Детский лагерь

Алексей Че
В восемь утра бужу мальчиков, Ксюша девочек. В этот раз не проспал. Следующие десять минут дети умываются, выходят в холл, самую большую комнату этажа. Живут они в комнатах на четыре и пять человек; в разных крыльях здания. Наш отряд номер семь. С 8.15 до 8.20 — зарядка.

Заспанные лица, резкая активность после сна, дети недовольны. Но иначе нельзя, такая дисциплина, в других отрядах также.

— Ноги на ширине плеч, руки в стороны. — Говорю детям, и в то же время себе.

У Миши кофта наизнанку.

— Руки вперёд. Приседаем.

Лена успела накраситься.

— Руки на пояс. Наклоны вправо.

Чёрт, как спать хочется, сам ещё не проснулся.

— Наклоны влево. Веселей ребята, скоро завтрак!

Опять нет Насти, придётся будить.

— Глеб, замени меня, продолжайте упражнения!

Настенька крепко спит. Ну ещё бы, они сюда приехали отдыхать, от школы, от уроков, от обязанностей, а тут им подъём в восемь утра.

— Просыпайся, Настя.
— Когда? — Спрашивает сквозь сон.
— Сейчас. Открывай глазки. Поспеши! Не забудь кровать заправить!
—  Можно я не пойду на завтрак?
—  Нельзя! Все ждут тебя в холле. — Чувствую себя предателем. — Давай, поторопись!

Работаю вожатым в детском лагере. Этот заезд, смена — дети из малообеспеченных, либо неполных семей. Очень разные. В отрядах, примерно, сорок человек; ими занимаются двое вожатых и один воспитатель. Возраст «моих» детей 12-14 лет, сложный. Многие из них уже имели приводы в милицию. Они знают, что такое сигареты и секс. Быть с ними вежливым недостаточно. Заслужить авторитет непросто. Каждую минуту дня и ночи, следующие две недели, я должен знать, где они и чем занимаются!

Ксюша моя напарница, и в свои восемнадцать, она более опытна, находчива и интересна. Была вожатой несколько раз. Считаю, что мне повезло. Кстати, она ещё и красотка.

— Ну, как? Все готовы? — Спрашиваю. — Лёня, не вижу Сашу, сходи за ним, пожалуйста!
— Не пойду, чё я ему, нянька?
— Будь добр!
— Ну…
— Мне сходить? — Говорю строго.
— Ладно.

Не люблю быть грубым с детьми, но важно, чтобы они слушались. Иначе нянькой буду я, а это к авторитету не ведёт.

— Ребята, на сегодня расписание такое: после завтрака сбор в актовом зале. Встреча с директором лагеря, знакомство с другими отрядами. Сейчас мы должны придумать речёвку, и по дороге в столовую, выучить. Кстати, на собрании вы узнаете, какие будут кружки, и сможете записаться. Все собрались? Встаём колонной по два человека, пошли!

Речёвка, первая дурацкая задача. Детям необходимо подружиться, прежде чем заниматься творчеством вместе. Сейчас я для них просто какой-то взрослый, который требует. Зачем взялся за это? Думаю, я плохой вожатый. Надеюсь Ксюша придумает что-нибудь!

— Не разбегайтесь! Перед столовой строимся и заходим вместе!

Как же; вместе. Что они, роботы? Я их прекрасно понимаю. Прийти на завтрак раньше или позже остальных, это и есть круто. Уже определяются лидеры и тихони. И те и другие получают больше внимания, и это естественно. Кто-то настроен благожелательно, идёт рядом. Мы говорим о погоде, о мамах, о собаках, попугаях и кошках, которые остались дома. Мальчики, что побойчее, уже в столовой. Это они демонстрируют, что сами решают чего им хочется сейчас. Не могу их упрекнуть, но и оставить так, как есть, тоже. Надо будет назначить их старшими по отряду, это всегда срабатывает. Чисто по-человечески, хочется уделить внимание тихоням, чтобы освоились и завели друзей, иначе им придётся несладко. Но делать это надо деликатно и искренне. Лицемерие дети распознают сразу. Они вообще умнее взрослых, но чтобы проявить себя, нужна среда.

