«Вчера, вечером, в доме Константинопольского подворья, по Крапивенскому переулку, застрелилась из револьвера слушательница Высших женских курсов Полторацкой, дочь надворного советника, Надежда Григорьевна Львова. Незадолго до смерти она говорила с кем-то по телефону. Смерть наступила мгновенно: пуля попала в сердце.»
Московская газета «Столичная жизнь» от 25 ноября 1913 года.
В окно заглядывал лимонной долькой молодой месяц. Я не могу перенести тех слов, что недавно звучали во время последней встречи.
Я шептала, что люблю только тебя, что мне нет никакого дела до жены. Ты отмалчивался и кусал губы, погруженный в свои мысли. Ты боялся смотреть в мои глаза, лишь изредка звучали слова о том, что я - твоя муза, но на самом деле я всего лишь любовница. Я готова была целовать твои руки, но ты схватил свою шляпу и молнией покинул меня.
Теперь ноябрьская ночь поглотила землю.
Я одна.
Погасила лампочку и на столе зажгла свечи в узорчатом серебряном подсвечнике. Пламя колеблется полночным мотыльком и тусклым светом озаряет письменный стол, на котором белым пятном выделяется лист бумаги. Я смотрю на него, а у самой в душе пустота и внутреннее влечение быть желанной, но, увы, он, мой любимый мужчина, принадлежит только литературе, она его путеводная звезда.
Мне так хочется воскликнуть, но я сдерживаю себя и стон вырывается из моих уст.
И на чистом листе вязью начинают вырисовываться слова, едва поспевающие за рукой.
Не проклинай меня за медленные муки,
За длинный свиток дней без солнца и огня,
За то, что и теперь, в преддвериях разлуки,
Я так же свято жду невспыхнувшего дня!
Комната стала моею тюрьмою, я не хочу показываться на улице, в театре, у твоих друзей, когда тебя там нет. Что может быть невыносимей неразделенной любви? Я всецело принадлежу тебе, но принадлежу, как вещь, которую ты можешь взять в любое мгновение. Я подношу руки к горящим от стыда щекам, найдено для меня слово, я – твоя вещь. Мне больно быть твоей наложницей, к которой ты приходишь в часы, когда не занят. Неужели я недостойна большего? Неужели моя участь быть бессловесной игрушкой в твоем гареме? Рука послушна быстрым ударам сердца и его стук оседает словами на бумаге, рождая новые строки.
Я помню: гасли дни и гасли жизни стуки.
Ты уходил и вновь ты приходил, кляня…
За то, что слёз моих вонзались в сердце звуки,
Не проклинай меня!
Мне хочется крикнуть: «Дай мне руку, дай мне в последний раз прикоснуться к узорам на твоей мягкой ладони». Но я стараюсь сдерживать себя, за окном магический месяц настойчиво манит к себе. Я намертво вцепилась в подлокотники кресла. Намертво, перекатываю во рту, намертво. Может быть в этом для меня выход, мой гордиев узел, что я должна разрубить одним ударом? Намертво, намертво. Навязчивое слово неотступно пронзает иглой мои мысли. Намертво. Вонзается жгущей искрой огня и по моей рдеющей щеке начинает ползти предательская слеза.
В последний раз к тебе тяну с мольбою руки…
За то, что к вечным снам томительно маня,
Я, так любя, сама сковала цепь разлуки,
Не проклинай меня!
Не проклинай меня, а в прочем… я открываю ящик стола, там на красном шелковом платке лежит твой подарок. Неужели тогда ты знал, что я им воспользуюсь? Нет, не может быть. Не верю в твою предусмотрительность, не может мой любимый человек желать мне зла, не может. Ты – единственный свет, осветивший яркой вспышкой мою короткую жизнь. Пусть в ней было так мало дней, но они дали мне все и ненависть, и ревность, и любовь, а теперь и смерть. Я прижимаю к губам холодный металл, мне приятно, что его касались твои, именно твои руки, которые передали оружию частицу тебя. Я ощущаю: револьвер хранит твое тепло.
Черный глаз смерти опускается ниже и ниже, пока не останавливается напротив замершего на миг сердца. С трудом взвожу курок и замираю, прислушиваясь к себе.
Тук, тук, тук. В груди запертой птицей бьется чувство моей неразделенной любви. Я набираю в последний раз воздух и нажимаю на курок.
P.S. Наде;жда Григо;рьевна Льво;ва (8 августа 1891, Подольск — 24 ноября 1913, Москва) — русская поэтесса, покончившая жизнь самоубийством из-за своего трагического романа с поэтом-символистом Валерием Брюсовым.