После жизни

Белая Горячка
Скорая  везла  меня  в  больницу  по  обледеневшей  набережной.  Машину  сильно  трясло.  Так  что  я  подлетала  вверх -  до  самого  потолка. Невозмутимый санитар  ловил  меня  вместе  с  капельницей.  Я  шипела:  «Сволочи,  не  довезете».  Они  утверждали,  что  напротив,  довезут.  По  главной  улице  полно  светофоров,  пробки.  В  час  пик  даже  скорую  не  пропустили  бы.
Утро  начиналось  с  легкого  недомогания  и  легкого  завтрака.  Потом  мне  стало  так  худо,  что  уже  не  смогла  нажимать  на  кнопки  телефона.  Кое-как  выползла  из  квартиры  и  поскреблась  к  соседке.  Скорая  приехала  минут  через  сорок.  К  тому  времени  я   валялась  и  стонала  от  невыносимой  боли  в  животе.   Обидно,  что  все  случилось  именно   в  тот  день,  когда  я  должна  была  выйти  на  новую  работу. 
Прошу  запомнить этот  факт,  потому  что -  еще  раз  свидетельствую-  в  жизни  нет  ничего  случайного… На  вызов  приехала  даже  не  реанимация,  а  обычный  уазик.  У  них  не  было носилок.  Поэтому  меня  положили  на  соседкин  плед  и  вынесли.  Забегая  вперед,  скажу,  что  через  месяц  я  так  и  нарисовалась  на  крыльце  своего  дома -  с  пледом,  перекинутым  через  плечо.  Соседка  была  в  трансе -  ведь  я,  таки,  не  умерла.
Как  назло,   в  тот  день принимала  дальняя,  седьмая  больница,  куда  нужно  было ехать  через  мост.  Когда  меня  все-таки  довезли,  медики  пожелали  мне  «здоровья».  В  приемной  врач,  осмотрев,  приказала:  «Поднимайте  женщину  наверх».  Сделать  оказалось  труднее,  чем  пожелать.  Реанимация  и  операционная  были  на  пятом,  а  лифтер -  неизвестно  где.  В  конце-концов  «толстая  тумбочка»  устремилась  наверх  со  скоростью…тумбочки,  и  меня  кое-как  подняли  в  смотровую.
Ничего  не  спрашивая,  стали  готовить  к  операции.  Я,  было,  заикнулась,  что  мне  нужно  куда-то  звонить.  Но  доктор,  которая  собиралась  меня  оперировать,  объяснила:  у  меня  уже  нет  времени. В  операционной  раздели  и  дали  подписать  какую-то  бумагу. Типа, в  случае  смерти,  претензий  не  имею.  Человек  в  зеленом  начал манипуляции  со  шприцами  и  какими-то  трубками.  И  я  утратила  себя  в  этой  жизни.  Зато  обрела  в  прошлой,  куда  более  реальной.
Мы  лежим  на  верхних  полках  и  едем  в  Москву.  Напротив -  мой  муж  Илья,  которого  я  люблю  больше  всего  на  свете.  Мне  очень  хочется  к  нему  перелезть,  но  стыдно  других  пассажиров.  Вчера  вечером    неожиданно   собрались  и  поехали  в  гости  к  моему  отцу.  Билетов  на  вокзале  уже  не  было, но  мы  что-то  наврали,  сунули   кондуктору  денег.  И  вот  лежим   почти  одинаково  «джинсовые»,  слушаем  Верку  Сердючку. 
Я  обожаю  глазеть  в  окно,  как  будто  движении  меняет   суть  вещей.  Поля,  речки,  мосты  филигранны,  изысканны-  как  на  картинах  великих  мастеров.  Какие  мы  счастливые,  что  не  живем  ни  в  одном  из  этих  мест!  А  мчимся  вдвоем  к  приключению!  Едем  в  Москву  просто  так.  Что  придает  поездке  дух  хулиганского  сюрреализма.  Как  и  все  идеи  моего  беспокойного  мужа. Сейчас  ему  захотелось  увидеть  «картину  репина».   «Слышал,  понимаешь  ли, на  каждом  шагу,  а  что  это  такое? Хоть  бы  посмотреть...» 
Попав  в  Третьяковку,  мы  ни  на  что  не  обращаем  внимания.  Подойдя  к  ближайшей  служительнице,  просим  показать  нам  пресловутую   «картину».  Нас  приводят в  зал,  полный  творениями  знаменитого  художника.  Все  картины -  не  меньше  трех  метров  в  высоту.  Вот  безутешный  царь  Иван,  «убивающий  сына»,  «Бурлаки»,  «Запорожцы»… Глобальные  размеры  наводят  на  мужа  тоску… Больше  мы  к  искусству  приобщаться  не  стали. 
В  Москве  нас  встречает  отец.  После  подобающей  трапезы  мы  отправляемся  в  "свою"  комнату  с  ярким  постельным  бельем.  Опробовав  белье,   наспех одеваемся  и  бежим смотреть  Москву. 