Ксюшу полюбили сразу. Меня сначала опасались, и тому есть причины. За день до начала смены, я подрался, очень крепко, и у уже проявлялись синяки, даже фингалы. Но, к моему счастью, у детей меньше стереотипов, зато интуиция развита сильно. Вскоре они меня приняли, хулиганов синяками не удивишь.

— Привет, Ксюша. — Она пришла в столовую после утренней планёрки. —  Отпусти меня ненадолго, умыться не успел.
— Речёвку придумали?
— Честно? Нет.
— Ладно, придумаем. Как ты? Лицо болит?
— Всё в порядке, Ксюша. Уже почти зима, на холоде быстро заживает. А что, очень заметно?
— Очень! — Она смеётся. — Увидимся в актовом зале, не усни снова.

За стеной главного корпуса, я встретил Марину, она – старший вожатый лагеря, и Сашу Спиридонова. Именно он пригласил меня поработать в лагерь. Саша воспитатель в отряде номер пять. Для него, это уже десятая или двадцатая смена. В жизни, он арт-директор ночного клуба, где я — бармен. Саша профессионал по части веселья и разных затей, с ним не бывает скучно. Получил от него много полезных советов и ответов.

В коллективе педагогов и массовиков-затейников, мне было неуютно, особенно на вожатских планёрках. Каждый вечер после отбоя, в 23.30, вожатые собираются и обсуждают события дня. Говорят обо всём: дети, успехи, планы, идеи, проблемы. Это важно и необходимо.
Сложностью для меня стало то, что называется «огонёк». Мы садимся на пол, свет гасят, все чувственно молчат. Старший вожатый зажигает свечу и говорит много тёплых, и даже каких-то пионерских слов. Всем это нравится. Кроме меня. Начинаешь чувствовать себя неуютно, когда не разделяешь общего духа. Назад пути нет. Но и не страшно. Это, по крайней мере, занятно и не похоже на обычные будни.

Свеча переходит из рук в руки, и каждый должен что-то сказать; непременно. У меня мандраж, что им сказать? Ксюша говорит, что дети уже раскрываются, и это верно. Что она рада своему новому напарнику и будет меня во всём поддерживать. И все они её понимают, и всё это меня очень трогает! И я, лишь, благодарю её, голос подводит, во рту пересохло…
Наконец, передаю свечу дальше. Ух! Бывает же такое. Думаю, что не зря согласился на эту работу, скучно не будет!

Каждый вечер, перед отбоем, на огоньке в отряде, у детей были свои переживания. Те, кто приезжает не в первый раз, более разговорчивы. Они охотно делятся своими событиями за день. Такая открытость помогает раскрыться застенчивым. Кто-то отказывается брать свечку, но никто их не упрекает. Придёт время и они скажут.

В течение двух недель, я спал по пять или шесть часов в сутки. Программа очень насыщенная. Детям, буквально, не дают свободного времени. После завтрака кружок, потом работа над театральными постановками, так каждый день. После тихого часа — выступление.

Наша с Ксюшей задача — лишить детей собственного досуга, постоянно завлекать в разные игры и проекты, входящие в программу лагеря. Ужасная работа. Существует много упражнений, иногда это игры, способствующие сближению и скорому знакомству детей.

С первых дней «мои» дети разделились на компании. Кто-то по интересу, например: футбол, сигареты, кружок, общая палата. А кто-то остался один. Кстати, одиночки редко тянутся друг к другу. Мы старались объединять детей, и иногда, это получалось.

