ПАМЯТЬ
... «Даже, если пепелище
Выглядит вполне,
Не найти того, что ищем,
Ни тебе, ни мне» ...
Геннадий Шпаликов.
У каждого в жизни свои пепелища,
Там ветры находят приют.
И эти руины, и эти кладбища
Всё манят к себе и зовут.
Зачем возвращаться, зачем ударяться
О боль! Где тот сад? Нет следа...
Но память – ни врач, не отпустит лекарства,
Приводит на те же места.
Над нею и годы седые не властны,
Её не ветшают мосты.
Из странствий земных возвращаюсь однажды,
Где сад был, сажаю цветы.
. * * *
Светлой памяти моей бабушки
Софьи Яковлевны Аксельрод.
Пусть, среди будней жизнь свою я пробегаю!..
Тебя же с чувством неизменным почитаю.
Из рамочки портрет со мной твой говорит,
И память образ светлый бережно хранит.
И снова в прошлое меня она зовёт,
Назначив место встречи, месяц, день и год.
И запускаю реку времени я вспять,
И возвращаюсь. Вам меня ли не понять?
Там старый сад октябрьским заревом объят,
Он возрождает душу и ласкает взгляд.
Он приглашает в старый дом меня войти,
Ведро воды домой с колодца принести.
Открыты двери. Ты радушна, как всегда.
И скатерть на столе и в доме чистота.
Румяных яблок запах манит и пьянит.
И идиш с русским проживают без обид...
Чу... птица бьёт в окно своим крылом,
Как вестник, что беду приносит в дом.
Завечерело... Спешно меркли небеса,
Сомкнув навечно твои карие глаза.
Я вспоминаю, как сгустилась тишина,
Как будто топь, без берегов, без дна...
Я помню лица скорбные родных,
Что были перед горем все равны.
Как сиротливо дом заплаканный застыл,
В последний путь свою хозяйку проводив.
Как закричала я вослед, что было сил,
Как ветер гулко эхо разносил.
И снова память меня в прошлое зовёт
И назначает встречу там из года в год...
* * *
ДОЖДИ.
Бабушке моей, Аксельрод Софье Яковлевне,
Посвящается.
Я сегодня тону в этих сумерках длинных,
В уголке на диване притаился мой кот.
И мне слышится чей-то мотив заунывный,
Словно старый шарманщик за окошком поёт.
Будто, эхо тревожит из комнаты дальней,
Или ветер играет опавшей листвой,
Или ангел к кому-то спешил на свиданье,
И крылами взмахнул над моей головой.
Лились струи дождя из безвременья синего,
Вспоминалось о чём-то, забытом давно...
И тоской заливало – казалось, что ливнями
Бесконечная осень идёт за окном.
А на крыши, на город вечерний усталый,
Проливаются слёзы потоком дождя.
Помню, бабушка мне как-то раз наказала:
«Ты живи, чтоб самой не краснеть за себя.
Не ропщи, что был рай безвозвратно утерян,
Ты любовью его сотвори на земле.
Не гонись за удачею и за химерами,
Чтоб когда-нибудь вдруг не расстаять во мгле.».
Светлый ангел ко мне прилетал на свиданье,
Он коснулся крылами усталой души.
«Чтоб душа не болела, - сказал на прощание, -
Ты обид на людей никогда не держи».
* * *
Мне медали от деда остались на память..
И от Бабушки письма читаю опять я.
Я от Дома родного ключи сохранила...
Память – это печаль... и - великая сила.
* * *
Поглядывая через окно кухни во двор, я помешивала в кастрюльке медленно закипавшую кашу.
Она сидела на скамейке у дома напротив. Увидев её, я выскочила из квартиры, стремительно спустилась с четвёртого этажа и выбежала из подъезда. Захлёбываясь слезами, пересекла двор и опустилась рядом на скамью.
Спокойная и умиротворённая, она сидела в новом платье и в аккуратно повязанном платочке. Сидела, удобно расположившись, словно у себя на диване. О, это дорогое лицо, этот знакомый с детства внимательный взгляд карих глаз. Её полноватые руки обняли меня.
