться как Лена стала показывать Гале где мне обязательно нужен массаж. Галя была вся красная от смущения, себя не видел, наверно тоже. Потом мне позволили одеться, какая-то растерянная Галя сразу ушла. Лена напротив осталась, подождала чуток, и весело, как то по доброму, как мама сказала: «Ну чего стеснялись то, оба красавцы, с обоими хоть сейчас в загс иди. Ну а еще мужики здоровые, вот я вас вылечу, на ноги поставлю и так капитану и скажу, чтоб он нам организовал все». Прошло еще два дня, прежде чем мы окончательно поправились, и Лена нас выпустила. Я хотел пойти в поиск, но оказывается, пока мы валялись, все машины набили под завязку.
Машины готовились к отъезду, они отдельно мы отдельно. С машинами уезжал лейтенант и двое бойцов, ну и Саша с Федором, остальные должны были идти пешком. Машины уехали практически сразу, а мы еще плотно пообедали и только потом гуськом тихонько пошли. Как-то грустно было уходить, вот так из города. Я отпросился у капитана, ненадолго побродить он разрешил, но не далеко. Я зашел, в какую то небольшою будку, письменный стол, накрытый стеклом и заваленный бумагами, тумбочка, электрочайник в плохом состоянии, венский стул. Я сел осторожно на краешек стула, вот тут сидел человек пил чай, бумагами вот занимался, и все нет человека, а место его осталось, я смахнул бумаги с пылью со стола под стеклом лежал выцветший календарь и фотография женщины с младенцем на руках. Женщина улыбалась, малышки почти не было видно. Как-то грустно стало. Я открыл ящик письменного стола, там тоже лежали одни бумаги, но на дне лежали ручные часы с разбитым циферблатом и погнутыми стрелками. Я положил их обратно и закрыл ящик. Открыл тумбочку, на дне нижнего ящика стояла одинокая пустая бутылка из под водки. А в верхнем лежал ноутбук, с зарядным устройством, и диски, я вспомнил о Паше, и прихватил его с собой, сунув в рюкзак вместе с дисками». Я пришел вовремя аккурат к отходу. О своей находке я сказал капитану, тот кивнул и сказал: «Нести сам будешь машины ушли, спасибо что предупредил».
Снова лес.
Шли дорогой другой, но шли через лес, военные по обыкновению делали так, отправляли машины, а сами, шли пешком до какого то хутора. К моменту прихода на хутор пешим ходом, машины успевали доехать до города разгрузиться и приехать на тот же хутор. Счет дням я потерял, да и не интересно было. Идти приходилось тяжело, на нас навесили не только наши рюкзаки, но и палатки еду в сумках, а главное канистры с водой. Парням досталось больше девушкам поменьше, но груз был приличный. Шли так мы по лесу без особых приключений, только белки шумно бегали по деревьям, рассматривая нас своими черными бусинками. Не знаю, сколько мы так шли дней, но неожиданно мы услышали журчание реки. Капитан сказал что река хорошая и мы все решили помыться. Мы с галчонком отошли, к какой то заводи и решили искупаться, Галя быстро, не стесняясь, разделась, сверкнув белой кожей, бултыхнулась в воду. Я решил сначала развести костер, а то так и простыть недолго все-таки осень уже. Сзади хрустнула ветка, я быстро повернулся на месте и увидел громилу. Теперь я знал, как его зовут, его зовут Женя. Женя стоял со штык ножом в руке. Он хотел меня убить, он ничего не говорил и не угрожал. Он просто стоял, выжидая удобный момент. Я тоже выхватил нож. Шансы были, на мой взгляд, равные, мой противник явно ничего не смысли в борьбе с ножом, как и я. Так как держал нож лезвием вверх, опытный боец, без труда бы его выбил, но не я. Наше поле боя маленькая полянка с мягкой влажной землей, через которую, змеями, тянулись обнаженные корни деревьев. Полянка была точно неудобной, но она была неудобной для обоих. Мой враг хотел напасть со спины, а значит, его интересовал только результат, деремся насмерть. От этой мысли в кровь бросилась, дикой львицей, слоновья доза адреналина, аж в ушах зашумело. Интересно где его дружок, наверно караулит капитана. Ничего главное не здесь. Галя видела все из реки я крикнул ей чтоб плыла к другому берегу. Женя осклабился и медленно двинулся на меня. И он и я небыли левшами и не надо быть гением чтобы понять, что наиболее удачно удар можно на нести стоя с права от противника. Вот мы и закружились, пытаясь сократить расстояние. И не подпуская противника. Бронежилеты сводили к минимуму, места нанесения удара, оставались шея, руки, лицо. Опытный военный легко ножом пробили бы наверно бронежилет, но мы не могли рисковать. На самом деле тут кто раньше споткнется, но пока и мне и ему удавалось прыгать по корням, не теряя противника из виду. Я решил пойти на хитрость и притвориться что оступился, я резко стал падать на одну из ног, и громила кинулся ко мне, но я заранее начал поворот и уйдя от удара воткнул свой нож ему в бедро его левой ноги и тут же отскочил. По штанине врага потянулось темное пятно, но Женя по-прежнему был опасен. Ему было больно, но он только крепче сжал нож и бросился на меня, я ушел с поворотом и достал-таки его в скользь по шее кончиком ножа. Но на коже громилы не появилось даже царапины. Еще один бросок, противник форсировал атаки, так как знал что может ослабеть от потери крови, я же наоборот тянул время. Еще один бросок, обманув противника, ушел в лево, а не в право. И еще один бросок, опять уходя я поднырнул под его руку и ударил ножом в подмышку его правой руки. Он вскрикнул, отскочил и взял нож в левую и опять