Штация и бубен

Инесса Завялова
   Воспоминания.
               
   

           Романтическая правда о жизни и любви или Штация и бубен.

       Небольшой поселок был наполнен запахом Востока, но к Востоку не имел никакого отношения. На пасху пеклось много пряностей, сладостей, на рождество много яств, столы ломились от изобилия еды и вина.
       Необыкновенная панорама: виднеющиеся сопки гор, извилистая витиеватая река, грохочущий огромный мост,  лес,   граница  видна с окон. Железная дорога, по которой неугомонно мчались поезда, всегда в одно и то же время.
      Это необыкновенный поселок, здесь все другое и люди здесь тоже другие. Аромат невообразимого колорита и отношения людей вбивались в память надолго, запоминались. Хочется найти это еще где-то, но этого нет нигде. Может так иногда с нами  говорит  родной край,  родной дом, детство, друзья?
      В лесу, когда тает снег, появляются первые весенние цветы, их много - они повсюду. Огромные вековые дубы стоят, как охранники. Тонкие стройные березы красивы и молчаливы - они слушают ветер, и порой, машут своими тонкими ветками, вторя ему, ветру, и плывущим облакам. Множество елей, сосновые леса - всю эту красоту невозможно забыть. Особенно, когда едешь машиной, деревья мелькают, как события жизни,   как    любовь,  как  уходящее   время. Граница разделяла два мира: Румынию  и крошечный поселок с красивым названием Тересва.
       В поселке царила необыкновенная свобода 80-тых, потому что  радиоточки западной пропаганды невозможно было перекрыть, да дело было даже не в радиоточках западной пропаганды, во времена злосчастного для многих совка.  Для небольшого поселка запретов не было: в Румынию прогуливались выпасаться коровы, звучит смешно, но это, в самом деле, была правда того времени. Мальчишки гоняли ловить форель заграницу, жители поселка ходил пешком к родственникам в Румынию, а пограничники  в гости к местным пить кофе. И… порой пытались ухаживать за местными девушками, но непонятный колорит пугал, да и сами девушки были необузданны и сверхсвоенравны. Процветала фиглярия и озорство, в котором трудно было разобраться.
   Самое запоминающееся зрелище – свадьба: невеста в красивом белом платье, жених  в костюме по последней моде. Следом за женихом и невестой  идут  родственники, народные музыки с огромным бубном и цимбалами, звучащая свадебная мелодия, привлекает окружающих и будит весь поселок. Кураговы подбрасываются высоко, выкрикиваются своеобразные возгласы, подбадривающие молодых и их родственников, и тем самым, создается впечатление:  суматохи, радости, всеобщего празднования поселком  уникального события в жизни молодых, которые очень часто бывали перепуганы гамом и смеющимися людьми.
   Ноги молодых подкашивались,  у них возникало только одно желание, чтобы быстрее завершилась церемония бракосочетания.
   Молодые имели  вид переполошенный.  Казалось, что со всем этим гамом уходила традиция,  потому что новомодные веяния  в культуре сегодняшней, разрушали старые устои  и несли другую веру, другое время. Молодые уже давно не одевали гуцульский свадебный наряд, только музыки были  в национальных костюмах  и те, кто  нес кураговы.
   Особенно, суетно и волнительно было в сельсовете у дверей, где начинала звучать музыка гимна, с невестами творилось что-то неимоверное: они плакали, бросались к мамкам, накидывались на женихов, падали в обморок, родственники галдели или открывали не вовремя шампанское.
   Как, только эти молодые,  все выдерживали? Ведь это было только начало свадьбы. Когда молодые выходили из сельсовета, бубен снова выбивал привычный ритм, кураговы подбрасывались, а невесту жених  нес на руках, порой, до самого дома, конечно, если дом был недалеко...
  Но одна особенность сопровождала все свадьбы – это бубен, который независимо от происходивших событий, не умолкал. Бубен, действительно, был огромный,  бить по нему, тоже, мог не каждый.
      Не каждый мог его нести и выбивать нужный такт! Бубен был всегда одинаковой величины, но голос у него разный! Какая свадьба – такой и голос бубна, чья свадьба - такой и бубен! Об этом знали все!
     Многие комплексовали пройтись у всех на виду шумной  процессией,  но те, которые  любили свой край – шли, радовались и были счастливы. Были рады цимбалам, бубну, кураговам!
     Проходило время и все реже и реже звучали народные музыки, размеренная жизнь поселка шла в ногу со временем.
       Жители поселка получали письма из заграницы, многие уезжали в Германию, Америку, Израиль, но большинство не покупалось западным раем, и никогда, никуда не выезжало.
 Написанные письма неслись на поезд, на ‘’Штацию’’.  Обычно в субботу или в воскресенье письма несли к поезду  молодые люди.  Штация место встречи влюбленных  и тех, кто в субботу вечером, успел сделать все домашние дела  и на велосипеде или пешком,  с письмом в руках, торопился на штацию встретиться с друзьями  и бросить в ящик, отправляющегося поезда, письма: свои,  родственников, соседей. Десять минут стоянки, проводники знали и ждали писем.
      Огромные фонари, освещали небольшой вокзал, маленького далекого поселка. Штация – это необыкновенное место встречи, где иногда влюбленные встречались, ругались, прощались или знакомились. И, иногда, именно там,  друзья с письмами в руках,  мирили поссорившихся влюбленных, и радовались миру, и любви, которые снова  воцарялись в  сердцах.
