ПРОБУЖДЕНИЕ
(Роман-мистерия в двух частях)
Посвящается С.А.
ВСЕ БЕДЫ ОТ ТОГО, ЧТО МЫ
ПЫТАЕМСЯ ВСЕГДА СМОТРЕТЬ
ПРАВДЕ В ГЛАЗА, А НАДО
ХОТЯ БЫ ОДИН РАЗ
ПОСМОТРЕТЬ В ГЛАЗА ЛЖИ.
Р. Гариффулин.
31 ОКТЯБРЯ. ВОСКРЕСЕНЬЕ
0:00 - СДЕЛКА
Тревожная осенняя ночь на реактивном хвосте ветра спокировала на Город, сдувая с деревьев последнюю листву, промчалась по пустынным улицам, пугая кошек, густыми спутанными волосами подмела крыши, задувая фонари, в мусорном хороводе покружилась на рынке и, устав от трудов, театральными биноклями бездонных глаз уставилась в окна зачуханного кабака.
Там, в глубине зала, за третьим столиком слева, сидели два бородатых типа. Впрочем, только одного из них, здоровенного детину, можно было назвать типом. Другой был явно не из простых. Во всех его движениях чувствовались утончённость и превосходство.
- Помоги, Сухорук! - Здоровенный детина выдохнул едкий беломорный дым и сделал основательный хлебок текилы. - Если до завтра бабки не достану, мне кранты.
Собеседник ждал этой фразы, но отвечать не спешил. И действительно, спешить было некуда. Этой ночью стрелки часов переводились на час назад. Так что ночь становилась длиннее на целый час.
Сухорук спокойно докурил, медленно затушил окурок в пластмассовой пепельнице, потом, не торопясь, осушил свой стакан, кашлянул, чтобы прочистить горло, и только тогда сказал:
- У меня есть одна работёнка. Но ты же, Алексей, понимаешь... только из уважения к тебе.
- А что за дело? Кого-нибудь замочить? - оживился детина.
- Деньги я тебе дам, - не спеша начал Сухорук, - но за это ты всю ночь проведёшь на кладбище.
Лёху Косматого ничем нельзя было удивить, однако, почувствовав, что за словами собеседника кроется нечто непонятное и зловещее, он насторожился.
- Считай, что это мой каприз, - спокойно продолжал Сухорук. - К тому же, ты говорил, что ничего не боишься? Давай, докажи...
Детина задумался, утонув в облаке табачного дыма.
- Хорошо, но как ты узнаешь, что я всю ночь был на кладбище.
- А это очень просто, - Сухорук кивнул бармену и на столе тут же очутилась ещё одна бутылка текилы. - На двери в мой фамильный склеп есть металлическая табличка. Ее держат два десятка болтов. Вот если завтра утром ты мне принесёшь эти болты и табличку, я буду уверен, что ты действительно был на кладбище целую ночь.
Текила привычно нырнула в стаканы, а потом в пересохшие рты.
Сухорук встал и, перед тем, как скрыться за дверью, выудил из кармана маленький чёрный фонарик и протянул его Косматому:
- Возьми, пригодится. Жду тебя завтра утром.
Косматый, прощаясь, вяло махнул рукой и остался наедине с бутылкой текилы.
- Издеваться вздумал, гад, - прорычал Лёха самому себе. - Нахрена мне это кладбище? Нахрена мне эта табличка?..
Тут, конечно, можно было дать себе волю и наплевать на всё и вся, но Лёха был сейчас не в том положении, чтобы выбирать.
- Да и не боюсь я совсем. Чем это кладбище может напугать?
Лёха Косматый сам кого хочешь напугает. - Он расхохотался. - Хорошо хоть за пойло заплатил, старый проныра.
Затолкнув бутылку за пазуху, Лёха сплюнул на загаженный пол кабака и вышел в темноту улицы.
0:30 - ВИДЕНИЯ
Стояла поздняя осень, и было довольно зябко. Лёха сильнее закутался в свою «косуху».
"Лежал бы сейчас где-нибудь в тёплой постельке с какой-нибудь милашкой... Так нет же, твою мать, придётся переться на кладбище."
Лёха замер, как бы раздумывая, а не вернуться ли назад. Потом недовольно мотнул своей косматой головой (стоять на месте было холодно, да и время шло) и зашагал неуверенной походкой по пустынной улице.
Ветер толкал его в спину. Рогатый Месяц и редкие фонари освещали путь своим тусклым светом. Лёха беспрерывно матерился и проклянал всё на свете. Хмель бил в голову.
- Да ты знаешь, кто я? - орал Лёха, как будто всё ещё продолжая разговор с Сухоруком. И, сделав паузу, как будто слушая ответ, продолжал: - Да?.. А зачем я туда иду?..
Видимо, тут Сухорук лукаво скривил губы и исчез, потому что Лёха как-то по-особому покачнулся и, пытаясь найти собеседника, сделал попытку повернуться.
Сейчас он видел всё по-другому. Не так как всегда - снаружи, а как-то изнутри.
Улица жила своей жизнью, ежесекундно изменяясь и вибрируя. Переулки выбрались из своих тайников и сбежались посмотреть на странного одинокого путника. Они вызывающе тупо уставились на Лёху и, чтобы как-то его задеть, то и дело швыряли ему под ноги булыжники.
Лёха совсем не следил за дорогой, ноги сами вели его к высокому чёрному холму городского кладбища.
Откуда-то из темноты вышел Лёхин отец и, кивнув на тележку, весело крикнул:
- Подтолкни сзади, сынок.
- Не, батя... Я не хочу! - Лёхин крик расстаял в пустоте, а лицо исказила гримаса боли и страха.
Отца нет! Уже давно нет. И теперешний иллюзорный образ - не более, чем гниющий скелет, а тележка - гроб… Поняв, что их разоблачили, кости упали в ящик. Всё рассыпалось в прах, а в Лёхино сознание ворвался оглушительный рёв. Огромные колёса мелькнули перед его глазами, засыпая пылью лицо.
Лёху осенила смутная догадка, что его едва не сбила машина, и он злорадно усмехнулся. Сейчас ему всё равно. Он уже не здесь, а там. Где-то далеко-далеко в прошлом, он вместе с отцом везёт на тележке бидон с песком.
Тележка тяжёлая. Пятидесятилитровый бидон даёт о себе знать. Отец тянет тележку спереди за ручку, а Лёха толкает сзади. Они идут очень долго и часто останавливаются передохнуть. Пот градом катится со лба... Но вот, наконец, и калитка их дачи. Собравшись с последними силами, отец резко рвёт тележку на себя... а Лёха слегка её приподнимает. Бидон легко влетает во двор и бьёт отца в грудь. От неожиданности он теряет равновесие, выпускает тележку из рук и, словно во сне, пятится назад. Шаг... Его руки судорожно хватают воздух, но беспомощно скользят в пустоте. Ещё шаг... Его тело словно магнитом тянет к зияющей дыре с мутной водой. Ещё один шаг - и отец запинается о камень. Он окончательно теряет опору и скользит вниз. Его тело влетает в деревянный проём колодца и исчезает в его глубинах.
Эта жуткая сцена так стремительно пронеслась перед Лёхиными глазами, что он не успел и шага ступить. Он словно окаменел, слившись с мёртвым двором, со всеми топорами, лопатами и вёдрами. Он видел, как потом несли отцовское тело с обезображенной разбитой головой, с выпученными глазами и белёсой жижей на губах...
1:00 - КЛАДБИЩЕ
Позади раздался скрежет, и Лёха мгновенно обернулся. Он даже не заметил, как прошёл через кладбищенские ворота. Ветер гнал по мостовой пустую консервную банку, и её звяканье вызывало озноб. Весь хмель разом прошёл, и, чтобы поправить дело, Лёха ещё раз приложился к бутылке.
Ночь, утратив очертания, замаячила размытыми силуэтами. На мгновение Лёха забыл, где находится. Ему казалось, что он в каком-то магическом круге, под огромным сферическим куполом. Со всех сторон были видны огни ночного Города. Они мигали, переливались, наползали и, казалось, пытались пробиться, разорвать кладбищенскую тьму.
Лёха вздрогнул. Облава!
"Обложили, суки, обложили..."
Уже слышен пронзительный лай собак и рёв моторов. Сейчас появятся духи, и начнётся обычная дьявольская возня: затрещат кастаньеты сучьев, завоют по-волчьи сирены, закаркают гортанные голоса автоматов. И, как тогда, на войне, надо будет драться за высоту, держать фланги, зарываться в землю и - выжить, несмотря ни на что.
Косматый ждал, тревожно всматриваясь в темноту. Огни остановились. Они трепетали, бились, неистовствовали, пугали, но ни на шаг не сходили с прежних мест. Огни были повсюду, по всему периметру куполообразной кладбищенской сферы. Со всех сторон и даже на небе развевались, тлели и дымили удушливым смрадом факелы облавы.
Извилистые тени трав поползли по деревьям. Деревья скорчились, покосились, выгнули свои спины в вычурном танце страдания и боли.
Лёха прислушался.
Было мертвецки тихо.
Косматый включил фонарик, пересёк аллею и вышел к фамильному склепу Сухорука. Действительно, на двери была металлическая табличка. На ней были выгравированы слова: "Tu spoczywaja zwloki S.+ P. Rodziny Konrada Suhoruka. 13-V-1915".
Лёха достал нож и, оглядевшись по сторонам, стал выкручивать первый болт. Потом второй, третий...
Ничего сложного в этом не было, вот только руки здорово мёрзли. Тогда Лёха делал хороший глоток текилы и наполнял спиртовым дыханием свои широкие ладони.
Японские наручные часы пропищали половину второго.
Внезапно Лёха почувствовал на себе чей-то взгляд. В трёх шагах от него на тропинке стояла маленькая дворняга с тяжёлыми, болтающимися сосками на животе, серебрено рыжая в свете ущербной Луны. Подняв вверх свою ушастую лисью голову, она завыла уныло и протяжно.
Косматый недовольно поморщился, собираясь прогнать собаку, как вдруг дверь склепа пронзительно взвизгнула, и из могильной темноты вышла молодая женщина.
В этот миг Лёха действительно стал косматым: его волосы встали дыбом. Он, как карась, выпучил глаза и ловил ртом воздух.
У женщины были длинные рыжие волосы и зелёные глаза, излучающие таинственный свет.
- Не бойся меня. Мне нужна твоя помощь.
Леденой голос незнакомки успокаивал и завораживал.
- Что я должен сделать? - прошептал Лёха.
- Ты отправишься в костёл Святого Андрея, войдёшь в подземную галерею, в глубине которой найдёшь железную дверь, за ней будет узкая лестница, ведущая вниз. Потом увидишь длинный коридор и найдешь седьмую нишу справа. Там в углу спрятан старинный ларец. Ты принесёшь его мне... Но перед этим испей студёной водицы, она даст тебе силы.
Женщина протянула Лёхе хрустальный бокал, и Косматый с жадностью припал к его гранёному краю.
Первый глоток ледяным холодом обжёг внутренности, а потом жаркой истомой разлился по всему телу. Лёха вздохнул благодарно и преданно, расправил плечи и, по-звериному потянув носом ночной морозный воздух, отправился исполнять приказ.
2:00 (зимнее время) - 3:00 (летнее время)
БЕССОННИЦА
У кладбища стоял дом. Это был необычный дом: он стоял сразу на двух улицах и имел два номера. С северной стороны на нём висела табличка "Ружанская - 45", а с западной "Октябрьская - 31".
В этом доме, в квартире номер 3, посреди спальни, стояла кровать. На кровати лежал человек и нервно курил.
Согласно паспортным данным, его звали Виктором Кондратьевичем Сухоруком. Однако настоящее его имя не знал никто, потому что ни одна живая душа не должна знать истинное имя кудесника. А Виктор Кондратьевич был самым настоящим кудесником, то есть доктором, знахарем, колдуном и магом одновременно.
Многое он повидал за свою долгую жизнь. Всякое бывало: кто-то ему досаждал и строил козни, а кому-то, впрочем, довольно многим, отравил жизнь он сам. И вот сейчас, когда ему перевалило за сотню, он стал хандрить. Нет, внешне он был бодр и свеж, как мужчина в расцвете лет, но вот внутренне...
- Совесть? Нет никакой совести, - пробормотал Виктор Кондратьевич. - Совесть - это хитрость. Кто хитрее, тот и прав.
Он ощупью пробрался к старому шкафчику и налил себе рюмку «смирновки». Обычно старый кудесник сразу засыпал, но сегодняшней ночью ему не спалось.
Ещё вчера утром всё было нормально... А потом эта песня. Она гнала мусор по грязной улице и вышибала окна. Да и песня-то в сущности ерундовая, но было в ней что-то... Что-то знакомое, далёкое и... неприятное...
"Больно не будет. Постарайся... Я же приду во сне с дождями. Буду звонить с неба про погоду... Больно не будет, обещаю..."
"Где-то я уже это слышал," - мелькнуло в голове Виктора Кондратьевича.
"...Больно не будет, обещаю. Но ты передавай привет. Я же приду во сне с дождями..."
H Песня полетела дальше, оставив у Виктора Кондратьевича какое-то непонятное ощущение - как будто он проглотил пять копеек одной монетой. Это, конечно, можно было пережить. Неприятно, но не смертельно. Но потом, какого-то лешего, Сухорука занесло на чердак. Он рылся в старом хламье, так и не понимая до конца, что же ему здесь надо. Вот коробка с пыльными детскими игрушками, а это ржавые инструменты. В углу стоит старинный стол. По его обшарпанной поверхности разлетелись чьи-то старые письма.
"...шоколадку заказала, они мне такую вкусную купили, ещё и теперь привкус сладкий на губах остался..."
Он покопался в нижнем ящике стола. Ничего особенного, обычный хлам. Другой ящик разинул свою деревянную пасть и застыл, как будто подавившись. В пыльной темноте зелёной искрой вспыхнула костяная брошь.
Почему вспыхнула, а не просто вывалилась? Для Виктора Кондратьевича такого вопроса не существовало. Он знал, что это была брошь его сестры, Марины.
О Марине Виктор Кондратьевич не вспоминал уже долгие годы. Он вывел её за рамки своих интересов. До этого дня её словно не существовало.
Но теперь, разумеется, она будет существовать. Она будет существовать и днём, и ночью, и в запахе трав, и в шорохе крыльев, и в блеске глаз, и за минуту до, и секундой после. Старый колдун это понял сразу, поэтому-то брошь для него и вспыхнула таким пронзительным светом.
Как ни сопротивлялся Виктор Кондратьевич, этот странный свет неумолимо и настойчиво возвращал его к семье. Вернее, к прошлому семьи. Это прошлое было давным-давно. Его отец, Великий Соблазнитель, перед смертью подарил ему и его сестре по Камню-Оберегу. С тех пор они стали настоящими кудесниками и могли держать себя на равных с другими чародеями.
Марина надела эту брошь всего один раз. Это было на похоронах отца. Сестра была в траурном платье, а эта маленькая вещица висела у неё на груди, и переливаясь в ярком свете весеннего дня.
4:00 - ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Прошлое ожило и заструилось по пыльным стенам чердака. Вот в гробу лежит покойник, на его губах тихая блаженная улыбка. Женский плач, крики, вопли родственников. Сейчас он услышит голос сестры. Да, так и есть. Он раздался, как будто из другого мира: "Смотрите, он улыбается! - она указывала на отца. - Он смеётся над нами."
Виктор Кондратьевич вспомнил, что наступила полная тишина. У всех, и у него в том числе, были такие лица, словно покойник воскрес. И опять этот звонкий неумолимый голос: "Мертвецы всегда смеются над живыми. Они не понимают, почему мы так боимся смерти.
Они уверены, что смерть - это лучшее, что может дать нам жизнь.
Ведь что такое жизнь, как не медленное умирание? Мы, словно тяжело больные, всю жизнь тянемся к заветному стакану воды. И как только дотянемся и утолим свою жажду, получаем короткую мудрость и смерть..."
Виктор Кондратьевич почувствовал, что зелёный блеск Марининых глаз нестерпимо жжёт его щёки и, как бы защищаясь, опустил голову.
"...Как вы не поймёте, что мы не живём, что мы просто убиваем время? Ведь рано или поздно, каждый из нас придёт на кладбище, чтобы остаться там навеки. Зачем же нам уходить отсюда, если мы всё равно сюда вернёмся?.. Что нас держит в этом мире? Только страх, больше ничего..."
Виктор Кондратьевич видел, как Маринина брошка ловила жёлтые солнечные лучи и, пропуская их через тёмно-рыжие волосы хозяйки, впитывала и топила их в своей глубине. А потом, взрываясь искристыми снопами, разбрасывала во все стороны свой малахитовый свет.
"...Смотрите, там - другой мир! - голос Марины дрожал, как струна. - Другой мир - загадочный, незнакомый и счастливый. Я могу провести вас в этот счастливый мир сейчас же. Больно не будет, я обещаю! Там вы вообще никогда не испытаете боли и страха. Только вечный покой и блаженство.
5:15 - ЗНАКОМСТВО
Стояло раннее осеннее утро. Илья ехал на вокзал встречать бабушку. В автобусе было полно народу, но он опередил всех и плюхнулся в угол, на широкое заднее сиденье. Это сиденье было отгорожено от салона металлическими перилами. "То, что надо, - никто не будет толкать", - он улыбнулся и повернул голову.
Справа вплотную к нему прижалась миловидная стройная девушка лет двадцати. Она попыталась удобнее устроиться на сиденье, и Илья явственно ощутил мягкие движения её бёдер. Автобус медленно катился по старой разбитой дороге, его непрерывно трясло. Он, то дрожал, как будто боясь чего-то, то, как дряхлеющий старик, слегка постанывал на поворотах.
С каждой остановкой людей становилось все больше и больше, они напирали, толкались и скандалили.
Каждый раз Илья и его соседка оказывались еще сильнее прижатыми друг к другу. Их голени, их колени, их бёдра, их руки и плечи - всё пребывало в напряженном движении, взаимодействии и соприкосновении.
Илья улыбнулся и закрыл глаза. Он представил, как солнечные лучи серебрят кудлатые облака и опоясывают их радужным ореолом. Откуда-то неудержимым потоком струится сказочный свет, искрится и играет на лице его попутчицы.
Илья поплыл вслед за этим светом. На мгновение он запутался в завитках рыжих волос, которые выбившись из-под шляпки, ласково щекотали маленькие ушки и весело играли изящными золотыми серёжками.
Он плыл по её лицу. Девушка улыбнулась, и на свет показались ослепительно белые зубки, которые тут же скрылись за ярко-красными пухленькими губами. Он скользнул по её подбородку и сорвался в пропасть.
Вокруг были скалы. Он ещё не успел испугаться, как они исчезли, превратившись в нежную шейку, изгибом напоминавшую тонкий стебелёк тюльпана.
Илья смутно понимал, что девушка сидит рядом, но чувствовал он что-то другое. Он чувствовал, что совершенно перенёсся в неё, отождествился с ней, и испытывал то же самое, что испытывала она.
Он был ею. Дышал её грудью. Видел её глазами. Ловил звуки, предназначенные её ушам. Чувствовал её любимые запахи. Он слышал, что она дрожит, вибрирует, как струна, задетая рукой неловкого музыканта, что она трепещет, как нежный бутон, раскачиваемый мотыльком.
Она парила в воздухе. Парила в его мыслях, витала в его воображении, утопала в его мечтах. Их грёзы смешались. Фантазии плавно сплелись в тугие верёвки, которые была не в силах разорвать никакая реальность.
Он почувствовал её взгляд. Она смотрела на него и улыбалась.
Что-то было в её взгляде одновременно пронизывающее и умиротворяющее. Он понял, что она всё знает.
Значит, это не только фантазии? Не только забавы проказника Леля? Она тоже играла в эту игру. Она смотрела на него, и её взгляд говорил, что ей приятно и интересно это внезапное взаимное фантазирование, эта игра воображения.
Череда мгновений превращалась в вечность. Бесконечная лента времени, секунда за секундой, наматывалась на призрачный вал воспоминаний, становясь прошлым, а они не знали, как расстаться.
Наконец, она виновато улыбнулась ему, немного подумала и, быстро достав из сумочки записную книжку, написала свое имя и телефон. Она ещё раз улыбнулась и вышла из автобуса.
Илья посмотрел на бумажный листок в своей руке и прочитал:
"М А Р И Н А..."
Автобус покатился дальше, увозя нашего героя, держащего в руке белый листок и бормочущего приятное женское имя. А тем временем сама Марина свернула в переулок, постучала в дверь добротного кирпичного дома и, когда скрипнул засов, и в утренний полумрак выплыло удивлённое женское лицо, сказала: "Привет, Людка! Я вернулась!"
6:00 - "НЕОЖИДАННОЕ" ИЗВЕСТИЕ
- Яе бачыли у аутобусе... Нехто дапамог ёй вярнуцца... Часам не ты?.. - Антось Белун испытующе посмотрел на Виктора Кондратьевича. - Але не. Канечне, не ты. Гэта ж мы з табой засадзили Марыну. Ты не стау бы ёй дапамагаць, инакш табе - крышка. Ци не так, Виктар?..
- Так, - угрюмо отозвался Сухорук.
Он повернул голову и посмотрел в окно. Улица была в тумане. Ему показалось, что туман забирается в его череп, окутывая мозги. Голова после бессонной ночи раскалывалась на части. Он с отвращением посмотрел на Антося.
- Что дальше?
- А далей трэба уличваць, што Марына, як и кожная жанчына, вельми мсцива па натуры, - Белун достал широкий, как банное полотенце, носовой платок и смачно высморкался. - И яна абавязкова пастараецца захапиць власць. Тут ёй трэба правесци адзин-адзины невялички фокус. А ведаеш, што патрэбна для гэтага фокуса?..
Виктор Кондратьевич сидел в кресле, курил и рассеянно слушал.
- Не?! - Белун так и не дождался ответа. - Дык вось, слухай. Акрамя усяго, Марыне патрэбна чалавечая галава. И не проста галава, а галава вяшчуна, чарауника... Не здагадываешся, чыя?
- Что ты предлагаешь? - нахмурился Великий Соблазнитель.
- Трэба хутчэй абъяднаць нашыя силы и нашыя Камяни. Пакуль у Марыны тольки адзин Камень, яна ничого нам не зробиць. Але кали яна дастаня яшчэ адзин, нам не минуць лиха. Таму прапаную, пакуль не позна, адабраць у Марыны Камень и абясшкодзиць яе.
- Хорошо, - вздохнул Сухорук. - Ты, Антось, иди, отдай соответствующие распоряжения охране. Прикажи, чтобы "Жучки" смотрели в оба, ну всякое такое... А я останусь и всё обдумаю.
Время шло. Виктор Кондратьевич оцепенел в своём кресле. Он не смел думать, не смел пошевелиться. Он чувствовал внутри себя какое-то влажно-туманное движение. К его горлу тут же подкатился тошнотворный комок, как только он представил, что у него внутри воровски копошится и гнусно хлюпает, а потом беспрепятственно и волнообразно вытягивает свои щупальца звериный Страх.
"Зачем я вообще заварил всю эту кашу?.. Может быть, удастся договориться? Неужели всё так плохо?.. Неужели Марина меня не простит?.. Да, я поступил подло, я предал её, но ведь я её брат. Она должна меня понять и простить."
Свинцовая гиря опять затрепыхалась в груди и тяжко потянула вниз.
"Нет! Нет! - думал Виктор Кондратьевич. - Не так! Всё не то!.. Не на жалость и сострадание надо надеяться, а на страх. Страх - это лучшая защита и лучшее прощение. Я Великий Соблазнитель!.. Я обладаю могучей колдовской силой, весь Город в моих руках. Марина должна бояться меня. Она должна пасть передо мной на колени и благодарить за мою к ней милость. Да, да, да!.. Она будет тихой и покорной, как овечка. Она не осмелится помешать мне. Она успокоит мою совесть, или что там ещё, и уйдёт в тень, в тихое серое существование..."
6:30 - ПЕРВЫЙ РАЗГОВОР В ПРЯМОМ ЭФИРЕ
А в это время в другом конце города, в просторной светлой комнате, в роскошном кресле у телефона сидела рыжеволосая девушка.
"Сейчас он позвонит", - подумала она, и, действительно, тут же затрещал телефон. Она подняла трубку.
- Алло...
- Прости, сестра...
Её губы искривила усмешка. Да, это был он.
- Ты придешь?
- Да, я уже иду.
Духота дома душила Виктора Кондратьевича своей невидимой петлёй. Он схватил плащ и шляпу и выскользнул на улицу.
Природа пыталась закатить последний осенний бал, но ей не повезло с погодой, и она, видимо, решила бросить это дело на самотёк. Над городом висели неизменно грязные пепельные облака, а временами, впрочем, довольно часто, шёл надоедливый дождь.
Виктор Кондратьевич бросил недокуренную сигарету в урну и вошёл в холодное серое здание.
7:00 - ВТОРОЙ РАЗГОВОР В ПРЯМОМ ЭФИРЕ
- Валюша, я тебе ещё нужен?
- Чё так рано?
- Извини... Значит, я тебе не нужен?
- Да всё нормально. Успокойся...
- Нет, погоди, честно нужен?
- Ромыч, ты, чё, болеешь?
- Спасибо. Ты меня успокоила.
- Ну, я тащусь...
- Малыш, ты знаешь, кто-то прослушивает мой телефон. У меня в телефонной трубке что-то постоянно трещит.
- Чё, ты гонишь!
- Честно! Мало того, что они прослушивают мой телефон, я узнал, что они ещё просматривают мой телевизор и проедают мой холодильник...
- Ха, приколол! Да у меня, ваще, вчера аквариум пропили.
- Да?.. А тогда можно я к тебе вечером зайду?..
- Не вопрос.
- Ну, тогда до встречи.
7:05 – ДИКОЕ НАПРЯЖЕНИЕ
В тёмной комнате большого серого здания у дребезжащей и мигающей кнопками электронной аппаратуры сидели двое.
- Вы что, действительно проедаете его холодильник?
- Клевета! У него там, кроме минералки, вообще ничего нет.
Обладатель первого голоса, Виктор Кондратьевич Сухорук, а это был именно он, неодобрительно покачал головой ("ну вы, мол, даёте"), потом встал и вышел в коридор.
Когда три с половиной года назад он стал мэром Города, то потрудился на славу. Власть досталась ему слишком дорого, и он просто не имел права её потерять. "Я не могу позволить себе роскоши не знать о готовящемся заговоре," - часто повторял своим подчинённым Виктор Кондратьевич. Поэтому все телефонные разговоры, особенно междугородние, прослушивались, письма, особенно заказные, прочитывались, дома, особенно богатые, в отсутствие хозяев обыскивались. В общем, работы хватало.
Виктор Кондратьевич пересёк Оперную улицу и вышел к реке.
Несмотря на моросивший дождь, в парке было настоящее столпотворение. Под открытым небом стоял длинный праздничный стол, а чуть поодаль расположились иномарки всех цветов радуги. Видимо, здесь у одного из "новых русских" уже второй день "пела и плясала" свадьба.
Виктор Кондратьевич решил подойти. Он сделал вид, что ищет знакомых и уверенно потолкался в толпе. Бритые новорусские головы и напряженные лица, словно потухшие звёзды, виднелись то тут, то там. В облаках табачного дыма "хозяева жизни" не спеша посасывали пиво с водкой, тоскливо звеня бутылками. Залихватский мотив гармошки вместо веселья вызывал отвращение и, врезаясь в мозги, только усиливал всеобщее дикое напряжение. На каждом лице, на каждой фигуре, на каждом движении была печать обречённости и страха.
- Тебе чё надо, папаша? - осклабилась здоровенная квадратная рожа в праздничном пиджаке от Версачи и спортивках "Адидас". - Давай отсюда. Я по воскресеньям не подаю.
Какая-то размалёванная девица в заляпанном белом платье восторженно завизжала и цепко обняла "рожу" за шею. Виктор Кондратьевич понял, что перед ним жених и невеста. Вероятно, ему должно было быть всё равно, и он считал, что так и есть. Но почему-то настроение стало паршивым-препаршивым.
Сухорук взглянул на смеющихся молодожёнов и произнёс:
- После этого дня вы будете здоровы всего лишь несколько дней. Он взмахнул рукой.