бросок, тут я не успел и получил рану ниже левого уха от челюсти до затылка, к счастью не глубокую. И снова бросок, два раненых зверя кружились по поляне, с нас слетел налет тысячелетий, Еще бросок, но теперь мой с глубоким выпадом чуть выше воротника, противник ушел. Мы были первобытными людьми, мы рычали от боли, и желали только одного, гибели врага. Теперь, когда он ослабел, атаковал я. Еще выпад он поймал мою руку своей раненой правой, а я тут же блокировал его левую. Мы кружились, тяжело дыша, друг другу в лицо. Он поскользнулся и упал, а я вместе с ним. Противник был тяжелее меня, но был сильнее ранен. В какой то момент он потерял свой нож. Я двумя руками держал рукоятку и всем весом давил на нож, мой противник резко перевернулся и я оказался под ним, но лезвие ножа уже смотрело в верх и я собравшись с силой нанес ему страшный удар в горло. Наверно я попал в артерию кровь хлынула из отверстия вместе с предсмертным хрипом, его тело дергалось еще минуты две и обмякло. В мое лицо было в крови, мои волосы слиплись от крови, ми руки были скользкими. Я сбросил с себя тело и сел, на против меня стоял дружок громилы с изумленными глазами. Значит в кустах сидел. Ему было не до драки он был бледный как лист бумаги и как припадочный шевелил губами. Итолько потом я заметил что за ним стоял капитан и Галя в какой то простыне. Я постепенно возвращался от первобытного зверя к человеку современному. Капитан снял с пояса громилы ножны поднял с земли его нож и отер об траву. Я тоже вынул свой нож из горла врага и обтер об траву. Я стоял над поверженным врагом облитый его кровью, но вопреки завоевателем, я чувствовал не триумф, а омерзение и тошноту. Галя подбежала ко мне вся в слезах дрожащая от холода, и не боясь испачкаться прижалась ко мне. Капитан крякнул, увлекая за собой, дружка громилы, исчез в кустах. Мы шли по берегу реки, неся свои рюкзаки, молча. Галчонок обняла меня за шею и простыня спала. Я срывал с себя одежду пропитанную кровью, с остервенением с отвращением, с проклятиями, а потом мылся до исступления пока без сил не выполз на берег. Пока я мылся, Галя развела костер. Мы сидели рядом, нагишом, закутившись в ее одеяло, и смотрели на огонь, а потом она посмотрела мне в глаза и сказала: «Если я тебе ненужная убей меня, потому что, мне нужен только ты и никто больше, ты настоящий мужчина, и я хочу чтобы именно ты, стал отцом моего ребенка. Я обнял ее, тепло женского тела ни с чем сравнить нельзя. Я взял ее под лопатки, и все ее упругое тело податливо прогнулось. Я целовал ее плечи, шею, глаза, пока наши губы не встретились, меня обдало жарой, во мне вспыхнул огонь. Я сильно прижал ее к себе, подхватив под спину. И она мне на ухо прошептала: «Любимый мы сейчас ничем не рискуем». Это было выше моих сил, и дикарь вырвался на свободу, разметав ее на одеяле, так что ее волосы золотистым фееверком, разлетелись по одеялу и траве. Она отдалась мне, я подложил ей свою руку под талию и смотрел в ее глаза, сначала она меня целовала и гладила, но потом просто прижалась и запрокинув голову сладостно стонала перейдя в крик, и море хлынуло. Мы долго лежали как единое целое, огонь дикаря померк, и мне стало не по себе, от содеянного. У меня это было впервые, никогда раньше я не был ни с одной девушкой так близко. Галя гладила мои волосы и улыбалась, а ее глаза говорили все хорошо все правильно. Мы снова искупались, и пошли к своим. У меня была одна догадка и я ее озвучил: «Я у тебя ни первый?». Выдержав небольшую паузу она ответила: «Если мужчина то первый, а если так то нет, но ты его убил». Я посмотрел на нее и она, прижавшись ко мне, котенком тихо мне рассказала, что два года назад громила ее изнасиловал. Да теперь это уже не важно. Я за подбородок поднял ее лицо и смотря ей в глаза сказал: « Теперь это не важно, потому что когда мы вернемся, ты станешь моею женой».
Мы не следили за временем, в лагере все уже готовились ко сну, только Лена подошла ко мне внимательно осмотрела рану и залила ее зеленкой. И со словами что, мол, до свадьбы заживет, ушла спать. Спалось хорошо, Галя лежала рядом и сопела мне на ухо. На утро я взял у капитана саперную лопатку и закопал тело громилы.
Как капитан собирался преподнести гибель громилы, я не знал, но почему-то доверял ему. Я думал о другом, что не дай бог с его родителями теперь встретиться. Да как можно смотреть в глаза матери, если ты убил ее сына, а как своей матери все это рассказать. За отца я не беспокоился, он поймет, ему скорее идея свадьбы не понравиться. Из размышлений меня вывел крик капитана. Но это был крик радости. Капитан стоял обнявшись с каким то грязным мужиком и радовался: «Борька неужто ты, откуда как сюда попал то?». Устроили неожиданный привал. Борька оказался родным младшим братом нашего капитана.
Борька был лешим, лешими прозвали тех, кто жил на хуторе. Они занимались охотой и рыболовством. Всего на хуторе до катастрофы жили три семьи, но одна перебралась в город. Жили они весело и не хотели ничем делиться с городом, только иногда меняли мясо на оружие и патроны. Военных они любили, даже в руины иногда вместе ходили.
Старшим у них был Леонид Семенов, бывший охотник промысловик ныне старый дед. Леших было немного но жизнь их сплотила и они жили одной семьей, Борис брат капитана тоже был раньше военным но у него там скандал вышел и он ушел к лешим, женился и завел детей.
