- Ты жив? Значит и я живу! - сказала героиня фильма Никиты Михалкова своему мужу и я подумал о тебе, брат.
Когда я бываю на Воровского и вижу дом в котором ты жил, мне всегда становится не по себе и я стараюсь побыстрее пройти мимо.
Та же улица, тот же дом, те же люди живут здесь, а тебя нет. И от этого не перестает болеть сердце. Ведь сколько раз ты выходил из этого старого обшарпанного подъезда, сам или с кем-нибудь из друзей, а иногда и со мной!
Теперь, когда тебя нет, понимаю, как много ты для меня значил. Может быть, не всегда я был согласен с твоими решениями, мыслями или поступками, но одно то, что где-то рядом бурно катилась твоя жизнь, наполняло тихой радостью мое существование, брат. Да, на этой улице я теперь чувствую себя сиротливо, а как было раньше все наоборот! Я приезжал в отпуск или по какой-нибудь иной оказии и первым делом стремился сюда к тебе в подвал на Воровского! Если даже тебя не было, ты был еще на работе, но все равно встречал меня кто-нибудь из домашних, начинались бесконечные разговоры, расспросы, не прекращающиеся и при твоем появлении, а наоборот, достигавшие апогея и не снижавшиеся до моего отъезда.
Говорилось обо всем - о новой книге Василия Аксенова или свежем номере "Нового мира", о новостях из-за бугра. О том, почему Галина Серебрякова все время улыбается на фотографии или о том, что опять в горисполкоме что-то там намудрили с очередью на квартиру. Было на учете 1573 человека, дали сто квартир и теперь в ней уже 1705 человек и никаких концов не найдешь, кто крайний там у них!
- Хорошо, что я еще в очереди, держусь, - удовлетворенно говорил ты, - а то вон Сема у нас на работе, так его недавно выперли с очереди - оказались лишние сантиметры!
Прибегала твоя теща и с порога тараторила, что едет отдыхать в Ялту (не понятно было только, где это она уморилась, целый год нигде не работала): "дай, Игорек, пятьдесят рублей на дорогу, я тебе потом верну". И ты молча вынимал из кармана и отдавал деньги теще и она тут же мгновенно убиралась из подвала, спеша в такую желанную для нее Ялту.
А споры о новом польском фильме с Беатой Тышкевич или Збигневым Цыбульским в главной роли? Тогда они шли косяком, прекрасные польские картины. Чего только стоили "Пепел и алмаз" или, например, "Мать Иоанна от ангелов"!
Помню, как в Страсбурге мы попали с тобой в кино. В этот день мы должны были возвращаться в Париж, но решили перед отъездом что-нибудь посмотреть.
Показывали польский фильм, нашумевший в свое время. Не помню уже его название, помню только, что он состоял из трех новелл, каждой по своему интересной и своеобразной. Одна из них рассказывала о пожилом человеке, пенсионере. Целый день он ждет, что к нему придут и поздравят с днем рождения. Приходят бывшие сослуживцы, соседи, родственники и он каждый раз бежит к дверям с надеждой, что на этот раз, наконец, вспомнили, но в очередной раз приходят совершенно по другому поводу. И так никто и не вспомнил, какой сегодня день у этого старого, прожившего жизнь, человека, так и не уделили ему чуточку внимания и тепла.
Зал был почти пустой, зрители откровенно скучали, а ты не отрывался от экрана, сопереживая всему тому, что видел на нем. А после сеанса, когда мы шли на вокзал, ты, с сожалением вздохнув, сказал:
- Из каких, на первый взгляд, пустяков сделан фильм! Наши так не умеют.
Среди твоих друзей самым колоритным был, без сомнения, Алик Сорокин.
Он называл себя "шаровиком", т.е. тем, кто любил выпить "на шару" - на дурняка! В эпоху застоя это оказалось очень распространенным занятием. И по тому, как нынче упорно бьется славный рабочий класс о чугунные перегородки спецмагазинов, видно, что эта слабость не так просто преодолевается.
Но в те времена никто не думал о последствиях и Алик, хищно поводя из стороны в сторону своим большим шнобелем, намечал себе очередную жертву и не отходил от нее до тех пор, пока жертва не раскалывалась. Управу на него находил только ты, возле тебя Алик становился кротким, как овечка. Даже тогда, когда его избрали депутатом горсовета. В тот день, когда Алик шел на первую сессию вновь избранного горсовета, он, облачившись в первый в его жизни костюм, блистал, как новая копейка. Весь дом сбежался смотреть, как народный представитель идет исполнять свои священные обязанности. Но Алика хватило ненадолго. Через месяц он перестал ходить на заседания:
- Пошли они вон! Приходи с работы, умывайся, переодевайся, одевай шляпу, бери папку и иди с умным видом сидеть у них в кабинетах. Они там уже все между собой решили, а ты должен, как дурак, поднимать только руку.
