О ПЛЕНЕ и пленных.
Это очень интересная, важная и болезненная для нашей армии и её истории тема, требующая обстоятельного, долгого и серьёзного обсуждения. Здесь будут, в основном, затронуты аспекты, касающиеся боевых действий русских войск против немцев на Восточном фронте в начале Первой мировой войны.
Но некоторые исторические и «общетеоретические» экскурсы, при обсуждении столь сложной проблемы неизбежны.
Сначала о сути вопроса. В настоящее время он невероятно запутан и оболган. Стараниями «либеральных» историков и публицистов в массовом сознании смешаны в кучу два совершенно РАЗНЫХ события, которые случались в ходе ЛЮБОЙ войны..
Одно дело ПОПАСТЬ В ПЛЕН: быть захваченным в плен раненым, больным, обессиленным, в бессознательном состоянии; в бою, с оружием в руках (превосходящими силами противника). От этого НИКТО не может быть застрахован. На войне такие случаи всегда встречались и попавшие, при таких обстоятельствах, в плен вызывали у своих соратников сочувствие, уважение и понимание.
Совсем другое дело – ДОБРОВОЛЬНАЯ СДАЧА В ПЛЕН. Конечно, любой человек хочет жить и выжить на войне. Только одни честно воюют, до конца выполняя свой воинский долг, а другие – стремятся ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ сохранить свою жизнь и здоровье. В первую очередь путём сдачи в плен, либо дезертирства, либо «самострелов», либо «перебегания» к врагу. Если командование армии не ведёт последовательную жёсткую и бескомпромиссную борьбу с этими позорными явлениями, то армия продолжает разлагаться. Тогда дело доходит до более тяжёлых случаев: отказов целых частей от выполнения боевых приказов, самовольных оставлений позиций, «братаний» с неприятельскими частями. А затем – полное разложение, мародёрство, грабежи, разбои, убийства собственных офицеров и местных жителей. Все эти позорные стадии распада было суждено пройти русской армии в годы Первой мировой войны…
Надо особо подчеркнуть, что в ЛЮБОЙ уважающей себя армии ДОБРОВОЛЬНАЯ СДАЧА В ПЛЕН боеспособных подразделений (или отдельных бойцов) ВСЕГДА были, есть и будут ПОЗОРОМ. Не была исключением и русская армия, в её лучшие годы. Несколько исторических примеров.
Летописи седой старины сохранили гордую речь князя Святослава к его дружине. Они были окружены превосходящими силами врагов. Был выбор: позорный плен или верная смерть в неравном бою. «Мёртвые сраму не имут!» - сказал своим бойцам Святослав и с этими словами он, и его дружинники навеки вошли в русскую историю.
2 июня 1807 года занимавший Кенигсберг отряд Каменского 2-го был окружен корпусом Бельяра. 5000 русских были окружены 30000 французов. Бельяр лично отправился к русскому начальнику, изложил ему обстановку и предложил капитуляцию на самых почетных условиях.
«Удивляюсь вам, генерал» - холодно ответил Каменский. «Вы видите на мне русский мундир и смеете предлагать сдачу!» И ведь пробился к своим...
Надо подчеркнуть, что Петровский Воинский устав вообще был очень строг к провинившимся частям русской армии. Предусматривалась их коллективная ответственность и суровые наказания. С 1701 по 1868 год в России существовало такое жесткое наказание для провинившихся частей, как децимация. То есть казнь каждого десятого бойца подразделения. По жребию. Не думаю, что эта мера часто применялась, но она существовала и была узаконена.
Крупнейшим событием конца 19 века была франко-прусская война. Она, во многом, стала причиной дальнейшего драматического развития событий в Европе. Франция объявила Пруссии войну и была абсолютно уверена в своей победе. Французский журнал «Soir» восклицал: «Наши солдаты так уверены в победе, что ими овладевает как бы некий скромный страх перед собственным неизбежным триумфом»! (это было написано за месяц до Седанской катастрофы и капитуляции!!!) Одновременно Марк Фурнье в статье в «Paris-journal», писал: «Наконец-то мы узнаем сладострастие избиения. Пусть кровь пруссаков льется потоками, водопадами, с божественной яростью потопа! Пусть подлец, который посмеет только сказать слово „мир“, будет тотчас же расстрелян как собака и брошен в сточную канаву»…
А вот войну-то выиграла Пруссия! Причём выиграла её, в первую очередь, за счёт силы духа, организованности, патриотизма и мужества своих войск. Русский военный атташе во Франции граф Игнатьев позже справедливо признавал, что «франко-прусская война была выиграна не только Мольтке, но и германским унтер-офицером, сельским учителем»…
Надо сказать, что Франция сделала правильные выводы из седанской позорной капитуляции. Французскими уставами, после печального опыта 1870 года, было предусмотрено только ОДНО наказание за капитуляцию войск на поле боя. За сдачу воинской части в открытом поле - все равно, при каких бы обстоятельствах и на каких бы условиях она ни состоялась – КОМАНДИР ПОДЛЕЖАЛ СМЕРТНОЙ КАЗНИ.