Борис пришел нас встретить, та как болота под хутором разлились: «Насилу к вам дошел, весь вон перемазался, вы там точно утопнете, пойдем, я вас другой дорогой проведу». И мы пошли за Борисом по петляющей и еле заметной тропинке. К хутору вышли вечером, на хутор было непохоже. Три здоровых барака, и пять или шесть бревенчатых домика. По средине радио вышка. Вся территория была огорожена трех или более метровым забором из металлической сетки, опутанной колючей проволокой, причем не только вверху, но и в низу. По углам стояли деревянные вышки, на которых были закреплены прожекторы. Входом служили ворота, закрытые на замок. Борька свистнул и ему навстречу вместе с лохматым здоровым кобелем непонятной породы выбежал молодой парень и отпер замок. Кобель метнулся к нам и стал каждого придирчиво обнюхивать, только мимо капитана он пробежал, весело размахивая хвостом. После того как нас обнюхали мы вошли во двор хутора. Один из бараков оказался гаражом, в котором стояли два потрепанных ЗИЛа. В нем же еще и отгородили коровник. А по правую руку был жилой барак для одной из семей. Семьей здесь называли, род. Так что в одну семью входило три поколения. Нас поселили в двух бревенчатых домах девушек в длинный и низкий, а мужчин в короткий но двухэтажный. Когда нам все объяснили, капитан подошел к Борису и рассказал, наверно про меня с Галей и нас отвели в отдельный маленький домик. В домике у нас была одна маленькая комнатка, в которую влез только стол два табурета и двух спальная кровать и детская люлька. Мы немного застеснялись и Боря объяснил, что здесь постоянно ни кто не живет, этот домик для молодожен, на медовый месяц, или для тех у кого маленький ребенок только родился, чтоб всему бараку спать не мешал, и что мы ни кого не стесним, потому что таких домиков еще два и они сейчас пустуют. Борис ушел, и мы остались вдвоем, я закрыл дверь запирающеюся на мощный засов. Галя деловито затопила печку с махнула пыль со стола, Я снял бронежилет и разулся, Галя последовала моему примеру. Мы вскипятили чайник поставив на печку и сели пить чай. Табуреты были высокие и мы весело болтали ногами. Кто то постучался в дверь я открыл, на пороге стояла не молодая женщина в длинном платье сшитым из тонких выделанных шкурок и ярко красном платке. Женщина вошла в домик и положила на кровать здоровый сверток, а затем попросила меня выйти. О чем она с Галей говорила не знаю, но когда женщина ушла, и я зашел на Гале лица не было, она молча сидела на кровати. Галя была очень грустной. Я подошел к ней и сел рядышком на край кровати. Обнял и спросил кто покусал галчонка, но Галя посмотрела мне в глаза и сказала: «Ты понимаешь, что это все серьезно? Точнее ты понимаешь, все эти люди они думают, что мы вот, сейчас в город приедем и поженимся». Я только улыбнулся, прижал ее крепче и прошептал на ушко, что так и хочу сделать не хочу ждать, а вот с ребенком пока повременим. Галя свела смешно бровки: « Я знаю, мы ведь так решили, но почему они нас насильно, как-то даже к этому подводят, капитан этот вот расстарался аж весь, мол да вы тут и оставайтесь, вон женщина спрашивает какой посуды нам не надо, это на два дня от силы то, да и про одежду спрашивала ». И тут дверь снова открылась, и к нам вошел капитан: «Прошу прощения, но я все слышал, и, пожалуй, отвечу, дело в том, что когда вы еще вернетесь, как вам сказать нас три месяца не было. А за это время, в общем, я тут кое с кем поговорил в городе эпидемия и за нами никто не приедет. Мы тут наверно надолго останемся. В город никого не впускают и из города никого не выпускают. Я тут справки навел, благо радио связь есть. Ваши родители числятся без вести пропавшими, вот так. Но пока ничего конкретного. Одно точно знаю, сейчас в городе и селах что поблизости человек с тысячу с трудом наберется. Как бы там ни было в институт вам теперь вряд ли нужно, да и каждые руки теперь на вес золота. Вы ведь любите, друг друга, так оставайтесь и живете, я лешим вот про вас все рассказал, они вас примут». Мы были в шоке, да надежда была, но почему-то стало холодно и как-то одиноко. Я подумал и спросил: «А ваши же как?». Капитан извиняющиеся, улыбнулся: «Да тут они, в гости вот приехали, к брату, а обратно уже все дорога закрыта, мне очень повезло, Федор вот Саша и другие ребята скоро придут они только машины городу отдадут». Он явно был раздосадован, вот так вот двоим молодым людям, сообщить, что у них, скорее всего больше никого нет. Капитан стоял, явно не зная, уйти или остаться. Шок у Гали прошел и она разревелась у меня на плече, а капитан тихо вышел, закрыв за собой дверь. Всю ночь Галя плакала и только утром забылась сном. Я спать не мог, больно было, но всегда еще есть надежда. Я вышел на крыльцо и спустился голыми ногами на траву. На скамейке у дома сидел капитан, хороший он мужик, все-таки. Я сел рядом с ним, так мы и молчали, а потом капитан мне сказал правду, но я так и знал. Он, еще когда мы в городе были, от своих по радио узнал об эпидемии, но никому ничего не сказал. По списку навел справки, о родственниках каждого кто был в экспедиции. Вот он и взял меня с собой, у меня ни отца, ни матери больше не было. Эпидемия с порта пошла. Так что брат его семью успел забрать, они у него на отшибе жили. У Гали тоже тетки больше нет, родственники лишь у Даши остались, в зоне карантина. Остальные всех потеряли. Капитан за эту ночь сильно поседел, стал старше, он, перед тем как к нам зайти, ко всем остальным зашел. Да уж не повезло ему с