Без любви

Белая Горячка
В  конце  90-х  я  ничего  не  понимала,  ни  на  что  не  надеялась  и   во  всем  обвиняла  себя. За  то,  что  сократили  с  работы. За  то,  что  людям  моей  специальности  платят  «непрожиточную»  зарплату. За  то,  что  не  иду  работать  дворником. За  то,  что  не  знаю, что  делать. За  то,  что  маме  часть  пенсии  выдают  хлебом  из  какой-то  социальной  пекарни -  вязким,  непропеченным. И  это  иногда  все,  что  у  нас  есть... 

Каждое  утро  моей  жизни  начиналось  со  слова  "дерьмо".  Оно  следовало,  как  непроизвольная  реакция  на  пробуждение.   Вероятно,  у  меня   было  (есть)   какое-то  прошлое.  Иначе,  почему  я  лежу    в  этой  неухоженной квартире-  в  одной  комнате  с  больной  матерью?  Почему  мы  так  ненавидим  друг  друга?  Почему  у  нас  нет  друзей,  родных?  А  до  этого  что  же...   Бабушка  идет  по  снежной  тропинке...  Я  лежу  на  санках,  закинув  голову.  Звездное  небо.  Двор  возле  серого  деревянного  дома,  где  мы  давно  уже  не  живем.  Бык  и  Испанка-  куклы,  которые  мне  так  хотелось  иметь.   Я  протягиваю  за  ними  руки  и  падаю  в  темноту,  перевалившись  через  бортик  кровати.  Еще  глубже-  в  зыбкий  коридор  времени.  Кажется,  в  прошлой  жизни  я  училась  в  институте,   работала  в  какой-то  конторе...  Сейчас   мне  около  двадцати  пяти.  Нет  ни  работы,  ни  друзей,  ни  постоянных занятий,  ни  приличной  одежды,  ни  малейшего  представления,  как  все  это  обрести.  Я  открываю  глаза  прямо  в  белесые  разводы  выцвевших  обоев:  "дерьмо..."  День  начался.  На  соседней  кровати  заворочалась  мать. Ей  больно  шевелиться,  потому  что  ноги  покрыты  волдырями.  Водянка.  Было  бы  легче,  если  бы  она  умерла.

Как  я  смею  об  этом  думать?  Мне  просто  очень  хочется  есть.  Вот  наемся  и  решу,  что  делать.  Был  такой  поэт-  Александр  Тиняков.  «В  сердце  чистое  нагажу,  крылья  мыслям  отстригу,  совершу  разбой  и  кражу,  пятки  вылижу врагу…»  У  него  не  брезговали  заимствовать  темы  Блок,  Гумилев.  Сейчас  его  имя  знают  единицы.  После  революции  он  просил  милостыню.  Ну  и  осел.  Лично  мне  больше  всего  не  хочется  занимать  у  соседок.  Иногда    отказывают   в  нескольких  десятках.  От  матери  отвернулись  все  институтские  подруги.  Забегая  вперед,  как  они  потом  совали  мне  деньги  на  ее  похоронах!  Сейчас  бы  арахиса.  Жареный  арахис  теперь  продают  на  каждом  углу.  Стоит  копейки,  и  я  поедаю  его  в  больших  количествах.  Потом  меня  тошнит,  болит  печень,  желудок.   Но  все  равно  хочу, хочу,  хочу...

В  нашем  городке  то  и  дело   открываются  новые  фирмы, магазины,  рестораны.  Люди  покупают  недвижимость, ездят  отдыхать  за  границу.  Приобретают   импортные  машины,  всякую  домашнюю технику,   дорогую  мебель.  Город  строится  красным  кирпичем,  прибалтийскими  крышами,  стильными  особняками  с  башенками,  арками  и  прочими  "прибамбасами".  Мостится  фигурной  плиткой.  Эстеты  говорят-  дерьмо,  безвкусица,  а  мне  нравится.   Во  всяком  случае,  лучше  хрущевки  с  ульяновкой.  По  "ящику"  показывают  сериалы  про  "новых  русских"  и  "криминальную  Россию".  В  моде  блатной  жаргон  и  толстые  золотые  цепи.  Появились  салоны  тату,  пирсинга  и  интимных  причесок.  Из  всех  радиоточек  ревет шансон.  Поколение  "пепси"  выбрало  пиво  и  шляется  с  ним  по  улицам  жаркими  летними  вечерами.  В  продуктовых   магазинах  свободный  доступ,  красочная  раскладка,  яркие  упаковки,  игрушки.  Кажется,  такой  она  и  должна  быть,  новая  жизнь.  Когда  всем  весело,  и  каждый  выбирает,  что ему  по  вкусу.  Как  в  рекламе.

