На мягкой подушке вальяжно лежал рыжий кот, блаженно мурлыча под лучами полуденного солнца, согревающими его из окна. Он опять с утра лежал, наслаждаясь жизнью ничегонеделанья. Легкие мысли приходили к нему, когда облако загораживало солнце, но сразу же он прогонял их, как солнце вновь, освободившись от преград, начинало согревать его мягким светом.
Его блаженство, которое он очень любил, прервала его подруга, грациозно вошедшая в комнату.
– Ня! Феликс, ты посмотрел мои чертежи? – спросила кошка.
– Ня-я?
– Я их оставляла в твоем кабинете. Я тебе говорила. Ты их ведь так и не забрал?
– Мне лень, – неохотно протянул Феликс.
– Ты же знаешь, как мне важно твое мнение.
– Лиз, я посмотрю потом, а сейчас…
– А сейчас ты валяешься как большой мешок шерсти.
– Я не толстый! Просто у меня шерсть длинная, – немного встрепенулся Феликс, но, успокоившись, протянул: «Ня-я-я».
– Я так и знала. Вот, – она положила чертежи рядом с ним, – посмотри их, пожалуйста.
– Мне ле-е-ень
– К тебе ведь сейчас хомяки придут, – тут Феликс неохотно вильнул хвостом, но выглядело это всё также лениво, – я зайду к тебе вечером. Ня.
– Ня-я-я.., – тяжело выдохнул Феликс.
Через час после ухода Лизы к нему пожаловали хомяки с сердитыми мордами. Но после напоминания его подругой это не было неожиданностью.
– Феликс, как идет дело с плотиной?! – хомяки были настроены очень серьезно.
– Продвигается, правда не так быстро, как я думал, – даже в такой ситуации он выдерживал протяжный тон.
– Феликс, ты же понимаешь всю серьезность ситуации?! – глаза хомяка налились кровью и, наверное, угрожающе светились бы в полумраке.
– Вы могли бы попросить бобров, если хотели мешать архитектору делать свою работу столь частыми приходами. Что же вы их не попросили?
– Хватит! Не буди во мне зверя, Феликс!
– Не кричите. Наполовину готовый чертеж лежит у меня в кабинете.
Хомяк яростно смотрел на Феликса. И не мудрено: Феликс – единственный в городе хороший (даже отличный) архитектор-конструктор. Городская плотина уже исхудалась, и надо либо строить новую, либо как-то чинить старую. Все бобры из-за разногласий с правительством мигрировали в другой город. Феликс был единственным, кто мог спасти население от затопления.
– Мы придем завтра. И чтобы всё было готово!
Когда они уходили, Феликс проговорил: «Как же лень что-то делать». А хомяк прошептал: «Жирный мешок шерсти».
– Я не жирный! Просто я кажусь большим, когда лежу, – выкрикнул кот, услышав хомяка.
Всю ночь лил дождь. Погода так рассвирепелась, что одни маленькие зверята спрятались под одеялами, а другие тесно прижались к своим родителям.
Утром дождь закончился. Но река так сильно расширилась, что с первыми лучами утреннего солнца плотина не выдержала. Тонны воды смертельной стеной обрушались на только что проснувшихся животных. Школы, музеи, больницы – всё было разрушено. На улицах лежали десятки посиневших тел маленьких зверят; все больные, даже легко больные, больше не мучились и не страдали – они обрели вечный покой; для сотен зверей их собственный дом стал могилой. Город был почти полностью разрушен.
Феликса не казнили публично. У оставшихся в живых горожан были более важные дела – помочь пострадавшим, найти ночлег, задуматься о будущем – о возможности восстановления города. Горожане милосердно поступили по отношению к Феликсу – изгнание из Кавайра. У него больше не было семьи, не было друзей, даже близкая, особенно весной, подруга Лиза ненавидела его. Никто не желал видеть и знать Феликса. Рыжему гению придется искать счастье где-то в другой стране, далеко от родины.