нами. Такое на плечах нести, вот почему он шутить с нами начал, добрым, по-отечески, стал. Ему за нас больно было, ему нам все это сказать пришлось, каждому из нас. Я только протянул ему руку, и, он ее пожал, смотря мне в глаза, а потом сказал ему спасибо. Я был ему благодарен, он как мог, оградил нас, и никто не знает, чего это ему стоило. Капитан грустно улыбнулся, да ему было, нас жаль, а он ничем больше помочь не мог, и пошел, куда то к баракам. Я вернулся в дом теперь, он мне показался уютным. Галя лежала в верхней одежде, на середине кровати сжавшись калачиком. Теперь я за нее в ответе и больше никто. Я развернул сверток и накрыл ее одеялом, поставил чайник, навел чаю. Мне нельзя было себя жалеть, теперь я должен быть сильным, сильным для нее, у меня тоже больше ни кого нет но, это неважно ведь я будущий глава семьи и в первую очередь должен заботиться о ней. Боль ушла, на второй план и старательно думал, как мы будем жить вместе. Галя проснулась, я сгреб ее в охапку, она опять плакала, но уже тише и меньше. Прошло несколько часов, и она пришла в себя. И мы пошли умываться, на хуторе был колодец, там уже собрались все наши. Даша стояла в стороне от всех, обычно общительная, стояла молча и глядела в землю. Я обратил на нее внимание Гали, и мы подошли к ней. Она нам даже слегка улыбнулась, ведь волей случая она оказалась изгоем. Она сказала что сожалеет, но мы ее прервали, сейчас не хотелось об этом думать. Друг громилы перерезал себе ночью вены на руке и умер от потери крови. Все девчонки сидели у колодца с красными глазами и носами. У солдат ситуация была иная, в солдаты вообще брали в основном сирот. Мы стояли и чего-то ждали, к нам вышла молодая девушка. Девушка оглядела нас, став очень серьезной, сказала, что пусть хутор станет нашим домом, и каждый из нас будет, любим и уважаем, что в сердцах жителей хутора всегда найдется место для любви к тем, кто потерял близких. И тут все двери открылись и к нам подошли люди. Нас обнимали и уводили, какая-то женщина подошла ко мне и Гале, обняла нас обоих и повела, держа за руки в дом. Нам предложили умыться и пригласили за стол. Внутри барак был разделен на комнаты. В каждой комнате была кровать стол и стулья. Смотрелось как большая коммунальная квартира. За столом сидел капитан, у него на коленях вихрастый пятилетний пацан, рядом с ним Борис с женщиной, что к нам приходила вчера. За столом было хорошо, Борис и капитан постоянно шутили, теперь было видно, что они братья. Их жены улыбались и угощали нас домашним хлебом со сметаной, чаем с молоком. Какие же все таки, добрые люди. Когда мы поели капитан, стал нас расспрашивать, как мы дальше планируем жить, чем заниматься. Я честно сказал, что не знаю и, что согласен на любую работу, какую предложат. Галя долго молчала, а потом тихо сказала, я ребенка хочу. Женщины улыбнулись, а Галя продолжила в старорусском стиле, что хочет стать моей женою, стол убирать, избу прибирать, ребенка растить, мужа любить, звать домой и кормить. Галя окинула всех взглядом и продолжила, а если серьезно, то кто б меня хлеб печь научил. Так и зажили, я ходил с мужчинами на охоту, а девушек собирала во дворе старенькая бабушка и подолгу учила готовить шить или чему там еще женщины учатся. Иногда охота затягивалась на два или три дня, ведь домой без добычи идти не хотелось. Меня учили стрелять, читать следы. Месяца через два я пошел первый раз на охоту один и подстрелил небольшого медведя. Медведя я тащил по лесу два дня, меня уже искать начали но, каково же было счастье, когда пришел на хутор с добычей, это была победа, мальчишки бегали вокруг меня, а мужики уважительно кивали головой. Галя сшила из шкуры того медведя куртку мехом внутрь и капюшоном. Галя превратила наш маленький домик в царские хоромы. Все выскребла и вычистила. Днем она ходила в поле, с другими женщинами они собирали рожь. Этот год был урожайный. Даже охотники бросили ходить в лес и занялись сбором картошки. И лишь изредка, когда никто не видел, я смотрел туда, где был город. Говорят, труд облагораживает, человека, но я бы сказал так не труд, а процесс труда. Потихоньку мы освоились, и жизнь пошла новым руслом. Галя, очень хотела ребенка, но мне было пока не по себе от этой идеи. Я тоже хотел, чтобы был ребенок, но мне казалось, что мы пока не готовы. Галя набрала собачей шерсти, промыла ее, насушила и спряла нитки, теперь она вязала вечерами детские вещи.
Новый год.
Новый год мы встречали шумно и весело, под утро все разошлись спать и мы тоже с Галей отправились домой. Я разделся и лег, а Галя распускала косу. Закрыв глаза, я лежал в полудреме, неожиданно на меня что-то упало. Я открыл глаза, это был котенок мастерски сшитый, с красным бантиком. Такая замечательная детская игрушка, с пуговицами вместо глаз, с усами и задорно торчащим хвостом. На меня напали и стали топтать и тыкаться, в меня пушистым носом. Галя молодец, что сшила такую игрушку, жаль, что я знаю почему, она наверно думает что, я считаю ее не готовой стать матерью и пытается всеми силами доказать мне обратное, но сомневаюсь я не в ней, а в себе.
Галя увидела грусть в моих глазах, и я ей честно признался, она только с облегчением рассмеялась и объяснила мне, что это нормально и что главное стараться и у меня все получиться. А потом она легла на меня, и целовало жарко и страстно. Все-таки Галя из тех женщин, что всегда добиваются своего. Она сбросила себя рубашку, и залезла ко мне под одеяло. Она была близко, такая нежная и любящая.