Странно,  но  большая  часть  этих  перемен  меня  не коснулась.  Из  миллионов  человеческих  промыслов,  включая  проституцию,  разбой,  уборку  мусорных  баков  и  мою  собственную  специальность,  я  выбрала  малевание  уличных  вывесок.  Дело  не  хитрое. Рисуется  макет.  Вырезается  трафарет. Краски   наносятся  валиком,  кистью  и  поролоновым   тампоном.  Худшее  в  моей  работе-  испарение  акрила  и  уайт-спирита  с  больших  поверхностей.  Особенно,   если  рисовать  приходится   больше  двух-трех  часов.  Такое  чувство,  что  нажрался  бензина.  Стойкие  эмали,  используемые  для  улицы, имеют  едкий,  одуряющий  запах.  Нюхать  их  ради  кайфа  я  бы  не  советовала.  Даже  торчкам-мазохистам,  у  которых  из  носа  грибы  растут.  В  первый  раз,  казалось,  меня  стошнит  кровью,   и  голова  демонтируется   на  отдельные  составляющие.  Один  мой  знакомый  стебался  на  тему.  Де,  мальчики-«шелкотрафаретчики»-  поголовно  алкоголики.  Якобы,  испарения  краски  вызывают  депресняк.  Так  или  нет-   не  скажу.   У   меня  достаточно  поводов,  чтобы  впасть  в  "голубой  период".  Но  когда  я  намалевала  на  кухне  два  больших  щита,  от  нас  навсегда  ушли  тараканы.  Вааще. И  даже  из  подъезда.   Чес  слово.  Я  по  человечески  их  понимаю.  Теперь  они,  видимо, счастливы  в  раю.
 
Хотите  прикол?  Это  я  сотворила  вывеску   дискотеки  "Павлин".  На  ней  изображена  не  птичка  с  хвостом,  а  мужественная  фигура  героя  интервенции  Архангельска.  Кто  не  знает,  дискотека  зажигает там,  где  стоит  Павлин  Виноградов  собственной  чугунной  персоной.  А  щит?  На  фасаде  висит,  где  ему  еще  быть?  Можете  любоваться  совершенно  бесплатно.  Пока  я  жива,  и  его не  продали  за  кучу  баксов.  Как  "Подсолнухи"  или  "Кафе  в  Арле".  Ухо  я,  правда,   не  пробовала  резать -  ни  себе,  ни  кому  другому.  Зато  совершила ряд  не  менее  экцентричных  поступков,  достойных  войти  в  историю  живописи.  О  чем  сейчас  расскажу.
Последнее  время  меня  часто  настигают  припадки  злости..  Видимо,  от безысходности.  Мои  непостоянные  заработки  слишком  быстро  проедаются.  Чего  ради  я  не  могу  купить  хотя  бы  достойную  одежду.   Мать  не  только  не  умеет,  но  и  не  хочет экономить.  У  нее  конкретное  размягчение  мозгов.  Видимо,  из-за  болезни.   Однако,  сил  кое  на  что  еще  хватает.  Вчера  ухитрилась  повалить  меня  на  пол  и  запихать  в  рот  кусок  половой  тряпки -  "чтоб  не  орала".  А  я,  прикиньте,   попала  ей  по  голове  чайным  стаканом.   И  долго  выла  от  жалости  и  ужаса...  У  нас  обоих,  видимо,  мутится  рассудок.   На  самом  деле,  мама  помогает  мне  грунтовать  огромные  щиты,  перевозить  инструменты,  убирает  после  работы  мусор.  Я  превращаю  помещение  клиента  в  босховский  ад.  Который  у  меня  уже  не  хватило  бы  сил  привести  в  порядок.   Бывает,  вместе  работаем  ночам,  если  сроки  жмут.   За  те  месяцы,  пока у  меня  нет  постоянной  работы,  мать  как-то  быстро  сдала.  Ноги  распухли,  стали  «слоновыми»,  появились  одышка  и  трофические  язвы. Чтобы  я  могла  съездить  на защиту  диплома,  она  продала  последнее -  свои  жалкие  ваучеры.

