Книга рассказов
ВОЗМЕЗДИЕ
В самом начале нулевых, ближе к вечеру, я зашёл в магазин электротоваров на медгородке, чтобы присмотреть себе телевизор подешевле. Пол года назад у меня бомбанули хату, забрали телек Самсунг и видак. Виноват сам, конечно, потому что бухал где-то самнепопню, а потом долго лежал там отвязанный. А хотел ведь на базар съездить купить куртку да встретил Редю, ну, и понеслась. Начали во дворе левой, как обычно, водярой, а как я на той блатхате очутился нихуя не помню. И в это самое время мои знакомые наркоманы, пацан и баба, сладкая парочка, которые уже выставили несколько хат в нашем раёне, сломали дверь моей квартиры 55 на втором этаже монтировкой и забрали телек с видаком, лишив меня основного развлечения. Понятно, что телевизор я редко смотрел, а в основном брал всякие клёвые фильмы, ну, там ужасники и само собой парнуху, на прокат.
Я, конечно, наказал уродов и от****ил их за всю ***ню той же монтировкой, когда немного отошёл от пьянки, только телик и видак мой они уже успели двинуть цыганам на Поляне, где торгуют наркотой. К тому же их вскоре прихватили менты и хорошо посадили.
Жить без телевизора и видака не интересно. Как будто ты в девятнадцатом веке. Всё так тихо, плавно. Книжки стал почитывать, даже Войну и мир до половины прочитал, и бухал довольно умеренно, потому что как-то спокойнее жить стало. Без этих ужасов, которые вечно на экране, что в фильмах, что в новостях. Не поймёшь толком, где круче. Уже порой сны от реальности не отличаешь, всё как-то смешалось в одну беспорядочную ****скую кучу.
Случилось эта трагедия весной, а к сентябрю я подсобирал деньжат (одна мне халтура перепала, о которой не хочу тут даже заикаться, потому что это чревато) и я уже готов был купить не дорогой телевизор. Если, конечно, думаю, не пробухаю нахуй весь баблос.
Зашёл я в этот магазин и стал на телики зырить. Их там много в ряды стоят и все почти показывают первую программу, по которой идёт передача «В мире животных». Покупатели меж рядов тусят, присматривают себе телевизор и смотрят на экраны. (Животные, гы-гы-гы на животных). Но на двух-трёх телевизорах показывают по НТВ какой-то вроде фильм-катастрофу захватывающий. Там самолёты падают на небоскрёбы в Нью-Йорке. Несколько минут я внимательно следил за событиями. А вот уже один самолёт кружит над Белым домом… И тут вижу значок CNN внизу и надпись Live. Да неужели?
Я воткнулся и долго ещё взволнованно пялился на экран. Вот это шоу, когда ещё такое увидишь живьём. Странно, что никто из посетителей вообще не обращал никакого внимания на происходившие за океаном трагические события. Да им, верно и по фигу это было, козлам, которых волновали в этой жизни одни лишь сраные телевизоры и прочая ***ня. Только одна старушка неподалёку от меня, вся такая из прошлого века, произнесла задумчиво: «а ведь американцы в войну нисколько не пострадали». Типо вот теперь и пришло, наконец, за всё возмездие.
ТРИ ТОПОРА
Работаю нахуй охранником. Сижу я нахуй***** в своей будке на верхатуре и зырю ****ьнахуй по сторонам *****. То ***** одним глазом в телек – там ****аврот ****ятся, удирают, догоняют, ловят, пытают, линяют, нахуй, стреляют *****, убивают, членят нахуй…
Вот вижу,нахуй, подходят к забору две местные тётки, нахуй*****, и тащат ****а газовую плиту сдавать ****ь на металл. Бабы нахуй тут на раёне вабще нахуй***** интересные – вроде одеты чистенько нахуй и по местной моде *****, но нахуй рожи до того ***** нахуй испитые, что кажутся нахуй прям нахуй инопланетянками. Какие-то нахуй розовые, жёлтые, голубые, зелёные и оранжевые нахуй ряхи *****. Кричат нахуй***** мне, чтоб принимал нахуй железо. Одна ещё кое-как на ногах держится, хотя штормит её неслабо в девять часов нахуй утра, а вторая с фингалами на морде прям падает нахуй после кажного нахуй слова. Почём, мол, ***** нахуй черняшка? Ёбанаврот? Спрашивают. А я не могу нахуй принимать: шеф нахуй в запое, а бухгалтерша *****, Юлька, собирается рожать нахуй, у неё ***** уже пузо до самых ушей нахуй, и на работу нахуй уже второй нахуй день не выходит и денег ***** нет совсем. Кричу нахуй тёткам, что не могу нахуй ***** принять. Те у меня нахуй спрашивают: а как же нам ***** похмелиться? Нихуя борзость нахуй. Отвечаю ёбанаврот, что нихуя не знаю *****. Не моё дело нахуй их ***** хмелить. Тогда они вабще ***** нахуй совсем охуевши просят: дай ты нам нахуй тридцать рублей. Откуда нахуй, я им отвечаю. Как будто я нахуй тут мильоны получаю нахуй, еле себе на «Три топора» хватает. Ну нехуя себе ***** заявки.
Нихуя ****ь этот который нахуй тока откинулся устроил разборки ****аврот и всех нахуй врагов, которые его сдали и подставили замочил из акаэма ***** нахуй… пятнадцать нахуй трупов…
А эти бабы нахуй местные ну ****ь борзые… Тут ещё один водила работал, недавно из Чечни нахуй, Санька нахуй. Пару недель проработал нахуй и ушёл в запой. Только нахуй Юльке позвонил нахуй, что отравился консервами, а ночью, часа ***** в два, приходит нахуй и кричит мне ****аврот такой весь расстегнутый и растрёпанный, мол, ***** нахуй дай мне, орёт нахуй, тридцать нахуй рублей. У него нахуй жёнка помёрла от водки нахуй, и он теперь по всему раёну бродит и ищет нахуй на вино «Три топора», которое тут в кажном ларьке продаётся. И днём нахуй и ночью *****. Не дал нихуя нахуй, потому что *****нахуй им тока раз нахуй дай, они потом будут приходить просить нахуй и днём и нахуй ночью. Что я ***** нахуй их ****скую натуру нахуй не знаю чтоли *****?
Тут, кстати, нахуй в будке столько всякой старой одежды и нахуй обуви осталось ****аврот от работяг, которые ****ь ушли в запой нахуй и больше нихуя не вернулись нахуй, что можно пол города бичей одеть нахуй. А хули вынести на улицу и устроить нахуй сэкондхэнд бля все вещи нахуй по пятёрке. Тоже нахуй мысль. «Три топора» щас тридцатник нахуй стоит.
… ну, нехуя себе ****ь этот ментяра бандюков захуячил.. крутняк нахуй…
Часам к одиннадцати пришёл нахуй водила Виталик, который вместо этого Саньки нахуй, который нахуй в Чечне нахуй воевал, а поэтому нахуй как шеф ****ь говорит, непредсказуемый, и рассказал, что возле танка, где нахуй ***** стоят нахуй минетчицы да ещё нахуй недавно нахуй упал самолёт ***** и все пассажиры нахуй погибли,(потом нам оттуда железа нанесли ужас много *****) джип нахуй чероки сбил проститутку, которая ***** переходила нахуй дорогу. Сама баба отлетела нахуй метров на двадцать, а туфли ***** остались на асфальте нахуй. Я нахуй предположил, что это нахуй какой-то нахуй чел ***** шкуре отомстил за то, что плохо отсосала или заразила его нахуй. Виталик нахуй согласился и добавил, что на бампере большая вмятина нахуй осталась, так как гнал мужик на большой скорости *****.
…. И тут нахуй эту ****ь девку в ****у похитили и требуют выкуп, а она *****нахуй перегрызла верёвки и этих придурков нахуй из их же автомата…
Тока мы нахуй с Виталиком кофе нахуй попили, поднимается в будку нахуй Михалыч. А ****а нахуй. Давненько мы его не видели. Весь побитый нахуй, исхудавший ****ь. И рука нахуй порезана. Оказалось, что он пьяный в стекло битое нахуй рухнул мудила *****. Ну нахуй мужик блянахуй полгода в запое нахуй был и шеф ему нахуй так и не заплатил ёбана, а теперь ***** и сам в запой ушёл. Михалыч нахуй взял «Три топора» с горя и нахуярился нахуй, чуть живой уже.