Шел второй месяц, Галя все время высчитывала дни, и ждала признаков беременности, но ничего не происходило. Пришло лето, и мы ходили вместе в лес за грибами и годами, как то раз, мы с Галей набрели на полянку, светило солнце и дул приятный ветерок, верхушки сосен качались над нами, причудливые тени бегали по траве. Галя прижалась ко мне. Хутор был очень далеко, а живности здесь не было, стесняться было некого. Мы расстелили большую подстилку, с которой обычно ходили гулять, и подолгу лежали, смотря на небо. Но в этот раз все было иначе, Галя сняла с себя одежду и нагишом запрыгала по поляне. Стащив все с меня, она прижалась ко мне и так долго стояла, толи, слушая толи задумавшись. А затем увлекла меня на подстилку, в лесу было хорошо и тепло. Мы лежали рядом, слушая птиц. Галя сильно прижалась ко мне и выгнулась всем своим упругим телом. Завлекая меня к себе. Все было иначе, мне было хорошо как в первый раз. Она вся была как пружинка такая упругая и нежная. Я же, наоборот, с силой, держал ее под спину и чувствовал, как бьется ее сердце. Мы были достаточно долго в месте, и я уже знал, как сделать ей максимально приятно. Я целовал ее подбородок и спускался все ниже и ниже, сначала шея, а потом маленькая очаровательная ямочка на ключице. Она будила во мне страсть и дикаря, и дикарь проснулся, я навалился на нее и не отпускал пока дикарь не ушел опять в глубины моего сознания. Но не прошло, и десяти минут, как меня снова стали заводить. Галя изгибалась и гнулась, подчеркивая женственность своих форм, ее красота ласкала взгляд и радовала глаза. Вот так женщины всегда сводили мужчин с ума, и я был не исключением. Она пробуждала во мне желания снова и снова пока не устала и после очередного экстаза эмоций, изможденная не легла на покрывало, мы нашли реку, искупались и пошли домой, а в конце месяца я узнал, что буду отцом.
Дневник неизвестной.
Начало данного дневника не сохранилось, данная тетрадка была не первой и сильно пострадала.
Вот мне и 18 … Добрая соседка ушла домой, мама с папой поцеловали меня, и ушли спать им завтра рано на работу. И я осталась одна в нашей маленькой кухне.
Мой милый дневник, ты стерпишь все и слезы и ненависть и боль. Я могу доверить тебе то, что не готова сказать даже родителям, потому что они не в силах ни чего поменять и им будет больно, а они у меня хорошие. Бедных называют неудачниками, но мы не неудачники, да у меня нет дорогих платьев, да мои родители не могут купить квартиру или машину, но разве счастье в этом?
Нет, нет, нет. Счастье это искра, от костра уносимая ветром и тот, кто ее помает тот и счастлив.
…
Вот и экзамены страшно, но что поделать это мой шанс, доказать всем, что иногда все решают знания а не деньги.
…
Я поступила ДА ДА ДА!!!!!.:)
…
Почему парни такие примитивные?
Ну, сначала в школе прыщавые юнцы пускают слюни на мужские журналы и рассказывают друг другу пошлые анекдоты. При этом боясь даже коснуться девушки в коридоре. Дальше им от гормонов сносит голову, и они слетают с катушек. Чувств у них нет кроме одного, точнее это не чувство, а желание. Облекая его в самую отвратительную форму, они прилипают с ним, ко всем кто носит юбку. Потом уже в старших классах они начинают считаться кто с кем и сколько раз. Для достижения данной отчетности одни врут, другие, купив дешевые конфеты и шампанское с занюханным цветком, выпив пива для храбрости пытаются изобразить Ромео, а в случае отказа быстро отходят с плохо разыгранным страданием на лице. Дальше, правда, все просто, не ты так другая. Но вот и до института добрались, стоило мне поступить и началось. Все студенты поделились на два лагеря студентов и придурков. Одни пытались успеть в учебе и ходили на все, что было в расписании, другие тусить по студенческим пати по ночам и злостно забивать на пары днем. Были и третьи, но это либо гении, либо психологи либо и то и другое, а может просто им везло или не везло по жизни, о них потом. Так вот тусня тоже клеела всех подряд, причем так тебя пытались спаить и затащить в койку.
К счастью я как то пролетела мимо всего этого и осталась чистой.
…
Вот и третий курс вроде теперь понятно кто есть кто, придурков отчислили. И остались студенты и вот один еще парень. Он странный, он ходит избирательно где-то там работает, а в голове его полная черная дыра. Сессию, он тоже сдает как попало то на одни пятерки то еле на трояки. Предметы знает где то без лекций больше приподователя, где то просто ноль. Но при этом его любит зав каф и наши профильные педагоги. Вот парадокс он умеет засветиться на каждом предмете все преподаватели помнят, что в семестре его видели, но при этом за семестр он бывает у них на паре раза 3.
…
Я столкнулась с ним, вернее он сам ко мне подошел и попросил лекции взглянуть, полистав, задал какой то очень сложный вопрос по теме предмета и услышав что нам еще не давали слегка устало улыбнулся, вернул мне тетрадь и закрыв глаза откинулся спиной на стену.
…
Его зовут Саша, почему только это знали все кроме меня? Саша зачастил в институт, он нашел себе любимый предмет. На ИТ, он приходил просто как на праздник, глаза горят, всю лекцию вопросы к преподавателю. Всем стало ясно, что он не зазнайка и не выпедрежник, потому что он сдал экзамен по ИТ в середине семестра. И я решила с ним познакомиться. Как сказал кто то из наших парней он в своей проф. собаку съел, но по жизни псих.
…
Другой человек.
Он не псих я поняла это сразу, он другой просто. Другой, потому что радуется снегу, гуляет под дождем, страдает от себя самого. Он другой никто не был так нежен со мной, он не добивался меня и не строил из себя кого то, он просто был, со мной гулял, что-то рассказывал. Он был самим собой, таким надежным мужественным и странным.
Он работал по ночам и засыпал стоя в метро во время разговора. Но он в тоже время всегда подавал мне руку, когда мы выходили из автобуса или открывал передо мной дверь.
…
Его нет три дня, мобильный молчит, что с ним?
…
Объявился, он уставший и какой то, мятый но веселый, как будто пьяный. И вот из-за чего, работал сверхурочно и принес мне подарок.
…
И все таки он мужчина, на лекцию пришел с работы, не успел переодеться… В грязной спецовке с каким то кабелем с ящиком инструментов и довольный собой. Другие ребята на него с уважением глядели, а он шел по коридору, ко мне и я поняла, что он мой. Вот такой сильный надежный и уставший.