    В тринадцать лет дети могут быть не только умны, но и хитры. Тот самый Лёня сразу заимел уважение у своих сверстников. Он во всём мне помогал, но с удовольствием задирал толстого Женю из своей палаты. Женя приезжает в лагерь каждый год. Ему очень нравится, у него требовательный и слегка надменный тон. Живёт он с мамой и бабушкой, которая работает директором в школе. На выставке школьных рисунков, в нижнем углу его картины, было написано не имя и не фамилия, как на других работах, а — «Женя, внук директора Школы № 57». Он и в лагере вёл себя как внук директора школы № 57. Но, как оказалось, это ему не помогло. Кроме Лёни, с ним в комнате жил ещё и Дима; активный, творчески развитый парень с модной стрижкой. Дима занимался танцами и вокалом, охотно участвовал в постановках отряда, сразу же стал лидером. В тихий час они доставали Женю, который жаловался мне и Ксюше. Вожатым не стоит реагировать, наказывая обидчиков сразу. Как их накажешь? Не будешь же всё время рядом. Детям надо учиться самим за себя постоять!
    Однажды, Женя выбежал из комнаты со слезами на глазах. Долго не мог успокоиться. Жаловался. Я отправил его обратно. Захожу с ним в комнату, строго говорю, чтобы больше не выходил. И тут замечаю злорадную улыбку его соседей. Значит, Женя не врал. Через десять минут, он снова прибегает в холл, я в это время пил чай. Садится в соседнее кресло, слёзы льют ручьём. Молчит.

— Почему ты не дашь им сдачи, Женя?
— Как это, сдачи? Ведь драться нехорошо.
— Да, нехорошо, но нужно защищаться!
— Мне бабушка запрещает. Нет. Я не могу. И почему вы мне это советуете? Вы же вожатый! Идите и накажите их!
— Да, я могу сейчас их наказать. Но когда уйду, они отомстят тебе.
— Я боюсь. — Сказал Женя, обдумав перспективу.
— Чего? Ты большой и сильный!
— Нет, я толстый.
— Нет. Ты большой и сильный. Дам тебе совет, а ты сам решай, что делать. Когда они начнут приставать к тебе, дай кому-нибудь одному в нос. Сильно!
— Но они же тогда толпой меня завалят.
— А ты не реви. И снова дай в нос, но уже другому, и тоже сильно.
— И они снова меня побьют.
— Да, наверное. Но в третий раз, они уже не захотят в нос и подумают, приставать к тебе или нет. Бабушка не всегда будет рядом с тобой.

Я и вправду плохой вожатый, раз такое советую. Но через двадцать минут, когда зашёл на крик в их палату, у Лёни был красный нос. Снова строго говорю Жене, чтобы не шумел, а он мне улыбнулся, не обижаясь на строгость. Больше Женя не плакал и в палате не отсиживался.

Между вожатыми хорошие отношения, я освоился, но дружбу водил с ди-джеями и охранниками, уж и не знаю почему? Каждые два дня, в столовой устраивали дискотеки, после ужина. Вожатые должны присутствовать, следить за порядком и, непременно, тоже танцевать. Понимаю, что это хорошо для контакта детей и взрослых. Люблю танцевать, но не когда это обязанность. Придумал себе роль, стоял на входе и следил за тем, чтобы дети, выходя, надевали шапки и куртки. Так меня узнали все воспитанники лагеря.

Однажды, ко мне подходят девочки из моего отряда. Макияж, причёски, костюмы. У них проблема – мальчики старшего отряда их зажимали и предлагали непристойности! Я завёлся, говорю: «покажите их!». Подхожу к шпане. Что им сказать? Решил долго не думать. Поговорил. Их физиономии сменились на удивление.