Вся Франция больше 40 лет жила только одной идеей – РЕВАНША. На идее реванша было воспитано два поколения французов. И это принесло свои плоды. Не случайно именно французскую армию в годы Первой мировой называли «лучшей шпагой Антанты»!!!
А вот ПОСЛЕ победы в Первой мировой войне в общественном сознании французов наступил период самоуспокоения и самовосхваления. К армии во Франции стали относиться с пренебрежением, что привело в итоге, к молниеносному разгрому её гитлеровским вермахтом в мае-июне 1940 года.
Лучше всего о причинах этого феномена сказал И.В. Сталин в своей речи на выпуске слушателей академий Красной Армии 5 мая 1941 года:
«Почему французы ничего не учли из прошлой войны 1914-18 года?
…У французов закружилась голова от побед, от самодовольства. Французы прозевали и потеряли своих союзников. Франция почила на успехах. Военная мысль в ее армии не двигалась вперед. Осталась на уровне 1918 г. Об армии не было заботы и ей не было моральной поддержки. Появилась новая мораль, разлагающая армию. К военным относились пренебрежительно. На командиров стали смотреть как на неудачников, на последних людей, которые, не имея фабрик, заводов, банков, магазинов, вынуждены были идти в армию. За военных даже девушки замуж не выходили. Только при таком пренебрежительном отношении к армии могло случиться, что военный аппарат оказался в руках Гамеленов и Арансайдов, которые мало что понимали в военном деле. Такое же было отношение к военным в Англии. Армия должна пользоваться исключительной заботой и любовью народа и правительства, - в этом величайшая моральная сила армии. Армию нужно лелеять. Когда в стране появляется такая мораль, не будет крепкой и боеспособной армии. Так случилось и с Францией».
Не правда ли, та французская ситуация сильно напоминает обстановку с нынешним отношением к армии в одной бывшей великой державе?! Осталось только поменять фамилии Гамелена и Арансайда на более привычные нашему слуху. Будем надеяться, что последствия ТАКОГО отношения к армии у нас будут менее плачевными, чем во Франции.
Вернёмся к проблемам русской армии начала XX века. Первые тревожные признаки неблагополучия с боевым духом русской армии (и флота) проявились ещё во время русско-японской войны. Капитуляция всех остатков 2-й Тихоокеанской эскадры, под командованием адмирала Небогатова, и отдельных боевых кораблей не добавили славы русскому Андреевскому флагу. Немногим лучше была обстановка на сухопутном фронте. «Почётная капитуляция» Порт-Артура (за которую комендант крепости Стессель был предан военному суду), тяжёлые поражения наших войск под Ляояном, на р. Шахэ и в сражении под Мукденом привели к тому, что в японском плену оказались десятки тысяч русских солдат и офицеров. И далеко не все они были ВЗЯТЫ В ПЛЕН неприятелем.
Вот что писал об этом генерал Куропаткин: Приказ командующего 1-й Маньчжурской армией генерала Куропаткина от 2 февраля 1906 года: «В числе возвращающихся из плена в ряды вверенной мне армии господ офицеров и нижних чинов встречаются попавшие в плен не ранеными. Предписываю во всех частях войск, куда прибыли пленные произвести тщательные и подробные дознания об обстоятельствах их пленения и, в случае выяснения отсутствия уважительных причин к сдаче в плен, привлекать их к ответственности по 262 или 263 ст. XXII кн. Свода Военных Постановлений изд. 3».
