1
— Госпиталь расформирован, — ответили ему на его настойчивые расспросы в медуправлении, — а пациенты выписаны — кто домой, а кто по интернатам.
— Мне надо узнать, где находится Климук... Мария Климук... сержант...
— А кто она вам? — спросили от стола, продолжая перекладывать бумаги.
Он запнулся, глядя на равнодушное лицо военврача:
— Никто... вместе воевали...
— Ну, батенька, если каждому объяснять, то у нас и времени не хватит...
— На что у вас времени не хватит? — не сдержался он, чувствуя, как приливает кровь к голове, но тут же взял себя в руки и резко вышел из кабинета.
Заболела голова, стала неметь правая рука — сказывались последствия ранения. Прикоснулся горячим лбом к холодному стеклу окна.
— Вам плохо? — прозвучал за спиной женский голос.
Обернулся: возле него стояла незнакомая женщина в офицерской форме, сочувственно смотрела на него.
— Нет, всё нормально! — ответил он, пытаясь улыбнуться. — Просто немного переволновался.
— Господи, — сказала незнакомка, — вернулись живым с фронта, есть еще о чём печалиться!
— Да вот, не могу найти свою... — запнулся, — своего... боевого товарища...
Женщина внимательно осмотрела стоявшего перед нею капитана — среднего роста, чёрные усики над губой, грустные глаза, левый рукав аккуратно заправлен под ремень, до блеска начищенные сапоги — и улыбнулась:
— Идёмте... Найдём вашего товарища...
Через час капитан уже знал, что Мария Климук выписалась из госпиталя полгода тому назад и уехала к себе на родину.
2
На вокзале он расспросил, как попасть на улицу Заречную. Молодая дежурная с охотой рассказала ему, как туда пройти, даже вышла на крыльцо и долго смотрела ему вслед.
Идти было далековато, на самую окраину небольшого южного местечка. Когда закончились двухэтажные дома и пошли частные, одноэтажные, мазанки с соломенными крышами, и он понял, что Мария где-то здесь, заволновался. Поставил чемодан на траву, постоял, передохнул. Смотреть в бумаги не надо — и так помнит: дом номер двадцать пять.
— Это улица Заречная? — спросил у пробегавшего мимо мальчугана.
— Да, — тот остановился и с любопытством смотрел на незнакомого военного.
Редкий прохудившийся штакетник отделял низенькую хатку с маленькими окошечками от улицы, небольшой дворик, по которому бегала собака на цепи. Стала лаять, когда он остановился у калитки.
Потом из хаты вышла пожилая женщина с глиняной миской в руках, удивлённо смотрела на незнакомца. Подошла к калитке.
— Вам чего? — спросила.
Он почувствовал, как вновь заболела голова.
— Маша... есть? — больше ничего не смог выговорить.
Женщина — наверное, мать: такие, как у Климук, большие чёрные глаза — заспешила, тоже заволновалась.
— Да... да... сынок... здесь... только она... заболела... заходи... заходи... цыц... Бровко...
Собака, удовлетворённо завиляв хвостом, тоже смотрела, как он шёл по дорожке к дому.
— Мамо! Хто там? — услыхал он знакомый голос и от волнения не успел нагнуться и ударился головой о косяк, поставил чемодан на пол и широко шагнул в комнату.
Там, на кровати в углу, сидела, закутанная в одеяло, Мария Климук, только блестели большие глаза, а внизу под кроватью одиноко ёжилась туфля.
— Ты... — вымолвила она и тут же поправилась, — вы...
Она протянула из-под одеяла ему навстречу руки, потом вновь спрятала их. Изумлённо смотрела на неожиданного гостя.
— Что ты, доченька, так принимаешь гостя! — заспешила сзади мать, — вы садитесь, садитесь, — придвинула она к нему старый плетёный стул. — А я сейчас... приготовлю завтрак... — и легко, молодо устремилась из комнаты.
Капитан машинально сел и всё смотрел на неё, чувствуя, как проходит головная боль, мучившая последнее время, как перестаёт неметь рука, как уходят куда-то его страхи, сидел и улыбался.
— Вот не думала, — всхлипнула она, — у меня одна нога... вот... — выплеснула она то, что её больше всего мучило.
— А у меня одна рука, — засмеялся капитан и для пущей убедительности покрутил её над головой. — Будет на двоих три ноги и три руки!
И одинокая серая стоптанная туфля под кроватью перестала ёжиться.