— А разве вожатым можно материться?
— Нельзя, — говорю, — ну что, мы поняли друг друга?
— Да…

Тогда я снова подумал, что вожатый из меня неважный, а педагогам нужно платить хорошие деньги. Ведь дети принимают за норму то, что слышат от взрослых. Остался недоволен собой, от той беседы. Очевидно, они послушались меня только потому, что я – вожатый. Вероятно, на улице, где-нибудь в городе, они бы меня побили всей толпой; а может, и нет. Во время смены мне ещё не раз довелось встречаться с этой шайкой, но об этом позже. Вернулся к девочкам, сказал, что их больше никто не побеспокоит, если перестанут курить за углом.

На дискотеку ходили не все дети. Кто-то гулял по лагерю, а кто-то оставался в отряде. Они, либо находили себе занятие, либо нет. Многие спрашивали, почему нет телевизора. Я нашёл хороший предлог оставаться вечером с ними. Мы отлично проводили время. Пили чай. Играли в прятки или в ассоциации. Сначала нас было мало, но позже присоединились другие.

Игра называется «крокодил». Ставим кресла и стулья полукругом, тому, кто водит, загадываю слово. Он показывает это слово жестами и мимикой, до тех пор, пока кто-то из зрителей не отгадает. Они меняются местами, отгадываем новое слово.

Сначала не все соглашались выходить и изображать, предпочитали отгадывать. Но постепенно, с помощью смеха, дети стали ближе. Те, кто возвращался с дискотеки, присоединялись. Позже, играли уже без меня.

Дни шли, ребята познакомились, вошли в ритм. Стал замечать «гостей». В основном мальчиков из других отрядов. У нас было заведено снимать обувь при входе, гостям пришлось этому научиться. Некоторые не хотели уходить, тоже играли в «крокодила». Но в лагере существует порядок; отбой единовременно.

На третьем этаже располагался отряд № 9. Дети старше моих на пару лет. Гигантская разница в таком возрасте. Вожатые — девчонки, подруги Ксюши. В их отряде мальчики очень резко разделились на две компании. Одни обычные, другие — чистая шайка. Как раз те, с дискотеки. Они ходили особняком, делали, что хотели, курили открыто, ночью шумели.

Не корректно вмешиваться в дела чужого отряда, но меня попросили как-то помочь, присмотреть за ними или даже поговорить. Разговоры, это слишком предсказуемо для сорванцов; позвал их сыграть с нами в футбол. Получилось неплохо. Я смешивал команды, пользовался свистком и с важным видом поддерживал всех, непредвзято.

Так, познакомился с отрядом № 9. Кажется, я единственный взрослый, после физрука, с кем эта банда вообще вступала в контакт. И они меня, почему-то, слушались. Возможно, нас сблизили мои фингалы.

В программе лагеря есть один «огонёк», который называется «девичник и мальчишник». Когда мальчики собираются отдельно от девочек, в каждой из групп по вожатому. Делается это для того, чтобы обсудить те вопросы, которые дети не решаются задать взрослым, либо при всех.

Мы собрались. Тишина, уже ночь, горит свеча. Мальчишки смотрят на меня и ждут. А я не знаю, с чего начать. Как вообще я могу им говорить, что хорошо, а что плохо? И тем не менее, надо начинать. Решаюсь, говорю:

— Сегодня у нас мальчишник. Я, примерно, вдвое старше каждого из вас и, возможно, смогу ответить на какие-то вопросы. Так что, смелее, спрашивайте!

Тишина, все молчат.

— Ну… Ну давайте поговорим о воровстве, например. — Не знаю, почему так сказал, но разговор пошёл. — Могу начать, если хотите. В детстве мы воровали яблоки в чужом огороде. Было весело, и опасно, кого-то кусали собаки. А вы?
— Я тоже воровал яблоки.
— И я.
— А я семечки.
— А мы сникерсы и трансформеры.
— А как сникерсы воровать? — Разговор уже шёл без меня.
— Это просто. Рамки сигнализации в супермаркетах не доходят до пола пять сантиметров. Ложишь то, что хочешь стырить на пол и, как шайбу пинаешь в сторону выхода. Потом забираешь. Или берёшь с собой лезвие и отрезаешь жучок с упаковки, потом спокойно выходишь из магазина.
— А мы воровали компакт-диски, подходишь к продавцу сбоку и зубы ему заговариваешь. Другой ему в окошко руку суёт и берёт всё, до чего дотянуться может.
— А мы колбасу прямо в магазине ели и ещё соком запивали, в рукав всё помещается.
— А мы однажды компьютер стащили…

Начался обмен опытом, если не мастер-класс по воровству. Пора было это остановить.