Дёма, который часов нахуй в пять утра припёрся, потому что нахуй девку нахуй сюды куда-то в раён ночью провожал, рассказал, что шеф ****аврот у себя в доме в деревне Сенная бухает нахуй с Индейцем. Ему Индеец второй этаж делает для бильярдной нахуй. Они уже двадцать бутылок «Три топора» выпили нахуй и ****ь заказали нахуй шлюху по вызову. И девка у шефа уже вторые сутки зависает нахуй и уезжать нахуй не собирается *****. А ***, денег у шефа немерено нахуй, он меньше сорока тыщ за запой *****нахуй не пропивает.
… во ****ь оборотни скока ментов положили, но после и до них нахуй добрались…
Дёма нахуй допил вино нахуй «Три топора» ****ь, которое со вчерашнего стояло, потому что уже тут никто нахуй не мог пить, и пошёл спать к собаке Титану. С ним, говорит, как-то теплее. А то он за ночь пока девку провожал замёрз очень да ещё ему акамулятор на ногу нахуй упал при погрузке. А если что, у Дёмы с собой завсегда ттэшник на всякий случай. Собака этот нахуй, кстати, что-то совсем плохой стал в последнее время, всё больше лежит нахуй и всё ему ***** похую. Или бегает вот-вот цепь сорвёт и лает как ****утый. Они собаки ***** непредсказуемые нахуй, я лично их ***** опасаюсь.
Тут по телику показывали нахуй вчера, как собака одну бабу ****ь съела, потому что та *****нахуй за пьянкой перестала её кормить. Конечно нахуй никто ж Титана не кормит, все бухают по-чёрному, а этой кавказской овчарке жратвы надо дай да нахуй дай. Я сам *****нахуй боюсь как бы она нахуй меня бля не съела. (Шучу нахуй, хотя нахуй какие там шутки).
… Нихуясебе нахуй. Этот мент, который с бандитами связан пошёл в сауну, а ему там кауфилина подлили в вискарь и положили нахуй в парилку, и он ****ь сдох ментяра, потому что он нахуй бандюкам ненужный нахуй стал…
Михалыч нахуй от кофе отказался. Говорит, что врач нахуй запретил, мол, нахуй на сердце ****ь плохо влияет. Как будто «Три топора» хорошо нахуй на сердце влияет. Гы-гы-гы. Даже Виталик нахуй засмеялся. Он нахуй таджик наполовину и мужик нахуй серьёзный. Хочет нахуй свой бизнис открывать, но ***** как только денег насбирает, сразу все нахуй пропивает.
Так что, ****аврот, делать будем, Михалыч нахуй спрашивает, и сам же нахуй отвечает, что раз шефа нет нихуя, то надо опять пить. Вот как раз и Лёха-грузчик пришёл из Лаваша с тремя ****ь «Тремя нахуй топорами». Мы выпили нахуй и начали разговаривать. Я рассказал как вчера с Андрюхой нахуй одели «Три топора» пять штук, потом ещё баклажку Жиги и после мы ещё подкурили травы и нахуй пошли в парк на русские горки ну ***** ужасы там я ебу нахуй.
Михалыч тему открыл про Гитлера нахуй, почему он нахуй усы не брил нахуй, а потому что боялся нахуй страшно порезаться. Виталик ругался насчёт шефа нахуй, что тот постоянно наябывает нахуй на деньги, и что он скоро отсюда съебёт нахуй на другую работу или своё дело откроет, а Лёха (он злой пацан) после второго стакана на Михалыча нахуй наехал из-за того что тот, когда в Курск ездили на КамАЗе сдавать акамуляторы, ему всю дорогу спать не давал своей ****ёжью, а потом облевал всю кабинку и обоссался в оконцовке. Михалыч, правда, и у меня в будке сколько раз отключался нахуй. Тогда нахуй не знаешь, то ли железо охранять, то ли за Михалычем смотреть, чтоб он не обоссался. Зачем мне здесь в коморке вонь ****ьнахуй?
Так мы нахуй ****оболили, пока голодный Титан нахуй не оторвался и стал бегать по двору, а мы начали его нахуй ****ь ловить.
НУЛЕВЫЕ
Одно время, в начале нулевых, я частенько захаживал в кафе «Заря», где всегда заседали какие-то знакомые рожи, и можно было выпить, даже не имея в наличии никакого бабла. А со мной такое случалось довольно часто. Меня звали тогда Хлудов, так как я был внешне похож на одноимённого генерала из фильма «Бег». Врач-хирург-психиатр Пиф любил пошутить по этому поводу, что, мол, когда у меня взгляд остановится, то всем в «зорьке» будет полный ****ец.
Кстати, однажды этот лепила, который сам бухал довольно конкретно, завёл меня в наркологичку на Соболева и показал там клиентов в связках. Подходит к одному и спрашивает: ты, мужик, где сейчас находишься? Тот отвечает: как где? На базаре, водку пью. Потом Пиф у второго клиента спрашивает: а ты мужик, что сейчас делаешь. Тот бля отвечает, что, мол, сидит в гостинице, ждёт когда друзья водку принесут. Ну, я хоть до связок ещё не дошёл, а был где-то близок к этим невменяемым челам. Поэтому за правдивость своих слов и по сей день нихуя не отвечаю
А пока я охуевал, как хотел. Пил с кем попало и напивался так, что на следующий день ничего не помнил или наоборот вспоминал то, чего нихуя не было. Спрашиваю потом у своих ребят: было такое? Отвечают: нет. Нихуя не было, пошёл ты нахуй, Хлудов, придумал, ****ь какую-то ***ню. Многие тогда бывшие друганы мною брезговать стали из-за моего непристойного поведения и затрапезного внешнего вида. (Теперь все они, в основном, склеили ласты). Да мне всё это было абсолютно по барабану. Выпить с кем всегда найти можно. Однажды я пил даже с чукчами возле вокзала. Эти два чела, кстати, оказались очень слабыми на водку. Распили мы твсего одну белую на троих, я тока слегка захорошел, а ****ых чукчей так вставило, что они устроили прямо на привокзальной площади типо нанайскую борьбу, катались по ней как хотели, а после стали бросаться камнями в проходящие мимо тачки. Тут я их и покинул, потому что хоть и сам беспредельщик по жизни, а только ну её нахуй лишний раз в ментовку залетать с охуевшими напрочь уёбками.
Чего я оказался тогда в итоге на вокзале тоже не знаю нихуя. Я там часто почему-то оказывался. Помню вечером пил у Тухлого, который ещё не бичевал, жил с мамкой (батька уже кажись помер у него в дурдоме, из которого в последнее время не вылазил). Это когда мать у него умерла, Тухлый слил по бэрому хату и круто забичивал. Кстати, я думал, что он сдох давно, а тут на днях парнишка мне попался на улице и попросил даже закурить. Видок, конечно, у чела ещё тот. Весь грязный побитый сильно и ноги больные, еле дыбает. Но дыбает же на зло врагам. Крепки наши люди, этого у них не отнять.
Одним словом просыпаюсь утром на лавке у вокзала и вижу, что уже трамваи ходят. А народу на остановке – гаси свет. Белорусы приехали товар продавать. Ну, я ломлюсь в заднюю дверь, и рядом белоруска трётся с двумя, как говорила моя боевая подруга Лариска, чумоданами. Просит: помоги, малец, хотули занести. Я бля беру чумоданы, торгашку пропускаю вперёд, и тут вагон трогает. Я стою с этими чумоданами, как идиот, и не знаю, что делать. Рвануть что ли через ж-д мост, но следующая остановка недалеко, и не факт, что удастся сдёрнуть от погони. Принимаю быстрое и единственно правильное решение вернуть вещи и получить алкогольную награду. Бросаюсь за трамваем. Он перегружен торгашами, идёт медленно, так что я вполне успеваю добежать до следующей остановки и отдать бабе её вещи. Та благодарная мне охуеть просто. Еду с ней до базара, где она меня поит водкой и кормит салом. Всё удивляется походу, что есть же ещё у нас такие порядочные люди. А хули, бывает.
