1
«Память».
«Над вашей памятью не стыть плакучей ивой,
А крикнуть на весь мир все ваши имена!»
(А. Ахматова. « In memoriam».)
Отчего оскудели звуки?
Отчего отдают печалью?
Для кого вознеслися руки,
Над стихами накрыв молчание?
Имена чьи ещё припомнить
Мне сегодня велело Время?
Лица чьи? Чьи ещё надгробья?..
Может предков убитых племя?!
Предков-тех, что забыты надолго
были нами, а стали символом.
На могилы нам ваши надобно,
Чтоб Иудой не стать осиновым.
Вы цветок запоздалый примете
И простите дурного чадушку.
Утонувшей рукой обнимете
Сердце, сжатое болью, в ракушку.
2
«Летописное».
«…и бысть брань велика и сеча зла,
и лиашася кровь, аки вода…»
(Никоновская летопись 16 в.)
Правость предков пускай хоть как-нибудь,
(по обрывам, еловым лапникам),
через спазмы жизни сумев шагнуть,
обтянула б нас тонким кантиком.
Аккуратно надрезав раскрыла совесть.
Подарила слепым прозрение.
И потухшей душе прочитала повесть,
Как вернее избегнуть тления.
Есть у здешних краёв Золотая Нить,
что протянута к веку дальнему.
Нам на Сить лодчонку пора спустить,
да веслом волну семибальную.
Что бы время-буря несло туда,
где весь берег покрыт пожарами,
где быстрее ветра летит стрела
и деревни больны татарами.
Время вспомним лихое, в котором нас
Хан Батый по крестам развешивал.
И набатный гул был страшнее фраз.
Ратный конь седока не спешивал.
На лоскутья разодранный лик Руси
мастихином кровавым выпачкан
был в ту зиму. И крик «Спаси!»
Чёрной Нитью гулял по выточкам.
Бунчюками заполнилась неба синь.
Грады русские в кольца сжаты.
И куда, князь Юрий, свой взгляд не кинь
Всюду кровь, да сверкают латы.
Храбро билась, но гарью хрипит Рязань.
Пал, сражон Коловрат Евпатий.
Он, окутанный в славу, окончил брань,
и лежит средь убитых братий.
Посмотри, о, княже, как с юга «вверх»,
во Владимир уткнувшись саблей,
чад твоих, Чингизиды казнят при всех,
златоглавых среди ансамблей.
Под Коломною павшее войско спит.
Ярославль горит. За Волгу
Князь уводит дружины, и конь храпит
и наездник терзаем болью.
Затворились хоругви в лесную глушь;
Ждать ли помощи- верить в чудо-,
иль, забыв, что кому то ты брат и муж,
свой живот положить за друга?
Сить- последний рубеж! Новый Град не смог
Дать войсками- он сам ждёт сечи.
Пала Тверь под ударом и пал Торжок,
Полыхают две башни- свечи…
И по белым дорогам замёрзших рек
чёрной страшною головнёю.
растрепав обмороженный шапок мех
сотни тел устремились к бою.
Перед ними последний рубеж, и вот
через день по Сити размазан
человеческий фарш, и зияет рот
мертвеца с размозженным глазом.
Обагрились снега и застыла тишь,
что сменила сраженья рокот.
Князь Великий Георгий, теперь ты спишь
с сыновьями и сон твой кроток…
…есть преданье о том, что построил ты
Китеж-град, что ушёл под воду
(чтоб захватчик не мог дотянуть персты
И в тот город нащупать броду).
А до Китежа тропку найдёт лишь тот,
кто душою и сердцем светел.
И лишь тем открывают ворота рот,
кто врага не спиною встретил.
Тем дружинникам Сить стала пухом зимой
тёмный лёд превративши в перину.
Из-под талой воды Китеж яркой звездой
их осветит, разверзнув пучину.
Интересно, что именно эти места,
(где создатель былинного града
свою жизнь положил), затопила вода,
но не блеск её глади отрада.
Воды эти - янтарь сохранили для нас
тот, татарами попранный Ситеж,
и все мы до сих пор, слыша Памяти глас,
на Сити обретаем свой Китеж.
3
«Волголаг».
«Мы ведь пашем на погосте.
Разрыхляем верхний слой.
Мы задеть боимся кости,
Чуть прикрытые землёй.»
(Варлам Шаламов. «Колымские тетради».)
Если хочет кто землю водой залить
станет пачкать он землю кровью?
И рабами рабов на земле стелить
в штабеля, чтобы пахло болью?
И могильники-дамбы поднявши вверх,
убивая не дрогнув, твёрдо,
может этот ли человек-
Человеком назваться гордо?!
Это звёзды срываются в ночь иль снег?
Это вой иль побудки марево?
Лунный блин, не найдя предрассветный брег,
дарит новых мучений варево.
Стынет воля, решения стынут, дзынь,
льдинкой стылой «под дамбу» пали
сотни жизней. Вернулась эпоха Цинь!
Где телами кирпич скрепляли.
Лай собак и прожектора выстрел в глаз,
и шеренги в десятки тысяч,
и как вспышка соседа слепой анфас,
нас желали в граните высечь.
Нас хотели ветрами в снегах добить!
Рукотачечных, рукокайловых,
Обезличенных проще, друзья, рядить
В многоногих, но малоголовых.
И когда превратилась рука в кирку
Звёздный свет стал тусклей и жальче.
Капли крови рябиной легли в снегу
(чтобы было хоть каплю жарче).
