Костя Мельниченко ожесточился отсутствием хлеба в доме - надвигался ужин и этим следовало озаботиться. Поэтому оставив супругу колдовать возле пустой газовой плиты, он устремился в гастроном, имея в виду то, из-за чего и начался наш рассказ. Пройдя штопором сквозь тревожно метавшуюся по гастроному толпу соотечественников, Костя проник в хлебный отдел и схватил темный кирпичик хлеба, сиротливо забившийся в угол на полке.
- Че, уже нет?! - изумленно признала выросшая рядом тучная особа в зеленой вязаной шапочке.
- Нету! - грустно подтвердил опоздавший индивидуум в плаще, по виду профессор из местного университета. Он только что покинул кафедру
и как всегда, не угнался за более легкими на подъем своими согражданами, не отягощенными специальными знаниями по истории стран Магриба.
Но Мельниченко не стал ввязываться в дискуссию, справедливо полагая, что она будет отделять его от цели, и начал быстро ввинчиваться в пространство, держа направление на выход из гастронома. Но не тут-то было.
- Омоновцы! Омоновцы! - тревожно зашелестело вокруг и Мельниченко увидел, как выход на улицу перекрыли двое плечистых парней в грязно-зеленой форме.
- Излишки будут отбирать! - охнула рядом та, в зеленой шапочке, прижимая к своей груди разбухший ридикюль.
Мельниченко испуганно заглянул в свою сумку, там на дне лежал недозволенный кирпичик хлеба. "Иди, знай!" - ругнулся он в душе и сунул хлеб под измятый номер старой газеты. Авось не заметят. А по кафельному полу гастронома уже шел, звеня подковами командир в плащ-палатке. Мельниченко заметался, стараясь найти выход, но со всех сторон встречали его темные стены, равнодушно смотревшие мимо.
- О-ох! - выдохнули все обреченно и Мельниченко увидел, как двое здоровых верзил вели куда-то низенького старичка в стоптанной обуви и длинном пиджаке, на лацканах которого блестели старые награды.
Оказывается, у него обнаружили лишних двести грамм любительской колбасы. И здесь Мельниченко настигли. Он почувствовал, как чьи-то сильные руки схватили его и притиснули к стене и кто-то сноровисто прошелся по его карманам.
- Еще один попался! - прозвучал за чей-то спиной торжествующий голос. - Пиши. Полбуханки хлеба выше нормы.
- В расход! - услыхал он властный голос командира и почувствовал, как мгновенно ослабели его ноги, куда-то пропал воздух и его, подхватив под руки, поволокли к выходу.
Он успел еще увидеть мелькнувшего в толпе профессора, тот грустно смотрел оттуда на своего незадачливого современника, а Мельниченко уже вталкивали в закрытую машину, лязгнула засовами дверь и он очутился в темноте. Машина тронулась с места и Мельниченко, подскакивая на ухабах, поехал, замирая от неизвестности. Когда глаза привыкли к темноте, Мельниченко увидел, что в машине он не один. Рядом с ним обреченно тряслись старичок с наградами и та особа в вязаной шапочке. Машина внезапно остановилась и тут же открылась дверь, резко ударил в глаза свет и сразу прозвучал чей-то громкий голос:
- Выходи!
Они выбрались из машины и затравленно оглянулись. Стояли возле какой-то кирпичной, местами оштукатуренной стены, а прямо от их ног начиналось поле, уходящее до самого горизонта. Первого увели старичка, он нерешительно оглянулся и перед тем, как уйти, сказал:
- Ей-богу не виноват. Старуха моя ... захотела ... полакомиться.
И когда за поворотом стены резко прозвучали выстрелы, и следом увели упиравшуюся, на глазах похудевшую особу в шапочке, Мельниченко понял, что терять время дальше нельзя. С ним шутить никто здесь не собирался. Обостренным боковым зрением он увидел за машиной провал в стене и как только женщину начали подводить к повороту, изо всех сил толкнул зазевавшегося омоновца и ринулся сломя голову к спасительной дыре.
- Стой, гад! Стрелять буду! - кричали за спиной, но Мельниченко, нырнув в пролом, уже огромными скачками несся, петляя как заяц, в молодой поросли леса.
- Па-ах-а-а-ах! П-ах-а-а-ах! - свистело над головой, но он уходил, на этот раз уходил!
А мертво схваченной рукой билась о листья сумка, где на донышке лежал забытый всеми кирпичик хлеба.