Я раскумарился за чуток и решил продолжить уже в центрах. Бульбашка к тому ж мне с собой ещё бутылку дала. Добрые они иногда, хотя и тупорылые. В «Заря» наткнулся на Вовку Протеза, легендарного уголовника с Бакунина. Он до пятидесяти лет из зон не вылезал, а потом завязал и теперь нарезал круги по центру, высматривая кто б его хмельнул. Заходил тоже и во всякие заведения. Протеза здесь многие знали и уважали. Так что напиться ему была не проблема. Пока он однажды не завалился у шахматного клуба в бывшей кирхе и откинулся навечно.
Вот я нарисовался с этой бутылкой в «Заре». Выпили мы, и Протез опять начал про свои столыпины. Это мне слушать уже надоело, хочется бля догнаться. И были у меня часы абсолютно новые или, как Протез говорил, нулЁвые. Подруга эта Лариска подарила по пьяни на день рожденья. Я с ней одно время тусил, пока не кинул, как обычно, через болт. Она злилась тогда, падла, потому что имела на меня неслабые виды. Мужик у неё спивался напрочь, и она хотела выгнать мудака из его же хаты, а меня взять. Баба хоть и не глупая была шкура и неслабо поднялась тогда на торговле мясом, но понять не могла, что я такая же пьянь, как её этот долбоёб муж, пока я не завязал с ней конкретно. А после ****ь поняла, и то до того обозлилась, что даже десятки мне не дала, когда я помирал раз с бодунища. Да и *** с ней овцой ****ой, как говорится.
Ну, сдал я нулЁвые этой козы котлы кому-то в «Заре», выпили мы ещё с Протезом, и тот стал отъезжать. Просит, чтоб я его на Бакунина доволок. Только я не любитель пьяных до дома тащить. Там ещё можно на ****юлей от родственников нарваться вместо благодарности. Но тут Пасева как раз нарисовался, ешё один уголовник. Он сам на Бакухе живёт и Протеза очень уважает. Он Вовку и потащил до хаты.
А я посидел в этой «Заре» некоторое время в полном одиночестве. И уже трезветь начал, как вдруг вваливаются совсем навзничь две мои знакомые чувихи. Обе нулевые, то есть никакие. (Кстати, через полгода девки спились и сбичивались действительно в полный ноль. Грязные стали и вонючие. К ним даже подходить было уже заподло). И что характерно при башлях. Выпили мы очень чётко, я взбодрился за всю ***ню и потащил девок к Мартову. Он благо один жил и недалёко на Крупской. Этот чувак меня уважает, сразу стол накрыл неслабый и порнуху поставил. Я ему потом, когда вмазали, говорю, чтоб любую из нулевых выбирал. Он взял ту, что похудее. Через три дня встречаемся с ним, он говорит: у тебя всё нормально, Хлудов, с конца не капает? Отвечаю, что всё ништяк. А у Мартова оказывается трипак от этой шкуры. Ну, ко мне претензий, конечно, никаких. Я ж ему предоставил право выбора. Тут русская рулетка.
ПИДЕРСИЯ
Я
стоял на подножке вагона мчащегося в ночи поезда и стучал что есть силы в наглухо запертую дверь. Никто не открывал, я всем был похую. Шел снег, лупил по щекам каленым. Крепчал ощутимо мороз. Рвал долой последнюю одежду злой ветер. Я без куртки и шапки. Все теплые вещи остались в купе. Голыми руками держусь за заледеневшие поручни. А скорость поезда все увеличивается, хоть и так кажется, что шибче уж некуда. И прыгает бедное сердце от промерзших пяток к застуженному насмерть мозгу. И наоборот. Только мелькают мимо стремительно, как в сознание пьяного или обдолбанного чела, плохо освещенные полустанки, на которых, увы, не останавливается этот ебнутый скорый. И я понимаю вдруг отчетливо, как холодным клинком под ребро, что на этот раз погиб окончательно. Не будет мне спасения. Все, ****ец, думаю судорожно. Кончено со мной. Мороз по коже и искаженной задубевшей роже. Сжимаются от неотвратимой беды бедные яйца. Сердце готовится к последнему прыжку. На память приходит все самое трогательное. Деревенею, бьюсь лбом о закрытую наглухо дверь. Сверху откуда-то слышу металлический голос: «допрыгался ты, пацан, хана тебе теперь». «Что б у вас *** на лбу вырос!» - кричу пидорасам в холодную мглу. «Да чтоб ваш адский поезд сошел с рельсов и ****улся на хуй под откос вместе со всеми там хуесосами, пьющими в тепле чай, борматуху и жрущими поганую колбасу».
Я очнулся очень резко, будто кто сильно толкнул меня в бок. Увидел перед собой комнату, покрытую инеем. В открытое окно задувал холодный осенний ветер. Доносились крики ворон и галок с близлежащего кладбища. Напротив меня на добитой койке спал и громко храпел товарищ по вчерашней поддаче. Этот мужик с рожей убийцы пригрел меня нынче ночью. Есть все-таки нормальные люди.
Я прикрыл окно и стал будить хозяина жалкой комнатушки. Звали его Потап, я припомнил с большим трудом. Еле-еле растолкал мужика. Он мычал и строил отвратительные гримасы. Бормотал что-то невнятное, но явно агрессивное. Плевался, матерился по-черному, грозился заразить меня туберкулезом. Обещался, наконец, прибить меня, волка позорного, зарезать и выкинуть на помойку. Велел мне разбираться... То есть, убираться на *** из его дома. Постепенно, однако, успокаивался. Скатывался на пол, гремя костями, так что дрожал этот чуть живой домишко. Казалось, он вот-вот рухнет. А Потап вставал в свой недюжинный рост. Приоткрывал свинцовые веки, фыркал, сморкался, откашливался с мокротой и кровью, передергивался всем телом. Стоял передо мной, как спал, в рваных черных матросских штанах и вылинявшей тельняшке. Соображал мужик что к чему.
Мы ощущали страшный холод и потому грелись на маленькой и оттого вдвойне уютной кухне. Включили газ на всех комфорках, курили теплую Примку, которую Потап, даже в дымину пьяный, не забыл положить на батарею, перед тем как окончательно вырубиться. Оба мы понимали, что неплохо бы похмелиться. Вот только чем? Стоял в полный рост проклятый вопрос. Нас колотило и мутило. Скорябало по всему телу. Раздирало на части и кидало по разным грязным давно не метеным углам кухоньки. Наконец, мы собрались с остатками жалких сил и отправились за вином на удачу. Может, попадется знакомый карифан при башлях. И выйдя на улицу, сразу обратили внимание на обилие траурных флагов, что весьма соответствовало нашему мрачному настроению. Я даже приободрился немного, мне это было как бы в кайф.
- Кто-то из больших начальников дуба дал, - сказал Потап задумчиво. - Точняк. – И даже взгрустнул, вроде. В душе он был довольно добрый мудак, несмотря на зверскую рожу.
Честно говоря, нам было абсолютно по херу, кто из высокопоставленных ***плетов склеил ласты. У нас внутрях все дрожало, плясало и гудело, как на ****ских именинах у какой-нибудь зачуханной ведьмы. И только когда конкретно упали на хвост одному знакомому, Большуну Мишке, который купил сразу шесть штук бормотушки «Осенний зад», чтоб не показалось мало, и выпили по стакану, сидя возле горячей батареи в туалете, где работал этот старый хрыч, а потом повторили, чтоб догнаться, и затянулись Примкой, осведомились всё ж, наконец, кто из правящих нами долбоебов откинул копыты. Отвечали нам почему-то шепотом, что никто иной, как сам Брежнев Леонид Ильич и есть тот важный покойник. А ведь казалось, что этот долпоёп будет жить вечно, хотя и смотрелся вечно едва живым.
