Позавтракали, и жена стала мыть посуду а он снял скатерть со стола и пошёл на балкон вытрусить её от крошек. Вернулся и тщательно постелил чистую скатерть вновь на старое место. Потом ещё раз вышел на балкон и повесил влажную простынь на верёвку, чтобы не так жгло солнце с утра. У них угловая квартира, и все лето так палит солнце, что сил просто нет терпеть.
Жена помыла посуду, и он сразу же пропылесосил на кухне, чтобы убрать нечаянно упавшие на пол крошки. Оглядев квартиру и заодно прихлопнув двух комаров, нежившихся на потолке после ночного пиршества, он удовлетворённо присел на диван, включил транзистор и стал слушать этюды Шопена.
От них он всегда приходил в хорошее расположение духа. Почему – и сам не знал. Хорошее – и всё! Загадка бытия. Впрочем, если поразмышлять, то догадаться можно. Ну, хотя бы то, что переносят они в совершенно исчезнувший мир – кивера, ментики, «проше пана», звуки полонеза, польки, хоровод дам и чопорных господ по кругу в зале, – Боже, на каком ветру всё это развеялось, оставив нам только щемящую грусть?
...Вот вы медленно едете на лошади по лесной дороге, вокруг хвойный лес, тишина, только слышно, как хрустят сучья под копытами и вверху еле-еле различаете небо; наконец, дорога выводит вас на берег лесного ручейка. Лошадь останавливается, и вы прислушиваетесь, как журчит вода. Как вода журчит…
Или наклоняетесь и видите рядом с собой её большие глаза. И, чтобы не утонуть в них окончательно и бесповоротно, вы решаетесь:
– Будьте...
Но здесь открывается дверь в комнату, и кто-то входит, и вы останавливаетесь. Лёгкая тучка сожаления набегает на её лицо:
– Ах, сударь, не примените мне повторить всё сегодня вечером, – и немного быстрее, чем обычно, машет она веером в руке.
Дедушка его до революции владел фабрикой, не особенно большой, но всё-таки, и он всегда очень тщательно вычищал этот сомнительный факт своей родословной из всяких анкет и автобиографий, чтобы он не помешал учебе в университете и дальнейшей его работе.
Хорошо помнит, как напугал своих родителей, когда в юные годы спросил их прямо, без всякой дипломатии:
– А какое они имели право отбирать?
И уж совсем напугал мать, когда она обнаружила его за столом, в классе четвертом, если не ошибается, пишущим письмо Председателю Совета Министров с требованием немедленного возвращения реквизированного имущества. Хорошо помнит мать, как она, прижав лист из школьной тетради к груди, где он успел написать несколько строчек своим большим ученическим почерком, говорила ему, испуганно оглядываясь по сторонам:
– Витёк! Милый! Забудь про это, если не хочешь доставить нам с папой горе.
А потом, когда поздно вечером пришёл отец с работы и мать ему всё рассказала, они ещё долго сидели на кухне и о чём-то грустно перешёптывались.
Но от своего замысла он окончательно не отказался и, когда неожиданно для всех вернулся дедушка и все вокруг него охали и ахали, подумал, что поможет деду написать то письмо.
Вечером позвонили друзья и сказали, что будет митинг на Крестьянской площади в защиту арестованного депутата, и они собрались с женой и пошли.
В троллейбусе, битком набитом, ехали каждый в свою сторону, интеллигентного вида мужчина обругал женщину, а все вокруг молчали – привыкли и не видели повода к вмешательству, а он, чувствуя рядом тёплое плечо жены, с грустью думал о том, как его дедушка когда-то водил бабушку в Большой зал Дворянского Собрания и они там танцевали всеми забытый теперь танец «па-де-катр»...