Помню, как ты познакомил меня со своей будущей женой. Это было зимой, перед самым Новым годом. Я стоял возле универмага, на углу Пушкинской и Воровского и ждал вас. Вы должны были с минуты на минуту появиться и поэтому, наверное, я вас первым и заметил. Вы шли по Воровского снизу вверх, к универмагу и еще не видели меня, а я стоял и любовался вами.
"Какая ладная и красивая пара, на всю жизнь", - подумалось мне.
Во время работы я часто натыкаюсь на твои книги, что стоят у меня на полках. Я вижу их в твоих руках, когда ты их рассеянно листаешь, беседуя со мною, или читаешь, не обращая внимания на окружающих.
На одной из них, романе Н.Равича "Две столицы", сохранилась деловая запись: "5-22-25. Игорь. Общ. №2, аспирант. комнат. №3. 16/I- 65 г. Приду". Ты тогда еще учился в строительном на вечернем и подрабатывал здесь же в институте лаборантом. Помню, как долго уговаривал тебя Саржинский, зав. Кафедрой строительных материалов, чтобы ты перешел к нему работать.
И ты почти согласился, туманная перспектива научной работы, пусть туманная, но все-таки перспектива, манила тебя. Но женитьба поменяла все твои планы.
- Квартиры нет, а я буду делать ему докторскую. К тому же я беспартийный и останусь потом на бобах, - сказал ты и отказался.
Как-то вечером зашел в институт за тобой, ты еще не освободился и я ждал тебя в пустынном коридоре, а Саржинский шел мимо и, видя как я топчусь перед дверью кафедры, принял меня за студента:
- Вы сдавать зачет? - спросил он.
- Нет, я к брату, - ответил я.
- Игорь Ваш брат? О, у вашего брата золотая голова! - оживился Саржинский и потом долго стоял со мной, разговаривая о тебе.
Не скрою, было приятно слышать все это.
А однажды мы с папой стояли в его мастерской, которую он сделал из старого сарайчика, приткнувшегося возле покосившейся летней кухни и он, бережно взяв из кучи инструмента какие-то старые пассатижи, сказал мне:
- Это сделал Игорь, когда учился в училище. "Золотые руки у вашего мальчика", - сказал тогда мастер.
И отец бережно положил их на прежнее место.
Природа была щедра к тебе, но она же, эта неумолимая природа, а может равнодушное общество, сумели реализовать твои возможности процентов на тридцать, не больше.
В тот год твой сын пошел в первый класс, будет ли он помнить тебя?
Я копаюсь в памяти, вспоминаю каким был я сам, что помню о нашем отце, когда я пошел в школу и отыскиваю всего одну-две истории с ним. Вот он возвращается с фронта, вот мы едем куда-то в старом, скрипящем вагоне первых послевоенных лет. Смутно помню еще, как родители стоят возле дедушкиного дома, а я ношусь вокруг на трехколесном велосипеде. И все. Сколько ни роюсь в памяти, ничего больше нет...
Неужели и твой сын запомнит тебя по одной-двум сценкам? Как же все-таки это несправедливо!
На твоих похоронах возле тебя стоял какой-то немой и все пытался что-то сказать. Это было до того нелепо, что его хотели поначалу прогнать, но кто-то сказал, что ты с ним часто разговаривал во дворе, возвращаясь с работы. Ты присаживался отдохнуть на ступеньках винтовой лестницы. Она тянулась со второго этажа, дом был старый, двухэтажный, к тебе в подвал. А рядом немой, жестикулируя, что-то гудел тебе на ухо, а ты, ласково похлопывая его по плечу, согласно кивал головой. И вот теперь он стоял возле тебя и плакал.
Твоя гибель подкосила всех нас. Папа с мамой как-то сразу постарели. Я их видел в 82-м на кладбище у тебя - не приведи Господь дожить до такой сцены, а довелось...
Мама присела на скамеечку и, чуточку наклонившись, бережно гладила краешек могилы, а папа, сгорбившись, одиноко стоял рядом. О чем они думали тогда? О твоей жизни, что пронеслась перед ними, как одно мгновение, или о том, что не смогли собой прикрыть тебя от автомобиля?
В тот день ты по пути на работу заехал в горсовет узнать, как движется очередь на квартиру. И обнаружив, что она вновь попятилась назад, поругался с власть предержащими и в таком состоянии вылетел на мотоцикле на Пролетарский бульвар. Впереди идущая машина внезапно затормозила и ты, чтобы в нее не врезаться, вильнул влево, а навстречу уже несся тот автомобиль и свернуть уже не было куда, оставались секунды до удара... и все...
Шли вы тогда по Воровского молодые и красивые, улыбаясь и весело переговариваясь между собой, а под вашими ногами негромко похрустывал снег. И я подумал, ребята, что встретились вы на всю вашу жизнь, оказалось, что на всю твою недолгую жизнь, брат ...