жрица

 
Руководимая непреодолимым желанием познать мудрость бытия через любовь, Анна совершенно логично, хотя и немного неожиданно полюбила. Сначала на алтарь любви было положено натренированное другими, не настоящими Любовями тело, его было не очень жалко, поскольку телу положение на алтарь было даже в какой-то мере приятно. Когда тело, уставшее от любви, стало хотеть ее все реже и реже, Анна решила, что такую любовь все равно надо хранить, ибо она жрица, а любовь – дар свыше. Вцепившись в любовь руками, ногами и зубами, уже порядком изъеденными любовью, как кариесом, Анна вдруг стала чувствовать чувство. Чувство было странно непонятным – каким-то, что ли не совсем половым. Чувство заключалось в следующем – сохранить свет, который клином сошелся на Петре, он был далеко не апостол и даже не апологет. Анна сохраняла любовь то посредством котлетно-окорочковых воззваний к желудку любимого, то посредством скандалов, кои представлялись ей демонстрацией страсти. Однажды Петр испарился, обожравшись котлетами и скандалами. Движимая чистым чувством, Анна твердо решила хранить любовь до победного, чего бы это ни стоило. Но, согласитесь, хранить любовь в одного как-то не прикольно и скучно – мозг-то парить некому, да и не видит никто, как почти что святая Анна трепетно к этой любви относится. И взяла Анна деньги, и пошла Анна к магу, чтобы помог ей маг, обратившись к каким угодно силам, сохранить свою чистую, существующую в единственном экземпляре любовь, которая богом дается один раз в жизни. Изливая магу душу и содержимое кошелька, Анна, в твердой уверенности, что делает благое дело, продолжала хранить любовь. Любовь теперь выражалась в глиняной кукле, которую Анна называла Петром и кормила ужином с ложечки, и просила прощения у глиняного Петра, и ложилась с ним в постель, испытывая перманентно порывы страсти. Так продолжалось около месяца, и маг стал было поговаривать о том, что насильно мил не будешь, но черноризец Храбр был мощным оружием в руках мага, сам того не подозревая, и Петр, до которого дошли энергетические волны спектра читааху и гатааху, проникся, наконец, погаными сонштями и позвонил Анне, напросившись на кофе сонным голосом. Он знал, что у Анны даже в любое время суток можно выпить хорошего кофе. Приезжает, значит, Петр к Анне, в надежде получить свой кофе, она, довольная такая, кофе ему варит, наливает, а Петенька глиняный рядом сидит, беседу их слушает, и тоже кофе наворачивает большой ложкой, Анна же его нахваливает – кушай, дескать, Петенька, кушай, родненький. Ну, Петр внимания особого не обратил, наподдавал только Анне пенделей из ревности, и в кровать ее понес. На руках. Потому что от пенделей Анна бессознательная сделалась. Легли они в кровать, значит, в широкую такую, на простыни шелковые, а Петька мелкий глиняный тут как тут. Прыгает на Анну, лезет, щиплет, кусает, титьки дергает, своего добивается. Анне же это без разницы, она же бессознательная, а Петр сердится, но Петьку мелкого ни изловить, ни отогнать не может никак, а самому к Анне пристроиться до колик охота – иначе зачем он через весь город ехал, бензин расходовал? Просто кофию выпить и спать лечь? Обидно же будет… Двойным пенделем выведя Анну из состояния глубокого транса, Петр начал расспрашивать, что да как. Невыносимо любящая женщина, не вытерпев серьезного психологического давления, наконец, спокойно рассказала, что весь этот месяц хранила светлое чувство изо всех своих слабых сил, а Петька мелкий – не что иное, как побочный эффект. Побочный эффект сначала расстроился и заплакал, но, придя в себя, стал дергать Анну за титьки с удвоенным энтузиазмом, показывая всем, что чувство светлое – это не хухры-мухры, ну и в общем – кто в доме хозяин. В итоге Анне это надоело, и она впала в кому, а Петька с Петром с****или весь ее алкоголь и выжрали его вдвоем на кухне, в перерывах онанируя. Не дойдя удвоенным разумом, на литру усиленным алкоголем ни до чего дельного, вырубились они, мордами в винегрете. Анна, проснувшись наутро, пошла к магу для выяснения основных и животрепещущих вопросов: сохранилась ее любовь?.. что теперь с ней делать?.. можно ли не тратиться на алкоголь для ее поддержания, ведь и так на мага уже потратилась изрядно. Маг слегка осерчал, но виду не подал, просто объяснил Анне тактично, что не на него она потратилась, а на себя скорее, сохранив большую любовь за маленькие деньги. Но и добавил, что любовь такую, сохраненную противоестественно, корректировать надо, иначе черноризец Храбр расстроиться может, потому что до той части «Слова», где про греческие и римские письмена, обряд не дошел, а монаху это важно.