Вообще-то  мне  нравится  работать  с  цветом.  Гармония  красок  восстанавливает  разложившуюся  гармонию  мира.  Какие  же  они  "вкусные"-  фиалковый,  лимонный,  апельсиновый,  шоколадный,  фисташковый... Иногда  хочется  попробовать  на  язык.  Жаль,  башка  болит  от  запаха.  Было  дело-   рисовала  "штадарт"  для  Ломоносовского  фонда.  Представте  себе  старинный  герб,  изображенный  на  самой  настоящей  холстине. Какое  чертовское   удовольствие-  работать  густым  маслом,  сочно  впитывающимся   в  грубую  ткань... Чтобы  точно  соблюсти  оттенки  и  рисунок,  специально  искала  книжку  со  старинной  гравюрой.  Попутно   откопала  альбом  репродукций   Иеронима  Босха.  Долго  думала-  был  ли он  человек?  Что  мы  знаем  о  средневековье?  И  почему  Иеронима  не  сожгли  на  костре?  Его  "Сад  земных  радостей"  иллюзорен.  Его  "Ад"-  это  хаос.  "Блудный  сын" - это  я  тащусь  по  скверным  дорогам  сознания...  Какие  ценности  я  промотала?   Даже  подвязанная  нога  наводит  на  размышления.  У  меня -  по  секрету-  есть  привычка  причинять  себе  боль,  отрывая  кожу  с  подошвы... Странно -  как  можно,  размышляя  о  Босхе,  совершать  тупые  и  дикие  поступки?  Вот как  вы развиваетесь, "господин   Шариков",   начитавшись  переписки  Энгельса  с  Каутским...   

Кроме  вывесок,  я  подрабатываю  рекламным  агентом  в   разных  справочниках.  "Пробуюсь"  диктором на  радио  и  телевидение.  Пишу  скверные  репортажи  для  газеты  "Архангельск".  И  тупые  стихи.
Крестному  отцу  ***района  от  художника  Л.М.
 
«Я  Вам  пишу,  чтобы  просить
О  снисхожденье  и  защите!
Вы,  право  слово,  не  взыщите...
Мое  терпение  трещит!
Прошу,  чтоб  оплатили  щит…»
Дело  было  так.  Некто  для  продуктового  магазина  заказал  мне  вывеску.  Название  придумал  крутое:  "Скорпион". Потом  хватился,  что  оно  мало  связано  с  предметом  торговли,  и  попросил  "поменять  всего  одно  слово". Естественно,  это  слово  занимало  большую  часть  вывески,  после  чего  последовал  обмен  куда  более  крепкими  словами. 
«Он  спохватился  слишком  поздно-
Уже  написано оно...
Не  так  уж  все  это  смешно:
Придешь  за  платой -  он  не  рад,
И  пнуть  пытается  под  зад,
И  Вас  помочь  прошу  я  слезно...»

В  поисках справедливости  мне  пришлось  познакомиться  с  самим  «крестным  отцом» - полукриминальным  городским  депутатом.  Несмотря  на  бурную  общественную  деятельность,  ему  принадлежит  большая  часть   баров  и  прочих  питейных  заведений  у  нас  в  городе.  Знакомство  вылилось  в  следующий опус:

"Для тех, кто бродил, устал, как черт,
Иль просто сбился с пути,
С тех пор, пока существует порт,
Есть выбор, куда пойти...
Кабак - изнанка "приличных" мест,
Ночная толпа людей...
Вон там за стойкой сидит Эрнест-
Тот самый -  Хемингуэй...
Пусть это бред и пьяный мираж,
Вам спорить со мной не с руки-
Он тоже моряк и тезка ваш,
И очень любил  кабаки!
С  наружи -  стужа,  холод  и  лед,
Внутри -  тепло  и  уют…
«Снежок»-  не  снег,  который  идет,
А  «Снег»,  в  который идут»