Как видим, никакого «всепрощенчества» для добровольно сдавшихся в плен вовсе не предвиделось. Да и Закон этого не допускал! Но начавшаяся революция, бунты запасных и массовая демобилизация войск отодвинула вопросы воинской чести и обстоятельств пленения тех или иных офицеров и нижних чинов на «задний план». Русская поговорка «война всё спишет» оказалась верной и в этом. «Махнули рукой» на этот вопрос, никого особенно не преследовали и ни с кем не разбирались. Трусы и шкурники, добровольно сдавшиеся врагу (и предавшие тем самым своих погибших товарищей) остались безнаказанными. Потом это здорово «икнулось» нашей армии в годы Первой мировой войны.
Поход 2-й армии Самсонова в Восточную Пруссию закончился разгромом русских войск и пленением неслыханного в нашей истории количества наших солдат и офицеров. (Западные союзники (французы и англичане) долго не верили объявленной немцами цифре наших пленных (более 90 тысяч только из состава 2-й армии), считая её вражеской пропагандой.
Вот что писал об этой сдаче в плен русский военный историк А.А. Керсновский:
«Исследуем с точки зрения воинской этики наименее тяжелый из этих случаев - сдачу генерала Клюева.
Генерал Клюев по справедливости считался блестящим офицером Генерального Штаба и выдающимся знатоком германского противника. Его настоящим местом был бы пост начальника штаба Северо-западного фронта. В июле 1914 года он командовал Кавказским корпусом в Карсе и был вызван по телеграфу в Смоленск для принятия XIII корпуса, командир коего, генерал Алексеев, был назначен начальником штаба Юго-западного фронта. Свой корпус он нашел уже в пути. Ни начальников, ни войск он не знал, управление корпусом обратилось для него в решение уравнения со многими неизвестными.
Сильно распущенный предшественниками генерала Клюева, корпус вообще не пользовался хорошей репутацией. Мобилизация окончательно расстроила его, лишив половины и без того слабых кадров и разбив на три четверти запасными. По своим качествам это были второочередные войска - не втянутые и неподтянутые. В недельный срок ни Клюев, ни Скобелев не смогли бы их устроить. Вся тяжесть боев 2-й армии легла на превосходный XV корпус генерала Мартоса. XIII корпус, до самой гибели не имевший серьезных столкновений, пришел с начала похода в полное расстройство. Генерал Клюев - только жертва своего предшественника. Он оказался в положении дуэлянта, получающего у самого барьера из рук секундантов уже заряженный ими и совершенно ему незнакомый пистолет. Проверить правильность зарядки он не может, бой пистолета ему совершенно неизвестен... И вот, заряжен он был небрежно, и вместо резкого выстрела получился плевок пулей. Стрелок совершенно невиновен. Но если он затем смалодушничает под наведенным на него пистолетом противника, - то пусть пеняет на себя.
А это как раз то, что случилось с генералом Клюевым. Он сдался, совершенно не отдавая себе отчета в том, что он этим самым совершает, в том, как повысится дух противника и понизится наш собственный при вести о сдаче такого важного лица, как командир корпуса. Он знал, что командует корпусом, но никогда не подозревал, что он еще имеет честь командовать. Чем выше служебное положение, тем эта честь больше. А командир корпуса - человек, при появлении которого замирают, отказываются от собственного “я” десятки тысяч людей, который может приказать пойти на смерть сорока тысячам, - должен эту честь осознать особенно и платить за нее, когда это придется, - платить, не дрогнув.
Когда за шестьдесят лет до сдачи генерала Клюева, в сражении на Черной Речке, командир нашего III корпуса генерал Реад увидел, что дело потеряно, что корпус, который он вводил в бой по частям, потерпел поражение, - он обнажил саблю, пошел перед Вологодским полком и был поднят зуавами на штыки.
Честь повелевала генералу Клюеву явиться в Невский полк храброго Первушина и пойти с ним - и перед ним - на германские батареи у Кальтенборна. Он мог погибнуть со славой - либо мог быть взят в плен с оружием в руках, - как были взяты Осман-паша и Корнилов. Беда заключалась в том, что он слишком отчетливо представлял себе конец своей карьеры без сабли в крепостном каземате и никак не представлял его тут же - на кальтенборнском поле. Подобно Небогатову, он сдался “во избежание напрасного кровопролития”, не сознавая, что яд, который он таким образом ввел в организм Армии, гораздо опаснее кровотечения, что это “избежание кровопролития” чревато в будущем кровопролитиями еще большими, что Армии, Флоту и Родине легче перенести гибель в честном бою корпуса либо эскадры, чем их сдачи врагу». Керсновский А. Философия войны. Белград: Царский Вестник,1939. С. 53-66.