-...возьми жезл твой и простри руку твою на воды Египтян: на реки их, на потоки их, на озёра их и на всякое вместилище вод их...
В небе сверкнула молния, и дождь мгновенно прекратился.
-...и превратятся в кровь, и будет кровь по всей земле Египетской и в деревянных, и в каменных сосудах.
Виктор Кондратьевич повернулся и стал подниматься на мост. Позади себя он слышал ругательства, угрозы и проклятия. Кто-то кричал, что содержимое бутылок и стаканов превратилось в кровь.
7:15 - МОСТ
Остановившись на мосту, Сухорук, казалось, ничего не слышал. Но это было не так, он слышал слова. В нём оживали слова:
"Посажённый мой батюшка - ветер, а жених - сок открытой реки..."
Над ним развернулось седое небо, внизу зиял чёрный провал реки.
"...Я - невеста, открытые плечи. Я печальна, я гину с тоски..."
Почти неощутимая вибрация моста вызывала головокружение.
"...Для веселья пришли ко мне гости. До веселья ли мне, земляки?.."
Он посмотрел вниз, и ему стало нехорошо.
Не выспавшееся солнце устало опиралось на горизонт и, желая поскорее умыться, топило свои краски в мутной реке.
"...Становитесь скорее в полоски, сок омоет с вас грязи куски..."
От этой метаморфозы по поверхности воды то тут, то там расплылись кровавые пятна.
"...Сок реки - вино, нектар моей любви..."
По широкому тёмно-вишнёвому пространству плыли армады опавших листьев.
"...Сок реки, одетый в берега звонки..."
Жёлтые, оранжевые, красные и коричневые, кое-где совсем пожухлые и поддавшиеся гниению, они были похожи на куски человеческой кожи с налипшим на них мясом.
"...Будто сон, ко мне приходит этот бред..."
Листья молчаливо и зловеще надвигались прямо на Виктора Кондратьевича.
"...Сок реки - ведь это кровь моей руки..."
Казалось, что ещё немного - и они опрокинут, раздавят мост, а вместе с ним и кудесника.
"...Востроухий ты да востроглазый, длиннорукий, правдивый и злой..."
Но в самый последний момент листья нырнули ему под ноги и исчезли.
"...Ты заглянешь мне в душу сразу..."
На какую-то секунду у Сухорука появилось такое ощущение, что его одновременно и сбили с ног, и проткнули копьём.
"...Сразу же, как пойду я с тобой..."
Головокружение усилилось, и он решил опереться на поручни с другой стороны моста.
"...Ты уже перепутал все нити, ты уже потемнел и потух..."
Но с той стороны было ещё хуже... Великому Соблазнителю показалось, что из-под него резким неудержимым потоком вырывается широченный вишнёвый ковёр.
"...Исполняя невесты капризы, востроносый мой да востроус..."
И это вырывание не прекращается ни на секунду...
У Виктора Кондратьевича возникло ощущение какой-то невосполнимой потери. Будто это из него что-то вырывается, ускользает, теряется...
Стало тихо и... зябко.
9:00 - ЛОЙМА
На остановке было полно народу. Один за одним проходили автобусы, но Ромычу нужна была "тройка". Она долго не появлялась, и все с ожиданием смотрели куда-то вдаль.
- Тройки ещё не было? - Ромыч обернулся: рядом стояла невысокая, слегка сутулая молодая женщина с коляской.
- Нет, - ответил он, - правда, я недавно пришёл...
Но женщина, казалось, его не слышала. Её красные, воспалённые глаза беспокойно сновали внутри своих орбит, придавая бледному нервному лицу ещё более болезненный вид.
- Сиди спокойно, Ксюша, - прикрикнула она, одевая шапочку на голову ребёнка.
Но малышка имела на этот счёт свои соображения и поэтому, как только женщина зазевалась, тут же стащила с головы шапку-чепец и бросила на грязный асфальт. Соска тоже никак не хотела сосаться и, как живая, полетела догонять чепчик.
Из-за поворота появился долгожданный автобус, и народ на остановке оживился.
- Вы мне не поможете занести коляску в автобус? - обратилась красноглазая к Ромычу.
- Конечно. Нет проблем, - ответил он, уже спеша к раскрытым дверям.
Кое-как коляску удалось затолкнуть, но в тесноте салона она здорово мешала, и окружающие люди бросали недовольные взгляды.
Красноглазая женщина посадила ребёнка к себе на колени и обхватила дрожащими руками, как будто его могли отнять. Она явно была нездорова. Волосы всклокочены, глаза ввалились, а под ними виднелись тёмно-синие круги. Всё её тело била мелкая дрожь.
За окном проплыло кривое здание, известное в Городе как "Пентагон". Автобус медленно катился к остановке, как вдруг откуда-то послышались душераздирающие вопли. Двери открылись, и на крыльце ближайшего частного дома Ромыч увидел толстенную тётку, длинной палкой лупившую нескладного кривоногого ребёнка. Бедолага орал благим матом и беспрерывно вертелся, стремясь вырваться, но женщина крепко держала его за волосы.
Все окружающие были заинтригованы, а некоторые прямо-таки захвачены этой сценой.
И тут красноглазая мамаша с Ксюшей вскочила и, растолкав пассажиров, бросилась к дому. Она крепко прижимала к своей груди плачущую девочку и, захлёбываясь слезами, кричала:
- Я твоё ласкала, а ты моё бьёшь?!.
В салоне автобуса сразу стало тихо. Все пассажиры и даже водитель с интересом следили за дальнейшими событиями.
Красноглазая мигом очутилась у крыльца. Она выпустила Ксюшу из своих дрожащих рук и, подхватив кривоногого ребёнка, исчезла.
Да, именно исчезла. А как это по-другому назовёшь? Вот только что она была там, у крыльца, а потом пропала, испарилась, растаяла, как дым. Как ни назови - факт остаётся фактом...
Общий вздох удивления вырвался у зрителей. Он как бы послужил сигналом к горячему обсуждению увиденного.
Ромыч подхватил коляску и вышел на улицу. Какая-то бабуля подошла к нему и спросила:
- Сынок, ты што, ведаеш гэту жанчыну?
- Нет, я только помог ей с коляской, - ответил Ромыч.
Автобус рванулся и, лязгнув прорезиненными дверями, покатился дальше.
- Ай ё! - запричитала бабуля, - дык гэта ж Лойма, чарциха у постаци жаноцкай.
- То есть как чертиха? - удивился Ромыч.
- Яны ганяюцца за дзецьми харошими, бо чарцяняты, вядома што заусёды страшныя. То Лойма, ак угледзиць дзе дзиця на дарозе або на мяжи, а нават и у хаце, як матка, адходзячы, не перакрэсциць яго и адно пакине, то яна свае прынясе, пакине, а тое ухопиць.
- Значит, вы хотите сказать, - попытался сосредоточиться Ромыч, - она, эта Лойма, украла у той женщины ребёнка и подкинула на его место своего?
- Так! А гэта не будь дурницей, наломала асовых дубцоу и давай лупцаваць чарцёнка. Так што Лойме прыйшлося вярнуць дзицёнка.
- Надо же, чего только не бывает, - пробормотал Ромыч вслед уходящей бабуле. А та, уже отойдя на приличное расстояние, повернулась и крикнула:
- Паслухай, сынок, маёй парады. Табе трэба схадзиць у царкву, таму што з тыми, хто дапамог Лойме, заусёды бывае няшчасце.
Ромыч махнул рукой, то ли благодаря, то ли в знак того, что всей этой чертовщиной сыт по горло, и побрёл по мокрому тротуару.
- Табе трэба схадзиць у царкву, - проблеял Ромыч бабулиным голосом. Ему так здорово удалась эта пародия, что он даже засмеялся. Настроение сразу улучшилось.
"А собственно, почему бы и не сходить? - подумал он через некоторое время. - Может, станет спокойнее на душе."
9:30 - БРАТ И СЕСТРА
На душе было неспокойно. Виктор Кондратьевич нервной походкой прошёл по Советской, потом свернул на Космонавтов, затем налево, на Калинина, а там - на улицу Восьмого Марта.
Ровно в девять он был на Загородной улице. Осторожно прошёл через калитку 23-го дома и постучал в окно.
Дверь открыл Косматый и широким жестом пригласил войти. Через узкий коридор Виктор Кондратьевич прошёл в зал и увидел сестру. Марина сидела на диване.
Она была такая же, как и тогда, много лет назад. Ничего не изменилось, Марине опять было двадцать, и она была по-прежнему свежа и хороша.
Виктор Кондратьевич опустил голову. Сейчас перед Мариной стоял не Великий Соблазнитель, а раскаявшийся бедный брат.
- Прости меня, сестра. Прости.
- Конечно, я тебя прощаю, - в этой фразе было что-то заранее приготовленное и стеклянное, как звон разбитой посуды.
- Прости, что я забыл о тебе, - Виктор Кондратьевич достал из кармана брошку и протянул её Марине. - Вот, возьми...
- Что это?
- Разве ты не узнаёшь свою брошку?
- Нет...
- Она была на тебе в день похорон отца.
- Нет, ты ошибаешься. У меня никогда не было такой брошки. Кстати, а ты не находил мой Камушек?
В Маринином голосе Виктор Кондратьевич почувствовал какие-то странные нотки. Издевка? Развязный сарказм, граничащий с оскорблением? А может опытность?..
Великий Соблазнитель поднял голову, перед глазами стояла муть.
В этот момент Косматый рассёк мечом воздух... Голова Виктора Кондратьевича, словно живая, запрыгала на линолеумном полу.
Марина сняла с руки брата браслет с Воздух-Камнем, но вдруг её лицо стало мрачным. Она мгновенно напряглась, как пантера перед прыжком, а в следующую секунду отвесила Косматому такую оплеуху, что тот даже упал на колени.
- За что? Вы же сами велели, - растерянно пробормотал он.
- Ты считаешь, что я обманщица? - Марина смотрела на него сверху вниз, и от её взгляда у Косматого отнялись ноги. - Ты подумал, что я обманула своего брата? Так знай, презренный раб, что я по-настоящему, всей душой простила брата. Я простила его и поэтому была вправе взять его жизнь. Он, как и всякий человек, имел право на прощение, но это не значит, что он имел право жить. Он был плохим братом, но он был прекрасным кудесником. Он всего лишь раз допустил ошибку - когда молил меня о прощении - и проиграл.
Запомни: тот, кто прощает, становится более сильным и получает власть над прощаемыми. И это уже его право, право сильного, как этой властью распорядиться.
10:00 - ВАКЦИНА СЧАСТЬЯ
Скрипнула дверь. В комнату заглянула Людка.
- Ну что там ещё? - Марина бросила уничтожающий взгляд.
- Они уже собрались.
- Ну что ж, пусть заходят.
Людка скрылась, и немного погодя в зал стали заходить люди. С виду вполне обычные люди: кто пекарь, кто врач, кто сантехник, однако каждый из них был членом разношёрстного братства Тех-Кто-Кудесит. Входящие кланялись Марине, проходили и садились в кресла.
Марина дождалась абсолютной тишины и начала:
- Я приветствую всех в этом зале и надеюсь, что вы передадите мои слова тем, кто не смог сегодня прийти... Итак, во-первых, я объявляю вам и всем Тем-Кто-Кудесит, что мой брат Великий Соблазнитель умер, оставив мне в наследство свой титул и Священные Камни.
В зале поднялся гул перешёптываний и восклицаний.
- А во-вторых, - решительным тоном продолжала Марина, - я объявляю вам, что хочу вернуть Змея Прову.
На лицах собравшихся Марина увидела лёгкое недоумение и страх. Она улыбнулась и продолжала:
- Когда-то Великий Прова отдал нашим прабабкам свои зубы, чтобы они научились справедливо править миром. Но за многие поколения мы так и не использовали этот дар по назначению. Теперь Прова даёт нам свою кровь, в которой заключена безграничная сила.
Из его крови мы сделаем вакцину счастья, раздадим её всем жителям Города, и тогда наступит долгожданное время равенства и справедливости. Вакцина возвысит каждого человека, пробудив доселе дремавшие способности и чувства, и одновременно уравняет в правах, возможностях и средствах. Сейчас все люди разные, поэтому голод и нищета соседствуют с обжорством и роскошью. А великий дар Провы сделает всех равными. Всего будет вдоволь. Наяву воплотятся любые грёзы, мечты и планы. С помощью сокровенных древних знаний каждый человек получит крепкое здоровье и долгую счастливую жизнь. Наступит эпоха всеобщего довольства и мира. Не будет зависти, не будет лжи, не будет ненависти, не будет грабежей и убийств. Люди объединятся, станут ближе, потому что им нечего будет между собой делить и ничто уже не будет их разъединять.
По залу пронёсся лёгкий шёпот одобрения.
- Итак, - после небольшой паузы продолжала Марина, - всем, кто пойдёт за мной, воздастся всемеро!.. А тем, кто пойдёт сейчас - в семьдесят раз всемеро!
11:00 - ПЛАН
Когда Те-Кто-Кудесит разошлись, Людка взяла Марину за руку и шепнула:
- В прихожей ждёт Кристина.
- Зови, - встрепенулась кудесница.
Вошла высокая стройная женщина с черными, как смоль волосами.
- Твой приказ выполнен, - сказала она Марине.
- Расскажи подробнее.
- Сегодня был неплохой день, - улыбнулась Кристина и начала рассказ о своём визите в милицию.
Полковник милиции Степан Митрофанович Свистунов (в народе - Свист) был явно удивлён, даже растерян, когда кудесница вошла к нему в кабинет и сказала, что хочет познакомиться с ним поближе.
Кристина обезоружила полковника своей стремительной красотой. Она гипнотизировала его своей речью, такой уважительной и неторопливой, но чувствовала, что Свистунова немного смущал её довольно низкий голос. Должно быть, в нём чувствовалась какая-то недосказанность и опасность.
- Надо было работать тоньше и естественней, чем обычно, - размышляла Кристина. - Хотя кто их разберёт, этих мужиков? Казалось бы, любой должен насторожиться, почувствовав смутную тревогу. Но чаще всего вот это чувство нарастающей тревоги и нравится настоящим мужчинам. Вот и Свист сначала явно занервничал: "По какому вопросу?.. У меня мало времени..." А потом освоился и даже возомнил себя этаким местным Казановой.
Кристина усмехнулась, вспомнив как Свист щупал взглядом её точёную фигурку. Он стоял перед ней, красный и голый, как вареный рак. Голый в том смысле, что абсолютно беззащитный. Кристина свободно читала его неказистые мыслишки: "Задница, что надо... Ноги от ушей... А волосы!.. Интересно, а какие волосы у неё..?"
Кристина вплотную приблизилась к нему и, почувствовав дрожащее дыхание, прошептала: "А ты проверь."
Полковник был, как на ладони. Ему не нравилось это ощущение, но и сопротивляться он не мог. Нет, никакая потусторонняя животная сила не держала его за горло, просто, когда Свист видел женщину, его голова работала только в одном направлении. Он был самцом и самок чуял за версту. А когда эта верста сокращалась до нескольких сантиметров, он вообще впадал в престранное состояние, похожее, с одной стороны, на буйное помешательство, а с другой - на летаргический сон...
И когда Свист начал выходить из этого состояния, кудесница поцеловала его и прошептала: "Ты наш."
На этом Кристина закончила свой рассказ.
- Ну что ж, я очень довольна тобой, - лучезарная улыбка расцвела на губах Марины.
Кудесница встала и надела белый медицинский халат:
- А теперь мой ход. Мне кажется, что сейчас самое время сделать прививки.
На лицах Кристины и Людки появилось недоумение.
- Как? Вы не слышали? - Марина изобразила притворное удивление, - В Городе начинается эпидемия беловежско-ятвяжской геморрагической лихорадки. Мы - очень важная медицинская комиссия из Республиканского центра эпидемиологии, которая прибыла для вакцинации населения. Так что, давайте, девочки, переодевайтесь, и для начала наведаемся в городское отделение милиции. Тем более, что на улице уже давно ждёт "скорая".
11:30 - В СОБОРЕ
Ромыч пересек широкий двор монастыря, перекрестился и вошёл в Троицкий Собор. Вернее, в широкий коридор, ведущий в храм. Поклонился чудотворным иконам и хотел пройти дальше, как вдруг его изумлённый взгляд остановился на двух семинаристах. Один из них лежал на полу, а другой, щуплый кудрявый юноша, пытался его поднять.
- Помогите, пожалуйста, - обратился кудрявый семинарист к Ромычу.
"Что-то в последнее время все хотят, чтобы я им помог, - мелькнула едкая мысль, - Как бы чего не вышло?.."
Вместе они легко подхватили лежавшего под руки и понесли.
- Сюда, вверх по лестнице, - командовал кудрявый.
Ромыч громко сопел и подчинялся. Они внесли больного в келью и уложили на жёсткую кровать.
- Спаси Господи, - поблагодарил семинарист.
- Да, не за что, - улыбнулся Ромыч и протянул руку, - Меня зовут Роман.
- Андрей, - ответил семинарист, пожимая протянутую ладонь.
- А что с ним? - спросил Ромыч, указывая на лежащего.
- Ну, понимаешь... Ну, понимаете... Сергей немного приболел... В общем, у нас это называют одержимостью.
Одержимый лежал на кровати. Он находился в каком-то забытьи. Вдруг его глаза резко раскрылись.
- Я хочу яблоко, - произнёс он чеканным голосом.
На тумбочке стоял целый пакет яблок. Андрей взял одно из них, самое обыкновенное, первое попавшееся, и подал его Сергею.
- Нет! Не это, - чеканил одержимый, - Дай я сам.
Андрей поставил перед больным пакет с яблоками, и он начал их ощупывать. Какими-то судорожными движениями Сергей всё глубже и глубже толкал свою руку в пакет. Его пальцы, как гадкие белые черви, настырно лезли вперёд. Яблоки шлёпались на пол. Сергей вздрагивал и закрывал глаза.
Так, с закрытыми глазами, он и нашёл нужное яблоко. Вцепившись в него скрюченными пальцами, откусил и тут же упал на подушку. Его дыхание стало ровным. Казалось, что он почувствовал облегчение.
Ромыч хотел уйти, но Андрей схватил его за руку.
- Вы, Роман, только не уходите, - зашептал он, - сейчас все на занятиях, а я боюсь оставаться с ним один.
Андрей опасливо посмотрел на лежащего Сергея и перекрестился.
- В монастыре, - прошептал он, - с недавних пор живёт монахиня Павла. О ней ровным счётом ничего не известно: ни где она родилась и выросла, ни где приняла постриг. Но по монастырю ползут слухи, что она ведьма. Я думаю, это яблоко было заговорено Павлой.
Тем временем Сергей заёрзал на кровати и схватился обеими руками за грудь. Его пальцы что-то лихорадочно искали под рубахой. Блеснул нательный крестик, одержимый попытался его сорвать, но Андрей схватил его за руки и крикнул:
- Роман, помогите мне!
Ромыч тут же пришёл на выручку и сжал правую руку Сергея.
- Мне больно! Ох, как больно! - завопил несчастный. - Крест жжёт грудь!
- Сергей, перекрестись, - уговаривал Андрей.
- Не хочу! Не буду! - ревел одержимый в ответ.
- Надо заставить его перекреститься, - крикнул Андрей Ромычу. И они, преодолевая отчаянное сопротивление Сергея, осенили его крестным знамением. Андрей схватил Евангелие, положил его на голову больного товарища и начал читать:
- Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его...
- Не надо это читать! Не надо! - закричал Сергей, его голос заметно огрубел.
-... и да бежат от лица Его ненавидящие Его. Яко исчезает дым, да исчезнут, - читал Андрей, не обращая внимания на душераздирающие крики, - яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога, и знаменующихся крестным знамением...
Ромыч изо всех сил сжимал дёргающиеся руки Сергея.
- Не читай! Не хочу! - ревел Сергей, - Мне больно!..
-... и в веселии глаголющих: радуйся, Пречестный и Животворящий Кресте Господень, прогоняй бесы силою тебе пропятого Господа нашего Иисуса Христа...
Охрипший голос Сергея постепенно начал наливаться новыми чистыми звуками. Но вскоре эти звуки сорвались на гадкие блеющие завывания. Голос стал приобретать густой дребезжащий тембр. Он грубел буквально на глазах и в конце концов перешёл на такие низкие частоты, что у Ромыча мурашки побежали по телу.
-... во ад сшедшего, и поправшего силу диаволю, и даровавшего нам тебе, Крест Свой Честный, на прогнание всякого супостата.
О Пречестый и Животворящий Кресте Господень! Помогай ми со Святою Госпожею Девою Богородицею и со всеми святыми во веки. Аминь.
Сергей обмяк и затих. Глаза его закатились, подбородок был залит слюной. Андрей вытёр больному лицо, поправил съехавший матрас и свалявшиеся простыни. Он взглянул на Ромыча и вздохнул, как будто извиняясь.
Ромыч смотрел на спящего Сергея и думал о том, что такого сумасшедшего дня у него давненько не было и что неплохо было бы выпить водки.
Ему вспомнились гудки и треск в телефонной трубке, валькин жаргон, режущий уши и убивающий всё святое. Ему вспомнился обречённый взгляд красноглазой Лоймы и зарёванное лицо Ксюши, бабуся, пославшая его зачем-то сюда... "Видимо, я слишком прост и наивен, чтобы понимать житейский юмор этого города", - подумал Ромыч.
И тут Сергей подскочил, как ужаленный, и всем телом вжался в спинку кровати. Он ткнул пальцем куда-то в пустоту и завопил:
- Они мешают мне! Они душат меня!
- Успокойся, Сережа, здесь никого нет! - бросился к больному Андрей.
- Ага, нет, - недоверчиво покосился Сергей. - Вон они, - и он опять ткнул пальцем в пустоту, - чёрные с зелёными глазами!
Они повсюду!.. Говорят мне: "Ты - наш раб". Велели крест снять, а как лягу, так душить начинают, в окно лезут, зубы кажут, когти... и всё трещит, трещит, трещит, точно келья горит.
Тут дверь открылась и на пороге показалась жизнерадостная толпа семинаристов, с гоготом и шумом, ввалившаяся в келью.
- Что это у вас за крики?.. Вы что на обед не собираетесь? - последовали вопросы.
- Да вот Сергей приболел, - отозвался Андрей, - надо предупредить ректора.
Ребята засуетились у постели больного, а Андрей с Ромычем вышли в коридор.
- Большое вам спасибо, Роман, - начал Андрей. - Не знаю, что бы я без вас делал. Извините за всё... Извините, если задержал...
- Ничего, ничего, - рассеянно проговорил Ромыч и на ватных ногах пошёл к выходу.
12:00 - ПРИВИВКИ
- Вот сюда, пожалуйста, - расшаркивался Свист перед бригадой "медработников".
- Положение очень серьёзное, - на ходу рапортовала Марина. - Я бы сказала - угрожающее! Во избежание паники, пусть об эпидемии никто не знает. Объявите своим сотрудникам, что мы сделаем прививки. Пусть все они соберутся здесь через десять минут.
С этими словами Марина, а с ней и другие "медработники" исчезли за дверью предоставленного им кабинета.
Когда стерильные рабочие места, одноразовые шприцы и "вакцина" были приготовлены, кудесницы замерли.
Марина подняла руки ладонями вверх и прошептала:
- Вецер, вецер, ляци здалёка, шануй мяне, як зрэнку вока.
Воздух-Камень на её руке дрогнул лимонно-жёлтым светом, разлившимся по кабинету яркими снопами.
Марина взмахнула руками в воздухе, над ампулами. Змеиная "вакцина" под хрупким стеклом запузырилась и забурлила.
Увидев это, Марина трижды плюнула через левое плечо и зашептала:
- Иди, Приворот-Вода, ни в пень, ни в коренья, ни в грязи топучи, ни в ключи кипучи; а иди ты в ретивые сердца, в тела белые, в печень чёрную, в грудь горячую, в голову буйную, в серединную жилу, во все семьдесят суставов и в самую любовную кость. Зажги ретивое сердце и вскипяти горячую кровь, да так, чтобы нельзя было ни в питье тебя запить, ни в еде заесть, сном не заспать, водой не смывать, гульбой не загулять, слезами не заплакать. Так велю!
Жидкость в ампулах замерла.
- Ну что ж? Приступим! - вздохнула Марина и скомандовала, - Людка, зови!
Людка вышла в коридор, под мощный обстрел мужских взглядов, и не спеша проговорила томным голосом:
- Дорогие товарищи мужчины... Закатываем до локтя рукава на правой руке, соблюдаем очередь, заходим по двое...
Она улыбнулась и исчезла за дверью.
Первыми вошли Степан Митрофанович и лейтенант Партупович.
Желая показать себя с наилучшей стороны, они, как по команде, браво сели на кушетку и выставили вперёд свои молочно-белые руки.
Кристина со шприцом в руке подошла к Свисту, а Людка занялась Партуповичем.
Когда иглы вонзились под кожу, было немного больно, но мужчины терпели. Они неотрывно смотрели на то место, где незаметно и неотвратимо набухали маленькие синеватые шишечки.
Марина с Воздух-Камнем в руке подошла к Свисту. Она расстегнула ворот его рубашки и прикоснулась Воздух-Камнем к тому месту, где сходящиеся ключицы образовывали ямку.
14:00 - В ТРАПЕЗНОЙ
Ромыч ушёл, а семинаристы отправились на обед.
В трапезной все, как обычно, запели "Отче наш", но им не дал допеть душераздирающий крик:
- Зачем вы это поёте? Не надо! Мне больно! Я не хочу!
Сергей сорвал с себя крест и хотел убежать, но на него накинулись дюжие дьяки, которые после небольшой потасовки поставили его на колени.
Отец настоятель положил на голову одержимого Евангелие и стал читать молитву:
- Избави, Господи, раба Твоего Сергия, от обольщения богомерзкого и злохитраго антихриста, близгрядущего...
- Что вы делаете?.. Суки!.. - заскулил Сергей. - Не надо! Я не хочу-у-у! Не хочу-у-у... У-у-у...
Волчий вой пронзил стены. Настоящий, звериный, жуткий. Вой скалистых гор и холодных ущелий, приводящий в ужас мирные стада баранов. Вой смертельных когтей и оскаленных ртов, пронизывающий перепонки и обжигающий могильным холодом.
Все, кто был в трапезной, в страхе повалились на пол. Многие из них заткнули уши. Они не хотели слышать этот несчастный и одинокий крик о пощаде.
- Не читайте!.. Разве вы не видите, как я страдаю, и всё моё тело рвётся от боли?
-...и укрой раба Твоего Сергия от сетей его в сокровенной пустыне Твоего спасения.
- Лашталь... ла-шталь, - заревел одержимый, - те-ле-ма...
-...Даждь, Господи, рабу Твоему Сергию крепость и мужество твёрдаго исповедания имени Твоего святаго...
-...Ви-а-ов! А-га-пэ! А-ум-гн!..
-...Да не отступит раб Твой Сергий страха ради диавольскаго, да не отрекётся от Тебя, Спасителя и Искупителя нашего, от Святей Твоей Церкви.
-...Лашталь! Телема! Виаов! Агапэ! Аумгн!..
-...Но даждь, Господи, рабу Твоему Сергию день и ночь плач и слёзы о грехах его и пощади, Господи, раба Твоего Сергия в час Страшного Суда Твоего. Аминь.
Одержимый лишился чувств и распластался на полу. Дьяки подхватили его и понесли вон из трапезной. Андрей со смешанным чувством сожаления и страха посмотрел им вслед и перекрестил Сергееву спину.
Тот вздрогнул и повернул к Андрею бледное перекошенное лицо, переполненное испепеляющей злобой и яростью.
- Что ты делаешь, скотина?.. - Сергей вырвался и упал на пол. - Не видишь, я и так загинаюсь?..
Дьяки схватили его. Одержимый повис на их руках, как безобразная гнилая туша, и прогнусавил:
- Отпустите меня к Павле. Она мне поможет...
15:00 - СЕРЖАНТ БЕТМАКОВ
Лёха сидел в дальнем углу пустого бара. Приглушённый свет бросал на гладкую поверхность стола бутылочную тень. Лёха молча пил и дымил беломором. Утопая в клубах едкого дыма, он вспоминал о войне.
