Осінній лист простягує мені долоні... (Вiктор Костюченко)
Вы меня не помните? - через стол улыбалось круглое симпатичное лицо, только вот глаза какие-то как бы это сказать поточнее, настороженные, что ли.
- Нет, не помню, - излишне суховато, чем хотелось, ответила она, застенчиво щурясь на незнакомого кавалера, пытаясь разобраться в причинах его интереса к ее особе. Ведь в санатории есть и более эффектные женщины, не чета ей.
- Воевали рядом, вы у артиллеристов, а я в зенитном, пятьсот семьдесят пятом полку, - продолжал лучиться ей навстречу розовощекий крепыш.
Ага, вот откуда у него такая военная выправка. Она покопалась в памяти, Господи, разве всех упомнишь, столько видано-перевидано за эти четыре долгих военных года и отрицательно повела головой:
- Нет, извините, не припомню.
- Жаль, - с лица собеседника слетела улыбка, но он по-прежнему излучал волю и напор. - А я вас сразу узнал. Вы Лиза, Елизавета Чемерис. Комсомольский вожак батальона.
Удивленно покивала головой, Да, так все и было. Не соглашалась, но девчата выбрали.
А комиссар полка майор Белобородов одобрительно гудел тогда:
- Лизонька, не бойся, помогу, справишься.
И чтобы окончательно развеять сомнения, спросила:
- А как фамилия вашего командира полка?
- Бурнашов, - выпалил розовощекий и, упреждая ее следующий вопрос, добавил: - А вашего полка Куревич, Иван Людвигович.
- Все правильно, - кивнула она, сдаваясь. И все-таки еще спросила: - Вы недавно здесь? Я вас что-то раньше не видела.
- Да, да, - закивал торопливо собеседник, - я здесь всего второй день. Только приехал.
Официант в белой паре выжидательно вырос у стола.
- Что будем пить? - обворожительная улыбка вновь появилась на его лице.
- Я, пожалуй ,... - нерешительно начала она.
- Нет, нет, что вы! Быть на Кавказе и не попробовать местного вина! - искренне возмущался он.
- Бутылку саперави и... и... - изучая меню продолжал оптимист, кажется, Леонид, так неожиданно представился, что толком не расслышала имя, а теперь неудобно переспрашивать.
- ... и курицу по-телавски с приправой. Не возражаете?
Официант кивнул и, уходя, бросил взгляд на нее, из-за спины Леонида. На кого так смотрят? Вспомни, для тебя это очень важно!
Первый тост был, естественно, за встречу. Леонид без умолку тараторил, а она вновь перехватила взгляд официанта. Посмотрел с сожалением и прикрыл свои глаза ресницами, как бы отгородился от всех.
Что-то здесь не так. Но что именно? Незаметно оглянулась. Обычный зал курортного ресторанчика. В углу оживленно беседует компания мужчин, по виду местные. На столе бутылка вина, напротив каждого стакан. Ни на кого не обращают внимания.
Еще раз осмотрелась. И поняла, что ее все время смущало. Он посадил ее за стол так, что сам был в тени, а на нее падал яркий свет из окна, ослеплял. Вот оно что! Может быть, случайно? Чем, собственно, могла привлечь их внимание?
Наклонилась к своему собеседнику:
- Помните Сашу Морозова? Комсорг полка. Погиб в сорок пятом... жаль...
- Да, да, - подхватил Леонид, - хороший был парень. Давайте помянем всех, кто не вернулся.
Она кивнула, и они молча выпили. Хмель ее не брал, наоборот, голова стала светлая и работала, как часы. Комсоргом полка у них был Васильчук, и не погиб, остался жив.
В первую очередь надо отвязаться от этого субъекта. Она посмотрела на часы. И улыбнулась Леониду.
- Пора, как бы главврач не заругал!
- Что нам главврач! - начал было Леонид, но тут же осекся, - да, да, конечно, режим есть режим.
Они прошлись по улочкам Ессентуков, вышли на площадь, миновав бювет, там еще толпились отдыхающие, пили воду, пересекли железнодорожные пути и подошли к санаторию.