И вот этот «яд» добровольной сдачи неприятелю в плен, как способа спасти свою «шкуру» начинает широко проникать в русскую армию. Грозные признаки разложения отдельных подразделений и частей появились уже осенью 1914 года (!!!)
Вот какой приказ написал командующий 2-й армией генерал В.В. Смирнов. (Владимир Васильевич Смирнов - генерал от инфантерии. Он командовал 20-й армейским корпусом, во главе которого и выступил на театр начавшейся Первой мировой войны. Высочайшим приказом от 25 октября 1914 года за отличия на фронте Смирнов был награждён орденом св. Георгия 4-й степени. 20 ноября 1914 года на Смирнова было возложено командование восстановленной 2-й армией и 5 декабря последовал официальный приказ об утверждении его в этой должности).
Из приказа генерала по 2-й армии от 19 декабря 1914 года: «Предписываю подтвердить им , что все сдавшиеся в плен, какого бы они не были чина и звания , будут по окончании войны преданы суду , и с ними будет поступлено как велит закон. (ст. 248 кн. XXII Св. воен. Постан.)
Требую сверх того, чтобы о всяком сдавшемся в плен было объявлено в приказе по части с изложением обстоятельств этого тяжкого преступления - это упростит впоследствии разбор их дела на суде. О сдавшихся в плен немедленно сообщать на родину, чтобы знали родные о позорном их поступке и чтобы выдача пособия семействам сдавшихся в плен была бы немедленно прекращена. Приказываю также: всякому начальнику, усмотревшему сдачу наших войск, не ожидая никаких указаний, НЕМЕДЛЕННО ОТКРЫВАТЬ ПО СДАЮЩИМСЯ ОГОНЬ ОРУДИЙНЫЙ, ПУЛЕМЕТНЫЙ И РУЖЕЙНЫЙ».
Как видим, царский генерал приказывал открывать по сдающимся пулемётный и даже орудийный (!!!) огонь без всякого предупреждения. И это – в 1914 году, ещё в начале войны. Значит - были причины для таких «драконовских» приказов в русской армии уже тогда, а ведь война ещё только начиналась…
Предусматривалась, также и ЛИШЕНИЕ ПОСОБИЙ для семей добровольно сдавшихся в плен, сообщение на родину добровольно сдавшихся об их позорном поступке!
«Всё познаётся в сравнении», говорит известная поговорка.
Давайте сравним требования этого приказа со знаменитым сталинским приказом №270 - 1941года. Наши «либеральные» историки, (упорно повторяя геббельсовскубю брехню), именно из-за него обвиняют Сталина в том, что он-де «объявил ВСЕХ наших пленных изменниками Родины». Об этом вещали геббельсовские журналисты в своих газетах, и власовские пропагандисты в лагерях советских военнопленных. И ЭТО ЖЕ ВРАНЬЁ ПОВТОРЯЮТ за ними наши либерально-демократические журналисты-пропагандисты. А ВОТ что было на САМОМ ДЕЛЕ сказано в приказе:
В постановляющей части приказа всего ТРИ пункта. Сделаем небольшой разбор их требований:
«1.Командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров.
Обязать всех вышестоящих командиров и комиссаров расстреливать на месте подобных дезертиров из начсостава».
Тут важно подчеркнуть, что этот пункт грозного приказа касался именно КОМАНДИРОВ и ПОЛИТРАБОТНИКОВ, СТРУСИВШИХ ВО ВРЕМЯ БОЯ и срывавших с себя знаки различия. Такого не могла терпеть (да и никогда не терпела) ни одна уважающая себя армия. Заметьте, что о рядовых бойцах в этом пункте вообще не упоминается. Только о лицах, облечённых властью, с которых в бою – ОСОБЫЙ СПРОС должен быть. И он был!!!
«2. Попавшим в окружение врага частям и подразделениям самоотверженно сражаться до последней возможности, беречь материальную часть как зеницу ока, пробиваться к своим по тылам вражеских войск, нанося поражение фашистским собакам.
Обязать каждого военнослужащего независимо от его служебного положения потребовать от вышестоящего начальника, если часть его находится в окружении, драться до последней возможности, чтобы пробиться к своим, и если такой начальник или часть красноармейцев вместо организации отпора врагу предпочтут сдаться ему в плен — уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи СДАВШИХСЯ в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи».