— Ладно, - говорю, – хватит. Хвалить вас, естественно, не за что. Сегодня, как вы знаете, у Саши из тумбочки пропали деньги, пятьдесят рублей. — Все уставились на него, всё ещё грустного. Деньги Саше дала мама, на «чёрный день», — Что вы об этом думаете?!

Все замолчали, надолго. И кто-то говорит:
— Воровать у своих, вообще стрёмно! Это называется крысятничать.

Все с этим согласились. Лучшего финала для беседы о воровстве я бы не придумал. Приятно, что они стали друг другу своими.

Сменили тему, заговорили о дружбе. Сначала в разнобой, пока кто-то ни произнес слово «изгой». Возникла пауза. Дальше, я молчал от удивления, только слушал.

Вадик, симпатичный мальчуган, немного худой, почему-то всегда один. Он ни разу ни на что не пожаловался, ни с кем не поспорил, всегда был незаметным, начал говорить:

— Ребята, мы здесь уже неделю, но никто со мной не дружит. Я никого в этом не виню, так бывает. Я плохо играю в футбол и не курю, но я этим и не горжусь. Наверное, слово изгой подходит ко мне? Но я не считаю себя плохим человеком, и вас такими не считаю. Это ваше дело, дружить со мной или нет. В школе, в моём классе, у меня тоже нет друзей. Там меня обзывают и иногда бьют. Мне это, конечно, не нравится, я защищаюсь, как могу. Просто, хочу сказать, что когда вы всей толпой издеваетесь над кем-то, это неуважаемо. И человек не потеряет честь, если не захочет. Я закончил.

Эффектно, странно, даже поразительно было слышать такую ясную осознанную речь от ребёнка. Вадик больше ничего не сказал. Мне вспомнился фильм «Побег из Шоушенка». И тут, самый задира в отряде — Коля, отвечает ему и, что интересно, всем остальным:

— Да, с тобой никто не дружит, но ты ничего не сделал для этого. И ещё, я никогда не буду издеваться над тем, кого все чморят. Мне это не даст ничего. К тому же, не круто забивать того, кто и так забит. Я не собираюсь с тобой дружить, Вадик, но если тебя будут бить, заступлюсь. Однако, не думай считать меня своим другом. Это всё.

Помните толстого Женю? Он берёт слово:

— А давайте поговорим про девчонок?
— Давайте, - говорю, — начинай.
— Ну… Вот, например, мне нравится девочка. Что бы мне ей такого сказать, чтобы она со мной встречаться стала?

Эта тема всем больше понравилась. Жене дали массу советов: сделать комплимент, подарить цветы, пригласить её в кино, обязательно поцеловаться…

Мальчишник закончился. Дети разошлись спать. Я пошёл на планёрку, а после, к Саше Спиридонову, у него был 10-летний виски.

Дни пролетали быстро, и в то же время долго. Как-то раз, дети спросили, есть ли между мной и Ксюшей роман, и целуемся ли мы?

— Ксюша, между нами есть роман? — Принёс ей в комнату чай и печенье; перед сном.
— На работе нельзя допускать романы.
— Но уже ночь. Рабочий день закончен.
— Мы на работе круглые сутки. Забыл? Никаких романов.
— Ты ничего, кстати.
— Ты тоже. Я ложусь спать, передай мне ту маечку. — Ксюша начинает раздеваться.
— Держи, — Протягиваю майку, любуюсь. Она одевается в пижаму, забирается под одеяло. — Ксюша, почему ты меня не стесняешься?
— Потому что комплексов нет, но есть правила. — Она уже закрыла глаза. — Расскажешь мне на ночь сказку или уже уходишь? – Зевает.
— Пожалуй, пойду. Приятных снов.