Что такое война, Лёха знал слишком хорошо. Эта ненасытная девка не раз душила его в своих цепких объятьях. Она сделала его мужчиной. Она научила его убивать. Она снилась ему и ласкала его во сне.
"Сержант Бетмаков, я люблю тебя и буду всегда с тобой, - шептала Война. - Твоя возлюбленная тебя больше не ждёт. Теперь только я буду тебя любить... Иди ко мне... Я жду тебя..."
Где-то щёлкнула кнопка, и Лёха вздрогнул. Сначала из динамика полилась спокойная музыка, а потом её догнали слова:
"В твоём парадном темно. Резкий запах привычно бьёт в нос..."
Лёха слушал и старался не верить Войне.
"...Твой дом был под самой крышей. В нём немного ближе до звёзд..."
Надежда на то, что война исчезнет без следа, смытая радостью возвращения домой, что она минует, что она не разъест его, как ржавчина, что у неё нет иной власти над ним, кроме чисто внешней, оставалась.
"... Ты шёл не спеша, возвращаясь с войны. Со сладким чувством победы, с горьким чувством вины..."
Всё, о чём тогда Лёха мечтал, - это поскорей вернуться домой, а потом, когда вернулся, он понял, что дома больше нет.
"...Вот твой дом, но в двери уже новый замок..."
Лёха до одури затягивался едким дымом и твердил про себя: "Это твой дом, это твой дом", но никак не мог отделаться от ощущения какой-то скованности, не мог свыкнуться со всем окружающим.
"...Здесь ждали тебя так долго, но ты вернуться не мог..."
Вот его стол, его кровать, гитара, кассеты, тумбочка, но он сам был как будто ещё не совсем здесь.
"...И последняя ночь прошла в этом доме в слезах, и ты опять не пришёл, и в дом пробрался страх..."
Между ним и домом существовала какая-то завеса, что-то такое, что ещё предстояло переступить.
"...Страх смотрел ей в глаза отраженьем в тёмном стекле.
Страх сказал, что так будет лучше ей и тебе..."
Лёха стоял у этой завесы, не смея её переступить, и с ужасом думал, о том, что будет, если дом шагнёт к нему с той стороны.
"...Он указал ей на дверь и на новый замок. Он вложил в её руки ключ и сделал так, чтоб ты вернуться не мог..."
Лёха вспомнил, как во время боя рядом с ним разорвался снаряд. Осколок попал ему в шею и перерубил сонную артерию. Кто-то из бойцов бросился к нему и пальцами зажал рану. Подоспевшие товарищи сделали перевязку. Погода была нелётной, и раненого пришлось нести на носилках. Только через тридцать шесть часов он наконец-то попал в госпиталь.
Когда в операционной хирурги начали снимать повязку, они не могли поверить своим глазам. С таким ранением живут всего несколько секунд, а тут - 36 часов!
Потом Лёхе рассказывали, что хирурги колдовали над ним целую ночь. Но ничего этого он не видел и не знал.
Он летел по ночному тоннелю к далёкой светящейся точке, и у него не оставалось никаких сомнений в том, что он умирает. Он попытался призвать все свои силы, чтобы мужественно встретить смерть, но тут из угольно-черного, самого нижнего пласта мозга начали исходить некие образы и сновидения.
Лёхе было "сказано", что все эти откровения даруются ему, потому что он умирает, и, следовательно, то, что он будет знать о них, не представляет никакой "опасности". Того, кто сообщал ему эти мысли, Лёха видел очень смутно: это была гигантская, динозавроподобная тварь, вяло раскинувшаяся где-то на самом дне задней части Лёхиного мозга - там, где он смыкался с позвоночником.
Лёха едва различал собеседника в этой мрачной глубине.
- Сержант Бетмаков! - услышал он голос своего командира, майора Самойленко, и, замерев по стойке смирно, по-военному чётко ответил:
- Я!
- Скажи мне, сынок, - в голосе командира послышались отеческие нотки, - ты ведь не хочешь умирать?.. Ведь ты такой молодой. Ты еще совсем не жил, ещё многого не видел. А в мире так много удовольствий и насладжений... Скажи, ты хочешь жить?
- Так точно! - отчеканил Лёха. - Я очень хочу жить!
- Хорошо! Ты будешь жить. Но помни, я твой командир и ты обязан выполнять все мои приказы.
- Так точно! - щёлкнул каблуками Лёха.
- Хорошо! Теперь смерть будет обходить тебя стороной.
Тварь приблизилась. Сверкнул коготь, и на лёхином лице вспыхнул глубокий шрам.
- Это, чтобы при встрече смерть узнала тебя, - прошептал голос. - А теперь, кругом!.. Шагом марш!..
Лехе вдруг стало нестерпимо больно, и он с головокружительной скоростью понёсся к светящейся точке.
Она росла, росла, увеличиваясь в размерах, и, наконец, он с неудержимой силой нырнул в неё...
...Открыл глаза - белая больничная палата и слепящее яркое солнце. Ощупал лицо - шрама не было.
"Да, тогда шрама ещё не было, - вздохнул Лёха, - и я подумал, что это был только сон."
Шрам прилип к его щеке гораздо позже. Примерно через месяц, после того, как он выписался из госпиталя, Лёха в сумерках спускался с горы по крутой тропе.
- Бегу я, бегу, - вдруг заорал он на весь бар. Посетители испуганно закрутили головами, - и вдруг слышу: "щёлк!" - натяжка, я ходу, и тут же второй раз: "щёлк!" - вторая...
Два взрыва раздались почти одновременно, Лёха почувствовал удар в спину и кубарем покатился вниз. Результатом подрыва на двух минах стали... разодранные колени, руки и глубокий шрам на лице - Лёха напоролся на колючий куст.
Тварь не подвела - смерть, действительно, обходила сержанта Бетмакова стороной. Однополчане, шутя, говорили ему: "Ты родился не только в рубашке, но и с консервной банкой в руках". Это было после того, как пуля попала Лёхе в грудь, но не убила его, а застряла в жестяной банке с тушёнкой, торчавшей из нагрудного кармана. Лёха чувствовал, как опасно для него облекать всё пережитое в слова. Прошлое вставало на дыбы, и ему становилось страшно: а вдруг оно бросится на него со всей своей неистовой силой, и он уже не сможет с ним справиться.
Почти каждую ночь Лёхе снились чёрно-бело-красные сны, где он, не отрываясь, строчит из пулемёта и постоянно куда-то прячется. Его преследует красный паук, кровавая клякса. Неописуемо огромное, бесконечное тело врага наползает на Лёху, и он бьёт его ножом. Раз, другой, третий... Нож легко выскакивает из тела, а на месте раны вырастает свежий кроваво-красный паук.
Лёха зажал себе рот и бешенно затряс головой, стараясь избавиться от впившихся клещей-воспомнаний.
Ему захотелось сломать, разбить этот мир, где все живут тихой, серой жизнью, а там, совсем рядом, сейчас выносят раненых на плащ-палатках и люди в комуфляже стараются поглубже забиться в окоп...
Здесь живут другие люди - маленькие, тихие люди, - которые не спеша ходят по тротуарам, которых он совсем не понимает, к которым испытывает зависть, презрение, страх и ненависть…
Лёха расплатился и вышел на улицу. Ничего не изменилось. Маленькие, тихие люди по-прежнему шли по тротуарам привычным размеренным шагом. Туда-сюда сновали ребятишки, маршировали военные, прогуливались парочки. Каждый из них был на своём месте. Их ноги, наступающие на фигурные плитки тротуара, всегда становились на своё место. И каждая плитка, впаянная в бетон, как и раньше, лежала на своём месте.
Это постоянство создавало иллюзию наполненности жизни, где самая обычная прогулка расценивается, как наивысшее счастье.
"Всё будет хорошо, - Лёха сжал кулаки. - Всё будет очень хорошо!"
Свежий воздух наполнил грудь, ветер разметал волосы.
"Главное - не сходить с тротуара... Главное - никогда не сходить с тротуара."
Как бы не успокаивал себя Косматый, он отлично понимал, что с тротуара уже давным-давно сошёл и теперь, уворачиваясь от мчащихся автомобилей, пытается перебежать скоростное шоссе.
Сейчас он шёл к Пахану. Не столько, чтобы отдать карточный долг, сколько для того, чтобы рассчитаться за всё с этим местным доном Карлеоне.
Лёхе Пахан никогда не нравился. Но это не важно. Важно, что теперь он не нравился Марине.
Давно следовало его убить!
Но сначала карточный долг. Долг чести!
Никто не может сказать, что Косматый не платит по счетам.
Рассчитаться надо обязательно!
Всякий расчёт развязывает руки: расплатился - свободен.
15:30 - БАБУШКА
Бабушка Ядвига, или просто баба Ядя, как называл её Илья, жила в глухой деревеньке. Иногда она так же, как в этот раз, приезжала погостить к своей единственной дочери, к Илюшиной маме.
Илья был очень привязан к этой шустрой и неугомонной женщине. Он мог часами напролёт слушать её бесхитростные и затейливые былички.
- Ну што, унучак, знайшоу сваю каханку-ладачку? - ласково спросила баба Ядя.
- Да, кажется, нашёл, - улыбнулся Илья.
- А як яе кличуць?..
- Марина.
- Марына?.. Гм-м, добрае имя. Жыла у нас у вёске адна баба, таксама Марына. Памятаю, абодвух маладые были: и яна, и мужик яе… Марына перад жнивом нарадила першае дзицяня. А прыйшло жниво, пачали яны хадиць жать на поле. Павесяць дзицё над кустом, а сами жнут. Вось неяк пасварылись яны. Мужик маучыць и Марына таксама.
"Не пайду да хаты, - думае она, - пакуль ён робиць." Мужик жне да вечара и баба з им. Змардавалася, змучылася, ног пад сабой не чуе. Тольки стала цямнець, мужик не сцярпеу и гаворыць: "Иди дамоу, пара вячэраць". Баба серп за плечы, ды и пайшла, радимая, а пра дзицёначка у люльцы и забылася. Мужик бачыу гэта, ды падумау, што яна знарок, наумысна, пакинула дзиця. "Ну, - гаворыць, - няхай, и я не вазьму, з хаты прыбяжыць". Жау ён, жау, а як да хаты пайшоу, не узяу дзицятка таксама. Прыйшоу мужик, а баба ужо управилася, вячэру прыбрала. Як пачали яны есци, баба глянула на пустую люльку и загаласила: "Божачка! Езус Хрыстус! Ды где ж гэта дзицёначак?.." "А дзе пакинула, там и ёсць," - адказвае мужик. "Да я забылася, а ты што ж?" "Не, ты не забылася, а на злосць пакинула, хацела, каб я прынёс. Ды не бываць табе бальшухай нада мной!" Баба завыла и просиць мужика исци разам (бач, баицца: поле было за тры вярсты ад вёски). "Не, - кажа мужик, - Няхай да раницы. Вранку прыйдеш, и дицёнак там, не трэба и насиць." Баба пайшла адна - няужо маци пакине! Прыходиць она да поля, а каля люльцы Дабрахочы (дух таки лясны, накшталт лясуна), люляе, да прыгаворвае: "Бай-бай, дицятко! Бай-бай, милае! Матка забылася, а татка пакинуу!"
Дабрахочый - высачэзны таки, абросши, гарбаты. Ну, як ёй падысци? Падыйшла неяк збоку и кажа: "Кумок, кармилец! Аддай мяне дзицянятка!" А ён адбег, заплескау у далони и закрычау: "Ха-ха-ха! Ишоу, ишоу ды куму сябе знайшоу!" Бач, люба яму стала, што кумам назвала. Баба схапила дзиця и кулём з лесу. Вось такая гисторыя...
- Заканчивайте разговоры и идите пить чай, - позвала с кухни Илюшина мама, Анна Станиславовна.
Когда вся семья собралась у стола, бабушка, глядя на дымящийся ароматный чай, обратилась к дочери:
- А ты свой чай-гарбату сонейку паказвала?
- Зачем это? - удивилась Анна Станиславовна.
- А затым, што сёння Луна-Месяц гасцюе у апошняй чвэрци. Можа быць, нават у самай апошняй.
- А какое это имеет значение? - осведомился любимый бабушкин зять, Илюшин папа.
- А такое, - нахмурилась баба Ядя, - што у вашим самавары "месячная вада", нябачная, марудная атрута, хужей за усякую радыяцыю.
- Не может быть, - недаверчиво улыбнулась Анна Станиславовна.
- Слухайце мяне, - не терпящим возражения тоном продолжала бабушка, - кали Месяц новы ци поуны, альбо знаходицца у першай ци апошняй чвэрци - уся вода на Зямли робицца "месячнай". Чалавек, яки выпиу "месячной вады", можа захварэць, альбо стаць ваукалакам, ведьмаком - словам, звяжацца з нячыстай силай. Таму, перш чым пиць ваду з крана, выстауце графин на сонейка - няхай дзённае святло пазбавиць ваду месячных чарау.
После этих слов, баба Ядя демонстративно взяла поднос, составила на него чашки с чаем и вынесла на балкон.
16:00 - РАЗБОРКА
Тщательно обысканный и допрошенный Лёха был, наконец, допущен к Пахану.
- Что скажешь, Косматый? - улыбался из-за стола Пахан. - Никак должок принёс?
Лёха молча положил на стол увесистую пачку "зелёных". Пахан сгрёб её своими банановыми пальцами, взвесил на ладони, и, не сводя глаз с Косматого, бросил в ящик стола.
Самоуверенно-наглый взгляд вора в законе столкнулся с безразлично-холодным взглядом робота-убийцы.
Несколько минут длилась молчаливо-немигающая дуэль.
Пахан дрогнул первым.
Сначала в его глазах застыл немой вопрос, потом блеснула настороженность, настоянная на животном инстинкте самосохранения, подозрительности и страхе.
- А теперь я тебя убью! - просто и ясно, без всяких околичностей и переходов, выдохнул Косматый.
Охрана встрепенулась.
Двое братков бросились было к Лёхе, но Пахан их остановил.
- Он шутит, - на губах авторитета играла ехидная улыбка.
Всё шло по плану. Лёха улыбнулся.
Братки разразились конским ржанием.
Напряжение в комнате сразу спало, растаяло, и, растекшись по полу, обвило Лёхино тело ледяными колючими щупальцами.
Шустрая солёная капля скользнула между лопаток.
Между лопаток... там, где был спрятан нож.
Мгновенное напряжение мускул.
Как пружина рванулась рука.
Бросок…
Горло Пахана хрюкнуло вспоротое обоюдоострой финской сталью.
Захлопали выстрелы, зарекошетили пули, посыпалась штукатурка.
Лёха не спеша развернулся и вышел. Он знал, что и на этот раз смерть обойдёт его стороной.
17:00 - ЛЮДКА
Просторная комната с высокими потолками отражалась в зеркале старинного трёхстворчатого трельяжа. Ни одна даже самая малюсенькая вещь, ни один даже самый завалящий предмет, ни одна клеточка обоев, ни одна пылинка на шкафу, ни один лучик света в воздухе, ни что не могло скрыться от этого всевидящего ока.
Трёхстворчатый глаз многое повидал за свою жизнь, но свято храня тайны, молчал, думал, запоминал.
Людка сидела напротив зеркала и красила свои тонкие злые губы. Бледное лицо жаждало ухода и дорогой импортной косметики. Губы на глазах становились сочными, густыми, свежими, модно ярко-коричневыми. Руки скользили легко и быстро. Лицо на глазах молодело, хорошело, расцветало, становясь обворожительным и загадочным.
Когда с макияжем было покончено, наступило время нарядов.
Людка страсть как любила примерять красивые вещи. Эта любовь, в определённом смысле перевернула всю её жизнь.
Однажды, несколько лет назад, Людка случайно зашла в один модный магазин и, залюбовавшись мехами, стала примерять норковые и песцовые шубы. А у самой в сумочке только на хлеб и было.
Худющая продавщица с завидущими глазами и тонкими губами долго буравила Людку взглядом. Наконец, у неё лопнуло терпение, и она грубо и слегка ехидно спросила: "Дамочка, ну вы берёте или нет?"
Такое некультурное обхождение не могло не возмутить Людку.
Девушке так и хотелось сказать что-нибудь обидное этой худосочной грымзе, которая сидит здесь и считает, что она, Людка, не может позволить себе такую шубу.
Грозно взглянув на продавщицу она надменно заявила: "Беру".
Продавщица от таких слов аж пятнами пошла.
Да и саму Людку в жар бросило: роскошная шуба-то целых десять тысяч стоила. Ждёт она своей очереди у кассы, а сама лихорадочно думает, ищет достойный выход из этой глупейшей ситуации.
И вдруг, словно подарок судьбы, подходит к Людке совершенно незнакомый молодой человек и говорит на ушко: "Вот десять тысяч. Возьмите."
Людка не жива, не мертва. Смерть как не хочется унижаться перед напыщенными и ехидными покупательницами и продавцами. Ведь теперь, если она не купит шубу, они все будут глазеть на неё, втайне, а возможно, и вслух смеяться, тыкать пальцами, издеваться... Что угодно, только не это!
А молодой человек с деньгами не отступает. Людка растерялась: "Ну, как я могу их взять?" А молодой человек так ласково смотрит и повторяет: "Возьмите, возьмите!" Сунул деньги ей в руку и исчез.
Купила Людка шубу и бросилась искать незнакомца так любезно оказавшего ей помощь, а его и след простыл. Поискала, побегала, подождала у магазина: может, вернётся, устала и вернулась домой.
А шуба была великолепна. Людка то и дело примеряла её, любовалась, крутилась перед зеркалом. Но молодой человек был ещё лучше, Людка постоянно думала о нём.
Прошла неделя после покупки, как одним чудесным вечером, приходит к Людке тот самый молодой богач с цветами и говорит, что у крыльца их ждёт машина, и он приглашает её в ресторан. А Людке чего? Она девушка свободная, поэтому быстро собирается и прыгает в автомобиль.
Видимо, в ресторане Людка малость перебрала, потому что потом практически не помнила, что с ней случилось в тот вечер, и почему на утро она стала ведьмой.
17:45 - ЦВЕТЫ
- Давай встретимся в семь у цветочного магазина?
- Давай, - у Ильи вдруг появилась мысль купить Марине цветы.
Он посмотрел на часы. Было без 15 минут шесть часов вечера. Илья знал, что в шесть цветочный закрывается и надо было спешить.
Он уже подошёл к магазину и тут вспомнил, что не взял с собой деньги.
"Вот, что значит любовь", - усмехнулся Илья и вошёл в магазин. Он хлопнул дверью и попал в водопад цветочных ароматов. Казалось, что здесь всё пахнет цветами: и стены, и прилавок, и даже миловидная продавщица. Были тут и орхидеи, и хризантемы, и герберы, и лилии. Но Илья отдал предпочтение розам.
"Ты сегодня мне принёс не букет из пышных роз, не тюльпаны и не лилии, подарил мне робко ты очень скромные цветы, но они такие милые..." - заиграл в голове старый мотивчик.
Илья взглянул на ценники и, подсчитав свои возможности, принял решение: "Куплю одну розу. Во-первых, одна роза в подарок - это будет стильно (Мики Рурк тоже дарил Ким Бессинджер один цветок), а во-вторых, как раз на одну розу у меня и хватит."
За прилавком стояла девушка-блондинка: изящные дуги бровей, густая смоль ресниц, малиновая нежность губ.
- Девушка, когда вы закрываетесь?
- Вот уже сейчас. А что такое? - оживилась продавщица.
- Значит, если через десять минут я приду, магазин уже будет закрыт? - Илья взглянул на девушку. Она явно не понимала, что от неё хотят. - Дело в том, - принялся он объяснять, - что я хотел купить розу, а деньги у меня дома...
- Ну, если через десять минут вы вернётесь, я подожду.
- Спасибо, я мигом, - обрадовался Илья и бросился за деньгами.
Ему пришлось немного пробежаться. Это его не напрягало, иногда он любил спорт, но вот то, что прохожие оборачивались и смотрели на него, как бараны на новые ворота, Илью задевало.
"И что за манера смотреть на человека в упор, когда он занят важным делом. Заняться им, что ли, нечем?.. Соль вам в вочы, голки в пяты, каб не знайшли своей хаты."
Он взял кошелёк и быстро вернулся в магазин.
- Вы так быстро? - удивилась продавщица. - Наверное, близко живёте?
- Да, недалеко, - ответил Илья, стирая пот со лба.
- Какие вам розы?
- Мне одну, но самую красивую.
- Тогда я советую вот эту, белую.
- Белую? - удивился Илья. Белые розы он никогда раньше не покупал. - А почему бы и нет?.. Покажите мне её.
Роза действительно была божественна: нежные лепестки, мягкие складки, длинный, стройный стебель, аккуратные листочки.
- Я могу даже обрезать нижние шипы, - заметила продавщица.
- Шипы?..
- Ну да, чтобы ваша девушка не укололась. А то знаете, эти капризные создания так и норовят сделать больно.
Илья так и не понял, о ком это говорит продавщица, о розах или о девушках, но переспрашивать было некогда. Через час он встречался с Мариной, и к этому надо было основательно подготовиться.
18:10 - ВАЛЬКА
Как только Илья вышел, продавщица набрала номер. Жевательная резинка вдавилась в прилавок. В трубке что-то гудело. Девушка подтянула чулок на левой ноге и заглянула в зеркальце.
"А я, ваще, ничего, - подумала она. - Стройная, сильная, большеглазая, - подбородок поднялся вверх, глаза прищурились. – У меня пристальный, зовущий взгляд... Квадратный подбородок?.. Это фигня! Зато моя пухленькая нижняя губка так забавно выпячивается вперёд..."
В трубке что-то треснуло, и кто-то закричал, что слушает.
- Здрасте! А Рому можно?..
- А что вы, собственно, от него хотели? - послышался недовольный женский голос.
- Да я, собственно, хотела с ним побеседовать.
Вежливость и невозмутимость в который раз одержали победу.
Сначала в трубке воцарилась тишина, а потом сонное бормотание.
Девушка сразу взяла быка за рога:
- Ну и где ты вчера был? У какого Ильи?.. А ты знаешь, что я ждала тебя целый вечер? Почему ты не пришёл? У меня Кристина?.. Кристина?.. Ты хочешь, чтобы я ей сказала про бабки?.. Что ты вернёшь, как только бабки поднимешь?.. Ты думаешь, она мне не говорит?.. Ты, думаешь она меня не достаёт? Да она каждый день спрашивает: "А где он?.. А что он?.. А когда?.." Ты, ваще, деловой, к Илье сходишь, посидишь, а я что - в обломе? Чё ты молчишь?.. Ну, скажи что-нибудь... Ты не знаешь, что сказать?.. Ты чё, ваще с головой не дружишь?.. Ну ладно, харэ... Где ты будешь вечером?.. Неужели?.. Что-то я не врубаюсь. А Илья без тебя скучать не будет?.. Что?.. Чё ты ржёшь?.. Тебе смешно?.. Ну, ты ваще!.. Когда ко мне придёшь?.. Нет, сегодня не приходи, я буду занята... В общем, как хочешь, а завтра я тебя жду... Придёшь?.. Чё ты гонишь?.. В натуре?.. О'кей, в три я тебя жду... Не бойся, я не буду выпивши... Пока!.. Козёл...
Последнее слово в трубку не попало. Девушка накинула плащ и, эффектно покачивая бёдрами, вышла из магазина.
Её звали Валентиной, но она звала себя Валькой: ей казалось, что так круче.
В детстве Вальку часто посещали сновидения. Странные существа говорили с ней во сне, и когда она просыпалась, сновидения стояли перед ней, как живые.
Уже потом Валька узнала, что духи-предки, летая по свету, должны избрать себе служителей. Этими служителями могут быть либо потомки кудесников, либо особо полюбившиеся духам люди.
Таким образом, всё было предопределено - Валька обязана была стать кудесницей. Сами духи призвали её на служение.
Но сначала, будучи маленькой девочкой, Валька всеми силами противилась своему мистическому дару, тщетно пытаясь освободиться от него. Такое страстное сопротивление в конце концов привело к неизбежным галлюцинациям, ужасным припадкам и тягостному состоянию.
Родители Вальки очень внимательно относились к здоровью дочери. Её нежная и заботливая мама работала воспитателем в детском саду. Папа был инженером, мастером на все руки. Он уделял много времени дочке, гулял с ней, помогал и учил.
И, может быть, всё было бы хорошо, но случилась одна история, разрушившая эту чудесную семью.
Когда Вальке исполнилось четырнадцать, её милый папа неожиданно ушёл к другой женщине.
С Валькой случился нервный припадок. Она не могла поверить, что её любимый, несравненный папочка предал их с мамой. Она плакала и кричала, а когда уставала - забывалась коротким сном, уткнувшись лицом в заплаканные подушки.
Потом она зачастила в церковь. "Пусть папа вернётся", - молила она Бога. Но папа не возвращался. Вернее, не совсем так, - он приходил по выходным, приносил подарки, интересовался делами, пил чай. Но потом он всё-таки уходил...
Однажды Вальке приснилась прекрасная женщина в воздушном зелёном платье. Она сказала, что если Валька хочет вернуть отца, то надо, чтобы он выпил чашку чая. Но сначала над этой чашкой девушка должна проговорить следующие слова: "Лягу я, раба Божия, встану я, благословясь, умоюсь я росою, утрусь престольною пеленою, пойду я из дверей да в двери, из ворот да в ворота, выйду в чисто поле, во зелёно поморье. Стану я на сыру землю, погляжу я на восточную сторонушку, как красно солнышко воссияло: припекает мхи-болоты, чёрные грязни. Так бы прибегал, присыхал, Отец мой, о моей Матушке, очи в очи, сердце в сердце, мысли в мысли; спать бы он не заспал, гулять бы не загулял, жить бы не живал."
"И ещё, - сказала женщина, - возьми лоскут от отцовской рубахи и отдай церковному звонарю, чтобы он, как станет звонить, привязал его к верёвке."
В полной уверенности, что этот сон вещий, девушка выполнила указания и стала ждать.
И действительно, через некоторое время отец захотел вернуться. Валька была совершенно уверена, что мать любит отца и примет без всяких разговоров, но она ошиблась. Мать действительно очень его любила, но, видимо, поэтому и не смогла простить измену. Отец ушёл, а через некоторое время девочка узнала, что он повесился.
"Это я его убила", - решила Валька, вспомнив о приворотном заговоре. Она вдруг почувствовала, как весь её мир проваливается в холодную черную бездну. Внутреннее опустошение делало бессмысленными все внешние радости и горести. Вальке хотелось вывернуть себя наизнанку. Она бросилась на улицу, чтобы бежать, бежать, бежать. Не важно куда, не важно зачем. Надо было скрыться от неминуемых уколов совести. Надо было заглушить пронзительную боль в сердце. Валька бежала, захлёбываясь слезами и задыхаясь.
Потом она шла, не понимая, что идёт. Она падала и не понимала, что падает. Она поднималась и шла вперёд, и не знала, что идёт вперёд.
Скоро Вальку подобрала попутка. Она села, но, как и прежде, молчала и бессмысленно смотрела перед собой. Водитель что-то спрашивал, сам отвечал и рассказывал, но потом почувствовал: что-то не то.
- Ты, вообще, куда едешь? - он дотронулся до Валькиной руки.
Она повернула к нему голову и проговорила:
- Это я его убила.
- Чего? - испуганно переспросил шофёр. - Да ты какая-то чумная. А-ну, вылезай из машины. Слышь, чё говорю?.. Вылезай.
Валька вылезла и опять пошла по пыльной обочине. Обветренные, искусанные губы шептали:
- Идеал мой - гитара и бритва. Ослабела за жизнь злая битва...
Уже было темно и холодный ветер пронизывал её маленькое тельце.
-...И тесно стало мыслям в тетрадке. И смотреть на вас стало мне гадко...
Она уже с трудом переставляла ноги, когда увидела старый деревянный сарай.
-...Я хочу умереть в луже крови. В луже чёрной, немыслимой боли...
Валька вошла и упала на охапку гнилого сена.
-...Чтобы рядом гитара стояла. И предательски, подло молчала...
Она обхватила свои ноги, уткнулась лицом в колени и, стиснув зубы, приготовилась умереть.
-...Я хочу умереть, это ясно. Не пойму, разве смерть не прекрасна?..
Она ни о чём не хотела думать.