Тут тоже – очевидно, что эти меры касаются тех военнослужащих, которые ДОБРОВОЛЬНО СДАЮТСЯ врагу. ПОПАСТЬ в плен (раненым, больным, в бессознательном состоянии и т.п.) и добровольно СДАТЬСЯ в плен это «две большие разницы», как любят говорить одесские юмористы. И приказ этот направлен именно против тех, кто «вместо организации отпора врагу ПРЕДПОЧИТАЕТ сдаться ему в плен».
Наши бойцы, кстати, всегда четко понимали разницу между этими понятиями.
Вот что писал Литвин Георгий Афанасьевич в своей книге: «Я был воздушным стрелком»:
«Относительно плена.
В то время мы были воспитаны в духе, что плен — это позор. Плен несовместим с присягой, воинским долгом и честью. Знали и требование Устава внутренней службы: "Ничто, в том числе и угроза смерти, не должно заставить воина Красной Армии сдаться в плен"…
Другое дело — добровольная сдача врагу. Это предательство, а наказание предателям может быть только одно: позорная смерть и презрение».
(http://militera.lib.ru/memo/russian/litvin_ga2/09.html)
«3. Обязать командиров и комиссаров дивизий немедля смещать с постов командиров батальонов и полков, прячущихся в щелях во время боя и боящихся руководить ходом боя на поле сражения, снижать их по должности, как самозванцев, переводить в рядовые, а при необходимости расстреливать их на месте, выдвигая на их место смелых и мужественных людей из младшего начсостава или из рядов отличившихся красноармейцев.
Приказ прочесть во всех ротах, эскадронах, батареях, эскадрильях, командах и штабах.
СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОГО КОМАНДОВАНИЯ КРАСНОЙ АРМИИ:
Председатель Государственного Комитета Обороны И. СТАЛИН
Как видно, этот пункт касался ТОЛЬКО тех КОМАНДИРОВ и КОМИССАРОВ, кто ВО ВРЕМЯ БОЯ ПРЯТАЛСЯ и проявлял откровенную ТРУСОСТЬ в бою. Такие меры тоже – обычная практика для воюющей армии. Выдвигать смелых бойцов и избавляться от трусов - командиров. Приказ этот, кстати, подписал не только Сталин, а все члены Ставки Верховного главнокомандования.
Как видим, никаких драконовских мер типа открытия орудийного огня по сдающимся подразделениям сталинский приказ НЕ ПРЕДУСМАТРИВАЛ.
Вот такой «ужасный» документ написал «злодейский Сталин». Мало кто из обывателей удосуживается его прочесть в подлиннике, и многие тупо повторяют геббельсовскую брехню. Не случайно с недавних пор наши СМИ вдруг стали , настойчиво втолковывать всем, что мы и победили то «не благодаря, а вопреки Сталину»!!! Ясное дело – он только и думал, как бы навредить нашим полководцам!
Вернёмся к событиям Первой мировой войны и приказам русских генералов того времени.
Вот что писал демократичный и легендарный генерал А.А. Брусилов в 1915 году:
Приказ Командующего VIII армией генерала Брусилова А.А. от 5 июня 1915 г:
«Кроме того, сзади надо иметь особо надежных людей и пулеметы, чтобы, если понадобится, заставить идти вперед и слабодушных. Не следует задумываться перед поголовным расстрелом целых частей за попытку повернуть назад или, что еще хуже, сдаться противнику. Все, кто видит, что целая часть (рота или больше) сдается, должны открывать огонь по сдающимся и совершенно уничтожать их.
Мы начали отступать не по своей вине, но отступаем уже второй месяц. Пора остановиться и посчитаться, наконец, с врагом как следует, совершенно забыв жалкие слова о могуществе неприятельской артиллерии, превосходстве его сил, неутомимости, непобедимости и т.д. А потому приказываю:
Второе - для малодушных, сдающихся в плен или оставляющих строй, не должно быть пощады. По сдающимся должен быть направлен и ружейный, и пулеметный, и орудийный огонь .... Хотя бы даже с прекращением огня по противнику, на отходящих или бегущих действовать тем же способом, а при нужде не останавливаться также перед поголовным расстрелом».