«Ой, ****ь», - подумал я, капитально захорошев после третьего грибатого, который уже одевал за упокой души. (Чтоб ему, падле, земля была колом). Я понимал очень отчетливо, что кончилась целая эпоха, и все наше миропонимание как бы сразу пришло в негодность. Хотел даже загрустить слегка. Однако Потап резко оборвал мое хлипкое настроение логикой железного человека.
- *** с ним, - проговорил он сурово и выпил всю бутылку из горла. За пять секунд буквально. Знал мужик точно, что нельзя давать слабинку в этой ****ой жизни, иначе тебя как пить дать заплюют, обосрут и затопчут окончательно.
Я же, молодой еще, все же задумался о жизни, прошедшей при роже Брежнева на экране телика. Вспомнил все, о чем молчали мы эти годы и о чем базарили с карифанами на крохотных кухнях за бутылкой червивки. Короче, ***во мне стало, но не плакать же Потапу в фуфайку. Она у него вся пропахла керосином. Все мы помянули Пахана молча, думая о своем, выпивая по очереди из одного хрущевского стакана. Между тем, смеркалось, не успев как следует засветить. Погода стояла уже который день смурная. Нет чтоб светануть солнышку хоть бы на краткий миг. Ни хуя подобного. Свинцовые тучи нависли над нами, наверное, надолго. После четвертого стакана я крепко задумался, обнимая теплую батарею, как любимую женщину. Шибануло в нос острым запахом мочи, и я скользнул мыслью в далекое прошлое, когда эра почившего в бозе генсека только начиналась.
***
Я гулял темным вечером, как всегда один, по почти безлюдной улице. Плохо одетый, запущенный, никому не нужный, агрессивный подросток. Уже стремящийся в дурную компанию, где пьют, воруют, ходят с ножами и порой пускают их в ход. Только что расставшийся с девчонкой, которую прижимал к забору и делал с ней то, что строго запрещалось в школе и дома. Чуть не попал ей, сучке, в эту узкую щелочку между ног, но она так дергалась, дешёвка, что я промазал, и в итоге моя малафья залила ее полуснятые трусики и густые волоски бодрой ****енки... И вот как-то случайно, слово за слово, познакомился с модным молодым человеком старше меня лет на десять. Его вид был носат, насмешлив и надменен. В то время таких типов называли чуваками. Желтое верблюжье пальто, узкие синие брюки-дудочки, остроносые туфли-макасы на высоких каблуках. Курит иностранные сигареты «Джебл», которые так просто не купишь в обычном ларьке. Мы разговорились постепенно на актуальную тему - смена главных фигур на кремлевском олимпе. Чувак резко и громко на всю улицу, пугая редких итак зашуганных пешеходов, утверждал, что свинья Брежнев ни чем не лучше борова Хруща. По ходу он ругал все советское, в том числе и наших баб. Типа того, что все они курносые, толстые, кривоногие и неопрятные. Ему, например, с ними противно общаться. Потом он купил бутылку портвейна и мы пошли в туалет, чтобы приговорить ее там за знакомство. Пили по очереди из горла. Чувак все больше возбуждался. Говорил, что нигде не работает и не собирается, еще чего, пахать на ****ую систему. Утверждал, что жить после тридцати не интересно. Поэтому нужно прожигать жизнь как можно круче. Советовал мне подобрать себе прикид получше. Ведь я симпатичный пацан. При этом он прямо ел меня своими карими маслеными глазами. А когда я пошел поссать, он стал рядом и не отводил глаз от моего члена. Я уже начал кое-что подозревать, а чувак и говорит: «слушай, пацан, подрочи, а?» Тут я, наконец, конкретно въехал. Да он же пидор! Мои блатные дружки предупреждали меня, что если выпьешь с таким, сам становишься еще хуже. И как только чувак попытался меня обнять, я схватил уже почти пустую бутылку, разбил ее о батарею и розочкой въебал ему в горло.
«Да, ****ь, хватает в этой жизни пидарасов, козлов, жлобов и прочих уродов», - додумывал я уже в мрачном настоящем, сидя возле тёплой батарее, смоля примку и прислушиваясь к мудрым речам пьющих из горла мужиков.
КРЫЗИС
Пусть сильнее грянет кризис! Горький-Емелин
«Да что нам этот ****ый крызис…» Думал я и шёл по Краснинскому шоссе – то ли куда-то, то ли откуда-то. Не суть. Проходил мимо боулинг клуба, где любит порой оттянуться центровой персонаж Вакуня, фирма которого ещё, кажется, не сдохла, потому что буквально вчера видел, как он вместе со своим неразлучным друганом Батей шёл с работы в Бистро, где у Вакуни открыт кредит на спиртное.
Минуя воинскою часть, я увидел идущую навстречу мне обыкновенную такую бабу в синем плаще-накидке, зелёных штанах, заправленных в валенки и с папиросой в зубах. Идёт такая в наглую развалочку и уверенно перед собой зырит глазами навыкате. Ну, думаю, тварюга. Поравнялся с ней и въебал прямо в пятак. Вырвал изо рта у неё папироску и с удовольствием закурил.
Шёл дальше тихой берёзовой соловьиной рощей и вспоминал, как отлично встретил Новый год. Буквально за пару часов до праздничного боя курантов мы по традиции гуляли с другом по центру города и бухали в самых стрёмных местах, где нас легко могли повязать менты. Им похуй новый год, у них план по штрафам и премии за количество задержанных бухариков. Но мы рисковали и пили то перцовку, то медовуху, то просто водяру. Кстати, пусть не ****ят некоторые эстеты, что «Велис» ***вый напиток, от которого якобы люди слепнут. Врут всё пидорасы. Это очень даже неплохая водка, не хуже любой другой.
Меня периодически накрывало неслабо и порой пробивало на воспоминания. Самое яркое в прошлом году это, конечно, когда летом на меня возле шестой школы напали три собаки, всего покусали и оторвали телефон в футляре. Собачий гопстоп называется. Сейчас наркоманы специально тренируют своих собак на мобилы. Вот какая ***ня у нас творится, а вы говорите крызыс. Бродячих собак вообще развелось ужас как много. Сегодня, например, всю ночь лаяли под окном и спать не давали. Они щас вообще оборзели, сцуки, и тусуются в самом центре возле Шахматного клуба. Ждут, наверное, сучары, когда люди полностью ослабеют от недостатка пищи и начнут падать на землю. Вот тогда псы конкретно и пожируют.
Ещё одно приятное воспоминание – приезд из Питера моих друзей Гриши и Наташи, которые неоднократно приезжали ко мне, когда я жил в Москве. Они и на этом раз привезли с собой канистру коньячного спирта под названием «Груз-200», потому что покупают его в магазине того же названия, где продаётся конфискат с таможки. Жрачку там, говорят, покупать нельзя, можно сдохнуть легко, а пойло вполне приличное. От него конкретно глючит, но это и хорошо, не так ли? Пили сначала в «Старом мельнике», а потом уже ночью в «Миг-27», на Советской. Делали так: заказывали грамм триста самого дешёвого коньяка, быстро его распивали, а потом наливали в графин «груз-200». В итоге Гриша пошёл в туалет и упал. Наташа стала его вычитывать, он её ударил. Они разругались бля реально. Просто разбрехались. Наташа бросилась в арку, а Гриша стал ловить зачем-то тачку. Я пытался их как-то удержать – не получилось. Гриша уехал и попал в ментовку, Наташа неизвестно где провела ночку. Короче, повеселились на славу. На следующее утро я ещё, как дурак, привёл к ним в гостиницу «Уют», где они остановились, потому что там дешёвые номера, одного центрового Борю. Он, как обычно, помирал с похмелюги, и они срочно бухнули его коньячным спиртом из той же канистры. Борян выпил, сначала капитально пришёл в себя и долго чего-то трындил, а потом стал ходить кругами и обоссал всю гостиницу, лох ****ый.
Да много всяких интересных событий произошло. Год прошёл явно удачно, даже если брать во внимание только эти два ярких эпизода.