Один раз за двухнедельную смену, вожатые должны проводить с детьми психологические упражнения. Существует такое: на одной стене крепится лист со словом «ДА», на противоположной со словом «НЕТ». Ведущий зачитывает утверждение, аудитория обдумывает, соглашается с ним или нет. Соответственно занимает место у той или другой стены. Воздержавшиеся садятся посередине. Далее идут дебаты и обоснования выбранной позиции.

К счастью, у нас в холле было много разной мебели, всем было комфортно. Дебаты, диалоги, это именно то, что предполагает «упражнение Джеффа». В ходе дискуссий, мнения могут, а возможно должны, меняться. Желающие пересаживаются. Джеффом были подобраны блестящие, спорные, провокационные утверждения.

Никто не остался равнодушным. Я чувствовал себя ведущим ток-шоу. Выглядело это, примерно, так:

— «Не стоит общаться с теми, кто употребляет наркотики!»

Дети рассаживаются.

— Лена, почему ты выбрала «ДА»?
— Потому что наркоманы опасны, они могут обворовать и даже убить!
— А ты, Лёня? Почему «ДА»?
— Потому что мне Лена нравится, хочу рядом с ней сидеть.

Все смеются.

— Хорошо. Женя, почему «НЕТ»?
— Потому что избегать их бесполезно, они всё равно найдут тебя, если захотят.
— Таня, почему «НЕТ»?
— Я считаю, что если с ними не общаться, то они никогда не исправятся. Наоборот, надо показывать им, как хороша может быть жизнь без наркотиков!

— «Не стоит пользоваться автомобилями, они загрязняют окружающую среду!»

Большинство выбрало «ДА». Представителей «НЕТ» было двое:

— Наташа, почему «НЕТ»?
— Мама говорит, что одна машина сильно не навредит. А ещё, она у нас очень красивая.
— Гриша, почему «НЕТ»?
— Я, в общем, согласен с этим утверждением, но не пользоваться машинами совсем, тоже нельзя. Например, нам нужна скорая помощь и милиция.
— И пожарная. — Говорит Лена. Они с Лёней пересаживаются к «НЕТ».

Мы говорили обо всём, что только можно представить: фашизм, Гринпис, школа, дети, отношения, работа, богатые и бедные, боевики, Ленин, политика. Дети стали просить упражнение Джеффа каждый день. К нам стали ходить ребята из других отрядов, моё начальство приходило на это посмотреть. Каждая беседа была сильной, содержательной и дольше предыдущей.

— «Наши родители нам ничем не обязаны».

Ребята долго принимали решение. Кто-то, впрочем, большинство, воздержались.

— Надя, почему «ДА»?
— Ну это же ясно, они родили нас на свет. Мы должны им быть благодарны, это мы им обязаны. Мы должны заботиться о родителях, радовать их. Я люблю своих родителей.

Часть детей пересело на сторону «НЕТ».

— Василий, почему «НЕТ»?
— А потому, что я хочу игровую приставку и сотовый телефон. Кто мне это купит, кроме родителей?

Другие представители «НЕТ» согласились с Васей, и тоже вслух пожелали разных благ. Среди них был и Гриша, который очень хотел высказаться.