Как видно, требования у Брусилова жесточайшие: «Не следует задумываться перед ПОГОЛОВНЫМ РАССТРЕЛОМ ЦЕЛЫХ ЧАСТЕЙ (!!!) за попытку (!!!) повернуть назад или, что еще хуже, сдаться противнику». Такого в приказах «злодея - Сталина» нигде не встретишь. А ведь ситуация в 1941-42 г.г. на фронте была для Сталина куда сложней, чем у Брусилова в 1915 году…
И никто ведь Брусилова не обвинял за этот грозный приказ ни в русский, ни в советский период нашей истории! Специалисты понимали необходимость ТАКИХ крутых мер для обуздания распада армии.
А разложение русской армии между тем продолжалось.
Вот какое письмо генерал Н.Н. Янушкевич, начальник штаба верховного главнокомандующего, написал военному министру Российской империи генералу А.А. Поливанову:
«Получаются сведения, что в деревнях при участии левых партий уже отпускают новобранцев (призыв 15 мая) с советами: не драться до крови, а сдаваться, чтобы живыми остаться. Если будет 2-3 недельное обучение с винтовкой на 3-4 человека, да еще такое внушение, то ничего сделать с войскам и будет невозможно. Уже были одобрены Его Величеством две меры: 1) лишение семейств лиц добровольно сдавшихся пайка, 2) по окончании войны высылка этих пленных в Сибирь для ее колонизации. Было бы крайне желательно внушить населению, что эти две меры будут проведены неукоснительно и что наделы перейдут к безземельным, честно исполнявшим свой долг. Вопрос кармана (земли) довлеет надо всеми. Авторитетнее Думы, в смысле осуждения добровольной сдачи и подтверждения необходимости возмездия, нет никого. Не желая обращаться по этому вопросу к Родзянко в обход правительства, Великий князь поручил мне просить Вас, не найдете ли возможным использовать Ваш авторитет в сфере членов Думы, чтобы добиться соответствующего решения, хотя бы мимоходом, в речи Родзянко или лидера центра, что очевидно, те нижние чины, которые добровольно сдаются, забывая долг перед Родиной, ни в коем случае не могут рассчитывать на одинаковое к ним отношение, и что меры воздействия, в виде лишения пайка и переселения их всех, после мира, в пустынные места Сибири, вполне справедливы. Глубоко убежден, что это произведет огромный эффект».
Тут многое показательно и заставляет задуматься:
- И настроения в русской деревне : «не драться до крови, а сдаться, чтобы живыми остаться». Такое было совершенно немыслимым даже в годы в русско-японской войны;
- и то, что для двух ключевых должностных лиц: начальника штаба верховного главнокомандующего русской армии и военного министра империи в годы страшной войны не было никого авторитетнее Думы. (Царь даже не упоминается в качестве авторитетного лица);
- и удивительное наказание ДЛЯ СЕМЕЙ добровольно сдавшихся в виде отъёма у них всей собственности и земли, с последующей высылкой в Сибирь после окончания войны.
Ничего из этой затеи у этих горе-полководцев не вышло, да и самих их вскорости царь взял, да и снял с должности, без всякого объяснения причин.
Вот с такими настроениями подходил гарнизон Новогеоргиевска к началу осады крепости…
Перед тем, как приступить к рассказу об этой недолгой осаде, важно вспомнить про другую знаменитую крепость Первой мировой – австрийский Перемышль. Его взятие было последним крупным успехом русских войск на австрийском фронте в 1915 году. А вот пала крепость, как ни странно, по двум главным причинам: удивительному ротозейству русской разведки и полному разложению офицеров австрийского гарнизона крепости. Находившийся тогда в Ставке протопресвитер русской армии Шавельский вспоминал: «Большим днем в Ставке было 5-е марта.
Около 11 ч. дня по Ставке распространилось известие: пал Перемышль! Хотя падение Перемышля не могло быть совершенною неожиданностью, ибо армия генерала Селиванова давно окружала крепость, а другие наши армии были далеко впереди ее у Карпат, и Ставка со дня на день ждала радостной вести о взятии неприятельской твердыни, но всё же известие произвело невероятное впечатление. Весть передавалась из уст в уста…
За высочайшим завтраком только и говорили, что о Перемышле. Всех, конечно, интересовало количество трофеев. В самом начале завтрака великому князю подали телеграмму Юго-западного фронта, которую он тотчас передал Государю. Штаб фронта доносил, что в крепости Перемышль взято в плен 130 тысяч австрийского войска.