-...Я хочу умирать постепенно, поднимаясь по шатким ступеням...
Она ничего не хотела делать.
-...То ли в рай, то ли в ад, я не знаю. Да и разница есть ли какая?..
Она старалась гнать от себя все мысли.
-...Я хочу умереть в день рожденья, чтоб убить всю надежду в спасенье...
Мысли о людях, о мире, о себе.
-...Чтобы все меня сразу забыли. Даже те, кто, быть может, любили...
Она жаждала смерти.
-...Я хочу умереть в луже крови, чтобы дьявол был мною доволен...
В этом сарае, как потом выяснилось, Валька провела целый месяц. За эти тридцать дней она натерпелась такого холода и голода, так истомилась, что временами, как она потом говорила, "ненадолго умирала".
И лишь на тридцатый день, когда Валька спала, к ней явилась рыжеволосая женщина с зелёными глазами. Она кружилась над девушкой в каком-то фантастическом танце. И девушке чудилось, что эта женщина расчленяет её тело на куски, выпускает из него все соки, сдирает плоть с костей, а глаза вырывает из глазниц. Когда от Вальки остался один скелет, духи разных болезней поделили между собой куски её старого тела и дали ей взамен новые плоть и кровь.
Зеленоглазая женщина подхватила обновлённую Вальку под руки и подняла на головокружительную высоту. Они вместе совершили кругосветный, магический полёт, а потом девушка прыгнула на искрящуюся радугу и, с замиранием сердца, побежала к Небу…
На утро, Валька почувствовала полное перерождение своего тела и духа. Она как будто заново родилась на свет. Ей безумно хотелось жить.
18:40 - СТАЛАКТИТ И СТАЛАГМИТ
Валька закрыла магазин, включила сигнализацию и направилась домой. Впрочем, не совсем домой. Вот уже три месяца она жила у своей подруги Кристины (в двадцатом доме на Зелёной улице).
Говорят, что если в детстве мы любим родителей, то, став взрослее, судим их. И бывает, что мы их прощаем. Валька не простила. Она твёрдо решила, что к матери не вернётся и закрыла для себя эту тему.
В прихожей было всё кувырком. Это кошка Люська радовалась Валькиному приходу. Кристина была на кухне.
- Привет, Крис, - крикнула Валька, снимая туфли. - Я купила тут кое-что из продуктов. Замоталась совсем, кругом очереди, цены бешеные. Устала, сил нет. Пойду, надавлю на массу.
- Что ты сказала?
- Да, спать пойду, а то опять целую ночь глаз не сомкнёшь, - пробормотала Валька, пережёвывая булку.
- Давай, - рассеянно пробормотала Кристина, наблюдая, как ароматный кофе медленно заполняет фарфоровые берега чашки. Она раскрыла книгу:
"...И дам двум свидетелям Моим, и они будут пророчествовать тысячу двести шестьдесят дней, будучи облечены во вретище..."
Кристина не всегда была Кристиной. Собственно, она вообще не была Кристиной. Кристиной звали её сестру-двойняшку, а её, сегодняшнюю Кристину, тогда звали Машей.
"...Это суть две маслины и два светильника, стоящие пред Богом земли..."
В школе Кристина была отличницей, шла на золотую медаль. Маша, как говорится, звёзд с неба не хватала и больше интересовалась "тряпками" и дискотеками.
"...И если кто захочет их обидеть, то огонь выйдет из уст их и пожрёт врагов их; если кто захочет их обидеть, тому надлежит быть убиту..."
Кристина дружила с одним хорошим парнем, Игорем. Он писал ей стихи и вообще был романтиком. После школы они хотели пожениться.
"...Они имеют власть затворить небо, чтобы не шёл дождь на землю во дни пророчествования их, и имеют власть над водами - превращать их в кровь и поражать землю всякою язвою, когда только захотят..."
Но на выпускном вечере влюблённые внезапно поссорились.
Игорь сказал Кристине что-то обидное, когда её пригласил на танец парень из другой школы. Девушка выбежала на улицу, поймала такси и поехала домой.
"...И когда кончат они свидетельство своё, зверь, выходящий из бездны, сразится с ними, и победит их, и убьёт их..."
В тот злополучный вечер на перекрёстке двух не слишком оживлённых улиц случилась авария, в которой такси столкнулось с "КамАЗом". Так погибла Кристина.
Когда родители девочек узнали о случившемся и преодолели первый шок, то рассудили, что ни к чему пропадать золотой медали и обучению в мединституте. Они объявили всем, что погибла не отличница Кристина, а её сестра Маша.
"...И трупы их оставит на улице великого Города, который духовно называется Содом и Египет, где и Господь наш распят..."
Говорят, что близнецы - это один человек в двух воплощениях. Один как бы в запасе, если что-то случится с другим. Так оно и произошло. Маша стала Кристиной и закончила медицинский институт. Родители нашли утешение в дочери, у которой в жизни всё прекрасно складывалось: Кристина работала терапевтом в районной больнице и была замужем за Игорем.
И кажется, всё было хорошо, но вот однажды ночью, когда Кристина спала на смуглом плече обнявшего её Игоря к ней пришла её погибшая сестра.
"Ты назвалась моим именем, - прошептала настоящая Кристина, - и без зазрения совести воспользовалась моими трудами и заслугами. Все блага, которые предназначались мне, незаслуженно получила ты. Попросту говоря, ты их украла..."
Холодные глаза призрака искрились ультраоранжевой Луной.
"Но вот прошло семь лет, и я вернулась, восстала из небытия, чтобы спросить по счетам. Рано или поздно за всё приходится платить. И теперь ты, Машуня, заплатишь мне за всё. Теперь ты будешь делать только то, что я захочу..."
Лжекристина не могла двинуться с места, она не знала, сон это или явь, но ей было ужасно страшно.
"Первым делом, - продолжала Кристина, - я приказываю тебе убить твоего мужа, Игоря. Кроме того, что он виноват в моей смерти, он ещё изменил мне с тобой. Если он меня любил, то должен был догадаться, что ты - это не я. Убей его!.."
Лжекристина проснулась, вся пылая ненавистью к мужу. Она не могла противиться этому чувству. Игорь предстал перед ней в образе ужасного развратного чудовища. Его ласки были мукой, его улыбки - гримасами, его слова - вороньим карканьем. Дальше так продолжаться не могло.
Когда Игорь исчез, Лжекристина сказала всем, что он уехал на заработки в Польшу. Это было вполне обычным делом и не вызвало никаких подозрений.
"Молодец, сестричка, - хвалила Кристина, - теперь можно и за родителей приниматься. Мало того, что они меня предали, лишили имени и на могиле, как следует, не оплакали, так теперь даже не хотят обо мне вспоминать... Пусть и о них никто не вспомнит..."
Однажды родители Кристины вышли из дома и не вернулись. Они просто исчезли, пропали, растворились.
С тех пор жизнь представлялась сестричкам, как огромный пещерный лабиринт, который вёл их своими таинственными, только одному ему известными тоннелями. И эти загадочные, поросшие зелёным мхом коридоры предназначались только им, сестрам-близняшкам. Они шли по лабиринту. Поворот направо, десять шагов, поворот налево, десять шагов, тупик...
Со свода грота капля за каплей стекает ледяная вода, оставляя узкую известняковую дорожку. Медленно, год за годом, образуется выступ в виде кристаллической сосульки - сталактит. Когда воды слишком много, она падает со сталактита вниз, на пол грота, оставляя известняковые наросты, застывающие слой за слоем и постепенно образующие ледяную колонну - сталагмит.
Сталактит - падает, сталагмит - поднимается.
...Кристина допила свой кофе, ополоснула чашку и заглянула в зеркало. "Ну, сестричка, ты даёшь, - сказала она себе, - у тебя вечеринка в честь новоиспечённого Зверя, а ты в таком виде. Нехорошо!.."
19:00 - СВИДАНИЕ
Илья не знал, была ли это любовь... Скорее, это была страсть, туманное наваждение, тёмный омут. Илья постоянно думал о ней. Он постоянно видел её волосы, её родинку на щеке, её улыбку, её легкие движения.
Илья стоял у магазина и витал где-то в облаках, когда перед ним бесшумно возник большой чёрный мотоцикл.
- Привет! - услышал он голос Марины.
Она сидела за рулём и улыбалась. Её куртка, её брюки, её сапоги - всё было кожаным.
- Это тебе, в знак приятного удовольствия от предыдущей встречи, - неожиданно выпалил Илья протягивая Марине розу, а сам подумал, что начисто слизал фразу у Пал Палыча Трусоцкого.
- Ух ты, какая красивая! Спасибо! - Марина сняла мотоциклетный шлем и её прекрасные волосы заструились по плечам. Она ухватила одну медную прядь и приложила к ней розу. - Ну как? Мне идёт? - кокетничала она.
- Я бы сказал, что даже слишком, - растерялся Илья.
- Спасибо! - Марина чмокнула его в щёку.
- А что это такое? - указал Илья на мотоцикл.
- Это Завируха, - коротко ответила Марина. - Одень вот это, - она протянула ему второй шлем. - Садись, сейчас я тебя покатаю.
Илья сел сзади и обхватил талию Марины. Мотоцикл взревел и помчался, как ветер. Илья блаженствовал. Он вдыхал воздух полной грудью и трепетал, прижимаясь к хрупкому, но необычайно сильному и прямому телу своей водительницы. Ему было всё равно, куда они едут. Он полностью доверился Марине и был абсолютно спокоен, сжимая её в своих ладонях.
У Ильи было ощущение, что он держит в руках маленькую птичку, чьё крошечное тельце излучает тепло, спокойствие и тишину, наполняет каким-то трепетом и восторгом.
Илье казалось, что они мчатся на чудесном скакуне. Даже не мчатся, а летят. Они парили среди облаков и слышали чудесную музыку.
Вслед за музыкой хлынули слова:
"Скоро, скоро наши зёрна упадут в неведомую землю, в остывшие ладони. Скоро, скоро скорый поезд увезёт того, кто вечно ищет..."
Илья увидел, как из белоснежного ватного тумана к нему потянулись руки. Это были её руки. Он узнал их, он не мог их не узнать.
"...Скоро, скоро он узнает, где чужие, где свои. Он не отбрасывает тень и идёт, как лётчик чрез ручьи..."
Он чувствовал нежность и хрупкость этих рук, но в тоже время уверенность их и силу.
"...Он не нашёл себе другую, он влюбился в ведьму и ушёл на дно, камнем на дно..."
Временами её руки были невесомыми и едва заметными, а потом казались выточенными из слоновой кости и обжигали мраморным холодом.
"...Он вылетел за ней в трубу и крикнул ей: "Моя любовь! Ты - моя любовь. Знают только сосны и янтарная смола, как в высоких травах заплетаются тела, моя любовь. Ты - моя любовь..."
Илья прильнул к её рукам. Он согревал дыханьем пальцы, целовал локотки, обнимал плечи.
"...Ты спроси у флейты из сухого тростника, что на дне своём скрывает мутная река. Моя любовь. Ты - моя любовь..."
Он вдруг ощутил, что уже очень давно знает эти руки. Знает этот царственный изгиб запястья и причудливые линии, тоненькие тропинки счастья.
"...Теперь ты знаешь, почему огонь похож на рыжую лису, но если ты хотела спрятать дерево, то спрячь его в лесу..."
Илья чувствовал сок Марининых ладоней на своих щеках.
"...И никому не доверяй ключи от дома. Не клянись на молоке ни сердцем, ни рукой..."
Он уже не знал, были ли это его щёки или её руки. Он сам был её руками, утончёнными и изящными, как у гавайских статуэток...
"...И я хочу надеяться на то, что ты останешься со мной..."
20:00 - ПРОГУЛКА
Ромыча одолевали нелёгкие думы, и он решил прогуляться по вечернему Городу. Но прогуляться, как хотелось, ему не удалось, и он брёл, точно зачарованный, по тёмным улицам, никого и ничего не замечая.
Перед ним мелькали огни фонарей, неоновый свет витрин. Он обгонял каких-то людей, а потом какие-то люди обгоняли его. Рядом с ним мчались машины, ревя моторами и скрипя тормозами. Из ночных кафе и баров звучала музыка и слышались восторженные крики и смех.
Но… ничего этого не было...
В ромычевой голове всплыли давно забытые строчки:
"Призрак этих лиц в толпе... Лепестки на мокром, чёрном суку..."
В тёмном небе исчезали обритые кроны деревьев, высокие стены строящегося храма и сгоревшие мечты уходящего дня.
"Люди, люди, кругом люди. Должно быть, им тесно вместе, - подумал Ромыч. - Ни один человек на этой улице не откроет рта без того, чтобы не вызвать к себе ненависти или презрения у другого человека. Подростковый сленг и блатная феня вполне доступны всем желающим, но на этой улице недоступен даже традиционный русский.
Люди вморожены в льдину толчеи. На них лежит бремя беспомощности, как и на мне", - размышлял Ромыч.
В следующую секунду его кровь начала клокотать от ненависти, злобы и стыда. В отчаянии он навалился, весь дрожа, на ледяную стену дома.
"Воспоминания - это дикие звери, от них не спасёшься, пока не убьёшь в себе. Надо сделать их орудием мести, - думал он. – Но как натравить на кого-то этих диких зверей - мне ведь никогда их не приручить..."
Он взглянул на светящиеся окна отделения милиции и подумал, что там тоже есть люди. И те, которые садятся на стулья, и те, которые садятся надолго. Каждый из них чем-то занят, каждый из них о чём-то мечтает и каждого из них что-то ждёт.
21:00 – В МИЛИЦИИ
На пяточке перед зданием отделения стоял человек в форме. Он жадно вдыхал сигаретный дым и был уверен, что дышит свежим воздухом…
Человек докурил и, громко хлопнув дверью, скрылся в недрах здания.
Это был начальник Городского РОВД полковник милиции Степан Митрофанович Свистунов.
Обычно к вечеру Свист бывал раздражен, поэтому и сейчас вломился в первый попавшийся кабинет и заорал:
- Партупович, что это были за крики тут у тебя?
- Да тут, товарищ полковник, в Детковичах одну бабу чуть не убили, - начал оправдываться следователь.
- Что за баба? – напирал Свист.
- Зовут ее Татьяна Ивановна Стрыгович. Односельчане уверены, что она ведьма. Сегодня она поругалась с гражданкой Парсюкевич и пригрозила ей, что испортит ее. На бабьи крики сбежались мужики (как водится в деревне, они с утра были пьяные) и давай материть обоих. Гражданке Стрыгович это не понравилось и, по словам очевидцев, она пообещала превратить всех присутствующих в собак…
Тогда один из мужиков, некто Проливайко, подошел к Татьяне и сказал: «Ты вот ведьма, а заговори мой кулак, чтобы он тебя не ударил». После чего дал потерпевшей по лбу. Та упала… На нее, как по сигналу, напали остальные мужики и начали бить…
Вы представляете, товарищ полковник, - расплылся в улыбке Партупович, - эти деградировавшие элементы решили раздеть ведьму, найти у нее хвост и оторвать…
Стрыгович защищалась настолько отчаянно, что у многих оказались исцарапаны лица и покусаны руки. Хвоста, конечно, не нашли… На крик потерпевшей прибежал ее муж и хотел ее защитить, по мужики накинулись и на него… Наконец, сильно избитую, но не переставшую угрожать женщину связали и привезли к нам.
- Черт знает что! Только нечистой силы нам тут не хватало, - проговорил Свист и вышел в коридор.
22:00 - ДУБЫ-КОЛДУНЫ
Мотоцикл остановился и недовольным кашлем закончил свой ревущий монолог.
- Приехали, - объявила Марина.
Сон Ильи отлетел в сторону, как серый дорожный булыжник, и он увидел, что вокруг уже совсем темно. "Который это час?.. Ничего себе - десять, - Илья бестолково уставился в циферблат часов.
- Должно быть, я заснул."
- Где это мы?..
Со всех сторон на них наползал пронзительный стрекот кузнечиков. Илья ни разу в жизни не слышал такого концерта. Тем более, в октябре! Но определённо, это были кузнечики.
Каждый миллиметр пространства испускал таинственный шуршащий звук. Илья чувствовал, что всё окружающее живёт своей странной, скрытой от глаз жизнью.
Вокруг угадывалось лёгкое шевеление. Миллионы лёгких шевелений, миллионы крошечных скачков, миллионы миниатюрных вздрагиваний, миллионы тончайших звуков - нечто среднее между шорохом и скрипом - находили друг друга, переплетались между собой, тонули в высокой траве и, вместе с её душистым запахом, зелёным шумом, врывались в сознание Ильи.
- Здесь в древности было языческое капище, - крикнула Марина. - Тут молились богам и приносили жертвы. Пойдём, я покажу тебе кое-что.
Огромный холм был окружён дубами.
Дубы... Могучие лесные исполины... Им поклонялись, их считали священными, в них видели посланцев Бога на земле.
Для наших предков дуб был отправной точкой в системе координат. Его величественная крона упирается в небо, а корни-щупальца достигают преисподней. Наши предки не сомневались, что по дубу спускаются и поднимаются боги. Он - стержень, опора на которой держится мир.
Марина дотронулась ладонью до шершавого обветренного ствола.
"Сто лет, - прошептала она, - Прошло уже сто лет, а деревья почти не изменились, только чуть-чуть потолстели да вытянулись вверх на метр-другой... Вечное это дерево - дуб! Сколько сменилось поколений, сколько воды утекло, как они выросли на этом месте... Вроде бы совсем недавно бегала я тут босоногой девчонкой, плела венки из дубовых листьев, пила росу с высоких трав... Вон, какая травища здесь! А они, как и раньше, такие же высоченные, величественные... То тихо беседуют о чём-то, то грозно шумят с грозами и бурями..."
- А здесь красиво, - крикнул Илья, перекрывая стрёкот кузнечиков.
- Да, очень!
Марина улыбнулась и взяла Илью за руку. Он обнял её, и влюблённые соединились в долгом страстном поцелуе.
23:00 - ЛЕГЕНДА
- Хочешь, я расскажу тебе одну легенду?..
- Конечно, - Илья радостно кивнул, - давай присядем вот здесь, на камне.
Марина села и прижилась к Илье.
- В давние-давние времена, когда люди ещё только становились людьми, на горе Горыне жил Змей Прова. И был Прова властелином Мира. И были у него огромные чёрные крылья, сильные когтистые лапы и длинный-предлинный хвост.
Каждый день облетал Змей Прова свои владения и с удовольствием замечал, что и рыбы, и птицы, и всякие твари лесные его почитают и боготворят.
Но однажды пролетал Прова над лесом и увидел людей. И сказал он им: "Подчинитесь мне! Я ваш правитель!" Но люди не подчинились и вышли сразиться со Змеем. И была битва лютая и кровавая.
И когда Прова увидел, что все мужчины погибли и в селении остались только слабые женщины, обернулся тогда красивым юношей и сказал им: "Подчинитесь мне - и будете живы!"
Навстречу ему выехала на олене Великая Мать, держа перед собой зажжённый факел. За ней шла Великая Сестра, неся в руках колосья. На голове у Великой Тётки был кувшин с родниковой водой, а Великая Дочь сжимала в ладонях лук и стрелы.
И сказали они Прове: "Будь нашим повелителем и мужем!"
Обрадовался тогда Змей и повелел устроить огромный пир. Несколько месяцев длился пир, а когда Прова совсем охмелел от вина и женских чар, то начал похваляться своей силой и удалью. И рассказал он всем, что есть у него четыре волшебных зуба.
И что с помощью красного зуба он управляет Огнём, жгущим леса, испепеляющим поля, иссушающим моря и реки, раскаляющим воздух, разрывающим землю.
А с помощью зелёного зуба он управляет горами, непролазными чащами, глухими дубравами, бескрайними полями и степями, а так же всеми островами, большими и малыми.
Жёлтый зуб помогает ему управлять воздухом, птицами и всякими летающими тварями.
Четвёртый же зуб, синий, служит ему для подчинения водной стихии и управляет всякой влагой: дождями и снегами, океанами и морями, реками и озёрами, ручьями и болотами, а так же рыбами и всеми животными, в воде обитающими.
И поняли женщины, что вся сила змеева в его зубах, и когда Прова заснул, они взяли толстый дубовый кол и одним ударом вышибли ему зубы.
Разозлился Прова, да делать нечего - без своих зубов он был бессилен. Полетел Змей к себе на гору и спрятался в одной из бездонных холодных пещер.
Через некоторое время многие дочери Великой Матери родили себе сыновей от Змея. И от них родился великий и могучий народ, заселивший всю землю...
Вот и всё. Ну, как?
- Интересная легенда, - кивнул Илья. - А эти дубы посажены в честь того деревянного кола, который вышиб Змею зубы?..
- Здесь каждая деталь посвещена тем событиям, - заметила Марина. - Прова теперь бессилен. Но он насылает на нас войны, болезни, извержения вулканов и цунами. Жрецы до сих пор молят его о милости и приносят ему жертвы.
- А разве тут есть какие-то жрецы? - удивился Илья.
- Конечно, - улыбнулась Марина. - Тут есть свои жрецы, и свои празднества, и разные обычаи жертвоприношений. Тут каждый четвёртый день недели (этот день посвящен Прове) собирается народ. Идол Провы находится под землёй, точно под вот этим, самым большим дубом. Поэтому и сам дуб считается Священным. А теперь пойдём дальше.
23:30 - ВЕЧЕРИНКА
Они спустились по склону и у его подножия увидели пещеру.
- Это вход в лабиринт, - сказала Марина и зажгла факел.
Илье было немного жутковато, но показывать это он не хотел. Ему казалось, что всякое промедление и расспросы Марина может расценить как слабость и трусость. А кто же согласится выглядеть трусом в глазах любимой женщины?
Они почти проползли по узкому тоннелю и оказались в абсолютно круглом, пустом зале. И если узкий тоннель был земляной, то зал был каменным. По стенам равномерно располагались двенадцать дверей.
- Это и есть лабиринт? - спросил Илья.
- Да, - быстро ответила Марина. - А ты кто по гороскопу?
- Телец, а что?
- Значит нам сюда, - и Марина указала на дверь, над которой был изображён кружочек с рожками.
- А кто всё это построил? - спросил удивлённо Илья.
- Да теперь никто уже и не помнит, - уклончиво ответила девушка и жестом пригласила идти за собой.
Минут десять они ходили по лабиринту. Он показался Илье огромным куском швейцарского сыра со множеством отверстий, дыр, дырочек, щербатин и выбоин. Череда тупиков, лестниц, коридоров и их ответвлений сменялась точно такой же чередой тупиков, лестниц, коридоров и их ответвлений.
Илья шёл за Мариной и крепко держал её за руку. С каждым шагом он всё острее проникался мыслью, что без своей спутницы ни за что отсюда не выберется.
Эта мысль была неприятна для него, он не любил от кого-либо зависеть, а от любимой женщины тем более. Он чувствовал, что они спускаются всё ниже и ниже под землю.
В лабиринте было темно. Единственным источником света был факел в Марининой руке. У Ильи создалось впечатление, что это не Марина держит факел, а сам факел ведёт их за собой.
Марина шла в каком-то искрящемся ореоле. Её рыжие волосы пылали при свете факела. Для Ильи она уже стала его частью, частью огня, частью света. Она сама была огнём. Частицей жизни в огромных мёртвых глубинах этого подземелья.
Через некоторое время они вновь вышли в просторный зал, точно такой же, как и зал с двенадцатью дверями. Из этого зала-близнеца куда-то в темноту вела широкая галерея.
Они пошли по этой галерее и очень скоро до них стали доноситься какие-то звуки - как будто вдалеке били барабаны или звучал монотонный рокот прибоя.
Чем ближе Илья подходил, тем сильнее и отчётливее слышал чмокающие и хлюпающие звуки огромного кипящего котла. Галерея вывела их в очень просторное помещение правильной треугольной формы с высокими стенами. В центре его горел костёр. Галерея, по которой они только что прошли, была единственным входом в этот зал.
- Это древнее святилище, - тоном экскурсовода объявила Марина. - Тут у нас будет небольшая вечеринка.
Как только они вошли, их мгновенно окружили какие-то люди.
Илья заметил, что в ямке между ключицами у каждого было синее пятно, то ли татуировка, то ли синяк.
Марина вела его через орущую и волнующуюся толпу беснующихся. Перед Ильёй мелькали синие пятна, гримасничающие лица, полуголые тела. Эти люди хватали его за руки, пытаясь зачем-то их пожать.
Марина резко свистнула, толпа расступилась и к ним сразу подбежали три молодые женщины. На их головах были роскошные зелёные венки из дубовых листьев.
- Займите моего гостя, - сказала Марина и мгновенно растворилась в толпе.
- Я тебя знаю! Ты - Илья! - прокричала маленькая блондинка, в которой Илья сразу узнал продавщицу из цветочного магазина. – А я Валька!
- А я Людка!
- А я Кристина!
Затрещали и закрутились вокруг подружки.
Их одежда (если то, что они носили, можно было назвать одеждой) была сшита из разноцветных лоскутков ткани. Для Ильи оставалось загадкой, как она держалась на их телах, да и держалась, правду говоря, неважно. Лоскутки то и дело заворачивались, топорщились и загибались, выставляя напоказ самые неожиданные части тела.
Женщины что-то запели и бросились в пляс.
Они так и сновали вокруг Ильи, поглаживая и задевая его руками, ногами и телами.
Он уже совсем одурел от их криков, когда они вдруг резко замолчали.
24:00 - ДЕЙСТВО
В этот момент стены святилища внезапно начали излучать яркий свет, и в зале стало довольно жарко. Женщины, находившиеся в святилище, сорвали с себя то немногое, что на них было, и остались совершенно нагими.
Семь раз ударили барабаны. В дальнем углу зала возникло возвышение, напоминавшее небольшую сцену. На него взошли два человека в одинаковых бронзовых масках и длинных фиолетовых плащах.
- Это Великий Жрец со своим помощником, - донёсся сзади шёпот Людки.
Жрец-помощник держал в руках огромного чёрного петуха, а Великий Жрец - длинный блестящий меч и похожую на человеческий череп чашу.
- Сейчас состоится обряд причастия Великой Соблазнительницы, - коментировала происходящее Людка. - Причастие состоит в том, чтобы взять нечто простое, превратить его в нечто божественное, а затем поглотить его.
Великий Жрец окропил петуха водой, затем высоко поднял меч и резким ударом отрубил ему голову.
Петушиное тело, разорвавшись пухом, задёргалось в конвульсиях, но Жрец-помощник ловко прижал его к чаше. Кровь, струящаяся из раны, в облаках клубящегося пара тонкой хлюпающей струйкой стекала на дно.
- Это магическая церемония слияния первоэлементов, - шептала Людка. Петух символизирует воздух, меч - металл, кровь - огонь, чаша - землю, а вода, соответственно, саму себя.
- Но это только одна сторона медали, - перебила её Валька. - Кроме всего прочего, обряд причастия служит для объединения и усиления человеческих чувств. Вино символизирует вкус, роза - обоняние, пламя - зрение, бой барабанов - слух и меч - осязание.
- Вы забыли сказать, - вмешалась Кристина,- что чаша, символизирующая мудрость, изготовлена из черепа бывшего Великого Соблазнителя, заслуженного мага и чародея Виктора Кондратьевича Сухорука.
Внезапно на самом верху, рядом со жрецами, появилась Марина.
Она не спеша вышла на сцену. Нет, скорее, выплыла, материализовалась.
Её грандиозная фигура была хитроумно задрапирована шелками, которые, вздымаясь розово-коричневыми волнами, делали Марину похожей на сияющую богиню победы. Да, на богиню, но не на эфирно-поднебесную, а на земную, горячую, языческую.
Красота её полуобнажённого тела на мгновение совсем ослепила Илью. Первое впечатление всегда визуальное: Марина была создана, чтобы потрясать. Своим одновременно обольстительным и отталкивающим лицом эта женщина-сфинкс сразу и бесповоротно загипнотизировала оглушённый зал.
Илья чувствовал, что обречён: как кролик перед удавом, как жалкая хижина перед тайфуном, как Тристан перед Изольдой, как Ромео перед Джульеттой.
Он видел Марину раньше, обнимал её, целовал и всё равно каждая новая встреча с ней ошеломляла его по-новому, заставляя вновь содрогаться и трепетать от непостижимо ирреального, смешанного чувства страха, радости и опьянения.
