Раскинулось море широко...

Шевченко Виталий Иванович
Ранним утром люди шли на базар, а он уже сидел у входа. В свежевыстиранной гимнастерке, на голове пилотка набекрень, рядом котелок для денег, и женщины, проходившие мимо, останавливались и бросали в него, кто сколько мог. В руках гармошка и он тихо наигрывал одну и туже мелодию - “Раскинулось море широко...” Только смотрел на всех своими серыми, печальными глазами. Без ног.
А над его головой полоскался на ветру лозунг “Спасибо родному Сталину!”
Теперь понимаю, что ему было лет тридцать, не больше!
- Такой красивый, а калека! - вздыхала каждый раз мама, когда мы проходили мимо, и она, оторвав от наших голодных ртов, бросала в котелок какую-то мелочь, редко помятый бумажный рубль.
На базаре мама торговала длинными липучими конфетами, которые ей доставала где-то соседка, пани Городецкая. Страшно рисковала, боялась, что ее в любой момент могли замести, и тогда оставит всех нас на произвол судьбы. Но папиной зарплаты не хватало и вновь и вновь направлялась она сюда и брала меня с собой как прикрытие.
Я ничего этого не понимал и с удовольствием шел, мне было интересно в этой разношерстной, целый день жужжащей базарной толпе.
Когда мы возвращались вечером домой, мама всегда посылала меня к нему:
- Иди, дай дяде, - говорила она и совала мне в руки кусок хлеба, зеленый, с пупырышками огурец, или холодный большой и красный помидор. Что-нибудь из того, чем наделяли ее в этот день на базаре.
Я стесненно подходил и молча протягивал ему гостинец, боялся. Никак не мог понять, куда у него подевались ноги, а он смотрел на меня, улыбался и говорил:
- Спасибо, сынок!
Потом я со всех ног возвращался к матери и она ласково журила:
- Чего ты испугался, дурачок?
Возле мамы я ничего не боялся и уверенно шел домой, изредка оглядываясь, а тот, в гимнастерке, по-прежнему сидел на своем привычном месте и медленно растягивал  меха гармошки.
“Раскинулось море широко...”
Однажды мы попали в облаву и мама успела весь свой товар, с десяток липучих конфет, сунуть мне за пазуху:
- Сынок, выйди за базар и подожди меня там!
Никто не обращал на меня внимание, и я вышел на прилегающую улицу и испуганно смотрел, как подъехала машина. Полуторка, и как стали в нее грузить перепуганных женщин.
А вокруг стояла толпа и молча смотрела на милиционеров, они от всех прятали глаза, на тех, кого задержали, на товар, такие же конфеты, как у мамы, масло, вынесенное из соседнего маслозавода, самодельные бурки на зиму...
- Вот сволочи, - сказал кто-то за моей спиной и я узнал того, в гимнастерке. Гармошка болталась у него за плечами и он уехал, свернув в ближайший переулок и тяжело отталкиваясь от земли своими деревянными костылями.
Целый месяц мы с мамой не ходили на базар, она боялась там показываться, а когда появились, то того, у входа, уже не было.
По-прежнему на ветру бился знакомый лозунг, но под ним непривычно зияла пустота.
Мама тоже обратила на это  внимание, так как вечером рассказывала отцу после работы. Он сидел на кухне за столом, уставший, молча сербал редкий суп и слушал:
- Пани Клепачева сказала, что кто-то предупредил солдатика и он ушел... дали команду всех инвалидов арестовать...
- Кому он мешал? - угрюмо поинтересовался отец.
- Не знаю, - вздохнула мать.