Да,  это  было  в  конце  90-х,  когда  я  рисовала  вывески,  и  временами  было  нечего  жрать.  Как-то  мы  сидели  в  мастерской  моей  знакомой  художницы.  Дана  умела  делать  восхитительные  вещи.  Из  обычного  бетона -  камень,  кирпичную  кладку,  мрамор  и  другие  иллюзии.   Она  лепила  куклы  и  маски  из  папье-маше,  малевала  театральные  декорации. Мастерская  отчасти  позволяла  судить  об  этих  многочисленных  занятиях.  Роскошная  печь  с  изразцами.  Плетеные  коврики.  Чуть  ли  не  на  помойке  подобранная   старая  мебель.   Для  кого-то  эти  предметы  были  ненужной  рухлядью.   Ухоженные  юркими  женскими  руками,  они  казались  воплощением   уюта.  На  стенах - необыкновенные  картины,  которые  Дана   частично  рисовала,  частично  лепила  из  гипса:  цветы,  звери,  ангелы,  влюбленные  девушки  с  ветками  персика  в  волосах…  Мы  толковали  о   ее  будущем  проекте  для  стадиона.  Солнце  по-вечернему  низко  било  в  окно.  Я  обычно  не  люблю  заката-  не  мое  это  время.  Просто  у  меня   как-то  незаметно  ушло  чувство  реальности.  Вот  же  она,  свобода-  эта  комната,  печка, картины,  две  женщины  во  всей  своей   простоте  и  сложности...  И  возникла  идея  необычной  конструкции.  Шесты   для  флагов  превратились в  мачты,  крыша  стадиона-  в  летучий  корабль, украшенный  трехцветными  парусами.  Я  взяла  карандаш,  клочек  бумаги  и,  к  изумлению  подруги,  накидала  свой  безумный  эскиз.  Мы  были  богинями,  со  смехом  рассуждающими  о  земных  делах.  И  мы  были  вечны.  Счастье,  это  когда  все позволено?  Но  нам  позволено  все.  Потом  мы  выключили  чайник  и  вылетели  в  открытое  окно...

Однажды  весной  я  получила  необычный  заказ -  разрисовать  фургон  для  металлолома.  Налоговая  инспекция  придралась  к  владельцу  за  отсутствие  вывески.  И  пришлось  работать  при  температуре  ниже  нуля. Как  известно,  краска  при  таких  условиях  не  ложится  и  не  застывает.  Пальцы   онемели  и  скрючились.  Бегала  плакать  в  соседний  магазин.  Но  не  в  том  суть.   К  концу  дня  появились  типичные  сдатчики -  стайка  ребятишек.   Приемщица  рассказала,  что   родители  их  "заливают  по  полной".  А  ребятня,  вместо  того,  чтобы  ходить  в  школу,  честно  зарабатывает  себе  на  хлеб,  сахар  и  прочее.  Привозят  на  саночках  лом,  макулатуру.  И,  довольные,  идут  в  ближайший  продуктовый  ларек.  Младшенькому  четыре  года...

С  этого  момента  я твердо  решила  завязать  со  своими  дерьмовыми   "промыслами".  Нужно  идти  к  людям -  все  равно  куда,  все  равно  к  каким.  Вернувшись  домой  с  опухшими  пальцами  и  запястьями,  я   запустила  банку  краски  вниз  по  лестнице.  Мое  «кровавое»  пятно получилось  симпатичного  бледно-зеленого  цвета,  как  у  оскаровского  привидения.  Долгие  годы  мои  добропорядочные  соседи  ломали  голову, кто  мог  сотворить  это  неслыханно  подлое  дело.  Господа  судьи  и  господа  присяжные!  Открою  тайну:  эту  пакость  совершила я.  Поздно  вечером,   под  покровом  темноты,  когда  добропорядочные   соседи  мирно  спали  в  своих  постелях...  А  почему  пятно  так  и  не  стерлось  по  сей  день - другой  вопрос.  Бывают   "вечные"  пятна,  которые  не  стираются  ни  хлоркой,  ни  шваброй,  ни  подошвами  случайных  посетителей,  ни  уверенной  поступью  домохозяек,  ни  легким  переплясом  влюбленных  парочек,  ни  шаркающей  походкой  мыслителей  с  помойными  ведрами,  ни   стервозными  каблуками  "штучек",  ни  расхлябанными  ботинками   подвыпивших  "папиков",  ни  ерзающими  лапами  собак...