Когда чародеи собрали жертвенную кровь и смешали её с вином, Великий Жрец взял чашу и подошёл к Марине. Прозвучала совершенно не понятная Илье магическая формула, жрец наклонил чашу и кудесница сделала глоток.
Затем Великий Жрец три раза обошел вокруг новоиспечённой Соблазнительницы, остановился позади неё и начал лить на её голову липкую дымящуюся смесь.
Красные ручейки заструились по прекрасным Марининым волосам, по нежному лицу, по девственной груди, по хрупким рукам, по стройным ногам... Белая роза в волосах постепенно стала красной.
Илья стоял, как вкопанный. Не в силах сдвинуться с места, он стоял и смотрел на пузырящееся месиво в сказочных волосах возлюбленной.
Дикий и надрывный бой барабанов ударил по ушам джазовой какофонией. Илья зажмурился: казалось, перепонки не выдержат такого шквала.
И тут Марина запела. Звук чистый, мощный, волнующий и прекрасный наполнил огромный зал.
Совсем не ласковая, колючая и, может быть, даже дикая для неискушённого слуха музыка, без мелодии в привычном понимании. И - вот волшебница! - своей магией Марина превратила диссонансы в благозвучие, а растрёпанную декламацию в потоки бесконечной гармонии. Из шипов она умеет делать розы. Такую женщину сложно любить - её хочется обожать.
Илье вдруг стало ужасно весело. Он не помнил себя от радости, как и все в этом храме.
Казалось, что души присутствующих освобождались от всего, что их давило. Люди поднимали руки вверх, протягивали их друг другу, отбрасывая прочь всякую злобу и ложь.
А воздух подрагивал в такт монотонной песне и топоту ног.
Илья чувствовал на себе доселе неведомые чары. Ритмическая песня без слов звучала где-то внутри. Как бесконечно бегущие волны, она парализовала ум. Илье казалось, что он покинул своё бренное тело, и ему чудятся фантастические видения.
Время прекратило свой бег.
В песне слышались страстные желания и печаль, она проникала куда-то в подсознание и пробуждала всё пережитое и давно забытое.
Эта древняя песня доносилась словно издалека, в ней будто слышалось эхо первобытных дремучих лесов.
В сознании Ильи возникали диковинные образы. Он смутно понимал, что такую женщину, как Марина, невозможно забыть никогда.
Внешность - то ли от Бога, то ли от дьявола, имидж шаманки и этот голос-оркестр незабываемы сами по себе, они врезались в память и стояли перед глазами, как египетские пирамиды: раз и навсегда.
Но вот началось нечто совсем необычное. Жрецы завыли и зарычали по-звериному... Марина побежала, издавая пронзительные вопли. В свете костра было видно, как она, едва касаясь пола, летит вокруг стен. Вдруг, громко взвизгнув, она метнулась между сидящими на корточках женщинами, побежала босыми ногами по тлеющим углям костра... Марина стонала, дрожала и, наконец, упала без чувств.
Илья бросился вперёд, но его остановили, изо всех сил пытался прорваться, но окружающие крепко схватили его за руки. Он начал вырываться и кричать.
Началась невообразимая свалка.
Великий Жрец тоже что-то громко кричал. Илья не разобрал, что именно, но, несомненно, смысл этих слов был таков: "ты чужой".
Что-то пробормотав, Великий Жрец окунул свою руку в чашу. Илья явственно ощутил терпко-сладкий запах крови и увидел, как рука Жреца медленно потянулась к его голове.
Красные пальцы с запёкшимися багровыми полумесяцами ногтей уже почти касались головы юноши...
Однако произошло нечто странное.
Раздался взрыв...
Рука исчезла...
Чаша отлетела в сторону...
Женщины бросились врассыпную...
Кто-то невидимый подхватил обмякшее тело Ильи и мгновенно вырвал из этого подземного кошмара.
1 НОЯБРЯ. ПОНЕДЕЛЬНИК
00:30 - ЗАПРЕДЕЛЬНЫЕ МИРЫ
Марина упала на каменный пол, и жрецы тотчас же закрыли её лицо куском чёрной ткани. Потом Великий Жрец взял барабан и принялся мягко и плавно ударять в него. Так продолжалось довольно долго...
Марина лежала и смотрела в темноту над собой, как вдруг в ней начали прорезываться полоски слабого света. Становясь всё более чёткими, они причудливо переплетались, потом вспыхнули яркими цветами.
Оглядевшись, Марина заметила большую дыру в камне. Дыра расширялась на глазах. Кудесница нырнула в темноту и вскоре увидела перед собой могучие корни Великого Дуба. Эти корни мгновенно превратились в чёрных змей. Марина долго скользила по их туловищам вниз и наконец, оказалась в чудесной стране лесов, рек, озёр и удивительных городов, где было светло и ясно как днём.
В следующий раз она непременно заглянет сюда, а сейчас ей надо было спешить. Марина помчалась дальше и через некоторое время её опять окутала тьма.
Откуда-то издалека донёсся звук, похожий на шум водопада; он рос и рос, пока, наконец, не оглушил её совсем. Трудно было что-либо разобрать в этом шуме, но Марина всё-таки расслышала чей-то едва уловимый, таинственный и печальный голос:
"А, что потом?.. И будет ли потом?.. Знать не хочу, про всё на свете зная..."
Слабые полоски света вверху сделались ярче, мало-помалу они сплелись, образовав свод, похожий на мозаичный витраж.
"...Словами с одинаковым хвостом красна моя пещера расписная..."
Яркие оттенки фиолетового цвета простерлись над Мариной расширяющимся во все стороны куполом. Своды небесной пещеры наполнил шум воды и на стенах Марина увидела движущиеся тени.
"...Здесь смерти нет, одна искрится Тьма. Тьму отражая, светят миражи..."
Когда глаза привыкли к темноте, перед ней предстало нечто вроде огромного увеселительного павильона - это был сверхъестественный карнавал демонов.
"...Осколки одинокого ума, все карты мира, неба чертежи..."
Над всем этим действом, в центре зала, возвышалась гигантская оскалившаяся крокодилья голова. Она в упор смотрела на Марину и извергала из своей глубокой пасти обильные водяные потоки.
"...Я их читал с закрытыми очами и сам, как замысел, мерцая, зависал. Все мысли мира, как одна, звучали, и с камнем разговаривал металл..."
Постепенно вода поднялась, купол ушёл куда-то вверх, а всё зрелище превратилось в восторженную феерию.
"...Ты слышишь этот голос, неоткуда взятый? И чуешь этот запах серный?.."
Марина увидела, что в крокодильей пасти не хватает передних зубов и поняла, что перед ней сам Змей Прова.
"...Я Птах Чешуйчатый! Я Змей Пернатый! Пою мокрицам гимн пещерный... мышам летучим, карасям..."
- Приветствую тебя, Владыка! - выкрикнула кудесница.
Огромное тело, обтянутое чёрной лоснящейся кожей, всколыхнулось. Туман накрыл безобразную пупырчатую морду рыхлым белёсым шаром, под которым что-то нервно клубилось, извивалось, лопалось.
А когда дымовая завеса рассеялась, вместо крокодильей головы Марина увидела прекрасное лицо, объятое золотистым светом.
"...А для тебя, под небом голубым, мой светлый друг, я солнечный приятель..."
Она сразу узнала это лицо. Это было лицо Ильи. Его глаза, его ресницы, его губы...
"...С лучами первыми входящий в каждый дом, в твоё окошко постучусь, как птеродактиль..."
Илья улыбнулся... Улыбнулся как-то скользко и гадко: оскалил клыки, обнажил зубы и они, как по команде, неожиданно стали расти, увеличиваясь в размерах, прокалывая дёсна, разрывая челюсти.
"А что потом? И будет ли потом? Знать не хочу, про всё на свете зная..."
Перед глазами Марины завыла пурга снов. Она увидела просторную комнату, себя, лежащую на диване и Илью, стоящего рядом.
"Твоё тело покрывается коростой, крокодильей кожей, - шептал Илья. - Грубой, жёсткой, обволакивающей и сковывающей конечности."
Марина не могла пошевелиться. Она лежала, как поверженный рыцарь, которому доспехи мешают встать на ноги.
Последним усилием воли кудесница призвала на помощь духов.
Те явились мгновенно. И вот уже огромная змея обвилась вокруг её головы и превратилась в золотую корону. Потом гигантская бабочка затрепетала над её левым плечом, шелестя фиолетовым плащом крыльев. В воздухе над ней за плясали змеи, пауки, птицы и летучие мыши.
"А что потом? И будет ли потом? Знать не хочу, про всё на свете зная..."
Тысячи глаз раскрылись на руках Марины - это появились демоны-помощники. Они подхватили кудесницу и, точно бесценное сокровище, осторожно и бережно, однако стремительно и настойчиво, понесли к спасительному свету.
"...Взмахну однажды огненным хвостом - гори, моя пещера расписная..."
2:00 - НАЧАЛОСЬ!
Около двух часов Марина находилась в забытьи. Она вошла в транс, проникла в Запредельные Миры, чтобы побеседовать с духами. Затем, окончательно обессилев, вернулась оттуда, окружённая сонмом загадочных существ, которые наполнили её жилище.
Заклинательница медленно приходила в себя. Нездешние существа заторопились восвояси, словно дым, рассеиваясь в темноте.
Марина почти незаметно двигала губами, но окружавшие её кудесники знали, что Великая Соблазнительница поёт древние песни, в которых выражается радость слияния с силами бытия, с миром духов.
Чувство спокойствия и умиротворения охватило всех присутствующих.
Марина закончила петь, сладко потянулась на своём ложе и приподнялась.
- Благодарю вас! Все могут быть свободны.
Когда Те-Кто-Кудесит вышли, Марина спросила у Людки.
- Где Илья?
- Зачем он тебе? - недоумевала Людка.
- Не знаю, - пожала плечами Марина.
- Ты что, влюбилась?
- Наверное...
- Великий Жрец хотел сделать его одним из нас, но он скрылся...
- Вероятно, ему кто-то помог.
- Пока это неизвестно.
- Его надо найти, а то он может натворить бед.
- Этим уже занимаются, - пролепетала Людка.
- Хорошо, - вздохнула Марина. – Иди, готовься, через час навестим военную часть... потревожим сладкий армейский сон.
Людка беззвучно растворилась в темноте.
Светила ущербная луна. В полумраке комнаты все предметы утратили свои истинные цвета, став рабами чёрно-белых оттенков.
Марина приняла душ и, наслаждаясь своим чистым телом, не спеша одела тонкое белоснежное бельё.
В углу в богатой чёрной раме вспыхнуло старинное зеркало, похожее на зажатый массивными чугунными подставками, перевернутый геральдический щит.
Марина подошла к зеркалу и увидела, как в его глубине играют, резвятся серебристые блики и кружатся, порхают в безумном танце диковинные тени.
Марина грациозно потянулась. Левая рука небрежно устроилась на талии. Плечо лениво уплыло в тень. Локоть заострился и капризно откинулся назад.
Правая рука, с меткой-звездой кудесницы, медленно скользнула в сторону. В рассеянном лунном свете она выглядела пугающе неестественно. Ладонь невесомо легла на самый край овального стола и замерла.
Луна отразилась в зеркальной поверхности и на плечи упала тончайшая серебряная шаль. Пронзая тьму, по рукам заскользили ручейки нежного света.
Глубокая тень, похожая на веретено, разрезала правую ладонь, неровными шажками пробежала по локтю и спряталась подмышкой.
Острый, как бритва, лунный луч метнулся вперёд и вспорол чёрный контур родимого пятна. Кровь брызнула на зеркало.
Рыжеволосая девушка по ту сторону реальности слегка покачнулась. Ломаная линия правой руки стала ещё более неестественной.
Большой палец оттопырился и словно миниатюрный черпачок застыл в воздухе. Мизинец съехал со стола и, блеснув ноготком, уронил в темноту маленькую капельку света.
Тьма занервничала и поползла вниз. Сначала она оставила лоб, нос и щёки, потом ей пришлось расстаться с плечами, руками и грудью, и вот, наконец, когда живот, бёдра и колени, как спелые виноградные ягоды налились живительным соком Луны, тьма в страхе бежала в свои подземные норы.
Тело, по ту сторону зеркала, искрилось и блистало. Зазеркальный свет слепил глаза. Здесь, в Предзеркалье, была ночь, а с той стороны бушевал, расцветая изысканными красками, день.
Марина подняла руки. На правой был Земля-Камень, а на левой -Воздух-Камень, в серебряной оправе. Марина впилась взглядом в зелёные глаза своего отражения и громко произнесла:
- Один!
- Два! - подхватило отражение.
Камни вспыхнули магическим светом, и вместо одной Марины перед зеркалом возникли две. Одна из них надела на правую руку браслет с Земля-Камнем, а другая - с Воздух-Камнем. В зеркале уже никто не отражался.
5:30 - НА ДАЧЕ
- Где это я?
- У бяспецы, унучак, - перед Ильёй стояла баба Ядя.
Он почувствовал боль в спине и тут же вспомнил о своих похождениях.
- Я не павинна гаварыць, - произнесла баба Ядя, - але мне здаецца, што ты маеш права усё знаць.
- Бабушка, у меня башка раскалывается... Поговорим потом.
- З пачатку паслухай вось такую гисторыю. Учора да адной ведзьмы, або як кажуць у народе, знахарки, прыйшла маладая мамаша з маленькай дачкой. Малышка крычала па начах. Маци думала, што яе уракли, сглазили и прасила дапамагчы. Знахарка сагласилася. Яна узяла звычайнае курынае яйка и стала вадзиць им па галаве дзяучынки. Пры гэтым яна нешта шаптала и чарцила рукой у паветры. Потым разбила яйка и вылила яго у шклянку. Развитаушыся с гасцями, знахарка вылила яйка на скавараду и паставила на агонь. Я бачыла як потым ведзьма з апетытам зъела яешню.
- Да, пусть ест на здоровье, - пробурчал Илья. - Мне-то какое дело?
- Сёня уначы, - как ни в чём не бывало продолжала баба Ядя, - тая девачка, якую маци прыводзила да ведзьмы, памерла. И гэта не простае супадзенне. Па усим горадзе сотни гэдаких смерцей. Не верыш мне - послухай радыё.
Илья взглянул на часы и вздрогнул, потому что ровно в 6:00, радио взвыло государственным гимном. А потом раздался взволнованный голос диктора:
- Внимание! В эфире радио Города! Чрезвычайное сообщение! За последние сутки, по приблизительным данным, в районе погибло около двух тысяч человек. Причины смерти неизвестны. Просьба ко всем гражданам города: помимо соблюдений правил гигиены, быть предельно внимательными и осторожными...
Тут радио замолчало, а потом заговорило снова, но уже другим голосом.
- Дорогие сограждане, администрация Города просит всех быть внимательными и осторожными. А так же администрация просит всех собраться у здания старой больницы для дальнейшего инструктажа. Просьба соблюдать порядок и дисциплину...
- Вось бачыш, а ты не верыу, - сказала баба Ядя. - Ведзьмы набираюць силу. И у гэтым винавата твая Марына. Так, так, не сумнявайся: яна сапраудная ведзьма... А цяпер яшчэ стала Вяликай Спакусницай и атрымала бязмежную уласць. Марына сабрала вакол сябе калдуноу, варажбитак, лясуноу да кикимар. Яе сила расце… Шмат начальникау зачаравала, галоуными кирауниками у горадзе паставила сваих людзей. Войска на "казармяным палажении". Яе памагатыя адных забили, на других нагнали страху, трецих ператварыли у пацукоу и чарвякоу. У канцы канцоу яны весь Горад накрыюць сваёй павуцинай, напусцяць паусюль сваих шпиёнау ды падглядальникау. Ци разумееш ты, што мы павинны им памяшаць?!
- Бабушка, я устал. Я не хочу.
- Ты павинен! - сказала баба Ядя, тоном не терпящим возражений. - Ты, напэуна, ужэ чуу "казку" пра Змея Прову и яго чатыры зубы. Дык вось калисци гэтыя зубы уставили у срэбраныя бранзалеты и стали зваць Камянями-Засцярогами. Гэтыя камяни валодаюць бязмежнай магичнай силай. У Марыны ёсць тольки два Засцярога, и пакуль яшчэ яе можна астанавиць. Ведзьмы дауно ганяюцца за астатними камянями. А ты, унучак, кроу з носу павинен их апярэдзиць.
6:15 - РАДИБОГА
- Бабушка, а почему бы тебе самой всем этим не заняться? - спросил Илья. - Ты ведь лучше меня разбираешься во всей этой чертовщине...
- Бачыш, хлопча, - улыбнулась бабушка, - подзвиги - дела маладых. Тым больш, дзеля сваёй каханки-ладачки... А на старых не трэба спадзявацца, народ гэта небяспечный: им ужэ усё роуна, што будзе са светам. Так што запаминай: у вёске Бракава у першай хаце живе Антось Бялун. Ен мая Агонь-Камень. Ты скажаш, што прыйшоу ад мяне, и пакажаш вось гэты пярсцёнак. Ён сам мне некали яго спрэзентавау.
Бабушка мечтательно закатила глаза, но Илья потянул её за рукав, и она очнулась.
- Ага, возмеш у яго Агонь-Камень. Потым у Ваучках знайдзеш Марыю Даугунец. Яны з малой у небяспецы, таму вязи их да мяне.
- А что за опасность им грозит? - полюбопытствовал Илья.
- Дауняя гисторыя, унучак. Тры з паловай гады таму на небе паявилася звязда, па якой мы даведалися пра нараджэнне Збавицельки Свету.
- Спасительницы Мира? - удивился Илья.
- Менавита Збавицельки, - невозмутимо продолжала баба Ядя. - Паводле старажитнага прароцтва, месцам нарадження Дзицяци павинна стаць вёска Ваучки, что за пятнаццать киламетрау ад Горада. Маи старыя сябры, Виця Сухарук и Антось Бялун, сабралися исци у Ваучки, каб пакланицца Наванароджанай. А тады глауным начальникам у Горадзе Дарыдор быу. Дачууся ён пра гэта, ды пакликау нас да сябе. Пачау пытацца, што написана наконт Збавицельки, кали яна павинна нарадзицца. А мы адказвали: "У Ваучках, бо у "Книзе Жыцця" написана: "И вы, Ваучки, зямля Азёрная, ничым ни хужэй за староствы Прынёманския, бо ад вас народзицца Дзева, што будзе правиць народам тутэйшым." Тады Дарыдор зноу папытау, дзе мы бачыли знак Нованароджаннай Збавицельки. Мы адказали: "Зорка яе узышла и ззяла надзива блискуча, ды так, што за гэтым бляскам не было видаць усе другия зоры. Гэтак мы даведалися, што нарадзилася вяликая Царыца." Тут Дарыдор адпусциу нас: "Идзице и дазнайцеся пра Яе, а кали знойдзеце, прыйдзице паведамиць мне, каб и я Ей пакланиуся." Мы пайшли, а зорка зноу явилася нам и вяла да месца, пакуль мы не аказалися там, дзе было Немауля. Зайшли у хату и сапрауды, убачыли цудоунае Дзиця на руках у маци, Марыли. Кожны з нас прынёс Нованароджаннай асобыя дарунки: Сухарук - золата, як для Царыцы, Бялун - ладан, як дадзенай Богам Збавицельцы, а я - масла, мирру, як пакутницы, якая павинна памерци.
Марыля дала ей имя Радзибога. Яна казала, што кали малая нарадзилася и закрычала, акушэрка, што прымала роды, пажартавала:
"Ды не крычы ты так, радзи Бога!"
Так и атрымалася имя - Радзибога.
З велькай радасцю пакланилися мы Нованароджанай Збавительцы Свету. Рашыли, што няма чаго нам вяртацца да Дарыдора и, развитаушыся, разышлися па хатах.
Але усевидушчы Змей Прова, Айцец Пагибели, пайшоу ды абвясциу аб гэтым сваих служак: перш наперш Дарыдора, потым начальника милиции Свистунова и бандыцкага галаву Пахана, адным словам, весь наш горад пшыстойны.
А гэтыя забойццы прыехали са сваими спадручными, акружыли вёску, сагнали людзей на плошчу, адабрали немаулят и пагражали забиць их, кали калгасники не выдадуць им на расправу Радзибогу.
Каб выратаваць дзяцей, сельсавет паказау месца, дзе схавауся Юзик, Марылин мужык, з Радзибогай. Их зараз жа забили. Марыля выратавалась, яна яшче была слабая паслы родау и ляжала у ложку.
Карники зрабили сваю чорную справу и з'ехали, а Марыля, як паправилася, стала помсциць усим, хто меу дачыненне да забойства Юзика и дачушки. У хутким часе многия ваучкоуцы памерли невядома ад чаго. Гарадски начальник Дарыдор пазбавиуся пасады, цяпер ён Вялики Жрэц Провы. Ты бачыу яго у Храме.
- Извини, бабушка, - перебил Илья, - я что-то не совсем понял, что это за Великий Жрец, Великая Соблазнительница?
- Гэта тытулы, што засталися яшчэ з язычницких часоу. Спакусник - гэта нешта падобная на цяперашняга Прэзидента. А Вялики Жрэц - вышейшая духоуная уласць, як Патрыарх у праваслауных ци Папа у каталикоу.
Да, многа што змянилася. Але самае незвычайнае, што Марыли удалося ажывиць Радзибогу. Нездарма ж яна спаткаемница старажытнага роду чарауникоу ды вешчуноу.
Ну вось и усё, - закончила баба Ядя. - Усё запомниу? Перш да Бялуна, потым да Марыли, потым вернешся: я буду цябе чакаць. Давай, хуценька збирайся... Чакай, на табе на дарожку, - бабушка протянула Илье целлофановый пакет с ещё горячими пирожками, - спецыяльна для цябе пякла.
6:45 - У БЕЛУНА
Через пятнадцать минут Илья приехал в Браково. Найти избу Белуна было не трудно. Илья остановился у первого дома и вышел из машины.
Седенький дедок сидел на завалинке и ласково смотрел на Илью.
- Здравствуйте, это вы Антось Белун?
Но дедок не спешил отвечать. Он усиленно шмыгал носом и пускал пузыри.
- Хлопча, зраби добру справу, - пробормотал он. - Сатры мне возгры.
Такая просьба, хоть и немного смутила Илью, показалась ему вполне выполнимой. Он взял свой носовой платок и аккуратно вытер дедов нос, который при этом издавал трубные звуки, похожие на паровозный гудок.
- Вось дзякуй, хлопча. Не дау умярци старому Бялуну, - он с наслаждением втянул носом воздух, - ну тады забирай!
Тут из рукава его рубахи звонко посыпались монеты.
- Что это? - удивился Илья.
- Гэта золата. Забирай. Багаты будзеш.
- Да нет, спасибо. Я ведь не за этим. Меня бабушка прислала, Ядвига Яновна. Мне нужен Огонь-Камень. Вот её колечко.
- А, так-так. Слухам зямля поуницца: хочаш сваю ладачку ратаваць и ведзьмарства звесци? - закряхтел дедок. - Ну, идем у хату.
Они зашли в низенькую старую хатку. Белун нашёл деревянную шкатулку и достал из неё браслет с красным камнем посередине.
Браслет оказался довольно массивным, крупный пурпурный камень был оправлен в серебро. В его глубине ярким пламенем мерцал огонь, вторя ударам человеческого сердца.
- Значит, это и есть Огонь-Камень?
- Ен самы, - ответил Белун. - Зараз пакажу табе, як з им абыходзицца. Ты идзи на двор, а я кажух накину: что-то зимна стала.
Илья вышел на тёмную веранду, но споткнулся, зацепившись за тяжёлый половик, и упал. Тут же кто-то сзади насел на него и сцепил руки наручниками.
Илью бросили в одну милицейскую машину, а Белуна в другую.
- Ну что, допрыгались, голубчики? - рассмеялся Свист в лицо старому Антосю. - Ну этот, - и начальник указал на Илью, - ладно! А ты, куда?.. Бородищу-то какую отрастил! Седина в бороду, бес в ребро, так что ли?.. Молчиш?.. Сейчас ещё Машку Долгунец с дочкой возьмём, и порядок. Тоже мне, экстрасенсы!
8:00 - У БОЛЬНИЦЫ
Ромыч ехал в "шестёрке" и любовался свежестью молоденькой девушки, стоявшей рядом. Её золотистые волосы были убраны назад. Короткая юбочка. Никакой косметики. Только природная красота.
- Оплачивайте проезд.
- Проездной, - уверенно произнёс Ромыч, не сводя глаз с точёных ножек, охваченных черными чулочками.
Кажется, что только вчера он в первый раз танцевал с Валькой. И точно так же сверлил взглядом её ножки. Но нет, с того времени прошло уже больше двух месяцев.
Ромыч чувствовал, что Валька простая, преданная, словом, классная девчонка, но при всём при этом было в ней что-то едкое, сбивающее с ног, что-то сгибающее, ставящее в положение лилипута.
Были моменты, когда рядом с ней Ромыч чувствовал себя какой-то бесцветной мелюзгой, мельтешащей мусором где-то очень-очень низко. Во всяком случае, в эти минуты Валька казалась ему злой великаншей. Но он любил её и гнал прочь свои глупые фантазии.
"Можно ли вообще любить великаншу? - спрашивал себя Ромыч. - А лилипута?.. Если начать копаться "что?" да "как?", то, кто его знает, что может получиться. Поэтому гораздо спокойнее оставить всё на своих местах и довольствоваться тем, что есть".
Внезапно ему стало нехорошо. "Не стоило сегодня так много курить!.." Мёртвящая тошнота беззвучно притаилась внутри. Теперь это случалось всё чаще и чаще. Внезапно его начинало всё раздражать, бесить, доставать.
И в том числе Валькина "великанская едкость". Он готов был её убить. Да, да, именно убить. И если бы он захотел убивать её каждый день, то и тогда нашёлся бы подходящий повод. Валька легко бы дала повод. Она была живой копилкой поводов. Само её существование уже было поводом. А может быть, он сам легко мог бы найти повод для её убийства. Вот, к примеру, вчера Вальку можно было убить за её грубость, сегодня - за неряшливость, завтра - за жаргон, послезавтра - за ночные гулянки...
Автобус, поскрипывая, медленно катился по грязной улице с обшарпанными мокрыми домами.
"Ну и погодка сегодня! Не хватало ещё заболеть..."
-...эпидэмия. Ды я сама по радыё чула, - обрывок какого-то разговора вклинился в сознание Ромыча.
У перекрёстка остановился "Мерседес", и в окошке показалась здоровенная бородатая рожа со шрамом.
"Современные пираты сели на иномарки, зовут себя новыми русскими, а наш город наверное считают Мадагаскаром или какой-нибудь Ямайкой..." Он сплюнул сквозь зубы и вызывающе посмотрел на бородатого. Но тот газанул и исчез за поворотом. Боже!.. Почему мне так херово?..
Автобус резко затормозил. Двери открылись.
- Всем выйти! - заорал какой-то здоровенный жлоб в камуфляже.
- А что такое, браток? - спросил водитель.
- Без разговоров! Быстро!
Пассажиры потянулись к выходу.
- Ой, ёечки! Людцы добрые, что это деется? - завопила какая-то бабулька.
- Ратуйтё! - вторила ей другая.
- Спокойно, - проговорил жлоб, - вам сделают прививки от лихорадки. Это делается для вашего же блага.
Солдаты окружили толпу и повели к монастырю бернардинок. А там уже было целое столпотворение. Между Домом пионеров, библиотекой и центральным универмагом бурлил разноцветный океан людских голов.
"Э П И Д Е М И Я..."
В бывшем здании монастыря размещалась старая больница. К ней-то и тянулись горячие, живые волны.
"БЕЛОВЕЖ-Ж-ЖСКО-ЯТВЯЖ-Ж-ЖСКАЯ", - зажужжали вертолёты.
- Построиться и приготовить документы, - приказ, усиленный рупором, разнёсся над людским океаном.
"ГЕМОРР-Р-РАГИЧЕСКАЯ ЛИХОР-Р-РАДКА", - зарычали танки.
Солдаты с автоматами в руках сомкнули ряды и моментально превратили аморфную скуласто-рукастую массу у входа в больницу в стройную очередь.