— Почему ты выбрал «НЕТ», Гриша?
— А я скажу почему! Приставка у меня есть, и телефон тоже. Только всё это не причина. Я считаю, что наши родители обязаны нас любить и быть с нами! – Он это выкрикнул, на глазах заблестели слёзы. После паузы Гриша продолжил, — Вещи могут сломаться, и их можно заменить. А других родителей у нас не будет. Они должны отдавать нам каждую минуту, а мы должны ценить это. – Слёзы шли вовсю, голос срывался. — Вот смотрите, мне тринадцать лет, а я видел своего папу только один раз в жизни! — Его никто не смел перебивать, все слушали. — Когда мне было пять, я спросил у мамы, где мой папа? Почему у всех он есть, а у меня нет? Тогда она позвонила ему и папа пришёл со мной познакомиться. Мы посидели, он мало говорил, а вскоре снова ушёл. Больше я его никогда не видел. Ну чем? Вот, чем, я это заслужил? Почему он меня не любит? Разве я виноват в этом? Я считаю, что родители обязаны нас воспитывать, быть рядом и любить нас! — Здесь Гриша уже сорвался. Мы прекратили дискуссию. Большинство пересело на сторону «НЕТ».


Однажды, я увидел в окно падающие сумки, за ними трёх пацанов из отряда № 9. Это был побег из лагеря.

— Привет. Далеко собрались? — Догнал их в лесу.

Они приготовились бежать. Но у нас уже было что-то вроде дружбы, пацаны решили со мной поговорить.

— Мы решили сбежать. — Заявляет Серёга, самый авторитетный хулиган во всём лагере. — Мы не дети малые, чтобы по приказу тут спать ложиться, и песни про мамонтёнка петь в актовом зале.
— А остальные? — Спрашиваю.
— Нам тоже тут надоело!
— Но, как же футбол? — Разыгрываю первый козырь. — Скоро соревнования.
— Футбол и дома, во дворе есть.
— А мамка? Путёвка в лагерь ей денег стоила. Что она скажет?
— Она поймёт. — Серёга чем-то огорчён.
— Ну, что случилось? Держать не буду, просто расскажи.
— Нас вожатки обзывают. — Серёга смотрит в пол. В глазах обида. — И вообще, надоело тут всё, мы уходим.
— Ладно, — говорю, — берегите себя. Но знайте, жаль, что вы уходите.

Стою, думаю, должны вернуться. Я им свободу не ограничивал, к запретному тянуться — причин, вроде бы, нет. Обижать их здесь некому, скорее наоборот. Странно всё это. Решил с их вожатыми поговорить. Поднимаюсь на третий этаж, захожу к девчонкам, они тоже невесёлые.

— А у вас что случилось? — Спрашиваю.
— В смысле, «а у вас»?
— Пацанов ваших сейчас встретил. Говорят, обзываетесь. Что было?
— Да достали уже, — Маша заваривает кофе, — тихий час, а они всё шумят. Зашла, наорала; они меня матом. Серёже этому говорю, гопник ты! Достал уже меня, и дверью хлопнула. Погоди, а где ты их видел?
— Только что встретил на улице, сумки собрали и сбежали из лагеря.
— Как так, сбежали? Не шутишь?
— Не шучу.

Что тут началось! Одна вожатая побежала к директору, докладывать о чрезвычайной ситуации. Другая в лес, искать беглецов.

К вечеру, детей вернули в лагерь. На планёрке было жарко! Я, конечно, понял, что совершил педагогическую ошибку. Разумеется, нельзя было потакать побегу. Согласился со всеми упрёками директора, хотя было ясно, что не за их жизнь она боялась, а за свою репутацию. Но разве мог я их «задержать» после того, как они сами мне рассказали, что решили бежать? Они доверились мне. Но да, своим бездействием я, фактически, сам их отпустил.

Директору, дети сказали, что я им разрешил идти домой. Не красиво поступили, надо сказать. Потом им стыдно было мне в глаза смотреть. Хорошо, что стыдно, значит, совесть имеется. Доля директорского гнева пришлась и на вожатых отряда № 9. Нельзя ребёнка «гопником» обзывать. В итоге, все получили свой урок. А Сережа, с тех пор, стал самым активным участником в жизни своего отряда. На сцене актового зала, не меньше, чем на футбольном поле.