…
Я притащила его домой мы говорили смеялись, я пошла в комнату за альбомом, вернулась а он спит сидя на стуле руки с головой положив на стол.
…
Сегодня, я его не отпустила домой, и оставила спать на полу, у свой кровати, он уснул как младенец.
…
Отправила в ванну, стащила рубашку, у него красивая спина и руки, такие твердые и грубые.
…
Он всегда брит, спросила, оказывается, возит бритву с собой и умудряется бриться в туалете на работе, перед тем как поехать в институт или ко мне.
…
Он сделал предложения, сказала что подумаю. Хотя, что тут думать.
…
Сегодня Саша устроил драку в институте, из-за какого-то урода, он мог вылететь, но декан заступился.
…
Гиена Огненная
Мы спаслись, потому что были в деревне у моей бабушки вместе с родителями. Я благодарила бога, что мой муж Саша. Город сгорел как спичка. Сгорело все, но у нас с Сашей ничего и не было кроме нас и наших родных, а они были с нами. Две недели город горел как факел, клубы дыма поднимались над ним как грозовые тучи. А потом, мужчины ходили туда, но там дышать было нечем, и они вернулись с пустыми руками.
…
Прошли месяцы, календаря не так что и неважно сколько, я счастлива Саша весь день работает, а вечером уставший приползает ко мне. Так и непонятно почему вест мир погиб. Но мне если честно не очень жалко. Людей жалко, а мира нет. Теперь мир чище, а я поймала искру от костра.
Я буду мамой мне страшно.
…
Моя мама рада как девочка, а Саша носит на руках.
…
Сегодня он первый раз толкнулся, мы ждем первенца. Ой, как все интересно, а главное такое ощущение, такое мягкое. Иногда я даже останавливаюсь, чтоб снова его испытать, и прислушиваюсь к себе.
…
Вот и он! Маленький и смешной. Постоянно ест и спит. Назвали Олегом.
…
Спать не дает, всю ночь встаю кормить.
…
Начал вращаться с бока на бок. Стал больше, есть, и меньше спать иногда гулит, и играет с погремушкой.
…
Спать, спать, хочу спать хрррррррррррррр………..
…
Все время на одном боку сплю и кормлю, кошмар болит спина.
…
Ураааа! Наши первые шаги к папе.
…
Чета говорит.
…
Говорит Мама.
…
Мужчины ходили в город, притащили всякого сижу с женщинами и разбираю.
Психи как они это все перли?
…
Ура! Мы сказали: «папа».
…
Мы топтижим во всю по деревне. Растем и крепчаем.
…
Тапотыжка, тапотыжка, требует читать всех книжки.
…
Я счастлива и Саша счастлив со мной, времени совсем нет писать, поэтому прощай мой дневник. ;
Вместо заключения
Интервью с профессором Курпатовым.
Корреспондент:
Здравствуйте профессор нам стало известно о том, что в вашем институте, наконец, открыли причину катастрофы, так ли это?
Профессор:
Да это так, нашей психологически семантической лаборатории удалось получить определенные результаты в ходе ряда экспериментов подтверждающие одну из гипотез.
Корреспондент:
Не могли бы вы нам их напомнить?
Профессор:
Разуметься:
основные гипотезы это:
Глобальный катаклизм
Война сверх держав
Второстепенные:
Кара божья или конец света
Атака пришельцев
Неудачные испытания или неожиданное открытие
Фаталистическая теория мироздания
Корреспондент:
И к какой же гипотезе вы склонились с коллегами в итоге научных изысканий?
Профессор:
Ни к одной из них.
Корреспондент:
Значит, у вас есть новое предположение?
Профессор:
Не совсем так, вернее совсем не так, у нас не предположение, у нас новая модель мира если хотите. Не секрет что давно существует теория биополей. Ее суть в том, что каждый человек создает вокруг себя некую атмосферу. Эта атмосфера может быть положительной или отрицательной. А теперь объединим все в единую систему, и увидим, что общество до катастрофы было не благополучным, как следствие обладала сильным негативным фоном. Когда этот фон, достиг определенного значения, и произошла катастрофа.
Корреспондент:
Значит это возможно повториться снова и человечество погибнет?
Профессор:
Совершенно верно. Но не стоит паниковать, мы уже работаем над этим, и надеемся, что нам удастся этого впредь не допустить.
Корреспондент:
Большое спасибо. А каков будет ваш совет на прощание нашим гражданам?
Профессор:
Любите друг друга. И будьте здоровы.
Сорок лет спустя
или
Охотник
Он бежал в темноте, не страшась ночных жителей леса. В своей правой руке он держал ружье заряженное дротиками со снотворным, редкие блики света от далеких звезд скользили по холодному влажному металлу ствола. В три прыжка он пересек небольшую поляну и, не снижая темпа, юркнул в прохладный влажный лес. Наконец-то он услышал беглецов, теперь им не уйти. Шумно дыша, не переставая вскрикивать и ругаться между собой, они, ломая ветки, спотыкаясь и падая, бежали к реке. Но, несмотря на это до них было еще далеко, это влажный воздух услужливо разносил звуки по лесу. Беглецы приближались к реке, двое крепких мужчин и молодая девушка небольшого роста. Старшего звали Юрий, побег был его последним шансом, его молодого спутника звали Олаф, тот бежал из боязни, которую питал к Юрию, а еще он не привык думать и предпочитал, когда думают и решают за него. Девушку звали Руфь, это была самая примечательная личность из троицы, мать одиночка и неутомимый боец сопротивления, в свои двадцать пять, она могла похвастаться сотнями прекрасно проведенных операций, но сегодня, что, то пошло не так. Беглецы уже видели конец леса и берег реки. Она знала, что так их не отпустят и что за ними наверняка послали охотников, и она ждала звуков преследования. Сзади хрустнуло Юрий резко бросился в кусты Олаф ничего не заметив понесся дальше. Руфь краем взгляда заметила охотника и тоже юркнула в кусты. Охотника звали Сеймур, он был не просто охотником, а лучшим из лучших. Сеймур, никогда никого не упускал, он не испытывал страха, ни перед беглецами ни перед начальством, он просто очень хорошо знал свое дело и поэтому к тридцати годам уже был назначен начальником стражи периметра. Он хотел догнать лично беглецов и преследовал их совершенно один. Своей основной задачей он считал обойтись без жертв. Но беглецы так не считали, стоило ему поравняться с кустами в которых сидел Юрий и тот на него прыгнул. Неимоверных усилий Сеймуру стоило устоять на ногах, но беглец схватил его сзади за запястья рук. Не выпуская ружья охотник, присел с разворотом, стряхнув с себя Юрия. Не успел Юрий подняться как в его правое плечо воткнулся дротик. Сеймур бросился дальше вскинул ружье и на бегу поразил Олафа в потную спину, между лопатками, снотворное моментально подействовало и Олаф ничком упал в осеннею листву. Руфь затоя дыхание следила за охотником, Выждав когда тот повернуться к ней спиной она выпрыгнула из кустов и метнула в него тяжелый армейский нож. Если бы Сеймур и Руфь встретились в поединке раньше, то охотник не раздумывая ее бы убил, так было положено, и Руфь это знала. Но Сеймур сегодня не хотел больше жертв, он отбил нож прикладом, и выстрелил дротиком в ногу девушки чуть выше колена.