Где-то рядом Ромыч услышал шёпот:
- И он сделал то, что всем - малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам - положено будет начертание на правую руку их или на чело их...
Кто-то шептал, но Ромыч не мог понять, кто.
- И что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя...
Люди по одному заходили в здание, а потом по слабо освещённому сырому сводчатому коридору проходили в 222-ой кабинет.
Ромыча втолкнули в комнату. Посередине стояла рыжеволосая женщина с зелёными глазами. Два санитара поставили парня на колени и расстегнули ворот его рубашки. Женщина взяла жёлтый камень и прикоснулась им к Ромычу. Оберег лёг в ямку между ключицами.
Потом ему сделали прививку в правую руку.
У всех, кто выходил из здания больницы, в ямке между ключицами был синяк. Точно такую же метку получил и Ромыч.
8:30 - БОЛОТНИК
Слева мелькнули Раховичи и остались позади.
Архип Архипыч потёр затёкшие запястья и многозначительно шмыгнул носом.
- Что устал, старичок? - тут же оживился Свист. - Ничего, скоро приедем. Ты уж потерпи.
Впереди река Булла несла на юг свои воды. Милицейские машины перескочили её по мосту. Теперь с обоих сторон была болотистая равнина.
Ещё десять минут прошли в молчании. И вот, когда за окном замелькали мшистые кочки, в отдалении показался редкий соснячок, а воздух наполнился смешанным ароматом смолы и плесени, Белун весь как-то встрепенулся и зычно крикнул:
- А каб вас Кадук забрау!
В следующее мгновение милиционеры исчезли, а машины, взвизгнув, полетели в кювет.
- Ну, як, жывы? - спросил Белун выбирающегося из машины Илью.
- А что случилось? - потирая ушибленную голову, пробормотал тот.
- А ничога асобеннага, - улыбнулся Белун. - Я адправиу их да свайго старога прыяцеля Кадука. Ен тутэйшы уладар, пойдзем да яго у госци. Кажуць, што ён есць малых дзяцей, дык гэта усё хлусня.
Они прошли с километр и упёрлись в топкое болото. Кругом была трясина.
- Гэй, брат Балотник! Сустракай гасцей! - крикнул Белун.
И тут же на поверхности болота забулькали пузырьки. Трясина, покрытая толстым слоем грязи, дрожала, как студень.
Наконец, в трёх метрах от Ильи началось шевеление. Сначала показалась большая лысая голова без глаз, но с пупырчатыми ушами.
Вслед за головой всплыло жирное, грузное тело с прилипшими к нему в беспорядке водорослями, волокнами мхов и лишайников, мокрицами, червями и другими болотными обитателями.
- Здарова, брат Балотник! - крикнул Белун.
Туша развернулась, надула щёки и состроила подобие улыбки.
- Здарова, брат Бялун! Я цябе адразу счуу.
- Завядзи нас да Кадука.
- Добра, - пробулькал Болотник. - Вось вам вуж. Дзе ён прапаузе, там вам и исци. Даверцеся яму. Гэта Вужины Цар.
9:00 - У ВЕЛИКОЙ СОБЛАЗНИТЕЛЬНИЦЫ
- Доложите обстановку! - резко, по-военному произнесла Великая Соблазнительница.
- Телефон, телеграф, почта, вокзал и Интернет под нашим контролем, - рапортовал человек в мундире полковника. - На всех выходах из города наши блокпосты.
- Вакцинация населения проходит в установленном режиме, - выпалил другой офицер.
- В Рыщицах предупреждена попытка захвата вино-водочного магазина, - вытянулся в струнку третий. - Преступники убиты в перестрелке.
- У них что, было оружие? - взглянула на офицера Великая Соблазнительница.
- Никак нет! - гаркнул тот. - Оружие было у нас.
"Ну что ж, ничего другого я и не ожидала, - подумала Марина.
- Ещё старик Фукидид говорил, что когда ангел смерти затрубит в трубу, все претензии на цивилизацию сдунет с души человека в грязь, словно шляпу порывом ветра."
- Понятно. Теперь последний вопрос... Он всё ещё не найден? - вопрос был трудным, и Те-Кто-Кудесит не знали, что на него ответить.
Великая Соблазнительница не любит ждать, это знают все, поэтому было необходимо как можно быстрее прервать затянувшуюся паузу.
- Мы ищем, Госпожа. Он не уйдёт.
- Я это уже слышала. Что нового?
- Свист не отвечает, - доложил Косматый. - Его рация молчит.
Там что-то случилось. Разрешите направить в Браково ещё одну группу захвата. Я сам поеду с ними и во всём разберусь.
- Хорошо. Выполняйте, - вздохнула Марина, растянувшись на диване. - Но помните, что если вчера Илья был расшалившимся мальчишкой, то теперь он подбирается к Камням, а следовательно, становится опасен. Огонь-Камень всё ещё находится у Белуна и я думаю, что Илья пошёл именно к нему. Так что пошевеливайтесь. Принесите мне Камень и схватите мальчишку, живого или мёртвого.
10:00 - КАДУК
По болоту идти было трудно. Впереди плыл-полз Царь-Уж, за ним с длинным деревянным шестом шёл Белун, а замыкающим был Илья.
Под ногами что-то гнулось, булькало, но пока не проваливалось, не засасывало.
- Ци ведаешь ты, што Змею трэба? - на ходу объяснял дед Антось. - Ён гуляе: перш ставил на Сухарука, цяпер на Марыну, а можа быць ужо и на цябе. Змяиная гульня простая и жорсткая. Прова имкнецца "вырасциць" чалавека з чатырма каменнями-зубами. Яму усё роуна, хто гэта будзе, таму што любы уладальник усих Камянёу адразу робицца Змеем.
- Неужели любой? - удивился Илья.
- На жаль, так, - вздохнул старик. - Да шчасливага уладальника Засцярогау у душу запаузае Змей. Але ёсць выключэнне з правилау - гэта выбранница Нябесау, Радзибога. Як прадказвали, яна палучыць Камяни-Засцяроги, и тады на зямли назаужды запануе мир и дабрабыт, а Змей стратиць сваю уладу и моц.
Промокшие, забрызганные грязью путники вышли на небольшую сухую полянку. Уж подполз к похожему на муравейник бугру, свернулся клубком и замер.
- Витаю цябе, Кадук! - крикнул Антось и пошёл вперёд.
Издали Кадук напоминал копну сена или кучу мха. Его огромная лохматая голова плавно переходила в широченную шею, а та, в свою очередь, заканчивалась мощными покатыми плечами.
- И табе маё витанне, Антось!
Кадук разинул огромный, от уха до уха, рот и зевнул. В Кадуковой пасти блеснули длинные жёлтые зубы и тонкий змеиный язык. Илья подумал, что Кадук может запросто проглотить его со всеми потрохами и не поморщиться.
- Ёсць да цябе просьба, Кадуча. Ты нядауна взяу восемь чалавек на дарозе, а у их быу мой Камень. Хацелася б вярнуць яго назад.
- Добра, - ответил Кадук, - давай мяняцца. Ты пакинеш мне свайго спадарожника, а я аддам табе тваю рэчь.
- Не, дараженьки, так дзела не пайдзе! Лепш я застануся у цябе.
- Ну, што ж, па руках, - кивнул Кадук. - Але няхай спачатку байку кажа. Без байки не пушчу.
- Да какую байку? Я не знаю, - начал отнекиваться Илья.
- А хоць пра лясуна, - зыркнул по сторонам Кадук. - Ён зараз заняты - баб у лесе пужае - кажы пра яго. Ды пакумекай, каб весело было, - нахмурился Кадук, - мне рауци няма кали.
Илья почесал за ухом, подумал, вспомнил бабушкины сказки.
- Есть, - говорит, - у меня, Кадук Кадукович, байка для тебя, слушай... Посеял мужик репу. И ростом репа совсем не уродилась. "Ну, её к лешему, пускай пропадает", - сказал мужик и ушёл… А леший стал ходить, поливать да растить репу. Через некоторое время пришёл мужик, глядь - репа большая-пребольшая. А леший выходит и говорит: "Мужик, это моя репа!" А мужик отвечает: "Нет, моя!" "Ну, ладно, - говорит леший, - мы с тобою спорить не станем, а договоримся так: завтра приедем сюда на диковинных зверях, и, кто из нас тех зверей узнает, того и репа…"
Встречаются на следующий день. Леший едет на огромном медведе. "Какой же это диковинный зверь, - говорит мужик, - это ж медведь, его всякий знает." Теперь мужик едет на звере. Леший подошёл, смотрит и не может узнать. "Ну, - говорит,- всё, ты выиграл. Я такого зверя отродясь не видал. Хвост длинный, рот вдоль рожи, во лбу один глаз и тот выгнил." А мужик отвечает: "Так это ж баба моя волосы в хвост заплела, подол подняла и задом пятится."
- Жвавы ты хлопец! - рассмеялся Кадук, - Чым чорт не жартуе - усё бывае на свеце. Але насмяшыу, пацешыу старога. И чэсна зарабиу Камень.
Болотники, Багники, Аржавенники и Лозники бросились за Камнем, и через минуту он был у Ильи в руках.
- Перад тым, як пойдзёш, - обратился к Илье Белун, - ты павинны навучыцца кираваць Камянями. Да кожнага патрэбны свой падыход, свая прыказка, свой загавор. Спачатку трэба мысленна злицца з Камянем, адчуць яго смак, яго прыроду. На, паспрабуй.
Красный свет камня упал на лицо юноши и яркой вспышкой отразился в его глазах. Увидев это, Белун улыбнулся и, пошамкав губами, сказал:
- Цяпер гэты Камень твой по праву. А прыказка для Вогненнага Камня такая: "Агонь, агонь, гары высока! Мая далонь - чырвона спёка". И уся каменная моц пераходиць у тваё распараджэнне.
Илья повторил присказку.
- Ад гэтых пор, - продолжал Антось, - адной тольки силай позирку ты можаш падпалиць ци высушыць уселякую рэч. Паспрабуй, напрыклад, падпалиць гэты ахапак галля.
Илья взглянул на хворост, и он тут же вспыхнул ярким пламенем.
- Шчастлива, хлопча! Цяпер ты гатовы.
10:30 - МАРИЯ
Как только Мария услышала рёв мотора у ворот своего дома, тут же превратила Радибогу в маленького зайчонка, а сама обернулась зайчихой.
Мгновение, и они уже скрылись в зарослях.
Леха и его подручные долго гнались за ними по лесу и, наконец, совсем потеряли след.
От злобы пена выступила на Лёхиных губах.
- А этот лес, часом не Бирнамский?
- Не знаем, - удивились братки. - А какая разница?
- Вероятно, никакой, - сплюнул сквозь зубы Лёха. - Чего встали? В погоню! Вперёд!
Когда подручные скрылись в чаще, Косматый подошёл к огромному пню, на перекрёстке двух тропинок, и воткнул в него свой нож лезвием вверх.
Дико озираясь по сторонам, Лёха сжался по-звериному и перепрыгнул через пень. И как только его ноги прикоснулись к земле - он упал на четвереньки и обернулся волком.
Теперь он с десятикратной силой чувствовал все запахи, все шорохи и страхи леса. Он чувствовал присутствие Марии. Она была где-то рядом.
Лёха побежал по тропинке, потом свернул к кустам жимолости.
Он долго кружил между деревьями, забираясь всё глубже и глубже в лесную чащу.
Временами Лёха замирал и жадно ловил запахи леса, потом он несся вперёд, стрелой мелькая среди коряг, сучьев и колючек.
Голоса леса вливались в него бурлящим потоком, и Лёха умело выуживал из него звуки жертвы.
Вот сейчас она вздрогнула, её уши с легким шорохом взлетели вверх и застыли… А теперь, еле-еле шевеля усами, она нюхает воздух…
Ей никак не удаётся успокоиться, и это её выдаёт.
Маленький предатель в её груди на весь лес стучит о её страхе.
"Я иду к тебе, маленький предатель!.. Я ищу тебя, маленькое сердце!"
11:30 - В ВОЛЧКАХ
Илья через болото вышел к дороге, сел в машину и поехал в деревню Волчки. Он быстро нашёл дом Марии, но тот оказался пуст. Обойдя все комнаты, он никого не нашёл.
Илья сел на лавку, опёрся на неё руками и задумался.
- Что же делать? - вырвался безнадёжный вздох.
И вдруг кто-то, как бы вторя Илье, тяжело вздохнул в другом углу комнаты.
- Кто здесь? Мария?
- Нет. Это я, - пропищал тоненький голосок.
Илья увидел маленькую бледненькую девочку лет четырёх, которая внезапно появилась у печки. Она стояла в какой-то неестественной позе. Её близко поставленные ноги в светлых чулочках и грубых коричневых сандалиях очень целеустремлённо смотрели куда-то вправо.
Туда же и столь же стремительно нацелилось и всё её хрупкое тельце. И уже, как бы проходя и исчезая, маленькое личико замерло перед глазами незнакомца.
Короткая чёлка открывала широкий, выпуклый лоб. Большие чёрные глаза смотрели твёрдо и прямо, испытывая и пугая своей бездонностью и остротой.
Сжатые губы и маленький упрямый, подобранный подбородок выражали крайнее внимание и сосредоточенность.
На девочке было какое-то конусообразное длинное светящееся платье, которое заканчивалось слегка испачканными в саже складками.
В левой руке девочка держала тонкий прутик.
Илья понял, что перед ним маленькая дочка Марии.
- Меня зовут Радибога... Радя... Так звала меня мама, - пропищала девочка, искоса поглядывая на незнакомца. - А это Лисичка, - она указала прутиком на крошечную собачонку, замершую у её ног.
И вправду, собачонка была похожа на лису. Её шёрстка состояла из некой причудливой смеси белых, светло-коричневых, жёлтых и огненно-рыжих красок. Илья мог бы запросто сказать, что это щенок, если бы не набухшие соски, болтавшиеся на брюхе.
Лисичка очень походила на свою хозяйку - маленькая, тихая, большеглазая, непосредственная и отстранённая, - такая же, как Радибога, она была устремлена направо.
- Мамочка меня очень любила и кормила каждый день пирожками, - пропищала девочка, - а теперь меня совсем никто не кормит...
Илья вспомнил, что в машине есть бабушкины пирожки, и неплохо было бы ими полакомиться…
- Вот, Радя, угощайся, - сказал Илья через некоторое время, поставив пакет с пирожками на стол. - Это моя бабушка пекла.
Радибогу не надо было долго упрашивать. Она живо подсела к столу и начала уплетать пирожки за обе щеки. Но когда чувство голода было утолено, она опять стала грустной.
- Почему ты так тяжело вздыхаешь? - спросил Илья.
- Потому что сегодня меня и маму убили. Маму увезли, а меня бросили.
- Так-так, - нахмурился Илья, - значит, ведьмы и тут успели!
Он догадался, что маленькая Спасительница Мира стала кикиморой. Баба Ядя рассказывала, что если ребёнок умирает насильственной смертью, то превращается в кикимору.
- А как же ты теперь будешь жить? - спросил Илья.
- Не знаю, - пробормотала Радибога убитым голосом.
- А поедем со мной? - неожиданно предложил юноша. Он вспомнил бабушкины рассказы, и у него возникла идея.
- Нет, я не могу покинуть этот дом.
- А ты хотела бы поехать со мной к моей бабушке? У неё много пирожков.
- Да... Только это невозможно. Да и Лисичку с щенком я не могу оставить.
- Их можно взять с собой, так что неси ножницы, - скомандовал Илья.
И когда ножницы оказались у него в руках, он быстрым движением обхватил голову Радибоги и крестообразно выстриг ей волосы.
Кикимора вскрикнула, рванулась и обмякла. Теперь она снова была маленькой девочкой.
12:00 - МАГНИТОФОННАЯ ЗАПИСЬ
"...Жёны Радости пьют твоё время, как воду. А Сестры Печали внезапны, как дождь..."
Валька слушала "Наутилус" и курила.
"...Жёнам Радости в тягость дороги свободы. А Сестры Печали идут за тобой. Идут за тобой, пока не умрёшь..."
- Вырубай эту муру, - входя, крикнула Кристина. - Лучше вот это послушай, - и она бросила подруге кассету.
Валька нехотя вставила её в магнитофон и нажала клавишу "Play".
"...Здесь группа "Кирпичи", а зовут меня Василий. Мастер слова очень сильный..."
- Нет, не это, - раздеваясь, крикнула Кристина, - перемотай дальше.
"...Она из ребра - куда же она лезет? Как же мир докатился до этой болезни?..."
- Что ты так разоделся, - внезапно заорал "Panasonic" голосом Роминой матери, - всё равно она не оценит твоих стараний!
- Это твой Ромыч со своей матушкой, - высунулась из-за двери Кристина. - Эту кассету я у наших "Жучков" взяла... Ты слушай, а я в душ...
- Твоя Валька ещё соплячка. У неё одни гулянки на уме.
- Ну почему? - выплыл голос Ромыча.
- Да потому, что я твоя мама! И мне со стороны лучше видно. Она тебе не пара. Ты с ней не будешь счастлив.
- Но, мама! Я люблю её!
- Она тебя околдовала, - послышались всхлипывания и носовые шмыганья.
"...Давай женись приятель и узнаешь, что такое ложь. Бумажнику хана, с друганами не уйдёшь..."
- Девушка она, может быть, и хорошая, - опять наседала Ромина мамаша, - и, может быть, даже порядочная. Но при всём этом в ней есть что-то вызывающее и непокорное. Во всяком случае, она не наш человек. Она не нашего круга…
"..."Женился" и "умер" - слова-синонимы. Чёрные фраки, как саваны скроены. Папа не водитель, курица не птица. Выбирай себе немую - не проговорится..."
- Так! Всё! Хватит!!! - Валька вскочила и вырвала шнур из розетки.
13:00 - В ДЕТКОВИЧАХ
Машина мчалась, как угорелая. Илья самозабвенно жал на газ.
Он добыл Камень и теперь сможет противостоять ведьмам.
Из приёмника доносилась бесшабашная музыка "NRM": «Я еду па восеньским лисцям, еду праз знаки бяды…»
На заднем сидении весело гомонили Радибога, Лисичка и щенок.
Ещё немного - и они будут дома.
Слева на указателе мелькнула надпись: "Дешковичи". Илье она ни о чём не говорила, и он в упоении продолжал жать на газ. Но тут за его спиной подпрыгнула Радибога и закричала:
- Илюша, а кто там висит?
- Где? - притормаживая, оглянулся Илья.
- Да вон там, на холме! - Радибога указывала куда-то вправо.
На холме стояло большое дерево, на одной из ветвей которого что-то висело.
Илья подъехал к самому холму, вылез из машины и направился к дереву.
Радибога и Лисичка не отставали от него ни на шаг.
Огромная осина на вершине холма впечатляла своей раскидистой кроной и размером ствола.
На одном из нижних сучьев висела женщина…
Грубая верёвка, беспощадно вцепившаяся в шею, мутные глаза, вылезшие их орбит, огромный синий язык, вывалившийся изо рта. На мёртвом лице кровоподтёки и ссадины.
Ветер терзал чёрные одежды, и женщина становилась похожей на гигантскую ночную птицу, пытающуюся оторваться от земли.
Илья осторожно перерезал верёвку, подхватил безжизненное тело и бережно положил на траву.
- Эй! Шо вы там робице? - послышался окрик, и Илья увидел, что к холму направляется целая толпа каких-то людей. Они махали руками и грозили ему издалека.
- Нет, это я вас хочу спросить! - запальчиво крикнул Илья. - Что у вас тут происходит?
- А табе шо за дзела? - заорал коренастый мужик с чёрной бородой, и бросился с палкой на Илью, но тот вытянул руку – и у всех мужиков вспыхнули волосы.
- Хавайся! Гэта ведзьмак! - люди с воплями бросились наутёк, сбивая друг друга с ног.
Самый наглый мужик, тот, с чёрной бородой, поскользнулся и растянулся на земле.
Илья схватил его за грудки.
- Пашкадуй! - дурным голосом заорал мужик. - Пашкадуй, чалавеча!..
Но Илья тряс его, что было сил и кричал ему в самое лицо:
- Что у вас тут происходит? Давай, рассказывай! Что это за женщина?.. Кто её повесил?.. Почему вы на меня напали?.. Давай, рассказывай!..
13:15 - ВЕДЬМА
Мужик заикался и трясся, как осиновый лист:
- Гэта Та-а-ц-ця-я-на, наша ту-у-тэйшая ведзьма. Чары насылала, скот зводзила, маладых дзевак и хлопцау сурочыла. Мы яе усей вёскай прасили ужо, и так, и сяк. И па-харошему, и били не раз. Нават у милицию здали. Да ничога ни дапамагло... Учора нейки начальник прывёз Татьяну з раёна и стау крычаць, што за такие вешчы усим мужикам дастанецца ад раённага начальства, бо цяпер у калдуноу и ведзьм верыць няма дазволу... А як тут не верыць, кали вось яна, ведзьма, пад бокам, - и мужик кивнул на повешенную.
- Ты не отвлекайся, - встряхнул его Илья.
- Вось я и кажу... У начальника была бумага, а у ёй написана, каб наперад нияких ведзьмау не было. А кали такое паутарыцца, то винаватых пакараюць па закону.
- Очень правильно написано, - угрожающе хмыкнул Илья.
- Потым начальник паехау, а мы сабралися усей грамадой и пайшли да Тацяны дагаворвацца, каб яна у сваёй вёсцы не ведзьмарыла, не сурочыла, не адымала у кароу малака. За тое, што кались били, прасили прабачэння. Яна пабажилася, што так и будзиць. Чын чынаром.
- Ну, а повесили-то её за что? - торопил рассказчика Илья.
- Да ты слухай, - отмахнулся мужик. - Учора увечары Таццянина суседка, Ганька Парсюкевич, пайшла сваю карову даиць, а тая не доицца, тольки рыкае и вачами водзиць. Тады Ганька - во ушлая баба! - зазирнула у Таццянин хлеу и бачыць, што ведзьма некае зелле у чугунку варыць. Паварыла, пашептала нешто, а потым дастала з чугунка нож ды и уваткнула яго у старую саху. Раптам з той дзирки малако пацякло, а тут и Ганькина карузеля рыкаць перастала и прыцихла. Кинулася Парсючыха у свой хлеу да цёлки, ды ужо позна было. Усё малако ведзьма выцудзила. Пабегла тады Ганька па дварах, па хатах и усим расказала пра ведзьмарския выкрутасы. Мужики як пачули, сабралися - и на двор да Тацяны. Падышли да хлява, а там и сапрауды, уся саха мокрая, а на падлозе - цэло возера малака. Тады звязали мы Тацяну и заперли на ноч у калгасны свиран. А кааб не збегла, рашыли усю ноч вартаваць. Ды толька стукнула дванаццать, на вышках нешта бухнула и як давай соугаць! А Тацяна як закрычыць: "Гэй, чэрци, дамавики, стрыги, шэшки-шэшачки бягице хутшей мяне ратаваць!" Раптам нешта загудзела, затарахтела, завохкала. Мужики Тацяне рот ганучай заткнули, бо таки жах ад яе крыка нападае, аж сил нестае. Закружылася усё перад вачами. Па свиране всё стала лётаць. Ляциць салома, ляцяць мяхи з мукой, ляцяць вилы, ляцяць вяроуки, ляцяць млынавыя жорны. Тацяна як зыркне вачами - Язэпа да сцяны так вилами и прыпячатала насмерць, а Пятрусю жоран ноги адцяу. Кинулися мужики да ведзьмы, ганучай вочы ей завязали. Лежыць яна на саломе, пнецца, а зрабиць ничога не можа. И усё ровна страшна, усё ровна вусцишна. Вось так усю ноч черци спакою не давали, тольки пад раницу, як пятухи крыкнули, усё и сцихла... Так-сяк перацярпели, а там сабралися и вырашыли усей грамадой, што напэуна Таццяна зачаровала начальства, таму марна зварочвацца да улад, и трэба распрауляцца з ведзьмай сваим судом. Ну, вось, и прагаласавали за то, каб Тацяну павесиць. Накинули на шыю вяроуку - ды на асину.
- Надо было разобраться! - закричал Илья.
- Куды ж тут разбирацца, - огрызался мужичок, - кали у Язэпе ни з таго ни з сяго чатыры дзирки за ноч вырасли.
- Но всё же надо её похоронить, - вздохнул Илья, - а то как-то не по-людски...
- Пашкадуй чалавеча! - опять запричитал мужичок. - Пашкадуй!
- Ну, что ещё? - заворчал Илья.
- Кали яе пахаваць як чалавека, - забормотал мужичек, - то па начах яна будзе уставаць и смактаць кроу чалавечаску и усю вёсачку нашу звядзе...
- Ну и что ты предлагаешь? - насупился Илья.
Мужичонка оживился и с видом знатока посоветовал:
- Ведзьмарку трэба перавярнуць у магиле ницма и працяць наскрозь асинавым калом памиж лапатак.
- Ты, болезный, в своём ли уме-то? Как жить-то после этого будешь? - сплюнул Илья. - Если вам доставляет удовольствие терзать мёртвое тело, занимайтесь этим сами...
Он отвернулся и, взяв Радибогу за руку, пошёл к машине.
14:00 - ЛЮСЬКА
Люське не было ещё и года, и поэтому она, как любой котёнок, была шустра, непоседлива и игрива. Она обожала носиться за своим чёрным хвостом, пугая, выгибать дугой спину и даже корчить рожи.
Когда в комнату вошла Валька, Люська приняла охотничью стойку и притаилась. Она неотрывно следила за хозяйкой и от нарастающего волнения и азарта её маленькое пушистое тело била мелкая дрожь.
Валька бухнулась в кресло, и Люська тут же прыгнула ей на колени.
- Брысь, - и кошка, описав пируэт, оказалась на полу.
Валька явно была не в духе. А всему виной Ромина мамаша, Ирина Петровна Петрова.
- Очень уж я плохая для неё, - пробормотала Валька. - Не умею жеманиться и льстить... Не их круга, видите ли... Чувствую, добьётся она своего, и Ромыч меня бросит... Да чтоб тебя! - это Люська, играя с конфетным фантиком, случайно вонзила свои когти в Валькину ногу. - Чего ты носишься, дура? Чего ты носишься? И так житья нет, так ещё ты достаёшь.
Люська присмирела и тревожно посмотрела на хозяйку.
Валька задумалась.
"Ну не хочет по-хорошему - будет по-плохому..."
У неё на руке были часы с серебряным браслетом. Она сняла их, надела Люське на шею. Защёлка была крепкая, и браслет плотно охватил тонкую шейку котёнка. Он не душил, но и снять его было трудно. Люська заметалась, задёргала лапами, пытаясь освободиться от браслета, но он не поддавался.
Девушка поднесла руки к Люськиной голове и проговорила:
- Ирина Петровна Петрова...
"Петровна Петрова... Петровна Петрова... Петрова... Петрова... Петрова..." - разлетелось тысячеглавое эхо.
Мгновение стояла полная тишина. Лишь старинные часы вызванивали каждую секунду.
Люська никак не могла понять, что происходит. Сначала этот блестящий, металлический ошейник. Потом какое-то чириканье...
Внезапно мерное тиканье часов переросло в оглушительные удары.
- Моя кошка больна смертью, - запела Валька. - Моя кошка умирает...
Люське показалось, что она сходит с ума.
- Слёзы кончились. Нам скучно. Мы устали ждать финала...
Она вдруг почувствовала, что её тело стало голым, без шерсти, без хвоста и без усов. Волосы оставались только на голове.
- Слишком долго мы любили, чтобы всё ещё любить...
Перед глазами поплыли красные круги.
- Моя кошка умирает слишком долго, слишком долго...
Голова кружилась и мутилась сильнее, чем от валерьянки.
- Моя кошка больна смертью. Моя кошка умирает...
Кошка носилась, как одурелая, но через некоторое время легла и затихла.
- Ей не страшно, ей не больно. Мне не грустно, мне не жалко...
В Люськиных ушах что-то, не переставая, бухало, но сил сопротивляться этому уже не было.
- Ей сегодня на помойке вспашут тело червяки...
Постепенно удары часов стали всё реже и реже, и, наконец, совсем затихли.
- Моя кошка умирает. Спи спокойно. Бог с тобою.
Валька улыбнулась и, дымя сигаретой, вышла на веранду.