Гулял я гулял по Краснинскому шоссе и ближайшим соловьиным рощам, так никого больше и не встретил, чтобы оторваться конкретно. И пошёл нахуй в Бистро. Этот клуб одиноких сердец, как называет его тот же Вакуня. На его пороге, кстати, в прошлом году умер известный в городе музыкант и похуист Стас Горобко. Он устал от беспросветной жизни и как чувствовал, что вот-вот ****ёт этот мерзкий крызис.
Но тут мне показалось, что я вроде потерял нить рассказа: начал-то, вроде, про новый год. Ну, да, пили мы с друганом пили в разных местах центра, а потом вообще обнаглели и стали ***рить из горла прямо возле Оленя или Осла на Блони. Только по глотку сделали из горла – летят мусора. Оказывается, они тут кругом камер понаставили, всё снимают, а мы и не знали, лузеры, отстали от жизни. Повязали на время и записали данные, чтоб потом оштрафовать.
А что нам, блять, тот крызис, которым нас кажный день по телику пугают? У нас же и так он постоянно, сколько мы себя помним. Не так что ли, мужики?
После того как мы эту медовуху добили, деньги у нас резко скончались. Но Шахновск он ведь тем и хорош, что тесный, как твоя деревня, и знакомых всегда, как грязи. Особенно под Новый год все бегают, суетятся. Чего-то резко покупают в последнюю минуту перед боем курантов – бухло там или жрачку. Им крызис, кажись, похую. Одного другого встретишь – вот тебе и бутылка. В итоге друг отъехал, а я пошёл ещё в «Миг-37 или 44», на Советской, и выпил уже не помню чего. Заболтал там с одним нормальным, вроде, пацаном насчёт девушек к праздничному столу, хотя денег уже практически не оставалось да ещё официантки с****или у меня кошелёк. Какой там стол. К счастью, насчёт телок у камрата ничего не получилось, а я так окривел, что не помню как дошёл до дома. И сразу вырубился – и Новый год не встречал. Ну его нахуй. Так вабще и делают щас все нормальные мужики. Я-то отлично знаю, потому что часто общаюсь с людьми исключительно по бухлу. А крызис в ****у. Похую мороз.
ТЁПЛАЯ КОМПАНИЯ
Утром просыпаюсь с мыслью, что денег опять ноль, а выпить как-то надо обязательно и очень срочно. Встаю, умываюсь, одеваться, слава Аллаху, не надо, потому что завалился вчера в одежде как пришёл вечером непомню воскока, и выхожу на улицу. Мороз крепчает, а у меня, как закон подлости, молния порвалась на штанах. Всю дорогу расстегивается. Пока дошёл до «Зори» или того что от неё осталось, чуть яйца не отморозил. В кафе нихуя никого нет: все ещё не проснулись, наверное. Что делать. Еле-еле наскрёб на маленький стакан пива. Пытался разговорить и развести барменшу насчёт крызиса, но та не повелась, ****а тёртая. Говорит: да у нас эти крызисы всю жизнь, мы привычные. Что-то типа такого она мне ****анула. Тогда я её прошу, хоть сам понимаю, что бесполезняк, налить стакан в долг. Она нивкакую. Что ты, говорит, я однажды одному дала в долг… до сих пор несёт.
У этой дуры, кстати, которая за стойкой было два мужа и оба умерли от водки. Причём первый ласты склеил, потому что она не дала ему похмелиться, а второй – крякнул, потому что дала. Да, не судьба, размышлял я, глядя в окно на совершенно пустой, как вымерший, город. Уже третий или четвёртый день, я уж со счёта сбился, народ гуляет. Наверное, подустал малость. Ничего, скоро начнут выползать. Город-то тесный, кого-то точно встречу. Как-то летом я вот тоже вышел в центр без копейки денег и ***во мне было нетто слово. Подыхал короче. И никого, блять, как закон подлости. Тёрся возле «центрашки», думал кто-то всё ж появится, но никого знакомого, хоть умри. Так стою, только сигареты, как идиот, стреляю у прохожих. Некоторые дают всё ж, не все ещё окончательно скурвились и ожлабели. И тут злость меня взяла на весь ****ый белый свет. Думаю: нихуя не уйду отсюда, пока кто-то не подойдет с баблом и не бухнёт меня по-человечьи. Четыре часа ждал, поцаны, и всё-таки пришёл ближе к вечеру один малознакомый хлопец при башлях. Зато как он меня похмелял… это сказка. Мы классно посидели с ним в той ещё культовой «зорьке», нажрались само собой и сняли клевых тёлок. Поехали к нему на хату и там оттопырились по всей программе.
Да и вчера, вроде, неплохо масть пошла. Поначалу обычно, как закон подлости, полный голяк. Бегали с Лёнькой, терским казаком с Фурманова, по всему центру, как конченые идиоты. Нихуя никого нет. Да рано ещё было, все спали пока. Одного Вакуню, наконец, встрели на Маяковке с фингалом. Ему накануне в Бистро кто-то нарезал. Он, Вакуня, чел бесбашенный и пьяный вабще ничего не соображает. За языком не следит. Гонит своё-чужое и порой нарывается. Ему вабще не везёт иногда по жизни. То на гопстоп нарвётся, то просто так не за *** получит ****юлей и ходит на новый год весь красивый.
Вакуня нас хмульнул зачуток, только у него денег не особо и настроение не очень, хоть он фингалы и кремом намазал. Одно его радовало, когда выпили по сотке в той же задроченной «зорьке», что украине, наконец, отключили газ. Это и других мужиков как-то бодрило, когда мы с Терским каких-то знакомых встрели у пивняка, что возле кафе «пионерское», которое ещё "селёдкой" называют, рядом с кинотеатром Октябрь. Мороз крепчает, пиво холодное, у меня ещё эта ширинка не застёгивается нихуя, продрог немного, но базар за то, что украину отключили от газа и хохлы там мёрзнут, как цуцики, конечно, бодрил и ниибацца согревал. А тут кто-то из знакомых харь притащил баклажку нашего рабоче-крестьянского портвешка номер 72 за двадцать девять рублей. Настроение ещё больше поднялось. Ёбнули мы с Лёней Терским по стакану тоже, братва ж она завсегда поделится пойлом и не даст своим умереть от жажды. Выпили, говорю, только это ж капля в море и слону дробинка.
Постепенно мужики, которые нас хмельнули, рассасались, и мы снова с Терским вдвоём остались. Нарезали ещё пару кружков по центру – опять порожняк полный. Что ж делать? Уже отходняк опять начинается. Нырнули в закусочную на Тухачевке, куда я вабще-то остерегаюсь заглядывать, потому что должен там рублей пятьсот. Но состояние было такое, что поебать на всё. Да и там никого, кроме каких-то упырей, которые угрюмо ***рють свои сотки в одно жало и из-под лобья криво на тебя зырят. Короче, палево, облом и измена.
И вот идём мы с Терским уже такие понурые и склонные к пессимизму, хотя по натуре оптимисты оба, у меня ещё ширинка эта заебался уже застёгивать, и вдруг я вижу возле кафе на Докучаева знакомую башку жёлтого цвета. Никто иной там как Клюгер рисуется, а рядом, как обычно, Борян, Влад и ещё кто-то из знакомых харь. Чувствую я, что теплеет, вроде, хотя на улице мороз уже под сорок градусов. Подходим с Терским, поздравляем братву с праздничком и интересуемся сразу, как у них насчёт вмазать. А они без разговоров на вход показывают, типа заходите, присаживайтесь. Ну, мы сразу в тепло нырнули – там, бля, стол накрыт и ломится от водки и закуси. Я сразу ёбнул фужер водяры и с большим удовольствием заторнул солянкой из Владовой тарелки. Чуть её полную не съел так на жратву пропёрло, потому что бухал-то уже семь суток, а ел очень мало. Да ещё давно уже мечтал соляночки поесть.