— Этого быть не может! — воскликнул великий князь. — Откуда там 130 тысяч, когда в нашей осаждавшей армии было 70-80 тысяч. Это, несомненно, ошибка. Вероятно, — 30, а не 130 тысяч. Юрий Никифорович, идите и сейчас же по прямому проводу переговорите со штабом фронта, выясните точную цифру!
Через несколько минут генерал-квартирмейстер вернулся с докладом, что штаб фронта подтверждает цифру — 130 тысяч.
— Надо еще выяснить! Тут недоразумение! Откуда у них 130 тысяч? — не унимался великий князь. По-видимому, и все присутствующие разделяли неверие князя. И хотелось верить, и страшно было верить, именно страшно за прошлое. 130 тысяч! А наш штаб считал, что гарнизон Перемышля не превышает 50 тысяч, и, уверенный в точности этой цифры, двинул все свои армии вперед, оставив для осады Перемышля малобоеспособную, составленную из второочередных, из ополченских, слабодушных и недостаточно вооруженных частей армию ген. Селиванова. И эта 70-80 тысячная армия тонкой ниткой была растянута на периферии семидесятиверстного круга, образовавшего осадную линию крепости Перемышль. Осажденной неприятельской армии, почти в два раза превосходившей нашу — осаждавшую, не стоило никакого труда прорвать эту линию. Что, если бы австрийцы вместо сдачи повели наступление, прорвали осадную линию, а затем вышли в тыл наших армий, стоявших у Карпат? Получилась бы иная картина.
Беспримерное беспутство австрийских офицеров, доведших Перемышльский гарнизон до крайнего разложения, не только спасло нас от возможной катастрофы, но дало нам большую победу. Было что нам поэтому праздновать».
Что тут скажешь… Опозорилась тут наша разведка, представления не имевшая даже о примерном количестве австрийцев в Перемышле. На основании представленной ей цифры (в 50 тыс. гарнизона) для осады была оставлена малобоеспособная армия Селиванова, состоявшая из второочередных частей. Наше счастье, что гарнизон (и в первую очередь австрийские офицеры) разложились и капитулировали, вместо того, чтобы попытаться прорваться из крепости к своим.
Вот если бы ещё и немцы были такими же противниками, как австрийцы! Но, к сожалению, Германия имела СОВСЕМ другую армию. Даже немецкий ландвер и ландштурм, дрались как следует и поводов для пренебрежения собой не давали.
Между тем война продолжалась.
«Много шуму тогда наделала явка с повинной в окружную Петроградскую контрразведку вернувшегося из плена подпоручика 25-го Низовского полка Я.П. Колаковского, назвавшегося германским шпионом. Его сомнительные показания стали исходной точкой пресловутого «дела Мясоедова», но поначалу одно из главных мест в них занимало якобы имевшее место поручение германского Генерального штаба убедить коменданта крепости Новогеоргиевск сдать ее за 1 миллион рублей. Понятно, что это заявление ничем не было подкреплено и поначалу не было воспринято всерьёз, но сотворенный им образ повисшего над Новогеоргиевском дамоклова меча измены заразили Верховное командование. Само собой, и в обществе и на фронте ситуация в дальнейшем менялась лишь к худшему.
В результате еще в конце 1914 года уже по всей империи в конвертах житейской переписки кочевали слухи о готовности коменданта Новогеоргиевска сдать крепость неприятелю, и пресечь измену удавалось будто бы лишь Верховному главнокомандующему великому князю Николаю Николаевичу, примчавшемуся в крепость и собственноручно прикончившему Бобыря. ( Колоницкий Б.И. Воин «старого времени»: образы великого князя Николая Николаевича в годы Первой мировой войны «Век нынешний и век минувший»: культурная рефлексия прошедшей эпохи: В 2 ч. Тарту 2006. Ч. 2. С. 307)…
Командованием, представителями власти, в том числе и духовной, делались попытки амортизировать воздействие шпиономании на сознание фронтовиков – протопресвитер РИА Шавельский в том числе и летом 1915 года объезжал крепости западного порубежья, окормляя «христолюбивое воинство», был и в Новогеоргиевске.( Шавельский Г.И. Воспоминания последнего протопресвитера Русской армии и флота. Т. 2. Нью-Йорк, 1954. С. 179).
Об оснащенности церковных штатов крепости уже говорилось, однако следует признать, что даже самые истовые молитвы не давали должного эффекта, так как обстановка осложнялась с каждым днем».
(На фото - русские пленные в Августово)
Продолжение: http://www.proza.ru/2010/12/04/454