А где-то совсем рядом, в том же городе, душа Ирины Петровны освободилась от бремени и взмыла вверх. Кудрявые облака распахнулись, пропуская её бессмертную сущность.
15:00 - СТРАННОСТИ
Ромыч раскурил трубку и затянулся сизым сладковатым дымом.
"Беловежско-ятвяжской геморрагическая лихорадка... Странное название."
Ромыч взглянул на часы. Время поджимало.
"Надо зайти к Илье... Что-то странное происходит в Городе - размышлял он по дороге. - А впрочем, и не удивительно: вся его история кишит странностями. Многие с огнём и мечом приходили на эту землю: братья-славяне, викинги, немцы, татары, шведы, французы, все кому не лень несли сюда свои странности."
Он так стремительно свернул за угол, что едва не столкнулся с зазевавшимся милиционером.
"Но это ещё полбеды... Мало того, что каждый хотел оттяпать от нашей землицы кусок пожирнее, так при этом он ещё считал своим святым долгом научить нас уму да разуму.
Сначала пришли первые христиане, разрушили местные неправильные храмы, и на их месте построили правильные, свои. Немного погодя пришли другие христиане, разрушили правильные, но чужие храмы первых христиан и построили ещё более правильные. Кого здесь только не было: бернардинки с доминиканцами, бенедиктинки с францисканцами, не говоря уже о вездесущих иезуитах...
Край обочины. Машина далеко. Можно идти...
Святой Доминик. Игнатий Лойола. Монастырь Монсерат. Цель оправдывает средства..."
Ромыч перебежал улицу и, под истошный вопль клаксона, выпрыгнул на тротуар.
"Не успели... Ха-ха!.. Не успели они, как следует обжиться, странности устранить, как вдруг вернулись первые христиане, поменяли кресты на второхристианских храмах и стали называть их своими. Тоже, небось, думали, что пришли надолго. Но не тут-то было… Всего несколько десятилетий и опять пришлось менять кресты.
Чем бы всё это закончилось неизвестно, но тут пришёл Красный Октябрь и поставил все религиозные странности к стенке... Ваше слово Товарищ Маузер...
Опиум для народа запретили, а культовые постройки реконструировали под склады, зернохранилища и телятники.
Очередная странная эпоха: пионерские костры, комсомольские собрания, партийные съезды. Странные странности, очень странно сошедшие на нет.
Но это в прошлом. Теперь с верой кажется всё в порядке.
Все верят всему, при этом ничему не веря. Странная смесь наивности и упрямства."
Впереди половину улицы проглотила ремонтная канава.
"А это, что за кротовни?.. Прорвало трубы? Промёрзли кабели? Опять метро ищут?.. Никто никому не верит, у всех свои версии. Кто его знает, может это городские боссы хотят втихушу найти сокровища Огинских, спрятанные в бесчисленных подземных лабиринтах."
Чтобы обойти канаву, Ромыч свернул к реке.
"На сказочное коммунистическое завтра уже всем наплевать. Счастливое будущее брошено на лопатки наглым настоящим. Правильно, зачем мне бабки завтра? Давай сегодня! Полесские Афины стали Полесским Чикаго. Облачившись в асфальт и железобетон, город стал деловым и неприступным. Тут уж не до опер с полонезами. Холодный ветер рациональности просифонил умы. Странно, но даже малочисленные деревья кому-то помешали. Где их великолепные кроны?.. Теперь они больше похожи на столбы с плешивыми затылками запилов."
Он вышел на набережную. Под ногами корчилась жухлая листва.
"Город стонет, как раненый зверь, сражённый стрелой безжалостного охотника. Река-стрела пронзила зверя и, расходясь в его сердце на два рукава, родила тихий, болотистый остров. Необитаемый остров с необитаемыми улицами, домами, квартирами, спальнями."
Три ступеньки крыльца. Слепой подъезд. Куцые перила.
"Река рвёт душу. Гнилые зубы канала впиваются в необитаемое сердце."
Второй этаж. Проклёпанный дермонтин.
Ромыч постучал.
- Открыто, - раздалось из-за двери.
Как только Ромыч вошёл, что-то тяжёлое ударило его одновременно по голове и по ногам.
Сквозь зыбкую пелену дурмана донеслось:
- Это не он, идиоты.
16:00 - У КРИСТИНЫ
Ровно в четыре Ромыч стоял у дверей Кристининого дома. Он позвонил и прислушался.
"Как бы опять по башке не получить," - промелькнула неприятная мысль.
Дверь открыла Кристина. Она была в чёрном махровом халате и домашних тапочках.
- А, явился? - усмехнулась она, - Явился, не запылился.
Такой тон заставил Ромыча слегка вспотеть.
- Я могу и уйти, - занервничал было он, но Кристина уже скрылась на кухне и крикнула оттуда:
- Валька, хватит дрыхнуть! Твой пришёл!..
Ромыч, не развязывая шнурков, снял туфли и закинул их в угол ногой. Ему было лень нагибаться, да и не до этого было - внутри всё клокотало. Он взглянул в зеркало и увидел там свою бледную рожу, красные глаза и горбатый нос. "Ну и носяра", - подумал Ромыч и понял, что начинает раздражаться ещё сильнее.
Он зализал волосы назад и неимоверным усилием воли выдавил из себя улыбку. При этом ему пришлось надолго задержать дыхание.
Воздух внутри тела оформился в какую-то плотную субстанцию и никак не хотел выходить обратно. Он, словно свинцовый дирижабль застрял в ледовых Ромычевых глубинах.
Шея напряглась, в орбитах вращались глаза, краснющие, как перезревшие вишни. И всё это в полной тишине и покое. Ромыч даже подумал, что может сейчас, вот тут, умереть и никто этого не заметит. Он будет стоять здесь тихий, несчастный, и в то же время, такой прекрасный в своей непосредственной робости, и никому-никому во всём мире не нужный.
Ромыч так живо представил себе эту трепетную картину, что даже всхлипнул, а потом горестно вздохнул.
Но тут же понял, что опять может беспрепятственно дышать, и всей душой обрадовался этому внезапному открытию. Ещё раз вздохнул полной грудью, улыбнулся и пошёл на кухню.
- Кристина, вот деньги, - Ромыч положил свёрток на стол. - Извини, что задержал. Спасибо, что выручила.
Кристина затянулась и стряхнула пепел в чашку с кофе. Даже не взглянув на Ромыча, она взяла деньги и стала их пересчитывать.
Раздражённый свинцовый дирижабль клокотал, бухал и пух, как на дрожжах.
- Ну, здоров, Роман Петров! - в коридоре показалась Валька.
На ней была длинная белая майка с надписью "Первое мая - Всемирный Вальпургиев день". Валька прошлёпала по кухне босыми ногами, чмокнула Ромыча в щёку и взяла с полки жестяную банку "Cafe-Classic".
- Так, блин, уже всё моё кофе выхлестали? Я фигею с этих русских! - Валька косо взглянула на Кристину.
- Чай есть, - ответила та, - целая пачка.
- На фига мне эта трава-мурава?.. - закричала Валька.
- Ничего, не сдохнешь!.. - парировала Кристина.
- Пей сама!
- Спасибо, я не хочу!
Кристина резко выпустила дым из носа, буквально раздавила окурок в пепельнице и вышла из кухни.
- Ты, видел эту скотину? - Валька сплюнула в раковину и добавила, - Прости, Господи!..
- Да ладно, чего, ты? - Ромыч попытался обнять Вальку, но она отстранилась и закричала:
- Нет, не ладно, не ладно!.. Рассказывай, где ты так долго был?..
- Сначала мне поставили синяк, - начал Ромыч, - а потом, я пошёл к Илье. Только там вышла одна странная история...
- Ой, не гони! Знаю я твои истории...
- Да ничего, ты, не знаешь! - начал терять терпение Ромыч. - Как только я зашёл к Илье домой, кто-то саданул меня по башке. Я упал, а когда очнулся, в Илюхиной квартире уже никого не было...
- Ну и истории у тебя, Чейз! Подскользнулся, упал, очнулся гипс. Ладно, не хочешь говорить, пошли хоть телик посмотрим.
Они пошли в зал.
- Достали, психи недотыканые! - ругалась Кристина, - по всем каналам реклама!..
Ромыч обнял Вальку за талию и они медленно "завальсировали" по комнате. У книжного шкафа Ромыч притормозил. Его правая рука по-прежнему была на Валькиной талии, а левая шныряла по книжным полкам.
- Хорошие книжки у вас, - хвалил Ромыч, - Ух, ты! Даже Зюскинд есть. У него "Голубь" - классный рассказ. Читали?.. Там один мужик, так же как я, завидует тем, кто нигде не работает, и в этом находит свой кайф...
- Да, кстати, Ромыч, - ввернула Кристина. - А почему ты нигде не работаешь?
- Не вижу смысла, - уклонился Ромыч.
- А деньги?
- Деньги не главное..
- А что главное? - не отставала Кристина.
- Ну, наверное, свобода, - замялся Ромыч.
- А нафига тебе свобода?..
- Чтобы искать смысл жизни.
- Ну, ищи, ищи...
- А тебе разве не интересно знать, зачем ты живёшь? - оживился Ромыч.
- А я уже давно знаю, - хмыкнула Кристина. - Я точно знаю, что мне надо и как это взять от жизни.
- Так, так, интересно, - Ромыч изобразил на лице предельное внимание.
- Я, да и вот Валька тоже, как минимум хотим иметь сравнительно долгую молодость, здоровье и силу. А как максимум, мы стремимся к бессмертию, могуществу и власти. Мы уже и сейчас кое-что умеем.
- Например?..
- Например, умеем читать в душах других людей, умеем предугадывать события, знаем многое наперёд, умеем управлять поступками и искусственно создавать ситуации, в которых человек абсолютно бессилен и беспомощен.
Пока Кристина говорила, Ромыч рассматривал стену за её спиной. Там висели старинные пистолеты и сабли.
- Это бабушкино наследство, - Кристина мгновенно ответила на ещё только оформляющийся вопрос.
- А можно посмотреть? - с этими словами Ромыч завладел пистолетом, из которого на дуэли вполне мог быть убит Пушкин или Лермонтов. Или хотя бы их современник, который непременно стрелялся на дуэли и непременно был убит.
Ромычу нравились такие игрушки, в них чувствовалась какая-то приятная тяжесть.
- Вот эти старинные антикварные пистолеты, - продолжала Кристина, - провисели на этой стене уже лет сто и провисят ещё столько же, как пыльное украшение. И заметьте, они провисят, так ни разу и не выстрелив, а это их прямое предназначение. - Кристина чиркнула зажигалкой, прикурила и выпустила изо рта клубок сизого дыма. - Вот так же и некоторые люди, всю жизнь проживут в каком-нибудь укромном уголке серой, спокойной жизнью, и за всю жизнь не совершат ни одного сколько-нибудь значимого поступка.
Всё время, отведённое им, они промечтают, продумают, проищут, просуетятся: хоть что-то успеть, хоть что-то сделать, хоть как-то выстрелить. Вкривь, вкось, не важно, главное бабахнуть, главное, отстреляться...
16:15 - НОВЫЙ ЖРЕЦ
- Вот опять реклама, - взвизгнула Валька и защёлкала пультом. - Пусть будет "Культура", - объявила она. - По "Культуре" нет рекламы.
На экране какой-то плешивый дядька шепелявил и заикался.
- Во, блин, что не включи, кругом одни евреи, - злился Ромыч. - И все что-то рассказывают, философствуют, поучают нас, глупых. - Ромыч взвёл курок, прицелился в дядьку на экране и нажал на спусковой крючок. - Бах! Не ушёл!..
- Метко ты его! - засмеялась Валька.
- Заткнитесь, - прорычала Кристина и бросила в Вальку подушкой.
Все сразу утихли, и голос плешивого дядьки ворвался в комнату:
-... стопроцентно доказано нашими учёными. Если верить одной очень старой и забытой религии, то человеческое тело всего лишь пустой сосуд. И хорошо, если в этот сосуд налита чистая родниковая вода или парное молоко, потому что очень часто за тонкими стенками чавкает и пузырится простая дорожная грязь. Грязь с сумасшедшей силой давит на стенки сосуда, пытаясь разбить их и выплеснуться в мир. Древние жрецы говорили, что часто сосуд не выдерживает и даёт трещины. И тогда частицы грязи вырываются на поверхность и застывают на его стенках тёмными комьями. Конечно, можно сказать и по-другому: застывают на человеческой коже родимыми пятнами, но суть от этого не меняется. Больше всех с родимыми пятнами повезло Тем-Кто-Кудесит. Конечно, у каждого из них были и свои родимые пятна, но были пятна общепринятые для всей колдовской братии, как звание в армии. Когда женщина становилась кудесницей, то в честь этого знаменательного события она получала специальное родимое пятно. По мере того, как она постигала премудрость колдовского ремесла и приобретала уважение среди своих товарок, у неё на теле появлялось следующее родимое пятно.
- Чушь скотинская! - взорвался Ромыч и выключил телевизор.
Свинцовый дирижабль запыхтел двигателями.
- А что тебе, собственно, не понравилось? - фыркнула Кристина.
- Чушь! Какие-то пятна, метки...
- Да, метки, - Кристина закатала рукав, и на её запястьи Ромыч увидел небольшое родимое пятно. - У Вальки такая же...
- И что это значит? - заволновался Ромыч.
- А вот послушай, - окурок утонул в пепельнице. - Согласись, что мы все прожигаем нашу жизнь. Мы, по сути, каждый день сжигаем себя. Мы жжем свои мысли, чувства и эмоции. И это правильно!
Мы живы, пока в нас горит огонь, и, чтобы жить, мы должны постоянно питать пламя нашего костра. И чем сильнее нам хочется жить, чем больше мы хотим пережить, прочувствовать, понять и увидеть, тем сильнее разгорается пламя. И это пламя сжигает на своём пути всё... Всё ненужное, наносное, временное. Все нелепые детские мечтания, ласкающие воображение, зажиревшие пуританские мысли, привычные верования, - всё сгорает в пламени, всё превращается в пепел и сажу. А куда деваться саже?..
Она пробивается через поры и застывает на поверхности кожи. Вот откуда берутся родимые пятна!..
- Где ты этого набралась, дорогуша? - уже не сдерживался Ромыч.
- Сажа родимых пятен свидетельствует о том, что человек вырос, - нисколько не смутившись, проговорила Кристина. - В нём что-то перегорело, он от чего-то освободился и вышел на другой уровень сознания. - Она ещё раз показала свою метку. - Это честные, выстраданные пятна, не то, что твои.
- О чём это ты?
- Да всё о том же, - улыбалась Кристина. - На тебе клеймо раба.
- Ты что, о прививке, что ли?
- Это была уловка для таких же второсортных уродов, как ты.
- Что за бред ты несёшь?
- Это не бред, а если и бред, то наяву. Смирись мальчик, ты меченый, ты не свободный, и с этим ничего не попишешь. Стоит Великой Соблазнительнице приказать - и ты будешь прыгать перед ней на задних лапках.
Свинцовый дирижабль нёсся на всех парах, не разбирая, где скалы, где мели. Мысли путались, слова прятались, язык стал ватным.
- Не знаю кем, ты себя возомнила... Сейчас полно всяких буддистов, астрологов, колдунов. Я бы их всех стрелял. Вот так бы брал, - Ромыч навёл мушку пистолета на Кристинину голову, - и стрелял!
Он спустил курок и вздрогнул. Что-то больно ударило по руке и вонзилось в уши.
Треск разбитого оконного стекла, звон сыплющихся осколков, резкий хлопок на дороге перед домом, пронзительный визг тормозов, дребезжаще-лязгающий удар и взрыв.
Кристина и Валька выбежали во двор. Ромыч обречённо поплёлся вслед за ними. Его сознание плевалось и отбрыкивалось.
"Пистолет выстрелил? Почему? Ведь он не был заряжен? Или был?.. Нет, не был! Перед этим я раз двадцать из него стрелял...
Стрелял в Кристину, а попал в окно. Вероятно, пуля пробила стекло, вылетела на улицу и натворила что-то необратимое и ужасное."
Выходя на крыльцо, Ромыч ожидал самого худшего.
Внизу, на спуске, у обочины дороги горел фиолетовый "рено".
Железобетонный столб практически разрубил машину надвое.
У пылающего автомобильного остова толпились зеваки, прохожие и жители окрестных домов.
"Может быть обошлось без жертв? - подумал Ромыч, вглядываясь в волнующуюся толпу.
Через минуту Валька и Кристина вернулись. Они были взволнованны и бледны. По их лицам прокатывались волны смятения, удивления и даже подобострастия.
- О, Великий Жрец! - поклонилась Ромычу Кристина, - Прости нас за то, что мы оставили тебя.
- Ну, хватит! - огрызнулся Ромыч, - довольно этих фокусов. Я не позволю делать из себя шута горохового.
- Прости, если обидели тебя, - вкрадчиво произнесла Валька. - Сейчас мы всё объясним.
Девушки явно не шутили.
- Когда ты выстрелил, перед домом проезжала машина. Пуля попала ей в колесо, и она врезалась в столб... Водитель погиб на месте.
Девушки переглянулись, как будто хотели сказать, что вот тут-то и начинается самое интересное, а потом Валька продолжила:
- Водителем этого "рено" был ни кто иной, как Великий Жрец Провы. В "Книге Жизни" сказано, что никому не дано убить Великого Жреца… А если всё же кто-то сумеет, то сам станет Великим Жрецом.
Несмелые улыбки спорхнули с губ:
- Позволь твоим слугам поздравить тебя, о Великий!..
- Да ну вас! - Ромыч махнул рукой (он всё ещё думал, что его разыгрывают) и, хлопнув дверью, вернулся в дом.
- Видала, блин? - Валька скорчила гримасу крайнего удивления и недоумения, - А ты - "клеймо раба", "второсортный урод"!?
- Кто же знал? - пожала плечами Кристина, - Странно... Заметила, синяк между ключицами у него тоже прошёл.
16:30 - ЧМЫРИ
Илья повернул налево и оказался в деревне Чмыри. Он оставил машину внизу и по узенькой тропинке зашагал на горку, к своей даче.
Радибога весело бежала рядом и о чём-то пела. Щенок, пытаясь схватить её за пятки, восторженно тявкал.
Никто бы не смог точно сказать, где заканчивается деревня, и где начинаются дачные участки. "Частный сектор" - что тут скажешь? Улиц, в нормальном понимании этого слова, здесь не было.
Пузатые хаты хаотично заполняли всё видимое пространство и, соединяясь с системой закоулков и палисадников, образовывали настоящий лабиринт.
В таких местах обычно грабят, поэтому Илья совсем не удивился, когда ему преградили путь вооруженные люди в камуфляже. Он даже улыбнулся - вояки слишком уж торопили свою смерть.
Сноп огня мгновенно опрокинул непрошенных гостей на землю...
Дымовая завеса, окутавшая переулок, через минуту рассеялась.
Кое-где горела трава. На развалившихся в пыли телах тлели бронежилеты. Смешанные запахи гари и подгоревшего мяса витали в воздухе.
Невдалеке послышался рёв мотора, и, не желая быть замеченными, Илья и Радибога спрятались в ближайшем сарае.
Из своего укрытия они видели, как подъехал армейский крытый грузовик, как вышли люди в военной форме, погрузили трупы в кузов и куда-то повезли.
"Значит, ведьмы и тут успели, - подумал Илья. - Наверняка, они ждали именно меня."
- Илюша, смотри, какая толстенькая мышка, - задорно взвизгнула Радибога. - Мама тоже иногда превращалась в мышку.
В углу сарая действительно сидела крупная мышь. Она встала на задние лапки и неожиданно превратилась в бабу Ядю.
- Ну, ты, бабуля, даешь! - удивился Илья. - Я и не знал, что ты так умеешь.
- Я - што! - засмеялась баба Ядя. - Вось ты! И Камяни раздабыу, и прыгажуню якую знайшоу.
- Что нового, бабуля?
- Марына ставиць метки усим жыхарам Горада. Мечаныя становяцца рабами и беспярэчна выконваюць усе яе прыказы. Твае маци и бацька тожа адны з них. Так што дахаты табе няможна. Яны зараз твае вораги. Будзем спадзявацца, што не назауседы…
Вось табе Вада-Камень. Каб использаваць яго трэба сказать:
"Вада, вада,
З глыбиняу, з ильда,
Широка лиець,
Сцеражэ маю смерць."
Зараз ты павинны знайсци Марыну. Жыве яна у вядзьмарки Людмилы, в сорак пятай хаце на Загараднай вулице. Ты павинны глянуць ей прама у вочы и назваць яе настаяшчае имя. Гэта старажитнае имя - Амалазунта. Тады палучыш над ёй уладу. Потым надзенеш на яе ноги бранзалеты, пацалуешь у вусны и...
Невдалеке снова послышался рёв мотора.
- Здесь оставаться небезопасно. Садитесь в машину и уезжайте. - Илья взглянул на часы, надо было спешить. - Ну, мне пора.
17:30 - ОПАСНОСТЬ
Он выскочил из сарая и быстро зашагал по направлению к Городу. Около сорока минут ему пришлось идти по шоссе, черной лентой исчезавшем вдали.
Он уже подходил к повороту на улицу Адама Мицкевича, когда услышал пронзительные звуки милицейских сирен. Теперь надо было спешить вдвойне. Он свернул в лес и несколько минут бежал, пробираясь сквозь дебри.
Добравшись до Панасовки, Илья остановился в конце переулка, спрятался за кусты и осторожно выглянул за угол. Так и есть, засада: десять человек и две патрульные машины. Назад, скорей назад.
Несколько минут Илья метался в лабиринте тропинок, отыскивая безопасную дорогу. Наконец, он вышел на Садовую, а потом ещё минут десять добирался до площади Ленина.
В центре города стояла невообразимая суматоха; Илья сначала даже опешил. Сирены, гудки, крики. Движение транспорта остановлено. Кругом полно народу. Какие-то люди пели частушки и плясали вокруг гармониста. "Вероятно, где-то в толпе прячутся ищейки", - Илья поднял воротник и прибавил шагу.
18:30 - ЛОБНОЕ МЕСТО
На площади Ленина, прямо напротив аптеки, из центра бетонной окружности торчал электрический фонарь. Он крутил своей четырёхугольной головой и, словно туберкулёзный больной, издавал какой-то дребезжащий кашель. Грязные и в нескольких местах разбитые стёкла его очков заливали асфальт белым слепящим светом.
Под фонарём лежали два обезглавленных тела. Одно из них молодой женщины Марии Долгунец, а другое, бывшего мэра Города, Виктора Кондратьевича Сухорука.
Этот своеобразный эшафот на центральной площади Города превратился в некую ось уличного торжища, забавы, непрекращающегося аукциона. Вокруг торговали (кто чем: деревенские леди - молоком и варёной картошкой с укропом, сельские джентльмены - самогоном и селёдкой, хохлы - салом и трусами, кавказцы - шашлыками и дешёвым вином...), бранились, громко спорили, дрались, а трупы между тем вмерзали в ледяной бетон.
Никто не заметил, как убийство стало чем-то привычным, обыденным. Рядом с пучками петрушки продавались фотографии (с наивной подписью: "На память") с изображением изувеченных человеческих тел.
Веселье было в полном разгаре. Всюду царила подслеповатая старуха Эйфория. Она щенячьей радостью наполняла сердца и дурманила мысли.
Высокий худой человек в жёлто-красном костюме скомороха крутил сальто и жонглировал зажженными факелами. Он подбежал к музыкантам, играющим бравурный марш и схватил микрофон.
- В доме на Ружанской, - вздрогнули колонки, - грохот и звон всю ночь до утра...
Обезображенный оспой юродивый в экстазе бился стриженной головой об асфальт.
"...А на утро из дома выносят фон-Мертвеца..."
Разбив своё лицо в кровь, он с блаженной улыбкой повернулся к вонючему бродячему псу, и тот жадно принялся слизывать набухшие рубиновые капли.
"...В кафельном зазеркалье моют его в мыльной воде..."
Всевозможные фейерверки и салюты разбрасывали снопы искр, вызывая бурю восторженных криков.
"...Пока он опять, как новый, не встанет во всей красе..."
То и дело взрывались петарды, пугая городских кумушек и старух.
"...И каждый день за ним следит с небес херувим..."
Кругом толклись стайки барышень и тусовки тинейджеров.
"...И каждую ночь в бубен бьют космонавты, играет бес на дуде, учитель химии варит на кухне ЛСД..."
Слышались пьяные крики, звон разбивающихся бутылок, визги подвыпивших пацанок, терзаемых своими кавалерами.
"...От любви ничего не осталось, - скоморох подскочил и плюнул на поверженные тела, - только эта чёрная тень..."
После многолетней ударной работы на благо Города, после вынужденной коматозной спячки все вдруг проснулись, продрали глаза, а некоторые даже заразились бессонницей.
"...Когда она склеила ласты, ей было всего двадцать семь..."
Теперь эта бессонница странным образом превратилась в полнейшую расслабуху.
"...От веры остались сомненья, а от надежды - стресс..."
Только после очень-очень глубокого беспробудного сна можно так расслабиться.
"...С тех пор, в общественном мненьи вырос дремучий лес..."
Так расслабиться, что аж душа вон.
19:00 - ИЗБИЕНИЕ
Примерно через полчаса Илья добрался до Загородной улицы.
Стояла такая темень, что номера домов были совершенно неразличимы.
Илья прошёл ещё немного и сразу заметил обнимающуюся парочку. Подойдя ближе и намереваясь пройти мимо, он вдруг услышал женский голос, звавший его по имени. Оказалось, что это Людка. Та самая Людка, которая крутилась вокруг него на вечеринке.
- Илья, помоги. Вот тут какой-то пристаёт...
Что это?.. Засада или ещё нет?..
Призывный женский крик не оставлял Илье времени на размышление.
Он подошёл ближе и увидел, что Людку обнимает и пытается поцеловать какой-то бородатый мужик. Он смело лапал её точёные выпуклости и уже намеревался залезть под юбку. Илье пришлось вступиться.
- Эй, ты, половой гигант, отпусти девушку.
- Чего?..
- Вали отсюда, говорю!..
Мужик был явно оскорблён. Он отпустил Людку, и ринулся было к Илье, но тут же начал падать в грязь.
Людка увидела, как его голова подпрыгнула и стала медленно отделяться от Илюшиного ботинка, а потом, клацнув челюстью и брызнув слюной, затихла в дорожной пыли.
Илья обнял Людку, и она немного успокоилась. Они зашли в дом.
На вид Людке было около тридцати. Это была высокая, стройная и довольно элегантная женщина. Видно было, что она очень тщательно следит за своей фигурой. А её худое, с резкими чертами лицо говорило о том, что его обладательнице частенько приходится сидеть на диете.
- Вот так всегда, не успеет приличная женщина из дома выйти - к ней сразу всякая шваль клеится, - затараторила Людка. - Подошёл, главное, схватил и не отпускает. Спасибо тебе, Илюша. Если б не ты, он бы меня не отпустил.
Илья как-то косо взглянул на Людку: то ли удивлённо, то ли неприязненно.
- Неужели ты бы так легко сдалась? Не кричала бы, не дралась? Неужели бы ты позволила овладеть собой первому встречному мужику, а потом оправдывалась бы: "Он меня не отпустил"?..
- Ну, знаешь, - встрепенулась Людка, - в таких делах женщине порой очень трудно решать, позволить или не позволить. И там, и там могут быть серьёзные проблемы. Тебе хорошо, тебе после вчерашнего терять нечего. А мне может крупно влететь. Косматый, точно, прибьёт.
- Какой Косматый?
- Вот те на!? - Удивилась Людка. - Я-то думала, что самого крутого городского бандюгана знают все...
Людка указала пальцем на лежащего детину.
- Видишь этого с лохматой бородищей?.. Вот это и есть Лёха Косматый.
- Теперь-то он не так уж крут, - сплюнул Илья.
19:20 - ЧУДО
На площади царила всё та же праздничная суматоха.
Но что-то было не так...
Слишком уж ярко освещались растерзанные мёртвые тела. Даже теперь эта окоченевшая, испачканная помоями груда костей, тряпья и мяса пугала благочестивых обывателей. А вдруг они встанут, и всё начнётся снова?..
Надо уничтожить, раздавить, растоптать, растереть...