Ну, и пошла масть короче. Оказывается Влад банкует. Он типо хату слил и типа её резко пропивает. Бывает. Влад он чел бесбашенный. Закончил иняз, но по профессии ни дня не работал, зато бухает день в день уже не первый год. В Париже побывал, только там ничего не помнит, так как нажрался в первый же день приезда, а потом бегал по городу и кричал: едут-едут по Берлину наши казаки. Сидели мы в этом кафе на докучаевке довольно плотно. Если бутылки на столе кончались, Влад резко давал денег – типо, да наты! - и кто-то сидящий с краю шёл к стойке за пойлом. И как хорошо было посидеть в такой тёплой компании. Такое ведь теперь не часто бывает. Больше по праздникам. Базарили *** знает о чём, как обычно, но разговор был приятный и все ж свои кругом, одна шобла-ёбла. Нет, заебись, комраты, вот так хоть на Новый год посидеть со своими пацанами.
Потом постепенно пацаны отъезжать стали. Сначала Клюгер едваживучий стал себе такси вызывать, ему ж далеко на Лавочкина переться надо и никак не мог вызвать тачку, так пешком и поканал на автопилоте. Хорошо если не заснёт гденить по дороге, а то он любитель. А щас далеко не май месяц, когда и на Блони можно спокойно покемарить, пока не забрали. Тут Влад начал блевать прямо на стол. Борян тот вабще заснул и не реагировал на удары в плёчо и даже по тупой башке. Он не плохой пацан, но довольно смурной и быстро отъезжает. Другие тоже чего-то приуныли, только мы с Терским держались до поры. Лёня всё ж не выдержал в оконцовке, нервы то не железные на лохов кругом смотреть и слушать их левую ****ёшь. Задрался с кем-то из посторонних, а я чувствую, что меня накрывает капитально и пошёл до дома. Благо живу-то рядом.
Нехуёво, кароче, вчера погуляли, а вот сегодня мне не везёт что-то. Не пруха однозначно. Да рано ещё не вечер, все мужики пока бухие спят. Праздник же продолжается. А вабще надо пойти прогуляться по разным нашим точкам. Мало их в центре осталось, но есть ещё несколько. Так я рассуждал, сам себя утешая, и тут вдруг в кафе резко входит Наташа Смерть. Готичная такая, как обычно, но совершенно на удивление трезвая. Летит ко мне, садится и, не здороваясь, спрашивает: есть у тебя что-нибудь? Пока нет, отвечаю. – А будет? – она домогается. – Щас кто-нибудь придёт, Вакуня, например. Не ссы, Наташка, похмелимся.
У Смерти, вроде, надежда в глазах появилась, однако тотчас угасла.
- Я тебя расстроить хочу, - говорит и грустно так на меня смотрит.
- Ну, попробуй, - отвечаю, - может, мне полегчает.
- Ты Грека помнишь? Ну, парень у меня был двадцатипятилетний, у тебя ещё как-то зависали с ним?
- Когда ты ногу что ль у меня сломала?
- Ну, конечно. – И Смерть улыбнулась даже, но тотчас нахмурилась.
- Грек-то повесился.
- С какого перепуга?
- Да он пил где-то в компании и случайно пацана какого-то убил. А в зону больше не захотел, у него итак четыре ходки было. Повесился на велосипедной цепи.
- Изуверец, - заметил я и посмотрел в окно. Нет, надо валить отсюда. Под лежачий камень вино не капает. Надо пройтись по заведениям. Может, кто и ожил уже.
- Если сейчас срочно не выпью, - шепчет мне Смерть, - разхуярю нахуй эту ****ую «зорьку». Уже Грека помянуть не дают, скоты.
Тут я решил точно менять диспозицию и покинул Смерть.
БАБИНИЧИ
Начнём издалека. Я праздновал тридцатник и пригласил в кабак «Нива» несколько своих близких друганов, которые оказались в итоге козлами. Вот слушайте, что там было. Выпили мы, пошли танцевать с девчонками. Их много, они такие красивые и все не против, вижу, со мной загулять. Ещё группа играет знакомая под руководством Вовки, брата Светки Геры, с которой немало путешествовали по стране. Она умерла, кстати, недавно. Муж её, хромой Ильич, попал в больницу, а Гера забухала на хате. Кто там с ней пил, неизвестно. Выписывается Ильич, а в квартиру войти не может. Ну, попросил соседа через балкон залезть, благо у него второй этаж. Тот слазил и говорит, что Гера мёртвая лежит.
Но дело не в этом. Гуляем мы в кабаке по полной и тут я спускаюсь вниз покурить, а там три кабана стоят и на меня неправильные косяки давят. Я в эйфории, весь такой супер, и девки меня любят и всё вообще заибись, подхожу к ним и раз одного по ****ьнику. Тут они трое на меня напали. А дружки мои так называемые *** дёрнулись. Сам бился как мог. И оба же здоровые лбы. Но перессали, суки. Гандоны. Я с ними после этого никаких больше дел не имел. Вот так, пацаны, проверяется мужская бля дружба.
Потом я снимаю двух девок и двигаю к себе на Горку. Оттянулся с ними до утра и прогнал домой. Поспал часов до двенадцати, встаю, гляжу на себя в зеркало – а ****а. Под обеими глазьями по фингалу рисуется. Ну, надо ж хмельнуться срочно, только денег нет ни копейки. Все вчера с этими фуфлыжниками проссал. Что делать? Надо в центр ехать и искать спонсоров. Стою, жду автобуса. И тут вижу официантку Вальку, мою соседку. Она в мотеле работает, и я давно с ней хотел закантачить да не было повода. И вот нашёлся. Сразу у меня мозга сработала: вот кто ****ь меня сення похмелит. И точно, всё чётка, девка быстро идёт на контакт и предлагает поехать в мотель выпить коньяка. Берём тачку и едем. Платит само собой Валентина. Приехали, попили коньячку на бережку красивого озера, и я вспомнил про своего верного другана Сашку Быкова, у которого тогда в каменном сарае был музыкальный бункер. Там мы охуевали под самый классный по тем временам музон.
Едем туда на Лавочкина с Валькой. Сашка охуенно рад нас видеть, ставит сходу пинкфлойдовский Энималс и идёт принести закусь к нашей конине. И вот несёт он грибочки там с картошечкой, а в бункере порог высокий, и Сашка как наебнётся с этой тарелкой. Все грибы на земле оказались. Чувак смеётся и говорит: щас ещё принесу. Тащит поновой и опять на том же месте падает. ****ец. Мы хохочем с официанткой не можем, и Сашка на полу ржёт. С третьей ходки всё ж занёс пацан грибочки.
К чему я вообще всё это вспоминать начал? А, да. Недавно был у Сашки в гостях. Он квартиру свою городскую слил и живёт теперь в деревне Бабиничи. Место мне понравилось Кругом лес, есть речка Смердянка и где-то подальше говорят озерцо. Не доходя речки, Сашка остановился, попросил меня дать ему выпить Немирова, что я вёз с собой, из горла и помянул тех мужиков, что не дошли до деревни и рухнули здесь с концами.
Правда, баб тут совсем в Бабиничах не видно, зато мужики время от времени ещё встречаются. Привёз я Сашке по его просьбе блок сигарет «Перекур», макарон и масло подсолнечное. Он старый виниловый Пинкфлойд поставил, запиленный совсем Энималс. Улыбается довольный. Сели мы вечерять. Только по первой выпили, в окно постучали, и показалась какая-то чёрная харя. Оказывается, это сосед друга, Толян, еле стоящий на ногах. Вошёл и говорит прямо с порога: есть у вас что, мужики? Понятно сразу, что речь идёт о деньгах на самогон. Мой друг, не думая и не мешкая ни секунды, суёт мужику те сто рублей, что я дал ему на жратву. Его самого недавно уволили из водил, и теперь он живёт на жалкое пособие в 800 рублёв. Он, тем не менее, бухать не прекращает и коль уже совсем сидит без денег, то идёт в Липово, что на трассе и просит дальнобойщиков выручить коллегу. Раз прикол был поздним вечером. Звонит Сашка мне на мобилу и пьяным голосом говорит: Алик, скажи ты барменше, что б она мне ещё налила, а то она не хочет больше обслуживать.