Смена приближалась к концу, началась зима. Мне всегда трудно просыпаться, а здесь сон — золото. Когда ночью, услышал стук в дверь, сначала подумал, что мне это снится. Но потом услышал детские голоса. Тревожные крики, а не голоса. Что-то случилось! Открываю глаза.

— В чём дело? — открываю дверь, — идите спать!
— Быстрее, быстрее! — Егор, друг Гриши, стоит в одних трусах, мёрзнет и кричит. — Грише плохо. Помогите! Мы не знаем что делать! Он задыхается.

Когда вожатые «получают» детей, всем родителям задаётся вопрос: «Что ещё мы должны знать о Вашем ребёнке?» У детей может быть недержание мочи, аллергия на апельсины, или хождение во сне. А может быть и бронхиальная астма. У Гриши был диагноз — хроническая астма. Его мама умышленно это скрыла.

Прибегаю в палату, сам ещё толком не проснулся. Смотрю на Гришу, он уже синий. Сидит на кровати и ловит ртом воздух. У меня в детстве тоже так было. Вспомнил себя во время приступа, мне тогда было лет двенадцать. Больше всего, в тот момент, не хотелось умирать. Потому что на свете ещё столько всего интересного; рано. Когда задыхаешься, чувствуешь, будто смерть смотрит в лицо, и тебе страшно! От страха спазмы ещё сильнее и риск задохнуться возрастает. Я сажусь с Гришей рядом. Его надо было успокоить.

— Гриша, я здесь. Сейчас всё пройдёт. — Он пытается что-то сказать, но не может. — Дыши медленно, но глубоко. — Гриша смотрит мне в глаза. Ему страшно. — Слушай сейчас только меня! Не думай ни о чём!
— Да... — Он кивает.
— У тебя есть ингалятор?
— Не… нет…
— Дыши глубоко!
— Ма… Мама… говорит, что они только… только хуже делают…
— Не торопись, дыши. Дыши… Вот так… Поговорим позже. — Попросил у ребят его обувь и куртку.
— Что?.. Что будет теперь? — Дыхание начало выравниваться.
— Ничего страшного, Гриша, сейчас мы пойдём в медпункт. Ты сможешь идти? Или, я могу отнести тебя?
— Нет... Я сам. — Он аккуратно встал, мы его одели.

Снег уже был по колено, воздух холодный; Грише на пользу. Шли минут пять. Доктор сделал укол. Гриша пришёл в себя и рассказал нам следующее:

— Так как я в семье один мужчина, мама сказала, что я должен быть сильным. И болезни не для меня. Я должен пойти в армию и стать военным. Дома у меня есть ингалятор, но мама не разрешает им пользоваться часто. И в лагерь запретила брать, сказала, что я уже большой и болеть не должен.

Отвёл его в палату, уложил спать. Позвонили его матери. На следующий день она приехала, и забрала Гришу домой, не дожидаясь конца смены. Мне хотелось кричать на неё, сказать, что Гриша не заменит ей утраченного мужа, что он чуть не умер, и это может повториться! Но не решился.

— Рад был знакомству, Гриша!
— Я тоже, мне понравился лагерь, я благодарен вам и Ксюше!

Так мы попрощались. А через два дня, также тепло и трогательно попрощались с остальными ребятами. Кто-то плакал, кто-то писал письма друг другу, кто-то менялся вещами на память.

Ксюша сказала, что, хоть я и не профессиональный вожатый, но она мной довольна и согласна в следующий раз взять отряд вместе.
   
Приехал в город. Первое, что бросилось в глаза, «взрослые» — неинтересные люди. И ещё то, что они прячут свои эмоции глубоко, как будто кто-то их украдёт. Следующие две недели, перестраивался обратно в мир взрослых. У нас с детьми была встреча, но об этом говорить не хочется. Другая среда, другие отношения. Они резко повзрослели. Но, я им благодарен!

                КОНЕЦ.

Отправлено с iPad