3
— Он занимался спортом. У него вот здесь гантели, тренажер.
Девица подскочила с дивана, загасив сигарету в пепельнице так порывисто, что раскрошила ее в кучку дымящегося на хрустале табака.
— Да вы зайдите, зайдите вот в эту комнату.
Словно гид в музее имени Славы, грабанувшего прииск и кокнувшего сторожа с помощью дружка Коли, она шагнула в соседнюю комнату.
— Пока мама замуж не вышла, это была моя комната. А теперь тут что-то вроде спортзала.
— А ваш папа?
— Папа погиб на прииске, когда я была маленькой. А мама недавно вышла тут за одного коммерсанта. Рашидом его звать. Он торгует. Ну и Славе помогал начинать.
Гантели, штанга, тренажер, велоэргометр, поднатужившиеся культуристы на стене выглядели весьма внушительно. На столике в углу лежали как-то не вязавшиеся со всем этим спортинвентарем шахматы в великолепно инкрустированной коробке, являющейся в то же время и доской. Я откинул крючочек на этом чемоданчике гамбитов и сицилианских защит и обнаружил внутри, на малинового бархата подкладке, шикарные шахматы из настоящей слоновой кости. Каждая фигура покоилась в специально предназначенном для нее углублении. Вещь была дорогая. Я осторожно вынул из фигурной лунки черного короля и, разглядывая эту башню из слоновой кости, не понимал зачем молодым «качкам» такая вот интеллектуальная роскошь?
-Они и в шахматы играли? — спросил я, имея в виду Славу и Колю.
— Играли, но не очень. А в основном Рашид — сам с собой. Это его шахматы. Но тут ему нет достойных партнеров. Странный он, этот Рашид, — совсем о другом задумчиво добавила Валя. — Его мама любит. Он с ней живет. А мне делает любезности. Намекает на разное...
Не чувствуя себя уверенным в том, что я, знающий чуть больше знаменитого хода «е-два-е-четыре», смогу быть достойным партнером неизвестного мне Рашида, я вернул черного короля на место. Рядом с шахматной коробкой лежали дыроватые ватманские листы, ножницы, стояли две банки — одна с зеленой краской, другая с белилами.
— Что, ребята еще и плакатной живописью увлекались? — сыронизировал я, удивляясь талантам молодых грабителей. Развернув ватман, я увидел вырезанные в нем цифры и буквы трафарета.
— Нет. Это они хотели сделать надпись на гараже. Граффити. Для красоты. Комбинация из букв и цифр. А я помогала, — загадочно повела Валя плечами. — Они вообще любили все разрисовывать.
Это объяснение меня вполне устроило, так как в склонности парней к художествам я мог убедиться разглядывая их диковинный мотоцикл в милицейском дворе и мотоциклетные каски.
Еще одной достопримечательностью этой комнаты была аккуратно расстеленная и, как видно, предназначенная для того, чтобы заниматься на ней бодибилдингом, медвежья шкура. Я обходил ее, не решаясь наступить на такую роскошную вещь.
— Это шкура медведя, убитого папой, — сказала, оживившись, Валя.— Он был охотником. Но ружье мама продала. А жаль, красивое было.
Она присела на корточки. И стала переворачивать шкуру.
— Это необычная шкура. В нее можно залазить, здесь изнутри пришиты молнии. И застегивается все так, что если человек заберется внутрь, то получается настоящий медведь. Я когда была маленькой, пряталась в нее.
Неподвижная, как маска, медвежья морда со стеклянными вставными глазками, смотрела на меня, слегка оскалясь, словно недовольная моим повышенным любопытством.
— Через глаза можно смотреть, — прикоснулась Валя к кругленьким стекляшкам.— И обзор неплохой. Тут даже есть веревочки, которыми, пропустив изнутри и привязав их к рукам, можно имитировать оскал. Хотите -- покажу?
— Нет, не нужно.