Наши  предки -  папа  и  его  жена -  обитают  где-то  в  районе  Кускова.  Там  сохранилась  красивейшая  усадьба  с  огромным  парком  и  павильонами  18-го века.  Кажется,   именно  здесь  снимали знаменитых  "Гардемаринов".  Разумеется,  перед  входом  мужу  понадобилось  купить  настоящую  гаванскую  сигару  и  «смолить»  ее  непосредственно  в  экспозиции.  Так,  видимо,  должен  был  вести  себя  вернувшийся  из-за  бугра  бывший  помещик.  Я  сомневалась  только в  одном -   вставил  ли  бы  он  в  ухо  портативное  радио,  купленное  на  Черкизовском  рынке. Может,  оно  ему  монокль  заменяет?   Впрочем,  перед  нами   по  аллейке   ковыляла  старуха,  хлебающая  пиво  из  горла.  Тоже,  видимо,  бывшая  графиня. 
На  обратном  пути  мы  долго  мерзнем,  ожидая  маршрутку.  Естественно,  она  приходит  набитая  всяким  «плебсом».  Это  дает  повод  бывшему  Юсупову  плюхнуться  на  колени  уютной  толстой  тетке.  Нет,  я  не ревную.  Мне  просто  не  нравится,  когда из  автобуса   выпихивают  раньше  времени. Мы  находим  дорогу  по  шпалам.  Наскоро  перекусываем  горячими  пирожками,  приготовленными  моей  мачехой.  Попутно  жалуемся  ей  на  ворсистое  московское  хамство. Она  от  чистого  сердца  советует нам  посетить  зверинец.  Мужу  эта  идея  нравится. 
Веселуха  начинается  уже  у метро-  типа,  филиал.  Пятеро  пьяных  подростков  занимают  кабинки  биотуалетов  и  поддерживают  связь  по  мобильникам.  «Ты  меня  слышишь?  Прием…Нет,  бля,  я  тебя  вижу…»  Большая  лохматая обезьяна  с  розовой  задницей  и  длинным  хвостом  очень  нравится  Илье.  Вероятно,  он  находит  между  нами  какое-то  сходство.  Потому   что  тут  же  на  скамейке  начинает  бессовестно  приставать.  Мне  едва  удается  отбиться,  забросив  его  картуз  в  вольер  к  обезьянам...         
В  эту  поездку  я  едва  не убила  своего  мужа.  Случилось  это  после  ночного  клуба. Вместо  баксов  я  кинула  «ей»  в  трусики  окурок  сигареты.  Вернувшись  домой,  мы  ужинали,  как  ни  в  чем  не  бывало. А  потом  я  ткнула  Илью  тупым  кухонным  ножом   с  обшарпанной  пластиковой  ручкой -  просто  так. 
Утром  провожала  мужа  на  Ярославский  вокзал.  Он  купил  билет, пожелал  мне  счастья  и  исчез  в  толпе.  И  вдруг  нахлынула  паника… Кончено.  Все. Даже если бы   захотела,  я  бы не смогла  отыскать  Илью  среди  тысяч  голов,  плеч,  мешков,  чемоданов,  среди  тысяч  фигур.  Побежала,  расталкивая  толпу,  как  безумная.  И  когда  устала  метаться   в   человечьем  месиве,  увидела  мужа. 
Само  собой, он  закупался  новыми  DVD  в  вокзальном  киоске.  Какими  словами   объяснила,  что  никуда  его  не  пущу?  Может,  и  не  было  никаких  слов.   И  на  обратном  пути  лежали  снова  на  верхних  полках –лицом  к  лицу...
Я  «наплевала» на  возмущенные  взгляды  соседей.  Перелезла  и  прижалась  к  Илье  всем  телом.  Но  предчувствие  у  меня было недоброе.  Подъезжая к  нашему  городу,  я  вдруг  заплакала:  «Умру  здесь  на  болоте…»  Илья  стал  меня  утешать.
Зима  и  правда  выдалась  суровая.  Я  мерзла  в  своей  короткой  куртке.   Не  хватало  денег,  чтобы  купить  теплое пальто.  Илья  поздно  вечером  таскал  меня  в  спортзал  заниматься  гимнастикой.  На  обратном  пути   заходили  в  бар  «Снежок»  и  выпивали  по  стакану  «отвертки»-  водки  с  апельсиновым  соком.  Чтобы  шибче  бежать  до  дома  по  промерзшей  улице.  Мы  ругались,  как  дети. Думаю,  во  время  наших  романтических  ночных  походов  я  и  простыла  до  самого  сердца.   
А  недавно  еще  радовалась,  что,  наконец,  нашла  клевую   работу.
На  собеседовании  мне  встретился   красивый   белокурый   «джентльмен».  Он  шутил,   словно  само  собеседование  было  милой  условностью.   И   в  тот  же  вечер  увел  свою  «покупку»   из  агентства,  где  я  искала  новой  судьбы.  Приведя  меня  в  офис,  он  уселся   в  кресло,  улыбнулся  и  сказал  «ну  вот»…  Слово,  благодаря  которому  все  должно  было   измениться  к  лучшему,  обрести  смысл  и  четкие,  изящные  очертания.  Этот  сублимированный  образ  смерти  я    вспомнила,  когда  открыла  глаза  после  наркоза. 
Рядом  стоял  Илья.   «Очнулась!  Все  хорошо…»  Муж  гладил  меня  холодными  пальцами.  «Послушай,  девочка.  Я  сегодня  уезжаю  в  Нарьян.  Понимаешь,  работа  подвернулась.  Это  для  нашей  с  тобой  пользы.  Я  думаю,  ты  все поймешь…».   «Естественно»-  сказала  я,  закрыв  глаза.  Мне  было  все  равно.  Не  хотелось  никого  видеть  и  слышать.