Руфь очнулась, жутко болела голова, во орту пересохло. Бросив беглый взгляд она увидела лежащих, рядом Юрия и Олафа. Охотник сидел по одаль, на стволе упавшего дерева поросшего кучерявым мхом, Руфи захотелось выть. Их было трое, а он оказался один. Она с интересом посмотрела на охотника и спросила непривычно сиплым для себя голосом: «Почему не убил?» Охотник молча посмотрел на нее, но не ответил. Руфь попробовала сеть, но упала на сучковатую еловую ветку и повторила свой вопрос почти крича. Сеймур ей не ответил, вчера погибло двое из его группы, когда эти заговорщики рванули смотровую вышку, но он не хотел убивать. Дело даже не в том, что месть тянет человека в пучину ненависти, а в том, что он не хотел уподобиться предкам и сеять ненависть в чужих душах убивая даже врагов. В лесу раздался топот конвоя, не прошло и минуты как они появились. На другом берегу, заурчал грузовик, Руфь только слышала его, но не видела. Крепкие руки подняли ее на ноги и повели к реке, легко переведя пленных в брод через речку конвой усадил их в грузовик. Ехали медленно, Олаф чета там стонал и скулил, Юрий держался спокойно и уверенно, а вот Руфи не давал покоя Охотник, точнее не удостоенный ответа ее вопрос, всю дорогу она с вызовом смотрела ему в глаза. Когда ее стали вынимать через борт она вырвалась и крикнула ему в лицо: «Сволочь! Тварь бездушная! Скотина безразличная, ты не человек ты зомби!» Конвойные, оставшиеся безразличными, к ее крикам покрепче схватили ее и вытащили на улицу.
Больная
Это называлось лечить от ненависти, человека обрабатывали группы психологов с целью погасить сильные отрицательные эмоции, если это не удавалось, то человека погружали в летаргический сон. Юрий был из последних и его сразу по прибытии отправили в царство вечных снов. Что касается Руфи и Олафа они еще не считались безнадежными, Руфь поняла, что инцидент с ножом охотник опустил, иначе она уже бы лежала в беспробудном сне. Странный все-таки этот охотник, охотник идущий в разрез с инструкциями и в тоже время, несомненно зомбированный, идей всеобщей любви профессора Курпатова.
Врач попался толстый лысый и тупой. Он как пономарь зачитывал какую то книгу посвященную изгнию ненависти и проникновению любви в душу. Текст был стандартным и Руфь клонило ко сну. С чувством выполненного долга толстяк закрыл книгу и посмотрел ей в глаза.
Ну что же вы милочка, откуда у вас столько злобы? Ответ толстяка не волновал, поэтому он сразу пошел дальше по своему плану. Ругаетесь, деретесь, а у вас ведь сын есть, ну что же вам не хватает? Вот вашему сыну нужна ваша любовь и забота. Руфь подняла голову посмотрела обжигающе на врача, так что тот вжался в кресло, и проорала ему в лицо, все то, что ее тяготило: «Мой муж спит у вас, и вы еще издеваетесь, вы полстраны забальзамировали, чего вам еще нужно. Я вас спрашиваю. Вы строите утопию. Не может быть мира всеобщей любви. Не может, понимаете. Либо человек перестанет быть человеком, перестанет чувствовать и по-настоящему любить либо он будет кого-нибудь или что-нибудь не любить или ненавидеть. Человек это мир, а вы хотите сделать из него убогое животное, без искры в жизни. А моему сыну нужна мать, а не растение». Врач улыбнулся добродушной улыбкой и поставил на карте штамп «неизлечима».