Мне почему-то не хотелось, чтобы такая красивая девушка имитировала оскал.
— Слава наряжался в эту шкуру на прошлую Масленицу. Вот смеху-то было, — сказала Валя, кладя шкуру на прежнее место.
-- Коля спал в этой комнате. А мы со Славой — на диване — в большой, -- продолжала Валентина ознакомительную экскурсию. — У вас еще есть вопросы?
Она начинала нервничать.
— В каких отношениях были ребята с рабочими на прииске? Они об этом говорили?
— Они их не любили, этих вахлаков. Ведь их же обирает начальство — ежу понятно. В старательской артели работа — только для негров. Угробление здоровья. Правда, сейчас нет шурфов, в каком погиб папа, но все равно.
— Извините, Валя, но это очень важно для ребят: конфликтовали они с кем-нибудь из рабочих или нет?
— Да как не конфликтовать? У них же там все повязано. Их лишили половины заработка, премиальных — за то, что они в понедельник до обеда из города, с «балки» вернуться не успели. Если бы запили или что! Не любят они молодых. В бизнесе ничего не понимают. Знают только одно — тупо землю рыть.
— Значит, повздорили?
- Да еще как! Приехали в тот вечер с прииска злые, как черти. Сначала на тренажёре зло срывали. А потом врубили видак и давай обсуждать, как они всю бригаду накажут... Тут как раз и аванс подвезли... Говорила я им, говорила: не надо, подождите, чего горячиться? Уж если делать, то осенью... Ой, я, кажется, что-то лишнее сказала...
— Ничего, Валя, будем считать это конфиденциальной информацией. Вы же не следователю показания даете. Ну а еще что-нибудь примечательное накануне или после этой ночи было?
— Меня следователь не спрашивал, и я ему ничего об этом не говорила. А вам скажу. Ребята уехали на мотоцикле только утром. Грузовик во дворе оставили. Они как будто даже и не боялись, что за ними погоня будет. По крайней мере не торопились уезжать. А выехали часов в десять. Не спеша собирались, поглядывали на время, словно у них была на определенный час встреча назначена. Ну а часа через полтора слышу — шум моторов с дороги. Я — к окну. А там две иномарки. Остановились у калитки. Один вышел — здоровый такой, в темных очках. Остальные как сидели в машинах, так даже и не высунулись.
— Не разглядели -- сколько их было человек?
— Не до того было. Сердце екнуло. Эти похуже милиции... Один постучался. Вежливо спросил — нет ли дома Славы и Коли. И невозмутимо выслушав мой отрицательный ответ, удалился. Он тут же сел в машину — это я видела в окно. И их след простыл. Я тут думала — кто это мог быть. И вспомнила. Ребята как-то вернулись с барахолки хмурые. По отрывочным фразам я поняла, что на них наезжали крутые. Но со мной они этим делиться не хотели. И надо же — крутые заявились средь бела дня в то самое время, когда вся милиция на ногах, деньги ищет... Может, они с милицией заодно?
Она потерла детской ладошкой гладенький лобик, на который спадала кучеряшка.
— Их в милиции били! Я видела Славу — у него синяк.
— Благодарите Бога, что их изолировали от приисковиков, от родственников сторожа.
— У него нет здесь родственников.
— Все равно могло быть хуже.
Честно говоря, в этих синяках я ничего хорошего не усматривал, но не станешь же с каждым легавым штудировать права и обязанности милиционера в тот самый момент, когда, настигнув беглеца, он рвет его запястья наручниками!
— Последний вопрос, — открывая двери на веранду и переступая через порог, обратился я к Вале, заслонившей своей эффектной фигурой телевизор в другой комнате.
— Хоть два, — повела она плечами, уверенная в том, что произвела впечатление на старого Джона Меткий Глаз.
— Чем они занимались в тот вечер? Ведь они уходили отсюда?