      Поезд трогал с места,  вдруг, все вспоминали, что есть те, которые уезжают надолго, а может, кто знает?   Все кричали, махали рукой, желая счастливой дороги и уходили тогда, когда поезд исчезал из вида. В воздухе оставался запах колес, вагонов, а самое главное, все написанные письма были в надежных руках.  Почтальону не нужно было тащить на вокзал письма, за него эту работу выполняли влюбленные парочки.         
   Домой шли, не торопясь, в обнимку, вразвалочку, много велосипедов мигало, проезжая мимо, дрынчали мотоциклы, кто-то ехал на машине, она проскакивала, тарахтя мотором. Улица, освещенная фонарями, звезды, разговоры – все это уходило со временем, уносящим колорит и события.
   Порой молодежь поторапливалась и валила к кинотеатру. Если был новый фильм – билетов не достать. Все ломились, сметая билетера. Многим удавалось прорваться без билетов, но оплачивать все равно приходилось. Контролер всегда знал в лицо тех, кто попал в зал, не оплатив сеанс. Девушки почти никогда не покупали билетов, как-то не принято, значит, нет того, кто при звездах говорит о любви, нет того, кто провожает  вечерами домой, да дело было  даже  не в этом, а в чем-то другом… Девчонкам покупали билеты ребята-соседи, друзья. Пока молодые люди толпились возле кассы, девушки стояли в сторонке и о чем-то болтали.    
      Много было вещей, которые были для девушек запрещены, но это был запрет уважения к женщине. Девушки не платили в кафе, не приглашали парней танцевать, не выполняли ту часть работы по дому, которая считалась мужской и многое другое. Это запреты старой традиции, которые  угасали,  что огорчало стариков.
      Свобода, которая врывалась, имела много преимуществ, но она беспощадно разрушала грани любви, которые были уникальным и сложным бытием поселка. Запах, которого похож на Восток, но к Востоку отношения не имел.
  Старые люди-старожилы искали ключи и затворы, чтобы остановить новое в культуре, но их не было. Только церковь и вера оставались стражами порядка.
     Мне запомнились долгожители поселка, соблюдающие посты перед Рождеством и Пасхой, идущие в церковь много часов, из самых дальних уголков поселка пешком, веруя только Господу Иисусу Христу сыну Божьему. Веруя, что вера сохраняется в сердце, независимо от времени, событий и жизни людей.               
   –Бабко, бабко, Богом вас прошу, хоть щось поїште, поститеся уже цілий місяць, не дай Бог, щось ся  з  вами  стане.
     –Ти за мене не переживай, онуче, зо мнов Бог, а з вами ко?
   – Бабко, но хоть, щось  поїште! Бог вам уже до Бога. Бабко, вам уже девяносто  году, вас і так Бог чує, і без ваших посту.
 – То не твого розуму команди давати, онучку, твоє діло слухатися мамку, та  файно усім помогати.
     Этот диалог, рассказанный троюродным братом, помнился долго. Бабушка видела лучше молодых,  ее лицо старости было красивым и жизнерадостным. Знала она все: о чем все знать не могли! Ее муж всегда слушал землю и говорил с ней, с землей, как с живой, прежде чем садить огород, и всегда знал об урожае!
      Такой запомнилась мне жизнь поселка, где по-прежнему видно Румынскую границу, где весной, когда тает снег, цветут первоцветы-брандуши нежно-синего цвета.
     А  фиглярия?  Спросите вы, что же такое фиглярия?  Стоит крепко! Отвечу любопытным. Стоит и шутит до сих пор над теми, кто не понимает времени, событий и жизни людей, которые живут в далеком поселке, живописного уголка западной Украины, которые гордо несут веру, традицию, любовь своего края!
      – Та чи модна, ти уже, небого, чи уже сь городська, чи уже сь не така, як була!
     – Усе то добре, доню, та одна біда, що ти не хлопець! – странные замечания могли понять только местные               
   – Та чи уже сь те багаті, тютко, та мамко, та уйки та браття?
 Часто для многих жителей поселка духовными наставниками были старцы монастырей, которых Бог слышал и они слышали Бога. Проникновенные мудрецы, которым не нужны были особые состояния сознания, хрустальные шарики и их производные... Учителя, несущие корни веры, несущие высочайшую любви к жизни, высоту культуры и человечности сегодня редкость.
      Время неумолимо… Почти никого не осталось в живых, из  уникальных старожил традиции. Только память  колыхает прошлое. Редко  в ком сейчас есть то уникальное отражение любви, та уникальная чистая молитва Богу. Молитва сути, когда слово не расходилось с делом. Молитва милосердия  праведности.
     Только порой перегородка между нами и ими – ушедшими, становится очень тонкой, тогда в нас говорит голос традиции, голос ушедшего времени их жизни. Иногда, до сих пор, ходят по поселку монахи-отшельники: подойдут к кому-нибудь, утешат словом или разбудят того, в ком спит совесть.
 
    На свадьбах и по сей день по-прежнему звучат народные музыки и коломыйки.               

Кураговы ся носылы, люди Богу ся молылы.
Бысь те  файно, молодятка, жылы. 
Бубни бьют сы, выбывают.
Бысь те, молодятка,  Бога,  та старшину честували.
Бысь те ся обоє солодко малы.
Бысь те файных дитынчаток родылы.
Кураговы ся носылы, люди Богу ся молылы.
Бысь те булы здорови, та довго-довго жылы.
   
   Фиглярия в обычном понимании – это шутка, но все же привычная логика здесь ни при чем, фиглярия говорит логикой диалекта, непонятным замысловатым колоритом традиции! И, конечно, и безусловно, в каждой области Украины, и в любой другой стране, в ее областях есть свои уникальные особенности, свои традиции, своя культура, свои фольклорные жемчуга-смысла. Нужно помнить и ценить то, что дала нам малая Родина, помнить свои корни, свой дом, своих предков, помнить то лучшее, чему нас учили многие, достойные светлой  памяти и любви.