Ладно, Толян берёт деньги и спрашивает у нас: а дойду ли я туда, мужики? Самогон-то у них продают на БАМе за три километра от Бабиничей. Вот почему так много мужиков и померло у речки Смердянки, не дошедши до дома. Тут мой друг Сашка (он бывший экстрасенс) благословляет Толяна на подвиг и тот, ёбнув рюмку Немирова, с богом уходит.
Пока мы вечеряли с другом, и я ждал автобуса, гонец наш так и не вернулся. Не знаю, дошёл ли Толян до Бабиничей на сей раз или рухнул у проклятой Смердянки.
НАША ОБЩАГА
Мокрые серые, испачканные калом, исписанные непристойностями типа мене, текел, фарес треснувшие стены. Эти безобразные надписи которые то появлялись, то исчезали вновь, словно грозные предзнаменования грядущих катаклизмов , муторные, как блевотина на ступенях электрички. Я зажат между двух амбалов и дремлю потихоньку в пригородном поезде, чтоб не видеть противных, как нечищеный противень, рож напротив и сбоку. И очень чётко представляю её, героиню моего романа в тесной и бедной нашей комнатёнке, где на маленьком оконце рваная грязная шторка. Она сидит вместе с нами за столом и пьёт квас. В голове всё – от сбора гнилой картошки до срочной покупки новой фуфайки. На теле же, дорогие мои братишки, в те трудные времена одна лишь несвежая майка.
Шли годы и в груди появлялись дырки. Кто-то дурковал, а иные бежали из дурки. В голове всякая дрянь превращалась в искомую блажь. То морозило, то моросила и вдруг наступала оттепель. Богатели богатые, бунтовали бедные. Проходили в который раз чрез родную проходную и дружок мой Паша и бывший артист, Галактион Феоктистов.
- Нет лучше заработка, чем на спичечной фабрике, - помню, нёс ахинею сосед мой по койке, работяга Проша, словно объелся белены или опился палёной водкой.
- Ты откудава сам-то будешь? – спрашивал я будущего друга, когда любовь моя Валька гремела посудой на грязной кухне, где простыни и сраные пелёнки висели прямо над кастрюлями с красными щами, а по коридору несло туалетной дрянью.
Морщился дружок, припоминая с трудом последнее место прописки, а потом, вскинув на меня суровый взгляд прямо по касательной, цедил сквозь редкие зубы, что не помнит он совсем, гадом будет.
А на раздолбанной вконец кровати, развалившись, сидит с гитарой Галактиоша, который уже месяц как не ходит на работу, и рядом с ним подружка его верная Галя.
***
Я отлично помню себя маленьким в белой бескозырке. Мурлычу что-то про белый одинокий парус. А вот я в чёрном бушлате с деревянным кортиком. И с бумажным корабликом у грязной лужи… "Откуда у меня эта ранняя тяга к морскому?" – не раз и не два задавал я потом себе вопрос, потягивая запретную папироску в школьном загаженном туалете. Помню также нашу первую учительницу, Людмилу Николаевну, в коричневом наглухо застёгнутом форменном платье. Она была некрасивая: вытянутое бледное лошадиное лицо, на шее красные пятна. Костлявая, она воображала себя самой смертью. Училка держала в руках Родную речь, как какой-нибудь аятолла держит Коран. А я уже ругался матом и пробовал портвейн, видел море на картинке, и оно мне нравилось. Я хулиганил, как хотел. Дразнил сестрёнку на свой придурошный манер, воровал на базаре семечки, а у дедушки папиросы «Три богатыря» и раскуривал их со всякой шпаной… выражался во всю нецензурными словами, а однажды, чтоб доказать свою любовь одной девчонке сломал на ветхой могилке крест и снял кожу с живой лягушки. Она прыгала среди могилок, смешно дёргая лапками, как пьяный мужик в реке ластами. Смеялась моя подружка в красном пальтишке и ко мне ластилась. Я клялся ей, что обязательно стану матросом. Она просила меня привезти ей из заграницы большую японскую куклу и обещала уйти в монастырь, ежели я погибну в бою с врагами.
Вечером из сада пахло осенними яблоками, пирогами с малиновым вареньем, дымком костров (там жгли сухие листья) и чаем с мёдом. Обитатели нашего необитаемого острова всласть чаёвничали на верандах, словно ископаемые китайцы. Девчонка отошла чуть поодаль и окинула меня внимательным взглядом. А я набросился на неё и стал целовать неистово и взасос. Она была очень смазливая, вся намазанная и пахла, как дешёвая конфетка.
***
- Да они все хотят, как из дула, - уверял меня годами позже друган мой Прошка, когда мы с ним да ещё с Валькой сидели в общаге, пили квас и рассматривали старые обои. Все в цветочках васильках.
- Между прочим, - спросила тогда Валя, - ты знаешь, что творится с кочегаром Васей? – полируя при этом ногти пилочкой.
Кто ж не знает об этом придурке, который отморозил ноги в подвале. Долго полз потом по канализации, икая и блюя средь этого нашего родного говна, поминая при этом лишь подругу своей жизни Надю.
- Будет теперь знать, скотина, как кроить четвертинку, - скажет она вскорости после ампутации.
А ведь Вася только её имя и твердил тогда, стоня и плача, оставив жене, видит бог, на дне пять капель. Ведь он, Василий наш, черней чем негр из Нигерии на вид, но душой чист, как склянка. Он работяга вечный, там, где одни мухоморы да бледные поганки, но любит и попарится, паря, по субботам, этого у него никак не отнимешь. И теперь даже после случившегося несчастья его карифаны на руках в парилку носят и парят на самом верхнем полке до полного бесчувствия. Он уже на пенсии само собой по инвалидности, но работу не бросает. Подторговывает также брагой, чтоб на жизнь хватало, а жена его, Надя, торгует сами знаете чем, ей не в падлу. Она ж молодая ещё сравнительно баба и всё у неё есть, и гладкая кожа и густая шерсть. А у Васи из пяти наколок осталось всего три. Два самых больших якоря ушли вместе с ногами. Плачет, бывает, бедолага да понимает, что якорям уж не вернуться никогда. Если по правде, то я с ним, Васькой, клянусь бескозыркой, ходил аж в загранку и никогда не скажу, мужики, что он спился, как радист наш бывший Сашка.
- Ещё понемножку, - предлагает Прошка квасу, а Валька, отложив пилку, берёт грибатый стакан так, словно это бокал с шампанским.
Я выпил и вспомнил подругу детства Светку. Я задрал ей юбку в том тёмном переулке, а потом мы опустились на свежеокрашенную скамейку, дураки, и были все в краске. Но смеялись, как укушенные ядовитой змеёй. Обои под хорошим градусом и на сильном взводе. Орали на весь притихший город, и были в липкой краске, как в алой крови.
- Суй же глубже, сука, - шептала Светка, совсем охуевшая. Я тогда прохрипел ей что-то на ухо, и она, задыхаясь от страсти, ударила меня по лицу. Что там было… Море крови, конечно.
А город спал, и сны его были нечисты.
- А что если твой корабль попадёт в руки, скажем, к японцам? – вопрошала потом Светка, и я, как был едва одет, дал ей снова в морду крепким сандалем. А потом отвечал:
- Никогда не сдамся.
Она задумчиво похлопала меня по плечу и ничего не сказала.
***
Зашибись какая жизнь была у Вальки: с утра сметанка, днём работа, вечером пьянка – нос в табаке, а душа в кабаке. Я не грубил ей ни разу, честное слово, но требовал во всём порядка. Мы с ней идеально подходили друг другу и умом и статью. Когда стояли рядом, кстати, были практически одного роста. А животы вообще у нас одинаковые. Друзья, я был с ней как с любимым боцманом и лукав и ласков. А ведь при первом свидании стыдно вспомнить просил девку отдаться мне всего за пять рублей.
- Что за мода у вас маричманов так плохо думать о нас девушках? – спросила она тогда, прикрывая ладонью глаза от яркого солнца. И я тут же понял свою большую ошибку.