— Да чем они могли заниматься? Колотушки смотрели. Врубили видак и сидели как сычи.
— Что за фильм? Что-то про ограбление?
— Да они через один — про ограбление. Вон, целая куча кассет. Нужны деньги — вооружаются и идут грабить банк. Они даже вот чем обзавелись на барахолке, -- Валя подошла к шкафу, стоящему возле стены, противоположной той, где напрягали мышцы плакатные культуристы, и вынула сверток.
— Вот. Эти черные трико, видите, и эти три черные шапочки. Прорезали щели для глаз и попросили меня заоверложить. Хотели, чтобы все было, как в кино. Вот. И перчатки кожаные есть. И кроссовки, — вынимала Валя из шкафа вещдок за вещдоком.
Я смотрел на эти маскарадные костюмы и начинал верить в то, что мальчики действительно насмотрелись фильмов про ограбления. Мне непонятно было только — для кого предназначался третий комплект гангстерской униформы? И почему при обыске на Валиной квартире не были изъяты эти интересные вещи.
— Вас обыскивали?
—Да. Перевернули все вверх дном. Тут весь уголовный розыск был во главе с Говорковым. Деньги искали. Думали, наверное, что ребята запрятали часть денег здесь... Потом прибиралась целый день...
И я еще раз удивился небрежности сыщиков, не удостоивших внимания показанных Валей маскарадных костюмов, с одной стороны весьма красноречиво свидетельствующих о том, сколь тщательно подготавливалось ограбление, с другой — о некотором инфантильно-игровом его характере.
Мне очень хотелось задать Вале вопрос о том — кто же в этом маскараде должен был играть роль третьей фигуры в маске? Но представив хрупкую в общем-то девушку в черном обтягивающем трико и в маске с прорезями для глаз, орудующую выдергой, не стал. Она свернула вещи, положив их на прежнее место, и, сунув в нижний ящик разноразмерные черные кроссовки, закрыла дверцу шкафа.
— Говорила я им, ничего у вас не получится, ничего, с этой дурацкой выдергой, с бортовушкой этой, со сварочным аппаратом! Ну, Славка, он ведь техникум закончил, в армии служил, но как уперся: "Сделаем все как надо! Все будет хорошо". Коля-то тот — гэпэтэушник, на газоэлектросварщика учился, вот и пригодилось. А убивать они никого не собирались. Случайность это! Да чё это я...
Из ее большущих карих глаз выкатились две слезинки. Уголки обильно напомаженных губ задрожали, подбородок запрыгал, безупречный детский лобик сморщился.
На этом мокром месте наш разговор мог бы и завершиться, если бы во дворе не зарокотал мотор подъезжающей машины. Незакрытые на веранду двери отворились и, чуть ли не столкнувшись со мною лицом к лицу, вошел мужчина. Это был симпатичный брюнет неопределенной национальности лет тридцати пяти. Вслед за ним вошла женщина. По ее внешности нетрудно было догадаться, что это Валина мать.
— Только журналистов здесь не хватало! — истерично взвизгнула тетя, возвращая мне удостоверение.
Глядя на эту тетю, можно было представить, как будет выглядеть юная Валя к тому времени, когда ребята выйдут на свободу, оттянув срок за грабеж и убийство.
— Ты, Верочка, не шуми, — совершенно без акцента сказал мужчина. — Не видишь, человек разобраться хочет.
И уже, обращаясь ко мне, добавил:
— Ну что возьмешь с этих пацанов?! Насмотрятся видиков, детективов начитаются...
Мы стояли в дверях.
— Вы — Рашид?
— Да... Вот видите, вам все известно. Наверняка вы знаете и о том, что труп сторожа не найден, а мальчишки могут и наговорить на себя для пущего геройства. Одно дело — кассу ограбить, а другое — сторожа пришить! Вы поглядите — что они смотрят! — кивнул он на телевизор в комнате. — Убийства. Ограбления. Секс...