Кто-то кричал истерическим голосом: "И многие из народов и колен, и языков и племен будут смотреть на трупы их... и не позволят положить трупы их во гробы..."
Откуда-то принесли осиновые колья. Плечистые мужики взялись за молотки и всего несколькими ловкими ударами пронзили опрокинутые навзничь, тела своих врагов.
"...И живущие на земле будут радоваться сему и веселиться, и пошлют дары друг другу, потому что два пророка сии мучили живущих на земле..."
Рёв восторга взмыл над площадью и рассыпался хохотом тысяч звериных глоток. Обезображенные тела подняли вверх для всеобщего обозрения. Для того, чтобы каждый присутствующий был к этому причастен…
Внезапно стало светло, как днём, и все услышали громкий голос, доносящийся сверху: "Взойдите сюда!"
Оцепеневшая, парализованная толпа, как по команде, одновременно вскинула к небу полные изумления и животного страха глаза.
В этот момент истерзанные тела Марии и Виктора Кондратьевича зашевелились, медленно поднялись и, покачиваясь, взошли на опустившееся рядом облако. Через мгновение они растаяли в небесах...
В жутком оцепенении смотрели на них враги их…
Произошло чудо. Совершенно реальное, осязаемое чудо. Триумф неведомого и абсолютное ничтожество человека.
Не в силах оторвать глаза от сомкнувшихся небес, первые опомнившиеся в толпе начали громко взывать к Богу, чтобы тот сотворил ещё одно чудо и помиловал их, ибо реальный мир ускользал из их рук - бесполезный, враждебный, неустойчивый, не оправдывающий своего существования.
Послышались глухие раскаты грома. А потом взорвавшаяся земля накрыла площадь пластами грязи, корявыми стволами деревьев и обломками рухнувших стен…
19:30 - НА КУХНЕ
Илья сидел на полу в кухне и курил, тупо глядя в одну точку. Рядом нервно возилась Людка. Посуда отгремела в её неловких руках и замерла на полке.
Словно защищаясь от удара, Людка прикрылась плечом и опасливо глянула на Илью. За всё время, пока они ели, он не проронил ни звука.
"О чём это он думает?" - Людка напряглась, поймала в себе ощущение невесомости и, разгоняя табачный дым, услышала:
"А зачем мне всё это?.. Что мне больше всех надо?.. Брошу всё, уеду куда подальше и – поминай, как звали..."
"Ах, вот оно что! Ну, сейчас мы тебя взбодрим!.." - Людка подошла к холодильнику и включила стоявший на нём магнитофон. Раздался небольшой щелчок, и головка воспроизведения жадно впилась в basfовскую ленту.
После тревожного, нервного проигрыша выплыла первая короткая, отчётливая фраза:
"ТЫ НУЖНА МНЕ... НУ, ЧТО ЕЩЕ?..
"Я так устал!" - Илья дёрнул головой, и его лицо исказила гримаса боли.
"ТЫ НУЖНА МНЕ. ЭТО ВСЕ, ЧТО МНЕ ОТПУЩЕНО ЗНАТЬ..."
"Я лягу очень поздно."
"УТРО НЕ РАЗБУДИТ МЕНЯ."
"Зорька рассветная на цыпочках, неслышно, пройдёт у нашей кровати."
"НОЧЬ НЕ ПРИКАЖЕТ МНЕ СПАТЬ."
"Мы с ней давние любовники."
"И РАЗВЕ Я ПОВЕРЮ В ТО...
"Что верно, то верно."
"...ЧТО ЭТО МОЖЕТ КОНЧИТЬСЯ ВМЕСТЕ С СЕРДЦЕМ..."
"На заре сон сладок, как..."
"...ДОЖДЬ ПЕРЕСОХШЕЙ ЗЕМЛЕ."
"...волшебный напиток грёз."
"...УТРО НАКАНУНЕ ЧУДЕС."
"Мы будем жить долго и счастливо."
"ЭТО ВЫРЕЗАНО В НАШИХ ЛАДОНЯХ."
"Будем любить друг друга свято и светло."
"ЭТО СКАЗАНО В ЗВЕЗДАХ НЕБЕС."
"И умрём в один день."
"КАК ЭТО ПОЛАГАЕТСЯ С НАМИ БЕЗ ИМЕНИ И БЕЗ ОПРАВДАНЬЯ."
"Я люблю ночь. У неё твоё дыхание."
"НО ЕСЛИ БЫ НЕ ТЫ, НОЧЬ БЫЛА БЫ ПУСТОЙ ТЕМНОТОЙ."
"Горка остывшего пепла на кухне и пыль в коридоре."
"ЕСЛИ БЫ НЕ ТЫ, ЭТОТ ПРАХ ПРЕВРАТИЛСЯ БЫ В ПРАХ."
"Ночь, чёрной кошкой, прыгает за дверь."
"И КОГДА НАСТУПАЮЩИЙ ДЕНЬ ОТРАЗИТСЯ В ТВОИХ ВЕРТИКАЛЬНЫХ ЗРАЧКАХ..."
"Приходит одинокое утро."
"...ТОТ, КТО ЗАКРОЕТ МНЕ ГЛАЗА, ПРОЧТЕТ В НИХ ВСЕ ТОЖЕ: "ТЫ НУЖНА МНЕ!""
Горная лавина медленно и бесшумно сошла со стены на затылок, окутывая голову тяжёлым дымным дурманом.
"Она играет со мной. Она использует меня. Я не свободен."
Чешуйки пепла подкрались к пальцам.
"А собственно, что нас связывает? Мы толком-то ничего друг о друге не знаем."
Виски затикали настенными часами.
"Она хорошая девушка. У каждого могут быть свои заморочки…
Ломит затылок... Это, пожалуй, лучшая девушка, которая у меня была... Но, что из этого? Следующая будет ещё лучше..."
"ОКРУЖИЛА МЕНЯ СТЕНОЙ."
"Я хочу вырваться... Всё разорвать... Исчезнуть."
"ПРОТОПТАЛА МНЕ ТРОПУ ЧЕРЕЗ ПОЛЕ."
"И всё-таки мне безумно надо к ней."
"А НАД ПОЛЕМ ГОРИТ ЗВЕЗДА."
"Звезда Её взошла сияющей, и она так превзошла своим блеском все другие звёзды небесные, что их больше не было видно."
"ЗВЕЗДА БЕЗ ПРИЧИНЫ."
"Бабушка. Камни-Обереги. Радибога... Меня ждут. Мир ждёт... Остаётся перейти поле и разрушить стену."
Илья бросил потухший окурок в пепельницу и решительным рывком встал на ноги.
- Людка, давай адрес!..
20:00 - КОСМАТЫЙ
Капли дождя забарабанили по грязному асфальту. Лёха тряхнул головой и пришёл в себя. Он медленно выполз из лужи и растерянно посмотрел по сторонам, совершенно ничего не понимая и не помня, что с ним произошло.
- Ну что, нажрался, скотина? - начал ругать себя Лёха, но тут рядом с ним остановилась машина и вылезший из неё человек крикнул:
- Шеф, вы в порядке? Мы вас повсюду ищем...
- Что надо? - заплетающимся голосом спросил Лёха.
- Пропала Мария Долгунец... и Сухорук тоже...
- Что? - взревел Лёха, мгновенно трезвея.
- На том берегу было сильное землетрясение, - еле слышно пролепетал охранник. - Весь Центр в руинах.
- Да я вас всех на куски порежу!
Косматый вскочил и с ножом ринулся на охранников, собираясь привести свои угрозы в исполнение.
Но вдруг, он увидел Марию, плавно скользящую по мокрому тротуару. Лёха схватился за автомат, но тут же упал без памяти.
А когда сознание вернулось, он услышал:
- Командир, ты поступил несправедливо! Убив девушку, ты накликал на себя беду!
Лёху привезли в гостиницу. Не переодеваясь, во всём мокром и грязном, он упал на кровать и уснул. Но через несколько минут его разбудил холодный и влажный ветер неожиданно ворвавшийся в незакрытую форточку.
В слабом свете Луны, Лёха увидел Марию, стоявшую возле кровати.
Схватив лежавший рядом пистолет, Косматый выстрелил…
Призрак исчез…
21:00 - ЭГОИСТКА
Перед Мариной лежал чистый лист бумаги…
Она взяла ручку и чёрным цветом написала: "Я игоистка". Она улыбнулась: надо "эгоистка", а не "игоистка". Она зачеркнула слово "игоистка" и хотела написать правильно, но задумалась и снова улыбнулась: "А зачем правильно? Это что, диктант?.."
На листе опять появилась надпись "Я игоистка".
Она покачалась на стуле…
Поморщила носик...
"Игоистка, Иго, ига... В этом слове слышится какое-то татаромонгольское иго."
Марина поморщилась...
Нет, так не пойдёт. Ей вдруг захотелось избавиться от этого слова, и она плотно закрасила его жирными чёрными линиями.
Тут же, рядом, Марина нарисовала солнце - кружок с лучами, расходящимися в разные стороны. Она потянулась и посмотрела на потолок. По потолку разбежались ночные тени. Затем подумала ещё немножко и закрасила половину солнца чёрным…
Получилась какая-то жирная клякса…
"Нет, всё-таки я эгоистка," - решила она и фраза "Я игоистка" в третий раз всплыла на листе.
Она опять нарисовала солнце, а через несколько секунд в его середине появился цветок…
"Вот стебелёк, вот листочки, вот лепестки, - шептала она,- Такой нежный цветочек. Прямо, как я."
Она подумала и в третий раз зачеркнула "игоистку", а рядом с "Я" написала "цветок".
22:00 - В КОСТЕЛЕ
- Пойди, помолись, командир, - советовали Лёхе охранники, - может, легче станет.
Косматый ни во что, кроме денег, не верил, но решил, что хуже не будет, и отправился в ближайший костёл. Сидя за баранкой "Мерседеса" он вспомнил, как позапрошлой ночью шёл по ночным улицам, петляя и стараясь держаться подальше от фонарей и автомобильных фар, кутаясь в старую кожаную куртку…
Как крыса в мышеловке, в его голове билась мысль: "Быстрей туда, к высоким блестящим крестам на башнях."
Тогда дверь в храм была открыта. Он вспомнил, как зашёл в тёмный зал. Прошёл под хорами и спустился в подземную галерею.
Где-то там была дверь. Он зажёг фонарь. В глубине галереи сверкнула холодным металлом железная дверь. За ней была узкая лестница, ведущая вниз. Ступеньки, извиваясь, исчезали под ногами. Потом коридор и седьмая ниша справа. В углу песок и осколки кирпича, а под ними старинный ларец, про который говорила Марина.
...Лёха вылез из машины и громко хлопнул дверцей.
Здесь ему было как-то не по себе…
"Я весь, как на иголках," - он взглянул на высокие чёрные кресты храма, и его начало трясти…
Дрожь перешла в резкие конвульсии. Лёха с трудом открыл дверцу машины и снова устало плюхнулся на сиденье.
"Надо скорее уматывать отсюда", - в его руке появилась бутылка текилы.
Он воткнул её горлышко себе в рот и так залился огненной смесью, что аж стекло треснуло под зубами. Окровавленный рот сложился в дикой, звериной ухмылке…
Лёху уже не трясло. Горячая влага разлилась по всему телу. Лёха разомлел; ему вдруг захотелось веселья.
"Пойду слушать орган", - объявил он и, прихватив с собой бутылку, зашагал к храму.
Он вошёл в костёл. Органа не было и не могло быть в это время, но музыка звучала. Звучала песня с какими-то странными, скачущими словами:
"Знаешь, как убить врага? Совсем не ерунда. На то она война. И опытным бойцам ужасно нелегко, им совесть не даёт или трясутся руки..."
На Лёху внезапно опустилась вязкая и тягучая усталость. Даже не усталость, а...
Он чувствовал себя в каком-то нелепом состоянии совершенной опустошённости.
"...Чтобы руки не тряслись, налей-ка двести грамм простого коньяка. Тогда рука легка, как белые крыла. И сердце, как пилот манит, зовёт в полёт..."
Странно, но он ощущал не усталость, а скорее отсутствие присутствия.
"...Чтобы выпить двести грамм, пойди, возьми стакан из тонкого стекла, а лучше хрусталя, чтоб отражалась в нём вечерняя заря, чтобы играло солнце..."
Внутри Лёхи что-то горело и ослепляло его своими вспышками.
"...Чтобы солнышку светить, нужно пить и пить, и пить. И иначе не прожить. Чтобы радовался Бог и Солнце не зашло в бездонный океан, лучше нам до дна стакан..."
Лёха упёрся своими слоновьими ногами в пол храма и скорчил надменную рожу. Сейчас он был похож на обросшее шерстью грязное, волосатое животное.
"...Здравствуй, Бог, это ж я пришёл!
И почему нам не напиться?
Я нашёл, это ж я нашёл.
Это мой новый способ молиться..."
Лёха поднял голову и застыл. К его удивлению, свет сотен свечей превратился в цветистый зонт, а на верхушке зонта сидела Мария. Лёха бросился вон из костёла, но снова увидел кудесницу: она стояла у ворот.
- Разрушить храм! Там ведьма! - заорал Лёха.
Охранники принялись снимать черепицу, но Лёха снова увидел Марию - она тоже сидела на крыше и сбрасывала черепицу, словно издеваясь над ним. Тогда Лёха велел сжечь костёл, но в языках пламени ему снова почудилась Мария. В страшном гневе Косматый помчался к машине, но у ворот храма сознание его помутилось, и он грузно упал на бетонную дорожку. А когда пришёл в себя, промолвил:
- Не жить мне больше!..
22:30 - ПРОЩЕНИЕ
Ему всё время чудилась Мария в длинном белом платье, с распущенными волосами. Она шептала ему на ухо: "Таковы пути всех забывающих Бога; и надежда лицемера погибнет; упование его подсечено, и уверенность его - дом паука..."
Во всех комнатах горел свет, но это не помогало. Беспощадный голос пульсировал в висках:
"...Опрется о дом свой, и не устоит; ухватится за него, и не удержится..."
Лёха долго кричал и метался в постели, а потом, окончательно запутавшись в смятых простынях, внезапно, забылся глубоким нервным сном…
Стало тихо и безразлично...
Чей-то спокойный, материнский голос наполнял тишину сказочными словами:
"В старину на одном острове жили ловцы чёрного жемчуга. Они никому не доверяли, им везде мерещились воры. Они ни на секунду не решались оставить свои сокровища без присмотра, и все найденные жемчужины носили с собой.
Ловцы ныряли глубоко-глубоко на песчаное дно моря, собирали драгоценные шарики и их кожаные сумки тяжелели день ото дня.
Сначала нырять и выныривать было легко, но со временем сумки стали такими тяжёлыми, что в один прекрасный день ловцы так и остались в морской пучине, не в силах расстаться со своим чёрным богатством…
И тебя это ждёт, потому что ты всю жизнь собирал чёрные жемчужины, наслаждался их блеском и прятал под свой паучий панцирь..."
Лёха вздрогнул. Его пальцы были в беспорядке разбросаны по подушке...
…ИХ КТО-ТО ОТРУБИЛ!
Лёха вскочил: пальцы были на месте. Он спрятал ладони подмышки и боязливо обернулся. Тихо. Он встал и, ощупывая своё небритое лицо, пошёл в туалет. Включил свет, резко открыл дверь. Никого. Лёха сел на унитаз и попытался расслабиться.
В углу что-то шевельнулось. Лёха дёрнул головой. Большой красный паук пробежал по стене…
Лёха похолодел…
Ещё один нырнул за сливной бочёк и мурашками рассыпался по Лёхиной спине.
Ещё один вылез из под ног…
Здоровые, мясистые, скрежещущие.
Лёха подскочил, как ужаленный и бросился в зал…
Пауки спрятались. Зал пугал их своей ослепительностью и пустотой.
Лёха сел в кресло и поджал ноги…
За окном выл ветер. Он, как раненый зверь, бился в слепые окна, просясь на ночлег. Где-то во дворе пронзительно скрипели детские качели. В комнате раскачивалась люстра. Лёхе показалось, что ещё немного и его озноб вызовет землетрясение.
Он достал из бара заветную бутылку текилы, нервно сорвал пробку и сделал глоток…
Кажется, полегчало…
Ветер унёс качели в какой-то другой двор. Люстра впилась в потолок, широко раскрыв свои лампочки.
Он прошёлся по комнатам. Всё было тихо и спокойно. Лёха немного пришёл в себя и решил вернуться в постель.
В коридоре он случайно взглянул в зеркало, но вместо себя увидел Марию. Её взгляд был спокоен и чист.
- Я прощаю тебя, - прошептала она.
Испустив пронзительный вопль, Лёха ударил рукой по зеркалу и закричал:
- Да подавись ты своим прощением! Не нужно оно мне! Я прожил жизнь так, как должен был прожить. Меня не за что прощать! Мне нечего стыдиться. Знай, что я умираю довольным, - он рухнул на пол и еле слышно прошептал, - потому что никому не сделал добра!..
23:00 - СХВАТКА
Было уже совсем поздно, когда Илья добрался до "Энки". Он вошёл в последний подъезд дома 106, поднялся по лестнице на пятый этаж, остановился перед квартирой номер девяносто восемь и прислушался...
Ничего подозрительного…
Дверь была открыта, и Илья бесшумно зашёл внутрь. Слева, в зале, горел свет. Он осторожно заглянул туда. Марина сидела на диване и подтачивала пилочкой ногти.
Из магнитофона струился женский голос:
"Против воли никто никого не спасёт. И заставить нельзя любить..."
Илья вошёл, скрипнув дверью.
"...но, конечно, однажды обманется тот, кто обманутым хочет быть..."
Марина не спеша подняла голову и взглянула на него.
"...Ты ждал ответа "да" или "нет", когда прислал свой дивный букет..."
Она смотрела на него так ясно, чисто и по-детски искренно, что Илье стало совестно за своё внезапное вторжение.
"...но мой ответ пока не готов, ведь твой букет из мёртвых цветов..."
Он хотел тут же упасть на колени и просить прощения за своё коварство.
"...Розы из бумаги, трепет лепестков. Лилии, маки из цветных шелков..."
Но через секунду он взял себя в руки и для начала просто поздоровался:
- Добрый вечер, Марина!
"...Розы из бумаги, ярко-алый цвет. Лилии, маки - неживой букет..."
- Добрый вечер, милый! - улыбаясь, ответила Марина, как будто в приходе Ильи не было ничего необычного. - Что же ты там стоишь? - продолжала она. - Иди сюда. Поцелуй меня.
Нечеловеческим усилием Илья заставил себя стоять на месте.
- Что-то не так? - всё с той же лучезарной улыбкой спросила Марина.
- Что-то не то происходит между нами, - вздохнул Илья.
- Что "не то"?..
- Ну, так сразу и не объяснишь, - замялся Илья, - хотя... представь, что у тебя есть свой дом с трассой и мансардой и у меня такой же.
- Ну и что же?
- Когда ты приходишь ко мне, все двери и окна моего дома раскрываются настежь, и даже маленькое слуховое окно на чердаке, которое обычно наглухо забито досками… А когда я прихожу к тебе, то окна твоего дома плотно закрыты ставнями. Я хочу войти, но не могу открыть ни одной двери. Почему твои двери закрыты?
- Ты ошибаешься, - улыбнулась Марина. - Для тебя они всегда открыты, просто ты дёргаешь дверь на себя, а она открывается вовнутрь.
- Значит, ты всё-таки любишь меня?
- Да, представь себе, - засмеялась Марина, - я влюбилась, как дура.
- Я тоже очень тебя люблю. Давай уедем, - вдруг горячо зашептал Илья. - Давай всё бросим. Всю эту магию, колдовство, чертовщину. Будем жить вместе.
Он взял Марину за руки, но тут ярко-жёлтый свет ударил его по глазам.
- Если ты действительно меня любишь, отдай мне камни! - крикнула Марина.
- Что? - растерянно пробормотал Илья.
И вдруг он взлетел вверх, и какая-то сила с хрустом вжала его в потолок.
- Отдай камни!
- Не отдам, - прохрипел Илья и, шмякнулся об пол.
Весь в побелке, он растянулся у ног Марины.
- Илья! Отдай камни по-хорошему, слышишь? - зашипела кудесница.
- Нет! Ты не любишь меня, - выдавил Илья, поднимаясь.
Его снова подбросило вверх и вдавило в потолок.
- Камни! - кричала Марина. - Мне нужны камни!
Илья почувствовал, что задыхается. Его крутило и болтало в разные стороны. Он вертелся в воздухе не хуже Дэвида Копперфильда. Вокруг всё мелькало, а в глазах стояло разгневанное лицо Марины.
"Вада, вада, з глыбиняу, з ильда, - мысленно проговорил Илья, - широка лиець, сцеражэ маю смерць."
В иллюзорном свете Вода-Камня лицо Марины стало голубым.
"Ещё несколько секунд без воздуха, - выпрыгнула шальная мысль, - и для меня всё будет не так уж важно."
Его полусумасшедший взгляд вцепился в Маринины глаза.
Скок, скок, скок запрыгали осколки мыслеобразов, сливаясь в телевизионную рябь.
"На помощь! - истошно взвыла животная Пани-Паника. - Вода-Камень помоги! Помоги!.."
Браслет резко уколол правое запястье.
Илья дёрнулся и вдруг ощутил сказочный прилив сил, второе дыхание, а в голове необыкновенную ясность.
Все воды мира стучали в его висках, пьянящим прибоем новой крови.
- Ты чувствуешь прикосновение Воды. - Илья каждое слово вбивал в холодные глаза Марины. - Всякая влага замедляет в тебе свой ход. Язык прилип к нёбу, слюна высохла. Кровь-водица застыла в венах...
Илья с размаху упал на пол, но боли не почувствовал.
Единственное ощущение - воздух наполняет лёгкие и можно дышать.
На диване в конвульсиях билась Марина.
- Амалазунта! - крикнул Илья, поднимаясь с колен.
Марина-Амалазунта медленно повернула голову.
Её взгляд заставил Илью побледнеть.
Что-то страшное было в этом взгляде: зрачки блеснули и тут же помутнели. Где-то в глубине их прошмыгнул облезлый хвост бурой крысы.
Илья поднял руки, и Камни-Обереги заиграли всеми оттенками красных и синих тонов.
- Встань вода и утопи огонь! - приказал Илья. - Амалазунта! Твоё сердце бьётся ровно. Приди огонь, испари воду! Ты чувствуешь, как горит всё твоё тело.
Ведьма скорчила страшную гримасу.
Крыса вылезла из норы и оскалила свои жёлтые зубы.
- Зямля, зямля мяне люляй, - зашипела кудесница, - Лясы, пали мне моц дали.
Пол стал вязким и липким, как трясина.
Илья почувствовал, что проваливается. Линолиум, жевательной резинкой, обволакивал, склеивал тело.
Илья стиснул зубы и уткнулся лбом в пол, нечеловеческим усилием пытаясь вырваться из ведьминого болота.
- Агонь, агонь, гары высока, - зашептал он, - Мая далонь - чырвона спёка.
Люстра взорвалась расплавленным хрусталём.
Раскалённый ветер пустыни ворвался в комнату…
Илье страшно захотелось пить.
Он поднял голову и... почувствовал, что волосы становятся дыбом.
Боже! Рядом с ним в болотной жиже копошились змеи, тритоны, черви…
Гады не просто лежали или ползали, они переплетались между собой, кишели, бурлили и хлюпали.
Илью словно подбросило…
Он выскочил на поверхность и, что есть силы, закричал:
- Амалалунта! Твоё тело покрывается коростой, крокодиловой кожей. Грубой, жёсткой, обволакивающей и сковывающей конечности.
Амалазунта откинулась на подушках, как поверженный рыцарь, которому доспехи мешают встать на ноги. Она выла, пытаясь подняться, но это ей не удавалось. Её вой становился ещё более резким и отвратительным…
Когда дыхание кудесницы успокоилось, Илья взял браслет с Огонь-Камнем и надел его на правую ногу Марины, а браслет с Вода-Камнем на левую.
И только он произнёс: "Святая Вода, промой тело! Священный Огонь, очисти душу!", Амалазунта испустила рёв, раздались ужасные, страшные, оглушительные звуки, и смертельным запахом чистейшей серы наполнился воздух…
Молнии блеснули над Щарой, глухим эхом отозвались громы, бешеные вихри-ураганы пронеслись над Городом. Огромный гриб поднялся к небесам и закрыл Луну.
Но сразу всё успокоилось: наступила тишина, воцарилась радость. Венера засверкала на небе - то богиня Счастья объявила о том, что настало время мира и любви…
Запах серы сменился ароматом распустившихся роз…
Контуры метки-звезды на правой руке Марины начали светлеть и вскоре окончательно растворились. Пятно, грязная метка ведьмы исчезла. Теперь её тело излучало свет и теплоту.
Илья взял браслеты с Камнями-Оберегами, своё дело они уже сделали и теперь в них не было надобности, и положил их на журнальный столик.
Всё это время он ни на мгновение не сводил глаз с возлюбленной. Марина была свежа, чиста и невинна…
Илья стоял перед ней на коленях, наверное, точно так же, как миллионы мужчин стоят на коленях перед своими возлюбленными, и всё-таки как-то по-особенному.
Он осторожно прикасался к её нежному телу, точно так же, как миллионы мужчин прикасаются к миллионам женских тел, но всё-таки как-то по-особенному.
Он замирал и ликовал так же, как миллионы мужчин замирали и ликовали до него и как будут замирать и ликовать после, но всё-таки как-то по-особенному.
Он как будто стучался в чудесные двери, ведущие в неведомый мир. Его манил этот мир, он не мог ждать. Он слышал его зов. Он слышал, как Маринины губы шепчут что-то его губам и зовут их к себе...
Ещё мгновение - и двери распахнулись...
Долгожданный поцелуй - и... раскололось грозовое небо, не стало тьмы, не стало холода и мрака! Преодолено проклятие! Нет больше Амалазунты, осталась только Марина…
Илья чувствовал теплоту её обворожительного тела. Он вдыхал его изысканный запах. Он узнавал его вкус и упивался им. Всеми клетками своего тела он чувствовал эту нежнейшую бархатную ткань.
Он чувствовал, как она розовеет, словно её покрывает лёгкий, как тень розы в серебряном зеркале, румянец.
Они кружились в фантастическом танце любви, обнимая и лаская друг друга. И когда Марина уснула, - уснула, став, наконец, влюблённой и возлюбленной женщиной, - уставший и обессиленный, но в то же время обрадованный и успокоенный Илья заснул рядом с ней.
Ему тут же приснился лёгкий, счастливый сон, в котором он и Марина бежали босиком по огромному цветочному лугу...
23:59 – ВОТ И ВСЁ
За стеной что-то цокнуло и модными шпильками рассыпалось по коридору...
Всё смолкло, притаилось, и только кран на кухне нарушал тишину, лениво сплёвывая мутные капли…
В этом нервном ритме, едва пискнув, открылась дверь..
На пороге стояла Амалазунта.
Какое-то время она прислушивалась к лёгкому дыханию спящих, потом подошла к кровати, взяла со столика Обереги и улыбнулась.
«Ай-да, я! Ай-да, сукина дочь!» - собиралась похвалить себя кудесница, однако вместо этого как-то странно дернула головой и без чувств упала на пол.
Из тени появилась Радибога.
Она отставила в сторону бейсбольную биту, подошла к кровати и бережно укрыла влюблённых.
Затем детские сандалики направились к журнальному столику. В маленькой ручке появилось крохотное зеркальце с отбитым острым краем…
Радибога уколола указательный палец Амалазунты. Та начала приходить в себя, но было уже поздно...
Когда кровь коснулась зеркальной поверхности, пространство исказил, похожий на лопанье мыльного пузыря, всплеск, и ведьма исчезла.
«Надо скорее порадовать бабушку!» - подумала Радибога, жонглируя Оберегами.
В хрупких детских ручонках браслеты казались слишком массивными и смотрелись словно корзинки для грибов.
Подойдя к двери, Спасительница Мира оглянулась, щёлкнула застёжками и улыбнулась милой беззаботной детской улыбкой.
Она знала, что сейчас влюблённые совершенно счастливы и пробуждение наступит не скоро.
Игорь ПРОКОФЬЕВ.
1999 – 2000 гг., Слоним.