- Тогда знаешь что, Валентина, - начал я издалека, - сшей себе красное платье и приколи чёрную розу. Мы пойдём с тобой мимо кладбища и…
- Вот прикол бля, - ломалась она в ответ.
«Так дойдёшь с ней, пожалуй, до курьёза», - подумал я, увидев слезу в левом глазу девушки. Всё баста, так я решил и перестал с ней шутить. Впоследствии, чтоб вы знали, она сшила себе чёрную юбку и в белой блузке кинулась в мои объятия.
- Ну, и горячая ж баба, - рассказывал я после дружку своему инвалиду Васе, которому оттяпали уже врачи-изверги его здоровые волосатые лапы. «Мне ног не жалко», - всё твердил он бывало сильно пьяный после третьего или пятого стакана, «а грущу, друг, по якорям сильно».
Да знаю я, мужики, его морскую душу, густую как поваренная соль. Сколько мы с ним одного кваса выпили, это ж литры.
- Валька, - рассказываю я ему, - целовала меня, как бешеная, и просила ****ь и спереди и сзади.
- Секуха, - блаженно стонал Вася, и я с ним не спорил. А после друган в изнеможении рухнул на грязный, заплёванный и заблёванный пол среди всякой там рухляди и мокрых ржавых отопительных приборов, словно забитый одним ударом ножа годовалый боров. И долго спал, разметавшись, лицом к батарее, а когда проснулся, стал материться всласть, так как лишь здесь в родной кочегарке и мог отвести человек по-настоящему душу.
- Помнишь, - говорил я ему, отпивая из банки тухлой водички,- второе лето наших плаваний совместных, когда мы в наглаженных клёшах и голландках, в расстегнутых бушлатах и сбитых на бок бесках сошли на берег?
- Пороть нас надо было, пороть нещадно, - мычит Вася, вспомнив что-то своё, по-видимому.
Я его понимал. Ведь у братишки от такой жизни на сердце одни заплаты.
- Не скажи, - возразил я ему тут не в тему и откусил от гнилого яблочка. Мы вошли тогда в этот клуб лихие и бухие мариманы. Нас было немного, но все в тельниках. Грудь нараспашку. Глаза бешеные. Местные стильные фраера и их субтильные дамы так и присели при виде нас. Мы ж недолго ждали приглашений, и как только заиграла музыка, похватали всех местных барышен, а парням ихним потом надавали по шапкам. Аля-улю неслось над побережьем! Что делали. Гулял наш экипаж, словно табун диких лошадей. Я запомнил лишь крики бабские да несколько запрокинутых в ужасе лиц. Там где не хватало слов мы вставляли вилы в бок, а в основном в ход шёл сплошной мат, который для многих иностранцев и стал собственно русским языком.
***
Вспоминаю ещё прикол, мужики, как Галактион сидит голый на подоконнике с чёрным бантом на худой шее. Рядом на венском стуле любовь его Галя. На ней рваное трико и лопнувшие галоши.
- Всё лаже, - говорит Галактиоша и берёт гитару. Бьёт по струнам, как какой-нибудь Высоцкий, и поёт шансон. Паша тем временем читает «Крокодил», в то время как я перелистываю запрошлогодний календарь.
- А чудить так чудить, - вдруг кричит Галактиошка и хочет выпрыгнуть в открытое окно.
- Я помню, - рассказывает тем временем Паша, когда я глажу Валюшу по округлому животу, - выхожу я на веранду раз в два часа ночи и вижу, что меня окружила банда. Зелёные, догадываюсь, падлы, и шасть в комнату за берданкой. А под кроватью, не вру, честное слово, стояла у меня банка самогона. Ну, думаю, погуляю. И как начал их мочить из окна. Приму стаканчик и обратно стреляю. Уложил немало гадов. А их множество там, прорва, так и прут из леса спод кажного кустика. Дело то было в мае, кстати. Не хватало мне тогда в голове чего-то, каюсь. Наверное, мало закусывал, хоть и было у меня в чулане припрятано сало.
- Ну, ладно, хватит про всякие гадости, - кричит из своего угла эта неженка Галя и обнимает Галактиона одной рукой за шею, а другой сжимает стакан с квасом. Держит мужика, чтоб он, в самом деле, из окна не выпал. Хватит нам здесь в общаге покойников. Тут я хватаю артиста сзади за длинные патлы и бью его рожей об раму, чтобы начисто выбить дурные мысли.
- Ты на себя посмотри, Галактиоша, - разъясняю походу, - молодой ещё парень, а своей пользы в жизни не знаешь, вот от того и маешься всю жизнь.
- Да надоело всё нахуй! – кричит артист, - никто меня не любит, не понимает, хоть ты в *** свисти.
- Ну, и ничего, свистни, коли хочешь, может, и полегчает, - мрачно шутит сидящий на полу Проша, которому всё уже похуй после шестого стакана.
- Да был бы я махновцем каким, - чуть не плачет артист и размазывает по харе сопли.
- Все артисты анархисты, не спорь, - прерывает его покаяния правильный мужик Паша (наш же в доску весь) и говорит: - лучше спой нам про Дуньку чумовую. Ты хорошо ведь можешь.
И под эту песню корчится его крепкая, закалённая как сталь душонка и скупая мужская слеза навёрстывается на зелёной от кваса роже. Он вспоминает родную стройку, где кажный день только раствор и кирпич да шаткий путь наверх, как по трапу, а если поскользнулся, неся тяжёлые носилки, хана тебе сразу, отматерился значит на этом свете. Другими словами амба. И не такие амбалы уходили и боле никогда сюды к нам не возвращались. Паша он мужик спокойный, однако шило ему в карман не клади – сразу в ход пустит, ежели что не по нём. Вставит короче в жопу и глазом не моргнёт. Он мужик резкий. Сплюнет только и пойдёт себе за поллитрой.
- Что-то ты похудел малость, - шепчет мне Валька и лезет рукой в штаны. И смеётся так смачно.
Галактиоша вдруг резко выпил кружку кваса и враз взбодрился. Спустился с подоконника на землю и пошёл гулять по общаге. К нему уже все привыкли тут и на его чудачества не обращали внимания. А он бродил-бродил да и заснул в одной из комнат в чём был. Практически голый. Спал, громко посапывая и показывая кому-то здоровый кукиш. Тут я и вспомнил его рассказ о том, как он работал массовиком-затейником в клубе. Уставал, но был доволен, конечно, и душой и телом. Ребята с девками шутили тогда незлобно: мол, массовик вот с таким затейником или затейник вот с таким массовиком. А он не обижался на них. Мужики его в общем любили, а от баб просто отбоя не было. Да что с них взять. Жизнь у лесорубов тяжёлая, хочется на отдыхе посмеяться всласть.
- Это за Уралом, - говорит с тоской в голосе Проша и затягивается родной Примкой.
- А ты там был? – спрашиваю братишку.
- Что за вопрос. Был, конечно. Ловил омуля, бил соболя, промышлял золотишко.
- Старатель, значит, - констатирует Галя.
Все почему-то рассмеялись хором. Мы с Валькой обнялись и ёбнули ещё квасу, который походу у нас не кончался. И вот только тогда мы увидели, что на прошкиной незаправленной койке из под рваного одеяла торчат чьи-то грязные ноги. Гость какой-то непрошенный. А ногти в старом и уже потрескавшемся педикюре. Вот это наш скромник. Да какой же он, одначе, у нас скрытник, - все мы подумали в тот миг.
Но тут нас опять отвлекла Валька своей старой песней про кочегара Васю. Да знали мы прекрасно, что жена его, ****юга эта Надька, не понимает морскую душу человека и бьёт его смертным боем, называя мучителем и извергом, поломавшим всю её жизнь.
- Как отрезали мне ноги, братишка, - каялся Вася мне как-то по пьяни, - я как без рук, сука буду. Не могу в торец дать этой бля поскуде и всё тута.
А ведь на самом деле друган мой Вася один из немногих оставался настоящим человеком среди прочего людского говна. Это факт. Да если б он жил в другое время, его б давно уже повесили.
Так текли наши дни в общаге, где всем хватало и веселья и кваса.
конец
;
;