- Бабушка... бабушка... – упала я к ней на грудь.
- Почему ты плачешь? – спросила она удивлённо.
- Я скучаю.
Она погладила меня по волосам. Мне показалось,что рука её была холодна. Она подняла моё заплаканное лицо и посмотрела в глаза.
- Не плачь. Я тоже скучаю. Что хотела тебе сказать... хотя, я раньше платочки и не повязывала, этот всё же мне нравится. И не забудь сказать моей младшей дочери, тетке твоей, чтобы она не переживала и не изводила твою мать понапрасну. Раз Люба решила повязать мне платочек, значит так нужно. Она старшая и лучше знает, что и как. И платье красивое выбрали. Да и вообще, всё кончилось совсем неплохо. Но в тот день мне было очень жаль вас всех. Даже не жаль... помнится, было больно. Муся показалась мне такой маленькой и беззащитной. Тяжело ей будет без меня. А Лёня... он так кричал... Вы присмотрите за ним – мне это очень не понравилось. Он чрезмерно впечатлительный.
- Ты будешь приходить?
- Не знаю... Не знаю, возможно ли это.
- Мама сказала...
- Всё, что мама твоя говорит, всё так и есть, - перебила она меня. - Яник... Ты слышала, как он всё время просил меня открыть глаза? Но я не могла.
И вдруг, она внезапно встала и пошла. Я бросилась за ней.
- Бабушка! Бабушка!!!
- Дальше не иди. Возвращайся домой.
- Нет! Не хочу!!! – продолжала кричать я, но ноги мои словно приросли к земле.
…Я вскочила с кровати и бросилась на кухню к окну. Двор был безлюден, небо тоскливо. Тяжело просыпался бледный, больной рассвет.
Она умерла три дня назад, а сегодня были похороны. Потом мы все сидели в ЕЁ доме. Потом разошлись. Потом... потом я думала, что когда закончится этот кошмар, всё будет, как прежде. Ведь не может же дом ЕЁ вечно пугать меня своими затемнёнными окнами. А он пугал долго-долго...
* * *
ТЕЛЕФОННЫЙ ЗВОНОК
Памяти незабвенного моего дяди,
Аксельрода Леонида Борисовича
Тревожно прозвонил звонок
Был голос глух, бессвязен слог:
"Сказать тебе, сестра, я должен...
но как... не знаю... мне так сложно...
Беда. Печален этот день,
и горе наше безутешно..."
И снова падала листва,
и завывал тоскливо ветер,
устало стыли небеса
и угасал безмолвно вечер...
* * *
ТЫ СКАЖИ МНЕ, МАМА...
Ты скажи мне, скажи, моя милая мама,
Как тебе?.. в небесах-облаках и туманах...
И не выразить боль никакими словами,
Как тебя не хватает мне, милая мама.
Ты в дождях чудотворных, в словах, самых нежных,
И в тоске моей чёрной - ты свет и надежда.
В мире этом всему – для меня моя мера
И в безверьи моём – обретённая вера.
Мне б под крышею дома родного укрыться!
Добежать, докричаться б к тебе, дозвониться!
Бесконечной молчит телефон тишиною...
Снова птицы летят... но летят стороною.
* * *
ОЧАГ
У всех историй есть своё начало,
И каждому началу есть конец.
Но возвратившись к старому причалу,
Ты сам себе ответчик и истец.
Девятый вал очаг мой не разрушил,
Но угли тлели в нём едва-едва.
Пришёл черёд сразиться мне со стужей,
И в топку вновь подбрасывать дрова.
Но никогда очаг мой не погаснет,
Я его пламя зорко стерегу.
А годы ненасытные, ненастья?
Я их и ублажу, и упрежу.
Уж сколько раз ноябрь срывал листву,
Слезами осень с парками прощалась,
Размазывая краски по холсту...
Но нить любви моей не обрывалась.