Мы не знали, поверьте, кто друг, кто враг.
Что за монстр раскрыл объятья.
И лишь слово одно на устах – ГУЛАГ;
Символ времени, жар проклятья!
Снова Хронос в кроваво-истошной тьме
Утолял сыновьями голод.
И во времени, будто в сырой тюрьме,
Ощущали нездешний холод.
В этом времени не было Света и
мы в замёрзшей земле не гнили.
Мы изгоями сгинули без любви,
чтобы вы о ней не забыли!
4
«Интермедия».
«…Бог сохраняет всё; особенно – слова
Прощенья и любви, как собственный свой голос.»
(И. Бродский. «На столетие Анны Ахматовой».)
Будто в кроличью нору, в чудной портал
Ты на фотку глядишь старинную,
Видишь улицу, башню, паркетный зал,
Белорыбицы тушу длинную.
Этот край вдруг объёмным опять встаёт
Перед глазом, но вскинешь веко…
Снова плоскость по глазу водою бьёт.
Маломерность - проблема века!
Есть убийство морали- людей топить,
Мертвецов же топить – тем паче.
В этом кроется зверства лихая прыть,
Помешательство душ! Не иначе!
Кто нормальный, могилы отцов раскрыв,
Кости ветхие втопчет в жижу?
Так нормальный ли тот, кто водой залив
Целый край (на предмет престижу),
Уничтожил культуры могучий пласт,
Разогнал свой народ по весям?
Даже враг (на такое) не всяк горазд.
Так каких он достоин песен?!
Хорошо б если встали в один бы ряд
Все те люди, что раньше жили
В междуречьи Шексны и Мологи. Рад
Был бы глаз, иль застыли жилы?
Что сказали бы нам из тумана времён
Мусин-Пушкин, Блинов, Верещагин?
Мол; «Спасибо ребята за ваш «водоём»…
Где там главный ваш «Павка Корчагин»?
Что ответим мы им? «Затопили луга
Чуть не лучшие тучностью травной.
Затопили людей. Затопили дома».
Что из этого с буквы заглавной?
И трёмстам человекам оставшимся там,
Что к кроватям себя приковали,
Если б вдруг они призраком выплыли к нам
В оправдание что б мы сказали?..
Пред Мологой в поклоне склоним же главы,
Покаяние пусть хоть не много
Снивелирует зло, что содеяли мы.
Ты прости нас Молога!!!
5
«Исход».
«И призвал фараон…и сказал им:
Встаньте, выйдите из среды народа моего.»
(Исход 12.-31.)
Вниз по Волге, в рассветный входя туман,
в бледность сукровицы восхода,
мчит диковинный караван-
странный, (водный) исход народа.
От Фараоновой воли мчит!
Не через море бежит; от Моря.
Воет река, а народ молчит-
нем от глухого горя.
Древесное «морзе» стекает вниз,
оставив Шексну и Мологу
топить всё в округе. Виной «каприз»-
желанье быть равным Богу!
Вчерашние срубы связавши в плот,
Надежду с отчаяньем сплавив,
В осеннюю реку вступил народ,
Могилы отцов оставив.
(Мужик если дома, то сплавишь дом,
А можно ли взять могилы?
колодец и улицу, дуб с прудом?
Места, что до боли милы? )
Уходят под слёзы, под стон полей,
Садятся на плот и в воду.
Столица их гонит: скорей, скорей!
В судьбу, да не знавши броду.
Сплавляются горько. Зачем? Куда?
Кто ждёт их в земле чужбинной?
За ними вода, впереди война-
страдания список длинный.
А если уж мужа война взяла
И руки детьми тяжелы
Какие тут сборы, дома, дрова?
Какие плоты-гондолы?
Таких сотня тысяч пустилась в ночь.
По окнам чужим стучаться…
Как эту картину нам братцы смочь
Понять, да в уме остаться?..
В рассветном тумане, в холодной мгле
Навстречу тяжелой туче,
Плывёте чужие в родной стране,
Немы и могучи!
6
«Китеж».
«Святая Русь покрыта Русью грешной,
И нет в тот град путей,
Куда зовёт призывный и нездешний
Подводный благовест церквей.»
(М. Волошин «Китеж».)
В тех местах, где князь Юрий врагом убит
Настоящий затоплен Китеж;
Под морскою водою Молога спит.
Поминальные свечи, светите ж!
Чтобы память людей, не жалея сил,
Перед взором всегда б держала
Лица тех, кто веками здесь луг косил,
Землю, ту, что для них рожала.
Заливные луга, что весной в разлив
Насыщались тяжёлым илом.
И Мологи степенный речной изгиб,
Для земли нашей ставший Нилом.
Травы тучные, плёсы и солнца свет,
Монастырь (не один) и храмы,
И того, что не видишь, поскольку нет
Той картины…Есть дырка рамы.
В час закатный, по осени, выйдя на брег
Где- нибудь у песков Веретеи,
В горизонтном прищуре безоблачных век
Ты увидишь далёкие мели.
Ты увидишь мерцание призрачных стен
И церковных каскадов струенье.
Ты почувствуешь Родины сладостный плен,
Благодарность и успокоенье.
Низкий гул колокольный и блеск куполов
Затвердевшую душу наполнят
Чистым светом и радостью дивных даров.
И о самом высоком напомнят.
Ты поймёшь: рядом Китеж, и дальний закат
На воде оставляет дорогу,
Чтобы путник усталый – потомок и брат
НАД водою увидел Мологу!