Я сижу на стуле в небольшой уютной кухне своей соседки из квартиры напротив. Эта симпатичная молодая женщина показывает мне датированное 13-м июлем письмо, в котором сухим текстом, на двух листах, излагаются причины отказа в операции. На одном листе отказ из Москвы, на другом – из Новосибирска.
…..Практически одновременно с этой семейной парой мы купили квартиры на одной площадке, одновременно делали ремонт, но появлялся всегда только муж, жену я увидела, когда уже все было готово. Но мало ли, этажом ниже тоже только мужик бегал, когда там шел очередной ремонт, может это нормально и жены полностью доверяют второй половине в этом деле и не лезут в каждую дырку, как я.
Сначала мы просто с соседями здоровались, улыбались друг другу, потом наш сын со свойственной детям непосредственностью, стал ходить к ним в гости с котиком поиграть, поговорить, потом затащил меня, и мы стали потихоньку узнавать жизненные подробности соседей.
Когда я увидела руку Леры, смутные подозрения закрались в душу. Но нет, не может быть, да ну! Однако, все чаще видя забинтованную руку, я понимала, что мои опасения, скорее всего, подтвердятся. Однажды, я ее прямо спросила: «Лера, ты на диализе?» Она испуганно вскинула голову: «Ты знаешь? Откуда?»
Я знаю. Когда-то столкнулась. Гемодиализ – это очищение крови. Через день. По несколько часов. И есть только один способ возврата к нормальной человеческой жизни – трансплантация почки. Именно отказы в трансплантации и показывала мне Лера. Нет, жалостью тут и не пахнет: любящие родственники, замечательный муж, работа, они все борются за Леру, ищут возможность операции, выбивают квоту. И они обязательно ее добьются…обязательно…
Я принесла Лере тертую землянику: «Попробуй, она вкусная, пахучая…» Я улыбаюсь, что-то болтаю, а на самом деле я валяюсь на полу и вою, просто вою от всего этого: «Аааа, ну как же так! Почему так! За что ей такое!» Я совершенно по-детски дрыгаю ногами и руками, мечусь от безысходности, от невозможности чем-то помочь: «Почему, почему, почему?!!!!» Мгновенно отступают все свои собственные неприятности: «Проблемы в бизнесе? А у кого их сейчас нет? Черная полоса? А кто тебе сказал, что будет всегда белая? Вот и черная уже сереть начинает. Все пройдет, переменится…»
Лера берет письмо и, перечитывая его в сотый раз, говорит: «Ты знаешь, если не делать пересадку, на диализе можно существовать лет двадцать. Ведь вероятности-то нет, что почка приживется..»
Лера смотрит на меня, словно ища поддержки и спрашивая совета. А я просто впадаю в ступор – вот это выбор!
Двадцать лет жить через день, быть привязанной к больнице. Через день тяжело подниматься на проклятый пятый этаж («валяющаяся на полу» просто взвыла в голос…)
Или рискнуть, добиться квоты, пережить операцию, год реабилитации – и… свобода! Можно ехать со мной в Зею за земляникой, можно к морю во Владивосток или Китай. А можно в Москву! А может.. Ну, вдруг получится…. И в Париж!
Долго, но мучительно, или… коротко, но ярко?
Лера примет решение, каким бы непростым оно не было.
А мне пора домой. Я поднимаю «валяющуюся на полу»: «Пойдем, распустила тут сопли...Нужно быть сильной, как ТА, от КОТОРОЙ мы сейчас уходим…..»
Благовещенск, лето 2009 года