Это был приговор, Руфь понимала что ни слезы, ни мольбы ни что ей уже не поможет, но просто так ждать усыпления она не хотела. Как только дверь одиночной комнаты закрылась, она стала рвать зубами, обивку стены под камерой так чтобы не было видно персоналу. Понемногу, ей удалось вырвать из стены приличный кусок обивки, и вот радость, за ней провода, и даже возможно среди них один, открытия двери, но провода в металлической гофре. Дело в том, что дверь удерживал электромагнит. Не долго думая, Руфь стала гнуть гофру сильно перегибая почти по палам, в течении часа, ей удалось ее переломить. Теперь дело за малым, перед ней пучок проводов два силовых и сигнальный от камеры, прикинув по цвету, она перерубила синею жилу более толстого силового кабеля. Магнит отпустил, теперь обмануть охрану. Выйдя на центр комнаты она демонстративно стала расхаживать в зад и в перед. А потом спокойно открыла дверь и вышла в длинный коридор. Яркий свет резал глаза прикрыв дверь, Руфь осторожно пошла по коридору к предполагаемому выходу. По пути до лестницы она никого не встретила. В душе затеплился огонек души, из которого вспыхнуло пламя азарта. Рядом с лестницей была дверь в бытовку. Руфь юркнула туда и быстро переоделась в медицинский халат и обувь с вешалки за дверью. Бросив беглый взгляд по комнате, она схватила планшет очки и ручку, и выскочила на лестницу. С деловитым спокойным видом она спустилась в фойе, прошла мимо охраны, у входа и спустилась с высокого крыльца во двор. Во дворе маршировали солдаты, ездили грузовики, у края периметра чинили взорванную вышку. Это Юрий постарался. Руфь с товарищами хотели поднять переполох и дать шанс сбежать, тем, кого еще не усыпили, но этот план провалился. Провалился, потому что в отличие от обычного центра исцеления в этом периметра было два. И взорвав вышку первого периметра, они ничем не помогли товарищам по несчастью. Второй периметр проходил в виде тонкой стальной сетки. Поэтому ночью его было просто не видно, а днем подобраться и рассмотреть двор им не удалось. Миновав первый периметр, без приключений, солдат в будке попросту спал. Она направилась к выходу из внешнего, но там не спали, а сидело сразу четверо молодчиков, рисковать было нельзя. Руфь развернулась на каблуках и направилась к взорванной вышке. У вышки тоже был кордон но, солдаты в основном держали не ружья, а лопаты. Поправив очки на носу, Руфь смело зашагала к ним. Армейцы весело потешались над своим упавшим в яму коллегой и не обратили внимания на Руфь переодетую под медсестру. Тихонько Руфь пошла по кругу, огибая оплавленный остов вышки, рисуя с задумчивым видом галочки на листке, зажатом в планшете. Маневр сработал, ни кто не поинтересовался, что это она вдруг делает. По тихонько она отходила вдоль забора к небольшому оврагу. Этот овраг служил им укрытием, во время взрыва и Руфь его запомнила. Дальше по крутой балке она спешным шагом вышла в лес. Прислушалась погони вроде нет. Она спрятала планшет с ручкой, схватила туфли в руки и побежала, вглубь леса. Дежовю, снова лес и снова она бежит, но на этот раз она одна и ярко светило, осеннее холодное солнце. Бежать было мягко, голые ноги приятно принимала опавшая листва. Пробежав пару километров, Руфь одела туфли скинула халат и понеслась во всю прыть. Она взяла круто на север, вдоль реки, у берега которой ее с ребятами настиг охотник. Она бежала, задыхаясь, но ведь рано или поздно ее хватятся, и тогда за ней будет погоня. Лес кончился, началось кочковатое поле. Поле было огромным и Руфь переживала что ее могут увидеть но переждать до вечера она не могла, пригнувшись она бежала, как полевая мышь от рыси. Край поле разрезал глубокий, глинистый овраг, а за ним снова лес протяженностью не больше километра, потом выжженная катастрофой земля и город. Передохнув и восстановив дыхание Руфь рванула по лесу к руинам города. Город вот уже пять лет был ее домом, солдаты туда не ходили, боялись обвалов домов, да и все ценное из города давно уже вынесли. Руфь осторожно пробралась в город к своему уютному подвалу.
Сеймур смотрел на лицо девушки, девушка завернулась в толстое ватное одеяло и сжавшись в комочек сладко сопела. По ее каштановым волосам скользили блики от света фонарика.
И что ее толкнуло на это. Неужели ей такой симпатичной не нашлось места в нормальной жизни.
Руфи снился кошмар, по лесу за ней гнались охотники. Проснувшись, она увидела охотника наяву, все тот же смотрел на нее как, смотрит хозяин на глупую собаку. Она села и откинулась спиной на бетонную серую стену. В его глазах опять не было ни капли злобы или ненависти, только тонкая тень усталости. Руфь встала со своей пастели, и разорвав на себе больничный свитер, она прижалась к стене развернутыми ладонями рук и став похожей на носовое корабельное украшения закричала: «Убей! Слышишь, убей! Я не хочу так больше, хватит, вы не признаете мое право на жизнь, тогда убейте». Она так больше не могла и не хотела жить, ее волосы рассыпались по лицу и она заплакала. Она еще не знала, что рядом с ней человек который тоже не хочет жить по старому.
Сеймур открыл свой рюкзак достал от туда брошюру и протянул Руфи. Руфи неуверенно взяла ее в руки стала читать. Встав в лунном свете у вентиляционного окна. Картина менялась на глазах, министерство здравоохранения решило больше не приносить убытков государству, теперь место вечного сна, для таких как Руфь было уготовано смерть в трудовом лагере. У Руфи не было слов, концлагерь, стал явью завтрашнего дня.
Руфь посмотрела в глаза охотнику: «Но это, же полный бред, это так они теперь с ненавистью в людях бороться будут?»
Сеймур слегка улыбнулся: «Теперь уже нет, они так решили с финансовым кризисом совладать и я больше не с ними»
Руфь взглянула на него, вроде не врет, и спросила: «Значит с нами?» Не много подумав, охотник, по детски, махнул на нее рукой: «Нет, с вами я стану террористом с ними начальником лагеря и то и другое не для меня, поэтому считаю вопрос о том, как всем нам жить актуальным и открытым»
Руфь его поняла, но не чего ему не сказала. Только бросила брошюру на пол, и села рядом, крепко обняла охотника и так долго сидела, смотря на искры костра разбросанные по небу, через отверстие подвальной вентиляции.
Когда сыну Руфи исполнилось двадцать, он начал искать родителей, его отец умер еще до того как мать стала террористом, а мать он нашел только после падения режима, и узнал, что у него есть пятилетняя сестра и маленький братик. Режим всеобщей любви пал. Хотя угроза катастрофы все еще витала в воздухе. Но мир как никогда был на правильном пути, так как оставшиеся разумные в нем решили все-таки, не спеша немного подумать, а потом еще немного…