- Завтра встретимся! - обворожительная улыбка не исчезала, правда глаза глянули насмешливо, но только на миг.
У себя в комнате она осторожно прикрыла дверь, прислушалась, тишина, не стала включать свет и подошла к окну, выглянула из-за гардины. Прямо перед нею убегала прочь, пропадая в наступавших сумерках, ухоженная дорожка, как бы предлагая немедленно присоединиться к ней. Пересохло в горле и она раза два глотнула воздух, превозмогая желание тут же все бросить и устремиться прочь отсюда. Но остановила себя. Не дури, потеряешь голову, пропадешь!
Вышла в вестибюль, дежурная корпела над вязанием, в углу сидели две женщины и о чем-то говорили. Из радиоточки доносились последние известия.
Как бы невзначай вышла на крыльцо санатория, внизу на садовой скамейке сидел какой-то парень. Все ясно. Она вернулась к себе.
Надо было немедленно уходить, пока не поздно. На вокзал идти нельзя, там наверняка уже ожидают.
Приняв решение, мозг работал четко, ясно и хладнокровно, как когда-то на фронте.
Любопытно все-таки, чем это она их заинтересовала?
Открыв платяной шкаф, замерла, внизу лежал раскрытый чемодан. Она отчетливо помнила, что закрывала его.
Быстро просмотрела содержимое, нет, все на месте, и документы тоже.
Не скрывали своих следов, значит, ей ходить на свободе всего ничего. Могут сегодня ночью придти. Паспорт, военный билет, санаторную книжку спрятала на груди.
Уже стемнело, она осторожно открыла окно, прислушалась, тишина била в уши, легко спрыгнула вниз на дорожку, прикрыла за собой ставни и быстро зашагала в темноту.
Уходила в горы, подальше от железнодорожной станции. Когда последние домики погасли за поворотом, остановилась отдышаться. Тишина. Вдалеке мигали редкими огоньками Ессентуки.
В один из дней ездили в горы на экскурсию, запомнила, что километрах в двух, если держаться правой стороны, расположился аул. Останавливались тогда у крайней сакли утолять жажду. Старик, хозяин, выносил в кувшине холодную ключевую воду, все удивлялся, что она такая молодая, а уже орден на груди.
- Воевала, доченька? - почтительно кивал головою. - Дай Бог тебе здоровья. Мои дети тоже воевали, двое не вернулись...
Затарахтела сзади машина, она еле успела сбежать с дороги и спрятаться в камнях.
Медленно проехала эмка, из нее выглядывало двое (отсюда нельзя было рассмотреть, кто именно) и сторожко смотрели во все стороны.
Подождала, пока машина не уехала назад. Значит, здесь уже искать не будут.
В темноте чуть не прошла мимо, да собаки подняли такой лай, что остановилась.
Во дворе кто-то возился у колодца. Потом подошел к воротам, отогнал собак, стоял, пытаясь рассмотреть в темноте, кто это там белеет на дороге.
- Отец!- позвала она старика.
- А-а-а, это ты, доченька, - узнал тот. - Заходи, заходи, гостей будешь.
Потом сидела в комнате с низким темным потолком, ежилась у очага. Старик вышел на минуту и вернулся с теплым тулупом, накинул ей на плечи:
- Грейся, дорогая!
- Помоги, отец, - сказала она, - мне надо отсюда уехать.
Он помолчал, рассматривая ее сжавшуюся фигурку, лицо, слабо освещенное огнем, потом сказал:
- Хорошо, отдыхай, в три часа я отвезу тебя к поезду. Там работает мой друг, Ахмед. Он машинист, тебе поможет.
Темной ночью старик отвез ее на полустанок и передал, полусонную, Ахмеду. Что-то долго, горячо, гортанно, говорил ему, плотному вымазанному углем с ног до головы, и так темному, как смоль, мужчине средних лет и тот согласно кивал головой, удивленно посматривая на неожиданную спутницу. Так и уехали.
И было это в Году от рождества Христова 1952-м, месяца июлия, восьмого дни...